Просто друзья

Глава 3.

Воспоминания из дневника Милы.

Дом семьи Навицких остался прежним. Все такой же величественный, с колоннами возле главного входа. Великолепный сад на заднем дворе – гордость Натальи Матвеевны – жены Павла Навицкого, друга моего отца. Я знаю его с детства. Он всегда дарил мне какую-то безделушку: то куклу, которой еще ни у кого нет даже в столице, потому что он привез ее из Германии, для меня, то эксклюзивный шоколад из Швейцарии, где он был по делам бизнеса, то платье принцессы из мультика с Таймс Сквер в Нью-Йорке. Мне иногда казалось, что он всю жизнь мечтал о дочери, но по каким-то неизвестным причинам ее нет. Но есть я – дочь его друга.

Последний раз я была в этом доме больше четырех лет назад. Павел подарил мне набор косметики. Мне же было пятнадцать лет. Какая молодая девушка не мечтает об этом? Тогда тоже был ужин. Но Глеб опаздывал. Он вообще редко был за столом. Навицкий младший пришел намного позже. Я помню, что был одет в спортивный костюм, говорил, якобы задержался в спортзале. Глаза только его врали. Я это поняла по их блеску. Они неестественно отражали свет ламп. Горели очень ярко. А еще он ни на кого не смотрел, будто разговаривал сам с собой. Было обидно. Мне хотелось, чтобы он посмотрел на меня, потому что всегда нравились его глаза. Черные. Безумно черные. Хотя я понимаю, что такого не бывает, они просто карие.

Глеб сел с краю, далеко от меня. Такой свободный. Ему не писаны правила, которые были вбиты в мою голову с раннего детства: как сидеть, что говорить, как смотреть, что и как есть. Их много, этих правил. По ним оценивают человека в высшем обществе. Рамки, за которые я, наверное, никогда не решусь выйти. А он мог. Что я чувствую? Чуть-чуть завидую его свободе. Но мы не можем быть полностью свободны, ведь живем не в том мире. У Глеба Навицкого тоже есть то, что ограничивает его. Любопытно было бы узнать, что именно.

В тот вечер он даже не притронулся к еде. Это странно, ведь повар Навицких – Жерар – очень вкусно готовит. Особенно ему удаются профитроли. Божественно. Он их может делать и с заварным кремом, и с творожным сыром и красной рыбой. А еще его буф бургиньен. Вкуснее я не пробовала даже во Франции, где проводила несколько летних сезонов.

Только все это неважно. Я смотрю на Глеба и вижу человека, который лишний в этом обществе. Или он делает вид. Тогда он хороший актер, потому что я ему верю.

Он сидит вальяжно, закинув ногу на ногу, его комментарии заставляют меня смеяться, но я не позволяю себе этого, так как это будет неправильно. Еще он смешно закатывает глаза, когда его критикуют.

– Глеб, прошу, сядь как подобает, – просит его мама.

– Прости, пропустил урок, как удобней сидеть за столом. Покажешь? – у него приятный голос.

– Будь добр, дорогой, прими правильное положение, – еще раз просит его мама, а он сидит и не двигается, рассматривает узор на салфетке, возможно, о чем-то задумался. Хотела бы я заглянуть в его мысли.

– Меня всегда поражали эти никому ненужные правила. Вот вы сидите с такой спиной, будто кол проглотили. Скажите, вам правда удобно? Ну серьезно. Кому станет плохо от того, что вы просто сядете, как нормальные люди? Да никому. Мила, вот тебе удобно так сидеть? Даже отсюда видно, что у тебя уже спина затекла, – он обращается ко мне. На моей памяти это первый раз за последние годы.

В этот момент все смотрят на меня. Я привыкла к вниманию, меня это никак не беспокоит, потому что уверена в себе и своих силах. Но сейчас Глеб Навицкий застал меня врасплох. Не люблю вопросы, на которые не знаю ответа. То есть ответ то я знаю, но не могу его озвучить, так нельзя делать.

– Мила с семи лет занимается балетом, Глеб. Для нее сидеть с такой спиной – норма. – Мама помогла мне выкрутиться из этой ситуации. Она часто приходит на помощь.

– У тебя странный голос, Мила. Ощущение, что он принадлежит женщине постарше, никак не пятнадцатилетней девушке, – он смотрит на меня, а не на маму. Провокатор. А мне хочется смеяться. Снова. Да потому что правда смешно. Мама бы не оценила это. Поэтому я и веду дневник. Только так я могу сказать то, что думаю, а не то, что надо говорить.

– Моя мама права, Глеб Навицкий, – легкая улыбка, – я всю свою жизнь увлечена балетом. Прямая спина – меньшее из того, что мне приходится терпеть.

Он больше не улыбается, резко стал серьезным. Это пугает.

– Красивый голос, – ответил мне.

– Да, Мила, как у тебя дела в Академии? – переводит тему его мама.

– Все замечательно, Наталья Матвеевна. Все, как и положено, сначала разогрев, балетный класс, прыжки, потом уроки сценической практики.

– Ты же будешь продолжать учиться там и после?

– Да, буду поступать через три года.

– Молодец, Мила. Мы все тобой гордимся.

На этом интерес к моей персоне закончился. А я могла еще долго рассказывать про балет.

– А ты, Глеб? – Отец обращается к нему. – Какие планы у тебя? Ты же первый курс закончил, если мне не изменяет память.

– Спросите у отца. Его план в отношении меня уже расписан на долгие, долгие годы. Да, отец? – выделил он последнее свое слово. Для меня такое обращение к родному человеку дико. Мне не понять его поведения. Впрочем, не мне судить.

– Глеб! – Наталья Матвеевна пытается сгладить углы. Они всегда очень острые, когда дело касается их сына, я так заметила.

– Ну а что хочешь ты? – мой отец от него не отстает.

– Я? Хм…Девчонок? – он засмеялся. Очень заразительно. – Знаете, есть такой гонщик Айртон Силва. Он был назван самым лучшим в истории Формулы-1 в 2009 среди всех гонщиков. Круто, да? – ой, Глеб, ты же знаешь, что нельзя говорить слово круто. Но намеренно его используешь, – Но не это важно. Представьте себе, он всю жизнь посвятил себя гонкам, даже семья у него стояла не на первом месте, развелся из-за этого с женой. Прожил с той всего каких-то два года. Да не суть. Кстати, кого-то мне это напоминает. – Он взглянул на своего отца и сразу же вернулся к моему, – Его жизнь – это скорость, карты (Прим. автора – простейший гоночный автомобиль без кузова) и гонки. В 1984 году на Гран-при в Монако набрал два очка, когда сделать это было практически нереально. Лил сильный дождь, да и другие болиды (Прим. автора – тип гоночного автомобиля) были мощнее и технически лучше. Среди них был и чемпион мира Ники Лауда.

– Так ты гонщик?

– Ага. В моих венах – скорость, а мое сердце – двигатель. – Вижу азарт в его глазах. Стало интересно, что я смогу увидеть в его глазах, когда он за рулем своей машины.

Но я никогда не понимала то, о чем рассказывает Глеб. Не люблю риск и скорость. Слишком опасно.

Еще какое-то время Глеб был с нами. Такой другой, но своей особенностью он притягивает к себе. А потом ему кто-то позвонил, и он ушел. И сразу за столом стало скучно. Заметила это только я.

В тот вечер я долго думала о том, что сказал Глеб Навицкий. В его венах течет скорость. А что течет в моих? Танец? Искусство? Если он живет гонками, машинами, то чем живу я?

А потом я заснула. Мне снились трассы, по которым с бешеной скоростью пилоты Фомулы-1 разрезают пространство на своих болидах. И поклялась, что никогда не сяду за руль даже обычной машины.