Глава 4

Финн

Межграничье. Я не мог заставить себя сделать еще один шаг ближе. Я провел слишком много времени, избегая этого места. Избегая воспоминаний об Элисон и о том, как сильно я ее хотел. Избегая того, как то желание ослепило меня и привело наши отношения к таким последствиям и на что это все обрекло нас обоих. Выбирать, отправлять ли души за ворота, было легче, чем сталкиваться с воспоминаниями, скрывающимися за каждой тенью внутри. Бальтазар дал понять, что у меня было множество других напоминаний и без того. Но, конечно же, это было мое наказание. Каждая жатва была связана с чем-то, что я сделал, и что я ненавидел это. Только Бог знал, как долго он собирался продолжать это. После сегодняшнего дня… У меня было чувство, будто это никогда не закончится.

Привратник в сером плаще с капюшоном приподнял бровь и спросил меня.

— Ты идешь или нет?

Я кивнул и ступил через ворота, оглядываясь на застывший горизонт. Не день, не ночь, не свет и не тьма. Лишь туманный покров, цвета угля, который я не мог ощутить на лице, и букет звезд, граничащих со стеклянным полом под моими ногами. Качающаяся масса серебряной пшеницы, которая всегда располагалась вдалеке, исходящая конусом во вращающиеся горы, где ее поглощали тени. Там не было ни одной плакучей ивы, небоскреба, кораблекрушения, или двухэтажного автобуса, но их темные тени блуждали по бесцветной местности, словно призраки давно забытой земли.

Где-то вдали, поток волн омывал берег, который мне никогда не удавалось найти. Прежде, когда она однажды была лишь моей Элисон, мы с Эммой искали его часами. Даже после того, как я был вызван на жатву, Элисон преодолела бесчисленное количество миль пустоты, в поисках призрака моря, которого не существовало. Позже, я нашел ее лежащую на стеклянном полу, пристально всматривающуюся в длинную тень в виде спирали, которая колыхалась от отдаленных криков.

— Я не могу вспомнить, что это, — прошептала она, кажущаяся столь маленькой и потерянной. — Я должна знать, что это, да?

— Это американские горки, — сказал я ей, — или их тень, так или иначе.

Она лишь кивнула, тихое возбуждение кружилось в глубине ее глаз цвета голубого океана.

— А я…

Я встал на колени возле нее и смахнул белокурые волосы с ее шеи.

— Ты — Элисон, — сказал я. — Ты — моя Элисон.

Я сморгнул воспоминание, когда толпа собирающихся жнецов стала слишком громкой, чтобы игнорировать ее. Нервная энергия проскакивала сквозь толпу, словно искры… возникающие, когда жнецы из Рая, Межграничья и Ада собирались в одном месте. Я мог ощутить те искры в моей груди, вонзающие страх в мои дрожащие конечности. Нас не вызывали на собрание подобное этому так уж часто, и не нужно было быть гением, чтобы понять, что это собрание было посвящено мне.

Я оставался на окраине толпы, избегая пристальных взглядов и шепота, которые распространялись как вирус, когда я двинулся к собирающейся площади. Для них я не был просто жнецом. Для них, я был изгнанником, который нарушил вековое правило и влюбился в подопечного, бросил вызов Бальтазару непростительным способом и вышел сухим из воды. Для них, я плюнул в лицо Богу.

И теперь, я снова сделал это. Они просто еще этого не знали.

Я искал надежное, знакомое лицо. Истона или Анаю, желательно, но с другой стороны, я был бы рад и Скауту, жнецу, призванному двадцать лет назад или около того. Что означало, что он все еще был новеньким. И глупым. Предназначенная ему территория перетекала в нашу, поэтому наши пути пересекались, время от времени. Он больше всех походил на моего друга, за исключением Истона и Анаи, и хотя у Скаута было много черт, критика не была одной из них.

Не имея возможности найти всех трех, я был вынужден столкнуться лицом к лицу с действительностью моей ситуации. Бальтазар стоял на ступеньках в Главный Зал, единственное настоящее здание в Межграничье, хотя никто из нас никогда не заходил внутрь. Сияющие мраморные ступени вели вверх к зеркальной конструкции, ее стены, словно зеркала, были такими, что почти исчезали в небытии, окружавшем их. Жнецы кружили вокруг высохшего, каменного фонтана в центре площади, бросая вопросительные взгляды в мою сторону. Бальтазар сомкнул губы и пристально посмотрел на меня.

Этот взгляд говорил, что мне конец.

— Десять минут, люди! — прогремел голос Бальтазара через толпу, как волна, распространяясь эхом на бесчисленном количестве языков так, чтобы все поняли его послание. — Сядьте или мое терпение закончиться. Не думаю, что кто-либо из вас хочет узнать, на что это похоже.

Жнецы рассеялись в панике, пытаясь найти место, чтобы сесть. Я сунул руки в карманы и помчался к месту, где заметил садящегося Истона.

— Привет, — сказал я, подсаживаясь к нему. Он сложил руки на груди и уставился на позолоченный аналой[5] на вершине ступенек, ожидая появления Бальтазара. — Ты все еще дуешься на меня?

— Он предупреждал тебя, Финн. Он сказал тебе, что произойдет, если ты снова вмешаешься в ее жизнь.

— Я же сказал тебе, я не хотел, — прошептал я. — Это… просто случилось.

— Ты даже больший болван, чем я думал, если ты считаешь, что он купится на это.

Нахлынул темно-серый туман, сооружая стены тьмы вокруг нас, изолируя нас. Не то чтобы нам было нужно напоминать, что нам не позволялось общаться с душами. Мой маленький трюк с Элисон уже позаботился об этом.

Я съехал ниже на моем стуле, ненавидя то, как жнецы вокруг нас смотрели, как будто они собирались стать свидетелями смертной казни. Моей казни.

— Чего ты хочешь от меня, Истон?

Его глаза, две фиолетовые прорези, пронзили меня пристальным взглядом.

— Я хочу, чтобы ты перестал быть такой невежей, чтобы волноваться лишь о той тупой смертной.

— Не называй ее тупой.

— Отлично, — прошипел он, наклоняясь вперед так, что я не мог избежать запаха серы и смерти, проносившихся между нами. — Это ты тупой. Ты тупой и кретин.

— Что у тебя за проблемы? — несколько жнецов в белых пиджаках с мрачными зелеными глазами изумленно посмотрели на нас, поэтому я понизил голос. — Это к тебе не относится.

— Не относится ко мне? Кому, ты думаешь, он поручит затащить тебя в Ад, когда закончит давать тебе вторые шансы?

Я мог только изумленно смотреть на него. Возможно, потому что я все еще был наполовину собранной мозаикой без Эммы. Возможно, я до сих пор получал удовольствие от прикосновения к ней. Какой бы не была причина, я не мог подобрать слов, чтобы прояснить это между нами.

— Ты — мой друг, — его голос надломился, чего я никогда не видел за семьдесят лет жатвы с Истоном. — Мой лучший друг, ты, эгоистичный ублюдок. И теперь ты собираешься… — он покачал головой и плотно сжал губы. — Если бы ты в полной мере осознавал, что такое настоящий Ад, мы бы сейчас не вели этот диалог.

Я потер лицо руками и сквозь пальцы посмотрел на черные армейские ботинки Истона. Я пытался представить то, о чем он мне говорил. Единственный известный мне Ад — существовать без Эммы пятнадцать лет, не зная, в какую жизнь я отправил ее. Была ли она счастлива? Была ли она в безопасности? Был ли кто-то, кто любил ее также сильно как я? Я провел слишком много времени в незнании. Наконец, я заговорил прямо в свои ладони, надеясь, что Истон мог услышать меня, потому что я не был готов посмотреть на него. — Мне жаль.

Истон подвинулся в кресле, склонившись достаточно близко, чтобы шепнуть.

— Не настолько жаль в сравнении тем, что ты будешь чувствовать, если окажешься внизу. Ты ведь знаешь свой маленький страх огня?

Я сглотнул.

— Они используют это против тебя. Ты не просто сгоришь. Ты растаешь. Медленно. И когда от тебя станется только булькающая лужа плоти, праха и крови, они вернут тебя к жизни, чтобы снова проделать это.

Шепот Истона обжигал меня. Я дернулся от него на дюйм. От его жара.

Он мельком взглянул на пространство между нами и покачал головой.

— Ты вообще беспокоишься о том, каково будет мне передать тебя им? — Его ожесточенный взгляд не отпускал меня, ища что-то. Я не был уверен, что именно. — Конечно же нет. Все о чем ты будешь когда-нибудь беспокоиться, так это в порядке ли твой драгоценный человечек.

Истон вскочил, опрокинув свое кресло, но Скаут успел поймать его носком своего теннисного ботинка до того, как оно бы ударилось о стеклянный пол.

— У вас двоих очередная ссора влюбленных?

Он развернул стул спинкой вперед и плюхнулся на него, ухмыляясь Истону. На какой-то миг мне показалось, что Истон мог бы растереть Скаута и его блестящие белокурые кудри в пыль, но он всего лишь проворчал что-то себе под нос и стремительно удалился, оставив меня задыхаться в гниющей вони смерти и разрушения, след которых он оставил после себя.

— На твоей стороне границы всегда так много драмы. Возможно, мне стоит попросить перевод, — сказал Скаут, подмигивая милой жнице с территории Восточного Побережья. — Но с другой стороны, и у востока есть свои преимущества.

Скаут выглядел точно также как и в тот день, когда Истон пришел, чтобы забрать его душу. Точно также как и в тот день, когда он согласился стать одним из нас, чтобы искупить свой уход из Ада, навсегда застывший в том же самом высоком атлетичном телосложении с кудрявыми белокурыми волосами и загорелой кожей серфингиста, привлекавшей к нему взгляды девушек, когда он был живым. И он по-прежнему использовал те взгляды в свою пользу. Даже в смерти.

Мы все были тщательно отобраны. Каждый из нас был душой, переступившей моральную черту, достаточно далеко, чтобы дать Бальтазару возможность, нужную ему, чтобы намотать нас на катушку. Я бы сбил не меньше трех самолетов в мои последние часы. Это могла бы быть война, но для них убийство было убийством.

Я наблюдал, как он глазами раздевал рыжеволосую жницу, стараясь не раздражаться. Я знаю Скаута двадцать лет, и даже в смерти он мог думать только об одной вещи. И хотя большинство из нас недалеко ушли в возрасте от его девятнадцати лет, когда дело касалось девушек, он казался особенно… восторженным. Бальтазар однажды сказал мне, что более молодым душам легче перейти. У них больше шансов удержать силу, дарованную нам. Я не знал. Я только знал, что было что-то грустное, когда видишь, как много юных лиц олицетворяли то, чего люди боялись больше всего. Смерть.

Я переместил свое внимание обратно на Скаута, который широкой улыбкой завладел вниманием жницы.

— Ты вообще хоть когда-нибудь думаешь о чем-либо еще?

— Иногда. Но точно не сегодня, — он встал и провел пальцами по кудрям. — Не возражаешь, если мы поговорим об этом позже?

Я закатил глаза и отмахнулся от него.

— Иди.

Я отступил, смутно осознавая, что Аная заняла место с другой стороны от меня.

— Эй, что с тобой случилось? — Она пристально осмотрела меня. — Меня отправили на одну из твоих жатв. Почему ты не взял ее?

Я наблюдал, как Истон один занял место у дальней стены. Поймав мой взгляд, он растворился в тени часовой башни.

— Осложнение.

Она проследила за моим взглядом туда, где стоял Истон.

— В чем его проблема?

— Он говорит, что я — эгоистичный ублюдок.

Аная похлопала меня по руке и улыбнулась.

— О, Финн… Милый, это потому что ты такой и есть.

Я не смог сдержать смех. Ну, по крайней мере, девушка была честна.

— Ничего себе, спасибо, Аная.

— Я не говорила, что это плохо, — она посмотрела куда-то вдаль. — Это то, что случается, когда влюбляешься.

Я искал клочок солнечного света в тяжелых облаках над головой.

— Ты когда-нибудь была эгоистичной скотиной?

Аная вздохнула и провела носком своей сандалии по стеклянному полу. Звезды следовали за ней, оставляя за собой похожие на дымку следы лазурно-золотистых полосок в беспросветном небе. Когда я уже не думал, что она ответит, она сказала:

— Да. Я однажды любила кое-кого. Очень сильно любила.

Зазвучали трубы, препятствуя мне расспросить ее побольше, и Бальтазар встал за трибуну на верхней ступени лестницы, окидывая взглядом море кресел, в которых мы сидели. Его белоснежное одеяние плотно облегало широкие плечи. Белокурые волосы слегка касались шеи. Все в нем казалось юным и новым, за исключением глаз. Уголки были сморщены возрастом и держали в себе слишком много лет чтобы сосчитать. Перед тем как заговорить, его глаза встретились с моими, разочарование затуманило его взгляд. Это было так похоже на взгляд, которым обычно смотрел на меня отец, что мне стало больно внутри.

Наконец он отвернулся, внимательно осматривая толпу.

— Похоже, что некоторые из вас не помнят правил, — он сложил пальцы в замок за спиной, и все, что я мог услышать, был звук призрачных волн, накатывающих, отступающих, а потом повторяющих все сначала. Никто даже не смел дышать.

— Это не сложно. В вашей загробной жизни нет большого секрета. Вы собираете души, которые уходят из жизни в назначенном для вас месте. — Его серебристые глаза уперлись в меня, а затем он отвел взгляд. — Когда вас вызывают на жатву, вы не игнорируете этот зов и не возвращаетесь с пустыми руками.

Шокированный шепот кружился в толпе, становясь громче, и я неловко поерзал в кресле.

— Вы невидимы для живых. Вы не касаетесь живых. Вы не общаетесь с живыми, — Бальтазар ударил ладонями по золотому аналою. Хлопок прошел рябью сквозь туман. — Я ясно выражаюсь?

Аная ущипнула меня за бок. Как будто мне было нужно, чтобы она довела до моего сознания его мысль. Я нарушал каждое вообразимое правило. Время всех растрачивалось из-за меня. Я уже знал это. И это ничего не меняло. Это не меняло того факта, что Эмма была бы мертва в течение недели, если бы я делал то, что они все требовали и ушел бы. Но, ладно. Я все еще мог делать это. Бальтазар ведь не следовал за нами везде… мне просто следовало быть более осторожным, чтобы никогда не материализоваться. В конце концов, я провел два года, не касаясь ее. Сегодня это было импульсивно. Сегодня это было необдуманно. Я не мог позволить этому случиться снова.

Аная посмотрела на меня и закатила глаза, словно она могла прочитать мои мысли. Я проигнорировал ее и съежился еще больше в своем кресле.

— И на более легкой ноте, — сказал Бальтазар. — Я отмечу, что некоторые из вас не имеют понятия о периоде текущего времени. Я знаю, что для некоторых из вас, кто веками набирал опыт, это может показаться глупым, но вам будет удобнее переносить души, если они будут помогать. Они помогают, когда чувствуют себя комфортно, и они чувствуют себя комфортно благодаря тому, что знают. Потребуется лишь секунда, чтобы придумать себе новый образ.

Он хмуро посмотрел на жнеца, одетого в коричневые панталоны, белый взъерошенный вверх и черный плащ с капюшоном.

— Дариус, ты даже в меня вселяешь ужас. Займись домашней работой, — улыбаясь, он хлопнул в ладоши. — Ну ладно, народ. Возвращайтесь к работе. Мертвые не заберут себя сами.

Я посмотрел на Анаю в то же время, что и она на меня. Она была одета в простой белый сарафан с коричневым кожаным ремнем, за которым крепилась ее коса. Золотые гладиаторские сандалии были зашнурованы на ее тонких икрах. Они подходили под золотую ленту, обвивающую ее бицепс словно змея.

— Когда ты в последний раз меняла свой стиль? — спросил я.

Она пожала плечами.

— Не важно. Некоторые взгляды вечны. Кроме того, у меня образ чистоты, Финн. Мы все не можем ходить везде так, словно мы только что отработали смену в Гэп[6].

Я опустил взгляд на свои джинсы, угольно серую футболку и брезентовые теннисные туфли. Мне не нужно было зеркало, чтобы узнать, что мои волосы выглядели также как и в тот день, когда я был убит: коротко стриженные сзади и по бокам в военном стиле. Верхушка настолько отросла во время поездки за границу, что достаточно кудрявилась, чтобы напомнить мне, мою обычную прическу в детстве. Я пробежал пальцами по своим волосам и подумал об этом.

— Что такое Гэп?

Аная затихла, нервная улыбка на ее лице была адресована куда-то за мое плечо. Мне не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, кто это был.

— Аная, прекрасна как всегда, — сказал Бальтазар. — Будь добра, оставь нас с Финном наедине.

Аная послала мне сдержанную обеспокоенную улыбку, а затем стремительно удалилась. Она не далеко ушла. Тяжело вздохнув, она была охвачена вспышкой белого света. Легкий ветер вокруг лодыжек превратился в туман, движимый силой Бальтазара. Воздух затрещал и звенел опасной энергией. В один миг остальные жнецы были вырваны голодными пальцами смерти. Я бы отдал все в тот момент за то, чтобы та рука захватила и меня.

Бальтазар удержал Истона за ворот и толкнул его в кресло рядом со мной. Истон сжал челюсти.

— Вы оба не хотели бы мне кое о чем рассказать?

Я попытался поймать взгляд Истона, но он отвернулся.

— Нет, — наконец сказал я.

Бальтазар щелкнул пальцами, и боль обожгла мои внутренности. Я застонал, сжимая подлокотники своего кресла. Истон проворчал и поднял подбородок.

— Ты коснулся ее? — он сердито посмотрел на меня. — Я не идиот, Финн. Я почувствовал, как ты материализовался, и я знаю, что ты следовал за ней.

Я прикусил безжизненную плоть внутри моей щеки. Проклятье… как много он уже знал? Когда я не ответил, Бальтазар выругался себе под нос.

— Семнадцать лет наказания недостаточно, чтобы заставить тебя понять причину? — спросил он. — Я ежедневно делаю тебе напоминания. Что еще я должен сделать?

— Это была случайность.

Электричество вытекло из моих конечностей, и я ослаблено осел в кресле. Бальтазар отвернулся, сжимая переносицу.

— Заставь меня понять, — сказал он. — Заставь меня понять, потому что если тебе не удастся, я буду вынужден наказать тебя. Ты понимаешь, что это будет означать?

Я мог бы солгать, но он бы понял. Было лучше рассказать правду на этот раз. Бальтазар издал нетерпеливый гортанный звук.

— Она умрет, если я оставлю ее одну, — сказал я. — Мэв знает, что я чувствую к ней. Она просто продолжит крутиться вокруг Эммы до тех пор, пока в один из таких дней, «случайности», которые она подстраивает, не убьют ее. Я не могу позволить этому случиться. Я не понимаю, как вы можете позволить этому случиться.

— Проблема с Мэв существует лишь по твоей вине и больше ничьей. Ты ведь знаешь, что у меня нет власти над потерянными душами или над теми, кто перешагнул границу в Землю Теней. Ты заклеймил судьбу Эммы в тот момент, когда ты толкнул Элисон в тот канал.

Мое тело вздрогнуло от воспоминаний.

Я скользнул пальцами по дрожащим плечам Элисон. Все были растеряны. Даже Бальтазар обратил свое внимание на последнюю душу в линии. Это должно было случиться сейчас. Моя грудь ныла и болела от того, что я собирался сделать.

— Пожалуйста, прости меня, красавица.

Я в отчаянии поднял на него глаза.

— Так мне просто наблюдать, как это произойдет?

Бездонные глаза Бальтазара изучающе посмотрели на меня.

— Я не ожидаю, что ты будешь наблюдать. Я могу перевести тебя. Но это все, что я могу предложить тебе.

Я закрыл глаза и потер ладонями лицо.

— Нет. Я могу держаться от нее на расстоянии.

— Можешь? — Он поднял бровь.

Я отнял руки и уставился на землю. Нет. Но я мог быть более осторожным.

— Да. Только не отсылайте меня.

Бальтазар долго изучал меня.

— Она больше не девушка из Межграничья. Девушка, с которой ты проник в тени. Девушка, ради которой ты делал все назло мне и всем остальным в Межграничье, чтобы спасти ее, — он смотрел на меня до тех пор, пока я не был вынужден посмотреть ему в глаза. — Она больше не Элисон.

— Я знаю, — мне пришлось выдавить из себя эти слова.

— Я скажу это лишь один раз, — Бальтазар перевел взгляд на тень вдали, которая скручивалась и двигалась словно живое существо. Она выглядела как ива, подхваченная штормом, но нельзя было рассказать. — В моей группе будет порядок. Если ты опять решишь нарушить его, то будут последствия. Я уверен, что Истон мог бы показать тебе, что может случиться, если я недостаточно ясно здесь выразился.

Плечи Истона напряглись под пальто.

Бальтазар наклонился, пока его леденящий шепот не достиг моего уха.

— Тебе нужно увидеть это, Финн?

Я покачал головой.

— Вы ясно выразились.

Бальтазар тяжело положил свою большую ладонь на мое плечо, сжимая до тех пор, пока я не превратился в дым, который трепыхался между его пальцами.

— Хорошо. В следующий раз предупреждения не будет. В следующий раз этот разговор состоится в Аду.

Мои легкие замерли в груди, пока я следил за тем, как он уходил. Его угрозы ранили меня, словно колесо, покрытое шипами, толкающее и покалывающее меня, сковывающее движения. Я посмотрел на Истона. Было не честно, что я втянул его в это. Я это понимал. Но это не означало, что я знал, что сказать.

Он подался вперед и обхватил стоящий перед ним металлический стул, внимательно смотря на пространство между его рук, нежели на меня.

— Теперь ты остановишься?

Я открыл рот, желая сказать ему да, но не смог вымолвить ни слова. Это не было так просто. Не тогда, когда это касалось Эммы.

— Она спасла меня, когда я не верил, что во мне было что-то стоящее жизни. Я не могу просто стоять и смотреть, как она погибает. Она сломлена, Истон.

Истон уставился на меня.

— Она сломлена из-за тебя. Ты сломил ее, когда играл с судьбой и отослал ее сюда. Ты сломил ее, когда должен был оставить в покое два года назад. Она могла бы умереть и попасть в Рай, если бы ты не достал ее из той машины.

Я закрыл глаза и сомкнул зубы, пока боль не расцвела во мне, как солнечный свет. Он был прав. И я не хотел слушать, насколько он был прав. Я разрушил все ради нее, потому что я был эгоистом. Потому что я не мог вынести мысли о вечности без нее. Потому что я не хотел, чтобы она двигалась дальше в то время, как я не мог следовать за ней. Даже если бы у меня на самом деле был шанс снова с ней встретиться, она никогда не простит меня за то, что я натворил.

Мне было дурно.

— И ты собираешься продолжать разрушать ее, пока от нее ничего не останется, если не найдешь способ отпустить ее.

Я отвел взгляд. Она снова вселяла в меня жизнь. Она пробуждала во мне то, что должно было быть похоронено вместе с моим телом на дне океана. Боже… Я был мертв так долго, я не знал, как оставить это.

— Что если я не могу?

Истон проворчал и схватился за косу, которая мерцала красным меж его пальцев. И прежде чем его призвал проклятый, он прошептал.

— Тогда тебе стоит свыкнуться с мыслью об Аде.

Загрузка...