Проводники судьбы (СИ)

Глава 16.Когда — нибудь

Мира резко села на кровати. Сон отступил так внезапно, что ей понадобилось несколько секунд, чтобы заполнить опустевшее сознание реальностью. А потом девушка вдруг осознала причину своего пробуждения: жуткая нестерпимая головная боль. Такая же интенсивная, как и прошлой ночью. В тот раз ее удалось перетерпеть, вновь погрузившись в сон, но на этот раз, похоже, судьба отказала ей в такой роскоши.

Мира вновь опустилась на кровать, зарывшись головой в подушку. Но облегчения это не принесло. Приподнявшись на локтях, девушка взглянула на электронные часы, горящие красным на тумбочке: 3:12. В комнате было совсем темно, даже уличный фонарь не бросал тусклые отблески в окно.

Поднявшись с кровати, Мира направилась на кухню, надеясь, что таблетка анальгина поможет ей спокойно проспать до утра. Но боль ушла еще до того, как девушка открыла аптечку.

Прошлой ночью все было примерно так же. Мире пришло на ум, что Вера, кажется, когда‑то именно так описывала ей симптомы опухоли мозга. Понадеявшись, что ее подруга как всегда прогуляла не ту лекцию и что‑то напутала, Мира вернулась в постель.

Но сон не спешил навестить ее. Раздвинув занавески, Мира легла на бок и стала глядеть в окно. Там, в ночном небе, летел самолет. Где‑то очень — очень далеко. Мира почувствовала себя бесконечно одинокой — настолько, насколько это мог ощущать лишь один человек на Земле, кроме нее.

Вера вновь взглянула на молодого человека, работающего за соседним компьютером. Когда тот в свою очередь поднял на нее глаза, девушка сделала вид, что напряженно работает. Хорошо, что их мониторы стоят под углом друг к другу, иначе он бы неизбежно заметил, что вместо порученной ей работы она раскладывает пасьянс. Впрочем, также, надо сказать, без особых успехов. Ничего удивительного: трудно одновременно играть в карты и строить глазки соседу.

«Научная работа — это, пожалуй, не так уж и плохо», — подумала девушка, переложив карту из одной стопки в другую. — «Новые возможности, новый круг общения».

Впрочем, в данный момент Веру интересовала только одна вполне конкретная возможность и соответственно один вполне конкретный человек из круга общения. Жгучие черные глаза, выразительные черты лица… Вера в тысячный раз украдкой взглянула на свой объект вожделения. И впрямь очень красив. Но самым странным в этой ситуации было то, что ее привлекла отнюдь не внешность. Что же тогда? Ум. Кто бы мог подумать?

Если уж смотреть правде в глаза, то каждый новый молодой человек, с которым Вера встречалась, дружила или хотя бы просто общалась, был вызовом предыдущему. Ее первой любовью стал гитарист — хиппи из соседнего класса. Потом Вера разбила сердце первому отличнику школы. После почетное право водить ее на дискотеки (однако ненадолго) заслужил вратарь местной сборной по футболу. Затем серенады под ее окнами пел талантливый выпускник консерватории, но, как видно, остался не услышанным. На смену ему‑то и пришел Миша — парень, по мнению многих знакомых Веры, ничем не примечательный, кроме как собачьей преданностью своей подруге. Он, тем не менее, продержался дольше других, более того: едва ли не столько же, сколько все остальные вместе взятые. Впрочем, увидь Михаил, какие хищные взгляды его милая бросает на приятного молодого человека напротив, он бы понял значение поговорки: «Ничто не вечно».

Поначалу Антон не привлек внимания Веры. Более того, она даже чувствовала к нему жалость, что, по мнению девушки, однозначно исключало романтические отношения. В недавнем прошлом такой же, как она сама студент медицинской академии, Антон Вернадский, оправдывая редкую фамилию, решил связать свое будущее с научной деятельностью, поступив в аспирантуру. Судьба, однако, была к нему неблагосклонна, дав в научные руководители не кого иного, как профессора Сукровцева. Пару десятилетий назад Игорь Николаевич мог бы преподать ценные уроки своему младшему коллеге, но теперь он был слишком поглощен изобретением панацеи, чтобы уделять внимание исследованиям своего подопечного. Когда Антон задавал вопросы, Сукровцев отвечал, хотя и без особого энтузиазма (во всяком случае, делал это тогда, когда был не особенно занят своими изысканиями), но, как правило, не делал ничего больше: не ставил перед аспирантом новые цели, не помогал ему находить альтернативные пути решения проблем. Антон никогда не жаловался, хотя, конечно, был достаточно умен, чтобы понимать, что подобное отношение профессора не может не сказаться самым пагубным образом на его собственной диссертации, вероятно, даже не даст возможности защитить ее в срок.

Вера, возмущенная этой вопиющей несправедливостью, даже пыталась поговорить с Игорем Николаевичем на эту тему, но тот лишь отмахивался от нее, всякий раз говоря, что Антон достаточно умен, чтобы справиться с трудностями самостоятельно. Вообще Сукровцев сильно изменился с тех пор, как начал сотрудничать с научно — исследовательским центром: стал более сосредоточен, в глазах его загорелся огонь, даже помолодел как будто. Вел себя как человек, у которого неожиданно появилась цель в жизни. Эти перемены и радовали, и пугали одновременно.

Антон же был по — прежнему упорен, и это не могло не вызывать уважения. И Вера, несмотря ни на что, верила, что он достигнет успеха в своих исследованиях, в чем бы ни состояла их суть. Молодой человек обладал значительными способностями, и его кругозор однозначно не ограничивался познаниями в медицине. Вера была поражена, когда к ней пришло осознание того, какое неоспоримое обаяние несет в себе интеллект и эрудиция, а помимо того спокойная уверенность в себе. Его академические знания и опыт пока, конечно, не были сопоставимы с теми, которыми обладал Сукровцев, но девушка ни капли не сомневалась, что в один прекрасный день ученик превзойдет учителя. Если уж кому‑то и суждено открыть панацею, так это Антону Вернадскому. Впрочем, пока молодой аспирант не проявлял заинтересованности в этом, так что, по мнению Веры, российской науке в ближайшем будущем не грозил прорыв.

Антон был прав. Всегда прав; даже когда спорил с профессором. Прав, вероятно, потому что никогда не бросал слов на ветер.

Поймав на себе взгляд Веры, Антон улыбнулся ей в ответ и произнес:

— Когда‑нибудь ты подаришь мне поцелуй.

С этими словами он встал и вышел из комнаты.