Я решительно отодвинула в глубь стола учебник и со стоном откинулась на спинку стула. Устала. Устала-устала-устала. Не припомню, когда со мной такое было в последний раз. В прошлой жизни? Кажется, и тогда не доучивалась до грызущей боли в спине.
Второй курс меня избаловал, он был неожиданно легким. Тогда, вернувшись с летней практики и оправившись после встречи с маньяком Мерлисом, я с наслаждением окунулась в учебу, оставив за воротами школы опасные приключения. Да и сама учеба не выматывала, как прежде — сразу несколько дисциплин покинули учебный план, в том числе медитативные практики, теоретическая магия, магическая география и история магии, а на смену им явились только расоведение, да еще язык и культура эльфов. Вообще-то, можно было выбирать между эльфийским языком и гномьим, но все девицы, кроме тех, что специализировались по предметной магии, да небольшой группки самых благоразумных, дружно записались на курс эльфийского. Я тоже. Правда, не из сопливо-романтических соображений. Просто как-то между делом выяснилось, что покойница Тэнра вместе со своим тельцем оставила мне в наследство вполне сносное владение гномьим, оставалось только совершенствовать произношение и вникать в тонкости, но для этого вполне хватало общения с однокурсниками-гномами. Интересно, из каких соображений девочку из благородной семьи обучали гномьему? Теперь этого уже никогда не узнать. Где-то, наверно, есть ее родственники — наверняка даже отец жив, — но у меня не было никакого желания общаться с этой семейкой. Да и небезопасно это для меня.
Словом, второй курс был истинным удовольствием — учеба, работа, да еще и время на собственные исследования оставалось… впрочем, я в них не особенно продвинулась. Зато на третьем к каждому спецпредмету добавилось по одной паре в декаду. И я тихо взвыла, не находя в себе сил отказаться хотя бы от чего-нибудь.
Однако — да. Спина. И с этим срочно нужно что-то делать. Например, соскрести свою раскисшую тушку со стула и пойти поразмяться на площадке. Теперь у меня не было необходимости уходить ради серьезных тренировок на полигон стражи, на школьной площадке в любое время можно было встретить подходящего спарринг-партнера. Достаточно было появиться и начать разминку — и почти тут же кто-нибудь появлялся.
Я обулась, накинула куртку — осень в этом году пришла ранняя, холодная, — прихватила свой меч и вышла из комнаты. На крыльце общежития огляделась: может, сразу кого-то увижу, с кем потанцевать захочется. Никого.
Из тени парковой аллеи появились две знакомые фигуры. Ингор. Он все-таки вернулся в школу, восстановился на втором курсе и вот уже второй год учился на одном потоке со мной. Из развязного шалопая получился серьезный юноша, старательный ученик, сторонящийся сомнительных развлечений. Временами излишне задумчивый, но это не так уж страшно. Выбрал себе алхимию второй специальностью. И Рейяна. Кажется, у этих двоих что-то начинало складываться, и это, наверно, хорошо…
Как я и рассчитывала, на площадке мне недолго довелось пробыть одной, вскоре появился Лех, изрядно подросший и повзрослевший за два года учебы, а с ним еще двое боевиков с нашего курса. Один из них — Рич — был в нашей группе на той памятной практике после первого курса, встречал в Ветрухе телегу с нашими полутрупами. До сих пор помню его исполненный сострадания взгляд. И это с учетом того, что он не видел нас на рассвете в лесу — как валялся с белым лицом и пересохшими губами Лех, как металась, корчилась и выла от боли я. Хороший парень, добрый. Боевики должны быть такими, иначе они забывают, ради чего сражаются.
…Ранним утром я под цоканье копыт моей любимицы Мирки удалялась от школы. Впереди меня ждали мои пациенты. Рьен Вестрам — впрочем, я давно называла его по имени, просто Рьеном, и на «ты» — относился ко мне как к равноправной коллеге, с легким сердцем допуская меня до пациентов и позволяя, даже настаивая на том, чтобы я ассистировала ему в операционной, неважно, хирургическим или магическим было вмешательство. Мне легко давалась эта работа, новые знания ложились на старые, прихваченные из моего безмагического мира, открытия радовали, но не потрясали воображение — казались закономерными.
Рьена я нашла в его кабинете в глубокой задумчивости. При виде меня взгляд его просветлел:
— Лари, знала бы ты, как я рад твоему появлению! Пойдем, — лекарь повлек меня за рукав прочь из кабинета.
Мы остановились перед дверью в дальнюю угловую палату, куда помещали только особых пациентов. Рьен повернул ручку, зашел внутрь и посторонился, пропуская меня. На единственной в помещении кровати лежал… эльф. Редкая в наших краях фигура, которую не встретишь так запросто на улицах Лербина, не говоря уже о городской лечебнице. Не всякий человеческий целитель в состоянии оказать эльфу грамотную медицинскую помощь: большинству приходится изучать эльфийскую анатомию и физиологию исключительно по учебникам — иметь возможность попрактиковаться на настоящем эльфе — редкая удача. В школьной анатомичке отродясь не видели эльфийских тел: то ли не помирают ушастые вдали от родины, то ли сородичи заботятся о том, чтобы умершие упокоились по всем правилам, минуя руки человеческих эскулапов. Мало кто имеет представление о том, каким болезням подвержены представители этой расы, разве что немногие лекари, удостоившиеся чести пройти учебную практику в Лиотании.
Так что я с интересом рассматривала необычного пациента, и кончики моих пальцев слегка покалывало от возбуждения: когда я еще дорвусь до такого богатого учебного пособия?! Живого. В бессознательном состоянии, да, но живого.
— И что это значит? — осведомилась я у доктора.
Рьен развел руками:
— Привезли еще прошлой ночью — нашли на улице. Пытались обследовать — ничего. Есть какое-то темное зерно в энергетической оболочке, но непонятно, что оно может означать и какому поражению на физическом плане соответствует.
— К эльфам обращались? — в Лербине, конечно, было эльфийское посольство, которое жило замкнуто и обособленно, вступая в контакт с окружающим миром исключительно в случае острой необходимости.
— Лично вчера в посольство ходил.
— И что?
— А ничего. Слушать не стали, даже на порог не пустили! — возмущенно воскликнул Рьен.
— Значит, придется справляться самим. Но я бы посоветовала отправить им официальное письмо от лечебницы.
— Зачем? — удивился Рьен.
— Затем, чтобы, если пациент лечения не переживет, к нам никаких претензий не было.
— Да-а-а, — протянул Рьен, — тут ты права. Надо себя обезопасить. Ведь понятно же, что мы его так не бросим… А теперь я бы попросил тебя посмотреть пациента.
— Меня? Зачем? — изумилась я. — Ты ведь его уже осматривал.
— Ты меня удивляешь, студентка Май! — Рьен Вестрам взглянул на меня строго, как учитель на ученицу… Собственно, так оно и было на самом деле. — Подумай сама: кто такие эльфы?
И я подумала:
— Разумная раса, населяющая материк Лиотания.
— Все? Ты меня огорчаешь.
— Ну-у-у, могу добавить, что эльфы — магические существа.
— Во-о-от! — Рьен Вестрам поднял указательный палец. — И что из этого следует?
Теперь я задумалась всерьез. Отдельного курса по магическим разумным расам у нас пока не было — он планировался на четвертый год обучения. Естественно, часть лекций по магической географии была посвящена магическим существам, но там речь не шла о разумных расах, а о животных, да и материал в основном касался ареалов обитания и некоторых общеизвестных свойств. Но сейчас мне почему-то казалось, что не это главное — не наличие разума. А что?.. Нечто, делающее жизнь этих существ зависимой от присутствия магии. То есть, помимо обычной энергетической оболочки, свойственной прочим живым организмам, у них должна иметься некая структура, магически обеспечивающая их жизнедеятельность. Не магический резервуар и каналы, как у человеческих магов — их наличие еще не делает магов отдельным видом, — а нечто особое. Эти размышления я и озвучила Рьену.
— Я рад, что ты до этого додумалась, — улыбнулся лекарь.
— И все-таки не понимаю — почему я?
— Да потому, что я не вижу тонких структур! А ты видишь! — не выдержал Рьен.
Что верно, то верно. Два года усердных занятий предметной магией сделали свое дело. Нет, артефактора из меня не выйдет, как и алхимика — на скрупулезную работу с неживым материалом у меня едва хватает терпения, мысль о том, что этим можно заниматься всю жизнь, не вызывает ничего, кроме недоумения и раздражения. Зато я научилась уверенно различать тонкие структуры, свойственные магическому плетению амулетов и артефактов. И доктор Вестрам об этом знал.
— Что ж, я попробую.
Я подошла к пациенту — бледное, почти белое лицо, глаза прикрыты, длинные светлые волосы, что удивительно, струями стекают по плечам, не спутываясь — не иначе, какая-нибудь эльфийская магия. Дыхание эльфа было редким, неглубоким — почти незаметным, сердечный ритм — неравномерным, но все равно излишне медленным. Я опустилась на услужливо подставленный Рьеном стул, расслабилась и настроилась на магическое зрение. Да, вот оно, это чужеродное включение в ауре, черная жемчужина, от которой расходятся в разные направления то ли корни, то ли щупальца. Но это Рьен видел и без меня, а я должна смотреть иначе, нащупать ту тонкую грань между абсолютным расслаблением и сосредоточением, чтобы увидеть…
И я увидела: тончайшие золотые нити, паутинкой пронизывающие и физическое тело, и энергетическую оболочку — все слои бытия магического существа. Плетение их уплотнялось в почти сплошной панцирь у самой поверхности тела, и это было невероятно красивым зрелищем — кожа эльфа словно распространяла вокруг золотое свечение. Мне потребовалось время, чтобы заставить себя умерить восторги и напомнить себе, зачем я здесь нахожусь. Теперь, когда я поймала нужную волну, для меня не составляло труда пристально изучить золотистую оболочку и понять, что в ней не так — темное пятнышко в основании головы, под самым затылком. Теперь я понимала, почему Рьен назвал это зерном. Именно на проросшее зерно оно и было более всего похоже. Враждебное, чужеродное, опасное для жизни и разума — такие ассоциации родились в моем сознании. Но я не имела ни малейшего представления, что с этим делать. Я не умела работать с этим магическим слоем. Да, зерно следовало извлечь. Но как?!
Я вернулась к обычному зрению и поймала заинтересованный взгляд Рьена.
— Ну что?! — в нетерпении воскликнул он.
— Ничего хорошего, — я описала, что мне довелось увидеть.
— И что с этим делать? — это был скорее риторический вопрос, лекарь не ждал от меня ответа — понял уже, что я не знаю решения.
— Рьен, ты смотрел на него вчера… Посмотри сейчас еще раз и скажи мне: те щупальца, которые выпустило зерно, изменились как-то за прошедшие сутки? Выросли?
Лекарь обернулся к пациенту, потом снова посмотрел на меня:
— Выросли. И значительно.
— Как я понимаю, эта дрянь его убивает. И довольно быстро. Насколько — не берусь судить.
— Это и я понимаю. И как будем действовать?
— Я предлагаю стазис. И искать ответы. Если за декаду я не найду ничего конкретного, придется наугад. В конце концов, эльфы вмешиваться отказались, без лечения парень обречен, а значит, мы несем ответственность только перед собственной совестью. Тебе совесть что подсказывает, Рьен?
— Сделать все возможное для спасения пациента, — с улыбкой отчеканил коллега.
Ната я выловила на одной из перемен и сказала, что есть к нему разговор.
— Приходи сегодня на ужин, — хлопнул меня по плечу полуэльф.
Вечером я ввалилась в его апартаменты, полумертвая от усталости. Наттиор усадил меня за стол, пододвинул тарелку с дымящимся мясным рагу, полюбовался какое-то время на то, как я поглощаю пищу, а потом вдруг выдал:
— Мне не нравится твое состояние, Лари!
— Что-ты имеешь в виду? — с набитым ртом пробурчала я.
— Скажи мне, птичка, сколько у тебя учебных часов в декаде?
— Пятьдесят.
— Плюс домашние задания, — добавил полуэльф.
— Плюс домашние задания, — не стала спорить я.
— А что ты делаешь в остальное время?
— Тренируюсь и занимаюсь дополнительно, — это был уже не первый наш подобный разговор, так что я предпочитала спокойно выслушать друга, между делом расправляясь с ужином.
— А еще у тебя работа в больнице! — с нажимом произнес Нат.
— А еще у меня… Вот, кстати, да, из-за этого я к тебе и пришла, — и я живописала другу историю о больном эльфе.
Нат слушал меня и мрачнел с каждым словом моего рассказа.
— Я бы на твоем месте постарался вообще забыть о том, что ты видела. Но вы же лекари, вы не можете…
— Мы не можем… А ты, я так поняла, кое-то знаешь об этом таинственном зернышке… и не горишь желанием поделиться.
— Ты права. Знаю.
— И?
— Это маэрэ-лэ, искусственно выведенное магическое растение-паразит.
— Оружие?
— Скорее, орудие казни.
— Любопытно… Красивое название.
— Тогда слушай… — полуэльф с отвращением отодвинул от себя тарелку, словно у него внезапно испортился аппетит… впрочем, если бы я не успела к тому времени смолотить свою порцию, я бы от нее тоже отказалась после этого рассказа. — Такой способ казни выбирается, если эльф обвиняется в государственной измене или причинении вреда минимум на уровне клана. Семя маэрэ-лэ помещается в сферу жизни — ту самую магическую оболочку, которую ты увидела. Оттуда оно прорастает сначала в ауру. Вернее, отпечатывается в ней. При этом воздействие на тело идет поначалу опосредованно — через энергетическую оболочку. Эльф в течение нескольких часов после начала воздействия впадает в состояние, одновременно напоминающее глубокий сон и обморок. Таким образом он не может сознательно препятствовать тому, что происходит с его магической оболочкой. А подселенное туда зерно тем временем пускает корни и ростки, расползаясь по нитям сферы жизни и подпитываясь от нее. Обретя достаточную силу, маэрэ-лэ переходит на физический уровень существования, то есть прорастает в тело. В принципе, казненный обречен с самого подселения маэрэ-лэ, но именно в момент перехода к физическому существованию растения, его можно считать по-настоящему мертвым.
— Такое красивое название — и такая мерзость за ним, — содрогнулась я.
— Это еще не все, там есть и… красивое — когда маэрэ-лэ прорастает из тела наружу и распускается восхитительными цветами. Мне, конечно, не приходилось этого видеть, но я слышал рассказы.
— Подожди… Ты хочешь сказать, что вся эта дрянь, забудем на минутку о ее несказанной красоте, выпускает наружу цветы, которые потом производят новые семена? То есть оно еще и распространяться может?!
— Нет-нет, цветы маэрэ-лэ бесплодны, они прорастают ночью и рассыпаются прахом на рассвете, вместе с телом донора. Семена растения производятся только в одной-единственной лаборатории, способ их выведения является строжайшим секретом, и они ни для кого кроме эльфов не опасны.
Я выдохнула с облегчением.
— И как бороться с этой напастью, ты, конечно же, не в курсе? — без особой надежды поинтересовалась я.
— Откуда? Я не целитель, не судья, не палач… и даже не совсем эльф, как ты знаешь. Я никогда не слышал, чтобы казненных миловали после подселения маэрэ-лэ.
— Придется засесть в библиотеке.
— Не думаю, что ты много найдешь на эту тему. Эльфы не особо распространяются о таких вещах. Я и сам узнал о маэрэ-лэ совершенно случайно, просто подслушал один разговор, рассчитывая на совершенно другую информацию.
— Ну что ж, по крайней мере, я знаю, с чем мы имеем дело…
На следующий день я попросила о встрече магистра Левира. Целитель дождался меня в аудитории после лекций, усадил за стол, налил травяного отвару и выложил на тарелочку кусок пирога. Тоже заметил мое загнанное состояние.
— Чем порадуете, студентка Май?
— Вопросами, магистр, — я улыбнулась.
— Что ж, слушаю вас.
— Скажите, магистр, вам когда-нибудь приходилось лечить эльфов?
— Мне в свое время повезло стажироваться в Лиотании, — магистр приосанился.
— И вы, значит, их сферу жизни видеть можете?! — загорелась я.
— Могу.
— А работать с ней приходилось?
— Что вы, милая! Такая тонкая работа — не для человеческих целителей.
— Что, нет ни одного человека, который мог бы?..
— Я о таком не слышал
— А видеть, как эльфийские целители со сферой жизни работают, приходилось?
— Да, один раз довелось, — расплылася в улыбке магистр Левир.
— А можете рассказать, что и как они делали?
— Честно говоря, в чем именно состояло нездоровье пациента, я не понял. Там словно бы в узел нити закрутились, и эльфы их распутывали — протягивали нити, такие же золотистые, как плетение сферы жизни, только, ка мне показалось, более плотные и упругие, хоть и очень тонкие, и ими манипулировали, раздвигая волокна. Мне разрешили наблюдать, но не позволили задавать вопросы. Сплошные тайны у этих эльфов. Впрочем, и зрелище само по себе было завораживающим.
— Последний вопрос, магистр: в состоянии стазиса процессы, протекающие в магической сфере жизни, тоже останавливаются?
— Да. Безусловно.
После этого разговора я окончательно убедилась в том, что в библиотеке я не найду ответов на свои вопросы. Но все-таки зашла тем же вечером, чтобы быть уверенной, что я использовала все возможности. Действительно, в книгах по медицине, в том числе и в разделах, касающихся эльфов, — ничего, в справочнике по магическим растениям — лишь короткое упоминание о маэрэ-лэ: что это магическое растение, выведенное искусственным путем. О том, что оно собой представляет и для чего используется — ни слова. Что и понятно: эльфы не афишируют.
Спать я отправлялась с тяжелым сердцем — не видела никакого выхода. Либо мы выводим пациента из стазиса и даем ему умереть. Либо оставляем его в стазисе, что само по себе равноценно смерти. Попытаться извлечь зерно? Мы в любом случае попытаемся. Но я видела эту золотистую паутинку… и смутно себе представляю, к чему может привести ее повреждение. Без повреждения извлечь чужеродное тело из столь плотного и сложного плетения?.. Не представляю, как это сделать.
Уже почти на грани сна я воззвала к саа-тши. Больше года я не обращалась к матери-змее за помощью, но время от времени разговаривала с ней вечерами, уже лежа в постели. Беседы с мудрой саа-тши способствовали приведению в порядок мыслей и внутреннему спокойствию — как раз то, в чем я сейчас больше всего нуждалась.
Мать-змея откликнулась сразу. Выслушав мою беду, саа-тши помедлила с ответом. Я уже по опыту знала: если не спешит отвечать, значит, ответ таит в себе какую-то опасность для меня… или чешуйчатая родительница хочет, чтобы я додумалась до чего-то сама, пусть и с ее помощью.
«Лари, детка, подумай, — ну так и знала! — Что есть такое маэрэ-лэ? По сути своей?»
«Гм… растение».
«Не просто растение».
«Магическое».
«Верно. И что это значит? Вспомни, чему я тебя учила».
«М-м-м… Любое порождение магии способно взаимодействовать с чистой магией», — само понятие «чистой магии» я слышала только от саа-тши, в школе нас этому не учили.
Насколько это было доступно моему пониманию, магия, созданная человеком-магом — то есть прошедшая через его энергетические каналы и выпущенная им наружу в какой-либо форме, уже не была магией в чистом виде. Но… то ли мое длительное взаимодействие со змеиным даром делало меня уже не вполне человеком, то ли причиной тому была оплетающая мои тело и ауру структура храмовой защиты, но я умудрялась как-то взаимодействовать с магией внешнего мира, не пропуская ее через себя, и даже создавать более-менее устойчивые «чистые» структуры, закрепляя их на своем «экзоскелете». Очень полезное умение, если доступ к внутреннему резерву ограничен, как у меня.
Змея молчала, прислушиваясь к моим размышлениям. Я попыталась представить себе, как могла бы воспользоваться этим своим экзотическим умением для работы со эльфийской сферой жизни. Чего-то не хватало для полноты картины. Какой-то детали. Вернее, какого-то действия, без которого невозможно было проделать то, что я задумала.
«Мне нравится ход твоих мыслей. А не хватает тебе зова. И я тебя сейчас ему научу».
И остаток ночи, во сне ли, наяву ли — не разберешь — я осваивала искусство зова. На следующее утро, пусть и ошалевшая от недосыпа, я чувствовала себя счастливой… Нет, я все еще не была уверена, что нам удастся спасти того эльфа, но появилась надежда. Надо было только дать оформиться своей идее, проработать ее в деталях — и в этом мне уже никто помочь не мог.
В последний учебный день декады я передала магистру целительского искусства записку: «Уважаемый магистр Левир, если вам интересно посмотреть на экспериментальную попытку работы с эльфийской сферой жизни, приходите завтра в центральную городскую лечебницу к трем часам пополудни и спросите там ведущего целителя Рьена Вестрама. Очень вас прошу не разглашать содержание этой записки». Рьена я тоже предупредила, что появлюсь в этот раз не в день своего дежурства, а накануне, и попросила к моему приходу вывести пациента из стазиса.
А потом зашла в храм, чтобы обратиться за помощью к Таниэрэ, богине созидания и исцеления…
С собой я прихватила Лереха, а у самых дверей лечебницы мы столкнулись с магистром Левиром и уже все вместе поднялись в палату к эльфу, чье бледное до синевы лицо, обрамленное светлой гривой, маской светилось на фоне больничной подушки. В палате нас ждал Рьен.
Объяснения я взяла на себя:
— Магистр, Левир, я прошу вас посмотреть на пациента — как вы умеете, по полной программе, включая тонкие структуры.
Магистр сосредоточился, на несколько минут отключился от действительности, потом обернулся ко мне:
— Что это такое?
— Это маэрэ-лэ, магическое растение, подселяемое в сферу жизни, чтобы казнить преступника, — я, как могла, описала процесс казни.
Магистр, слушая, хмурился, Лерех болезненно морщился, бросая взгляды то на меня, то на преподавателя, то на Рьена, который тоже слышал все это впервые, но вел себя привычно сдержанно, не показывая, как он потрясен.
— Я так понимаю, — осведомился магистр, — вы намерены как-то справиться с этой бедой? Что вы задумали?
— К сожалению, я не в состоянии все вам объяснить, но уверена, что пациенту я не наврежу, в худшем случае останется все как есть. Я пригласила вас сюда, как наблюдателя — вы здесь единственный, кроме меня, кто в состоянии отчетливо видеть тонкие структуры, так что сможете отследить весь процесс.
— Понятно, — кивнул головой преподаватель, не настаивая на объяснениях.
— Доктор Вестрам, — в присутствии посторонних я обращалась к коллеге официально, — на вас — пациент. Сегодня я — только маг, а вы лекарь, вам придется отслеживать его состояние, когда я начну работать. Я дам вам знак, когда приступать — мне еще требуется время на подготовку.
— А я? — вмешался Лерех.
— А тебе предстоит пасти меня. Не думаю, что со мной что-нибудь случится, но на всякий случай не помешает. Ну и заодно попробуй всмотреться — может, увидишь, что я делаю. Тебе ведь наверняка интересно.
— Интересно, — с улыбкой согласился парень.
— Что ж, каждый понял свою задачу. Теперь не отвлекайте меня.
Я с ногами забралась на кровать пациента, благо места хватало, приняла удобную позу и позволила себе погрузиться в поток. Настроилась, выделяя из многоцветья отдельные составляющие, нашла нужное — искрящиеся золотом струи и осторожно потянула. Меня ждала кропотливая работа, требующая немалого терпения: ряд за рядом ложились нити, принимая заранее задуманную мной форму — чаша, изящно изогнутые лепестки, язычок пестика посередине… Хищный цветок, изготовившийся для охоты. Магическая псевдо-жизнь. Красиво, но неприятно. И в тоже время необходимо… С тихим вздохом я пристроила золотую ловушку на своем щите, прицепив его тонкой энергетической петелькой. Теперь — время пациента.
Состояние, в котором я могла видеть магическую оболочку эльфа, было мне уже знакомо, поэтому на нужный уровень зрения я перешла почти мгновенно. Потом подготовила инструмент — попросту вырастила его, удлинив собственные пальцы золотыми щупальцами. Нет, я не питала иллюзий, что могу воспользоваться ими как манипуляторами и извлечь семя маэрэ-лэ, не повредив тонкую структуру сферы жизни — при всем кажущемся изяществе моих новых пальцев, они значительно грубее «паутинки» и при малейшем касании просто ее порвут. Однако я и не собиралась касаться плетения, лишь приблизиться к нему — хоть мои щупальца и не были порождением чистой магии, они все же имели достаточно сродства со сферой жизни, чтобы вызвать отклик, резонанс, если находились на достаточно близком расстоянии. На это я и рассчитывала: поднося «пальцы» то здесь, то там к золотистым волокнам, я побуждала их колебаться в разном ритме. Издалека, словно сквозь вату, я услышала возглас Рьена: похоже, мои манипуляции негативно отразились на эльфе, но на доктора Вестрама можно было положиться, я нисколько не сомневалась, что он сможет стабилизировать состояние пациента. Поэтому я не отвлекалась, продолжая провоцировать вибрации волокон сферы. И это возымело именно то действие, которого я ожидала: паразит почувствовал себя некомфортно. Одно за другим подбирал он свои корешки-щупальца, вытягивал их из золотого плетения, съеживаясь в своем изначальном гнезде. А потом ему и в гнезде стало неуютно, и черное семя, словно выдавливаемое колеблющимися волокнами, нехотя выползло на поверхность, а вход в освободившуюся ячейку сомкнулся, оставив паразита снаружи.
Где-то вдалеке ахнул магистр Левир. Я не позволила себе отвлечься, слишком рано. Слишком сложно. Слишком много усилий и сосредоточенности требовала эта работа. Свободной рукой я взяла созданного мною хищника, поднесла его к телу эльфа — так, чтобы язык, вываливающийся из чаши, почти касался черного семени. И запела. Нет, это не было пение в привычном понимании слова, просто серия мелодичных и не очень звуков — перемежающихся друг с другом свиста, шипения, писка и гудения разной длины и высоты. Краем глаза заметила, как качнулся ко мне магистр, вздрогнул, но тут же взял себя в руки Рьен, выдохнул сквозь стиснутые зубы Лерех за моей спиной. Все они были магами, пусть и не магическими существами, и их тоже коснулся зов. Но самое главное — он действовал на семя: черный паразит качнулся на своей золотой веточке, поколебался мгновение, а потом потянулся к «языку», мигом преодолев то неуловимо крохотное расстояние, что отделяло его от ловушки. И влип. Увяз в клейкой золотой массе. Цветок, «почувствовав» добычу (на самом деле, это я отдавала ему команды), стремительно втянул «язык», следом плотно сомкнулись лепестки. Ловушка захлопнулась. Я, застонав, откинулась назад в надежде опереться на спинку кровати или на стену, что бы там сзади ни было. Сзади оказался Лерех, который заботливо подхватил меня, не позволяя упасть.
И тишина внезапно кончилась, словно лопнула сфера, отгораживавшая меня от внешнего мира. Одновременно заговорили Рьен и магистр Левир. Я попыталась сосредоточиться, чтобы отделить один голос от другого. Получалось плохо — в голове шумело от пережитого напряжения. Я встряхнулась, посмотрела сначала на Рьена:
— Ну что там?
— Порядок, теперь просто глубокий сон. На ауре осталось небольшое затемнение, но оно явно уменьшается. При таких темпах — исчезнет самое большее через час.
Я кивнула и обернулась к магистру.
— Коллега, это было потрясающе!
Вот как. Не «студентка Май». Коллега. Но это действительно было потрясающе, просто мне требовалось время, чтобы это осознать. Я только что своими руками совершила чудо, сделала то, что до меня никому не удавалось…
— Спасибо, магистр.
— Что вы намерены делать с цветком?
— Гм… Не знаю. — я с недоумением покосилась на свое произведение, которое все еще держала в руке. — По-хорошему, следовало бы его где-то изолировать, покуда не погибнет семя. От моего цветка оно питаться не может — слишком грубое плетение, ему просто не под силу будет пустить корни. Но я не представляю, сколько может прожить маэрэ-лэ без подпитки… Отдать бы его нашим природникам для исследований, но нам, вероятно, придется сохранить сегодняшние события в тайне до поры до времени.
— В таком случае, отдайте его мне. Я мог бы даже поместить все это в стазис, что называется, до лучших времен, когда можно будет открыто исследовать вашу добычу.
— Что ж, берите, магистр. Только приготовьте какое-нибудь вместилище, иначе вы его не удержите.
В руках магистра появилась энергетическая полусфера, я поместила туда свой цветок, и преподаватель провел над ним ладонью, завершая построение сферы. Все это он уложил в услужливо протянутый Рьеном ящичек (и где успел взять-то!) и накрыл стазисом. Чудненько, одной проблемой меньше!
Другая проблема лежала на кровати, все еще довольно бледная и нуждающаяся в постоянном присмотре.
Третью проблему представляла я сама — полумертвая от усталости, удерживающаяся в вертикальном положении не столько уже силой воли, сколько силами бедняги Лереха, которые тоже не бесконечны.
— Ну как ты? — обернулась я к однокурснику?
— Прекрасно! — пропыхтел он.
— Видел что-нибудь?
— Немного. Но достаточно, чтобы понять, что именно ты сделала. Я воспользовался твоим зрением, чтобы смотреть. Ты заметила, что я все время касался тебя, чтобы поддерживать контакт?
— Не-а, даже не почувствовала.
— Я бы тебе посоветовал лечь, — вмешался Рьен.
— Можно прямо здесь?
— Конечно, сейчас будет вторая кровать, — улыбнулся лекарь.
Как выяснилась, кровать уже ждала под дверью — умница Рьен все предусмотрел. Он помог мне перебраться на постель и заботливо укрыл одеялом. Как уходили Лерех и магистр Левир, я уже не слышала — провалилась в сон. А Рьен, когда я проснулась на закате, сидел у постели неподвижного пациента. Мне показалось даже, что он так и не покидал палату, пока я спала.
— Ну как он?
— Все так же. Спит. Но это хороший сон — ему надо восстановиться после всего, что случилось. Все-таки магическое воздействие…
— Как ты думаешь, сколько он проспит?
— Я рассчитываю, что пару деньков. Если дольше, придется подпитывать его магически. Если меньше, то, боюсь, он не восстановится до конца и будет плохо себя чувствовать какое-то время.
— Думаю, кому-то надо постоянно находиться при нем. Очень важно, чтобы в момент пробуждения он был не один. Все-таки пробуждение в человеческой лечебнице может стать для молодого эльфа шоком.
— Да, ты права. Как мы это организуем?
— Ну, до конца декады я могу остаться здесь. Только завтра с утра отлучусь на пару часиков, принесу одежду на смену и учебники, чтобы не помереть тут со скуки. А там видно будет.
…Эльф очнулся как раз к вечеру последнего выходного дня, когда я раздумывала, стоит ли звать кого-нибудь на смену или остаться на ночь, а утром прямо из лечебницы отправляться на уроки. Пробуждение его было внезапным: вот только что лежал неподвижно — и уже сидит, хлопая перепуганными глазищами:
— Где я?! — как ни странно, кое в чем эльф сориентировался мгновенно: сразу заговорил не на эльфийском, а на языке империи.
— В лечебнице. Не волнуйся, с тобой уже все в порядке, ты здоров.
— А… как я сюда попал? — испуг в глазах сменился подозрительностью.
— Если совсем коротко… Твои сородичи решили тебя казнить… Кстати, за что?.. Подселили тебе маэрэ-лэ и выбросили умирать на улицах Лербина.
— Значит, я умру? — обреченно выдохнул парень.
— Я же сказала, что с тобой уже все в порядке. Мы избавили тебя от семени.
— Человеческие лекари?! Избавили?!
— А что ты имеешь против человеческих лекарей? — нарочито грозно вопросила я.
— Да нет… Ничего… Просто я думал, что вы не можете работать с магической оболочкой.
— Как видишь, смогли. Но ты так и не сказал, за что тебя приговорили к такой страшной казни.
— Меня… обвинили в уничтожении дубовой ветви.
Теперь была моя очередь таращить глаза.
— Это такой артефакт, ветвь серебряного дуба, единственный в своем роде — служит плодородию Лиотании. Есть и другие свойства, но я их не знаю., - пояснил эльф в ответ на мое недоумение.
— А-а-а!..
— Но я его не не трогал. Не трогал! — мелодичный голос звенел на грани срыва. — Я просто не мог сказать, где я был, когда произошло преступление. Не мог признаться, — на бледных щеках парня выступил румянец.
— А с чего они вообще решили, что это ты сделал?
— Там нашли мои магические отпечатки.
Что это такое, я себе представляла весьма смутно. Эльф тоже объяснить не смог. Я поняла только, что это не остаточные следы ауры или какого-то магического действия, а именно присутствие характерной для конкретного существа (а именно — эльфа) магии.
— А их можно подделать, эти отпечатки?
— Не зна-а-аю, — протянул парень.
— Меня зовут Лари. — представилась я. — А тебя как?
— Ритэниор-Арав.
— Ритэниор…
— Это сокращенное имя — для полукровок и изгнанных, вторая часть имени обозначает принадлежность к клану. Хотя… я ведь, наверное, тоже больше не член клана, — загрустил эльф.
— Ты скрывался в Ниревии, чтобы избежать казни?
— Да, я бежал сюда. Но меня нашли очень быстро.
— Как ты считаешь, если твои соотечественники узнают, что ты жив, они попытаются снова тебя казнить?
— Думаю, да.
— В таком случае, тебе стоит пока оставаться здесь, в лечебнице. И скрывать свое исцеление. Я предупрежу доктора Вестрама, сюда больше никто не войдет, кроме него. А сам не высовывайся, понятно?
Эльф кивнул, вздохнул, и снова улегся в постель — обдумывать свое положение.
А я все-таки решила вернуться в школу.
Все-таки Наттиору я похвасталась своими достижениями, а он порадовался, но и обеспокоился:
— Подозреваю, что не оставят его в покое. А зная тебя, догадываюсь, что и ты в эту историю по уши вляпаешься.
— Можешь не сомневаться. Считай, что я уже вляпалась, — и я поведала другу, что мне удалось выудить из Ритэниора.
— Да, чисто эльфийские штучки, с этими отпечатками… — Нат задумался. — Но я слышал, что есть способ магически выдать одного эльфа за другого. Для этого используются амулеты, но там две сложности — вроде бы амулет должен сначала поносить тот, чей отпечаток собираются скопировать, а еще нужна его кровь для последующей активации.
— Интересно… надо будет парня расспросить обо всем подробно, пока соотечественники не заинтересовались его необычайной живучестью…
Но я не успела. В следующие выходные эльфы появились на пороге кабинета Рьена почти одновременно со мной и до того, как я успела повидать Ритэниора. Двое остроухих красавцев с надменными физиономиями представились членами эльфийской дипломатической миссии при дворе ниревийского императора.
— К нам поступила информация, — без долгих предисловий начал один из них, — что в вашей лечебнице скрывается от правосудия беглый преступник.
— В моей лечебнице на данный момент пребывают только пациенты и сотрудники, — сухо ответил целитель Вестрам.
— Тем не менее… — эльф говорил медленно, почти по слогам. — Нам известно, что здесь находится эльф по имени Ритэниор, — я отметила про себя, что клановую приставку посетитель опустил, — и этот эльф является государственным преступником, который подлежит выдаче.
— Уважаемый, — вмешалась я, — вы что-то путаете. Для выдачи преступников существует специальная дипломатическая процедура, и она осуществляется не через лечебницу, а по другим каналам.
— Вы. Сейчас. Отдадите. Нам. Преступника. — эльф чеканил слова, а я чувствовала, как напряглась моя ментальная защита, встречая атаку.
А они, оказывается, в паре работают. И воздействуют одновременно на нас обоих. У Рьена не было такой мощной защиты, как у меня, но он держался силой воли и долгом врача.
— Доктор Вестрам, — обратилась я к нему с нажимом в голосе, одновременно пытаясь перебить направленную на него атаку, — я бы вам посоветовала сейчас пойти в кабинет магистра Ставира и оттуда связаться с департаментом магической безопасности, чтобы заявить о незаконном ментальном воздействии.
Доктор встрепенулся. Эльфы удвоили усилия. Мне пришлось сделать вид, что поддаюсь: я приоткрылась чуть-чуть, а когда чужое щупальце (именно так я это воспринимала) устремилось к образовавшейся в моей защите прорехе, выпустила ему навстречу концентрированный сгусток негативных эмоций, этот комплект у меня всегда наготове, он содержит все, что удалось запомнить моему сознанию из той ночи, когда я боролась с отравой на границе Пустых земель.
Эльф схватился за голову, пошатнулся и судорожно втянул воздух, второй, связанный с ним ментально, непроизвольно скопировал его движения. Но надо отдать им должное: они быстро пришли в себя. Правда, и нападать больше не рискнули.
— Если вы не желаете по-хорошему… — о, и это они называют «по-хорошему»? — Мы дадим этому делу официальный ход и обратимся с запросом к его величеству императору Ниревии. Не сомневаюсь, что он пойдет нам навстречу, вашей стране сейчас не нужен дипломатический скандал.
С этими словами эльфы синхронно развернулись и покинули кабинет. Рьен выдохнул с облегчением, но тотчас же озабоченно взглянул на меня:
— Что будем делать?
— Рьен, я не специалист. Но думаю, что стоит все-таки обратиться с соответствующим заявлением, а я пообщаюсь со знакомыми, которые, надеюсь, позаботятся о том, чтобы делу дали ход. Сегодня они вряд ли что-то успеют, эти дипломаты. Его величество в загородном дворце, вчера его кортеж проезжал неподалеку от школы, я видела. Значит, раньше начала декады он дипломатов не примет, даже если в первый день, то не с самого утра. Ну а я начну действовать уже завтра.
Дальше дежурство шло своим чередом: обходы, осмотры, амбулаторный прием. И все это — на фоне мучительной головной боли, преследовавшей меня после грубых попыток взлома ментальной защиты. До Ритэниора я добралась только к вечеру. Уселась на стул верхом и приступила к допросу:
— Рассказывай!
— Что?! — опешил парень.
— К кому твоя кровь за последнее время попадала, кому ты амулет отдал, который до этого на себе носил, — почему-то я не сомневалась, что этот растерянный парнишка не совершал преступления.
Ритэниор (про себя я уже называла его просто «Рит») надолго задумался.
— Я не припомню, чтобы был какой-то амулет, — медленно проговорил эльф.
— Возможно, какое-то украшение или что-то в этом роде? — попыталась я помочь.
— Д-да… Была брошь. Красивая, с сенерийским лазуритом. Мне ее подарил один родственник. А спустя где-то полторы декады жена моего брата выпросила ее поносить. Сказала, что подходит к ее глазам. И вправду подходит. Но это был не амулет, просто украшение, я же вижу магию.
— Ты видишь активную. Если наложено пассивное плетение, которое никак не воздействует на окружающий мир до активации, разве что воспринимает какие-либо эманации, то ты мог и не заметить. И, насколько я понимаю, это был как раз такой амулет. Теперь вспомни о крови.
— Не помню я никакой крови! — вскинулся остроухий.
— И все-таки… Постарайся вспомнить: может, ты поранился где-то?
Эльф опять погрузился в раздумья. Я его не тревожила — знала, что он перебирает в памяти минута за минутой свои последние мирные дни. Наконец он поднял глаза и посмотрел на меня:
— Знаешь… какое-то смутное воспоминание, как в тумане. Вроде и было, но нет никакой уверенности.
— Возможно, было воздействие на разум, тебя пытались заставить забыть об этом событии. Рассказывай! — скомандовала я.
— Амиэра… ну, это жена брата… она хвасталась новыми духами. Я не очень заинтересовался, но она сунула флакон мне под нос, вынуждая понюхать. Я вдохнул и закашлялся, а потом у меня пошла кровь носом.
— И она тебе помогала остановить кровотечение…
— Верно. Носилась вокруг меня с платком.
— И таким образом разжилась твоей кровью. Что ж, вот тебе и твой магический отпечаток, — подытожила я.
— Но как же… — снова растерялся эльф, не в силах поверить. — Амиэра… Мы ведь родственники.
— Родственники… А ты вот скажи, тот, кто подарил тебе амулет, в каком родстве с тобой состоял?
— Это родной брат Амиэры. Старший.
— И последний вопрос: признайся хоть сейчас, где ты был, когда совершилось преступление?
— В веселом доме, — шепотом признался эльф и его бледные щеки зацвели пунцовыми пятнами.
— О! — тут пришел мой черед удивляться. — Я не думала, что у эльфов существует… м-м-м… продажная любовь.
— Лари, в Лиотании живут не только эльфы, но и множество людей. И в таких домах служат человеческие женщины.
— Ты бывал там и прежде?
— Нет, я… в первый раз, — Ритэниор снова мучительно покраснел.
— Сам придумал туда идти?
— М-м-м… Нет. Меня родственник позвал.
— Снова родственник. И какой же степени?
— Ну… он тоже брат Амиэры. Только младший. Ой! — эльф в ужасе вытаращил глаза и прикрыл рот рукой. — Только не говори мне…
— Не скажу. Выводы сам делать будешь.
Утром Рьен сменил меня в лечебнице, а я отправилась с визитом к Аргелу мер Сельмиру. Помнится, он предлагал мне обращаться, если понадобится помощь. Так вот, похоже, как раз пришло его время.
Мало кто знал, что уже более года бывший королевский дознаватель занимал должность заместителя начальника тайной канцелярии, а фактически — ее руководителя, потому что сам начальник свел свое участие в служебных делах к докладам его величеству об успехах и неудачах своих подчиненных. Полагаю, такое разделение обязанностей не было случайным, а имело некий недоступный пониманию простых смертных смысл. Тайная канцелярия в Ниревийской империи занималась расследованием внутренних преступлений против власти и империи и одновременно ведала внешней разведкой, так что ни одно поползновение иностранных дипломатов не проходило мимо ее внимания. Следовательно, именно она мне и была нужна.
Мер Сальмира дома не было — отсутствовал по делам службы, и мне пришлось его дожидаться.
— Рад вашему визиту, госпожа Май, — приветствовал меня хозяин, едва появившись на пороге гостиной.
— Рано радуетесь, лейв мер Сельмир, я принесла вам заботы, — улыбнулась в ответ.
— Слушаю вас, — мер Сельмир уселся в кресло напротив меня.
Я кратко изложила больничные события, начиная с обнаружения на улице города бессознательного эльфа и заканчивая визитом в лечебницу его соотечественников и моей последней беседой с парнем.
— Как вы понимаете, мне бы не хотелось, чтобы с таким трудом исцеленного пациента снова казнили. Мало всего прочего, теперь я абсолютно уверена, что юноша ни в чем не виноват.
— Что ж, я думаю, его величеству будет интересно это дело. Тут занятный казус — преступник уже был казнен, наказание свершилось. Я думаю, этого будет достаточно, чтобы отказать эльфам в их ходатайстве о выдаче парня. Плюс тот факт, что они уже совершили противоправное деяние, приведя в исполнение приговор своему преступнику на территории другого государства. Мне потребуется ваше свидетельство в письменном виде.
Я протянула мер Сальмиру письмо, которое мы с Рьеном сочиняли сегодня утром, перед моим уходом с дежурства. Акцент в нашем изложении событий делался на несколько моментов. Во-первых, на тот факт, что казнь — таки да, свершилась — о какой выдаче преступника может идти речь, если преступник уже казнен? Тут мои мысли перекликались с замыслом Сальмира. Во-вторых, упоминалось неподобающее поведение эльфийских дипломатов с их грубой попыткой воздействия на разум. И в-третьих, особое внимание мы уделили уникальности проведенной операции, «подобной которой еще не знало человеческое целительское искусство». Это бы посыл непосредственно к его величеству — император был славен тем, что покровительствовал науке и интересовался ее достижениями. Предполагаемой невиновности Ритэнара мы коснулись лишь вскользь — что-то подсказывало мне, что в дипломатических играх это не главное. Естественно, послание мы с доктором подписали оба.
Мер Сельмир ознакомился с текстом, одобрительно покивал.
— Заявление о ментальном нападении подали?
Я кивнула, чуть поморщившись, — голова со вчерашнего дня так и не переставала болеть.
— Хорошо, я позабочусь, чтобы ему дали ход. Что касается невиновности вашего пациента, то я подниму свои связи в высших кругах Лиотании, чтобы там попробовали инициировать пересмотр дела.
На этой ноте мы и распрощались.
У самых школьных ворот я догнала знакомую карету — впереди меня на территорию школы въезжал наш менталист. Экипажем сразу занялись конюхи, но магистр Релинэр не спешил покидать задний двор, наблюдая, как я спешиваюсь и расседлываю Мирку, морщась от волнообразных приступов головной боли.
— И что с вами на этот раз случилось, студентка Май?
— О, со мной случились ваши, в некотором роде, коллеги. Так что это по вашей части — ментальное воздействие.
— Пойдемте, я вас посмотрю, — магистр приобнял меня за плечи, и мы переместились в его апартаменты, — присаживайтесь, Лариса. Рассказывайте.
И мне пришлось рассказать ему про беднягу Ритэниора и его крайне неприятных соотечественников. Магистр слушал с напряженным вниманием, потом показал кивнул мне на диван:
— Ложитесь.
Я прилегла. Мягкие прикосновения магистра Релинэра к моему сознанию ничуть не напоминали грубое, бесцеремонное вмешательство эльфов. Казалось, уходит не только сама боль, но и выматывающая усталость, и тревоги, и переживания — не до полного равнодушия, нет… Это было похоже просто на освобождение от лишнего груза, мешающего жить и мыслить.
— Спасибо, — шепнула я.
Магистр помог мне сесть и сам опустился в кресло.
— Что ж, все это замечательно… и интересно. Есть только две проблемы.
— Какие же?
— Во-первых, безопасность мальчика. Надо полагать, пока его вопрос решается на дипломатическом уровне, а также в Лиотании, жизнь его по-прежнему подвергается опасности — не верится мне, что эльфы будут в бездействии дожидаться решения нашего императора.
— Это решаемо?
— Я думаю, да. Можно предложить юноше приют в школе — тут он будет защищен. Я поговорю с ректором, вряд ли он станет возражать.
Да, это было бы неплохим решением — школа надежно закрыта от проникновения извне, беспрепятственно на ее территорию могут проникать только студенты, преподаватели и те, кому дается специальное разрешение — обычно разовое. Лишь в короткий период вступительных экзаменов здесь бывают чужие.
— А вторая проблема? — поинтересовалась я.
— Вторая — ваша безопасность. Не исключено, что эльфы попытаются отомстить. В первую очередь именно вам, потому что именно вы, а не доктор, смогли что-то противопоставить их воздействию, и они, несомненно, сумели это понять… М-м-м… кстати, со следующего курса жду вас на своих занятиях. Как менталист вы внушаете определенные надежды.
Я вздохнула:
— Как менталист… как некромант… как не знаю кто… А я не хотела бы в перспективе работать со стражей или службой безопасности.
— До тех перспектив еще дожить надо. А пока… сегодня я побеседую с магистром Бертро, и мы обеспечим вас защитными амулетами… и амулетом для связи.
— Защитными — если только от физического воздействия, а от магических атак я неплохо прикрыта.
Магистр смерил меня внимательным взглядом, но ничего не сказал.
Днем позже Ритэниора доставили в школу и выделили ему апартаменты в преподавательском корпусе. К вечеру я получила от него записку на эльфийском с приглашением в гости. К сожалению, бегать по гостям было некогда — меня уже вновь захватила учеба, а решение «эльфийской» проблемы я запустила и теперь временно потеряла к ней интерес. Тем не менее, все произошедшее дало старт сразу двум мыслительным потокам.
Один был посвящен дальнейшему развитию способов взаимодействия с чистой магией и жизненными оболочками магических существ. И главный вопрос, который я перед собой ставила: как сделать все то же самое, но без меня? Пару вечеров я провела в библиотеке, перерывая справочники по магическим формам жизни, один посвятила беседе с саа-тши, которая помогла мне навести порядок в собственных идеях. И через несколько дней я уже была готова представить свои плоды своих размышлений на суд магистра Левира.
Я специально задержалась после занятий, чтобы побеседовать с магистром, но, как оказалось, он тоже ждал подходящего момента, поэтому, стоило нам остаться наедине, заговорили мы одновременно. Рассмеялись. Я сделала приглашающий жест рукой, давая магистру высказаться первым.
— Вы знаете, я много думал над тем, что вы проделали с тем эльфийским мальчиком. И пришел к выводу, что это далеко не всякому лекарю и человеческому магу доступно…
— Да-да, магистр, именно об этом я и собиралась с вами поговорить, — я улыбнулась, — потому что у меня есть кое-какие идеи, которые, возможно, сделают работу с магической оболочкой доступной многим магам — достаточно обладать натренированным даром видения тонких структур.
— Ну-ка, ну-ка, — заинтересовался Левир, усаживаясь поудобнее за одним из учебных столов и предлагая мне занять место напротив.
— Кое-что из моих действий может повторить каждый — к примеру, то воздействие на магическую оболочку, когда я заставляла ее вибрировать. Выращенные мною «пальцы», хоть и выглядели подобно нитям магической оболочке, но представляли собой куда более грубое произведение, но самое главное — являлись порождением человеческой магии, просто волокна были выбраны из подходящей области цвето-магического спектра. Тут главное — ловко управляться с этим инструментом, чтобы не допускать прикосновения «пальцев» к сфере жизни и не вызвать таким образом ее повреждения…
— Да, это я и сам понял, — магистр не мог дождаться, пока я перейду к тому, что было бы для него действительно новым.
— Не сомневаюсь, магистр. Это была вводная часть, — я рассмеялась и продолжила. — Другое дело — создание псевдоживого цветка-ловушки. Впрочем, это не обязательно должен был быть цветок, просто моя фантазия так сработала. К сожалению, именно эта ловушка создана из так называемой «чистой» магии, не пропущенной через энергетическую систему человека, а значит, изготовление такой ловушки недоступно таланту большинства человеческих магов… Но! Кто сказал, что ее должен сделать непременно человек? Мы ведь давно изучаем магическую жизнь, общаемся с магическими существами разной степени разумности… Почему бы не обратиться к ним за помощью?
Магистр, кажется, даже дышать перестал от предвкушения открытия. А я выложила перед ним картинку, скопированную из библиотечного справочника:
— Смотрите, это урх. Довольно редкий вид магических существ, но все-таки не настолько, чтобы каждый уважающий себя исследовательский центр не имел в своем зверинце парочку-другую. У наших «природников» тоже есть несколько — и я вчера имела возможность пообщаться с одним из них.
— Да-да, знаю, — обрадовался Левир, — их еще ошибочно называют ирганскими пауками. Только они используют свою невидимую паутину не для ловли добычи, а для защиты потомства.
— Верно. А вы знаете, что «паутина» представляет собой волокна чистой магии и в то время, когда потомства нет, урхи просто ткут в свое удовольствие, придавая изделиям самую разнообразную форму? А еще урхи легко входят в ментальное общение и способны поймать образы извне — и воспроизвести их в своих изделиях. Я вчера как раз и провела небольшой эксперимент. Наше с урхом первое изделие, конечно, не слишком походило на мою изначальную задумку, но если проявить достаточно таланта и терпения…
— И я так понимаю, это еще не все? — поощрил меня преподаватель.
Ох, не все. Не зря же я полночи мать-змею пытала.
— Вторая уникальная часть проделанной операции — зов. Сомнительно, чтобы многие люди могли его освоить. Я училась ему не у человека и не уверена, что могу передать кому-то это умение. Зато им в совершенстве владеют некоторые магические животные. Опустим рептилий и птиц, с ними очень трудно входить в контакт… Вот, это некоторые существа, которые могли бы помочь, — с этими словами я выложила перед магистром несколько изображений и приступила к пояснениям. — Суигги, такие симпатичные и бойкие создания, одни из тех, кто способен на зов.
По правде говоря, суигги больше всего напоминали мне маленьких обезьянок, не только внешностью, но и нравом.
— И что, с ними можно… как-то сотрудничать? — засомневался магистр.
— Они очень общительны, легко идут на ментальный контакт, но эмоционально нестабильны, могут отказаться сотрудничать в самый неподходящий момент, поэтому я не стала бы на них рассчитывать, но попробовать все равно, наверно, стоит. А это — мистири, — зверек на картинке напоминал пятнистую белку, — всем хороши, но слишком пугливы. Нет уверенности, что их не выведет из строя, к примеру, незнакомый целитель, присутствующий при операции. Но у меня есть предложение и получше.
— Какое же?
Я пододвинула преподавателю последнюю картинку, изображавшую… некрупную собаку. Ну или кого-то очень на нее похожего.
— Вот. Это убарг. Убарги несколько недоверчивы, не сразу решаются на общение, но уж если вы нашли с ними общий язык, то сотрудничество обещает быть стабильным и плодотворным. Одна проблема — в школе их нет.
— Ну, это как раз не проблема! Я мог бы и за свой счет… — загорелся энтузиазмом магистр Левир.
— Подождите, — с улыбкой остановила я его, — полагаю, в скором времени можно будет и не за свой. Надо только дождаться положительного решения императора по поводу нашего с вами пациента. И тогда у нас появится возможность официально запустить совместный школьный исследовательский проект целителей и природников и запросить для него финансирование от короны.
Меня восхищают ученые, увлеченные своей наукой. Пока я неспешно рассуждаю, представляя себе разные варианты развития, эти уже пылают жаждой действия и готовы сворачивать горы. Магистр Левир только что из штанов не выпрыгивал и сам честно признавался в своем нетерпении.
— Не могу дождаться, честное слово! — восклицал он.
— Придется все-таки подождать. У меня, кстати, есть еще кое-какие задумки, только уже не для природников, а для предметников.
— Интересно! — магистр снова настроился внимать.
— Я представила себе ментально управляемый артефакт, способный выпускать щупальца-манипуляторы, — это я уже без саа-тши, сама изобретала, имея в виду научные достижения своего мира, — ведь им можно задавать определенные параметры, делать более тонкими и чувствительными, чем те, что мы способны выжать из себя самих в процессе работы… И тогда можно будет воздействовать непосредственно на сферу жизни — вроде того, что вы видели в Лиотании.
— Гм… Я не уверен, — задумался магистр.
— Если честно, я и сама не уверена. Эта идея несколько более сырая, мне ее еще думать и думать… вероятно, по поводу артефакта следует посоветоваться с магистром Бертро… пусть тоже поразмышляет.
…Надо сказать, предметник отнесся к моим идеям без великого энтузиазма — его насторожило само сочетание предметной и ментальной магии, их активное взаимодействие: одно дело, когда артефакт запускается ментальным толчком со стороны владельца и другое — когда хозяин руководит действиями манипуляторов. Словом, это показалось магистру Бертро слишком революционным, чтобы сходу принять. Но вид у магистра был задумчивый, когда я уходила из аудитории, стало быть, мне удалось что-то заронить в консервативную гномью башку.
Впрочем, для меня это все было… интересно, да. И перспективы радовали, если все получится. Хотя, по правде сказать, я не могла себе представить, чтобы новые идеи нашли широкое применение в целительском искусстве, все-таки не так уж часто в руки наших лекарей попадают эльфы, да еще и с такими странными… м-м-м… диагнозами. Разве что вспомнить о том, что лечить можно не только разумных, есть и другие существа с такой же «сферой жизни».
Для меня гораздо важнее на тот момент был толчок в решении собственных проблем. Вернее, пока даже не толчок, только изменение угла зрения. До сих пор я акцентировала свое внимание на ритуалах и возможности их изменить. Собственно, это и было правильно, но… Чтобы полностью осознать, как действует ритуал, надо было видеть изначальную структуру плетения защиты. А я, полюбовавшись на эльфа в процессе лечения, осознала, что ни разу не видела свою проблему со стороны — только отдельные ее части. Все-таки зеркала магического плетения не отражают.
Я загорелась идеей увидеть храмовую защиту целиком, извне. Вот только как это сделать? После некоторых колебаний поделилась своей проблемой с Терсимом. Способный парень, он давно разглядел мою «клетку», заинтересовался, но из деликатности не решался меня расспрашивать.
Три дня мы с ним запирались в пустующих аудиториях, преследуемые ревнивыми взглядами Оллы… Не сказать, чтобы нам совсем ничего не удалось. Я честно «позировала», пока Терсим любовался плетением храмовой защиты, потом я считывала получившуюся картинку у него из головы, но… Картинку я видела… внутри себя. Однако работать с ней было страшно неудобно, хотелось иметь изображение снаружи, чтобы попробовать совместить его с имеющейся схемой ритуала. Без этого я все время путалась.
Идею подал Терсим: позвать в команду кого-нибудь из менталистов, владеющих даром иллюзий. У него даже был на примете один знакомый — пятикурсник-сыскарь, который легко лепил иллюзии. Его, кстати, обычно привлекали к оформлению зала для школьных балов и других мероприятий — и получалось у парня просто волшебно.
Идея выглядела замечательно, но это означало, что в мою неудобную тайну будет посвящен совершенно посторонний человек. К слову, Терсим вовсе не находил тайну «неудобной». Что и понятно: для артефактора это был предмет исследования, а не повод для всяческих терзаний.
Надо признать, к тому времени вопрос избавления от защиты превратился у меня в идефикс, я не только постоянно возвращалась к нему мыслями, зациклившись на поиске решения проблемы, но и ревностно берегла свою тайну там, где это было еще возможно. Даже моя соседка Рейяна ни о чем не догадывалась.
Тетради с записями, по этому поводу я хранила в тайнике в своей комнате. Тайник создал кто-то из прежних жильцов, я наткнулась на него совершенно случайно и с помощью саа-тши перенастроила на себя, так что никто больше не знал о его существовании.
Словом, чтобы решиться посвятить в свою беду кого-то еще, мне потребовалось немалое мужество. Но все-таки победила призрачная надежда сделать еще один шаг, приближающий меня к решению.
Марвел — тот самый знакомец Терсима — охотно согласился помочь, разве что время долго не мог выбрать — у нас обоих было перегруженное расписание, но все-таки нам удалось согласовать встречу.
— Лари! Подними руки повыше, — я вздохнула и вновь задрала к потолку дрожащие от длительного напряжения конечности.
Терсим наматывал круги, пытаясь рассмотреть меня со всех сторон, уже почти час, Марвел, стараясь не отставать, после каждого перемещения оказывался у него за спиной, беспрерывно считывая получавшуюся картинку. А получалось, надо сказать, не очень.
Физически все это было терпимо, но, как ни крути, излишне нервно, а потому усталость давала о себе знать. Руки так и норовили опуститься — как в буквальном, так и в фигуральном смысле.
Просто плетение было слишком сложным: Терсим воспринимал картину целиком, но при передаче ее Марвелу подробности смазывались. В конце концов я посоветовала ребятам воспроизводить плетение послойно:
— Терсим, посмотри внимательно и выбери для начала самый глубокий слой. Какие там цвета?
— Золотисто-желтый и золотисто-зеленый.
— Тогда постарайся абстрагироваться от остального плетения… Ты же умеешь настраивать магическое зрение на определенную часть спектра? Вот и постарайся увидеть сначала этот желтый, потом зеленый. А Марвел сразу воспроизведет. Потом будете добавлять цвета по одному. Тебе придется только обращать особое внимание на узлы, где сходится много нитей.
Послойно дело пошло… нет, не быстрее, но хотя бы сдвинулось с мертвой точки. Иллюзия обогащалась все новыми и новыми цветами и переплетениями. К исходу третьего часа со всех нас сошло по семь потов, но иллюзия — устойчивая и даже осязаемая — была готова. Впервые я имела возможность со стороны рассмотреть свой «экзоскелет». Марвел пообещал, что при должной подпитке иллюзия продержится сколь угодно долго, а что особенно здорово, осязаемость иллюзорной скульптуры позволяла переносить ее с места на место, а значит, и прятать от любопытных глаз.
Подходящее укрытие, кстати, имелось — в этот раз мы оккупировали для наших занятий алхимическую лабораторию. Магистр Челлах выделил мне здесь собственный уголок с просторным запирающимся на замок шкафом — он с давних пор лелеял надежду, что я возьму его предмет второй специальностью, и мечтал сделать меня своей ассистенткой, а потому с особым вниманием относился к моим просьбам.
Терсим придирчиво осмотрел получившееся произведение, сравнил с оригиналом и остался вполне доволен. Я ждала, пока он уйдет, чтобы спокойно заняться своими исследованиями, но приятель не спешил меня покидать. В глазах его светился научный интерес — штука пострашнее любого человеческого любопытства, и я поняла, что одной мне остаться не удастся. Марвел тоже топтался вокруг, надеясь, что ему позволят поприсутствовать.
Беда в том, что смотреть тут пока было не на что, кроме его собственного творения. Я поглядела поочередно на одного и на другого, вздохнула, взяла грифель и принялась прямо на полу лаборатории чертить ритуальный круг, благо за два с лишним года я выучила схему этого ритуала наизусть. Когда я дорисовала последний символ, парни переглянулись, подхватили иллюзию и поставили ее в центр изображения. Я хмыкнула: «скульптура» была, конечно, немаленькой, примерно в половину моего роста или чуть больше, и вполне осязаемой, но все же не настолько весомой, чтобы тащить ее вдвоем. Позеры. Впрочем, мальчики честно демонстрировали необходимость своего присутствия.
Я прошлась вокруг получившейся композиции. Хоть убей, не понимала я, как это должно работать. Я знала, что круг замыкается кровью участников, никакой вербальной формулы для активации произносить не нужно — то есть схема начинает работать, как только двое оказываются внутри круга и замыкают его. Что должно произойти, чтобы разомкнулось плетение и магия начала высвобождаться, теряя связь с носителем?
Терсим с умным видом переминался с ноги на ногу рядом со мной — он тоже пытался вникнуть в суть проблемы, а Марвел через какое-то время заскучал.
— Ну ладно, ребята. Пойду я, пожалуй, — открыл дверь — и отшатнулся от неожиданности.
Перед дверью в лабораторию стоял улыбающийся Ритэниор.
— Можно? — не дожидаясь ответа, эльф аккуратно оттеснил плечом застывшего в дверях Марвела и шагнул внутрь. — Лари, я тебя искал… Ой, а что это у вас тут?
Рит приблизился к нашей композиции и принялся внимательно ее рассматривать. Потом перевел взгляд на меня. Затем снова на иллюзию.
— Э-э-э… Лари, я уже видел на тебе эту штуку, но так и не понял, что это такое.
Пришлось объяснять. Марвел, которого я в подробности не посвящала, не спешил уходить и внимательно прислушивался, пока я не зыркнула на него сердито. Он обиженно поджал губы и слинял. Придется все-таки поговорить с ним потом, — подумалось мне. А эльф слушал мои объяснения, с трудом сдерживая возмущение. В конце концов оно прорвалось гневным возгласом:
— Я не понимаю! Не понимаю, как так можно было поступать с девушками… с дочерьми. Это… дикарство какое-то! Я не верю, что такая жертва может быть нужна богам, иначе бы они не дали людям магию.
— Рит, я тоже не верю. Но речь сейчас не об этом. Мы с Терсимом не можем понять, как активируется схема и как потом движутся энергетические потоки.
— Но это же просто! — воскликнул парень.
— Да ну! — поразилась я и скомандовала: — Объясняй!
— Вот смотри, — палец эльфа ткнул в один из замыкающих символов, — это Он. Мужчина.
— Любой? — уточнила я.
— Нет, вот этот значок обозначает наличие определенного рода связи между участвующими в ритуале мужчиной и женщиной. Вот в таком виде он означает брак, а вот так, — эльф решительно стер одну перекладину, — помолвку.
— То есть в ритуале может участвовать не только муж, но и жених?
— Верно, — подтвердил Ритэниор.
По всей видимости, герцог этого не знал, раз собирался непременно провести брачный ритуал, прежде чем присваивать мою магию. Значение всех символов можно было найти в справочнике по ритуальной магии, но у меня теперь начинало складываться впечатление, что значений куда больше, чем указано в справочнике, и эльфы, в отличие от нас, имеют об этом некоторое представление.
— А дальше, Рит? Вот мы замкнули круг своей кровью, капнув, соответственно, на женский и мужской символы. И что?
— И то, что сразу устанавливается связь между этими символами и средоточием мужской и женской силы в ваших энергетических оболочках, соответствующая нить плетения — вот смотри, она оранжевая и, если приглядеться внимательно, не так глубоко и плотно вплетена в защиту — начинает тянуться, чтобы коснуться вот этого, а потом этого символа, — эльф ткнул в схему изящным пальцем.
— Но это… врата и ключ.
— Совершенно верно, это поэтические обозначения для… э-м-м… — эльф умолк и слегка покраснел.
А до меня начало доходить:
— Значит… женское и мужское начало… соединяются одной и той же нитью плетения… и в момент, когда… Ага, активизация схемы завязана на момент дефлорации! — я обернулась, торжествующе улыбаясь, и заметила, что на этот раз покраснели уже оба парня.
Пожалуй, девушка, свободно употребляющая подобные слова, — пусть она даже и профессиональный целитель — слишком глубокое потрясение для юношей этого мира. Хотя от мага я подобной реакции не ждала — все-таки мне казалось, что они с Оллой отнюдь не веночки плетут на свиданиях.
Эльф справился с потрясением и подтвердил мои выводы относительно ритуала.
— А дальше? — требовательно вопросила я.
— Ну… при активации происходит распускание основного узла. Заметь, узел преимущественно оранжевый, все остальные нити участвуют в нем… пассивно. Воздействие на узел высвобождает все, что в него вплетено, а дальше расплетание узора идет уже само собой…
— Подожди, но при этом предполагается высвобождение магической силы. Как в таком случае должны распределяться потоки?
Дальше Ритэниор не говорил, а показывал. Иллюзия, ожившая по взмаху его руки, раскрывала перед нами сущность моей клетки. Один за другим распускались разноцветные узлы, высвободившиеся из плетения нити распрямлялись, принимая естественную для них форму, по сродству находили в схеме соответствующий им знак и устремлялись к нему. Иллюзорная энергия вытекала из круга… Последние узлы, зафиксированные на месте сосредоточения магической энергии, развязывались, обнажая некрасивые прорехи в резервуаре, остатки магических сил выплескивались последней волной…
Все. Человек переставал существовать как маг.
Я нервно сглотнула. Эльф, бросив на меня сочувствующий взгляд, снова взмахнул рукой, прекращая «мультик» и возвращая иллюзии первоначальный вид. Терсим потерянно молчал, чувствуя мое состояние и не зная, что сказать в утешение.
— Неужели нельзя никак по-другому, — произнесла я, нарушая давящую тишину, — без этого ритуала, без разрушения магического резервуара?..
— Я не вижу такой возможности, — едва слышно ответил эльф.
— Я найду ее! — заявила упрямо, скорее для себя самой, чем для Рита и Терсима.
И все как-то сразу расслабились, заулыбались. Я перенесла иллюзию в шкаф, затерла схему на полу, поблагодарила за помощь Терсима и… спохватилась:
— Э-э-э, Рит, а ты зачем меня искал-то?
— О, забыл совсем! Я получил письмо: лиотанийский мастер Ищущий Истину хочет встретиться со мной.
Насколько я поняла, «мастер Ищущий Истину» — это у эльфов что-то вроде нашего следователя.
— Что он хочет?
— Пишет, что дело пересматривается, и в связи с этим ему необходимо задать мне кое-какие вопросы.
— Надо бы согласиться. Это ведь тебе на руку, не правда ли?
— Вроде бы да, но я боюсь ужасно… А вдруг вместо разговора меня ждет повторный арест? И казнь? Или он попытается воздействовать на меня как-то, чтобы я согласился с обвинениями?
— Хм… Не думаю, что тебе стоит этого бояться, если встреча состоится на территории школы. Попроси магистра Релинэра поприсутствовать, он обезопасит тебя от ментального воздействия.
— Я хотел бы, чтобы ты тоже была на этой встрече. Мне с тобой как-то спокойнее, — смущенно пробормотал мальчишка.
— Ну, если ты так хочешь… Только позаботься тогда, чтобы она не совпала по времени с уроками или с моим дежурством в лечебнице, — я решительно вытолкала мальчишек из лаборатории и заперла дверь.
Встреча состоялась спустя декаду в выделенных Ритэниору апартаментах, и проходила она, естественно, на эльфийском языке, так что я вынуждена была серьезно напрягаться, чтобы не терять нить беседы. Впрочем, мастер Ищущий, представившийся Берениором-Соэно, задавал те же вопросы, до которых додумалась в свое время и я.
Словом, картина преступления складывалась вполне отчетливая, и даже сам Ритэниор слегка повеселел. Единственным неловким моментом были подробные вопросы о развлечениях в веселом доме. Интерес Ищущего был объясним: чтобы окончательно прояснить ситуацию, надо было допросить тамошних девиц.
К концу беседы Берениор-Соэно поглядывал на нашего эльфеныша вполне благожелательно — похоже, и выводы сделал те же, что и я.
— Что ж, юноша, — сказал наконец Ищущий, — конечно, я буду вынужден проверить ваши показания, однако случай представляется мне предельно ясным: во всей этой истории вы выглядите жертвой, на которую изначально и собирались возложить вину за преступление. Мое мнение усугубляется еще и тем, что вы были подвергнуты казни без необходимых санкций, а приговор приводил в исполнение двоюродный дядюшка вашей в высшей степени подозрительной родственницы.
Как я поняла, «дядюшке» было велено всего лишь взять беднягу Ритэниора под стражу и лишь в случае упорного сопротивления аресту — если доставить буйного преступника на суд представлялось слишком сложной задачей — дозволялось казнить арестованного на месте. Поскольку Ритэниора взяли спящим в гостинице, где он остановился, то никакого сопротивления он не оказал. Получалось, что бедолагу поспешили казнить, чтобы не дать ему вспомнить кое-какие вещи и сопоставить факты, а суду — возможности обстоятельно допросить подозреваемого.
Вообще, эльфийское правосудие показалось мне явлением весьма загадочным. Где это видано — казнить преступника до суда, даже если его вина кажется вполне очевидной, только потому, что он показался блюстителям порядка слишком опасным?
Однако Ритэниор был просто счастлив, что дело, поначалу выглядевшее столь безнадежным, начало складываться в его пользу. Он расслабился, разулыбался, а под конец обратился к Берениору с просьбой передать послание родителям, и Ищущий не стал ему отказывать.
— О! — обрадовался эльф. — Тогда я сейчас быстренько напишу. Вы ведь подождете немного?
Берениор благосклонно кивнул, и Ритэниор бросился к двери в спальню. Я догнала его на пороге:
— На пару слов, Рит! — и успела поймать неодобрительный взгляд мастера Ищущего.
Понятно, о чем он подумал. Но я же не виновата, что в апартаментах Ритэниора нет кабинета и именно в спальне стоит письменный стол. А я всего лишь хотела попросить его сделать маленькую приписку к письму — с просьбой прислать из Лиотании книгу по языку ритуала с подробным объяснением всех символов.
…Книгу Ритэниор принес мне спустя две декады — вместе с радостной новостью о том, что он теперь полностью оправдан.
— Ты теперь вернешься на родину? — спросила я.
— Пока нет, — помотал головой эльф, — я побуду здесь еще какое-то время, магистр Хольрин позволил мне пожить при школе. Мне не хочется в Лиотанию, покуда все не улеглось — даже не столько там, сколько у меня в душе. Попробую сначала справиться с горьким осадком.
— Пожалуй, это верное решение. Надеюсь, со временем тебе станет легче.
— А кроме того, — Рит радостно улыбнулся, — мне хотелось бы принять участие в твоем проекте по работе с магическими животными. Это ужасно интересно!
— Ну, эта работа начнется еще не завтра — нужно сначала получить одобрение и денежные средства.
Книга, которую прислали Ритэниору из Лиотании оказалась, — вот ведь неожиданность! — на эльфийском. Мало того, язык этот был довольно архаичен, моих познаний, усвоенных за почти полтора года изучения языка, решительно не хватало для понимания текста. Поэтому вечерами я приходила с массивным фолиантом к Риту, и мы валялись в его гостиной на ковре, общими усилиями разбирая сложные места. Эльф, конечно, без конца отвлекался на посторонние разговоры, а я немного раздражалась, потому что предмет изучения был для меня неимоверно важным. Но как бы я ни ворчала, общение все равно доставляло мне удовольствие, да еще и помогало совершенствоваться в языке. Да и о самих эльфах я по ходу дела узнала немало — все-таки были такие вещи, о которых нам не рассказывали на уроках, а кое о чем не ведали, похоже, и наши преподаватели.
Впрочем, так происходило далеко не каждый вечер: на носу была сессия, приходилось уделять внимание и учебе, поэтому дело с освоением ритуальной символики продвигалось до обидного медленно. А ведь была еще и работа в лечебнице, от которой я никак не могла отказаться.
И именно в лечебнице меня поджидал очередной сюрприз от эльфов: я пришла на дежурство, и меня почти сразу позвали в кабинет Рьена, где уже поджидали двое остроухих гостей. Оба стула для посетителей были заняты, и я устроилась на подоконнике, заслужив своим вольным поведением парочку высокомерно-неодобрительных взглядов. Но у меня, похоже, на эльфийское высокомерие в последнее время выработался иммунитет, так что я взгляды проигнорировала, а сама с ожиданием уставилась на лекаря.
Рьен моих ожиданий не обманул:
— Вот, Лари, высокородные гости желают пообщаться с нами обоими.
— Значит, эта пигалица и есть тот самый гений, проделавший уникальную операцию по извлечению маэрэ-лэ? — процедил сквозь зубы один из высокородных.
— Вам не по душе мой возраст или мои размеры? — широко улыбаясь, осведомилась я.
— Нам не по душе ваша дерзость, — парировал второй гость.
— Придется вам с ней смириться, — осклабилась я, — уж извините, манерам не обучена, какая есть — такой и принимайте.
— Собственно, нам нет дела до ваших манер, — поджал губы первый. — Мы пришли, чтобы выдвинуть вам свои условия, и рассчитываем, что вы их безоговорочно примете.
— Вы предлагаете нам сделку? — деланно удивилась я.
Зная меня и мой язычок, Рьен помалкивал, не вмешиваясь и наблюдая за развитием событий.
— Какую еще сделку?! — воскликнул эльф.
— Ну как же… если вы говорите об условиях…
— Это не условия сделки! Это требования! И вы сейчас молча их выслушаете!
— Да вы не нервничайте, говорите. На то мы и лекари, чтобы со всяческим вниманием выслушивать пациентов.
— Я вам не пациент! — прошипел выбитый из колеи бедняга.
Второй эльф успокаивающе положил руку ему на плечо и продолжил сам:
— Собственно, наше требование простое и однозначное: не распространять сведения об успешно проведенной операции, Лиотании это невыгодно. Поклянитесь, что будете молчать, и вас больше никто не побеспокоит.
— Боитесь, что ваши преступники рванут сюда в поисках спасения? — усмехнулась я. — Так вы уже опоздали.
— Вы хотите сказать, что у вас появились еще такие пациенты? — изумился эльф.
— Я хочу сказать, что информация уже распространяется, и довольно быстро. Во-первых, — я загнула палец, — в дело посвящены тайная канцелярия и департамент магической безопасности.
— С государственными службами мы договоримся без проблем, — вмешался первый гость, — там сидят разумные люди, готовые пойти навстречу разумным предложениям. Они не станут чинить нам препятствий.
Прозвучало почти как «там сидят продажные чиновники, которых легко купить».
— Во-вторых, — продолжила я, — не забывайте, что при операции присутствовали три представителя высшего магического учебного заведения страны, из которых двое — студенты, а третий — увлеченный исследовательской идеей ученый, а это значит, что слухи о нашем успехе уже получили распространение в научной среде. Мало того, готовится обширная исследовательская программа, призванная развить и закрепить достигнутые успехи.
— Это невозможно!
— Нет ничего невозможного для человека с интеллектом, — процитировала я давно забытое, а в этом мире и вовсе никому не известное.
Вряд ли стоило упоминать о том, что прошение о финансировании с подробным изложением плана исследования уже лежало на рабочем столе его императорского величества в ожидании высочайшей резолюции. И я не сколько не сомневалась, что резолюция будет получена.
— Значит, молчания от вас мы уже не дождемся, — резюмировал второй гость.
— Да, вы с этим немного опоздали. Сочувствую. В утешение могу вас пригласить на презентацию результатов проекта, когда они будут представлены научному сообществу. К сожалению, пока не могу точно сказать, когда состоится это событие, — ехидно улыбаясь, закончила я.
Но первый из гостей все-таки решил оставить за собой последнее слово.
— Когда-нибудь вы горько пожалеете о своей дерзости, — прошипел он мне в лицо, прежде чем скрыться за дверью.
— Не слишком ли ты? — спросил Рьен, когда мы остались одни. — Эльфы — обидчивые и мстительные создания.
— Эльфы бывают разные. Но даже будь они все как на подбор злобными тварями, я все равно не позволила бы им безнаказанно разговаривать с нами таким тоном, будто мы грязь у них под ногами. «Требования», понимаете ли! — фыркнула я. — «Молчите, и вас никто не побеспокоит». Ха!
Ну не люблю я наезды, что поделаешь. Еще удивительно, что в этот раз никто не пытался воздействовать на нас с помощью ментальной магией. Впрочем, что-то мне подсказывало, что господа эльфы еще не раз встретятся мне на пути, и встречи эти едва ли покажутся мне приятными.
А сессия той зимой получилась какой-то неимоверно тяжелой и нервной, несмотря на то, что я прилежно занималась и чувтсвовала себя неплохо подготовленной. Вероятно, сказывалось перенапряжение последних месяцев — учеба, работа, преследуемый эльф, научные идеи, которые требовали времени и сил — пусть пока не на реализацию, а на обдумывание, — и мои собственные, личные изыскания, но самое главное — не проходящее ощущение какой-то невнятной угрозы. Казалось, тучи неумолимо собираются у меня над головой. В том, что гроза разразится, не оставалось никаких сомнениий, стоял лишь вопрос о времени, когда ее ждать. Иной раз паранойя — это хорошо развитая интуиция, и я не позволяла себе ни на мгновение забыть об этом.
Я чувствовала, что надо спешить, надо искать ответы на свои вопросы, выбираться из клетки, а я опять не понимала, в какую сторону мне за ними идти, и это нервировало меня еще больше.
Словом, я так измоталась, что во время каникул не стала добавлять себе рабочих часов в лечебнице, а постаралась отдохнуть. Не могу сказать, что мне это так уж хорошо удавалось — как раз в эти дни меня посетила очередная идея, и я бросилась за помощью к безотказному магистру Локаху.
Записку с просьбой о встрече я отослала магистру школьной магической почтой и почти тут же получила ответ с приглашением посетить его на следующий день в обед.
Слово «обед» внезапно вызвало целую охапку эмоций и воспоминаний. Подумалось, что я уже давно не навещала Дэйниша и не пробовала стряпню Брины, что наши совместные ужины с Натом канули в Лету, а о том, чтобы выбраться в хороший трактир, где не только наливают, но и прилично кормят, и речи не было. Что ж, девочкам, которые слишком много на себя берут, достается сомнительное удовольствие питаться исключительно в школьной столовой.
Обед у магистра Локаха был шикарным. Я расслабилась, сыто отвалилась на спинку кресла, и мне вовсе не хотелось приступать к разговору, ради которого я явилась, а магистр меня не торопил. И вообще, я понимала, что просьба моя учителю не понравится, и даже страшилась услышать от него убийственные слова: «Лари, деточка, вы столько добились даже с вашими ограниченными магическими способностями. Иному магу на это и жизни не хватит. Может быть, хватит мучить себя…» До сих пор магистр не говорил мне ничего подобного, но иногда я чувствовала, что он близок к этому, что безжалостный приговор уже вертится у него на языке, и он молчит только из-за понимания, что это именно приговор для меня.
И все-таки я стряхнула расслабляющее довольство, а заодно и свои страхи:
— Магистр, мне нужно найти подробное описание и схему ритуала, который собирался использовать мой… несостоявшийся жених.
— Девочка моя, вы уверены?..
— Совершенно уверена. Я разобралась в символике, я досконально поняла, как действует изначальная схема. Чтобы двигаться дальше, мне нужно понять, какие еще могут быть варианты. Тогда, может, мне удастся изобрести что-нибудь свое.
— Единственное известное мне собрание схем и описаний темномагических ритуалов находится в закрытом хранилище архива-библиотеки департамента магической безопасности. И это, увы, единственное место, куда я не могу обеспечить вам доступ одной своей волей. Нужны еще две рекомендации от других ученых, чтобы вам позволили вести там свои исследования.
— Рекомендации магистров школы сгодятся?
— Безусловно. Но вы ведь говорили, что не собираетесь никому рассказывать, что и почему ищете. Хотите теперь изменить этому решению?
— Нет, я по-прежнему не собираюсь рассказывать. По крайней мере, хочу попробовать договориться, не раскрывая своих проблем и переживаний.
— Что ж, попробуйте.
В тот день я засиделась у магистра Локаха, а на переговоры отправилась уже на следующее утро. Как ни странно, первым претендентом на роль поручителя в моем списке был магистр Релинэр. Почему-то мне казалось, что именно он не будет задавать лишних вопросов, а если и спросит о чем-нибудь, то мои ответы дальше него не пойдут, все останется между нами. Откуда взялось это доверие — при всем моем изначально подозрительном отношении к менталисту — я не понимала и понять не пыталась. Просто приняла эту новую точку зрения и с ней жила.
Магистр Релинэр мою просьбу выслушал внимательно, но с ответом не спешил. Задумался.
Я забеспокоилась:
— Магистр, я понимаю, что просьба несколько необычна, и если меня поймают на использовании темных ритуалов, то у школы тоже будут проблемы, да и у вас лично, если вы дадите рекомендацию… Я очень не хотела бы рассказывать о том, для чего мне допуск в закрытое хранилище, но я могу предложить вам ознакомиться с содержимым моей головы, чтобы убедиться в чистоте моих помыслов — я никому не собираюсь причинять вред. Конечно, я со своей стороны рассчитываю на вашу тактичность и надеюсь, что вы не станете без необходимости копать глубже и выяснять корни моего интереса, что личное останется личным…
— Я верю вам, Лариса, верю. И не собираюсь сканировать вас, свое решение я уже принял. Считайте, что моя рекомендация у вас в руках. А к кому еще вы собирались обратиться?
— Сложный вопрос. Я подумывала о магистре Левире. Думаю, он не откажет мне в рекомендации. Боюсь только, что мне для этого придется ответить на множество неудобных вопросов и заранее смириться с тем, что информация расползется по всей школе, потому что магистр молчать не умеет. Меня это тревожит, но другого варианта я не вижу.
— Вы правы, обратиться к магистру Левиру, при всем моем к нему уважении, — не самая лучшая идея.
— И что вы мне посоветуете?
— Я бы посоветовал вам подождать денек, а я попробую пока поговорить с ректором. Полагаю, если я за вас поручусь, то и магистр Хольрин не откажет.
— Вы готовы поручиться за меня еще и перед ректором?
— Да, — просто ответил Релинэр.
Магистр Хольрин действительно не отказал, через несколько дней я держала в руках три рекомендательных письма и с ними отправилась в департамент магической безопасности. Честно говоря, я немного побаивалась этой службы. Даже не немного. Да, совсем недавно я советовала доктору Вестраму обратиться туда, но… я помнила пугающие слова Дэйниша о демонической сущности, которую могут заподозрить во мне. Поэтому двери департамента открывала с опаской.
Правда, за этими дверями, как выяснилось, заседали обычные чиновники, которые битый час гоняли меня из кабинета в кабинет, покуда я наконец не нарвалась на человека, который имел право решить мой вопрос. Он ознакомился с рекомендациями, окинул меня полным сомнений взором (пигалица, мол, такая, а туда же — в ученые), однако выдал мне разрешение на научные изыскания в закрытом хранилище библиотеки сроком на год — все-таки имена моих поручителей были здесь известны и производили самое благоприятное впечатление.
Однако в самом хранилище на следующий день я столкнулась с очередным непреодолимым препятствием в лице пожилого библиотекаря. Когда я изложила ему, что именно является целью моих поисков, он выслушал внимательно, кивнул — и исчез где-то среди бесконечных рядов полок. Я ждала его около получаса, а не дождавшись, решила поискать — заглянула в тот проход, в котором в последний раз мелькала его сгорбленная спина, но никого не обнаружила. Сунулась в соседние проходы — никакого эффекта. Таким образом я обошла все хранилище, однако библиотекаря нигде не было. Как не было и каталога, который облегчил бы мне мои поиски — не библиотекаря, конечно, а «материалов для научной работы».
Старикан объявился только в конце рабочего дня — я его обнаружила сидящим как ни в чем не бывало за столом при входе, словно бы он никуда и не исчезал. Я снова сунулась к нему с вопросами, но тот только буркнул:
— Поздно уже! Закрываемся! — отмахнулся.
Я задохнулась от возмущения, с трудом удержалась от того, чтобы хлопнуть дверью, уходя. А на следующий день явилась с утра пораньше с решительным намерением библиотекаря из рук не выпускать и своего добиться любой ценой.
Однако в этот раз меня встретил другой сотрудник — еще старше предыдущего. Наученная горьким опытом, излагая свою проблему, я крепко удерживала его за рукав. Но этот библиотекарь даже не пытался вырваться: выслушал, покивал, а потом дал мне подробную инструкцию:
— Вот по этому проходу идите. Двадцать третий ряд справа — не сбейтесь со счета, они не нумерованы — собьетесь, придется начинать с начала, седьмой шкаф в глубину, вторая сверху полка. Там найдете.
Я мысленно подивилась такому знанию фондов, а в слух поблагодарила и отправилась по предложенному маршруту. Искомое оказалось не книгой, а огромной папкой, в которой схемы темных ритуалов располагались на отдельных листах, а вокруг схем — беспорядочные рукописные пояснения к ним.
С найденным сокровищем я расположилась за одним из рабочих столов и погрузилась в изучение содержимого папки. Содержимое это было… пугающим: различные способы отъема магии в пользу проводящего ритуал, причем некоторые варианты предусматривали летальный исход для жертвы, другие обрекали ее на безмагическое существование с постепенным скатыванием в безумие, а также способы призыва демонов и прочих потусторонних тварей. Некоторые из ритуалов показались мне сомнительными, другие поражали воображение открывавшимися перед темным магом возможностями, но один… один меня по-настоящему заинтересовал — он открыл мне глаза на то, как я сама появилась в этом мире.
Это был ритуал «призыва души, покинувшей тело и ушедшей за грань». Память услужливо подкинула пугающий образ — проступающий из темноты хищный лик и брошенные мне слова: «За грань от меня сбежать решила, дрянь?! Я тебя везде найду и верну!»
Любопытно, что при изучении схемы я не нашла никаких указаний на то, что из-за грани должна явиться душа, покинувшая именно то тело, над которым проводился ритуал. Вопрос, кто именно явится на призыв, оставался открытым — возможно, именно поэтому ритуал числился среди темномагических. А может, еще и потому, что душа, отмеченная смертью — пусть это даже та самая душа — несла на себе печать неведомого, запредельного и уже потому могла быть опасной.
Знал ли герцог, что вместо его сбежавшей на тот свет невесты в ее тело мог вселиться — и вселился! — кто-то другой? Возможно, догадывался, но, как мне кажется, не знал наверняка. У меня вообще складывалось впечатление, что не так уж хорошо он разбирался в используемых им темных ритуалах, не вникал в суть, просто повторял готовые схемы. Хотя потом — возможно, уже после моего побега — мог задним числом проанализировать изменившееся поведение невесты и сделать кое-какие выводы.
…Нужный мне ритуал отъема силы я нашла тоже. Прочитала скудные комментарии, которые не слишком сильно прояснили для меня картину, потом настроилась, впитывая в сознание схему, записывая ее на внутренние «носители».
Все. Моя библиотечная программа была выполнена.
В школе я, не заходя в общежитие, сразу спустилась в лабораторию, воспроизвела на большом листе бумаги схему, извлекла из шкафа застоявшуюся иллюзию — пришлось потратить некоторое время, чтобы подпитать энергией побледневшее изображение — и водрузила ее в центр.
Теперь мне не нужна была помощь эльфа, чтобы понять, как это работает. Получившаяся схема поразительно напоминала изначальную, даже не сразу сообразишь, в чем основное отличие — те же знаки, соответствующие нитям плетения, но если знаешь, что искать, то можно заметить, что знаки развернуты зеркально. Таким образом, освобождавшаяся при активации энергия не выходила наружу, а оставалась внутри ритуального круга и концентрировалась на знаке накопления, отвечающем за резерв проводящего ритуал мага. В обычной ситуации столь стремительно и неуклонно пополняющийся резерв грозил всякими негативным последствиями вплоть до гибели от переизбытка сил, с которым маг не в состоянии справиться — просто ни каналы, ни резервуар не готовы к таким объемам и потокам. Однако маленькое добавление к знаку позволяло не включать сразу всю массу внезапно свалившегося на мага счастья в основной энергообмен, оно позволяло образовать что-то вроде временного дополнительного резервуара, постепенно сливающегося с основным. Гениальное решение.
Но кое в чем эта схема совершенно не отличалась от изначальной, а именно: для проведения ритуала требовался муж (или жених), а исход действа был в любом случае печальным для невесты — ее накопительный резервуар в результате чудовищных разрывов переставал существовать.
Теперь, вникнув в суть темномагического ритуала, я начинала представлять себе, как можно перенаправить энергетический потоки, чтобы сила не досталась не жениху и не покинула пределов круга, но вот что делать с разрывами, по-прежнему оставалось для меня загадкой.
Лист бумаги со схемой я убрала в лабораторный шкаф вместе с овеществленной иллюзией, а допуск к фондам закрытого хранилища припрятала в своем тайничке. Что-то мне подсказывало, что мне еще придется воспользоваться этой бумажкой.
А потом начался семестр, а вместе с ним стартовал наш исследовательский проект. Оказалось, за время каникул в школу успели привезти нужных зверушек для экспериментов, и начинать можно было уже сейчас.
Беда была в том, что некоторые животные были активны только ночью, другие, наоборот, с наступлением темноты впадали в апатию, поэтому, чтобы пообщаться с ними, мне приходилось то вырываться в питомник вместо обеда, то задерживаться там допоздна в вечерние часы.
Надо полагать, видок у меня в те дни был не ахти, потому что Нат, встречаясь со мной на территории школы, даже уже и не говорил ничего, только хмурился и укоризненно покачивал головой. В конце концов он подловил меня на физподготовке — просто однажды сам встал со мной в спарринг. Без оружия. Некоторое время я против него продержалась, зато потом он от души повалял меня по площадке.
— Ну и как тебе такой результат? — сердито спросил он, подавая мне руку и помогая подняться.
— Ну как — нормально, — пытаясь отдышаться, пропыхтела я, — ты сильный противник, я против тебе выстояла, но недолго.
— Недолго! — фыркнул Нат. — Прежде ты могла держаться куда дольше!
— Прежде, — возразила я, — ты просто берег меня и не бился в полную силу.
— Ерунда! Просто прежде ты поддерживала приличную форму — спала по ночам, ела регулярно.
— На-а-ат! Я в нормальной форме — не голодаю и мне хватает тех часов, которые я выделяю себе на сон. Просто чуть-чуть устала, с кем не бывает…
— Чуть-чуть! — возмущенно воскликнул Наттиор. — Я тебе поверю, птичка, и слова больше не скажу на эту тему, если сегодня мы встретимся на обеде в школьной столовой и ты на моих глазах нормально поешь.
И я заткнулась. Потому что я, конечно же, не собиралась идти на обед — в питомнике меня ждали суигги и убарги, с которыми у меня только-только начал налаживаться контакт. Обидно было бы в такой момент сделать перерыв хотя бы на день.
А еще были урхи, работа с которыми мне никак не давалась, потому что я их элеметарно… боялась! Сказывалась оставшаяся, как я полагала, в прошлой жизни постыдная арахнофобия. Ну нелепый же страх, особенно когда речь идет о существах, пусть и не разумных, но способных к общению. Беда в том, что существа эти выглядели, на мой взгляд, устрашающе, будили в глубинах моего сознания совершенно жуткие ассоциации и заставляли неуверенно ежиться, стоило мне очутиться в непосредственной близости от урхов. А урхи чувствовали мою боязнь и неуверенность и потому шли на контакт крайне неохотно.
Я искренне верила, что мне просто требовалось время, чтобы преодолеть странную фобию. В конце концов, змей я прежде тоже боялась, а теперь вон с саа-тши общаюсь и любых гадов могу бестрепетно в руки брать.
Следующая неприятная стычка ожидала меня на занятии по боевой магии. На боевке мы работали теперь на пределе, а иногда даже и за пределами моих возможностей. До поры до времени я справлялась — все-таки за годы тренировок мне удалось научиться рационально расходовать силы. Но в последнее время усталость давала о себе знать. То и дело я ловила себя на том, что защита, которую я пытаюсь удерживать на уроках, истончается, когда я уделяю больше внимания атаке, а мне ни в коем случае не хотелось показать, что я в этой защите вовсе даже не нуждаюсь.
Расслабиться я могла себе позволить, только если меня ставили в пару с Лехом, которому моя проблема была известна. Обычно мы ждали, пока учитель отвлечется на других студентов, и тогда я сбрасывала щит, сжиравший уйму моей энергии, и могла атаковать друга в полную силу. От его атак я старалась уворачиваться, чтобы никто не заметил, что они мне не опасны. Иногда, конечно, мне не удавалось увернуться, и тогда моя защита поглощала атакующую магию, но все вокруг слишком были заняты своим делом, чтобы обращать внимание на мои маленькие чудеса.
Однако вечно так продолжаться не могло — рано или поздно любое вранье вылезает наружу. Так и случилось. Мы с Лехом развлекались, забрасывая друг друга огненными шарами, «пчелами», ледяными иглами и прочим атакующим арсеналом. Он успешно отражал мои атаки, я с переменным успехом уворачивалась, а когда не получалось, все равно оставалась целой и невредимой, хотя травматизм на уроках боевой магии — явление вполне естественное, благо ускоренная регенерация позволяла магам залечивать раны и ожоги без последствий, даже шрамов не оставалось.
Уж не знаю почему, но в тот день мы заметили пристальное внимание магистра Стайрога слишком поздно. Заметили — и остановились в напряженном ожидании разноса.
— А вот скажите мне, студентка Май, — вкрадчиво начал магистр, — должен ли я сейчас влепить неуд вашему другу и партнеру за то, что он, отучившись боевой магии почти три года, продолжает беспрестанно промахиваться во время поединка? Или вы предпочитаете, чтобы я задал вам несколько неудобных вопросов?
— Вопросы, — хмуро отозвалась я, — только давайте отойдем подальше. Я готова отвечать на ваши вопросы, но совершенно не намерена удовлетворять любопытство всех присутствующих.
Боевик отвел меня в сторону и приступил к допросу:
— Рассказывайте, что это за прыжки с уворотами, почему направленная на вас атакующая магия не достигает цели, а вы при этом даже защиту не держите?
— Просто у меня уже есть защита. Постоянная. Она же ограничивает меня в возможностях использования собственной магии, то есть блокирует часть резерва и поддерживая за счет него собственное существование.
— Неужели храмовая?! — удивился учитель.
— Она самая.
— Гм… Я не буду говорить вам, что впервые в жизни встречаю человека с такой защитой. И не стану ужасаться и восклицать несправедливостью и незаконностью наложения этой защиты на талантливого мага. Вы наверняка все это уже слышали от других, если уже рассказывали кому-то об этом.
— Слышала, — усмехнулась я.
— В таком случае я скажу лишь то, что обязан сообщить вам магистр боевой магии: вы зря теряете время на моих уроках. Того уровня, которого вы могли достигнуть при доступном вам резерве, вы уже достигли. Дальше вы вынуждены чем-то жертвовать. Да, вы можете пожертвовать защитой, но согласитесь, что дополнительные две единицы не слишком много дадут вам в бою.
— Я не хотела бы жертвовать защитой — я все еще лелею надежду, что мне удастся освободиться от той постоянной, что мне навязана. И тогда мне придется учиться поддерживать собственный щит. Собственно, до недавнего времени я так и делала — насколько позволял резерв — просто сейчас сказывается серьезное переутомление, — да-да, я была готова, наконец, признать это!
— Гм… Я опять-таки не буду говорить вам, что об избавлении от храмовой защиты никто до сих пор не слышал, вам и это наверняка не раз говорили, — я только молча кивнула в ответ на такое предположение, — но раз уж вы твердо намерены продолжать тренировки, вам стоит изменить свое отношение к режиму дня и начать выделять время для отдыха. Но и этого хватит от силы на ближайший месяц, потом будет новый этап обучения, когда мы перейдем к более энергоемким атакующим приемам… и что тогда? Вы ведь хотите получить зачет за этот семестр?
— Да. На большее я не рассчитываю, понимаю, что на этапе специализации от боевки мне придется отказаться. Однако этот семестр хотелось бы дотянуть. У меня есть, конечно, одна идейка, но я боюсь, что вы ее не одобрите — накопитель. Да-да, мне известно, — остановила я возможные возражения, — что на уроках не позволяется использовать накопительные амулеты, но… в моем случае это явление временное. Я бы даже сказала, кратковременное.
— А вы знаете, я и не стану возражать. В вашей ситуации, я считаю, дозволено использовать любые доступные ресурсы. А зачет вы у меня получите, — магистр оскалился, — правда, выкладываться вам придется так, что и с накопителем мало не покажется. Чтобы никому и в голову не могло прийти, что я допускаю на уроках поблажки для любимчиков.
Но после этого я все-таки сдалась и решила немного ослабить вожжи, а потому в ближайшие выходные не устремилась после дежурства в лечебнице обратно в школу, а отправилась в дом Дэйниша отсыпаться.
Оставив Мирку в конюшне, я поднялась на крыльцо и осторожно открыла дверь собственным ключом. Дом встретил меня тишиной: Брины не было, а Дэй отсыпался у себя, то ли после ночной работы, то ли после ночных развлечений — все же конец декады, дозволено отдохнуть.
Я пробралась в комнату, которую с самых первых дней в этом доме считала своей, постелила на кровать свежее белье и, приняв наскоро душ, нырнула под одеяло. И провалилась в черный сон без сновидений.
Когда через несколько часов я спустилась вниз, то застала хозяина дома суетящимся на кухне за приготовлением скромного мужского завтрака. Заметно было, что он сам не так давно покинул постель.
Завидев меня, Дэй радостно воскликнул:
— О, кого я вижу!
С этими словами он наполнил терпким ароматным утренним напитком две чашки, одну из которых пододвинул ко мне, а вторую взял в руку.
Миг — и словно сместилось что-то перед моими глазами, одна реальность заслонила, вытеснила другую. Та же кухня… Тот же Дэй — с отсутствующим, будто затуманенным взглядом — подносит к губам бокал с напитком. На вид — вино, но я отчего-то знаю, что это не так… И ощущение неотвратимо надвигающейся беды. Казалось бы, так просто ее отвести — толкни его под локоть, выбей из руки чашу… Но я продолжаю сидеть неподвижно, охваченная каким-то странным оцепенением, не в силах ничего изменить…
Я тряхнула головой, сбрасывая наваждение.
— Ты что? — изумленно воззрился на меня Дэйниш.
— Ничего… Это просто усталость. Знаешь, много всего на себя взвалила, и теперь не хватает сил.
Дэй укоризненно покачал головой, однако расспрашивать не стал. В последнее время мы редко встречались и еще реже разговаривали по душам. Иной раз мне казалось, что он, увидев меня, не сразу вспоминает, кто перед ним. Может, что-то в этом и было: несмотря на свое пристрастие к мужской одежде, я теперь мало напоминала того пацана, который попался господину следователю на жизненном пути почти три года назад…
…В этот раз, вернувшись в школу, я отправилась не в общежитие и не в питомник, где мне всегда были рады, а… в храм. Остановилась перед статуей Семнира, вывалила на жертвенник горсть зерен, прихваченных по пути в бакалейной лавке, подожгла магическим пламенем. Молча дождалась, пока приношение прогорит, а пепел исчезнет на моих глазах, оставляя за собой чистую чашу жертвенника, а потом попросила:
— Дай мне сил. Просто сил, чтобы справиться, пережить… победить… или смириться, если победить не получится.
Тем временем проект наш продвигался к цели семимильными шагами. Вместе со мной в питомнике буквально дневал и ночевал Ритэниор, неожиданный интерес проявила Рейяна, которая выбрала природную магию второй специальностью, забегал всякую свободную минуту Лерех, паслись вокруг любопытные оборотни.
Оказалось, что сотрудничать можно не только с благоразумными уравновешенными убаргами. Просто суигги и мистири выбирали себе для работы одного партнера, с которым охотнее всего шли на ментальный контакт. И если в паре со зверьком трудился тот самый избранный партнер, то можно было не бояться взбрыков и капризов суигги, а мистири вели себя смело и даже временами нахально, чувствуя за спиной дружескую поддержку.
Но самое главное — они работали. Слали зов, когда это от них требовалось, а еще, вот удивительное открытие, могли вступить в ментальный контакт с пациентом, поддержать и утешить его, если он нуждался в поддержке и утешении, а то и приструнить, если он начинал буянить. Чаще всего, кстати, именно буйный нрав пациентов и нуждался в укрощении. Потому что «больные» у нас были особенные.
Собственно, следовало ожидать, что пациентов для нашего исследования будет сложнее найти, чем лекарей. В самом начале пылающий энтузиазмом Ритэниор предложил себя в качестве подопытного, но его кандидатура была категорически отвергнута: подданный другого государства, он на эту роль никак не годился, нам еще дипломатического скандала не хватало.
В итоге роль «больных» досталась обитателям питомника — достаточно крупным, чтобы с ними удобно было работать. Конечно, ни одному зверю мы не стали подселять настоящее маэрэ-лэ, и наши природники разработали некое подобие искусственного растения, но куда менее агрессивное. Наше «зерно» охотно гнездилось в магической оболочке подопытного, но прорастало крайне медленно, а пуская корни, на начальном этапе не доставляло жертве ни малейшего неудобства, а до более поздних стадий развития мы не доводили — извлекали паразита раньше.
Реальный пациент у нас был только однажды: привезли из императорского зверинца байриву — пятнисто-полосатое копытное с вечно изумленным взглядом из-под пушистых ресниц. Дивное создание провело в зверинце всего несколько дней, когда служащие заметили, что с животным что-то не в порядке.
Осмотревшие зверя природники пришли к выводу, что байрива пострадала при поимке от агрессивного магического воздействие, которое вывело из равновесия не только нервную систему животного, но и тонкие магические структуры, составлявшие основу его существования. Собственно, постановкой этого расплывчатого диагноза и ограничилась помощь приглашенных специалистов.
И тогда зверушку было решено привезти к нам. Школа вообще славилась грамотными природниками, а тут еще и слухи о нашем целительском проекте поползли. Словом, это чудо однажды возникло на пороге питомника, подталкиваемое в массивный зад двумя служащими зверинца. Оба взмокли, несмотря на прохладную погоду, и были просто счастливы сбыть с рук упрямую обузу.
Обуза шарахалась от малейшего движения в ее сторону, испуганно жалась к стенам, а ее взгляд туманился болью и обидой. Чтобы пробиться к сознанию перепуганного животного и уговорить на осмотр, пришлось немало потрудиться, задействовав наших хвостатых помощников.
Магическая оболочка байривы оказалась более примитивной, чем у эльфов и напоминала скелет — изогнутые ребра, косичка позвоночника посередине… и только нити, причудливым кружевом соединявшие отдельные «кости», несколько меняли это впечатление. Именно это кружево и оказалось поврежденным в нескольких местах. Никаких разрывов, но часть узора была смещена, сбита на сторону, и эта деформация затрудняла циркуляцию магических потоков.
Ни с чем подобным мы прежде дела не имели. Тут могли бы помочь эльфы, но единственный эльф, который имелся в нашем распоряжении, — это Ритэниор, а он целителем не был, и когда в него уперлись сразу несколько вопросительных и даже где-то требовательных взглядов, смущенно отвел глаза и честно признался, что не рискнет браться за такую тонкую работу.
И взгляды переместились на меня. Я почувствовала себя неуютно — вроде бы понятно, что животное без помощи умрет, жить ему оставалось от силы декаду, но… да, через декаду… без меня. Да, я могу вмешаться, попробовать что-то изменить, но если совершу ошибку, байрива умрет прямо здесь и сейчас. И да — кто, если не я? Потому что другие не знали как, а у меня в голове брезжила одна вполне здравая идея, частично уже опробованная.
И я решилась. Операцию назначили на завтра, мне требовалось время, чтобы подготовиться самой и подготовить своего напарника — юркого озорного суигги. Надо сказать, зверек с пониманием отнесся к поставленной перед ним задаче и вообще очень сочувствовал байриве — ловил ее эмоции с отголосками тоски и боли и подскуливал тихонько.
На следующий день рабочий зал питомника ломился от посетителей. Здесь присутствовали студенты-целители и природники со всех курсов, а еще те самые приглашенные специалисты, которые диагностировали «нарушение тонких магических структур» у нашей байривы, явился и кое-кто из постоянных сотрудников императорского зверинца.
Сарно Белигул, гениальный артефактор и менталист в одном лице, друг магистра Левира, явился с записывающими кристаллами собственного изобретения. Его «видеокамеры» должны были фиксировать событие с разных точек, хотя зрелищным оно, на мой взгляд, быть не обещало.
Я нервничала: одно дело представить себе что-то и многократно проделать некое действие в своем воображении, и совсем другое — в реальности, в присутствии множества зрителей, когда от воплощения твоей задумки зависит жизнь другого существа.
Волей-неволей пришлось, однако, взять себя в руки. Я внесла в зал возбужденно стрекотавшего суигги и посадила зверька на жердочку, подвешенную над самой спиной байривы, введенной с помощью ментального воздействие в состояние, близкое к дреме. Сама встала рядом, запустила пальцы в шерсть на загривке суигги, чтобы усилить нашу связь, и позволила себе начать видеть.
Было непросто удерживать перед внутренним взором сразу две картинки — поврежденного участка магической оболочки и одновременно симметричного ему здорового, да еще в зеркальном отображении.
Суигги, стрекотнув в последний раз, доверился нашему контакту и начал послушно выполнять то, что я от него требовала: нарастил свои гибкие, чуткие пальчики золотистыми магическами манипуляторами, вгляделся в поврежденный узор и начал править его под моим руководством: так… так, малыш, молодец… еще чуть-чуть… хватит!
Одна за другой сдвинутые нити возвращались на свои места, узор обретал свои изначальные гармоничные очертания. Лишь однажды за всю операцию резкий звук с улицы отвлек суигги и на какое-то время разрушил наш ментальный контакт, но умное создание тут же вернулось к работе, не дожидаясь моих указаний.
Когда последняя ниточка заняла полагающееся ей место, суигги повалился с жердочки, на которой удерживался уже из последних сил, и мгновенно уснул у меня на руках. Народ в зале отмер, начал потихоньку шевелиться и разговаривать, обмениваясь впечатлениями: некоторым было доступно видение тонких структур, они поняли все происходившее, других просто заворожил сам процесс работы с животным, даже если и не всегда было ясно, в чем состоит суть действий.
Но самое главное, очнувшаяся байрива выглядела вполне здоровой — прояснившийся взгляд, спокойное состояние и повышенная общительность и любознательность — и вообще оказалась обаятельнейшим созданием…
Попыталась изобразить байриву…
…Представление научной публике результатов нашего проекта тоже проходило в школе. В этот раз присутствовали гости не только из столицы, собрались ученые со всей страны и из соседних государств. Я даже двоих эльфов разглядела, одного из которых помнила по его недавнему визиту в лечебницу — того самого, который грозился, что моя дерзость выйдет мне боком. Видать, решил все-таки принять мое приглашение. А может, высокое начальство настояло. Что ж, интерес эльфов к этой области исследований вполне оправдан. Из зала мне подмигнул магистр Локах, которого я позвала сюда лично. Дэйниша тоже приглашала, но он не особенно заинтересовался, а я не стала настаивать — все же и впрямь не его это область деятельности. Еще я слышала — уже потом, когда все закончилось, что на презентации присутствовали придворный лекарь и два его помощника.
Презентация началась, как и следовало ожидать, с пафосного выступления ректора — что-то на тему нашей школы как кузницы научных кадров. Сказано было, конечно, иначе, это уже мои ассоциации сработали. Потом вперед вышел магистр Левир, вкратце рассказал о сути проекта и представил тех, кто стоял у его истоков: меня, Лереха, доктора Вестрама и магистра природной магии Марису Кробах, а также пациента-звезду Ритэниора. После этого мы разошлись по сторонам, уступая место иллюзии-голограмме, созданной Сарно Белигулом.
Этот гений по очереди считал наши воспоминания об операции и записал их на свои кристаллы, потом смонтировал получившиеся картинки и в итоге создал движущееся изображение, которое демонстрировало событие с разных точек, то приближая, то отдаляя, и давало возможность всем зрителям видеть тонкие структуры и, таким образом, вникнуть в суть операции. Я сама впервые получила шанс посмотреть на все это со стороны и, надо сказать, была впечатлена увиденным. Все-таки иной раз трудно оценить какое-то событие, пребывая внутри него.
После этого в центр зала вышли остальные участники проекта. Мы представили наших напарников-зверюшек, показали несколько записей наших экспериментов с псевдо-маэрэ-лэ. Реакции наших гостей-эльфов я не видела, но мне почему-то казалось, что довольны такой демонстрацией они не были. Краем глаза заметила, что сидят эльфы изолированно, вокруг них образовалась пустота, стулья по соседству были никем не заняты, словно эльфы распространяли какую-то волну, выдавливавшую других приглашенных из того пространства, которое высокомерные гости сочли личным.
В заключение публике представили смонтированную Белигулом запись операции, которую мы проделали с байривой. Несмотря на то, что некоторым из гостей довелось присутствовать при этом событии, реакция была бурной. Нас поздравляли. Нас засыпали вопросами. Нас задергали до полной потери ориентации.
Но было радостно. Только Марисе пришлось проследить, чтобы животных поскорее переправили в питомник — уж очень не хотелось, чтобы наша презентация обернулась для них стрессом.
Магистр Локах с трудом пробился ко мне через толпу поздравляющих и любопытствующих, шепнул на ухо:
— Я всегда в вас верил, девочка моя, и сейчас убежден: все у вас получится, — и, улыбаясь, растворился среди людской массы.
Магистр Левир светился от радости, щедро одариваемый похвалами коллег. Скромный Лерех озирался растерянно, пытаясь найти, где бы укрыться от излишнего внимания. Ритэниор был ужасно горд ролью, пусть и пассивной, которую сыграл в развитии человеческой целительской науки, и тоже принимал поздравления.
Где-то уже наливали вино, по залу шныряли первокурсники с подносами, уставленными бокалами. Наттиор утащил меня в сторону, приобнял и шепнул на ухо:
— Все птичка. С завтрашнего дня… нет, уже с сегодняшнего… ты полноценно отдыхаешь! И я сам, лично, берусь проследить за этим!
— Неужели и в спальню ко мне явишься? — притворно засмущалась я.
И мы дружно расхохотались, а те, кто находились поблизости, вторили нашему смеху, не зная его причин — просто подхватывали от общего хорошего настроения.
И только гордые эльфы стояли в стороне и посматривали на все происходящее мрачными взглядами. Однако никто не обращал на них внимания, так что испортить наш праздник этим надменным господам не удалось.
Но все-таки следовало ожидать, что сюрпризы от остроухих на этом закончатся.
На сей раз меня подловили на выходе из лечебницы, вид у встречавшего был не столько традиционно высокомерным, сколько строгим и чопорным.
— Некая высокопоставленная особа выразила желание с вами встретиться. Извольте следовать за мной, — процедил эльф и, повернувшись ко мне спиной, зашагал по улице.
Моего мнения никто не спрашивал. Похоже, предполагалось, что я без малейших колебаний побегу следом. Побежать я, конечно, не побежала, но все-таки решила пойти за остроухим — из чистого любопытства. Страха не было, равно как и беспокойства. Оно появилось, когда мы, миновав несколько кварталов, очутились перед фасадом великолепного здания, в котором я без труда узнала эльфийское посольство. Беспокойство посетило меня вместе с уже знакомым сигналом опасности — напряженным звоном окружающего пространства.
Возможно, стоило отказаться заходить внутрь, но любопытство пересилило, да и опасность была, по моим ощущениям, какой-то смазанной — вроде бы и страшно, но не смертельно.
Интерьеры посольства поражали воображение пышным великолепием.
Мой сопровождающий приблизился к высоким дверям и занес руку, чтобы постучать, когда из-за двери послышался голос:
— Пусть заходит. Одна, — и меня втолкнули в помещение.
По сравнению с той роскошью, что я наблюдала, топая по коридорам посольства, комната, в которой я очутилась, выглядела более чем скромно: ровные стены приглушенного зеленого цвета, портьеры на тон темнее, пушистый ковер от стены до стены, кресло на нем, а в кресле — тот, чьей волей я сюда попала. Серебристые волосы, матово-гладкая кожа, сияющие изумрудным блеском глаза, тонкий серебряный ободок с переливчатым камнем на лбу, расслабленная поза, оценивающий взгляд… И у меня почему-то не возникало никаких сомнений в том, что передо мной — сам Пресветлый Князь Лиотании, Повелитель эльфов. О его визите в Ниревию ничего не было известно, а значит, он находился тут инкогнито. Сигнал опасности звякнул в последний раз и заглох, словно его внезапно выключили.
Князь рассматривал меня, я — его, стараясь, впрочем, делать это не слишком откровенно. Но чувствовала я себя крайне неловко, и когда мне надоело затянувшееся молчание, позволила себе высказаться:
— Пресветлый Князь, неужели у эльфов так принято: сидеть, когда перед вами стоит женщина?
— Дерзкая, — хмыкнул князь, однако махнул рукой, и в комнате возникло еще одно кресло, — садись.
— Итак, Пресветлый, для чего вы меня пригласили?
— Я хотел посмотреть на ту, что в столь юном возрасте умудрилась прославиться как искусный целитель и талантливый ученый, совершивший удивительные для человеческого разума открытия, — понятно, человеческий разум, по представлениям эльфов, на такое едва ли способен. Но заострять внимание на этих словах я не стала.
— Справедливости ради стоит признать, что, во-первых, разработками новых идей я занималась не одна, а во-вторых, прийти к некоторым из моих идей мне помог тот, кто не претендовал на научную славу и предпочел остаться неизвестным, — это я, конечно, о саа-тши.
— Твоя скромность производит благоприятное впечатление. Подойди, — эльф поднялся с кресла.
Я тоже встала, преодолела те несколько шагов, которые нас разделяли, — и неожиданно оказалась прижатой к сильному мужскому торсу. Пальцы Повелителя, едва чувствительно касаясь моей кожи, пробежались вдоль позвоночника, вызывая дрожь во всем теле и избавляя от закономерного желания воспротивиться, отстраниться. Я замерла, уткнувшись носом в грудь князя, и только вяло подумала, что он выше ростом, чем другие эльфы, которых мне приходилось встречать, — я даже до плеча ему макушкой не доставала.
Эльф тем временем опустился на пол, увлекая меня за собой. Я еще успела краем глаза заметить, что кресла исчезли, а потом — что лежу на ковре, а Повелитель эльфов нависает сверху, цепко удерживая мой взгляд. Последовавший за тем поцелуй лишил меня остатков разума. Пальцы князя скользнули мне под рубашку, коснулись мимолетной лаской груди, спустились на живот, танцуя на моей коже какой-то немыслимый танец и вызывая жаркую волну, которая поднималась откуда-то снизу и грозила затопить меня целиком.
— Н-не надо, — простонала я, собирая остатки здравого смысла.
Какое там «не надо», когда хочется кошкой ластиться, выгибаясь навстречу хозяйским рукам! Однако я все-таки нашла в себе силы отстраниться. Тряхнула головой, добиваясь ясности сознания, до боли закусила губу, пытаясь справиться с бурно протестующим из-за прерванного удовольствия телом, несколькими движениями привела в порядок свою одежду и сердито уставилась на эльфа. У этого красавца даже дыхание не сбилось, не говоря уж об идеальном состоянии гардероба.
Князь встретил мой взгляд снисходительной улыбкой:
— Я всего лишь хотел посмотреть на твою реакцию.
— Нормальная у меня реакция — как у всякой женщины, которую одаривает ласками привлекательный мужчина. Только у меня, в отличие от других женщин, нет никаких шансов довести начатую игру до естественного конца.
— Приятно сознавать, что ты находишь меня привлекательным, — как же, можно подумать, у него были на этот счет хоть какие-то сомнения. — И я знаю, какое препятствие, по твоему мнению, стоит между нами. Я наводил о тебе справки, прежде чем пригласить сюда.
— По моему мнению? То есть вы не находите это препятствие непреодолимым?
— Не нахожу. В моих силах избавить тебя от этой слишком обременительной защиты.
— И заодно от не слишком обременительного магического дара?
— Ну почему же? Твой дар останется при тебе.
— И что вы хотите взамен?
— Тебя.
— Ночь? — деловито осведомилась я, прикинувшись, будто меня такой поворот нисколько не удивляет.
— Ну что ты, милая, — князь рассмеялся, — это неравноценный обмен. Много ночей… и одаренное потомство, которые ты можешь принести. Человеческие женщины плодовиты, и я могу получить от тебя не одного ребенка, а двоих-троих, если не больше.
Я стиснула зубы, не позволяя себе высказать свое возмущение. Вместо этого спросила спокойным тоном:
— Зачем повелителю эльфов дети-полукровки от человеческой женщины? Неужели нет достойной эльфийки, способной обеспечить вас наследником?
— Отчего же, у меня есть супруга. И наследник тоже имеется. Ты ведь не подумала, что я предложу тебе законное ложе и соответствующий статус твоим детям? Нет, у меня другой замысел. Одаренные дети-полукровки, если их воспитать должным образом, станут верно служить мне своими талантами. Уникальные слуги, связанные кровными узами с господином! — вот как… не сыновья и дочери, пусть и незаконные, а слуги… — Я же со своей стороны, обладая магией Повелителя, способен позаботиться о том, чтобы они унаследовали нужные дары.
— Не все мои таланты передаются по наследству, некоторые из них являются прижизненным даром.
— О, на этот счет я не заблуждаюсь: след змеиной чешуи в твоей судьбе прослеживается совершенно отчетливо. Но тебе и без того есть чем меня порадовать: крепкое тело, острый ум и способность к нестандартному мышлению, устойчивость к ментальному воздействию, всесторонняя магическая одаренность…
— Значит, я вам интересна только как обладательница определенного набора талантов, но не как женщина?
— Не буду вводить тебя в заблуждение: имеющего супругой одну из красивейших эльфиек Лиотании едва ли могут всерьез увлечь прелести человеческой… женщины. — я бы не удивилась, если бы в этом месте он употребил другое слово — «самки». — Однако, одаривая тебя ласками, я не только проверял твою реакцию, но и сам желал убедиться, что близость с тобой не покажется мне неприятной.
Я стиснула зубы, сделала несколько вдохов и выдохов, пытаясь совладать с гневом, после чего заговорила:
— Итак, Пресветлый Князь, поправьте меня, если я ошибаюсь… Вы предлагаете мне унизительную роль… даже не наложницы, а племенной кобылы, которой предстоит на протяжении энного количества лет производить на свет потомство, наделенное определенными качествами. Причем воспитывать этих детей мне, скорее всего, не доверят, поскольку я вряд ли смогу привить им должное представление о послушании…
— Ну, не все так…
— Нет!
— Что — нет? — состроил удивленную физиономию эльф.
— Мой ответ на ваше предложение. Вы хотите, чтобы я поменяла одну клетку на другую, едва ли не более тесную, и ждете, что я с радостью приму это?
— Многие женщины были бы счастливы предложению разделить ложе с Повелителем эльфов даже на одну ночь!
— На одну ночь я, возможно, и согласилась бы. Тут вы правы — мало какая женщина, ни с кем не связанная обязательствами и не ограниченная строгими правилами поведения, отказалась бы провести ночь с таким мужчиной, будь он хоть повелителем эльфов, хоть кем. Но рабство не по мне. А вы мне предлагаете именно его. Так что пойду я, пожалуй, — с этими словами я поднялась и двинулась к двери, не решаясь повернуться к эльфу спиной — моя сигнализация очнулась от обморока и в последние несколько минут беспрестанно завывала.
Князь стремительным движением перетек из сидячего положения в стоячее, губы его скривились в ухмылке:
— А кто тебе сказал, девочка, что тебе так просто позволят уйти отсюда? Если я делаю предложение, я рассчитываю на то, что оно будет принято. Повелителю эльфов не отказывают.
— Вам только что отказали. Повелитель эльфов готов взять женщину силой?
— Ну зачем же? Есть разные способы воздействовать. Уверяю тебя, стоит нам побыть в этой комнате еще полчасика вместе, и ты согласишься на все, чтобы только я не прекращал свои ласки.
С этими словами эльф протянул ко мне руку, собираясь то ли схватить, то ли всего лишь прикоснуться. Однако силу его прикосновений я уже испытала на себе, потому отшатнулась, одновременно нащупывая под рубашкой змеиный медальон и посылая саа-тши концентрат испытанных эмоций и впечатлений. И следующим отшатнулся уже эльф — глядя неверяще, сделал шаг назад, затем еще один, болезненно скривился, а потом и вовсе выдавил сквозь стиснутые зубы:
— Уходи!
И я не заставила себя долго упрашивать. Когда я шагала по коридору посольства, немногочисленные попадавшиеся навстречу эльфы шарахались от меня.
«Покажи мне,» — попросила я мать-змею.
И она показала мне мою собственную физиономию, частично покрытую жесткой блестящей чешуей. Дополняли картину почти плоский нос с дырочками ноздрей и перечеркнутые вертикальными зрачками желтые глаза. Я осторожно прикоснулась рукой к щеке и удостоверилась, что это не иллюзия.
«Надеюсь, я не останусь такой навсегда?» — нервно усмехнулась я.
«Пройдет, как только окажешься в полной безопасности».
«Похоже, они все настолько перепугались, что мне уже сейчас ничего не грозит»
«Просто змеиная магия враждебна эльфийской. Но все еще может измениться, если они придут в себя настолько, чтобы сообразить, что ты не можешь быть настоящей саа-тши и потому не опасна им. Так что тебе стоит сначала уйти подальше».
Чешуя исчезла с моего лица, когда я оказалась в нескольких кварталах от эльфийского посольства. Что удивительно, ни один встреченный прохожий при виде меня не испугался. Вероятно, от них саа-тши прикрыла меня иллюзией.
Три дня спустя я получила короткое письмо:
«Если бы я догадывался, сколь глубокие корни пустила в вашей крови змеиная магия, которая мне глубоко противна, то не стал бы настаивать на нашей встрече. Я отказываюсь от своих претензий, лишь настаиваю на вашем молчании о предмете состоявшегося разговора. Вы можете считать себя свободной от каких-либо обязательств передо мной».
Вот так. «Кому я должен, всем прощаю». И ни обращения, ни подписи, только причудливые завитушки почерка, от которых рябит в глазах.
Прочитанная записка пеплом осыпалась на стол из моих рук. Словно и не было ничего. И только тело, вспоминая прикосновения чутких пальцев, отзывается волной желания — мучительного, болезненного, безнадежно жаждущего удовлетворения…
После встречи с этим эльфом вопрос о поиске решения моей проблемы встал особенно остро. Теперь я совершенно ясно отдавала себе отчет в том, что речь идет не только о праве на магию, но и о праве на тело. Да и сам князь невольно убедил меня в том, что решение существует, а значит, мне есть за что бороться.
— Лари? — это Ритэниор.
Похоже, я забыла затворить за собой дверь в комнату, и теперь юный эльф застыл на пороге, засовывая нос в щель и дожидаясь позволения войти.
— Заходи, Рит! — обрадовалась я.
— Что это у тебя тут? — брезгливо сморщил нос Ритэниор, разглядывая черные хлопья, неопрятным холмиком украшавшие мой стол.
— А! Это послание от вашего повелителя.
— Тебе оно так не понравилось, что ты решила его спалить?
— Нет, оно само.
— И это наводит меня на мысль, — сделал благоразумный вывод эльф, — что расспрашивая о его содержании, я рискую вызвать гнев своего повелителя.
— Совершенно верно. А о содержании могу сказать только одно: оно мне категорически не понравилось. Равно как и предшествующая ему встреча. Мало того, у меня появились дополнительные поводы испытывать неприязнь к эльфам в целом.
— Надеюсь, на меня твоя неприязнь не распространяется? — с улыбкой осведомился Ритэниор.
— На тебя — нет! — уверенно ответила я.
— Это хорошо, а то я хотел предложить тебе прогулку. Развеешься, подышишь весной, выкинешь из головы всяких неприятных… эльфов.
— Принимаю! — откликнулась я с энтузиазмом.
Мне и в самом деле следовало развеяться. Значительная часть нагрузки ушла из моего расписания, и у меня оказалось слишком много ничем не занятого времени, которое я могла потратить… на размышления. И размышления эти меня почему-то не радовали.
Правда, я все равно нашла, чем себя занять — решила сдать сессию досрочно, чтобы уже ничто не отвлекало меня от того, о чем я думала беспрерывно. Я спешила. Чувствовала беду поблизости, хотела себя оградить, обезопасить, боялась не успеть…
…Мы с Ритэниором гуляли весь вечер, болтали о пустяках, смеялись, пока заглушенная сердечная боль вновь не пробила себе дорогу наружу.
— Знаешь, он предлагал мне снять защиту. Не за просто так, конечно, и цена мне не понравилась. Но… если он предлагал, значит — мог?.. Значит, это в принципе возможно?
Кто «он», пояснять не понадобилось, Ритэниор отлично понял меня.
— Он не стал бы лгать. Я не знаю, чего он от тебя хотел, но если что-то предлагал, то это что-то он вполне в силах дать.
— Зато это что-то может быть какой-нибудь чисто эльфийской магией, которой я, увы, не владею.
— Не думаю. Против ритуала годится лишь ритуал. Это непреложный закон.
— Ты уверен?
— Да. Ты знаешь, я могу показаться неумелым и нерешительным, но это не мешает мне разбираться во многих вещах.
— Да я и не сомневаюсь в тебе, Рит. Это от отчаяния…
— Лари, не стоит… Давай мы с тобой встретимся в свободный день, когда ты точно никуда не будешь спешить, и посмотрим как следует твои схемы. Может, вдвоем мы до чего-нибудь додумаемся.
— Давай! — обрадовалась я.
Собственно, а почему бы и нет? Прошлый опыт показал, что эльф куда лучше нас разбирается в схемах ритуалов. И дело не только в том, что он хорошо знает символику — нет, он именно чувствует, понимает построение в целом, способен предугадать направление движения потоков при том или ином раскладе. Если кто и может мне помочь, так только Ритэниор.
Остаток рабочей декады пролетел в хлопотах: я договаривалась с преподавателями о досрочной сдаче зачетов и экзаменов. Кое-кто ворчал, что, нет никакой необходимости, после третьего курса не бывает обязательной практики, а потому каникулы и без того длинные — успеете, мол, и отдохнуть, и дела сделать. Таких приходилось уговаривать пойти навстречу. К счастью, их было мало. Остальные соглашались легко, некоторые были готовы поставить мне зачеты без всяких проверок, автоматом.
В первый же выходной мы с Ритом встретились в столовой. Несмотря на то, что юноше регулярно присылали довольно щедрое содержание из дома, питаться он предпочитал в компании студентов, где давно уже считался своим в доску.
Наскоро проглотив завтрак, отправились в лабораторию, где нас ждали вычерченные на огромных листах бумаги схемы и иллюзорная скульптура. Расположились на полу. Эльф с интересом уставился на мою добычу из закрытых хранилищ — темномагическую схему он видел впервые:
— Ну-ка, ну-ка! — он размахивал руками, заставляя иллюзорные потоки принимать предполагаемые направления. — Лари, это подлая штука, но она работает!
В его голосе отчетливо звучало восхищение.
— М-м-м… Да, это, конечно, гениальное решение, — проворчала я, — но есть два дополнения. Во-первых, это тот самый ритуал, которому меня собирался подвергнуть мой так называемый «жених», а во-вторых, перед нами стоит несколько иная задача, чем перед ним: я хочу в результате ритуала остаться все-таки магом. Заметь, ни изначальная схема, ни извращенная этого не предусматривают.
— Лари, это решаемо. Смотри: тебе надо, чтобы потоки, оставаясь в кругу, шли не мужчине, а женщине. Так ты можешь нарисовать вместо его знака накопления соответствующий знак для себя, правда же?
— Да, но когда энергия начнет уходить вот этими двумя потоками, то все равно нарушается целостность резервуара. И толку мне тогда от притока энергии?
— Тогда тебе просто надо исключить из контура знаки, соответствующие этим нитям.
— И что? Останутся болтающиеся, ни к чему не присоединенные каналы, через которые все равно будет сочиться энергия. Когда круг будет разомкнут, отток ускорится, и я не представляю, как его можно остановить…
— Разве я сказал, что нужно совсем убрать эти знаки? Нет — только из контура, но не из круга вообще. Перемести их в центр, к знаку накопления, соедини, замкни на себя.
— Ри-и-ит! — я повисла у эльфа на шее. — Это же гениально!
Он довольно улыбался и кивал.
— А еще… еще… — я вновь задумалась, но теперь уже пылая энтузиазмом. — Можно задать им отдельный спиралевидный контур, и тогда незначительные энергетические поражения, которые на этом месте все равно, как ни крути, возникнут, будут залечиваться гораздо быстрее!
— Я же говорил, что ты сможешь! — порадовался за меня Ритэниор.
Но я уже вновь помрачнела:
— Одна проблема покуда остается. И я по-прежнему не вижу для нее решения.
— Какая же?
— Жених. Пока я с ним связана, ни с кем другим я не могу провести этот ритуал. И даже если он, на мое счастье, внезапно помрет, то мне все равно придется связаться для этого с каким-то мужчиной, вместо свободы получить новые узы. Ты же сам говорил, что ритуал не может провести кто попало.
— Не может.
— Но повелитель ваш как-то собирался это сделать…
— Лари, я не знаю как, — погрустнел эльф.
Я знала. Вернее, мне казалось, что я знаю, что это знание уже есть у меня и вертится на пороге памяти, пытаясь прорваться наружу, но не находит выхода. Я была уверена, что цепочка ассоциаций или воспоминаний рано или поздно выстроится в моей голове, и решение окажется до очевидности простым. И хорошо бы, чтобы это произошло рано, а не поздно…
И я решила — пусть идет, как идет. Все равно память нельзя форсировать, зато она может откликнуться в самый неожиданный момент на самую неожиданную ассоциацию. Словом, я постаралась отвлечься и окунулась в учебу. Вернее, в сессионную лихорадку.
Со специальностью вообще никаких проблем не было: магистр Левир выставил мне по всем своим дисциплинам высшие баллы. Мой эльфийский в результате регулярного общения с Ритэниором вознесся на такие высоты, что преподаватель даже не стал настаивать на формальной проверке — уровень знания языка он установил на уроках. Магистр Кробах была мною покорена уже во время проекта, а теперь, когда я сообщила ей (скрестив за спиной пальцы), что собираюсь выбрать природную магию второй специальностью, растаяла окончательно и тоже не стала устраивать никаких проверок. А может, и изначально не планировала.
Я, конечно, была вполне честна с ней, когда говорила о второй специальности, но где-то в глубине души все-таки лелеяла надежду, что вот-вот избавлюсь от навязанных ограничений и тогда… Несложно догадаться, что бы я выбрала. Боевую магию. Именно потому, что сейчас я не имела шансов на этот выбор. Во мне словно жили два человека — взрослая женщина, способная трезво оценить жизнь и свои перспективы в ней, и девчонка-подросток, рвавшаяся к приключениям, готовая бросить вызов этой самой жизни…
Зачет по боевке Стайрог мне поставил, несмотря на то, что я пользовалась накопителем на его уроках. Правда, поинтересовался, так ли мне нужен этот зачет — все-таки я никогда не смогу специализироваться по боевой магии.
— Никогда не говорите «никогда», магистр, — ухмыльнулась я. — Представьте, что будет, если я вновь свалюсь вам на голову в следующем семестре. Чудеса случаются.
Говорить в магическом мире о том, что чудеса случаются, — в этом ничуть не меньше вызова, чем в тех же словах в мире без магии. Потому что магия здесь — это не чудеса. Это наука. Вот боги — те да… Но кто ж в них нынче верит? Разве что я, потому что их чудеса я уже успела испытать на собственном опыте. Но я, как мне уже объяснили, — уникум. Исключение.
Поэтому я нашла немного времени в своем забитом учебой и экзаменами расписании, чтобы зайти в храм. Опять.
На этот раз моей целью был Оурнар, бог свободы и расставаний. Я удивлялась, почему не обратилась к этому божеству раньше. Мне нужна свобода? Да, от герцога и от клетки. Я ищу расставания? Можно сказать, да. Я хочу разорвать то, что связывает меня с герцогом, и расстаться с ним уже навсегда, не съеживаясь от страха при мысли о возможной встрече. Еще я хотела освободиться от власти, которую некий эльф обрел над моим телом с помощью всего лишь нескольких прикосновений, пусть даже и сдобренных особой эльфийской магией. Меня бросало в жар при малейшем воспоминании о них, и это тоже была зависимость, нуждающаяся в исцелении.
Почему я не обратилась к Оурнару раньше, еще в замке, ведь тогда я тоже искала свободы? Что-то удержало меня, и это было правильно — в то время, когда я еще не успела по-настоящему закрепиться в новом мире, и свобода Оурнара будила ассоциацию со смертью, с уходом не из замка, но из мира. Впрочем, объяснить мои тогдашние страхи сложно не только кому-то постороннему, но и мне сегодняшней. А сегодняшняя я уже была готова просить о помощи это божество.
И я молча смотрела, как прогорает моя скромная жертва на алтаре бога, потом подняла глаза на лицо статуи и произнесла одну-единственную фразу:
— Помоги мне освободиться, Оурнар, прошу тебя, — после чего развернулась и пошла к выходу.
«Будь готова платить,» — послышалось у меня в голове.
— Свобода стоит того, — кинула я, не оборачиваясь.
Экзамен по практической магии был довольно простым — мне предложили наложить защиту от чужих рук на небольшую шкатулку, а дополнительно — проанализировать созданное кем-то другим плетение и разобрать его.
Алхимию мне поставили автоматом. Правда, магистр Челлах посетовал, что я не выбрала его предмет как вторую специализацию, но пригрозил, что нам придется еще встречаться на спецкурсах для целителей, например, на «лекарственных зельях», а также взял с меня обещание, что на занятиях по ядам и противоядиям я непременно буду ему ассистировать — этот курс тоже обязателен для медиков, а также для сыскарей.
Что касается сыскного дела, то законодательство я учила исключительно для себя, потому и не планировала сдавать, а предметную магию отринула после некоторых раздумий — в том, что эта профессия не для меня, я давно уже не испытывала никаких сомнений. Достаточно было уже того, что я научилась различать тонкие магические структуры, и это очень помогало мне в основной профессии.
Словом, я успела отстреляться и чувствовала себя почти уже вольной птицей — до конца учебного года оставалось чуть больше декады, — когда пришло известие, что в школу с визитом собирается сам Его Величество Император Ниревии Рамерах.
Поговаривали, его интерес связан с нашим успешным научным проектом. Да мало ли что говорят! Вот ведь, к примеру, известно, что император вовсе не сторонник всякого рода помпезных церемоний и неизменно настаивает на самом скромном приеме своей венценосной особы.
Но это — император. А у его церемониймейстера на сей счет имелось собственное мнение. Поэтому за некоторое время до высочайшего визита этот уважаемый человек появился в кабинете магистра Хольрина с целью обсуждения церемониала встречи. А на следующий день нас всех созвали в зал собраний и объявили, что в день посещения императора занятия в первой половине дня будут отменены, примерно около полудня нам всем предстоит играть отведенные нам роли при появлении его величества, а затем отправиться на уроки, причем некоторые из них император намерен почтить высочайшим присутствием. После этого нас распределили по группам, а уже в группах объяснили, кому какая роль отведена в предстоящем событии.
В принципе, у всех студентов роли были пассивные, консерватор-церемониймейстер наотрез отказался допустить мысль о том, что молодежи можно доверить, к примеру, приветственные слова. Таким образом, часть из нас должна была выстроиться вдоль центральной въездной аллеи, а остальным полагалось изображать праздно гуляющих в некотором отдалении. Мне как раз досталась роль праздно гуляющей.
Вопреки рекомендациям, я привычно облачилась в мужской костюм. Ну, не совсем мужской, штаны и камзол были сшиты по мерке на мою вполне уже женскую, пусть и без выдающихся форм, фигуру.
Издалека, из-за деревьев я наблюдала, как подъезжает к воротам школы императорская карета, как властитель Ниревии появляется снаружи, чисто символически опираясь на руку лакея… Как он минует ворота и ступает на парадную аллею в сопровождении своих телохранителей-«медведей», идет по дорожке, попутно одаривая встречающих благосклонными кивками… Наблюдала и чувствовала — что-то будет. Что-то сейчас случится.
Интуиция вопила и требовала поспешного бегства, здравый смысл тоже подсказывал, что стоит держаться подальше от надвигающихся событий, но… авантюрная жилка толкала в самую гущу, а голос совести настойчиво шептал, что там без моего дара не обойтись и только я в состоянии отвести неизвестную беду.
И я сама не заметила, как, шажок за шажком, приблизилась к центральной аллее и пристроилась за спинами выстроившихся в ряд студентов, а затем и вовсе потеснила ребят, вклинившись между ними. Я все еще не понимала, что мне здесь понадобилось.
Напряглась, когда услышала цокот копыт за воротами и визгливый голос:
— Ваше величество! Срочное послание!..
Гонец спешился, ворвался в открытую специально для него створку ворот и подбежал к императору, протягивая небольшой футляр-тубус со свисающей с него печатью. Император принял послание, а гонец с поклоном удалился. Вероятно, его величеству печать была знакома, так что он собрался открыть послание прямо на месте, а я… напряглась еще больше. И неуловимым движением переместилась так, чтобы очутиться почти под боком у правителя Ниревии. Тот надломил печать и начал развинчивать футляр. Я, уже догадываясь о том, что меня сюда привело, включила свой змеиный «нюх». Так и есть — едва уловимый запах ядовитой начинки начинал просачиваться в образовывавшуюся щель. Дальше я уже не думала — метнулась и толкнула императора под локоть, вышибая из его руки опасное послание.
Тубус отлетел к обочине, заставив студентов инстинктивно расступиться, а я уже через мгновение лежала, вдавленная физиономией в песок — императорские телохранители обладали отменной реакцией. Меня рывком подняли, продолжая удерживать в жестком захвате. Я и не пыталась сопротивляться. Но когда кто-то из первокурсников, робко оглядевшись по сторонам, протянул руку к упавшему тубусу — видимо, с намерением вернуть его императору — дернулась и выкрикнула резкое «Нет!». Студент испуганно отпрянул. И тут же — голос подоспевшего ректора:
— Не трогайте! — и, уже обращаясь к императору. — Прошу прощения, ваше величество, но я бы поостерегся читать это послание. Студентка Май, — он махнул рукой, указывая на меня, — обладает особым даром распознавания ядов. Прикажите проверить послание в нашей лаборатории. Я ручаюсь, магистр Челлах не станет при этом проявлять интерес к содержанию письма.
— Да, конечно, проверьте. — император уже совладал с потрясением и вид имел спокойный и уверенный. — И отпустите девушку, никуда она не денется! — это уже телохранителям.
Меня отпустили и позволили идти чуть впереди его величества, но парочка императорских «медведей» пристроилась у меня за спиной — на всякий случай. Правителю предложили на выбор провести время в парковой беседке у пруда, пока магистр Челлах совершает анализ или уже сейчас посетить питомник факультета природной магии.
— Давайте сперва питомник, потом беседку, — решил его величество.
В питомнике я исподтишка рассматривала владыку Ниревии. Император был не слишком высок ростом, довольно молод — едва ли старше тридцати на вид… впрочем, если он маг, то может выглядеть моложе своих лет, — и хорош собой: мягкие, слегка вьющиеся каштановые волосы с несколькими жгуче-черными прядями, карие глаза с янтарными искрами, благородный нос с горбинкой, тонкие, но вполне мужественные черты…
Магистр Кробах бодро щебетала, рассказывая о животных, населяющих питомник, о нашем проекте, об уникальной операции, проделанной над байривой.
— Да-да, я читал отчеты, — среагировал император. — Погодите, студентка Май? Вы? — он повернулся ко мне.
Я склонила голову в знак согласия.
— Уж не та ли это студентка Май, которая минувшей осенью обеспечила мне такие увлекательные разборки с Лиотанией по поводу то ли казненного, то ли не казненного преступника?
— Та самая, — с извиняющейся улыбкой.
— М-да, девушка… Что-то слишком много всего вертится вокруг вас.
— Да, магистр Релинэр говорит то же самое. Увы, все это зависит от меня лишь в самой малой степени. Просто обстоятельства так складываются.
— В одних и тех же обстоятельствах можно действовать по-разному.
Я не успела ни возразить, ни согласиться — к нам спешил магистр Челлах, и его мрачный вид подтверждал мои опасения.
— Яд, ваше величество. Как и предполагалось. Причем отсроченного действия — вы бы почувствовали недомогание лишь к вечеру, причем симптомы можно было бы приписать множеству различных заболеваний. Несколько часов агонии — и смерть. И никто не связал бы ее с полученным сегодня письмом.
Император опустил голову в раздумьях, разом потеряв интерес и к питомнику, и магистру Кробах.
— Я бы все-таки отдохнул в беседке, — обратился он к ректору.
— Пройдемте, ваше величество. Позвольте только, я распоряжусь, чтобы туда принесли напитки и угощение, — отозвался магистр Хольрин.
— А вы, девушка, — это уже мне, — переоденьтесь и приходите тоже в беседку. Обсудим ваше ближайшее будущее.
М-да, видок у меня и в самом деле был непрезентабельный, после того как телохранители поваляли меня по земле, — вся мятая, грязная, да еще и со свежими ссадинами на физиономии.
У себя в комнате я скинула пострадавшую одежку и сменила ее на точно такой же костюм, только другого цвета. Вот только с царапинами ничего поделать не могла, но они и сами обещали затянуться в течение ближайшего получаса.
Очутившись на пороге беседки я, согласно этикету, присела в перед императором реверансе, прекрасно сознавая, как нелепо это выглядит, когда на мне штаны. Хотя реверансы мне удавались вполне сносно — это умение своей предшественницы я унаследовала вместе с телом…
Странно, что в последнее время мне все чаще приходили в голову мысли о том, что телом я пользуюсь не совсем своим. А ведь я довольно долго не вспоминала об этом… Вернее, не зацикливалась на подобных размышлениях — как-то само собой разумелось, что я с полным правом владею этим телом, раз уж меня в него занесло.
Из размышлений меня выдернул голос его величества. Я подняла глаза и уставилась на правителя с немым вопросом во взгляде, поскольку его слова умудрилась пропустить мимо ушей.
— Я говорю, — терпеливо повторил Рамерах, — что намерен пригласить вас на дворцовый прием в честь праздника летнего солнцестояния и там вручить заслуженную награду. И я надеюсь, что вы проявите подобающее благоразумие и уважение к традициям и явитесь на мой прием в дамском наряде.
— Непременно, ваше величество, — ответила я, кротко потупив взор.
Ну а что? Мне не сложно. Шокировать императорский двор все-таки не входит в мои намерения.
— Вот и славно. Чего бы вы хотели? Денег? Титул?
— Я уже получила награду из казны за участие в исследовательском проекте, — это правда, всем участникам выдали довольно существенные суммы, и я полнотой своего кошелька была вполне довольно.
— Речь идет не о научных исследованиях, а о моей жизни, которую вы сегодня спасли.
— Нет таких наград, которые сравнились бы в цене с человеческой жизнью, — это лукавство — я бы не отказалась ни от денег, ни от почестей, если бы не опасалась привлечь излишнее внимание к своей персоне.
Собственно, я его и так уже привлекла, но… публичное вручение награды… Даже самая мысль об этом вызывала нервную дрожь. Да, барон мер Ирмас вряд ли бывает при дворе и потому едва ли сможет меня там опознать, но… мало ли…
— Значит, земли и титул, — принял за меня решение император.
— Ваше величество, я несовершеннолетняя сирота, я по закону не имею права принять такую награду.
— Я уже выяснил, что вам этим летом исполнится только восемнадцать. Значит, вступите во владение, когда достигнете соответствующего возраста, а пока ваши земли останутся под опекой короны. Все! — сердито подытожил Рамерах. — Никакие возражения больше не принимаются.
Обещанное приглашение я получила спустя декаду. Сессия моя была уже позади, дежурство в больнице в этот день предполагалось ночное, и я расположилась на кровати, развернув нарядное послание.
— Это что? — полюбопытствовала Рейяна, как раз забежавшая в комнату.
— Приглашение на казнь, — буркнула я.
— Ух ты! — восхитилась соседка, заглядывая мне через плечо. — И чем ты недовольна?
— Абсолютно всем. Но мое мнение по этому поводу, увы, никого не интересует.
Между тем, уже через несколько дней господин ректор вызвал меня в свой кабинет, чтобы деликатно выяснить, во-первых, в достаточной ли я степени знакома с придворным этикетом, чтобы не ударить в грязь лицом, а во-вторых, имею ли я средства, чтобы обзавестись соответствующим нарядом.
Второй вопрос меня задел — все-таки я работаю, да и премий парочку получала за прошедшие годы — сперва за поимку преступника, потом за роль в развитии целительского искусства. Так что я не бедствую и вполне способна оплатить себе выходной наряд, достойный появления в высшем свете, о чем я и известила господина ректора.
— Ну-ну, не обижайтесь, я все-таки должен был спросить.
Что касается этикета, то тут магистры Хольрин и Релинэр гоняли меня вдвоем, объясняя, когда и куда ступить, как повернуться и что ответить. Словом, к наступлению знаменательного дня в этом плане я чувствовала себя вполне готовой. Чего не скажешь о моем внутреннем состоянии — всю дорогу до дворца, которую я проделала в обществе магистра Хольрина в его экипаже, меня трясло — и отнюдь не из-за плохого качества столичных дорог.
Паника накатывала волнами, мое хваленое чувство опасности верещало, как автомобильная сигнализация, а я боролась с закономерным желанием выпрыгнуть на ходу из кареты и делала вид, что прислушиваюсь к речам ректора. Вникнуть в смысл того, что он говорил, я была не в состоянии.
Когда мы очутились на пороге зала приемов, сигнализация взвыла так, что я едва заставила себя устоять на месте.
— Магистр Хольрин, ректор Высшей Школы Магии. Лариса Май, студентка Высшей Школы Магии, — я про себя отметила, что титула никакого не прозвучало, а значит, ректор наш не благородного происхождения.
Несколько человек мазнули по мне взглядами и тут же утратили интерес. Это меня устраивало — и без них не по себе было. Из глубины зала нам навстречу уже шагнул магистр Релинэр — он-то точно из благородных, видно, что чувствует себя здесь как рыба в воде, — а я настороженно оглядывалась в попытках выявить источник опасности. И мне даже удалось локализовать его — в группе справа от возвышения с троном, которую я определила для себя, как представителей высшего дворянства — столько достоинства было во взглядах и осанках. Впрочем, видно мне было не всех, и это пугало еще больше. Все-таки опасность хотелось знать в лицо.
Тем временем в зале появился император, занял трон после короткого приветствия, а затем началась церемония награждения тех, кто умудрился за последнее время как-то отличиться перед короной. Один за другим подходили награждаемые и принимали от секретаря грамотки или более материальное выражение императорской благодарности из рук распорядителя торжества — но не самого правителя. Какое-то время я лелеяла надежду, что обо мне забудут, но тщетно.
— Студентка Высшей Школы Магии Лариса Май, награждается титулом баронессы и землями… — я сделала несколько шагов, приближаясь к трону, и моя внутренняя сирена снова взвыла в голос.
У меня еще успела мелькнуть полная сожаления мысль о том, что будь у меня на голове не сложная прическа, над которой все утро колдовала Рейяна, а привычная грива, я могла бы тряхнуть головой, позволяя прядям упасть на лицо, скрывая его от чужих взглядов и помогая мне остаться не узнанной. И одновременно с этой мыслью запястье левой руки свело болезненной судорогой, а голос — отвратительно знакомый голос — из той самой подозрительной группки выкрикнул знаковое:
— Недопустимо! — герцог Алейский вынырнул из-за спин людей и предстал перед троном. — Эта девушка — моя невеста Тэнра мер Ирмас, после помолвки переданная из отчего дома под мою опеку. Она не имеет права принимать какие-либо дары без моего ведома и вообще находится здесь без дозволения. Я забираю ее!
Вот удивительно, я успокаивала себя тем, что на этом приеме едва ли встречу отца Тэнры, но вероятность того, что здесь мог оказаться герцог, я почему-то во внимание не принимала, хотя как раз об этом и стоило бы подумать.
— Я не ваша невеста! Меня зовут Лариса Май!
— Да брось, девочка! — пропел герцог. — Кого ты пытаешься обмануть? Неужели я должен прибегнуть к свидетельству крови, чтобы доказать, что ты живешь под чужим именем, скрываясь от законного жениха?
Его слова о свидетельстве крови задели какую-то струнку в моей напряженной памяти, но сейчас было не до того. Я тряхнула головой, отбрасывая лишние мысли.
— Нет уж, это я прибегну… Я требую свидетельства истины! — я отвернулась от герцога и уставилась на императора в ожидании его решения.
Народ в зале возбужденно перешептывался. Спиной я почувствовала, что ко мне приблизились магистры Хольрин и Релинэр — как телохранители, как опекуны, как взрослые птицы, стремящиеся встать на защиту беспомощного птенца. И когда его величество объявил, что дозволяет прибегнуть к свидетельству артефакта, оба магистра увязались за мной — и никому не пришло в голову им воспрепятствовать.
В небольшом судебном зале императорского дворца кроме меня и герцога оказались несколько придворных, мои дорогие учителя, не спускавшие с меня встревоженных взглядов, и собственной персоной Аргел мер Сельмир, заместитель начальника тайной канцелярии. Я полагала, что он и будет задавать вопросы, но оказалось, что это не по его части, для меня специально вызвали другого дознавателя.
Потом в зал явился и сам император, предоставив придворным веселиться на празднике без него, а через несколько минут внесли кристалл.
Кончики пальцев моей возложенной на артефакт руки слегка подрагивали, когда прозвучал первый вопрос:
— Ваше имя?
Я сглотнула. Да, один раз кристалл счел, что я ношу свое имя с полным правом, но тогда… тогда имя вообще не было принципиально важным. В той ситуации. Другое дело — теперь, когда вопрос о настоящем имени важнее любого другого.
— Лариса Май.
Истина. Я выдохнула с облегчением.
— Ваша светлость, можем считать проблему исчерпанной? — обратился его величество к герцогу.
Тот сделал шаг в мою сторону — и при его приближении снова болезненно заныло многострадальное запястье. Я поморщилась, а герцог удовлетворенно улыбнулся:
— Нет! Я могу ручаться, что передо мной моя невеста, ее знак помолвки реагирует на мое приближение. Если то, что ее зовут теперь иначе, правда, то пусть ответит на вопрос, принадлежало ли ей это тело с самого рождения.
— Ответьте, — обратился ко мне дознаватель, — принадлежит ли вам ваше тело с самого рождения?
Я сглотнула, выдавила хрипло:
— Нет.
Истина.
— То есть, — торжествующе заявил герцог, — мы имеем дело с демонической сущностью, занявшей тело моей невесты.
— Я не!.. — но его величество жестом остановил мой возмущенный крик.
— Вопросы вселения демонов в компетенции департамента магической безопасности. Я останавливаю разбирательства, покуда не явится представитель этой службы. Можете быть свободны, — это уже к дознавателю.
Магистр Релинэр сделал шаг ко мне, наткнулся на предупреждающий взгляд императора, но в ответ лишь упрямо поджал губы и все-таки подошел. Взял за руку, посылая волну спокойствия и поддержки.
— Меня казнят? — шепотом спросила я.
— Если согласишься на глубинное сканирование, то возможно, и нет — если выяснят, что ты не демон.
— Возьметесь за это?
— Если позволят, — так же шепотом ответил магистр и отошел от меня — в зале как раз появился чиновник из департамента магической безопасности.
— Герцог Алейский, — пояснял император вновь пришедшему, — предъявил этой юной особе обвинение в том, что она является демонической сущностью, занявшей тело его невесты.
— Можете что-нибудь сказать по этому поводу? — обратился ко мне новый дознаватель.
— Я так полагаю, что покуда меня подозревают в том, что я демон, веры моим словам все равно не будет, правда?
Чиновник кивнул.
— В таком случае, я соглашаюсь на глубинное сканирование.
— Вы уверены?
— Это предпочтительнее смертной казни, при сканировании есть шанс выжить и даже остаться в здравом уме. А умирать я уже пробовала, мне не понравилось, — усмехнулась я. — Правильно ли я понимаю, что если в ходе сканирования выяснится, что я человек, пусть и из другого мира, оказавшийся здесь в чужом теле, на тот момент никем не занятом, то я буду оправдана?
— Совершенно верно.
— Тогда — сканирование. И еще кое-что… — чиновник холодно воззрился на меня, дожидаясь, пока я соберусь с мыслями. — Я хотела бы выступить со встречными обвинениями. Заранее, потому что не знаю, насколько дееспособна буду после… процедуры.
— Вы хотите выдвинуть обвинения против герцога Алейского?
Я кивнула.
— Какие?
— Я обвиняю этого человека по нескольким пунктам. Во-первых, шантаж. Выкупив игорные долги барона мер Ирмаса, герцог вынудил барона не только пообещать ему в жены свою дочь, но и наложить на магически одаренную девочку храмовую защиту, тем самым нанеся серьезный ущерб ее телесному и душевному здоровью. Во-вторых, в намерении совершить над невестой темномагический ритуал, — при этих словах у чиновника департамента магической безопасности блеснула искра неподдельного интереса, — при котором к нему перешла бы магическая сила девочки. В-третьих, в запугивании и доведении до самоубийства несчастной Тэнры мер Ирмас. Признаю, что самоубийство невесты в намерения герцога не входило, но оно стало именно тем событием, которое привело к моему появлению в этом мире. Потому что последнее обвинение, которое я выдвигаю, касается на этот раз уже не намерения, а состоявшегося темномагического ритуала призыва души, покинувшей тело и ушедшей за грань, который герцог Алейский совершил над телом своей невесты. На его призыв откликнулась моя душа.
— Я протестую, это полная чушь! — возопил герцог. — Я настаиваю на том, чтобы вместо сканирования, при котором опытный демон может подсунуть менталисту ложные воспоминания, демонический разум был подвергнут блокированию, а моя невеста — возвращена мне. Даже если ее собственный разум не вернется, я желаю заботится о ней сам. В конце концов, в брачном обряде я получаю право и на ее тело!
— В подобных вопросах сканирование является стандартной процедурой, — возразил чиновник, — альтернативой может быть только смертная казнь. Обвиняемая выбрала сканирование. Это ее право. Если же во время проверки выяснится, что она человек, ее обвинениям против вас дадут ход, и вы также будете подвергнуты проверке, — с этими словами дознаватель обернулся к императору. — Ваше величество, в связи с тем, что обвинения против герцога очень серьезны, я настаиваю на том, чтобы он был оставлен сегодня под стражей во дворце.
— Будет, — кивнул император.
— Процедура сканирования будет проведена завтра с утра. У вас есть какие-нибудь пожелания по этому поводу? — обратился дознаватель ко мне.
— Если это возможно, я бы хотела, чтобы сканирование проводил присутствующий здесь магистр Релинэр. Я ему доверяю.
— С магистром Релинэром я знаком и подтверждаю его достаточную квалификацию для этой процедуры, — откликнулся чиновник.
— В таком случае у меня остался только один вопрос: где я проведу сегодняшнюю ночь? В тюремной камере?
Дознаватель подошел к императору и обменялся с ним несколькими фразами, после чего вновь повернулся ко мне:
— Вам также будут предоставлены покои во дворце. Естественно, охраняемые.
Покои состояли из спальни и небольшой уютной гостиной. Прежде чем мои сопровождающие покинули комнаты, я попросила принести мне письменные принадлежности — мне предстояло написать письмо. Я еще не знала точно, каково будет его содержание, но уже догадывалась, кому я попрошу его передать. Мне следовало подумать.
Сначала — о тех словах герцога, которые всколыхнули что-то в моей памяти. Казалось, я услышала их не этим же вечером, а неимоверно давно. Словно сегодняшнее дознание провело очередную черту, которая делила мою жизнь на «до» и «после». Итак, там что-то было о крови… «свидетельство крови» или как-то так. Кровь символически обозначает, что человек именно тот, кем его считают или за кого он себя выдает. Кровь свидетельствует. Кровь определяет мужа или жениха, когда он входит в ритуальный круг. Кровь позволила мне поделиться змеиным даром с умирающим от яда Лехом. Кровь на амулете дала эльфийскому преступнику возможность прикрыться именем невиновного. Кровь, позволяющая выдать одно разумное существо за другое, — и для этого когда-то давно был придуман ритуал. Я… видела… видела схему в той папке… в закрытом хранилище! Я долго пыталась додуматься, как обойти фигуру жениха в ритуале, а мне просто нужна его кровь!
Какая нелепая ирония судьбы! Я думала — «рано или поздно»? Да, моя память заработала, но скорее поздно, чем рано. Кто знает, пригодятся ли мне эти знания, если завтра, увидев мои воспоминания техногенного мира, дознаватели сочтут увиденное чем-то демоническим? Если я не переживу завтрашнего сканирования, утрачу разум или память? Да вообще, нужна ли мне такая жизнь — без разума и памяти? Жизнь, в которой уже не будет меня, какой я себя знаю? Тут ответ однозначный — нет.
И я задумалась о том, как избежать такой жизни. По всему выходило, что предусмотреть уход надо именно сейчас, пока я в состоянии отвечать за свои действия. И я уже примерно представляла себе, как это сделать. Есть такая штука — игла. Собственно, она устанавливается тоже в темномагическом ритуале, но это если на кого-то другого. Я в ритуале не нуждалась, только в твердом решении. Только… какой срок себе назначить? До какого времени шанс вернуться в разум еще реален? В принципе, реален всегда, разум — штука тонкая, непредсказуемая. Но вот сколько времени я сама согласна прожить, не имея связи с этой тонкой штукой? Декаду? Или больше? Подумав, я выделила себе месяц. Надеюсь, за это время друзья, которые будут за мной ухаживать, не успеют меня возненавидеть. Впрочем, в Рьене я была уверена. А вот в Дэйнише… Тем не менее, письмо я собиралась писать именно ему…
Приняв решение, я поднялась с кровати, на которой позволила себе развалиться, вышла в гостиную. Подходящий грифель нашелся в ящике стола — и я, откинув в сторону пушистый ковер, начертила на полу комнаты ритуальный круг. Не для ритуала как такового — для концентрации.
Села. Настроилась на потоки. Порадовалась, что меня не поместили в специальную тюремную камеру, в которой было бы невозможно воспользоваться магией. Погрузилась в транс, поймала первую волну. Ощутила: вот теперь я дома. Не в том мире и не в этом. А в мире чистых энергий… Я окунулась в поток, позволила себе по-настоящему расслабиться. Я себя не торопила: кто знает, смогу ли я проделать это еще когда-нибудь? Надо жить сейчас, в те минуты, которые пока еще принадлежат мне.
Наконец, вкусив наслаждения, я заставила себя вернуться к действительности. Зачерпнула из потока, зацепив густую фиолетовую струю, прибавила к ней тонкую нить чистейшего серебра, обвила, закрепила благородной черной сетью… Игла была прекрасна!.. Если, конечно, не задумываться о том, чему она должна служить. Но — это мой выбор. И красота тоже только моя. И я еще раз позволила себе полюбоваться иглой, прежде чем вонзить ее в одну из нитей защитного плетения, в самый ее исток, в точку, из которой она брала свое начало. Спасибо иллюзионисту Марвелу, я теперь точно знала, где она находится и могла найти не глядя. Охнула от нежданной боли — не физической, это все мое существо противилось варварскому повреждению магической сути и не только — пройдя через узел, игла проткнула насквозь магические резервуар и коснулась центра жизненной энергии.
Придет время — и игла развернется в воронку, через которую стремительно улетучится сначала моя магия, а затем и сама жизнь. Только я этого уже не пойму — если уж дойдет дело до самоуничтожения, это будет означать, что я забыла себя и не могу избавиться от иглы. Будучи в здравом уме и твердой памяти, я легко смогу ее извлечь без всяких последствий для своего здоровья.
Оставалось только задать время — я назначила себе месяц, — а также скорость и направление вращения воронки. Это не имеет большого значения, но уж лучше бы все произошло побыстрее. Все-таки умирать — это неприятно, даже будучи не в своем уме, так что не хотелось бы затягивать процесс.
Вот теперь — всё.
Я затерла ритуальный круг на полу, вернула ковер на место. Всплакнула — от страха, от безысходности, от жалости к себе. Потом взяла себя в руки: оттого, что я кисну, ничего не изменится. А мне ведь еще письмо писать…
На письмо, слова для которого я подбирала с мучительной тщательностью, ушло не меньше часа. За окном уже давно сгустилась ночь, а я все сидела и мусолила безрадостные мысли. О смешных планах, которые строила. О том, как просила свободы у божества. Что ж, даже смерть является своего рода освобождением, такие мысли посещали меня и прежде. Непонятно только, о какой плате шла речь. Ну да не нам вникать в божественные замыслы, — я горько усмехнулась.
Все-таки заставила себя встать. Разделась донага — гардероб был пуст, гостевые пижамы программой принудительного пребывания в императорском дворце предусмотрены не были. Правда, в ванной меня ждала совершенно новая зубная щетка и нераспечатанная баночка с пастой, что, несомненно, радовало.
Я наскоро ополоснулась под душем, почистила зубы и нырнула под одеяло. И подумала, что кое с кем мне не помешало бы сейчас поговорить. Если с друзьями, которыми я обзавелась за годы жизни в этом мире, я попрощалась, пусть и одной-единственной строчкой, приписанной в конце послания к Дэйнишу, то змеиной хранительнице никто моих прощальных слов не передаст. И я позвала ее тихонько:
«Мать-змея!»
Саатши откликнулась почти мгновенно:
«Что у тебя случилось, детка?»
«У меня случился демон в моем лице. Правда, весело?»
«Дай-ка я лучше почитаю тебя, а то уж больно непонятные вещи говоришь».
И я открыла саа-тши свое сознание, показав последние воспоминания.
«Да-а, — протянула змея, — вышел тебе наш дар боком».
«Я ни о чем не жалею»
«Так-таки и ни о чем?»
«Ну, о том, что жизнь императору спасла, — нисколько. Обидно, конечно, чем для меня в итоге его благодарность обернулась…»
«Значит, игла».
«Угу».
«Подумай как следует. Как бы тебе и об этом не пожалеть».
«Не хочу жить без разума и памяти», — я отчаянно замотала головой, забыв, что мать-змея не может меня видеть.
«Это твое решение», — отозвалась змея.
«Мое, — подтвердила я, — но я все равно немного боюсь. Завтрашнего дня… и вообще».
«Завтра я буду с тобой,» — пообещала саа-тши.
«Спасибо!»
«Не благодари. Я не могу тебя покинуть. И обещаю тебе, что демоном тебя не сочтут, прочитав твои воспоминания».
«Это хорошо», — выдохнула я с облегчением.
«Помни обо мне», — попросила напоследок саа-тши.
Утро встретило меня мелким дождиком за окном да дворцовой суетой за дверями моих апартаментов. Завтрак, который мне принесли, выглядел довольно скромно — пара бутербродиков и чашечка бодрящего напитка. Впрочем, напиток был очень даже кстати — все же эта ночь оказалась слишком короткой для меня.
Уже через полчаса за мной пришли стражи, чтобы сопроводить меня к месту… мне так и просилось на язык «к месту казни». Но нет, я не имела права так думать. Не сейчас, когда у меня почти созрело в сознании решение проблемы, над которой я билась несколько лет. Только не сейчас.
В небольшом помещении с креслом-кушеткой посередине меня ждали магистр Релинэр и вчерашний чиновник из департамента. Еще один мужчина был мне не знаком — вероятно, оттуда же. Еще присутствовал ректор — по всей видимости, считал себя ответственным за студентку. А может, он был обязан здесь находиться.
Я в растерянности остановилась, не дойдя нескольких шагов до кушетки. Чувствовала я себя очень неуютно, не в последнюю очередь и потому, что у меня не было одежды на смену и невозможность переодеться в чистое с утра действовала на мою нервную систему крайне раздражающе.
Через несколько минут дверь отворилась, и вошел император. Мужчины склонили головы, я опустилась в реверансе. Потом решилась спросить:
— Ваше величество, почему вы здесь?
— По двум причинам, — ответил правитель, — с одной стороны, я не мог оставить на произвол судьбы ту, которая спасла мне жизнь. С другой стороны, меня привело сюда любопытство, уж простите. Не только за время моего правления, но и эпоху моего отца и деда не было случая, чтобы в человеке заподозрили наличие демонической сущности. А еще я здесь как правитель своей страны. Старинные законы на этот случай все еще действуют, но сама ситуация лично для меня пахнет невежеством темных веков. Я хочу сам понять, что происходит… и как быть в будущем, если подобное повторится.
Я кивнула:
— Понимаю. У меня будет еще одна просьба… Я не знаю, к кому мне с ней обратиться — к вам или к господам из департамента.
— Говорите! — велел император.
— Когда все это, — я махнула рукой в сторону кушетки, явно предназначенной именно для меня, — будет позади… Если меня сочтут не демоном, но человеком, а я буду в это время в бессознательном состоянии… в безумии или без памяти… я прошу отдать меня человеку, который способен обо мне позаботиться — следователю на имперской службе господину Дэйнишу Рэнро. Вместе с этим письмом, — я протянула правителю конверт, — если по каким-то причинам этот господин не сможет забрать меня отсюда и принять в своем доме, то тогда — ведущему целителю городской лечебницы Рьену Вестраму. И письмо — тоже.
— Будет сделано, — серьезно кивнул император.
— Лари? — вопросительно посмотрел на меня магистр Релинэр.
Я вздохнула и подошла к кушетке. Прилегла, откинулась на мягкую спинку. Менталист уселся рядом со мной — кушетка была достаточно широка — и коснулся пальцами моих висков.
— Я буду очень осторожен, птичка, — надо же, никогда прежде он не позволял себе так меня называть, — и покажу остальным только то, что им необходимо видеть. Ничего лишнего.
— Спасибо!
…Последней мыслью моего ускользающего сознания была надрывная, яростная: «Мне нужна его кровь!»