Войдя в квартиру, столкнулась с Алинкой в коридоре, протирающей свою обувь.
– Оля? – удивление в голосе сестры было смешано с недовольством, которое ей не удалось до конца скрыть. – Освободили?
– Да.
– Поздравляю! – улыбка на лице такая же неискренняя, как и ее объятья. Неожиданное и неприятное открытие.
Прошла за ней на кухню наблюдая, как она начала рыться в холодильнике и открывать кастрюли, сковородки, стоявшие на плите.
А что у нас из съестного только оладьи? М-да негусто. А где мама?
– Отдыхает после смены.
– Ну можно было хотя бы суп сварить.
– Возьми и свари. В чем проблема? Мать тебе не кухарка, чтобы для тебя по заказу готовить.
– Я только вчера маникюр сделала. Ты вообще представляешь, сколько сейчас он стоит? Я не буду с покрытием за пятак грязную картошку чистить, – да, я в этот момент представляла и представляла очень ярко, только не стоимость ее маникюра, а то как удачно ей пере*бать да так, чтобы носовая перегородка треснула без смещения.
– Значит, ты с сегодняшнего дня на диете, – едва сдерживая бурлящую злость произнесла и двинулась к шкафу, потянувшись за кастрюлей, чтобы набрать в нее воды. Приготовить все же что-то надо было, а то мама проснется, а даже перекусить нечем этот пылесос сейчас все оладьи подъест.
– Я и так слежу за фигурой.
– На, порежь, – вымыв морковь положила перед сестрой.
– Ну Оль. Я же сказала…
– Жрать хочешь? Чисти. А мать дернешь хоть раз, я тебе голову откушу.
– Ну, капец, – скривив губы, и дожевав оладьи, она все же потянулась за овощечисткой.
– Учись готовить, может, хоть этим своего мужика удивишь. Кстати, кто он?
– Ты вроде только сегодня освободилась, а уже обо всем знаешь.
– Я вообще очень много в жизни знаю. Привыкай.
– Марк. Его зовут Марк.
– Сухановский отпрыск, что ли?
– Сын.
– Торчок со стажем. С пятнадцати лет на дури. Тебе приключений в жизни не хватает или просто мозгов дефицит?
– Он почти не употребляет. Очень редко.
– Почти, – от ее идиотизма у меня вырвался нервный смех, – ты сама то себя слышишь сейчас? «Почти» блин.
– Вот только не надо меня учить.
– Алин, у подобных людей к подобным людям как мы уважения нет. Мы для них никто. Челядь, не больше. А у наркоманов еще и психика деформированная. Наиграется твой Марк с тобой и бросит дай бог, чтоб не в разных пакетах где-нибудь в лесополосе.
– Вот не надо только преувеличивать. Сама вон с Владом встречалась и жила как королева, – от упоминания этой твари волна злости прокатилась по всему телу, заставляя плотно сжать зубы.
– Ну и чем это закончилось?
– Я не лезу в дела Марка, так что все хорошо. И вообще, надо сейчас строить фундамент своей жизни, к тридцати я хочу нормально жить, по-человечески. Понимаешь? А не сидеть в старой хрущёвке и чистить полувялую морковь на суп. Я хочу иметь возможность заказать эту чертову еду из любого реста города, а не торчать часами у плиты, чтобы тупо пожрать сегодня вечером.
И кстати, я очень рада, что ты вернулась, у тебя же столько знакомых осталось, ты с Владом в таких кругах вертелась, среди его знакомых же сто процентов есть интересные холостяки. Я бы на твоем месте уже бы начинала искать своего принца. А то часики то тикают.
– Спасибо не надо мне такого счастья, одно как-то привалило, до сих пор разгребаю. И знаешь в тридцать уже не принца на белом коне надо искать, а человека, с которым готова разделить постель. Воспитание детей, жилье и холодильник. А в перспективе и старость. Человека, на которого в случае чего можно положиться. А принцы хороши в восемнадцать – двадцать лет, страсть, любовь, истерики, скандалы и битье посуды и также бурное примирение. Только в девяносто процентах случаев стоит появиться реальным проблемам, даже возьмем ту же беременность, этот принц тихонько сядет на своего жеребца и ускачет вдаль, а ты как хочешь, так и крутись, он же принц мать вашу у него другие проблемы глобальные нах*р ему пеленки твои стирать. Так вот в двадцать все это проходит проще переживается быстрее, так как в запасе есть лет десять, а после тридцати уже разгон не тот, да и сил поменьше все чаще и все больше принимаешь всякую ерунду близко к сердцу, все чаще задумываешься о будущем, о старости, о детях и возможных внуках. Поэтому уже принца не ищешь, а ищешь обычного мужика, работящего, сильного, спокойного и надежного. Носки раскидывает? В туалете по часу сидит? Пивасик порой с друзьями глушит под футбол? Ну и фиг с ними, главное, чтоб на жеребце в степь не ускакал в случае п*здеца жизненного, а плечо свое сильное подставил. А носки уберем, да и друзья с пивом и футболом случаются от силы два раза в год в новогодние и майские праздники. Зато прийти могу в любой момент к нему обнять и поныть, что опять п*здец и снова нежданный негаданный и мужик нытье мое выслушает, сопли утрет и проблему решит, а я ему борщ сварю, оливье накрошу и пирогов настряпаю. Так что с принцами поиграться можно, если очень хочется, только замуж за них выходить не стоит. Не совершай моих ошибок, не верь этим богатеньким принцам, сейчас ты радоваться еще можешь, что тебя только вы*бали и ты жива и на свободе. Используй шанс соскочить пока не поздно.
– Если выйдешь замуж за сантехника, ты будешь лишь женой сантехника, а если за принца, то принцессой.
– Если выйдешь за принца, ты будешь дешевой выскочкой, простолюдинкой и как бы ты ни пыжилась, ты так ей и останешься в его глазах, и в глазах его родителей. А еще он будет считать, что он имеет на тебя все права как на вещь, ибо купил за подарки, брюлики и штамп в паспорте с ним великим, луноликим.
–Почему ты постоянно все выворачиваешь так, что мне сдохнуть хочется?
– Тебе двадцать три, почему ты до сих пор еще все веришь в сказки?
– А у тебя вся жизнь сосредоточена вокруг кастрюльно-бытового сценария. А я красиво жить хочу.
– Живи, кто тебе мешает, если тебе хочется, только за свой счет, не за чужой. Не обязательно прыгать к мужику в постель, чтобы иметь возможность слетать в Ниццу. На поездку можно просто заработать, своим умом и руками. Так же как и на все остальное.
–На Ниццу дорогая моя сестренка, другим местом зарабатывают, не руками и умом, кое-чем между этими органами.
–Ну, если ты в проститутки метишь или подстилки, то да именно тем и зарабатывают.
– Девочки, вы уже тут что-то готовите? – мама вошла на кухню и, мы прервали нашу перепалку с Алинкой. – А я проснулась, думаю надо вас чем –то накормить.
– Уже почти все готово, мам.
– Ой, Оля, я совсем забыла, – и она что-то приговаривая себе под нос направилась в коридор и начала рыться в шкафу., – вот, телефон твой. Я на баланс деньги закидывала и иногда звонки делала, чтобы сим-карту не отключили.
– Спасибо мам, – и я снова обняла ее, мне кажется, я никогда не устану это делать, – я про него совсем забыла.
Вечер прошел в теплых разговорах с матерью, и конфликтах с сестрой, которая была не в восторге, что я буду жить с ней в одной комнате.
– Почему в моей? Ставь кровать в маминой.
– А тебе нежирно будет в самой большой комнате одной жить? Ты значит, на восемнадцати квадратах будешь в одну харю, а мы вдвоем на одиннадцати ютиться. Подвинешься. И поднимай свою королевскую задницу, пошли кровать вытащим с кладовки, – с кладовки пришлось достать не только разобранную кровать, но и коробки с моими вещами, а потом еще бодаться с Алинкой за место в шкафу. Когда моя сестра успела превратиться в тварь? Всего два года и три месяца меня не было, а такая разительная перемена, что мне удушить ее хотелось и с каждой минутой все больше.
– Оль, – раздался голос матери из ее комнаты и я отложив разбор вещей, заглянула к ней, она стояла на стуле и что-то искала на антресоли, – я тут золото твое убирала, о вот оно, – и она достала небольшой кулек, скрученный из носового платка, а развернув едва не побелела. – А тут не все. А где же остальное? Оль, я отсюда ни колечка не взяла.
– Алина! – крикнула, уже подозревая, куда оно могло пропасть.
– Ну что, опять? Вы достали уже меня сегодня дергать. Можно спокойно посидеть.
– Где украшения отсюда? – я взяла остатки из рук мамы и сунула Алинке под нос.
– Что вы так орете? Ну, взяла я парочку, одела несколько раз. Это что преступление?
– А ты меня спросила или мать? Или информация, что в детстве в голову закладывали, что чужое брать нельзя, в твою тупую болванку не влезла?
– Ты в тюрьме была, как бы я тебя спросила?
– Письма туда доходили, а от тебя я ни строчки не получила за два года, – она злой фурией залетела в свою комнату и схватив, небольшую шкатулку сунула мне ее в руки.
– Вот.
– Проверь все Оль, – раздался тихий голос мамы.
– Там все на месте, – рыкнула эта дура, за что мне непреодолимо захотелось вдарить ей в челюсть. Такими темпами она точно выпросит. Открыв крышку, порылась в ней пальцами, окинув взглядом остатки прошлой жизни. Если меня не подводила память, то вроде ничего не пропало.
– Повторяю первый и последний раз: хочешь что-то взять из моих или маминых вещей подойди и спроси можно или нельзя. Поняла?
– Я, что маленький ребенок, что ли?
– Это не о возрасте, а о воспитании и элементарной вежливости и уважении к людям, с которыми ты живешь!
– Оль, не надо, – мама ласково успокаивающим жестом коснулась моей руки, потому что я не сдержалась и настолько повысила голос, что Алинка вздрогнула.
Оставшись с мамой наедине, переложила украшения в шкатулку, ибо она тоже была моя.
– Мам, я же тебе их не на хранение оставляла, а что бы вы ни в чем не нуждались. Давно бы заложила эти побрякушки и все.
– Зачем? Такую красоту за бесценок. Мы справлялись Оль. Что поесть было, а значит, все хорошо.
А тебе сейчас все это пригодиться. Кто знает, как жизнь повернется. Говорят после срока тяжело работу найти, да и вообще в жизни устроиться. Я поэтому и телефон берегла, может номера знакомых там важные есть, я же не знаю, может, кто помочь тебе сможет .
– Спасибо мам. Ты у меня самая лучшая, – и снова объятья такие теплые и родные, от которых внутри все переворачивается.
Не было в телефоне номеров тех, кто мог помочь, были только номера тварей, которые предали, но маме об этом лучше не знать.