Пять континентов любви

4. Неопытная исследовательница

Книжный магазин располагался на задворках фешенебельного бульвара Пасео-де-Грасия и имел свою постоянную клиентуру – хипстеров, университетскую публику и фанатов из числа оторванных от жизни интеллектуалов. На стенах висели портреты британской писательницы и философа Мэри Уолстонкрафт[12], в честь которой заведение получило свое название; среди прочих заслуг – именитая мыслительница была матерью Мэри Шелли[13], в восемнадцать лет написавшей «Франкенштейна».

Магазин больше напоминал барахолку – хаотическое нагромождение книг, где представлялось невозможным найти что-то конкретное. Но зато посетитель никогда не покидал лавку без какой-нибудь удивительной неожиданной находки.

Анфилада помещений завершалась застекленной галереей – истинным раем для поклонников графических романов и комиксов в духе экзистенциализма, а не просто любителей выпусков о супергероях. Именно там эксцентричная (если верить тому, что о ней говорят) владелица заведения и решила обустроить кафе.

– Лола задерживается, – предупредил их худосочный бледный юноша; казалось, с пеленок сама судьба определила его для работы в «Уолстонкрафте». – Ей пришлось нести кошку к ветеринару, так что понятия не имею, когда она появится.

– Ничего страшного, – решительно заявила Олимпия. – Мы подождем.

Продавец пожал плечами и удалился за кассу, оставив их в галерее.

В центре отдела комиксов и графических романов стояли шесть металлических столиков с легким налетом ржавчины. Хотя никакого кафе еще и в помине не было, за одним из столов расположился кудрявый парень в клетчатой рубашке и очках. Он спокойно сидел, положив руки на блокнот «Молескин», словно поджидая несуществующую официантку.

Олимпия бросила взгляд на маленькую стойку. Туда уже поставили кофемашину, завезли коробки с чаем и даже пару стеклянных колпаков, чтобы закрывать будущую выпечку.

– Ты идеально сюда впишешься! Это место тебе подходит лучше некуда! – вывел ее из размышлений Альберт. – И вмиг научишься подавать напитки и сладости. Самым сложным будет находить то, что люди ищут, сами того не зная. А с учетом этого бедлама…

Олимпия вновь посмотрела на юношу за последним столиком. Он успел открыть свой блокнот и что-то выводил перьевой ручкой, почти уткнувшись носом в бумагу.

– Вряд ли он пишет графический роман, – проронила Олимпия.

– Как знать… – Вдруг Альберт вспомнил: – А что ты хотела мне показать? Я уже заждался.

Нервным движением Олимпия вытащила из тканевой сумки этот странный «Атлас любви» и положила на стол.

– Его купил папа на одном греческом острове.

Альберт погладил пальцами тисненые буквы на переплете и с почтением открыл фолиант. Он всегда любил раритеты, собственно, поэтому и решил изучать историю. Дойдя до карты Европы, он недовольно поморщился:

– Да тут все исчиркано!

– Да… Но эти надписи выглядят очень старыми. Смотри, их делали пером.

Она уже собиралась упомянуть лорда Байрона, но тут юноша с блокнотом заинтересованно поднял голову, и Олимпия предпочла промолчать.

С энтузиазмом археолога, пытающегося расшифровать загадочные письмена, Альберт начал читать маленькие заметки, рассеянные по всему старому континенту.

– Эта книга – настоящее сокровище! – зачарованно вымолвил он, перелистывая страницы и убеждаясь, что действительно ко всем континентам любви прилагаются продуманные наблюдения и даже советы, помещенные под гравюрами.

Шепотом Альберт прочитал вслух описание европейского любовника:

– «Склонен к фантазиям и переносит на любимого человека свои желания и ожидания. Как падающая звезда, которая непременно должна сгореть». Ага, эдакий настырный романтик. Видал я парочку таких.

Олимпия засмеялась, а Альберт между тем продолжал переворачивать страницы. Иногда он одобрительно кивал, а порой таращил глаза, как всегда, когда его что-то полностью захватывало.

– Это потрясающе! Я балдею…

– Письмо пришло вместе с атласом, – сказала Олимпия, когда Альберт закончил листать книгу, и протянула ему записку. – Он купил его у одного антиквара и считает, что в свое время этот том мог принадлежать…

– Подожди-ка, и тебе хватит смелости? – взволнованно прервал Альберт, впрочем тут же понизив голос.

– Смелости для чего?

– Для того, что предлагает твой отец в записке… Смелости узнать, куда стремится твое сердце! Ты же свободна как ветер, Оли, и ты не позволяла себе влюбляться с тех пор… ну, когда мы были вместе. Может, посвятишь лето исследованию этих пяти континентов любви?

– Что ты имеешь в виду под «исследованием»? – с досадой поинтересовалась Олимпия.

Альберт озорно рассмеялся:

– Это будет зависеть от того, на что тебя вдохновит каждый континент. Все великие путешественницы умеют импровизировать. Подобная авантюра – это и вызов, и отличная практика, не правда ли? Хотя для этого тебе придется распрощаться со своим страхом.

– Каким таким страхом? – спросила она еще более раздраженным тоном.

Альберт указал на кудрявого парня, который опять углубился в свои записи.

– Вот, например, с таким… – шепнул он. – Хватит духу заговорить с ним, чтобы выяснить, с какого он континента?

– Да я же его совсем не знаю!

– Вот об этом-то и речь! О том, чтобы знакомиться с новыми людьми… И возможно, найти любовь. Только так ты сумеешь выяснить, с каким типом любовников ты чувствуешь наибольшую связь.

– С тех пор как у тебя появилась родная душа, ты стал невыносим!

– Невыносимо влюблен, ты хочешь сказать? – поправил Альберт с лукавой улыбкой. – Ладно, дело обстоит так: у тебя впереди целое лето, а ты не раз признавалась, что хотела бы полюбить, правильно?

– Ну да не знаю… Наверное… Но не первого же попавшегося!

– Само собой. Но чтобы это произошло, тебе всяко придется знакомиться с кем-то, да? А этот «Атлас любви» кажется мне прекрасным поводом. – Олимпия бросила на друга скептический взгляд, и тот вздохнул. – Ладно, это все пустая болтовня. Ясно, что тебе не хватит духу…

– Думаю, ты меня недооцениваешь, – хмыкнула Олимпия, быстро вскакивая с места.

Пока она заставляла себя передвигать непослушные ноги к последнему столику, ей казалось, будто пол качается, – так, верно, ощущает себя исследователь дальних стран, ступивший на твердую землю после долгого и изнурительного плавания.