Глава 3

Скотти гневно смотрела на Александра Головина. Она прижала пальцы к пульсирующим вискам, ноги словно онемели.

– Неудивительно, что кто-то хотел убить тебя. И зачем я только связалась с тобой? Нужно было не трогать тебя и оставить умирать от потери крови!

– Послушай, я…

– Нет, это ты послушай! – прервала девушка и посмотрела в окно. Сердце у нее защемило, когда она поняла, что не сможет выставить его из дома на ночь глядя. – Я бы с радостью выгнала тебя в метель! – Она судорожно сглотнула подступивший к горлу ком, борясь со слезами. – Тебе еще повезло, что я приличная девушка. Но как мне хочется воздать тебе по заслугам, мерзкий ты скунс!

Маггин, никогда не видевший свою хозяйку в такой ярости, спрыгнул со спинки стула и принялся кусать Александра за ноги.

Адвокат попытался отпихнуть его ногой, но рассвирепевший Маггин запрыгнул на подлокотник кресла и укусил его за палец.

– Черт побери, немедленно убери от меня этого проклятого зверька! – потребовал Александр.

Скотти злорадно наблюдала, как енот атакует непрошеного гостя.

– Надеюсь, он не откусит твой палец! – выпалила девушка. – Боюсь, как бы его не стошнило от твоего мерзкого мяса.

Она отвернулась к очагу и пристально уставилась на огонь, изо всех сил стараясь сдержать слезы. Проклятие! А она надеялась, что до весны у нее передышка и о неприятностях с правительством и выселением на время можно забыть. Сейчас же неожиданно выяснилось, что она сама приложила к этому руку…

Скотти схватила кочергу и принялась энергично ворошить угли. На решетке заплясали яркие языки пламени. Она глубоко дышала, стараясь успокоиться и взять себя в руки.

– Ну и у кого хватило ума стрелять в тебя? – наконец спросила девушка, не в силах больше выносить молчание.

– У Калума Бауэрса.

Скотти ошеломленно открыла рот и тут же прикрыла его ладонью.

– У Калума? – не веря своим ушам, переспросила она.

– У него самого, – фыркнул Головин. – Он наверняка твой друг.

– Конечно, – кивнула Скотти. Закусив нижнюю губу, она повернулась к нему. – Так же, как и его брат Джейми. Что с ним?

– О твоем Джейми ничего не знаю. Его не было в хижине, когда я пришел в долину. Но, извини… Калум Бауэре мертв.

Скотти обхватила плечи руками, и ее сердце пронзила острая, жгучая боль.

– Как это произошло? – только и смогла вымолвить она.

– Он погнался за мной через хребет. С гор сошла лавина. Я спасся, а он – нет. Не повезло…

Скотти на ощупь добралась до стула и без сил рухнула на него.

– А… а отец Калума – Абнер? С ним ничего не случилось?

– Абнер Бауэрс тоже мертв, – ответил, помолчав, Александр.

Девушка отвернулась и печально глядела на бушующее в очаге пламя.

– Как… ты его убил?

– Никого я не убивал, – покачал головой Головин. – Старший Бауэрс умер от сердечного приступа, когда он… когда я… – Он замолчал, не закончив предложения.

– Раз ты так говоришь, значит, ты убил его. Он умер из-за тебя. Ведь ты заставлял его покинуть долину. – Она вздохнула и потерла шею, чтобы немного ослабить затекшие мышцы. – Бедный Джейми!.. Остался совсем один… – Скотти покачала головой, и из горла ее вырвалось хриплое рыдание. – Когда он узнает, что Калум мертв… Он найдет тебя даже под землей. Джейми приложит все силы, чтобы закончить дело, начатое Калумом. Не сомневайтесь, мистер Модный адвокат из Сан-Франциско, теперь вы нигде не сможете чувствовать себя в безопасности.

– Я приехал сюда не для того, чтобы причинить кому-то зло. Но Бауэрсы наотрез отказались разговаривать со мной. – Александр Головин неотрывно смотрел на огонь. – Все мои попытки убедить их наталкивались на упрямый отказ.

Неожиданно Скотти показалось, что стены хижины начали сближаться. Она не могла оставаться с ним в одной комнате ни минуты, ни секунды! Девушка забежала за ширму, схватила спальные принадлежности и направилась в пещеру.

– Куда ты собралась, черт побери? – спросил Головин.

Она бросила на него гневный взгляд:

– Не твое дело, но я предпочитаю спать там, где меньше воняет!

В пещере Скотти разложила на куче чистого сена постель и забралась под одеяла, не раздеваясь. Почему он пришел именно в ее дом? До этого разговора она считала, что он скрывающийся от правосудия преступник, и проклинала жестокую судьбу. Но его преступления не имели к ней никакого отношения, поэтому Скотти не принимала близко к сердцу поступки этого человека. Сейчас же они перестали быть отвлеченными и стали затрагивать ее лично и ее друзей, благополучие и будущее, и это в корне меняло дело. Она с содроганием думала о том, что придется провести всю зиму вместе с этим бессердечным, бесстыжим созданием, послужившим причиной смерти ее друзей!

Получить такой чудовищный удар, после того как она буквально поедала его глазами и все время мечтала о нем!.. Но самое страшное заключалось даже не в этом. Она ведь поцеловала его! Скотти ждала, что на нее нахлынет отвращение, но пришли лишь гнев и разочарование.

Скотти прокляла обильные снегопады, из-за которых она не могла дать ему пинка под зад и выставить за дверь. Но как, черт побери, теперь она будет смотреть ему в глаза… завтра, послезавтра, через неделю? А если перевалы останутся закрыты до самой весны? О Господи, где найти силы, чтобы смириться с присутствием в доме этого отвратительного человека?

В бессильном гневе девушка ударила кулаком подушку, уставилась в темноту и подумала об Абнере и Калуме Бауэрсах. Вот и их не стало, как и ее отца… Глаза защипало от слез. Остался только Джейми, бедный милый Джейми… Джейми и Калум Бауэрсы были ее единственными друзьями на всем белом свете, не считая Маггина. Они вместе росли, вместе охотились, вместе бродили по Йосемитской долине и познавали мир.

Впервые в жизни поцеловалась она не с кем иным, а с Джейми Бауэрсом, а Калум в это время охранял их от посторонних глаз.

Скотти покраснела: поцелуй Джейми ни в какое сравнение не идет с прекрасным поцелуем этого мерзкого адвоката из Сан-Франциско. Как же ей не стыдно! Джейми Бауэрсу она могла доверять. После смерти отца должна была выйти за него замуж. Может, уже бы и вышла, если бы Джейми знал о смерти Йэна Макдауэлла, но юноши вот уже несколько месяцев не было в долине. Хоронить отца ей помогали Калум и Абнер Бауэрсы.

Глория засопела в стойле, Роза негромко заблеяла, как будто только сейчас догадалась о том, что Скотти в пещере. Присутствие животных успокоило девушку, и она уснула.

Скотти разбудила курица, которой вздумалось поклевать ее в волосы. Девушка посмотрела на вход в хижину и нахмурилась: стало страшно возвращаться в дом. Мысль о том, что придется идти и вновь смотреть на адвоката и разговаривать с ним, пугала ее. Однако нельзя же до весны жить в пещере! Скрепя сердце Скотти пошла в дом.

Александр Головин неумело возился с потухшим огнем. Бросив за ширму спальные принадлежности, Скотти отправилась заваривать чай и наблюдала украдкой за его неловкими движениями. Она увидела, как он неуклюже ворошит угли, и ее губы искривились в презрительной усмешке. Адвокат из Сан-Франциско!.. На нее не подействуют его лживые доводы и оправдания. В ее глазах он по-прежнему оставался самым заурядным преступником. Не в силах больше терпеть его неудачные попытки, она подошла к очагу.

– Так ты никогда не разведешь огонь, – насмешливо сказала Скотти и забрала у него кочергу. Она бросила на дрова, которые он уже разложил на решетке, бумагу. – Мог кое-чему уже и научиться, пока живешь здесь. Теперь, когда я знаю, кто ты, у меня такое ощущение, что пользы от тебя будет как от козла молока.

Александр Головин тихо рассмеялся:

– Интересно, как твой отец терпел такую деспотичную девочку?

Скотти круто повернулась и угрожающе подняла кочергу. Ее здорово задело за живое то, что он назвал ее девочкой и говорил об отце так, как будто хорошо знал Йэна Макдауэлла.

– Ты опять завел разговор о моем отце, – сердито ответила она. – Я тебе уже много раз говорила и опять повторяю; ты совсем его не знаешь.

Он нечаянно задел свой раненый бок и поморщился от боли.

– Я знаю: он так любил свой маленький уголок, что не разглядел за деревьями леса.

– Что ты хочешь сказать? – обиделась Скотти.

Этот наглец опять ухитрился вывести ее из себя, и она была готова к очередной ссоре.

Александр Головин сел в кресло у огня.

– Для человека, всегда твердившего, будто он хочет только спасти долину, – объяснил он, – Йэн Макдауэлл заварил слишком крутую кашу и добился обратного результата.

Гнев и гордость за отца захлестнули ее.

– На земле нет человека, который сильнее отца любил и хотел бы спасти Йосемитскую долину! – с вызовом возразила она, покраснев от возмущения.

– Тогда почему он отказывался встретиться с людьми из правительства и обсудить создавшееся положение, чтобы найти выход?

Скотти изумленно посмотрела на адвоката.

– Неужели ты надеялся, что отец выслушает тебя и согласится с твоими лицемерными доводами? Неужели рассчитывал, что отец поверит тебе и согласится добровольно уйти с нашей земли? О Господи, – она недоверчиво покачала головой, – ты же работаешь на правительство, неужели не ясно, что ты наш враг? Тебе никто никогда не поверит!

Александр искренне удивился:

– А чем вам так досадило правительство? Что оно, по-вашему, делает?

Скотти хрипло рассмеялась, и в ее смехе послышались циничные нотки:

– Одному Господу известно! Но чем бы ни занималось правительство, я уверена, делает оно это ради своей выгоды, а не нашей.

– Откуда, черт побери, у тебя и твоего отца взялась эта безумная мысль?

– Не смей называть моего отца безумцем! – Скотти захотелось изо всех сил чем-нибудь огреть его, но она только ткнула пальцем ему в грудь. – Ты ничего не знаешь о моем отце! Мне очень жалко, что он не дожил до этого дня и не смог встретиться с тобой лицом к лицу. Конечно, вы все уверены, что он был маленьким человеком, но во многих отношениях он был намного значительнее тебя. Тебе уж никогда не стать таким, как он!

Александр Головин поднял руки, словно признав поражение, но Скотти показалось, что ему просто надоело слушать ее крики.

Как только на решетке весело заплясали языки пламени, Скотти Макдауэлл приготовила завтрак, села напротив Александра и смотрела, как он уплетает две огромные порции густой каши со сливками и медом. Сама она есть не хотела, да, наверное, не скоро захочет. Незваный гость бессовестно обманул ее!

Сан-Франциско, конец октября

Мило Янус поднялся на крыльцо двухэтажного дома на Рашен-хилл и позвонил в дверь. Ему открыл средних лет англичанин – дворецкий и одновременно лакей, который появился у Алекса после войны.[4] Кроме английского высокомерия, он славился еще и острым языком.

– Добрый день, Уинтерс! – поздоровался Мило, входя в мрачную прихожую. – Ну, как успехи?

– Если вы спрашиваете, как идут дела без мистера Алекса, то все идет своим чередом, как и следовало ожидать. – Дворецкий взял у гостя шляпу и пальто и проводил в библиотеку.

Мило заметил тревогу на лице Уинтерса, прежде чем тот надел свою знаменитую маску английского хладнокровия. В глаза сразу бросалась преданность хозяину и искренняя забота о его благополучии. Уинтерсу, мягко говоря, не всегда нравились поступки Мило Януса. Впрочем, Мило было все равно, как к нему относится дворецкий соседа.

– Она сейчас выйдет, сэр.

Мило кивнул, насмешливо отдал честь чопорному англичанину и налил себе бренди. Пожалуй, еще слишком рано: им с Камиллой предстоял дневной спектакль «Отелло» в «Метрополитен-опера», но сложившаяся ситуация требовала неординарных поступков.

Дверь распахнулась, и в библиотеку торопливо вошла полная пожилая женщина – Ольга Попова, экономка Александра Головина. Обычно безупречная прическа растрепалась, седые пряди обрамляли покрасневшее лицо с припухшими глазами. Скорее всего, она не спала уже несколько ночей.

– Какие-нибудь новости о Саше? – с тревогой поинтересовалась женщина.

– Уже больше недели никто не может проникнуть в Йосемитскую долину, – покачал головой Мило Янус.

Ольга Попова подошла к огню и нервным движением провела по каминной полке, словно хотела смахнуть пыль.

– Неужели так сложно попасть в долину?

Мило сделал большой глоток бренди и повторил про себя ее слова. Как актер, он постоянно искал новые типажи для своих ролей, новые акценты и интересные выражения. Ольга Попова так и не избавилась от русского акцента, хотя и приехала в Америку много лет назад, еще в далекой юности.

– Обильные снегопады, – объяснил он. – Выпало столько снега, что перевалы стали непроходимыми.

– О святой Тимофей! – испуганно прошептала она, поднеся полную руку ко рту и остановив взгляд на картине, висящей над камином.

Мило тоже посмотрел на портрет.

– Ей так плохо? – спросил он, и в его голосе послышалось легкое недоверие.

Миссис Попова нервно заходила по комнате, ежеминутно стискивая огрубевшие от работы руки.

– Неважно. Сейчас у нее доктор.

– Вот черт! – в сердцах выругался Мило Янус. Несколько лет назад у них с Алексом возникли серьезные разногласия, но сейчас он искренне жалел, что невозможно пробраться в Йосемитскую долину и предупредить Головина о неприятностях.

– Я боюсь до смерти! – всхлипнула экономка, садясь в кресло у камина. – Она специально распаляет себя. Доктор предупреждал, что если Саша надолго задержится, с ней это произойдет.

– Не стоит думать о плохом, – попробовал утешить ее Мило. – Если никто не может пройти в долину, то никто не может и выйти. Я неплохо знаю Алекса и уверен, он находится в безопасности. Сидит себе где-нибудь в теплом и сухом местечке…

– Я молю Господа, чтобы вы были правы, но нам здесь от этого не легче. – Попова посмотрела на соседа и ткнула указательным пальцем в свою огромную грудь. – Старое сердце подсказывает мне, что мой Саша жив. – Она перевела взгляд на огонь, потом снова на картину. – Но как мне убедить ее в этом?

– Я доверяю вашей интуиции, Ольга. – Янус сделал еще один глоток бренди и насмешливо рассмеялся: – А может, просто не хочу верить в плохое. – Он вновь пожалел, что бывшая жена Алекса, Марлин разрушила их дружбу.

Экономка повернулась к гостю.

– Если бы вы знали, как горько я плакала, когда Саша уходил на войну. Вся его жизнь была наполнена несчастьями, но боялась я не за него. Нет, нет, – по-русски добавила она и для убедительности энергично покачала головой и подошла к окну. – Я знала, что милосердный Господь вернет его целым и невредимым, ведь он был так нужен нам. – Миссис Попова повернулась и с неприкрытым страхом посмотрела на гостя. – А что, если он не сумеет выбраться оттуда до весны? Что будет с ней? О Господи, сохрани и помилуй, а что, если его нет в живых? – Женщина достала из кармана фартука платок и прижала к дрожащим губам.

Мило Янус поставил бокал и тоже подошел к окну.

– Алекс – стреляный воробей и доживет до старости. – Он снова взглянул на картину, висящую над камином. – А знаете, она ведь похожа на него. И она намного сильнее, чем вы думаете.

Мило посмотрел в окно на мрачный город и пасмурное, осеннее небо, нависшее над ним, и подумал о большом горе, которое пришлось пережить соседу за несколько последних лет. Часть вины за это лежала на нем, Мило.

– Между ними существует какая-то незримая связь, – пробормотал он.

Она дотронулась до высокого воротника шерстяного платья и кивнула.

– Да, я знаю. Но сколько сможет еще бороться такая слабая и хрупкая девочка? Как ей объяснить? – Миссис Попова шумно высморкалась. – В их семье уже было столько горя и боли. Так почему же Господь вновь испытывает их? Почему?

Мило Янус вернулся к столу и взял бокал с бренди. Он сделал большой глоток, подержал огненную жидкость во рту, до тех пор пока не возникло ощущение приятного легкого покалывания, и только после этого проглотил.

– Знаете, Алексу на роду, как кошке, девять жизней написано. – Он повернулся к картине и поднял бокал. – За тебя, мой друг! Надеюсь, что у тебя осталась хотя бы одна из этих жизней.

Скотти Макдауэлл смотрела, как Александр Головин, адвокат, нанятый правительством штата Калифорния, взволнованно меряет комнату шагами. Со дня их знакомства прошло почти две недели, и, хотя о полном выздоровлении говорить было еще рано, рана на боку затягивалась на удивление быстро.

Они заключили молчаливое перемирие. Скотти не соглашалась с его взглядами и знала, что он точно так же не согласен с ее.

Головин много раз пытался втолковать ей, что она ошибается насчет корыстных планов правительства, но все его усилия оказывались безуспешными. Ему не удавалось убедить девушку, что власти не меньше ее пекутся о сохранности Йосемитской долины. Она полагала, что ее отец никогда ни в чем не ошибался и, значит, не ошибался и в этом деле.

Ни Йэн Макдауэлл, ни сама Скотти никогда не думали, что правительство состоит из добрых людей, действующих на благо народа. Если адвокат из Сан-Франциско верил в благородные цели властей, то его или купили и, следовательно, он мошенник, или он просто дурак, которого водят за нос. Но почему-то Скотти не хотелось считать его ни дураком, ни мошенником.

Несколько раз у нее даже возникал предательский вопрос: а не ошиблись ли они с отцом? Может, она не хотела поверить адвокату только потому, что переезд повлечет огромные перемены в жизни для нее и остальных жителей долины?

А еще Скотти думала о том, что отец отказывался верить правительству потому, что много лет назад его предков выгнали с принадлежащей им земли такие же правительственные чиновники, обладавшие властью и решившие использовать ее в своих корыстных интересах. Все старо, как мир: сильный против слабого. Нет, скорее богатые против бедных. Хотя она и не видела особой разницы.

Больше всего ее беспокоило то, что этот красивый и умеющий гладко изъясняться серьезный мужчина сумеет убедить ее в своей правоте.

Александр Головин продолжал ходить по хижине.

– Похоже, тебе уже надоело сидеть в четырех стенах, – заметила Скотти, доставая с огня сковороду с печеными яблоками.

Головин криво усмехнулся.

– Так вот в чем дело! А я никак не пойму, что со мной происходит.

– Мне хорошо знакомы эти симптомы, – кивнула девушка и переложила яблоки на тарелку.

Он подошел и остановился рядом. Всякий раз, когда этот противный адвокат из Сан-Франциско оказывался так близко, у Скотти начинала кружиться голова.

– Трудно представить, что будут говорить люди, когда узнают, что нас вместе засыпало снегом.

Скотти подумала о Джейми Бауэрсе. О, Джейми разъярится, как бык при виде красной тряпки, когда узнает, что она выхаживала правительственного чиновника, которого ранил его брат Калум.

– Мне все равно, что будут говорить или думать люди, – равнодушно пожала плечами Скотти.

– Ты уверена?

Она громко ударила сковородой по столу.

– Если бы меня беспокоило то, что обо мне думают, я бы давно стала вести себя так, чтобы не разочаровывать их.

– Вы с отцом вели светскую жизнь? – с легкой улыбкой осведомился адвокат.

Скотти снова подумала о Джейми, о Калуме и Абнере. Кроме Бауэрсов, они с отцом ни с кем не дружили и не встречались.

– Мы пробовали… кажется, дважды. – Девушка накрыла теплые яблоки чистым полотенцем. – Однажды, когда мне было тринадцать лет, мы с папой поехали на день в Марипозу за припасами. В городе в тот день был какой-то праздник. – Она печально улыбнулась. – Ты не представляешь, как я волновалась. Конечно, я была похожа на огородное пугало в папиных брюках и здоровенной рубашке. Рубашку я носила на размер больше, чтобы прикрыть… – Она покраснела и смущенно отвернулась. – Я проходила под открытым окном одного дома и случайно услышала, как меня обсуждают какие-то женщины. – Скотти попыталась рассмеяться, но из горла не вырвалось ни звука.

– И что они говорили?

Она бросила в чайничек чай, залила кипятком и посмотрела в окно. Солнце уже низко опустилось над горизонтом.

– Нетрудно догадаться. Папе должно быть стыдно за то, что он меня так воспитал, разрешал мне бегать, как дикому индейцу, что я не училась. Но самым обидным мне показалось то, – вздохнула Скотти, – что якобы из меня никогда не выйдет настоящей леди, будто я не умею себя вести, как положено воспитанной девушке.

– По-твоему, они ошибались?

– Конечно, ошибались! Перед смертью мама позаботилась о том, чтобы я умела делать все, что положено юной леди: вышивать, шить, готовить. А папа научил меня читать и писать. Так что я получила настоящее образование.

– А ты не рассказала отцу о том, что услышала? Скотти улыбнулась, вспомнив тот далекий день.

– В этом не было необходимости. Жена проповедника отвела папу в сторону и здорово отчитала за то, что он держит меня в лесу, пристыдила его и сказала, что так нельзя воспитывать детей, особенно девочек.

– Но ты, судя по всему, с этим не согласна? Скотти вспомнила, как часто завидовала девочкам, которые каждое лето приезжали в долину. На них были красивые платья, они устраивали вечеринки, гуляли с кавалерами и состояли в каком-то безымянном клубе, куда Скотти никто не приглашал. Увы, они даже не замечали ее, и Скотти обижалась, хотя и не хотела походить на них.

– Нам было хорошо вдвоем, – тихо ответила она.

Александр подошел к окну у двери и выглянул на улицу.

– Я внимательно изучил карты твоего отца, – неожиданно сообщил он.

Скотти недоуменно посмотрела на него, не понимая, к чему он клонит.

– Ну и?..

– Мы ведь находимся совсем недалеко от перевала?

Она осторожно поставила чашку на блюдце и изо всех сил сцепила руки, чтобы они не дрожали и не выдали охватившего ее волнения.

– Да хоть бы и под самим перевалом. Перевал закрыт, и с этим ничего не поделаешь. – Скотти уже привыкла к тому, что он постоянно находится рядом, и все чаще стала забывать, кто он и чем занимается.

– Но сегодня тепло и светит яркое солнце. Вчера снег слежался и затвердел, и пройти по нему в снегоступах будет нетрудно.

Девушка с трудом удержалась от смеха.

– Никто не может пройти через перевал, после того как он закрыт. – Она специально не рассказала ему еще об одном своем друге, индейце Тупи, который нередко пробирался в Марипозу, даже после того как перевалы заваливало снегом.

– Я должен попытаться, – упрямо заявил Головин и снова отвернулся к окну.

– Но… но ты еще не готов. Ты не знаешь, как там тяжело…

– Я должен попытаться!

– Не говори глупости! – сказала Скотти, растерянно глядя, как он обувается. – Ты идешь на верную гибель.

– Зато избавлю тебя от своего присутствия, – мрачно пошутил он. – Разве ты не хотела этого?

– Не смейся! – предупредила девушка, стараясь прогнать страх. – Сегодня будет сильная метель.

Александр принялся натягивать шерстяную рубашку.

– Что-то не очень верится. На небе ни единого облачка, – рассмеялся он.

Скотти легко дотронулась до его руки.

– Ну, пожалуйста, – мягко попросила она, и ее глаза наполнились страхом. – Сегодня, правда, плохой день.

– Черт побери, – взорвался адвокат, – неужели ты не понимаешь?

Скотти пошатнулась, как от удара, и попятилась, ненавидя себя за эту слабость.

– О чем ты?

Александр Головин схватил ее за плечи и сильно потряс.

– Ты со своими животными, с которыми носишься, как с детьми, сводишь меня с ума. Черт, может, я и погибну в горах, но предпочитаю погибнуть на перевале, чем прожить хотя бы еще одну минуту под одной крышей с этим… мерзким енотом. Этот дом может казаться тебе раем, для меня же он тюрьма! Я уже дошел до того, что готов убить за чашку кофе. Понимаешь? За чашку нормального кофе! Если я выпью еще хотя бы каплю этой бурды, которую ты называешь чаем, то боюсь, меня вырвет.

Скотти Макдауэлл сморгнула с глаз слезы, стряхнула со своих плеч его руки и отошла.

– Какая же я дура! – Она прерывисто вздохнула, ее губы задрожали. – Я думала, мне будет одиноко, когда ты уйдешь, что я буду скучать без тебя. Сейчас же жду не дождусь, когда ты избавишь меня от своего высокомерия и наглости.

Александр заправил рубашку в брюки и пожал плечами:

– Тебе недолго ждать.

– Тогда не смею тебя задерживать! – Она сняла с крючка у самой двери толстую овчинную куртку и бросила ему. Потом подошла к огню и сняла снегоступы. – Держи! – крикнула Скотти, и овальные деревянные снегоступы с грохотом полетели на пол. – Только не говори, что я выгнала тебя, ничего не дав в дорогу.

Глаза Головина гневно сверкнули из-под черных, как у дьявола, бровей, и он поднял снегоступы с пола.

– Что же ты не торопишься? – спросила девушка, всем своим видом показывая, что с нетерпением ждет, когда он уйдет.

Он хмуро рылся в карманах.

– Не могу найти часы. – Адвокат надел шерстяную шапочку и объяснил: – Они принадлежали моему отцу. Если найдешь их…

– О, я обязательно найду твои часы. Только вот не знаю, стоит ли их тебе отдавать. Может, оставить в виде платы за лечение. – Она подошла к двери и распахнула ее: – Выметайся! Слава Богу, наконец-то я избавлюсь от тебя.

Он сунул снегоступы под мышку и вышел из дома.

Скотти захлопнула за ним дверь и, моментально забыв о своем гневе, подошла к окну, чтобы в последний раз взглянуть на него. Головин надел снегоступы, посмотрел, сощурившись, на небо и медленно побрел в сторону заходящего солнца.

Скотти потерла руки и снова подошла к окну. С каждой минутой становилось все очевиднее, что ее прогноз оправдывается.

Пасмурное небо затянули свинцовые тучи. Час назад буквально на ее глазах мохнатые тучи начали переползать через перевал и вот уже заволокли все небо над долиной.

Девушка со страхом отошла от окна. Подбросила в огонь сосновых шишек, отвернулась и краем глаза заметила, как Маггин осторожно обнюхивает подушку и постель, на которой спал адвокат из Сан-Франциско.

Скотти с печальным вздохом подошла к еноту, забрала у него подушку и прижала к лицу. Вдохнув терпкий мужской запах, она с наслаждением закрыла глаза.

Скотти Макдауэлл стояла, крепко прижимая подушку, и упрекала себя за то, что позволила чувствам взять верх над здравым смыслом. Она ни в коем случае не должна была отпускать его в такую погоду… Честно говоря, его нельзя было выпускать из дома в любую погоду. Даже если бы рана полностью затянулась, Александр не сумел бы уйти далеко от дома и в яркий солнечный день. Выставить же его за дверь в метель, в приближении которой она нисколько не сомневалась…

Не выпуская из рук подушки, Скотти опустилась в кресло-качалку. Перед глазами возникла жуткая картина: правительственный чиновник из последних сил бредет по свежевыпавшему снегу и падает от бессилия. Девушка закрыла глаза и попросила Бога сохранить ему жизнь.

Маггин забрался к ней на колени и уютно устроился на подушке.

– Ах, Маггин… – пробормотала Скотти Макдауэлл, окидывая печальным взглядом пустую комнату. – Неужели нам теперь до весны предстоит жить вдвоем? Неужели в доме будет тихо, как в деревенской церкви?

Сердце заныло, когда она представила долгие сумрачные зимние дни. Раньше ей казалось, что она готова к одинокой зиме. Она была в этом уверена до того дня, когда в ее жизни появился Александр Головин.

Маггин потерся нежной и чувствительной кожей вокруг рта о фланелевую наволочку.

– Знаешь, я ведь отправила его на верную гибель, – хрипло проговорила Скотти. – Можно сказать, убила своими собственными руками. С таким же успехом можно было приставить к его виску револьвер и спустить курок.

Она быстро встала и сбросила енота с подушки на пол.

– Никогда нельзя позволять чувствам брать верх над здравым смыслом, – нравоучительно произнесла она.

Отец бы очень расстроился, если бы узнал, что она выставила больного человека за дверь в метель, даже если этот человек работает на ненавистное правительство. Йэн Макдауэлл обязательно бы нашел правильное решение.

Девушка подошла к окну, отодвинула штору и вгляделась в темноту. Наступила ночь. Она не видела падающего снега, но слышала ветер: он шумел в ветках сосен и завывал в углах дома. Настроение у нее ухудшалось с каждой минутой.

Крупные снежинки падали на окно, таяли и крошечными ручейками стекали на подоконник. Из маленького комода около кровати Скотти достала вату, собираясь заделать щели в окнах.

Может, законопатить и дверь? Ведь у нее до весны не будет гостей.

Скотти стала заталкивать вату в щели между рамой окна и стеной и вдруг услышала звук, непохожий на вой ветра; Она остановилась и внимательно прислушалась. Похоже на какую-то птицу…

Тупи?

Девушка посмотрела в окно. Сердце взволнованно забилось. Так и есть, Тупи. Она бросилась к двери и распахнула ее.

– Тупи? – громко крикнула Скотти в воющую ночь, но с трудом расслышала свой голос.

Индеец медленно брел к дому, волоча за собой что-то тяжелое.

Сощурив глаза, Скотти Макдауэлл вгляделась в темноту. Ледяные снежинки больно жалили лицо, она не могла ничего разглядеть.

– Что? Что случилось?

Тупи втащил в хижину индейские сани. Скотти с трудом захлопнула дверь и закрыла на засов.

Она бросилась к индейцу, опустилась на колени перед деревянными санями и развязала веревку на брезенте.

Сердце екнуло. Она схватила грубое одеяло, которым было накрыто тело, и открыла лицо. Алекс!

– О, Тупи! – всхлипнула Скотти. – Где же ты нашел его?

– Ты его знаешь?

Девушка кивнула и сдернула одеяло.

– Да, я… я знаю его. – Она развязала шнурки на ботинках, сняла их с холодных, как лед, ног Головина.

– Он лежал в сугробе около моей хижины. Что он делал в лесу в такую метель?

Скотти пропустила вопрос мимо ушей.

– Положи его на кровать, – попросила она. Тупи с трудом поволок Алекса к кровати.

– Так что он делал в лесу? – повторил индеец.

– Нужно снять брюки, – решила девушка, не обращая на него внимания. – Он промок до нитки.

– Ну? – Тупи нетерпеливо посмотрел на нее. На его обычно добродушном лице застыло сердитое выражение.

Скотти прислонилась к кровати и ответила:

– Это я во всем виновата. Не надо было так злиться… – Она посмотрела на Тупи и изо всех сил сжала зубы, стараясь сдержать душившие ее слезы.

Тупи увидел, что она искренне сожалеет о случившемся, и из его глаз ушла суровость.

– С ним все в порядке, – успокоил индеец. – Ничего страшного, просто здорово замерз.

Она с тревогой посмотрела на Алекса, и ее сердце сжалось от страха.

– Он правительственный чиновник, Тупи. Индеец подошел к кровати.

– Что ты собираешься делать? – наконец спросил он.

Девушка беспомощно пожала плечами.

– Не знаю. До весны придется ждать, а там будет видно. Когда растает снег, тогда и буду решать.

Тупи печально улыбнулся:

– Тупи будет скучать по тебе, если он заставит тебя уехать.

Она накрыла Алекса одеялом до подбородка и подоткнула края под матрац.

– Они могут заставить уехать и тебя, – заметила Скотти.

– Нет, – яростно затряс головой индеец. – Тупи не уедет из долины. Никогда не уедет.

Скотти Макдауэлл понимала его чувства. Их взгляды по вопросу выселения полностью совпадали. Она ободряюще пожала ему руку:

– Тогда останемся и будем бороться вместе.

Тупи сжал ее руку.

– Может, мы сумеем уговорить его?

Девушка покачала головой:

– Не думаю. Но даже если бы мы и смогли уговорить его, это ничего бы не дало. Он простой исполнитель и подчиняется напрямую, может, самому губернатору.

– Тупи никуда не уедет из долины, – упрямо повторил индеец.

Она вновь пожала ему руку:

– Скотти тоже не уедет.

После того как Тупи поужинал и лег спать в пещере, Скотти села у кровати и стала смотреть на спящего Александра Головина.

Внутри нее разлилась приятная теплота. Он вернулся. Возможно, зима, которой она так боялась, не будет такой уж долгой и одинокой.