Глава 5

На следующее утро она проснулась рано; прислуга только еще принималась за работу, камин не успели разжечь, и это удерживало ее в постели.

Она попыталась рассмотреть супруга, который лежал, повернувшись к ней спиной. Необычный оттенок кожи делал Николаса похожим на статую из матового золота. Насколько Элинор могла видеть, его тело было покрыто загаром, за исключением мертвенно-белого шрама на плече. Затаив дыхание она немного сдвинула одеяло, чтобы получше разглядеть его. Наверное, рана была ужасна.

— Это след от выстрела в Массачусетсе. Я оказался слишком нерасторопным.

Элинор отдернула руку, но он, повернувшись, поймал ее.

— Вам не нужно бояться — вы имеете полное право интересоваться моим телом. Я бы предложил вам экскурсию по моим шрамам — этот, кстати, самый болезненный, — если бы не боялся смутить вас.

— Извините, — решительно сказала Элинор. — Разглядывать вас, пока вы спите, довольно невежливо. Но я должна признаться еще в одном проступке.

— Да? — безмятежно отозвался Николас, все еще удерживая ее руку.

Элинор проглотила комок в горле.

— Расспрашивая слуг, я выяснила, что у вас здесь бывали женщины. Я не хотела, честное слово, но — что делать? — любопытство пересилило.

Она ожидала взрыва, но его не последовало.

— В самом деле? — с легким удивлением сказал Николас, всматриваясь в нее. — Что ж, теперь вы знаете все мои секреты.

— Вовсе нет, — торопливо заверила она. На сей раз он действительно удивился:

— Разве?

— Зачем мне знать? Я не имею к вам никакого отношения, как и вы — ко мне.

Николас откинулся на спину, вид у него был озадаченный.

— Весьма интересная мысль. Но теперь все будет по-иному.

Элинор замерла, внутренне соглашаясь с ним, но вслух сказала:

— В конце концов, мы ведь не обычная пара и любовь здесь ни при чем.

Он решительно притянул ее к себе, и от его поцелуя у нее закружилась голова.

— Оставьте свою рассудительность!

— Николас, — выдохнула она, когда наконец обрела дар речи, — я не понимаю…

— Не важно, — ответил он, напряженно вглядываясь в нее, затем мягко повернул ее к себе, и Элинор почувствовала, как его пальцы расплетают ее косу. От ласковых прикосновений по ее спине пробежала дрожь удовольствия.

Через какое-то время он остановил эту сладкую муку и повернул ее к себе.

— Скажи мне, в чем дело, почему ты так холодна? Из-за других женщин?

Элинор покачала головой.

— Тогда что?

Ей не хотелось облекать свои мысли в слова, но его молчаливое ожидание требовало ответа.

— Просто… Просто уже пора вставать.

Он залился смехом:

— Элинор, вы можете поступить гораздо проще, и вам не нужно ссылаться на головную боль или усталость. Если вы не хотите моей любви, то просто скажите. Может быть, я напугал вас в нашу первую брачную ночь?

— Нет, — быстро ответила она.

— Боюсь, что да. Я намеревался быть более сдержанным, но усталость, вино, ваши роскошные волосы совершенно свели меня с ума. Так в чем все-таки дело, дорогая?

«Он не оставит меня в покое, пока не добьется истины», — думала Элинор.

— Не то чтобы я боялась, но, Николас, средь бела дня это просто неприлично. Горничная может войти в любой момент.

Напряжение покинуло его лицо.

— У меня достаточный опыт общения с женщинами, — осторожно начал он. — Вам это известно. Но все они в том или ином смысле были потаскушками. Мне казалось, что все женщины одинаковы, и я поступал с ними соответственно. Я мог ошибаться. Вероятно, так оно и есть. То, что я сказал, звучит грубо, понимаю, но вы должны быть честны со мной, иначе я могу сделать неверный шаг, и это не оставит нам никакой надежды. Все, что я сейчас хочу, это лежать рядом и любоваться вами.

В удивлении Элинор повернулась к нему:

— Не могу понять почему. Я ведь не красавица.

Он потянул волнистую прядь ее волос, потом накрутил ее на палец.

— Кто это сказал? Вы покорили моего брата в считанные недели, а это немалое достижение.

— Однако ж недостаточное для того, чтобы он женился на мне, — вставила она, не подумав, и ей тут же захотелось провалиться сквозь землю.

Николас поднял бровь:

— Полагаю, мне следует пренебречь скрытым смыслом этой фразы.

— Я не то имела в виду…

Наступило долгое молчание, потом Элинор сказала:

— Мне нужно хорошо обо всем подумать. Как я понимаю, мне придется преобразить себя, подчиняясь вашему вкусу?

Николас проницательно взглянул на нее:

— Разве я это говорил? Мне доставит большее удовольствие беседа с вами, моя радость. Ваши выводы попадают прямо в цель. А что до вашего вопроса, я не принуждаю вас меняться. Представить себе не могу, что вы вдруг превратитесь в новую Элинор, которая мне не понравится. А теперь, милая леди, отведите ваши прелестные глазки, если считаете это необходимым, ибо я собираюсь встать.

Решив не следовать его совету, Элинор взамен получила возможность любоваться великолепным бронзовым телом мужа до тех пор, пока оно не растворилось в предутренней темноте.

Николас ушел, она откинулась на подушки и обдумывала их разговор, а в это время Дженни принесла ей чашечку горячего шоколада. Элинор должна была признать, что теперь муж стал центром ее постоянных размышлений.

Когда она спустилась к завтраку в маленькую столовую, которой недавно вновь стали пользоваться, Николас уже покончил с едой и задержался, только чтобы поговорить с ней:

— Какую модистку вы предпочитаете, Элинор?

— Я не знаю ни одной и понятия не имею, сколько могу потратить на туалеты.

Николас улыбнулся:

— Сколько пожелаете. Вы меня не разорите, если только не начнете играть в азартные игры по-крупному. Буду счастлив, если мои добытые весьма своеобразным путем средства послужат для вашей пользы.

Слова мужа дали ей повод задуматься над происхождением и размером его состояния. Выходит, лорд Стейнбридж солгал, сказав, что его брат находится в довольно стесненных обстоятельствах?

— Если вы захотите, чтобы я выглядела великосветской дамой, боюсь, это обойдется вам слишком дорого, — только и сказана она. — Я не верю во все эти истории о маленьких ловких мастерицах, которые способны сотворить бальное платье из старых простыней. А если они действительно так талантливы, то это низко — платить им меньше, чем они заслуживают.

— Очень благородно, — отозвался Николас. — Вы настоящая жемчужина, перл, не имеющий ни единого изъяна. Если хотите моего совета, отправляйтесь к мадам Огюстин д'Эстервиль. — Он написал адрес на карточке и перебросил ее через стол Элинор. — В отличие от многих здесь она действительно француженка, хотя я и сомневаюсь в законности дворянской приставки ее фамилии. Мадам настоящий художник и тщательно отбирает своих клиентов. Уверен, вы ей понравитесь. Она добра ко мне, так как в прошлом и был постоянным ее заказчиком. — Он усмехнулся. — У меня нет никакого стыда, правда?

— Правда, — добродушно согласилась Элинор. Он поднялся.

— Кит прислал записку. Традиционный семейный обед состоится на следующей неделе, но на вашем месте я бы ожидал визита тетушек в любой момент, может быть, даже сегодня.

— Сегодня?

— Это довольно докучливо, но тетушки убеждены, что мы провели медовый месяц за границей, и никому не уступят пальму первенства встречи с вами. Я просил Кита заехать после полудня, и сам постараюсь быть дома, если смогу. — Николас запечатлел на ее щеке нежный поцелуй и вышел.

Элинор некоторое время сидела неподвижно. Она совершенно забыла, что у него есть многочисленные родственники, которые непременно захотят лицезреть новоявленную супругу. Какое мнение они составят о ней? За кого ее примут? За особу, о брате которой идет дурная слава? За женщину, при странных обстоятельствах за границей сочетавшуюся браком с младшим отпрыском их знатного рода?

Элинор склонялась к мысли отменить приглашение лорду Стейнбриджу, но, поразмыслив, решила, что в данной ситуации польза от его присутствия перевесит ее отвращение к нему.

Кроме того, ее по-прежнему волновали дела мужа, удерживающие его вдали от родного очага. Он не занимался политикой, у него не было имущества, требующего управления. Элинор опасалась, что единственным объяснением могла стать любовница-француженка.

Несмотря на изначальное решение относиться к этому здраво, ей вдруг нестерпимо захотелось разбить вдребезги хрупкую фарфоровую вазу, случайно попавшуюся на глаза.

Решительно приказав себе выбросить все это из головы, Элинор вернулась к завтраку. Ей ничего не оставалось, кроме как смириться с существующим положением дел. Она давно уже научилась не вступать в безнадежные баталии и вместо этого обратилась мыслями к скорому вторжению родственниц Николаса. Ей срочно нужно было позаботиться о своем внешнем виде. Конечно, она могла посетить рекомендованную мужем модистку, но заказанные наряды вряд ли поспеют в срок. Возможно, мадам Огюстин порекомендует сносного поставщика готового платья?

В сопровождении Дженни Элинор отправилась по указанному адресу.

Модистка вполне соответствовала описанию, данному Николасом, и проявила скрытое любопытство к молодой супруге Дилэни; Элинор же была немногословна и, обсуждая туалеты, не сказала ничего лишнего. В конце концов она отправилась домой с двумя готовыми платьями, которые, по уверениям мастерицы, должны были весьма украсить ее гардероб. Элинор в этом не сомневалась и не вдавалась в подробности магического появления готовых нарядов. Что ж, если другой заказчице придется подождать пару дней, то пусть так и будет.

Поскольку мадам Огюстин снабдила гостью всеми полагающимися мелочами, а рекомендованная ею шляпница жила в двух шагах от нее, Элинор вернулась домой полностью экипированной.

Она немедленно переоделась в светло-зеленое платье, дополнив его восхитительной шалью и атласными туфельками. Этот наряд преобразил ее — цвет платья подчеркивал свежесть лица, а покрой придавал фигуре удивительную грациозность. Ткань казалась немного тонкой для этого времени года, а корсаж вырезан чуть ниже обычного, но Элинор подавила желание закутаться поплотнее и сказала себе, что вместо этою велит зажечь камин в гостиной.

Поддавшись внезапному порыву, она попросила Дженни заняться ее бровями.

— И не обращай внимания, если на полпути я смалодушничаю.

Это оказалось совсем не больно, а когда она увидела результат, то пришла в восторг. Прежде сросшиеся на переносице брови придавали ее лицу излишнюю суровость, теперь же они изгибались ровными дугами, а глаза сделались больше и ярче. Помня, что скоро могут появиться гости, Элинор отправилась осмотреть гостиную, которую распорядилась приготовить.

Обои и портьеры с чересчур витиеватым рисунком в зеленых и золотистых тонах придется потом заменить, решила она про себя, а вот мебель вполне приличная, в простом, современном стиле, изящно инкрустированная светлым деревом. Миссис Холлигирт успела сообщить ей, что это приобретение Николаса. Она строго следила за тем, чтобы мебель была безукоризненно отполирована, и делала для поддержания порядка все, что в ее силах, но блиставшая чистотой комната вызывала ощущение пустоты и безжизненности. Здесь недоставало мелочей, которые придали бы гостиной неповторимую индивидуальность.

Элинор повернулась к экономке:

— Миссис Холлигирт, в доме есть какие-нибудь забавные вещицы, которые можно было бы принести сюда?

После некоторых размышлений почтенная дама предложила осмотреть чердак, заполненный безделушками, которые Николас привозил из своих путешествий.

— Но я не много видела там вещей, достойных дома истинного христианина, — фыркнув, добавила домоправительница.

Элинор, однако, отважилась посетить это хранилище чудес, поскольку поняла, что миссис Холлигирт неисправимо консервативна. Она удивлялась, почему эта строгая особа уже три года служит ее мужу, которого вряд ли можно было считать образцовым хозяином, хотя, возможно, его долгие отлучки делали должность весьма привлекательной.

Главным результатом усилий миссис Холлигирт было полное отсутствие пыли даже в самых потаенных уголках дома, поэтому Элинор не боялась испачкать новое платье, пока перебирала уложенные в коробки различные диковинки. Чтобы разобрать все это, потребовался бы не один день, поэтому она удовольствовалась тем, что выбрала подходящее из ближайших ящиков.

Лакей отнес вниз две восточные вазы, жадеитовую шкатулку, небольшой экран для камина, украшенный перьями, и маленькое серебряное дерево, увешанное плодами из кораллов разных оттенков.

Элинор отметила про себя еще несколько вещиц, которые украсят ее спальню и будуар, когда их заново отделают. Завершив поиски, она вдруг засомневалась: как муж отреагирует на разграбление его сокровищницы? Но тут же все сомнения отпали. Она уже не испытывала страха перед ним. Он может приказать вернуть все в кладовую, но определенно не впадет в ярость.

Ее размышления прервало появление лорда Стейнбриджа. При встрече с ним Элинор заметила на его лице тень неудовольствия и не могла понять причину. Неужели его огорчило то, что она выглядит счастливой?

Что за странный человек! Она бы вышла за него, пожелай он этого, даже если бы знала правду. В конце концов, при тех же обстоятельствах она согласилась стать женой его брата.

— Едва минул день после свадьбы, а он уже покинул вас? Николасу следует научиться быть более внимательным.

Кристофер попытался придать своему тону оттенок легкой насмешки, но в его словах сквозила горечь.

— Милорд, дела требуют присутствия вашего брата. Он обещал вернуться, как только сможет.

— Николас не обременяет себя делами, — последовал бесстрастный приговор.

Элинор в недоумении уставилась на него. Он что, не видел этого прекрасного дома? Или этот человек настоящий слепец?

К счастью, она была избавлена от необходимости отвечать, поскольку миссис Холлигирт объявила о прибытии обеих тетушек.

— Леди Кристабель Марчант. Достопочтенная миссис Стивенсон. Мисс Мэри Стивенсон, — нараспев произнес дворецкий и отправился распорядиться насчет чая.

Леди Кристабель выиграла первый раунд и величаво вплыла в гостиную, опередив миссис Стивенсон. До брака с простым обывателем эту высокую красивую женщину с глубоко посаженными глазами и странно хриплым голосом, проникавшим повсюду, все знали как леди Кристабель Дилэни.

Миссис Стивенсон, однако, не последовала за леди Кристабель, а выждала минуту-другую и переступила порог гостиной так, словно была единственной гостьей. Она приходилась сестрой покойной леди Стейнбридж. К несчастью, сестры-близнецы выросли разительно непохожими: леди Стейнбридж всегда отличалась очарованием и живостью ума, миссис Стивенсон, напротив, слыла женщиной недалекой и глуповатой. Поговаривали, что лорд Стейнбридж после женитьбы увеличил долю имущества супруги, лишь бы она не досаждала ему.

Миссис Стивенсон была довольно пассивна во всем, кроме одного: когда скончалась ее сестра, а Николас и Кристофер были еще мальчиками, она вменила себе в обязанность присматривать за ними. Отец подростков, заслужив их вечную благодарность, расстроил ее планы, но так и не смог окончательно отбить у нее охоту к тому, что она почитала своим священным долгом.

Лорд Стейнбридж проводил обеих дам к креслам, усадив их как можно дальше друг от друга.

Второй раунд скрытой борьбы выиграла миссис Стивенсон, поскольку ей удалось устроиться поближе к Элинор.

— Я так рада узнать, душечка, — с придыханием произнесла она, — что наш дорогой Николас наконец остепенился. Он такой сумасброд, так безрассуден — сущее наказание. Моя бедная сестра Селина, конечно, и слышать ничего не хотела, бесконечно баловала его и потакала во всем. Такова уж материнская сущность. — Миссис Стивенсон извлекла из сумочки крошечный кружевной платочек и поднесла к сухим глазам. — Ее смерть разбила нам сердца. — Она подалась вперед и прошептала:

— А все из-за того, что он уехал за границу.

Леди Кристабель тут же показала, что, разговаривая с племянником, была в состоянии участвовать в двух беседах одновременно, не важно, что миссис Стивенсон вела свое повествование вполголоса.

— Чепуха, Сесили. Селина умерла в тысяча восемьсот четвертом году, за четыре года до кончины моего брата. Мальчикам было тогда по четырнадцать лет. Именно после его смерти Ник отправился странствовать. Это весьма разумно. Я не одобряю, когда близнецы слишком долго остаются неразлучными — это мешает развиться индивидуальности.

— Наша дорогая Селина была личностью в полном смысле этого слова. — Миссис Стивенсон вспыхнула.

— Так только казалось, — спокойно парировала леди Кристабель. — И говоря без обиняков… мужчинам рода Дилэни всегда не везло с женами.

Она бросила убийственный взгляд на побледневшего племянника. Элинор ожидала услышать резкий ответ на это бестактное замечание, но тот пребывал в молчании. Тогда она заговорила сама:

— Я слышала, что жена лорда Стейнбриджа умерла при родах, леди Кристабель. Это может случиться с любой женщиной.

Миссис Стивенсон оторопела от столь откровенного для светской беседы высказывания и в тревоге взглянула на дочь. Этот взгляд не остался без внимания леди Кристабель.

— Не будь ханжой, Сесили. Если дитя еще не знает об опасностях, подстерегающих ее впереди, то самое время ей узнать. — Удовлетворенная сделанным заявлением, она развернула боевые орудия в сторону Элинор. — Ни я, ни Сесили не умерли при родах. Насколько я могу судить, с вами этого тоже не случится. Джульетта Морисби была самой красивой девушкой, какую я только видела, но любой сразу мог сказать, что роль матери не для нее. А вы здоровы?

Элинор ответила утвердительно и быстро повернулась к миссис Стивенсон, чтобы обсудить светские успехи ее дочери. Беседа вскоре стала общей, и молодая хозяйка облегченно вздохнула. Эта леди Кристабель воистину опасная дама, подумала она.

Улучив момент, Элинор взглянула на лорда Стейнбриджа, но тот непринужденно болтал со своей тетушкой. Она могла лишь предположить, что подобного рода баталии были привычным явлением и не тревожили лорда.

— Где же новобрачный? — вдруг зычно вскрикнула леди Кристабель. — У этого мальчишки нет никакого понятия о долге. Вижу, вы не имеете над ним никакой власти, милочка.

Элинор дипломатично пропустила мимо ушей это замечание, воздержавшись от напоминания, что тетушки явились без приглашения. Николас вскоре появится, сообщила она, чувствуя, что в этом семействе быстро утратит свою привычку к безупречной честности. Однако в следующую же минуту Элинор убедилась, что быть правдивой гораздо мудрее.

— Если так, я остаюсь, — громогласно объявила леди Кристабель.

Миссис Стивенсон, в свою очередь, буквально приросла к креслу. Элинор бросила отчаянный взгляд на лорда Стейн-бриджа, но тот только пожал плечами, смиряясь с судьбой.

Элинор оставалось надеяться, что Николас действительно скоро появится, в противном случае ей придется предложить гостьям обед и ночлег.

Светская беседа, искусно направляемая Элинор и графом, некоторое время касалась общих тем; затем тетушки пустились в беспощадные дебаты по поводу убранства гостиной. По их мнению, родители сильно переоценивали художественные вкусы братьев, в доказательство чего родственницы приводили один пример за другим. Постепенно от правил хорошего тона не осталось и следа. Элинор уже опасалась, что в ход пойдут китайские вазы, как вдруг появился ее супруг. Никогда еще его присутствие не доставляло ей столько радости.

Николас, казалось, с первого взгляда оценил ситуацию, но тем не менее, подмигнув своей кузине Мэри, не выказал более никаких эмоций, кроме раскаяния по поводу своего опоздания. Извинившись перед Элинор, он отступил, позволяя тетушкам броситься в атаку, но ни одна из почтенных дам этого не сделала, очевидно, побаиваясь попасть впросак.

Леди Кристабель быстро поняла безвыходность положения и поднялась:

— Что ж, Николас, конечно, мне хотелось бы побыть с тобой подольше, но я и так потратила здесь массу времени па пустяки. Не сомневаюсь, что теперь ты станешь уделять семье больше внимания. — Затем леди Кристабель повернулась к Элинор:

— Было весьма приятно познакомиться с вами, душечка. Я просто в восторге, что вы согласились выйти замуж за этого мальчишку, хотя все это могло быть сделано в менее экстравагантной манере. Но я больше об этом слова не скажу, поскольку понимаю: такая уловка была необходима. — Тут она вновь повернулась к Николасу и осыпала его упреками.

Элинор диву давалась, как натурально ее муж изображал искреннее раскаяние. Конечно, леди Кристабель не могла допустить, чтобы вся ответственность легла на ее племянника, и тяжелая артиллерия вновь развернулась в сторону Элинор.

— Надеюсь, вы станете намного решительнее, милочка, — твердо заявила достойная дама. — И помните, добродетельная женщина всегда спасет грешника.

С этими словами она величественно, словно адмиральский фрегат, выплыла из комнаты.

Когда соперница удалилась, миссис Стивенсон утратила весь свой пыл и сделалась необыкновенно рассеянной. Она лишь пробормотала несколько невнятных замечаний и поспешила увести хихикавшую Мэри.

Оставшиеся в комнате от души расхохотались.

— Прошу меня извинить, — наконец проговорила Элинор. — С моей стороны было невежливо смеяться над вашими родственницами. Я бы сдержалась, если бы не вы.

— Не стоит слишком переживать об этом, — снисходительно заметил Николас. — Лучше уж смеяться, чем умереть от их присутствия. Полагаю, это было ужасно…

— Еще бы! — воскликнула Элинор — Они просидели здесь три часа. Они всегда такие?

Ей ответил лорд Стейнбридж:

— Откуда ему знать — он годами счастливо избегал общения с тетушками. Правда состоит в том, что мы держимся подальше от них, за исключением именин, свадеб и похорон. Именно эти события дают простор их бурной деятельности. Зато в обществе они так любезны и безупречны, что никому и в голову не придет заподозрить наличие у них ядовитого жала.

Вскоре лорд Стейнбридж откланялся, и когда супружеская чета осталась в одиночестве, Николас огляделся. Он сразу заметил те предметы, которыми она украсила гостиную.

— Вы замечательно преобразили комнату, Элинор. Я узнаю эти мелочи. — Он перевел взгляд на лицо жены. — Боже праведный, не смотрите так, будто я собираюсь проглотить вас. Все это давно пора было вытащить на свет Божий. Ваш муж настоящий барахольщик. Но стоит мне привезти все эти редкости домой, и я голову ломаю, не зная, что с ними делать. А теперь расскажите, кому перемывали кости тетушки на этот раз.

* * *

По взаимному согласию они удалились в библиотеку, и Элинор весьма красочно описала баталию между тетушками.

— Ужасные женщины, — сказал Николас, у которого от смеха на глазах выступили слезы. — Мне бы хотелось, чтобы они оставили Джульетту в покое хотя бы ради Кита. Но не будем об этом. Расскажите, где вы сегодня еще побывали. Кажется, я узнаю искусные ручки мадам Огюстин. — Он помог ей подняться. — Вам очень идет.

— Похоже, я заказала чересчур много нарядов.

— Я бы рассердился, если бы вы поступили иначе. Но есть еще что-то… — Он повернул ее лицо к свету. — Что вы сделали с бровями?

Элинор вспыхнула.

— Я не думала, что вы это заметите.

— Каким же ненаблюдательным вы меня считаете! А может быть, цель состояла в том, чтобы заметил кто-то другой? Во всяком случае, вы одержали еще одну победу.

Победу? Элинор уставилась на него, чувствуя, как румянец заливает ей щеки.

— Это, должно быть, очень больно, — продолжал Николас, прежде чем она нашлась что сказать, и мягко провел пальцем по изгибу ее бровей. — Не надо так себя мучить.

— Вовсе не больно, — бодро солгала она. — Мне понравился результат.

— Замечательно. Но предупреждаю вас, — сказал он с хитрой улыбкой, и его палец лениво скользнул по ее щеке, — не пользуйтесь пудрой и помадой, когда мне захочется вас поцеловать. — Он нежно коснулся кончиками пальцев уголков ее приоткрытых губ.

Элинор не сразу сумела ответить.

— А что вы сделаете, если я ослушаюсь, сэр?

В глазах Николаса мелькнул веселый огонек, но он напустил на себя суровый вид.

— Я с невиданной жестокостью соскребу это с вашего лица, мадам, и обреку вас до конца ваших дней носить наряды покойной избранницы моего брата.

Элинор рассмеялась, и он закрыл ей рот поцелуем.

Она вдруг почувствовала себя невероятно счастливой.

— Теперь я намерен попросить вас…

— Все что угодно, — заявила Элинор. Сейчас она готова была достать для него луну с неба.

— Следующим уроком будет предосторожность и осмотрительность. Я бы хотел, чтобы завтра вечером вы были хозяйкой на холостяцком обеде. У меня с друзьями давнишняя договоренность.

Пожалуй, это потруднее, чем раздобыть луну. Элинор не привыкла к светским приемам и обедам.

— Я, конечно, буду рада присутствовать, Николас, — сказала она, — но с равным удовольствием осталась бы в своей комнате.

— Я настаиваю. Мне понадобится ваше сдерживающее влияние, дорогая. Мы встречаемся довольно регулярно, но обычно это выливается в сентиментальную пирушку. На этот раз мне хотелось бы удержать моих друзей от этого, да и вам будет полезно познакомиться с ними.

Элинор оставалось надеяться, что эти люди не столь несносны, как его родственники, и радоваться, что именно ее, а не мадам Терезу он попросил о помощи. Как глупо думать о соперничестве, когда она его жена. И почему эти мысли все время лезут ей в голову? У нее не было оснований полагать, что Николас виделся с этой женщиной после Ньюхейвена.

Но фантазия снова и снова услужливо рисовала яркую картину: вот он подносит к губам руку француженки… развлекается с ней.

Такие мысли не к добру. Она обязательно будет безупречной женой.

Элинор послушно записала количество гостей и вызвала Холлигирта и миссис Кук. Вместе они выбрали блюда и напитки, наиболее подходящие для компании молодых крепких мужчин.

* * *

Френсис, лорд Мидлторп, распечатал письмо, доставленное лакеем в его дом в Хэмпшире. Он решил прочитать послание немедленно.


"…Ради всего святого, что ты делаешь в Прайори, когда должен быть в Лондоне? Встреча друзей назначена на завтра, и твое присутствие жизненно важно. Смею думать, что естественное любопытство и желание увидеть мою жену заставят тебя незамедлительно примчаться.

Николас".


Мидлторп, совершенно ошеломленный, так долго всматривался в письмо, что дворецкий решил: на дом обрушилось несчастье. Затем лорд бросился к комнате матери.

Когда он получил позволение войти, его мать добавляла последние штрихи к своему безукоризненному туалету и в ужасе уставилась на костюм сына, предназначенный для верховой езды.

— Френсис! До обеда осталось только пятнадцать минут. В чем дело?

— Мама, почему ты не сказала мне, что Николас женился?

— Николас? — рассеянно переспросила леди Мидлгорп.

— Оставь свои штучки! Николас Дилэни, вечная твоя забота. И не говори, что ты ничего не знала — наверняка об этом браке было объявлено, а ты не пропускаешь ни одного слова в светской хронике.

Леди Мидлторп бросила на сына взгляд, исполненный Укоризны, который в сочетании с ее болезненно-хрупким телосложением и большими голубыми глазами на всех производил неизгладимое впечатление. На этот раз, однако, сын остался совершенно равнодушным, поэтому она со вздохом ответила:

— Мальчик мой, стоило ли мне привлекать твое внимание к его безрассудному поступку, если он сам не удосужился сообщить тебе?

— При чем здесь его безрассудство? Ты всегда страстно мечтала, чтобы Николас женился. Говорила, что это его образумит.

Леди Мидлторп гордо выпрямилась.

— Женитьба на благовоспитанной девушке с высокими моральными принципами вполне могла привести к этому, — резко сказала она, — но тайное бегство с Элинор Чивенхем — нет!

Френсис не обратил внимания на ядовитые нотки в словах матери.

— А благовоспитанная девушка, конечно, моя младшая сестра Эмили, — презрительно сказал он. — Это всегда было твоей навязчивой идеей, мамочка. Вот Ник и пустился в рискованное предприятие.

Сторонний наблюдатель мог бы заметить, что при этих словах ее светлость как-то странно усмехнулась.

— Рискованное предприятие! Позволь напомнить тебе, что Элинор Чивенхем, теперь Элинор Дилэни, далеко за двадцать. Про нее нельзя даже было сказать, что она может остаться в девицах, поскольку она ею и не была. Всю свою жизнь она провела в захудалом местечке в Бедфордшире, пока недавно не перебралась в Лондон к своему братцу.

На лице молодого лорда отразился крайний испуг.

— К Лайонелу Чивенхему? — в ужасе вскрикнул он.

— Успокойся, дорогой, — с неприкрытой иронией произнесла леди Мидлторп. — Да, к сэру Лайонелу Чивенхему. Я слышала о том, что творится в его окружении, но, без сомнения, ты знаешь гораздо больше. Замечательная невеста для отпрыска одного из наших старинных родов. Могу себе вообразить, что испытывает бедный брат Николаса. Такой воспитанный человек. Конечно, она заманила его в ловушку. Любой может ему посочувствовать, хотя, говорят, это произошло из-за…

— Я не верю и половине твоих слов, мама, — резко оборвал ее Френсис. Это был единственный способ остановить поток ядовитых слов. — Должно быть, тебя ввели в заблуждение. Я решительно не верю, что Ник мог впутаться в нечто подобное, и тебе лучше не распространять подобные слухи. Теперь я иду переодеться к обеду, а завтра отправлюсь в Лондон.

Он быстро покинул комнату матери, оставив ее сожалеть о том, что она вновь потеряла контроль над собой из-за несносного Николаса Дилэни. У нее никогда не было иной цели, кроме как отвадить от него своего единственного сына.

Ее муж скончался незадолго до отъезда Френсиса в Хэрроу, и она стойко сопротивлялась искушению оставить опечаленного мальчика дома. Он был очаровательным ребенком, ее любимцем, но его отец много лет болел и не смог воспитать в сыне мужского характера.

Леди Мидлторп была убеждена, что мальчику будет лучше в мужском обществе, но когда он приехал домой на Рождество, она была ошеломлена тем, что безоговорочное доверие, которое Френсис прежде испытывал к отцу, он перенес теперь на мальчика своего возраста. «Ник говорит», «Ник думает» так и слетало с его языка, доводя ее до исступления.

Встреча с «идеалом» сына не помогла ей. Она пригласила Николаса Дилэни в Прайори и была просто напугана. В свои четырнадцать лет, с ломким мальчишеским голосом, он был поразительно красивым и уверенным в себе молодым человеком. Ей пришлось признать, что он вежлив и прекрасно воспитан. Но Николас был уже зрелым человеком, и леди Мидлторп часто ловила себя на том, что разговаривает с ним как со взрослым. Она убедилась, что с ним невозможно сладить и почти возненавидела его за то, что он справляется с ее детьми гораздо лучше ее самой.

Почти два года она отказывалась приглашать Николаса в Прайори, но когда Френсис наконец сломил ее сопротивление, на приглашение последовал вежливый отказ. Со всей очевидностью Николас тактично дал понять, что последующие приглашения также будут отвергнуты. Результатом всех попыток явилось то, что ее обожаемый сын стал проводить большую часть времени вдали от родного очага.

Вот почему, когда Николас Дилэни, вместо того чтобы поступить в университет, отправился путешествовать, она вздохнула с облегчением.

За последние четыре года леди Мидлторп встретилась с Дилэни лишь однажды, когда Ник и Френсис вернулись после короткой поездки в Ирландию. Они прогостили всего две недели, и ее задевало, что Френсис не расстается с Ником.

— Полагаю, я должна поблагодарить вас, — не сдержалась она, — за то, что вы возвратили мне сына, как взятую напрокат игрушку.

— Согласитесь, миледи, каждый видит то, что хочет, — спокойно ответил Николас. — Уверяю вас, ваши страхи напрасны. Френсис помнит свой долг по отношению к семье, и я не хочу и не могу отрывать его от вас. Он вас любит.

Почтенная леди была сбита с толку и, чтобы скрыть это, спросила не совсем уверенно:

— А как ваша семья, мистер Дилэни?

Выстрелив наугад, она попала в цель.

— Мой долг определен. Остаться в живых, но уйти с дороги, — только и проговорил Николас, отвечая скорее себе, чем ей.

Леди Мидлторп так и не поняла, что он хотел этим сказать. Его слова можно было трактовать так, что его семья хочет изгнать паршивую овцу. Но почему? До сих пор она не слышала о нем ничего порочащею. Правда, говорили, что присутствие Николаса доводит его брата до почти болезненного состояния.

Прозвенел гонг к обеду, и леди Мидлторп спустилась вниз, полная решимости загладить недоразумение, возникшее между ней и сыном. Она очень надеялась, что сможет исполнить свое намерение.

Загрузка...