Разбойник и леди Анна

Глава 7 Клятва мести

Анна закричала бы и упала в обморок, если бы не железная хватка Джозефа, вцепившегося в ее плечо, причинившая столь сильную боль, что она смогла побороть отчаяние.

– Спокойно, девочка, – прошептал он ей на ухо.

Анна рухнула бы на пол, не держи ее Джозеф за ворот плаща.

Стоявший в противоположном конце комнаты Джон благословлял Господа за то, что дал ей силы не разрыдаться. Не глядя на Анну, он отвесил низкий поклон ухмылявшемуся мужчине, чью кровь ему не терпелось пролить тотчас же. Держа в руке стакан с вином, Джон сделал несколько быстрых шагов к огню подальше от Анны и Джозефа. Он опасался, что больше нескольких минут Анна не выдержит и разрыдается.

Лорд Уэверби последовал за ним в круг яркого света и стоял теперь спиной к Джозефу и Анне.

– Милорд Уэверби, – сказал Джон, сделав большой глоток вина, чтобы подавить ярость, – улицы Лондона и впрямь небезопасны, если там могут убить самого королевского судью.

Красивое лицо Уэверби приняло задумчивое выражение:

– Когда свирепствует чума, вынуждая добрых людей прятаться в своих домах и не высовывать носа на улицу, воры, разбойники и плуты могут без помех заниматься своим ремеслом.

– Это грустно.

Лорд Уэверби пожал плечами, и на губах его заиграла улыбка:

– Не сомневаюсь в том, что славный судья теперь в лучезарных чертогах, где царит вечное блаженство. Он, несомненно, их достоин, не так ли, мастер Гилберт?

Ради Анны Джон всячески скрывал свое презрение к негодяю.

– Согласен с вами, милорд. И не мог бы пожелать ничего иного, кроме того, что человек заслужил, будь то судья или вы.

Эдвард рассмеялся:

– Только не сейчас, мастер Гилберт, а когда мы закончим наше дело. И когда ты выслушаешь мое предложение, то охотно выпьешь за мое здоровье.

Джону удалось отвесить вежливый поклон. Рука его, сжимавшая рукоять меча, так и чесалась – ему хотелось убить этого дьявола на месте, потому что он не сомневался, что именно лорд Уэверби расправился с сэром Сэмюелом. Джон восхищался судьей, хоть и с некоторой долей раздражения. Ведь это сэр Сэмюел приговорил его к смерти, как разбойника, но еще большее восхищение тот вызвал в нем, когда выразил готовность пожертвовать веем ради дочери. Это было примером отцовской любви, впечатление от которой проникло глубоко в его сердце бастарда. Теперь Анна оставалась в мире почти одна в то время, как Уэверби охотился за ней, и, несмотря на ее высокомерие, обычное для придворной дамы. Джон Гилберт испытывал к ней жалость.

– Тогда к делу, милорд. У меня впереди тяжелая дорога, а паренек едва держится на ногах.

Он видел, как поникла Анна и с каким трудом Джозеф удерживает ее в вертикальном положении, прижимая к себе, так что лицо ее оказалось полностью закутанным в его плащ.

Лорд Уэверби бросил взгляд на кузнеца и на грума, потом с любопытством посмотрел на Джона:

– Ты слишком добр для разбойника, раз так заботишься о своих людях и их благополучии.

– Я нуждаюсь во всех верных соратниках и их оружии, милорд.

– Ты больше нуждаешься в своих мозгах, Джон Гилберт. Я хочу, чтобы ты нашел леди Анну Гаскойн и доставил ее мне живой.

Джон ощутил холод, проникший, казалось, до самых костей.

– Почему я, милорд, когда вы уже многое разведали и даже назначили награду за ее поимку?

– Нет, простолюдины скажут тебе то, чего они никогда не откроют мне или моим слугам. Ты же знаешь людей этого графства, знаешь каждого свободного фермера и каждого сквайра. Если здесь появится эта девка, они сразу об этом узнают.

– Вы выбрали не того человека, милорд. Я могу выследить оленя в глухой чаще или затравить лисицу, но мне никогда еще не приходилось насильственно удерживать леди против ее воли.

Лорд Уэверби нахмурился.

– Эта беглянка испортила мне репутацию. Обо мне сплетничают. Меня оболгали, и за все это ей придется расплачиваться до конца дней своих.

Джону пришлось сделать отчаянное усилие, чтобы отвлечь его от темы. Анна была близка к обмороку. Ее следовало поскорее увести отсюда. Джон швырнул в облицованный мрамором камин свой стакан, и тот разлетелся на дюжину осколков.

– Я не возьмусь за такое недостойное мужчины дело, сэр. Нет, черт меня возьми. Даже и за тысячу фунтов!

Уэверби улыбнулся и заговорил тихо, стряхивая с рукава воображаемые осколки стекла:

– Ну, тогда за Беруэлл-Холл, мастер Гилберт. Если ты найдешь Анну Гаскойн и привезешь ее ко мне вместе с ее невинностью, с которой ей пора распроститься, я отдам Беруэлл-Холл тебе, и ты и твои потомки будут владеть им всегда. К тому же я добьюсь для тебя королевского прощения. После такой услуги тебе будет обеспечено и рыцарское звание. Подумай об этом, малый. Ты мог бы прожить жизнь, для которой рожден.

Джон промолчал, и лорд Уэверби потемнел лицом.

– Или, сэр разбойник, ты окончишь свои дни, болтаясь на виселице в Тайберне.

Анна слышала звон разбитого Джоном стакана, как сквозь туманное облако боли, а потом голоса и каждое сказанное слово с трудом доходили до ее сознания. Но усилием воли Анна взяла себя в руки. Девушка отпрянула от Джозефа и выпрямилась. Лорд Уэверби предложил Джону Гилберту такое вознаграждение, от которого тот не смог бы отказаться.

Анна шагнула и выпрямилась. Она не позволит, чтобы с ней обращались как с агнцем, обреченным на заклание. Она сорвет с головы парик и швырнет его в лицо лорду Уэверби со всем презрением, которого тот заслуживает. У нее под одеждой итальянский кинжал. Первый, кто попытается лишить ее невинности, будьте граф или сам король, поплатится за это жизнью.

Джон почувствовал ее напряжение и, заметив, что она сделала шаг вперед, разгадал ее намерение. И заговорил грубо и резко:

– Эй, Джозеф, забирай мальчишку и ступайте к лошадям. Я поговорю с господином один на один. Чтобы духу вашего здесь не было!

Не успела Анна опомниться, как Джозеф толкнул ее к открытому французскому окну библиотеки, выходившему на террасу.

Лорд Уэверби с любопытством смотрел им вслед, пока Джон не сделал драматический жест рукой, чтобы отвлечь его.

– Говорите, все это будет принадлежать мне? Милорд, вы играете на человеческих слабостях, – сказал он. – Но не слишком ли высока цена за кровь девственницы?

– У меня есть свои владения, мастер Гилберт, и на них приходится тратить денежки из моего кошелька, но леди Анне придется восполнить эти затраты.

– Я не думал, милорд, что у нее такое приданое, хотя теперь она унаследует имение и средства отца.

Уэверби взял трубку и раскурил ее.

– Это имение уже принадлежит мне. Но ценность этой девицы для меня намного превосходит те несколько акров эссекской земли и несколько домов арендаторов. Впрочем, хватит болтать! До всего остального тебе нет дела.

Значит, все это правда, подумал Джон. Этот лорд корысти ради готов делить собственную жену с королем.

– До всего остального мне нет никакого дела, как вы и сказали. Слышал, что эта леди ослепительно красива.

– Да, довольно красива, если тебе нравятся добродетельные девицы, но уж очень своевольна. – Уэверби нахмурился. – Ты ведь не станешь спорить, мастер Гилберт, что в жене это недостаток, но в брачной постели с ним легко справиться.

Он рассмеялся.

Джон поклонился. Этот сукин сын уже и так превысил все возможные пределы его терпения.

– Мне пора, милорд. Можете не сомневаться, что я подумаю над вашим предложением.

– Как только ты ее найдешь, немедленно дай мне знать.

– Не сомневайтесь, милорд. Так и будет.

Джон, не утруждая себя больше поклоном, шагнул во французское окно и поспешил к своему коню. Анна и Джозеф уже сидели в седлах, но лицо ее скрывала тень, и он решил оставить ее наедине с ее горем.

– Поехали, – крикнул он, и они поспешили обогнуть дом по аллее, затем проехали по широкой дороге и дальше через олений парк.

Но когда они сделали остановку на повороте на Оксфордскую дорогу, Анна покачнулась и стала рыдать, припав к шее своей лошади, захлебываясь слезами.

Джон обвил ее стан сильной рукой, поднял из седла и посадил впереди себя на Сэра Пегаса таким образом, что ее ноги оказались по обе стороны седла. Он баюкал ее в объятиях, как ребенка, прижимая к своей широкой груди.

– Джозеф, – обратился он к кузнецу, – возьми под уздцы коня леди Анны.

Они двинулись дальше неспешной рысью.

По дороге Анна потеряла и парик, и шляпу и спохватилась, лишь ощутив порыв ветра, взъерошивший волосы. Анна еще острее ощутила, что на ней нет головного убора, когда к ней склонился Джон Гилберт, и его волосы коснулись ее щеки. Он снова и снова нежно повторял ее имя, пытаясь утешить бедняжку. Она ощущала тепло его тела, и это немного успокаивало ее.

Девушка знала, что потребность в мужской нежности – самая скверная черта ее характера. Но как глупо искать в мужчинах то, чего они не могут дать. Ей следует поостеречься. Вскоре мысль о чудовищной смерти отца и о ее собственном ужасном положении вытеснила все остальные. Ее продадут сластолюбцам в обмен на маленькое поместье.

О, она в этом не сомневалась. Предложение Эдварда было слишком соблазнительным даже для святого, а Джон Гилберт, несмотря на его притворное сочувствие, не был святым. Через несколько дней, как только это подскажет его лживое сердце, разбойник передаст ее Эдварду.

Теперь его не связывает клятва, данная ее отцу, и он больше не ждет обещанной награды. Смерть отменила все обеты. При мысли об отце, этом ученом и добром человеке, принявшем ради нее смерть, Анна снова дала волю слезам.

– Джозеф! Леди Анна нуждается в убежище на остаток ночи, в постели и пище.

– Да, Джонни. Поблизости отсюда живет сквайр Тонтон, а он в долгу у тебя.

Они направили лошадей на старую ухабистую разбитую дорогу и, проехав с милю, приблизились к маленькому двухэтажному домику, наполовину построенному из бревен. Их встретил сквайр в ночной сорочке и его люди, державшие фонари.

– Добро пожаловать, Джонни Гилберт, – приветствовал Джона сквайр. – Входи, и пусть твои люди тоже войдут. Что это с пареньком?

Джон внес Анну в огромный холл. Капюшон снова закрывал ее лицо и волосы.

– Большое несчастье, сквайр. Приготовь, пожалуйста, комнату на ночь.

Сквайр показал на лестницу:

– Вверх на галерею. Комната налево.

Анна почувствовала, что ее заставляют подниматься по лестнице ступенька за ступенькой, шаг за шагом. Дверь распахнулась, и вместо сильных рук Джона ее тело принял мягкий пуховый матрас. Сам он присел на край кровати и не сводил с нее глаз.

– Где мы? – спросила Анна шепотом.

– Здесь вполне безопасно, Анна.

Его рука потянулась к ней, отвела со лба и глаз каштановые локоны.

– Вы мне не нравитесь в обличье мальчика, – прошептал он хрипло, но тотчас же откашлялся. – Но вы не самая хорошенькая девушка из всех, кого я знаю.

– Нет?

– А вот глаза у вас красивые. Но они вовсе не подходят к вашему лицу, как два изумруда, плавающие в сливках. Черт меня возьми, если я вообще видел женские глаза, пока не встретил вас. Даже глазам Нелл Гвин далеко до ваших.

Он нежно провел пальцем вокруг ее губ.

– Хотя, насколько я помню, губы у Нелл красивее ваших.

Джон подмигнул. Анна отвела глаза.

– Почему вы постоянно отпускаете шутки в мой адрес?

Он заставил ее повернуть голову и нагнулся так, что их глаза оказались на одном уровне.

– Это чтобы вы не забывали, что все еще живы. Время лечит. Я тоже потерял отца, которого боготворил, несмотря на то, что он сделал меня бастардом.

Анна пристально смотрела на него:

– У меня есть честное имя, но нет верных друзей, как у вас.

– Я отдал бы все, что у меня есть, чтобы не быть бастардом.

– И совершили бы никуда не годную сделку.

Его глаза гневно сверкнули:

– Не вам об этом судить.

Анна прикусила губу.

– А теперь отдыхайте, я принесу еду и эль. Подкрепитесь, и сразу станет легче. – В глазах его блеснуло лукавство: – К тому же я должен хорошенько вас откормить, чтобы выставить на ярмарке невест. Разве не так?

– Как вы можете так шутить?

– Просто мне хочется посмеяться. Над самим собой.

Это была чистая правда. За свою жизнь и свободу и спокойный путь в колонии он обещал заплатить отцу Анны безопасностью его добродетельной дочери. Теперь ее отец мертв, а его убийца предлагает ему жизнь, прощение и Беруэлл-Холл в придачу. Не об этом ли Джон мечтал всю свою полную безумных приключений жизнь? Уже одно это было славной шуткой. Но все обернулось еще смешнее. Он, Джон Гилберт, гроза всех проезжавших по большим дорогам его величества в последние семь лет, готов пожертвовать мечтой всей своей жизни, чтобы помочь женщине сохранить целомудрие, прежде столь мало значившее для него. Он снова рассмеялся, провел пальцем по ее щеке и встал.

– Закройте глаза, прелестная Анна, и отдохните.

Анна смотрела ему вслед, пока он не исчез за дверью. И тут в голове ее созрел отчаянный план. Нельзя доверять Джону Гилберту, что бы он ни говорил. Ей надо добраться до Лондона и искать защиты у своего дяди, епископа Илийского. Он все еще был в весенней резиденции двора, но как долго чума заставит всех держаться подальше от города?

Анна вскочила и посмотрела на свое отражение в зеркале. Вот она, лента, которая могла помочь ей заплести волосы в косичку, какие носят мальчики. Анна осмотрела комнату. Второй двери в ней не было. Только окно, выходившее на конюшни. В тусклом свете луны она видела Сэра Пегаса, жующего сено.

Анна сняла с постели крепкие льняные простыни, связала их, осторожно открыла створку окна и спустила самодельную лестницу на землю, привязав один конец к изголовью тяжелой деревянной кровати.

Также осторожно она вылезла из окна и, стараясь не смотреть вниз, скользнула по простыням, а потом стремительно обернулась, чтобы проверить, все ли в порядке. Шпагой она ощупала стену дома и, скользнув от стены, боязливо огляделась. Продолжая висеть на своей веревке, Анна выжидала, но, как ни удивительно, никто не поднимал тревоги, и она спустилась на землю.

Огромный конь распознал ее по запаху и тихонько заржать, когда она приблизилась и подошла к груму.

Голос Анны был хриплым от плача и звучат как карканье:

– Оседлай гнедого для моего господина, мальчик.

– Да, – проворчал мальчик, протирая глаза. – Они не дают мне спать – то приезжают, то уезжают.

– Скорее, – сказала Анна.

В любую минуту Джон Гилберт может обнаружить, что она сбежала. Пара минут, за которые она оседлала коня, показались ей вечностью.

– А теперь помоги мне взобраться на лошадь, – приказала Анна груму. – И дай вязаную шапочку.

Малый думал лишь о том, чтобы вернуться к своему соломенному тюфяку в уголке. Будь у Анны время, она обернула бы чем-нибудь мягким копыта Сэра Пегаса, чтобы не стучали.

Анна была уверена, что очень близка к разоблачению. Она представила себе, как Джон Гилберт поднимается по лестнице с тарелкой дымящегося мяса и кружкой эля. В животе у нее урчало, ей надо было подкрепиться. Она старалась не думать о выражении лица Джона, когда он увидит пустую постель и поймет, как ей удалось бежать.

Анна поддала каблуками в бока коня, он застучал копытами, по мощенному булыжником двору и вынес ее на дорогу. Когда Анна добралась до Оксфордской дороги и повернула к Лондону, до нее донесет отдаленный звук копыт преследователей и их голоса. Преодолевая первые несколько миль, Анна молилась, чтобы в конюшне сквайра не оказалось такого же резвого коня, как Сэр Пегас.

Оказавшись на большой дороге, огромный жеребец понесен ровным галопом, все увеличивая расстояние между ней и разбойником. Анна понимала, что еще до наступления утра Джон всерьез начнет на нее охоту.

Единственное, чего Анна не понимала, какую именно цель Джон преследует. Ведь он мог отдать ее лорду Уэверби еще в Беруэлл-Холле, мог отдать ее Черному Бену. Да и сам мог поразвлечься с нею:

В ту первую ночь в доме, когда они оказались в постели, Анна, потеряв голову, не отвергла его ласки. При этом воспоминании девушку бросило в жар.

Сейчас Анна в глубине души мечтала о том, чтобы Джон Гилберт настиг ее и всеми известными ему мужскими уловками заставил забыть данный ею обет целомудрия.

Анна устала защищать свое драгоценное девство. Сколько энергии потребуется, чтобы противостоять вполне естественному желанию капитулировать перед Джоном Гилбертом?

Анна похлопала гнедого по холке и крикнула ему прямо в ухо:

– Но ведь это безумие, Сэр Пегас, я больше не стану об этом думать.

И все же в мыслях у нее царила неразбериха и не к месту всплывали обрывки сонета, который она когда-то выучила наизусть.

Ночь овевала ее лицо прохладой, и Анна запретила себе думать о разбойнике, которого ей вряд ли суждено увидеть снова. Туман стлался по земле, свиваясь кольцами. Ветер подхватывал слезы печали, все еще катившиеся из ее глаз, и швырял их ей вслед. Сердце, ее стучало в такт движению копыт огромной лошади, чьи мускулы струились под ее бедрами, как атлас, и с каждой милей пути она давала себе клятву отомстить Эдварду Эшли Картеру, графу Уэверби, погубившему ее отца.

Солнце уже стояло высоко в небе, когда Анна добралась до Рединга. Судя по виду площади, был ярмарочный день, и у Анны закружилась голова от аромата горячих и пряных кексов с тмином. Она не ела целый день, а в кармане у нее не было ни пенни. Девушка спешилась и, держа в поводу Сэра Пегаса, повела его вдоль прилавков со свежими овощами и пирогами с мясом в надежде встретить хоть одного доброго человека, готового накормить голодного парня. Но такого не нашлось.

Вдруг на плечо ей легла тяжелая рука.

– Что у нас здесь? – загремел у нее за спиной мужской голос. – Откуда у чумазого мальчишки-деревенщины конь ценой в добрых пятьдесят фунтов?

Вторая рука грубо повернула ее лицом к говорящему. Перед Анной стоял крупный бородатый мужчина в заплатанные бриджах. Судя по паре пистолетов, заткнутых за пояс, и бляхе – один из городских стражников.

– Я еду в Лондон, сэр, – ответила Анна, стараясь говорить, как мальчик-подросток, и смотреть собеседнику прямо в глаза.

– И кому ты служишь, мой юный друг?

Она назвала первое пришедшее на ум имя:

– Лорду Уэверби из Беруэлл-Холла, постельничему его величества короля Карла, второго, кто носит это имя, сэр.

Анна заерзала под нажимом его рук, но он лишь усилил хватку.

– Говоришь ты не так, как принято в этой части страны, малыш. Полагаю, ты не тот, за кого себя выдаешь. Скорее всего, ты школяр из Итона или Оксфорда, насколько можно судить по твоей одежде. К тому же нашкодил с хозяйской лошадью. А теперь дай-ка мне твою шпагу.

Он забрал у Анны шпагу и поводья одной рукой, а другой схватил ее за плащ.

– Идем-ка, парень. Расскажешь нам, кто ты такой, или я отравлю тебя к лорду Уэверби со следующей почтовой каретой.

Такая перспектива придала Анне сил. Она выскользнула из плаща, оставив его в руках стражника, и стала нырять между прилавками.

– Эй, остановись, воришка!

Стражник поднял шум, но Анна стремительно меняла направление, миновала прилавки и оказалась на извилистых кособоких улочках городка. Запыхавшись после быстрого бега, девушка укрылась в вонючем нужнике и вышла из него, лишь когда убедилась, что ее не преследуют. Но что ей теперь делать? Без денег и без лошади. Она потеряла Сэра Пегаса и поклялась, что уговорит дядю послать на его поиски. Но как ей добраться до Лондона, где живет ее дядя епископ?

Анна, с опаской озираясь, двинулась по извилистой улочке, пока не оказалась на городском выгоне, запруженном колясками. На одной из них занавески были задернуты. Городской люд бросал в нее комья грязи и навоза.

– Прочь! – орал торговец свечами, выпустив очередной снаряд в коляску без возницы.

– Ты приносишь чуму. Я вижу, как усмехается мертвая голова. Вон отсюда!

Занавески раздвинулись, и толпа отпрянула назад. Из окошка коляски высунулась голова почтенной матроны.

– Мы не несем с собой заразу, добрые сэры, хотя наши слуги в страхе разбежались. Мой муж страдает сердечной хворью и нуждается в лечении. Я заплачу серебром тому; кто довезет нас до ближайшей аптеки, пользующей пиявками.

Толпа разбежалась, не поверив ей. Анна сделала шаг вперед. В отцовском поместье в Эссексе она частенько правила лошадьми.

– Мадам, – сказала она, отвесив низкий поклон. – Я умею править лошадьми.

– Благодарю тебя, мальчик, за твою доброту.

Анна повернулась к торговцу свечами:

– Где мне найти доктора?

– Ты найдешь чуму, малый, на свое несчастье.

– Где доктор? – не унималась Анна.

– Там на реке на барже. За хорошую плату доктор Уиндем готов лечить хоть чуму, хоть самого дьявола.