Каждую ночь смотрю я на небо,
В сиянье Луны вижу тебя.
Твой силуэт со мною навеки,
Образ твой в голове не померкнет.
Надеюсь, что встретимся, моя любовь,
Хоть перед смертью, хоть на мгновенье.
Сколько бы ни прошло времени, я всё равно буду помнить свой переход в мир смертных. Небывалая боль вперемешку с жаром, окатившие меня с головы до ног. Казалось, будто моё тело просто разрывают на множество мелких частиц. Перед глазами яркое свечение прародителя.
Голоса братьев, превратившиеся в гул, безжалостно терзали мою душу. Сколько бы я не зажимал руки, не мог перестать слышать его.
Всё это длилось несколько минут, но мне показалось, что прошла целая вечность.
Когда я открыл глаза, то обнаружил себя лежащим на земле. Надо мной высилось огромное голубое небо, а прародитель ушёл за облака, словно не желая видеть меня и дарить своё тепло.
Я попытался подняться, но это оказалось не так просто. Всё тело ломило от боли, руки и ноги оказались полностью лишены сил.
Бросив все эти попытки, я распластался по земле и, уставившись в небо, начал размышлять, что делать дальше. Сомнений не оставалось — Солнце и вправду переместил меня в мир смертных, ведь только у них такие интересные дома. Я заметил их краем глаза, когда повернул голову, с удивлением взглянув на растущий возле моей головы зеленый куст. Яркие листочки сильно контрастировали с теми, что росли на территории Вечного Дня.
Зеленым оказался не только куст, но и трава, которой, к слову, тут было намного больше, чем в моих родных землях. Она буквально укрывала собой всё.
— Мама, смотри, дяденька на траве лежит!
Я вздрогнул, услышав чей-то звонкий голос, и, повернув голову, увидел их — людей. Девушка с волосами рыжего оттенка, похожего на цвет Красных Скал в моём мире, держала за руку маленькую девочку, которая была вдвое меньше её ростом.
— Не обращай внимание, — незнакомка настороженно оглядела меня, после чего потянула девочку за собой, ведя прочь.
Она её мать.
Я долгое время проводил возле Ока и сумел понять как всё устроено в мире людей.
Тогда я думал, что если однажды окажусь здесь, то буду неустанно изучать понравившийся мир. Ни минуты не проведу на месте.
Сейчас же мне было абсолютно всё равно. Мимолетное удивление уже успело смениться тоской при мыслях о том, что я больше никогда не увижу Лунолику.
Если мне сказали правду, и она действительно стала частью Луны, я буду каждую ночь взирать на небо, думая о ней и прося прощения.
Всё-таки во всём случившимся моя вина.
Лунолика хотела прекратить встречи, говорила, что ни к чему хорошему это не приведет. Но я продолжал упрямо стоять на своём, и, в конечном итоге, она согласилась, и вот что из этого вышло.
Мы оба стали несчастными.
Несмотря на то, что я оказался в желанном мире, я всегда буду чувствовать тоску, что кажется уже успела укорениться внутри меня. Она никогда не уйдет, не забудется… это не то, что лечит время.
— С вами всё в порядке? Может, Скорую? — осведомился седоватый мужчина, склонившись надо мной.
Я посмотрел на него и, выдавив подобие улыбки, произнёс:
— Нет, спасибо. Со мной всё хорошо, просто я потерял ту, кого люблю больше собственной жизни… и теперь мне некуда идти. Вы, наверное, часто будете меня здесь видеть, лежащим на траве и смотрящем в небо.
Мужчина покачал головой, осмотрелся и вдруг протянул мне свою руку.
— Мне кажется, ты не из наших мест юноша, верно? — его глаза выглядели добрыми и понимающими. — Нельзя так себя истязать, нужно продолжать жить, ведь жизнь у нас всего одна.
— Я не вижу в ней смысла, — тихо произнёс я, смотря на его морщинистую ладонь. Интересно, сколько ему солнц?
— Ты можешь не видеть в ней смысла, но должен жить ради тех, кто подарил тебе жизнь, и тех, кому ты небезразличен.
— Боюсь, что они слишком далеко, — вздохнул я и, поколебавшись, взял мужчину за руку. Тот тут же помог мне подняться.
— Как вы поняли, что я не отсюда? — спросил я.
— Одежда, — мужчина ткнул в меня пальцем. — Сильно отличается от нашей, да и внешность твоя довольно необычная. Надо же было таким уродиться, светлые волосы и такие чёрные брови!
Я замер, обдумывая его слова, а после, не выдержав, засмеялся, вспомнив, как за эти чёрные брови меня ругал мой сольхан. Воспоминания сейчас были не столь яркими, как несколько солнц назад. Они потускнели, растеряли детали, словно бы с того момента прошло по меньшей мере двести солнц.
— Повеселел, юноша? — довольно спросил мужчина, и я, ещё раз посмотрев на него понял, что он скорее старик, нежели мужчина.
— Не то чтобы, — признался я. — Просто кое-что вспомнил.
— Ты сказал, что тебе некуда идти, верно?
— Да.
— Можешь пока пожить у меня, коль хочешь.
Я с удивлением уставился на него. Карие глаза смотрели внимательно, ожидая моего ответа.
— Я буду благодарен вам, — спустя некоторое время произнёс я и слегка поклонился.
Год спустя.
Дорогой дневник, я нашёл это дело крайне увлекательным и полезным. Вчера Виктор Иванович мне тебя подарил и объяснил зачем следует всё записывать. Его слова были просты — это интересно. Но я нашёл во всём этом более тонкое значение. На бумагу я могу излить все свои мысли и переживания, что скопились за этот год.
Да именно год. Люди так называют пришествие одного солнца. Без этого знания я бы не смог понять, сколько прошло времени.
Дни люди определяют по календарю. На его изучение у меня ушло очень много времени, но у меня получилось!
Виктор Иванович очень добрый человек. Как оказалось, день, когда он меня встретил, был днём памяти его сына, который погиб пять лет назад. С тех пор он был одинок и когда встретил меня, подумал, что это знамение свыше.
Конечно, я не смог и не смогу заменить ему его сына, но я спас его от одиночества.
Впрочем, это взаимно. Я не знаю что бы делал, если бы не повстречал его. Он многому меня научил, хоть порой и не понимал, почему я не знаю таких очевидных вещей. Пришлось соврать и сказать, что я родом из племени. О том, как я оказался в парке, где мы встретились, Виктор, благо, не спрашивал.
Мне немного стыдно от того, что пришлось обмануть этого доброго человека, но не мог же я сказать, что я сын Солнца, правда же?
Полгода назад я устроился на работу. В мире людей просто необходимо что-то выполнять, за что тебе будут давать деньги. Их ценность заключается в том, что на них можно приобрести всё что угодно. Это тоже мне объяснил Виктор Иванович, потратив несколько дней, пока я не понял в чём смысл этих бумажек.
Тут всё устроено иначе, не как в моём мире. Но, кажется, я начинаю понемногу привыкать.
Моя работа заключается в том, чтобы раздавать бумажки — не деньги — людям проходящим мимо одного из многочисленных магазинов. Те, у кого я работаю, считают, что такой способ привлечет к ним покупателей, правда я сильно в этом сомневался. Бумажки у меня брали, но почти тут же выкидывали в стоящую неподалеку урну.
Я говорил об этом Виктору Ивановичу, но он строго наказал мне просто выполнять свои обязанности и не говорить об этом никому. Существовал риск, что я могу потерять работу, и тогда придётся искать новую.
За время моей жизни здесь я неплохо стал разбираться в людском мире. Вот только мне это не приносит радости, совсем, ни капли.
Я бы радовался этому, если бы со мной рядом была Лунолика или же если бы я не знал её вовсе.
Каждую ночь я забираюсь на крышу нашего дома и смотрю на Луну. Она освещает всё вокруг мягким голубым светом, и этот свет раз за разом заставляет меня вспоминать те восходы, когда мы с Луноликой встречались на границе.
В такие моменты моё сердце охватывает боль и тоска. Перед глазами появляется образ лунницы, и сколько бы я ни моргал — вижу её словно наяву.
Виктор Иванович уже давно привык к тому, что когда я спускаюсь, всё моё лицо пропитано слезами. Сначала он спрашивал, что меня так расстроило, а после, поняв, что причина каждый раз одна и та же — тоска по любимой, — перестал интересоваться.
Я очень благодарен ему за это.
В людском мире всё иначе, тут есть семьи — мать, отец, дети. И по моим собственным догадкам, Виктор словно бы заменил мне отца. Хотя, конечно, у меня его никогда и не было.
Не могу же я считать своего сольхана отцом, верно же? Он мой старший брат.
Интересно, как они там… может, уже давно забыли меня? Может, у Солнцесвета уже новый лонерис? Даже если так, я не обижаюсь, скорее радуюсь за него.
На этом, я заканчиваю свою запись.
Два года спустя
Я редко сюда пишу, ведь дневник не обязательно вести каждый день, правда? Виктор Иванович как-то сказал мне, что некоторые люди пишут в него и вовсе раз в год, но самые значимые события.
В моей жизни не произошло ничего значимого, разве что я стал по-другому ощущать своё тело. Видно, привык к здешнему климату, а может я постепенно становлюсь человеком?
Судя по словам прародителя, я проживу обычную людскую жизнь и… по её окончании вовсе не соединюсь с ним, а уйду так, как уходят смертные.
Что ж, я совру, если скажу, что меня это не пугает. Но это моё решение, мой выбор, я сам виноват в том, что меня лишили бессмертия и нисколько об этом не жалею!
В последнее время я стал разговаривать с ней. Хотя вряд ли, конечно, Лунолика меня услышит.
Я говорю ей, что люблю её, что скучаю…
Эти два года самая настоящая пытка! Я и не думал, что мне будет хорошо без неё, нет конечно. Но я и представить не мог, как буду скучать и как моя душа будет рваться к ней!
Прародители избрали воистину жестокое наказание. Это действительно кара. По другому не назовешь.
Три года спустя
Стоило мне проснуться, как я почувствовал вкусный запах, исходящий из кухни. Человеческая еда пришлась мне по вкусу, хоть по началу и казалась странной.
Встав с постели и надев на себя футболку оранжевого цвета, я направился на кухню. Виктор Иванович часто готовил завтраки, вставал раньше меня и первым делом шёл сюда. Мне приятна его забота.
Несмотря на то, что прошло всего три года, седых волос на его голове стало больше. Я узнал, что Виктору всего шестьдесят два года, по меркам солнечников — ничто. В этом возрасте мы ещё дети, как сказал бы мой сольхан — юнцы.
Для смертных же этот возраст означал приближение старости. Это ждало и меня.
Сегодня я, как всегда, сходил на работу и стал возвращаться домой после полудня. На меня, как обычно, стали обращать внимание. Хоть я и носил людскую одежду, внешность-то осталась прежней! Среди людей я не встретил тех, кто был бы хоть отдалённо похож на меня, поэтому их интерес был вполне понятен.
Особенно я был интересен девушкам.
Не было и дня, чтобы представительница смертных не подошла ко мне, дабы познакомиться. Карие, зелёные, голубые, серые глаза… но не одни глаза не могли сравниться с голубизной радужек Лунолики.
Я просил прощения и уходил, оставляя девушек в недоумении. После же слышал за спиной их тихое “наверное, у него есть девушка”.
Да, есть! Хоть и далеко, но она есть! И я никогда и ни за что не обращу своё внимание на другую. Эта любовь на всю жизнь и лучше я буду страдать в одиночестве, нежели позволю себе хоть мысль о том, чтобы связать свою жизнь с другой!
И я страдал… каждую ночь, поднимаясь на крышу.
— Может, тебе перестать ночами смотреть на Луну? — вопросил Виктор, когда я в очередной раз собрался уходить. — Ты так состаришься раньше времени, сынок.
Я вздрогнул. Меня не страшила скорая старость, меня страшило то, что я могу больше не увидеть свою возлюбленную, а потому…
— Прости, Виктор, — проговорил я, не смотря на него. — Но я не могу пропустить ни одной ночи, вдруг именно сегодня я смогу разглядеть в лунном свете её силуэт.
— Это будет зваться галлюцинацией, — покачал головой человек, хмуро глядя на меня.
Я же слегка улыбнулся. Конечно, я не рассказал Виктору, что моя любимая есть часть Луны и увидеть её в лунном свете вполне реально.
Я надеялся на это больше всего на свете.
Человеческая жизнь давалась мне трудно. Моя выносливость постепенно истощилась — благодаря бессонным ночам и утренней работе — и я стал всё чаще чувствовать усталость.
По возвращении домой я тут же заваливался в постель и спал до самого вечера, после чего, поужинав, поднимался на крышу.
И так каждый день.
Просто удивительно, что Виктор до сих пор меня не выгнал. Может, потому что привык? Я тоже привык к нему. Виктор стал членом моей семьи, и я вскоре осознал, что если бы тогда не встретил его, моя жизнь была бы намного хуже.
Великое счастье, когда есть крыша над головой, но я променял бы её, согласился бы стать бездомным и скитаться по улицам, лишь бы хоть краем глаза увидеть Лунолику.
Но моё желание было несбыточным. И я прекрасно это понимал.
Четыре года спустя.
Я ощущаю себя стариком, словно прожил тысячелетия и давным-давно устал от жизни. В моём бытие не было радости, с каждым восходом становилось лишь хуже и уже даже тёплая улыбка Виктора не спасала.
Раньше я пытался держаться, сейчас же мне просто хотелось забиться в угол и предаться воспоминаниям. Я ушёл с работы. Виктор сказал, что понимает меня и не выгонит, даже если я буду постоянно сидеть дома и ничем ему не помогать.
Несмотря на это, я всё же старался быть полезным. С опустевшими глазами, усталостью и слабостью в руках — я помогал ему готовить, мыл посуду и убирался.
Меньшее, что я могу сделать в качестве благодарности.
Лишь одно осталось неизменным — я, как и раньше, каждую ночь поднимался на крышу.
Я больше не разговаривал с Луной в надежде, что меня услышит Лунолика. Сейчас я просто безудержно плакал, падая на колени и поднимая взор к небу. Мои пальцы невесомо трогали лунный свет. А он прохладой ночи окутывал всё моё тело.
Я вспоминал, что чувствовал, когда обнимал свою возлюбленную. О чём мы говорили. Как она улыбалась…
Мысли об этом отдавались болью в моём сердце, и наступал момент, когда мне просто хотелось спрыгнуть с крыши, дабы закончить свою жизнь смертного. Но меня кое-что останавливало — Лунолика не одобрила бы. Да и Виктора жалко, он и так потерял сына, я не мог так поступить.
Так и продолжалось моё существование из года в год.