Раздельные постели

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

В то лето Мелисса была для Кэтрин самой большой радостью. Любовь, которую Кэтрин было так трудно проявить по отношению к другим людям, с готовностью и щедро отдавалась ребенку. Простое прикосновение к Мелиссе, казалось, могло излечить поврежденный дух Кэтрин и возвратить ее к жизни. Иногда она плюхалась на свою сторону кровати, увлекая Мелиссу с собой, подносила к губам пять пальчиков ее ног и рассказывала ребенку свои затаенные мысли. Мягким, как сладкая вата, голосом она изливала ей свои чувства:

— Ты знаешь, как сильно я любила твоего отца? Я любила его так сильно, что думала, не выживу, когда он ушел. Но у меня есть ты, я тебя люблю тоже, и ты мне помогаешь выжить. В конечном счете, у нас не все так плохо. Твой папа красивый, ты знаешь это? У тебя такие же ноздри и волосы, как у него. Я очень рада, что у тебя не мои прямые волосы. Пока трудно сказать, чей у тебя рот. Как, Мелисса, ты улыбнулась мне? Когда ты научилась это делать? Сделай это опять, давай. Вот так. Когда ты улыбаешься, ты становишься похожей на свою бабушку Анжелу. Она чудесная женщина, и твой дедушка Клейборн тоже замечательный. Ты очень счастливая девочка, что происходишь от таких людей, как они… Они все тебя любят, бабушка Ада тоже. И я тоже счастлива! У меня есть ты, я люблю тебя больше всего. Всегда помни это, помни также, как сильно я тебя хотела… — Ее монолог, обращенный к Мелиссе, прерывался поцелуями и прикосновениями, а девочка лежала и не отрываясь смотрела на мать большими, доверчивыми глазами еще неопределенного цвета.

Наступил день, когда Мелисса впервые дотянулась до лица Кэтрин… Мать узнала такую радость любви, какую никогда раньше не переживала. В отличие от другой любви, которую Кэтрин познала, это была чистая, нетронутая конфликтами любовь. Глаза затянуло поволокой, а сердце наполнилось от потрясенного потока чувств. По мере того как девочка росла и отвечала на любовь Кэтрин, внутри самой Кэтрин росло понимание того, что она обладает качествами, о наличии которых раньше даже не догадывалась: терпением; добротой; непринужденностью смеха; большой материнской любовью; врожденным знанием того, как сделать так, чтобы ребенок чувствовал себя спокойно.

Они все делали вместе. Загорали, плавали в бассейне, принимали душ — именно в душе Мелисса впервые громко засмеялась, — ели детское бутылочное питание — одну ложку за Мелиссу, одну ложку за маму, — ездили в гости к Аде, ходили в магазины за продуктами, записывали Кэтрин на следующий семестр. Но у Кэтрин хватало достаточно здравого смысла, чтобы не стало привычкой брать Мелиссу ночью к себе в кровать, хотя было так уютно, когда ребенок находился рядом и составлял ей компанию. Когда приходило время спать, она решительно укладывала Мелиссу в кроватку в ее комнате.

Ложась на свою королевского размера кровать, она всегда вспоминала Клея и ночь, проведенную с ним. Она не могла не думать о том, что, возможно, он бы все еще был здесь, если бы она с самого начала пригласила его в эту кровать. Теперь Кэтрин понимала, что обвинения все же помогают, потому что из них она узнала многое о себе и своих недостатках. А благодаря Мелиссе было куда приятнее ощущать себя теплым, любящим человеком, а не холодным и сдержанным.

Она понимала теперь, какой урожай может дать пышная плодотворная любовь. Старая пословица права: чем больше любви отдаешь, тем больше любви получаешь взамен.

В конце августа приехал домой Стив. Он был так расстроен тем, что Кэтрин и Клей расстались, что начал кричать на сестру и обвинять ее в том, что она не старалась удержать рядом человека, который так много для нее сделал.

— Я знаю тебя, Кэти. Я знаю, какой упрямой ты можешь быть, а уж если ты что решила, то легче будет оторвать дом от земли, чем заставить тебя изменить мнение. Не нужно мне рассказывать, что ты его не любила, потому что я знаю другое. Я хочу узнать следующее: почему ты не проглотила комок своей гордости и не боролась за него?!

Он был единственный, кто понимал все силы, стоящие за ее враждебностью и упрямством, те старые жернова, которые в итоге заставили Клея отвернуться. Стив был первым, кто выступил и обвинил ее, а Кэтрин удивила его, признавшись, что он прав. К тому времени как уезжать, Стив понял, что со времени свадьбы Кэтрин сильно повзрослела.

В сентябре она снова возвратилась в университет, оставив Мелиссу с приходящей няней. Кэтрин пришлось связаться с Клеем и сообщить, что ему нужно будет оплатить счет. Он спросил, может ли заглянуть к ней домой, чтобы привезти чек и повидаться с Мелиссой.

В ту же минуту как дверь закрылась, он мог сказать, что Кэтрин стала другой. От нее веяло открытостью, начиная с улыбки на губах. Его внимание разрывалось на части: ему хотелось смотреть и на Кэтрин, и на дочь, на лице которой было любопытство.

— Привет, Клей, входи.

На его лице расплылась широкая улыбка.

— Привет! Она так выросла!

Кэтрин засмеялась, чмокнула дочку в щечку и повернулась, чтобы идти в комнату.

— У нее слишком много подбородков — мне с большим трудом… удается поцеловать ее в шею. Она подходит к тому возрасту, когда дети начинают стесняться, поэтому понадобится некоторое время, пока она проявит к тебе интерес. Но не обращай внимания, пусть это тебя не расстраивает, в последнее время она со всеми ведет себя так.

Следуя наверх за Кэтрин, Клей быстро окинул взглядом ее облаченную в джинсы фигуру. К ней вернулись прежние формы, а когда она снова повернулась и посмотрела на него, он заметил, что она загорела. Ее волосы казались светлее, отделяясь полосками, как мед и арахисовое масло.

— Поздоровайтесь, а я принесу по стаканчику колы или чего-нибудь еще.

Она посадила Мелиссу в манеж, что находился в центре, гостиной комнаты, а сама удалилась на кухню. Мелисса сразу поняла, что ее оставили одну с незнакомцем, и надула губки.

— Разве ты не предупреждала ее, что я приду, и что она должна вести себя как можно лучше?

— Предупреждала. Я рассказывала ей, что ты — тот парень, который оплачивает счета, поэтому ей следует быть повнимательнее к тебе.

Мелисса начала пронзительно визжать, но успокоилась, как только появилась Кэтрин. Она протянула стакан Клею, повернула манеж, а сама уселась на пол рядом, скрестив ноги.

— О, пока я не забыл… вот. — Клей вытащил из кармана чек и протянул ей.

— О, спасибо. Мне ужасно неприятно просить…

— Ты заработала это, — не задумываясь, сказал он. Но Кэтрин, казалось, не принимала никакой обороны. Вместо этого она начала описывать няню Мелиссы, пытаясь заверить его в том, что у этой женщины хорошие рекомендации.

— Тебе не нужно уверять меня в этом, Кэтрин. Если я о чем-то и не беспокоюсь, так это о заботе, которую получает Мелисса.

— Она хороший ребенок, Клей! Правда, хороший. У нее твой темперамент. — Потом Кэтрин улыбнулась, покачала головой, весело критикуя саму себя. — Ты знаешь, я действительно рада, что у нее не мой темперамент, а то бы она свела свою маму с ума!

— Тебе приходилось мириться со многим в моем характере.

— Обычно после того, как я сама начинала ссору. О, ладно, переливаем воду из пустого в порожнее. Итак, как у вас дела с Джил? Вы счастливы?

Клей казался потрясенным. Чего он меньше всего ожидал, так это того, что Кэтрин спросит о Джил, тем более так свободно и непринужденно.

— Да, счастливы. Мы не… — Он намеренно остановился.

— Эй, все в порядке. Я имею в виду, что не думала допытываться.

— Нет, ты не допытываешься. Я просто собирался сказать, что мы с Джил не ссоримся так, как ссорились с тобой, и мы не подносим друг другу молчаливое лечение. Мы сосуществуем довольно мирно.

— Очень рада за вас. Мы тоже с Мелиссой живем в мире. Мир — это прекрасно, не правда ли, Клей?

Он отхлебнул из стакана, оценивая изменившуюся Кэтрин, которая казалась полностью довольна собой и своей жизнью. Она наклонилась над девочкой, опустила ее воротничок, улыбнулась и сказала:

— Мелисса, это твои папа. Ты помнишь его, да? Тебе должно быть стыдно за то, что ты выпячиваешь губу и плачешь при виде его. — Она снова взглянула на Клея. — Однажды твой отец приезжал навестить нас. Он привез Мелиссе игрушку, спросил, как у нас дела, и сказал, чтобы ему сообщили, если нам что-нибудь понадобится. Но он был так добр к нам, что мне стыдно просить его о чем-либо.

— Что тебе нужно?

— Ничего, Клей, что касается денег, ты был так щедр. Я действительно ценю это. В этом году будет очень много занятий в университете. Но я рада этому. — Она подняла руки вверх, а потом опустила. — Знаешь, у меня такое чувство, что каждый день я могла бы завоевывать мир.

Когда-то Клей тоже это чувствовал, но теперь — нет.

— Ты до сих пор продолжаешь шить и печатать?

— Да, теперь, когда снова начались занятия в школе, работу найти несложно. Не беспокойся, я помогаю себе деньгами любым способом. Большая часть денег уходит на питание, детское питание дорогое. — Она хихикнула и поправила волосы Мелиссы. — Конечно, я бы могла откладывать большую часть денег, если бы сама не проедала так много. Мы делимся — Мелисса и я. Я делюсь с ней душем, а она делится со мной своей едой, да, Лиззи?

— Ты берешь ее с собой в душ! — воскликнул Клей. — В ее возрасте?

— О, ей нравится душ. И бассейн тоже. Ты бы видел ее в бассейне этим летом, она похожа на поплавок. — Перескакивая с одной мысли на другую, Кэтрин взяла Мелиссу из манежа и посадила девочку себе на колени лицом к Клею. Он заметил, как на лице Кэтрин появлялось новое выражение удовлетворения, когда она прикасалась к Мелиссе. В этом было столько естественности, что чувства Клея вышли наружу. Чем дольше он наблюдал за Кэтрин с ребенком, тем больше он замечал, как сильно она изменилась. Она была раскованнее, чем он знал ее раньше, разговорчивее и счастлива, пытаясь ничего не утаивать от него о Мелиссе. Казалось, что она хотела поделиться с ним всем, что могла вспомнить. Но она делала это простодушно, переводя внимание с ребенка на Клея. — Мне кажется, теперь она к тебе привыкла. Хочешь ее подержать?

Но когда он взял Мелиссу, она сразу же захныкала, и ему пришлось вернуть дочь матери.

Кэтрин пожала плечами.

— Извини.

Он собрался уходить.

— Клей, может, ты хочешь забрать что-нибудь из дома? Я ужасно себя чувствую из-за того, что отняла у тебя все. Кажется, что здесь все принадлежит тебе, а я все забрала… Если ты хочешь что-нибудь взять, просто скажи, оно твое.

Он оглядел опрятную гостиную, где единственной невписывающейся вещью в интерьер был манеж. Он подумал о беспорядке, который по утрам Джил всегда оставляет после себя.

— У Джил все есть, спасибо.

— Разве ты не хочешь взять кое-что из свадебных подарков?

— Нет, оставь их себе.

— И даже машину для приготовления попкорна? — Спрашивая, она была похожа на фею.

— Это не свадебный подарок. Мы вместе ее покупали.

— О, правда. Ну, я не часто готовлю попкорн, поэтому скажи, если хочешь взять.

Казалось, что она старательно привыкала к жизни без него. Она подошла к двери, открыла ее и проводила Клея к его машине.

— Спасибо, Клей, что привез чек. Для нас это действительно важно.

— В любое время.

— Клей, перед тем как ты уедешь, я хочу сказать еще одну вещь.

Он стоял возле открытой двери машины и чувствовал благодарность тому, что задержало его здесь еще ненадолго. Кэтрин уставилась в землю, слегка ударила ногой камень, потом прямо посмотрела ему в глаза.

— Твой отец упомянул, что они редко с тобой видятся в последнее время. Это не мое дело, но, похоже, он этим ужасно расстроен. Клей, ты не должен чувствовать так, как будто обманул их. — В первый раз она говорила взволнованно. Ее щеки стали розовые. — О, ты знаешь, о чем я. Твои родители действительно великолепные люди. Не нужно их недооценивать, ладно?

— Они не одобряют того, что я живу с Джил.

— Дай им время. — Ее голос стал тихим, музыкальным, в какой-то степени убедительным. — Как они могут одобрять, если они никогда не думали, что ты такое сделаешь? — Потом, совсем неожиданно, она улыбнулась ему. — О, забудь об этом. Это не мое дело. Попрощайся с папой, Мелисса. — Она наклонилась назад, взяла руку девочки и помахала ею на прощанье.

Сердце Клея сжалось.

Прошло шесть недель, с тех пор как Кэтрин начала посещать занятия в университете, когда учитель истории Френк Баррет пригласил ее на шоу в «Орфей». Они возвратились в ее дом после веселого представления «Хоровая Линия», и Френк Баррет попытался потребовать оплаты за вечер. Он был достаточно красив, с ровными, темными бакенбардами. Кэтрин думала о нем как о терапии, когда позволила себя обнять и поцеловать. Но его борода, которая ей раньше нравилась, стала выглядеть менее привлекательной, когда из нее появился язык. Если раньше она не могла сказать ничего против его тела, то теперь, когда он прижался к ней в холле, ей стало неприятно. Его чистые, с прямыми ногтями руки вдруг стали слишком интимными, и когда она их оттолкнула, у нее возникло здоровое, отрицательное ощущение против него, а нерешительность здесь была вовсе ни при чем. Просто он ей не нравился, и она нашла такую причину славной, чтобы указать ему на дверь. Когда он начал извиняться, она улыбнулась и сказала: — О, не нужно извиняться. Все было чудесно. Неправильно поняв ее ответ, он было снова двинулся к ней, но его снова отвергли.

— Нет, Френк, я хотела сказать: «Не все было чудесно». Несчастный, озадаченный Френк Баррет покинул Кэтрин, думая, что в некотором роде она чокнутая, вовсе не такая, какой показалась ему, когда он в первый раз увидел ее в классной комнате.

В конце ноября правоохранительные органы поймали Герба Андерсона и возвратили его в Миннесоту на судебный процесс. Когда Кэтрин увидела его в зале суда, она с трудом поверила, что это он. Его пивной живот исчез, его лицо было желтого цвета, руки тряслись. Жизнь в бегах явно не пошла ему на пользу. Но то же циничное выражение искажало его лицо, опустившиеся губы так же говорили, что Герб Андерсон заслуживает приличный куш от жизни…

Кэтрин удивилась, увидев Клея и его родителей в зале суда. Усилием воли она заставила свои мысли вернуться к судебному разбирательству. Она заметила довольную ухмылку на лице Герба, когда он увидел, что Форрестеры заняли места не в том ряду, где сидели Кэтрин и Ада.

Процесс продлился недолго, потому что никто не выступил в защиту Герба Андерсона, кроме двух его бывших корешей-собутыльников, которые выглядели еще более отвратительно, чем Герб Андерсон, и которых, благодаря заботе графства, вымыли и обеспечили чистой одеждой. Историю жестокости Герба Андерсона четко засвидетельствовала Ада, Кэтрин и даже сестра Герба и его зять, тетя Элла и дядя Фрэнк. Было приведено в качестве свидетельского показания нападение на Клея, но его отклонили, хотя приняли во внимание. Показания дал врач, который лечил Аду, а также водители «скорой помощи» и миссис Салливан. По мере продвижения судебного разбирательства обычно багровое лицо Герба бледнело и бледнело. На сей раз не было с его стороны никаких словесных выкриков, только подергивание вялыми челюстями и загнанное выражение лица, когда суд приговорил Герба Андерсона к двум годам заключения в государственной каторжной тюрьме Стиллвотера.

Покидая свое место, держа Аду за руку, Кэтрин видела, как Клей и его родители поднялись и направились к центральному проходу. На нем было модное кашемировое пальто коричневого цвета, воротник был поднят. Его глаза смотрели на нее пока она двигалась к нему. Кэтрин казалось, что внутри ее выросли крылья, когда она поняла, что он ждет ее. Появилось приятное чувство надежности, когда она почувствовала прикосновение его руки. Суд призвал к тишине, так как началось рассмотрение другого дела. Анжела и Клейборн отделились друг от друга, пропуская вперед Аду. Они вышли из здания суда. За ними следовали Кэтрин и Клей, Клей держал ее за локоть. Кэтрин шла рядом с ним и чувствовала запах знакомого одеколона. Она поддалась страстному желанию и снова посмотрела на него, сильнее сжала свою руку, притягивая его руку к себе.

— Спасибо, Клей. — Она благодарно улыбнулась. — Сегодня нам действительно нужна была ваша поддержка.

Он сдавил ее локоть. Его улыбка заставила ее забеспокоиться, и она отвела взгляд в сторону.

И снова Клей ощутил в ней перемены. У нее появилась новая самоуверенность, она ей очень шла, в то же время она стала мягче. Она больше не была норовистой и не пыталась защищаться. Он заметил, что она изменила прическу, ее летние пряди теперь снова обрели естественный золотистый оттенок. Он смотрел на волосы, когда она шла в метре впереди от него, отметив про себя, что ему нравится ее прическа: она зачесала волосы за уши, и теперь они падали локонами назад, доходя до линии плеч.

Они дошли до конца коридора. Там их ожидала Анжела. Она смотрела на Кэтрин сквозь стекла. — О Кэтрин, я так рада тебя видеть.

— Я тоже без вас скучала, — сказала Кэтрин. Потом они обнялись, и в уголках глаз обеих женщин нависли слезы.

Глядя на них, Клей вспоминал, как Кэтрин боялась, что полюбит его родителей, и старалась всеми силами не допустить этого. Он видел сейчас, что у нее это не получилось, и из объятий Анжелы она перешла в объятия Клейборна. В первый раз за все время Клей видел, чтобы она так незащищенно обнималась, за исключением того случая, когда они встречали в аэропорту Стива.

Медвежье объятие Клейборна заставило Кэтрин рассмеяться. Это сняло напряжение. Поверх плеча Клейборна Кэтрин снова увидела Клея. Он внимательно смотрел на нее с рассеянным выражением лица.

Потом они вспомнили об Аде и о той причине, которая привела их в это место. Они говорили о деле, которое Ада выиграла, потом перевели разговор на другие темы, речь становилась более быстрой и более сжатой, как будто слишком многое требовалось сказать, но времени было слишком мало. Наконец Анжела предложила:

— Почему бы нам всем не поехать куда-нибудь, съесть по бутерброду и что-нибудь выпить? Куда-нибудь, где мы могли бы немного поговорить… Я так хочу побольше услышать о Мелиссе и о тебе, Кэтрин.

— Как насчет «Миллиона»? — предложил Клейборн. — Это — мое любимое место, и оно находится недалеко отсюда.

Кэтрин быстро посмотрела на Клея, потом на мать. Руки Ады бросились застегивать пальто.

— Ну, я не знаю. Я приехала с Маргарет. — Теперь они заметили, что рядом в ожидании стоят миссис Салливан, Элла и Фрэнк.

— Если вы хотите, мы отвезем вас домой, — предложил Клейборн.

— Хорошо, как Кэти скажет.

Кэтрин слышала, как Клей сказал:

— Кэтрин может поехать со мной. — Она искоса посмотрела на него, но он застегивал пальто, делая вид, что уже все решено.

— У меня есть своя машина, — сказала она. Вмешалась прежняя Кэтрин со своим порывом отогнать чувство тяготения к Клею. Но новая Кэтрин была уверенной и решила продолжать и насладиться им, пока у нее есть возможность.

— Хорошо, — согласилась она. — Нет смысла сжигать лишний бензин.

Улыбаясь остальным, Клей сказал:

— До встречи.

И Кэтрин почувствовала, как ее локоть твердо взяли и прижали к теплому боку Клея.

На улице завывал ветер, вращая в миниатюре ураган в долине между высокими домами. Кэтрин ощущала на щеках ледяные ожоги, поскольку они были теплыми, почти горячими. Они с Клеем дошли до угла и остановились у светофора. Глаза Кэтрин были прикованы к светящемуся красному свету через дорогу, но она чувствовала на себе взгляд Клея. Она потянулась, чтобы поправить воротник пальто, но он зацепился за длинный шарф из ангоры, и Клей, не снимая перчатки, протянул руку, чтобы помочь ей. Через толстый слой шерсти его прикосновение все же вызвало мурашки по спине Кэтрин. Потом зажегся другой свет.

— Моя машина находится на парковочной стоянке, — сказал Клей, беря ее за локоть снова, когда они переходили ветреную улицу, а потом шел за ней, когда свернули за угол. Наклонившись в сторону, он задел ее плечо. Его прикосновение вызвало у нее трепет. Она хотела что-нибудь сказать, но единственным звуком был стук их каблуков о дорогу. Он вел ее по отдающемуся эхом подземному тоннелю парковочной стоянки. Пол блестел от машинного масла. Ее каблуки скользили, занося ее в сторону, но уверенная рука, что держала ее локоть, помогала ей идти прямо.

— Все в порядке?

— Да. Зима — неподходящее время для высоких каблуков.

Он посмотрел на ее красивые лодыжки, мысленно не соглашаясь с ней.

Возле лифта он отпустил ее руку, потянулся и нажал кнопку. Наступившее молчание казалось непреодолимым, пока они ждали, дрожа. Их плечи согнулись от холода, который казался еще более сильным в бетонной тусклости. Открылись дверцы лифта. Клей отступил в сторону, пропуская Кэтрин. Он нажал кнопку оранжевого цвета. Они по-прежнему ничего не говорили, а Кэтрин безумно хотела, чтобы не прекращался поток болтовни, потому что уединенность лифта казалась невыносимой, хотя она вовсе не знала, как начать разговор.

Пока они поднимались, Клей наблюдал, как высвечивались номера этажей.

— Как Мелисса? — спросил он, обращаясь к загорающимся цифрам.

— Мелисса прекрасно. Она просто обожает свою няню, по крайней мере мне говорят, что она довольна и счастлива.

Жужжание лифта было похоже на работающую круглую пилу.

— Как Джил?

Клей резко посмотрел на Кэтрин, замешкался только на секунду, перед тем как ответить:

— Джил прекрасно, по крайней мере она говорит мне, что довольна и счастлива.

— А ты? — Кэтрин слышала, как бешено колотилось ее сердце. — Что ты говоришь ей?

Они поднялись на нужный этаж. Дери открылись. Никто из них не пошевелился. Натянутая атмосфера заполнила их камеру, но они стояли, не обращая на это никакого внимания, глядя в глаза друг другу.

— Моя машина находится напротив справа, — сказал он, сбитый с толку тем смущением, которое происходило в его груди, боясь сделать неправильное движение по отношению к ней.

— Извини, Клей, мне не следовало спрашивать об этом, — быстро сказала она, идя торопливым шагом рядом с ним. — У тебя есть полное право спрашивать о Мелиссе, но у меня нет никакого права задавать вопросы о Джил. Хотя, думая о тебе, я надеялась, что ты счастлив. Я хочу, чтобы ты был счастлив.

Они остановились рядом с «корветтом». Он наклонился, чтобы открыть дверь. Потом выпрямился и посмотрел на Кэтрин.

— Я стараюсь.

Направляясь в «Миллион», они оба вспоминали тот день, когда он привез ее туда. Вдруг Кэтрин показалось ребячеством то, что они ужасно неловко чувствовали себя в отношении друг друга.

— Ты думаешь о том, как мы в последний раз приезжали сюда? — спросила она.

— Я не собирался об этом говорить.

— Мы выглядим как большие дети. Нам следует научиться вести себя в подобных ситуациях.

— Знаешь, ты изменилась, Кэтрин. Полгода назад при мысли о том, что ты сюда едешь, ты бы ощетинилась и выглядела напуганной.

— Тогда я и была напуганной.

— А сейчас нет?

— Я не уверена, что правильно поняла твой вопрос. Ты имеешь в виду, напугана тобой?

— Твоя оборонительная маска не всегда была связана со мной. Было и другое — места, обстоятельства, твои собственные страхи… Я думаю, ты переросла это.

— Я тоже так думаю.

— Раз ты меня спросила, я спрошу тебя — ты счастлива?

— Да. И знаешь, в чем разница?

— В чем? — Он искоса посмотрел на нее и заметил, что она наблюдает за ним при тускнеющем свете позднего вечера.

— В Мелиссе, — нежно ответила она. — Бесчисленное множество раз, когда я смотрела на нее, мне ужасно хотелось позвать тебя и сказать «спасибо» за то, что ты мне ее дал.

— Почему ты этого не сделала?

Он смотрел на нее так долго, что Кэтрин начала нервничать. Она пожала плечами и кивнула головой, что говорило о том, что у нее нет ответа. Он повернул голову и уставился на узкую дорогу. От ощущения того, что ей все знакомо, у нее захватило дух: его лицо, склонившееся над рулем, небрежно свисающее запястье, когда он с такой знакомой ей легкостью вел машину. Она дала выход своим чувствам, неожиданно наклонилась, положила руку на его подбородок, притянула к губам его щеку и быстро поцеловала.

— Это за нас обоих, за Мелиссу и за меня. Мне кажется, она так же благодарна иметь меня, как я благодарна иметь ее. — Кэтрин уселась поудобней на своем сиденье и продолжила: — А знаешь что, Клей? Я — сказочная мать. Не спрашивай, как это произошло, но я знаю, что это так. Он не смог сдержать улыбку.

— К тому же застенчивая.

Она тоже улыбнулась.

— Есть много вещей, которые у меня не совсем получаются, но быть матерью Мелиссы… Ну, это великолепно. Стало немного труднее с тех пор, как начались занятия, но я сокращаю время, отведенное на занятия домашней работой, кое-что остается грязным, но я по-прежнему нахожу для нее время. Я должна признаться, что буду рада, когда закончится учеба и мне не придется разрываться на части.

Тот поцелуй был поцелуем благодарности. Это был чистый как никогда поцелуй, потому что жизнь Кэтрин стала счастливой и наполненной. У нее все было. Клей слушал, как она рассказывала о своей жизни, и переживал боль сожаления от того, что она не могла в полной мере ощущать этого, пока жила вместе с ним. Он вышел из состояния мечтательности, когда она сказала, что ходит опять на свидания. Он подавил в себе приступ боли, потому что не имел больше никакого права на Кэтрин, и спросил:

— Ну и как?

— Великолепно! — Она выбросила вперед ладони. — Просто великолепно! Я могу отвечать поцелуем, не чувствуя ни малейшего признака вины. Иногда мне это даже нравится.

Она лукаво улыбнулась, и они оба засмеялись. Но в его голове вертелась сотня вопросов по поводу этих поцелуев… Вопросов, которые он опять же не имел права задавать.

Они пробыли в «Миллионе» около двух часов, пока Анжела не узнала все о каждой игрушке Мелиссы, зубах и прививках. Все время Кэтрин вела себя по-новому, свободно и легко. Клей говорил мало. Он сидел, откинувшись назад на стуле, смотрел на нее и сравнивал с прежней Кэтрин, с той, которую привык видеть. И подсознательно сравнивал ее с Джил. Он задумался над тем, встречается ли она с одним мужчиной или несколькими. Он решил, что задаст ей этот вопрос в машине на обратной дороге.

Но когда пришло время уходить, Кэтрин заметила, что Клейборну и Анжеле гораздо удобнее подбросить ее домой по пути, и она поехала с ними.