Разиэль

Кристина Дуглас

РАЗИЭЛЬ

Серия: Падшие. Книга 1

Переводчик:_Kirochka_

Редактор: svetik99

Вычитка: Marina_lovat

Переведено для сайта http://vk-booksource.online

и группы https://vk.com/booksource.translations

При копировании просим Вас указывать ссылку на наш сайт!

Пожалуйста, уважайте чужой труд.

Разиэль — Начало

Я — РАЗИЭЛЬ, ОДИН ИЗ ДВАДЦАТИ ПАДШИХ АНГЕЛОВ, о которых Енох рассказывает в древних книгах. Я живу в скрытом мире Шеола, с другими Падшими, и никто не знает о нашем существовании. Мы вынуждены так жить с момента падения, произошедшего многие тысячелетия назад. Я должен был догадаться, что грядут неприятности. Я чувствовал это в своей крови, а нет ничего сильнее крови. Я научился не обращать внимания на эти предчувствия, как и научился не обращать внимания на всё, что вступало в сговор против меня. Если бы я послушал себя, всё могло бы быть иначе.

В тот день я проснулся рано утром, вытягивая крылья навстречу тусклому свету раннего утра. Надвигалась буря; я чувствовал, как она пульсирует в моих венах, в самой сути меня. Прямо сейчас целительный океан был спокоен, приближался прилив, а туман был густым и тёплым обволакивающим объятием, но неистовство природы тяготело в воздухе.

Природа? Или Уриэль?

Я снова спал на улице. Заснул на одном из деревянных стульев, потягивая «Джек Дэниелс» — одно из многих удовольствий последнего столетия. Перебрал «Джека», если быть честным. Так не хотелось, чтобы это утро наступало, но опять же, я не был поклонником ранних подъёмов. Ещё один день в изгнании, без всякой надежды на… на что? На побег? На возвращение? Я никогда не смогу вернуться. Я слишком много видел, слишком много сделал.

Я был привязан к этому месту, как и все остальные. В течение многих, очень многих лет, что они перестали существовать, затерявшись в глубине веков, я жил одиноко на этой земле под властью проклятья, которое во веки веков не будет снято.

Существовать было легче, когда у меня была пара. Но я потерял слишком много за эти годы, и боль, и любовь, всё это было просто частью нашего проклятия. И пока я буду держаться в стороне, я смогу отобрать у Уриэля хоть небольшую частичку этой пытки. Целибат — не такая уж и большая цена.

Я обнаружил, что чем дольше я обходился без секса, тем легче было это выносить, и случайных физических встреч было достаточно. До тех пор, пока несколько дней назад потребность в женщине внезапно не вернулась, сначала в моих мятежных снах, а затем и наяву. Ничто из того, что я делал, не смогло развеять это чувство — пылкую, обжигающую потребность, которую невозможно было удовлетворить.

По крайней мере, все женщины вокруг меня были связаны. Мой голод не был настолько силён, чтобы пересечь эти границы — я мог смотреть на жён, простушек и красавец, и ничего не чувствовал. Мне нужна была та, которая существовала лишь во сне.

И пока она жила только во снах, я мог сосредоточиться на других вещах.

Я сложил крылья и потянулся за рубашкой. На сегодня у меня была намечена работа, как бы сильно я её ни ненавидел. Настала моя очередь, и это была единственная причина мирного существования. Пока мы следовали приказам Уриэля, царил тревожный мир.

С другими Падшими мы по очереди перевозили души к их судьбе. Перевозчики душ — так прозвал нас Уриэль.

Вот кем мы были. Перевозчики душ, пожиратели крови, падшие ангелы, обречённые на вечную жизнь.

Когда солнце взошло над горами, я медленно двинулся к большому дому. Положив руку на чугунную дверную ручку, я остановился и оглянулся на океан… бурлящий солёный океан, который взывал ко мне так же уверенно, как таинственная женщина-сирена, преследовавшая меня во снах.

Пришло время кому-то умереть.

Я — УРИЭЛЬ ВЫШНИЙ, архангел, который никогда не падал, никогда не терпел неудачи, и который служит Господу в его ужасном величии, терзая грешников, превращая порочные города в руины, а любопытных женщин в соляные столпы. Я его самый верный слуга, его посланник, его голос в глуши, его рука на мече. Если понадобится, я истреблю этот безнравственный, злой мир огнём и начну всё сначала. Огонь уничтожит всё, а потоп обновит и оживит землю.

Я не Бог. Я всего лишь его уполномоченный на службе его правосудия. И я жду.

Всевышний непогрешим, иначе я счёл бы Падших ужаснейшей ошибкой и прекратил бы их существование. Они были обречены на вечные муки, но всё же не страдают. Воля Всевышнего состоит в том, чтобы они проживали своё бесконечное существование, вынужденные выживать презренными способами, и всё же они знают радость. Каким-то образом, вопреки наложенным на них мрачным проклятьям, они познают радость.

Но рано или поздно они зайдут слишком далеко. Они присоединятся к Первому, Несущему Свет, Мятежнику в безграничных глубинах земли, запертому в тишине и одиночестве до конца времён.

Я Уриэль. Покайтесь и берегитесь.

Глава 1

Я ОПАЗДЫВАЛА, И ЭТО БЫЛО НЕУДИВИТЕЛЬНО. Казалось, я всегда куда-то спешила: встреча с редакторами на другом конце Манхэттена, депозит, который нужно внести до конца рабочего дня, убивающие меня туфли, и голод, настолько сильный, что я могла бы съесть стеклянно-металлический стол, который мне выделили для временной работы в фонде «Питт».

Я могла справиться с большей частью этих вещей — я была бы ни я, если не приспосабливалась. Люди привыкли к моей склонности всегда опаздывать; секретарша издательства «МакСиммонс» была вполне мудра, чтобы назначать встречи, а мне говорить, что они состоятся на полчаса раньше. Это была маленькая игра, в которую мы играли — к сожалению, теперь, когда я знала правила, я приходила на час позже, разрушая все её тщательные расчёты.

Ладно. Они могли работать и без меня — но в остальных вопросах я была надёжна. Я никогда не опаздывала с рукописью, и моя работа крайне редко нуждалась в более чем минимальной доработке. Им повезло, что у них есть я, потому что библейские детективы если и могут принести большие денег, то только когда написаны правильным самоуверенным тоном.

«Отравитель Соломона» получился ещё лучше, чем предыдущие книги. Конечно, нужно было смотреть на вещи объективно. Агатой Кристи я не была. Но если бы мои книги не приносили деньги, издательства не покупали бы меня, и я не собиралась волноваться из-за этого.

У меня было достаточно времени, чтобы добраться до банка, и я даже могла сделать небольшой крюк и купить хот-дог у уличного торговца, но я ничего не могла поделать со своей дурацкой обувью.

«Тщеславная», — сказала бы моя встревоженная мать — хотя она никогда не покидала пределов своей возрождённой крепости Айдахо, чтобы увидеть меня. Хильдегарда Уотсон не доверяла никому и ничему, и она удалилась в посёлок, битком забитый такими же сумасшедшими фундаменталистами, где даже её родная грешная дочь не была желанной гостьей.

Слава Богу. Не хватало ещё, чтобы мама говорила, какая я мелочная. Я и так понимала это.

Десятисантиметровые каблуки придавали моим ногам фантастический вид, который, на мой взгляд, стоил любой боли. Вдобавок они придавали мне внушительный рост, нежели мои жалкие пять футов и три дюйма (прим. 1,61 м), преимущество перед шумными редакторами-мужчинами средних лет, которым нравилось обращаться со мной как с милой маленькой девочкой.

Однако из-за проклятых шпилек, ноги болели безумно, а у меня не хватило ума оставить более удобную пару на временной работе. Я ковыляла весь день без пластыря, вместо того чтобы защитить свои бедные раненые ноги.

Я бы пожалела себя, если бы не пошла на это нарочно. Я рано усвоила, что лучший способ добиться чего-либо — это стиснуть зубы и пробиваться сквозь толпу с величайшим изяществом, на какое только способна, и носить эти проклятые туфли, которые обошлись мне почти сто восемьдесят долларов, и скидка на них была единственным фактором хоть как-то почувствовать удобство в них. Кроме того, была пятница, и я собиралась провести уик-энд с поднятыми ногами, работая над новой книгой «Месть Рут». К понедельнику вполне волдыри заживут, и если я смогу выдержать это ещё два дня, то привыкну к ним. Красота стоила боли, что бы ни говорила мама.

Может быть, когда-нибудь я смогу зарабатывать на жизнь писательством, и мне не придётся иметь дело с временными подработками. Язвительные мистерии бросились разоблачать иудеев…

Христианский Ветхий Завет не пользовался большим интересом у публики, если не считать случайного сенсационного Ватиканского триллера. Сейчас у меня не было выбора, кроме как пополнять свой скудный доход, делая выходные ещё более драгоценными.

— Разве тебе не пора, Элли? — Елена, моя перегруженная работой начальница, взглянула на меня. — Ты не успеешь в банк, если не выйдешь прямо сейчас.

Дерьмо. Два месяца, а Елена уже повесила на меня ярлык хронически опаздывающей.

— Я не вернусь, — крикнула я, заковыляв к лифту.

Елена рассеянно помахала мне на прощание и через несколько мгновений я была одна в лифте и спускалась на шестьдесят три этажа вниз.

Я могла рискнуть и снять туфли, хотя бы на несколько минут, но зная моё везение, кто-нибудь тут же присоединится ко мне, и мне придётся снова их надевать. Я прислонилась к стене, стараясь переносить вес с ноги на ногу. «Отличные ноги», — напомнила я себе.

В окна шестьдесят третьего этажа ярко светило солнце. Но как только я вышла через автоматическую дверь вестибюля на тротуар, я услышала громкий раскат грома, и подняла голову, увидела тёмные облака, заклубившиеся над головой. Казалось, гроза пришла из ниоткуда.

Стоял прохладный октябрьский день, и до Хэллоуина оставалось всего несколько дней. На тротуарах, как обычно, было оживлённо, а банк находился через дорогу.

«Я запросто могу идти и есть на ходу хот-дог», — подумала я, направившись к тележке с завтраком. Я практиковала это достаточно часто.

С моей удачей обязательно должна была быть очередь. Я нервно подпрыгнула, перенеся свой вес, и стоявший передо мной мужчина обернулся.

Я прожила в Нью-Йорке достаточно долго, чтобы завести привычку не смотреть на людей на улице. Здесь, в центре города, большинство женщин были выше, стройнее и лучше одеты, чем я, а мне не нравилось чувствовать себя неполноценной. Я никогда ни с кем не встречалась взглядом, даже с Харви, продавцом хот-догов, который обслуживал меня ежедневно в течение последних двух месяцев.

Так почему же я подняла взгляд, так высоко, на эти глаза… Боже, какого же они были цвета? Необычный оттенок — нечто среднее между чёрным и серым, пронизанный полосами света так, что они казались почти серебряными. Возможно, я выставляла себя дурой, но ничего не могла с собой поделать. Никогда в своей жизни я не видела глаза такого цвета, хотя меня это не должно удивлять, поскольку я избегала смотреть.

Но что ещё более удивительно, эти глаза задумчиво рассматривали на меня. «Красивые глаза на красивом лице», — запоздало поняла я. Мне не нравились мужчины, которые были слишком привлекательны, и это слово было слишком слабым, когда дело касалось мужчины, смотревшего на меня сверху вниз, невзирая на мои десятисантиметровые каблуки.

Он был почти ангельски красив, высокие скулы, орлиный нос, каштановые с золотыми прядями волосы. Это был именно тот рыжевато-коричневый оттенок, который я пыталась заставить своего стилиста воспроизвести у меня на волосах, и она всегда ужасающе промахивалась.

— Кто сделал тебе такие волосы? — выпалила я, попытавшись вывести его из задумчивости.

— Я такой, каким меня создал Бог, — сказал он, и голос его был так же прекрасен, как и лицо. Низкий, мелодичный голос, способный соблазнить святого: — С некоторыми изменениями, — добавил он с оттенком чёрного юмора, который я не смогла понять.

Его великолепные волосы были слишком длинными, а я ненавидела длинные волосы у мужчин. Но у него они выглядели идеально, как и тёмная кожаная куртка, чёрные джинсы и тёмная рубашка.

«Неподходящая городская одежда», — подумала я в попытке испортить его образ, но безуспешно, потому что выглядел он чертовски хорошо.

— Поскольку вы, кажется, никуда не торопитесь, а я спешу, не могли бы вы позволить мне пройти вперёд вас?

Раздался ещё один раскат грома, эхом отозвавшись в цементных и стальных каньонах вокруг нас, и я вздрогнула. Грозы в городе действовали мне на нервы — казалось, что вот они, прямо здесь. Всегда казалось, что змеящаяся между высокими зданиями молниям сочтёт меня самой легкой целью. Мужчина даже не моргнул. Он посмотрел через улицу, словно что-то прикидывая.

— Уже почти три часа, — сказал он. — Если вы хотите успеть внести депозит сегодня, вам придётся отказаться от этого хот-дога.

Я замерла.

— Какой депозит? — требовательно спросила я, почувствовав себя параноиком.

«Боже, что я делаю, разговариваю с незнакомым человеком? Мне не следовало обращать на него внимания. Я запросто проживу и без хот-дога».

— У вас в руках банковский инкассаторский мешок, — мягко ответил он.

Ох. Да. Я нервно рассмеялась. Мне должно было быть стыдно за свою паранойю, но по какой-то причине она даже не начала рассеиваться. Я позволила себе ещё раз украдкой взглянуть на незнакомца.

Чёрт с ним, с этим хот-догом — мне лучше убраться подальше от этого слишком привлекательного незнакомца, оставить депозит и молить бога, чтобы я смогла найти такси, которое отвезёт меня в другой конец города на встречу. Я опаздывала уже на десять минут.

Он всё ещё смотрел на меня.

— Вы правы, — сказала я.

Ещё один раскат грома и полил дождь.

На мне был красный шёлковый костюм, который, по правде говоря, я не могла себе позволить, даже на распродаже от «Сакс». Опять тщеславие. Не оглядываясь, я вышла на дорогу, которая на мгновение оказалась пуста.

Всё произошло как в замедленной съёмке, случилось в мгновение ока. Один из моих высоченных каблуков щёлкнул, лодыжка подвернулась, и внезапный дождь превратил мусор на улице в реку грязи. Я поскользнулась и, упав на одно колено, почувствовала, как рвутся чулки, распарывается юбка, а тщательно уложенные волосы становятся влажными и прилипают к ушам.

Я подняла глаза и увидела автобус, и он вот-вот собьёт меня. Ещё один раскат грома, яркая белая вспышка молнии и всё стихло. Только на мгновение.

Потом всё превратилось в размытое пятно полное шума и действий. Я могла слышать крики людей, и, к моему удивлению, деньги плыли по воздуху, как осенние листья, кружась под проливным дождём. Автобус остановился поперёк улицы, сигналили клаксоны, люди ругались, а вдалеке я слышала вой сирен. «Чертовски быстрое реагирование для Нью-Йорка», — рассеянно подумала я.

Мужчина стоял рядом со мной, тот самый красавец у киоска с хот-догами. Он как раз доедал чили-дог, совершенно непринуждённо, и я вспомнила, что умираю с голоду. Если я вынуждена задержаться из-за происшествия с автобусом, я могла бы тоже съесть чили-дог. Но почему-то мне не хотелось оборачиваться.

— Что случилось? — спросила я его. Он был достаточно высок, чтобы видеть поверх толпы людей, собравшихся перед автобусом: — Кто-нибудь пострадал?

— Да, — сказал он своим богатым сочным голосом. — Кое-кто погиб.

Я с любопытством направилась к толпе, но он схватил меня за руку.

— Ты не хочешь туда идти, — сказал он. — Нет необходимости проходить через это.

«Проходить через что?» — раздражённо подумала я, глядя на толпу. Я оглянулась на незнакомца, и у меня возникло странное чувство, что он стал ещё выше. Внезапно я поняла, что ноги больше не болят, и я посмотрела вниз. Это было странное, дезориентирующее ощущение. Я была босиком, и не знай я, что такое невозможно, то сказала бы, что у меня под ногами была густая зелёная трава.

Я оглянулась на залитую дождём сцену аварии передо мной, и мне показалось, что время стало двигаться необычным беспорядочным движением. Приехала скорая помощь и полиция, и людей стали отгонять с дороги. Мне показалось, что я мельком увидела жертву — всего лишь краткий вид своей ноги в туфле с отломанным каблуком.

— Нет, — сказал мужчина рядом со мной и положил руку мне на плечо раньше, чем я успела отойти.

Яркий свет были ослепительным, и я оказалась в туннеле, свет проносился мимо меня, а единственным звуком был свист пространства, движущегося с головокружительной скоростью.

«Космическая Гора», — подумала я, но это был не диснеевский аттракцион.

Всё прекратилось так же внезапно, как и началось, и меня затошнило. Я была дезориентирована и запыхалась, я огляделась вокруг, пытаясь сориентироваться.

Мужчина всё ещё держал меня за руку и, выдернув её, я спотыкаясь попятилась от него. Мы были в лесу, на какой-то поляне у подножия утеса, и уже темнело. Боль в животе начала распространяться по всему телу.

Я сделала глубокий вдох. Всё вокруг казалось странным, как в кино. Всё выглядело правильным, но ощущалось искусственным, ни запахов, ни осязания. Всё это было иллюзией. Это было неправильно.

Я пошевелила ногами и поняла, что всё ещё босиком. Волосы спадали ниже плеч, что было лишено всякого смысла, так как у меня была короткая стрижка. Я потянула прядь и увидела, что вместо тщательного окрашивания, волосы снова стали каштановыми, простыми, а ведь я потратила целое состояние, пытаясь замаскировать такой же блеклый, обыкновенный коричневый оттенок, какой был у моих глаз. Одежда тоже изменилась, и перемена была не к лучшему. Мешковатая, бесформенная, бесцветная, она была непривлекательна, как саван.

Я пробивалась сквозь туман замешательства — мой разум будто был наполнен сахарной ватой. Что-то было не так. Что-то было совсем не так.

— Не сопротивляйся, — отдалённым голосом произнёс мужчина рядом со мной. — От этого только хуже. Если ты прожила хорошую жизнь, тебе нечего бояться.

Я с ужасом посмотрела на него. Молния расколола небо, за ней последовал гром, сотрясший землю. Твёрдый отвесный склон скалы перед нами начал стонать — глубокий, раздирающий звук эхом отдавался в небесах. Скала начала трескаться, и я вспомнила кое-что из христианской теологии о движущихся камнях и о Христе, воскресшем из мёртвых. Единственная проблема заключалась в том, что я была еврейкой, как и моя мать — ныне христианка-фундаменталистка — была большую часть своей жизни, и я не была несведущей в этом. Вряд ли сейчас произойдёт восстание из мёртвых.

— Автобус, — решительно сказала я. — Меня сбил автобус. Я мертва, не так ли?

— Да.

Я подавила инстинктивное содрогание. Он явно считал надобным смягчать удары.

— И кто же тогда ты? Мистер Джордан?

Он выглядел озадаченным, и я уставилась на него.

— Ты ангел, — пояснила я. — Тот, который совершил ошибку. Ну, знаешь, как в кино? Я не должна была умереть.

— Ошибки быть не может, — сказал он и снова взял меня за руку.

Я была чертовски уверена, что не уйду тихо.

— Ты ангел? — снова потребовала я.

На ангела он вовсе не походил. Он казался человеком, совершенно реальным человеком, и почему, чёрт возьми, я вдруг почувствовала себя бодрой, живой, возбуждённой, когда, по его словам, я была мертва?

Он слегка прикрыл глаза.

— Среди прочего.

Пнуть его в голень и рвануть со всех ног казалось отличным планом, но я была босиком, и моё тело не желало сотрудничать. Несмотря на всю свою злость и отчаяние, мне, видимо, всё ещё хотела, чтобы он прикоснулся ко мне, даже зная, что у него на уме нет ничего хорошего. Ангелы не занимаются сексом, не так ли? У них даже не было половых органов, если верить фильму «Догма». Я поймала себя на том, что смотрю на его промежность, но затем быстро отвела взгляд. Какого черта я оцениваю ангела, если вот-вот должна умереть?

Ах да, я и забыла — я же уже мертва. И вся моя воля, казалось, исчезла. Он потянул меня к трещине в стене, и я с внезапной ясностью поняла, что она закроется за мной, как что-то из дрянного фильма, не оставив никаких следов, что я когда-либо жила. Как только я пройду через это, всё будет кончено.

— Дальше я не пойду, — сказал он, и его роскошный, тёплый голос прозвучал как музыка.

И, мягко потянув меня за руку, он подтолкнул меня вперёд, столкнув в пропасть.

Глава 2

ЭТА ЖЕНЩИНА БОРОЛАСЬ СО МНОЙ. Я мог ощутить сопротивление в её руке, и я не мог припомнить такого ни с одним из бесчисленных людей, которых я привёл в это путешествие. Она была сильной. Но Уриэль, правитель всех небес, был непогрешим, во всяком случае, ему удалось убедить в этом почти всех, так что это не могло быть ошибкой, независимо от того, как это ощущалось.

Она была такой же, как и многие другие, которых я приводил сюда. Люди, лишённые притворства, шокированные и нуждающиеся, пока я сопровождал их в следующую жизнь, как пастух в древние время, не тратя много времени на весь процесс. Люди просто проходили через стадии существования, и в их природе было бороться с этим. Как и моя работа заключалась в том, чтобы облегчить им путь и проводить их.

Но эта женщина была другой. Я понял это, хотел я это признавать или же нет. Она должна была остаться безымянной, как и все остальные. Вместо этого я уставился на неё, пытаясь понять, что ускользает от меня. В ней не было ничего особенного. С лицом, лишенным косметики, и волосами, ниспадающими на плечи, она выглядела как тысяча других. Мешковатая одежда, которая теперь была на ней, скрывала её тело, но это не имело значения. Мне плевать было на женщин, особенно на человеческих. Я поклялся не иметь с ними ничего общего вечность или до тех пор, пока Уриэль сохраняет мне жизнь. Эта женщина должна была столь же интересовать меня, как золотая рыбка.

Вместо этого я реагировал на неё так, словно она что-то значила. Возможно, Азазель был прав, и отказываться от женщин и секса было плохой идеей. Целибат — нездоровое состояние для всех существ, больших и малых, утверждал он. Для Падших это было ещё хуже. Наш вид нуждается в сексе так же сильно, как мы нуждаемся в крови, и я намеревался держаться подальше от всего этого. И вместо того, чтобы всё сделать проще, эта женщина сопротивлялась.

Я не обращал внимания на свой голод, он не имел к ней никакого отношения, и я мог игнорировать его, как игнорировал его уже очень долго. Но она каким-то образом смогла дать мне отпор, когда никто другой не мог, и это было то, что я не смог проигнорировать.

Сомнений не было — Аллегра Уотсон должна была быть здесь. Я стоял и ждал, когда она выйдет перед автобусом, чтобы подхватить её в момент смерти и ни секундой раньше.

Я никогда не задерживался. Ей не нужно было страдать — её судьба была предопределена, и не было никакой отсрочки в последнюю минуту. Я наблюдал, как автобус врезался в неё, и ждал достаточно долго, чтобы почувствовать, как угасает её жизненная сила. А потом всё закончилось.

Некоторые спорили, когда я их уносил. В общем, адвокаты были самой большой занозой в заднице, а также биржевые брокеры. Они проклинали меня — но опять же они уходили не туда, куда направлялась Элли Уотсон. Адвокаты, биржевые брокеры и политики поголовно катились ко всем чертям, и я не возражал сопровождать их. Я отводил их на тёмную сторону и без малейшего сожаления сталкивал со скалы.

Это всегда шокировало тех, кто был изгнан. Сначала они не могли поверить, что действительно могли умереть, а когда ад маячил у них перед глазами, они изумлялись и возмущались.

— Я не верю в ад, — говорили многие из них, и я всегда старался подавить желание сказать им, что ад верит в них. Иногда мне это даже удавалось.

— Ты чёртов ангел, — сказал один из них, даже не осознавая, насколько он точен он был. — Почему ты посылаешь меня в ад?

Я никогда не давал им прямого ответа. Это было тем, что они заслужили, их жизнь была наполнена презренными, непростительными вещами. Мне было всё равно.

Действительно, чёртов ангел. Кем ещё может быть падший ангел — существо, проклятое Богом и его управляющим, архангелом Уриэлем? По мере того как человек развивался и в игру вступала свободная воля, Всевышний почти исчез, бросив тех, кто был на небесах, в аду и повсюду между ними, предоставив Уриэлю выполнять его приказы, осуществлять его могущественную волю. Уриэль, последний из великих архангелов, устоявший перед искушением, гордостью и похотью, единственный, кто не упал на землю.

Проклятие моего рода было ясным: вечная жизнь, сопровождаемая вечными муками.

«И не будет у них ни мира, ни прощения грехов: и коль находят они отраду в своих детях, умерщвление любимых их они узрят, и будут горевать над погибелью своих детей, и будут молиться вечно, но милости и мира не достигнут».

Мы были изгоями, пожирателями крови. Мы были Падшими, живущими вечность по установленным правилам.

Но были и другие, плотоядные, которые пришли за нами. Солдаты-ангелы, которые были посланы наказывать нас. Они не способны были чувствовать и сходили от этого с ума. Нефилимы, которые рвали живую плоть и пожирали её, были ужасом, не похожим ни на что, когда-либо встречаемое на земле, и звуки их криков в темноте проливали ужас на тех, кто остался позади, на тех нас, кто был в предсмертном состоянии.

Мы взяли лишь половину проклятия: можем жить вечно, наблюдая, как умирают наши женщины и став пожирателями крови. В то время как Нефилимы знали голод самого тёмного рода, голод по плоти, который мог быть утолён только смертью и ужасом.

Это была наша судьба. Два древнейших земных табу — есть человеческую плоть и пить человеческую кровь. Никто не мог выжить без этого, хотя мы, Падшие, научились регулировать свои жестокие потребности, а также другие потребности, которые управляли нами, которые стали причиной потери благодати ещё до начала времён.

В конце концов, Падшие заключили мир с Уриэлем. В расплату за сбор душ, нам была предоставлена, по крайней мере, некоторая автономия. Уриэль был полон решимости стереть Падших с лица этой земли, но на этот раз вмешался Всевышний, остановив нашу казнь. И пока не будет отменено уже наложенное проклятие, на нас не будут наложены новые. Спасибо хоть за эту малую радость.

Пока мы будем продолжать нашу работу, статус-кво будет сохраняться. Нефилимы всё равно будут охотиться на нас по ночам, разрывая и пожирая.

Падшие же будут жить днём, питаясь сексом и кровью, пытаясь удержать эти потребности под жёстким контролем.

А Элли Уотсон была всего лишь ещё одной душой, которую предстояло доставить Уриэлю, прежде чем я смогу вернуться в наше скрытное место. Делай свою работу и возвращайся, пока не прошло слишком много времени. Обязанности падшего ангела не были обременительны, и я никогда не подводил. Никогда не испытывал искушения. Было даже время, когда я спешил вернуться к женщине, которую любил.

Но женщин было слишком много. Больше этого не будет. У меня была одна и только одна причина спешить назад.

Я терпеть не мог людей.

Это существо ничем не отличалось от других, хотя я не мог понять, как у неё хватало сил сопротивляться моей решимости, даже тем небольшим сопротивлением, которое я ощущал под своей хваткой. Её кожа была мягкой, и это отвлекало. Мне не хотелось думать ни об её коже, ни о безошибочном страхе в её карих глазах. Я мог бы успокоить её, но у меня никогда не было искушения вмешаться, и я не собирался делать исключение для этой женщины. Я захотел сделать исключение, и это меня обеспокоило. Я захотел большего. Мои руки задрожали от потребности.

Я смотрел в её испуганные глаза, и мне хотелось утешить её, и я захотел крови и захотел трахнуть её. Все потребности, которые я держал взаперти. Ей ничего от меня не нужно. Даже если ей и нужно было что-то от меня, ей придётся обойтись без этого.

Но чем сильнее была её паника, тем сильнее становился мой голод, и я поддался самому безопасному из своих побуждений.

— Не бойся, — сказал я, используя голос, данный мне для успокоения перепуганных существ. — Всё будет хорошо.

И я потянул её вперёд в темноту и отпустил, как только отступил назад.

Лишь в последнюю минуту я увидел пламя. Я услышал её крик и, не раздумывая, схватил её и потащил назад. Я почувствовал, как смертоносный огонь опалил мою плоть, и понял, что ждало меня там, в темноте. Огонь был смертью для моего вида, и пламя ухватилось за мою плоть, как голодный любовник. Я вытащил женщину из тёмной и голодной пасти, которая должна была быть тем, что люди называют раем, и начал своё собственное путешествие в ад, которому не будет конца.

Мы упали на землю, её мягкое тело распласталось на моём, и я мгновенно возбудился. Моя мятежная плоть подавила всё, что я пытался внушить ей десятилетиями, затмила боль, когда чистая, невыразимая похоть вспыхнула во мне, только чтобы быть изгнанной мгновением позже.

Нечеловеческий вопль ярости эхом отразился от пламени. Мгновение спустя скалы с отвратительным скрежетом сомкнулись, и наступила тишина.

Я не мог пошевелиться. Агония в моей руке была неописуемой, стирая мгновенную реакцию на мягкое тело женщины, распростёртое на мне, и я почти был рад этому. Пламя погасло, но я знал, что огонь делает с моим видом. Медленная, мучительная смерть.

Это была одна из немногих вещей, которые могли убить нас: это и традиционные способы избавления от пожирателей крови. Обезглавливание может убить нас так же, как и человека.

Как и небольшой ожог на руке.

Если бы я только задумался, то отпустил бы её. Кто знает, как она провела свою короткую жизнь, какие преступления совершила, какие страдания причинила другим? Не мне судить, а только перевозить. Почему я не вспомнил об этом и не дал ей упасть?

Но даже когда я почувствовал, как боль вытесняет всякое подобие здравого смысла, я не мог не вспомнить, что привёл в это самое место множество невинных душ, вроде бы хороших людей, изгнал их, заверил их, что они идут в место мира, которое они заслужили. Вместо этого это был ад, тот самый ад, куда я водил адвокатов и биржевых брокеров. Это был не временный сбой. Я слишком хорошо знал Уриэля. Ад и его огненная яма были сооружением Уриэля, и я инстинктивно знал, что нам не предложили никакой альтернативы, когда мы души. Я обрёк невинных на вечное проклятие, сам того не зная.

— Грех гордыни, — сказал бы Уриэль спокойно, с глубокой печалью.

Космический лицемер покачал бы головой, раздумывая обо мне и моих многочисленных недостатках. Подвергать сомнению слово Всевышнего и эмиссара, которого он избрал для его исполнения, было актом величайшего святотатства.

Другими словами, делайте то, что вам говорят, и не задавайте вопросов. Наша неспособность сделать это и стала первоочередной причиной нашего падения. И я сделал нечто большое, чем просто поставил под сомнение — я просто нарушил слово. Я был по уши в дерьме.

Вокруг нас опускалась ночь. Женщина скатилась с меня, отползая прочь, словно я был самим Уриэлем. Я попытался найти в себе силы сказать что-нибудь, чтобы успокоить её, но боль была слишком сильной. Лучшее, что я мог сделать, это стиснуть зубы и не закричать в агонии.

Она отползла почти на противоположную сторону лужайки и съежилась на земле, наблюдая за мной с растущим недоверием и ужасом. Слишком поздно я осознал, что мои губы раздвинулись в беззвучном крике, и она увидела мои удлинённые клыки.

— Ради Бога, что ты такое? — её голос был не более чем сдавленным вздохом ужаса.

Я проигнорировал её вопрос, у меня были дела поважнее. Мне нужно было взять себя в руки, иначе я был обречён. Если я не соберусь, то не смогу спасти себя в данный момент, и не смогу бы спасти её тоже, не то, чтобы меня это особенно заботило. Она втянула меня в эту историю с самого начала.

Она должна помочь мне выбраться из этого, хочет она того или нет. Я вздрогнул, вынуждая агонию отступить. Через несколько минут я не смогу сделать даже этого; ещё несколько минут и я буду без сознания. К утру я, вероятно, буду мёртв.

Меня это волновало? Я не знал, имело ли это значение, так или иначе. Но я не хотел оставлять её там, где Нефилимы могли её достать. Я лучше прикончу её сам, пока они не разорвали её тело на куски, пока она будет кричать о помощи, которая никогда не придёт.

Я глубоко втянул воздух, собираясь с духом.

— Нужно… развести… огонь, — выдавил я, чувствуя, как головокружение давит на мой мозг, чувствуя, как темнота смыкается.

Я мог слышать монстров в ночном лесу, низкое, гортанное рычание Нефилимов. Они разорвут её на части прямо у меня на глазах, а я буду парализован, не в силах ничего сделать, кроме как слушать её крики, когда они съедят её заживо.

Всё начинало исчезать, и небытие взывало ко мне, песня сирены была такой соблазнительной, что мне хотелось отдаться ей, уплыть в это прекрасное место, тёплое, сладкое место, где боль прекратится. Мне удалось взглянуть на женщину — она свернулась калачиком, не двигаясь. «Наверное, хнычет», — подумал я, борясь с головокружением.

Бесполезный человек, которому в любом случае место в аду.

А потом она подняла голову и пристально посмотрела на меня, и я с лёгкостью прочитал её мысли. Она собиралась сбежать, и я не мог её винить. Она не продержится и пяти минут в темноте, но, если повезёт, я буду без сознания к тому времени, как они начнут отрывать её плоть от костей. Я не хотел слышать её криков, когда она будет умирать.

Ещё одна попытка, и потом пошлю всё к чертям. Я попытался встать, вытащить последнюю унцию силы из своего отравленного тела, в попытке предупредить её.

— Не надо… — сказал я. — Тебе нужен огонь… чтобы отпугнуть их.

Она поднялась сначала на колени, потом на босые ноги, и я откинулся назад. Больше я ничего не мог поделать. Она была напугана и она сбежит…

— И как же мне разжечь огонь? — язвительно сказала она. — У меня нет спичек, и я не из тех, кто ходит в походы.

Я едва смог выдавить из себя слова.

— Листья, — выдохнул я. — Хворост. Ветви.

К моему остекленевшему удивлению, она начала поблизости собирать всё для розжига, и через несколько минут у неё была аккуратная маленькая кучка, с ветками и поленьями сбоку.

Последние сумерки медленно угасали, и я мог слышать их за поляной — странный, шаркающий звук, который они производили, и ужасный запах разлагающейся плоти и запёкшейся крови.

Она посмотрела на меня, выжидающе, нетерпеливо.

— Огонь? — подсказала она.

— Моя… рука, — едва выдавил я. Последняя унция энергии исчезла, и благословенная тьма ворвалась внутрь. И моей последней мыслью было, что теперь всё зависит от неё. Я сделал всё, что мог

И ночь сомкнулась вокруг нас.

Глава 3

ОН ПОТЕРЯЛ СОЗНАНИЕ. Я смотрела на него, разрываясь. «Я должна оставить его, — подумала я. — Я ничего ему не должна, и если у меня есть хоть капля здравого смысла, я уберусь отсюда к чёртовой матери и оставлю его на произвол судьбы».

Но я слышала эти звуки в темноте и от них кровь стыла в жилах. Они звучали как крики диких животных, и, по правде говоря, я никогда не была любительницей прогулок. В моем представлении тяжелая жизнь — это выйти без макияжа. Если эти твари любят есть мясо, значит, они обедают распластавшимися на земле, поджидавшими их жертвами. Даже стало пахнуть так, словно он уже был слегка поджарен на углях. Я ничего ему не должна. Что с того, что он вытащил меня из пасти ада… или что это было? Он был тем, кто толкнул меня туда. Кроме того, он только слегка обжёгся, а вёл себя так, будто получил ожоги третьей степени по всему телу. Он был королём драмы, первым после моей матери и моего последнего парня. Я часто встречала таких людей на протяжении своей жизнь.

Чёрт, кого я обманываю? Заслужил он это или нет, я не собиралась оставлять его на съедение волкам или кем бы они там ни были. Я не могу так поступить с человеком — если он, конечно, был им. Хотя я всё ещё не имела ни малейшего представления, как разжечь этот проклятый огонь.

Я придвинулась ближе, глядя на него сверху вниз. Он был без сознания, и в тишине неземная красота его лица была почти такой же тревожной, как безошибочное свидетельство клыков, которые обнажила гримаса боли. Он был вампиром? Ангелом? Дьяволом из ада или божьим созданием?

— Чёрт, — пробормотала я, опускаясь на колени рядом с ним, чтобы поближе рассмотреть ожог на его руке.

Кожа была гладкой, слегка светящейся, но не было ни волдырей, ни обожжённой плоти. Он был всего лишь большим ребёнком. Я потянулась, чтобы встряхнуть его, но тут же отдёрнула руку с очередным «чёрт», поняв, что под гладкой кожей горит огонь.

Это было невозможно. Казалось, что глубоко под кожей пылают угли, и это жуткое свечение излучало впечатляющее количество жара.

В кустах послышался шорох и я замерла. Мой коматозный похититель/спаситель не был главным приоритетом. Опасность в темноте была ещё страшнее. Что бы там ни было, оно было злом, древним и бездушным, чем-то отвратительным и неописуемым. Я ощущала его где-то в глубине живота, безымянный ужас, как в романе Стивена Кинга.

Это было просто неправильно. Я писала уютные мистические детективы, а не романы ужасов. Что я делала в эквиваленте японского фильма ужасов? Крови пока не было. Но я почувствовала её запах в ночном воздухе и меня затошнило.

Я оглянулась на небольшую кучку веток и травы, которую собрала. Кончики моих пальцев были обожжены, и, повинуясь импульсу, я схватила несколько сухих листьев и коснулась ими его руки.

Они вспыхнули, и я испуганно уронила их, они упали на импровизированный костёр, поджигая его.

Огонь был ярким, языки пламени взметнулись в небо. Но тьма сомкнулась вокруг нас и монстры всё ещё выжидали.

Я подбросила в костёр побольше листьев, добавила веток и сучьев, прислушиваясь к успокаивающему потрескиванию. Совершенно очевидно смысл использовать огонь заключался в том, чтобы отпугнуть плотоядных хищников в темноте. Даже пещерные люди делали это. Конечно, пещерные люди не разжигали огонь от обожжённой кожи клыкастого существа, но я справлялась с этим как могла. Чёрт возьми, может быть, у саблезубых тигров тоже под шкурами был огонь. Всё возможно.

Я встала и повернулась к своему личному саблезубому тигру. Мы были слишком близко к огню, достаточно близко, чтобы мой спутник вспыхнул пламенем, если мы останемся так. Если бы я могла оттащить его назад к скале, мы были бы в безопасности, и было бы легче защитить только одну сторону поляны. Я просунула руки ему под подмышки и потянула за плечи.

— Ну, давай же, Дракула, — пробормотала я. — Ты слишком велик для меня, чтобы я могла сама тебя перетащить. Мне нужна небольшая помощь.

Он не пошевельнулся. Я разочарованно посмотрела на него. Он не был огромным, скорее длинноногим и элегантным, нежели громоздким, и хотя я не тратила своё ограниченное время и деньги в погоне за идеальным телом в одном из многочисленных фитнес-клубов Манхэттена, я была достаточно сильной. Я должна была оттащить его на небольшое расстояние от костра. Ничто не имело смысла, и все возможные объяснения выставляли его в довольно неприятном свете. Но даже в этом случае я не могла позволить ему умереть.

Я не смогла достаточно крепко ухватиться за его тело, поэтому схватила его за куртку и дёрнула. Он оказался неожиданно тяжёлым, хотя меня это не должно было удивить — мужчина возвышался над моими скудными пятью футами тремя дюймами, и я почувствовала сокрушительную силу в его руке, когда он подтолкнул меня в сторону…

Я не могла вспомнить. Всего пять минут назад, а я уже ничего не могла вспомнить. Я не знала, как он умудрился обжечься, или что он пытался сделать. Пустота. Полнейшая пустота. Последнее, что я помнила, как сошла с тротуара на дорогу перед офисным зданием, направляясь на встречу с редакторами.

Они разозлятся, как черти, что я снова их подвела.

Сколько времени прошло с тех пор? Дни, недели, месяцы? Короткая, дерзкая причёска, на которую я потратила целое состояние, теперь была непослушной гривой, свисающей до плеч, и я могла видеть, что это был мой первоначальный мышиный коричневый цвет, а не рыжеватый с блондинистыми прядями. Это не могло произойти за несколько часов. Как долго меня не было?

Его тяжёлое тело, наконец, начало двигаться, и я оттащила его как можно дальше, пока он не издал пронзительный крик боли. Я оставила его в покое, присела на корточки и уставилась на обожжённую плоть. Это было самое странное — казалось, что под его кожей было пламя, как будто его кости были сделаны из горящих углей.

Всё его тело излучало тепло, но, только прикосновения к руке приносили ему боль. Ночь стала ещё холоднее и бесформенные вещи, которые были на мне надеты, не были созданы для поздних осенних ночей. Мой пациент вздрогнул, когда я подбросила дров в огонь. Слава богу, я захватила целую охапку. Ночные мародеры, казалось, ушли, но не было никакой гарантии, что они не вернутся, если я буду достаточно глупа, чтобы позволить огню погаснуть. Волки ведь не нападают на людей, да? Но кто сказал, что это волки?

Ночь обещала быть долгой.

Я присела на корточки, изучая его. Кто он такой и что, чёрт возьми, он со мной сделал? Должно быть разумное объяснение тому, что у него оказались клыки. Есть ведь сумасшедшие, которые подпиливают свои зубы, чтобы походить на вампиров — я видела это в одном из телешоу.

Я, конечно, могла понять, почему некоторые люди хотят одеваться как вампиры. В конце концов, кровососы были сексуальными и элегантными, они хорошо одевались и явно много занимались сексом, если верить всему вымыслу. Но их же не существовало.

А этому мужчине не нужно было наряжаться или притворяться кем-то, кем он не был. Он был сексуальным во всех смыслах этого слова. Я хихикнула при этой мысли. Вокруг не было никого, кто оценил бы моё жалкое остроумие, но мне всегда удавалось развлечь себя.

— Так что с тобой? — спросила я его бессознательную фигуру. — Что мы здесь делаем? Ты похитил меня?

Я принимаю желаемое за действительное. Это был мужчина, которому явно не нужно было похищать женщин. Всё, что ему нужно было, это просто щёлкнуть пальцами, и они выстроятся в очередь до самого угла квартала.

У меня не было иллюзий насчёт собственного обаяния. Я не была троллем, и выглядела довольно хорошо, но рядом с этим мужчиной я была просто обычной. Казалось, что членство во всех спортзалах мира, не могло избавить меня от нежелательных десяти фунтов, которые цеплялись за мои бёдра. С подходящей одеждой, причёской и косметикой я была кем-то, с кем надо было считаться, но даже в этом случае я никогда не была в лиге этого мужчины. Сейчас, одетая в мешковину и вся в пепле, я, вероятно, выглядела как нищенка.

Не то чтобы меня это волновало. Моя единственная компания отключилась, вероятно, на всю ночь. Я откинулась назад, вытянув ноги перед собой, и поняла, что сижу, прислонившись к каменной стене. Я отползла от неё, почувствовав, как меня охватывает дрожь. Не раскололась ли она, явив какой-то ужас?.. Нет, это невозможно.

И всё же, откуда взялся огонь? Мне показалось, что я могу припомнить пламя, подобно пламени ада, прежде чем он снова потянул меня назад — нет, должно быть, ночь заставила моё воображение работать в полную силу.

Дым поднимался в чернильно-синее небо, и я снова задрожала, обхватив себя руками в бесполезной попытке согреться. Я чувствовала под пальцами тонкую свободную одежду — неудивительно, что я замерзла. И у моих ног лежал восхитительный источник тепла.

В нем не было ничего особенного, если не считать его довольно эффектной внешности. И я жила в Вилладже — я видела много красивых мужчин ежедневно, и они никогда не заставляли мои колени подгибаться. Конечно, в Вилладже большинство мужчин были явно недоступны, но это не означало, что я не могла их оценить. Я всерьёз вожделела Рассела Кроу, а он вряд ли смог бы забраться ко мне в постель.

Этот мужчина не в моём вкусе. Мне нравились крепкие мужчины, немного мускулистые, с широкими плечами и средним ростом, чтобы они не заставляли меня чувствовать себя маленькой и незначительной. Я ненавидела, когда надо мной маячили, и если бы я могла найти парня ниже моих пяти футов трёх дюймов, я бы ухватилась за него.

Тёмно-золотые ресницы веером лежали на высоких скулах. Даже потеряв сознание, он всё ещё страдал от боли. Если бы я только могла вспомнить, как, чёрт возьми, оказалась здесь с ним, я могла бы найти выход. Но мой разум был пуст, и всё, что я могла сделать, это сидеть рядом с незнакомцем у моих ног и беспокоиться.

Я положила руку на его горячий лоб, убирая прядь волос, и он что-то пробормотал себе под нос.

— Тише, — прошептала я. — Тише, тише. Мы найдём помощь утром, если тебе не станет лучше.

Я могла бы выбраться отсюда, найти не только больницу, но и полицию, и, может быть, найти какие-нибудь убедительные ответы.

Но в тоже время мне было холодно, а ему тепло, и я никуда не собиралась уходить. И хотя я не могла вспомнить, как он пострадал, так же как и не могла вспомнить, как, чёрт возьми, оказалась здесь, у меня было безошибочное убеждение, что он был ранен, пытаясь помочь мне. Так что я у него в долгу.

Я легла рядом с ним, земля подо мной была холодной и твёрдой, несмотря на мою естественную мягкость. Я всегда удивлялась, почему металлические стулья причиняют боль моей заднице, когда я ношу свою собственную встроенную подушку — если мне должна носить эти лишние килограммы, у меня должны быть некоторые преимущества.

Я придвинулась ближе к живой печи рядом со мной, прислонившись к успокаивающему, твёрдому ощущению его тела. Опасный жар проник в мои кости, и я блаженно вздохнула.

Он застонал, но вдруг пошевелился, перекатился на бок и обнял меня здоровой рукой. Я прижалась к нему, он был горяч.

Слишком горяч. Обжигающе.

Но по какой-то причине, я чувствовала себя с ним в безопасности. Он лёг на спину, всё ещё держа меня, и я перекатилась с ним, положив голову ему на плечо. На данный момент я ничего не могла поделать для нашего спасения. На мгновение я закрыла глаза, прислушиваясь к диким существам в темноте, и знала, что я в безопасности.

Я ничего не могла вспомнить, всё было потеряно и расплывчато. Я была похожа на ту рыбу в мультике «В поисках Немо» — через две секунды мысли исчезли. Я знала только одно. Лежать в объятиях этого мужчины было хорошо, и не было другого места, где я хотела бы находиться. Не в моей квартире в Вилладже, не занимаясь чем-то из тысячи пустых дел, которые казались такими важными совсем недавно. Моё место здесь.

Где-то в темноте голодные твари выли от ярости.

А я закрыла глаза и уснула.

Глава 4

АЗАЗЕЛЬ СМОТРЕЛ НА НЕБО со своего места на высоком утёсе. Его единственной компанией были случайные ночные птицы — остальные Падшие знали его достаточно хорошо, чтобы оставить в покое в такое время. Он может быть очень опасен, когда раздражен.

Он закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться на Разиэле. Он ушёл на будничную подборку души и должен был вернуться несколько часов назад. Но его нигде не было видно.

Он был с Разиэлем с начала времён. Они были братьями, хотя и не были рождены из чрева женщины. Он всегда знал, когда Разиэль попадал в беду, но сейчас эта связь была заблокирована.

На это могла быть сотня причин. Разиэль мог отключить ментальную связь в любое время, когда захочет, и он частенько делал это. Во время работы. Во время секса.

Хотя Разиэль поклялся, что никогда больше не будет связываться парой с кем-то, а его короткие сексуальные контакты были редкостью.

Он мог быть под землей или попасть в грозу. Странные атмосферные условия иногда мешали крепкой связи, которая лежала между ними.

Или он мог умереть.

Нет, это немыслимо. Он бы понял, если бы Разиэль умер — они были частью друг друга ещё с доисторических времён.

Он закрыл глаза, глубоко вдыхая и разыскивая его запах, малейший его след. Он посылал свои вопрошающие мысли в разные стороны и, наконец, почувствовал. Слабейшая искра жизни — он едва держался. Он не был достаточно силён, чтобы позвать на помощь, но Азазель почувствовал, что он не один.

Кто бы ни был с ним, он сможет помочь. Всё, что ему или ей нужно было сделать, это попросить.

Если только спутник Разиэля не был тем, кто изначально привёл его к смерти.

Азазель резко распахнул глаза. В их тайной крепости были и иные, у которых были другие дарования. Кто-нибудь другой мог бы сузить круг поисков Разиэля. И если у них есть шанс спасти его, ему понадобится помощь.

Он посмотрел на штормящий океан, на плотную дымку дневного света, всмотрелся во мглу, которая скрывала их ото всех. Их дом был спрятан на северо-западном побережье Северной Америки, между Соединенными Штатами и Канадой, окутанный тенями и туманом. Шеол был безопасен, секретен, буквально «спрятанным местом». Местом, где они могли бы жить в мире, пока Уриэль не пошлёт одного из них, чтобы забрать одну из редких душ, которые действительно нуждались в сопровождении.

Шеол находился на своём нынешнем месте сотни лет. Само место, которое укрывало как Падших, так и их человеческих жён, всё ещё могло быть перемещено, если Азазель сочтёт это необходимым.

Но защитить его от враждебного взгляда Уриэля было невозможно. Он найдёт их, как и Нефилимы, и напряжённая жизнь продолжится и дальше.

У них не было выбора. Падшие жили рискованно, обречённые на вечную жизнь, наблюдая, как их супруги стареют и умирают, оставаясь молодыми. Прокляты, чтобы стать страшными и ненавистными чудовищами.

Днём они были свободны. И они научились обуздывать свою жгучую потребность, контролировать её и использовать. Никто за пределами общины не поймёт, и он не ожидал, что они поймут. Невежество было безопаснее. Они сохранят свои секреты любой ценой.

Он поднялся, расправив крылья за спиной, и полетел вниз к скалистому выступу перед большим домом. К тому времени, как он приземлился, собрались остальные — Рафаэль и Михаил, Габриэль и Самаэль.

— Где он? — грубо спросил Азазель. — Мы не можем его потерять.

— Мы не можем потерять никого из нас, — мрачно сказал Габриэль. — Его предали.

Михаил зарычал, его опасный гнев едва сдерживался.

— Кто, чёрт возьми, предал его? Почему Уриэль не присмотрел за ним?

Тамлел был последним, кто присоединился к ним перед рассветом, осветившим океан. Они были старейшими из Падших, оставшихся на земле, хранителями, защитниками. Только Самаэль был новичком.

— Я не знаю, где он, — сказал он, его медленный, глубокий голос стал свинцовым. — Не знаю, успеем ли мы. Он очень слаб. Если бы я только мог его засечь…

Азазель скрывал свою реакцию за холодной бесстрастной внешностью. Если Тамлел не найдёт его, надежды нет. Дар Тамлела был специфическим, но сильным. Если один из Падших терялся, он мог найти его, пока не погаснет последняя искра жизни. Если энергия слишком слаба даже для Тама, то Разиэль обречён.

Если только кто-то не найдёт его и не позовёт на помощь, он умрёт, бесчисленные тысячелетия спустя первого появления на свет. Падшим не давали даже утешения в смерти, но было нечто гораздо более страшное.

Падение сделало их близкими к людям. Проклятие, сопровождавшее это падение, могло, наконец, настигнуть Разиэля. Никакой надежды на искупление, даже сомнительного благословения ада Уриэля. Просто вечность мучительного небытия.

Азазель закрыл глаза, боль пронзила его. Было так много потерь, бесконечных потерь, так мало первородных осталось. Возможно, эта потеря будет слишком большой.

А потом он поднял голову и снова почувствовал, как свет входит в его тело.

— Кажется, я её слышу, — тихо сказал он.

Глава 5

БЛИЗИЛСЯ РАССВЕТ, и мужчина рядом со мной умирал. Его тело горело, как в огне, и угли алели под его кожей, испуская неземное красное сияние, которое освещало темноту после того, как огонь, в итоге, погас. Он уже несколько часов не издавал ни звука, даже стоны смолкли. Где-то ночью он отпустил меня, и жар от его кожи стал невыносимым. Интересно, почему его одежда не загорелась?

Я сделала всё возможное, чтобы охладить его — мне удалось снять с него кожаную куртку и положить под голову в качестве импровизированной подушки, затем расстегнула его джинсовую рубашку и вытащила её из джинсов, открыв доступ прохладному ночному воздуху, и почувствовав себя странно виноватой. Кожа на груди и животе была гладкой, с едва заметными золотистыми волосками. «Человек», — подумала я и посмеялась над собой за то, что думала о чём-то другом. Я протянула руку, чтобы прикоснуться к нему, бессознательно потянулась и отдёрнула руку, обжигаясь.

Его рот превратился в мрачную линию боли. По крайней мере, я была избавлена от тревожащего вида зубов. Должно быть, у меня были галлюцинации, что неудивительно. Я не знала, где нахожусь, в каком времени и как вообще сюда попала, а ночь была наполнена ужасающими звуками хищников. Неудивительно, что у меня разыгралось воображение.

Даже сейчас мой мозг не работал должным образом. Одно было ясно — сама бы я сюда не пришла. Так что логично было предположить, что этот мужчина привёз меня сюда, а я — городская девушка, не пришла бы сюда по доброй воле. Хотя мне нравилось его хорошенькое личико, но, как и любая другая женщина, я была сверхъестественно осторожна.

Так почему же я так стремилась защитить этого мужчину? Мужчину, который не был похож на человека, с зубами или без? Жар под его кожей был далеко не нормальным. И всё же я знала, что должна сохранить ему жизнь, должна остаться с ним.

Первые лучи рассвета начали распространяться по высоким деревьям, ограждавшим поляну. То, что скрывалось в кустах, давно исчезло, и ничто не удерживало меня здесь. Я могу выйти из этого леса — это не может продолжаться вечно. Мужчина умирал, и я ничего не могла для него сделать, кроме как попытаться найти помощь. Я должна спасти себя, и если он выживет, прекрасно. Это не моё дело.

Но оно было моим. Я придвинулась ближе к нему, так близко, как только могла, к свирепому жару, который горел глубоко внутри его костей.

— Так тебе и надо, — прошептала я, жалея, что не осмелилась дотронуться до него, убрать спутанные волосы с его лица, в страхе обжечься.

За исключением того, что он был ранен, пока вытаскивал меня из того ужаса, который я каким-то образом представляла за тем, что было определённо твёрдой скалой. Я не могла вспомнить, но это я знала. Он пытался спасти меня, и за это я перед ним в долгу.

Я придвинулась ближе к нему, и жар опалил меня. Я почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы и нетерпеливо сморгнула их. Плач не принесёт ничего хорошего. Если я наклонюсь и позволю слезам упасть на него, они зашипят и испарятся, как вода на сковороде.

— О, чёрт, — пробормотала я с отвращением, вытирая их. — Ты не должен умереть, что бы ты со мной ни сделал, — я придвинулась ближе, и моё лицо обожгло. — Боже, помоги мне, не умирай на моих руках, — в отчаянии произнесла я.

Внезапная вспышка света ослепила меня, гром сотряс землю, и меня отбросило к каменной стене. Меня охватила паника — что, если она снова откроется, что, если на этот раз он не сможет меня спасти? Я отползла от неё, затем повернулась и посмотрела на умирающего мужчину, и поняла, что у меня снова галлюцинации.

Его тело было окружено кругом высоких фигур, окутанных туманом, и повсюду были крылья. Может, он умер. Должно быть, это ангелы пришли забрать его… куда?

Один из них с лёгкостью поднял его, не обращая внимания на жар его тела. Я застыла, не в силах пошевелиться. Конечно, он был мёртв и направлялся на небеса, но у меня не было особого желания сопровождать его. Я хотела жить.

Но почувствовав на себе взгляды, я стала гадать, смогу ли убежать. И задавалась вопросом, действительно ли я этого хочу.

— Приведите её, — слова не были произнесены вслух, они, казалось, вибрировали у меня в голове.

Я была готова сражаться, готова бежать, прежде чем позволю им прикоснуться ко мне, прежде чем позволю этому случиться снова… но не было ничего, кроме ослепительного белого света, за которым последовала тёмная тишина, когда темнота, глубокая и тёмная, как смерть, окружила меня.

— Чёрт, — слабо выругалась я.

И меня поглотила темнота.

МНЕ БЫЛО ХОЛОДНО. И СЫРО. Я слышала странный звук, порывистый шум, похожий на шум океана, но в лесу ведь не было океана? Я очень не хотела двигаться, хотя лежала на чем-то твердом и влажном, сырость просачивалась сквозь одежду и проникала в кости. Это было как воспоминание о швейцарском сыре, мне казалось, что каждый раз, когда я открывала глаза, всё становилось только хуже. На этот раз я хотела оставаться на месте с плотно закрытыми глазами — так было намного безопаснее.

Я облизала губы и почувствовала вкус соли. Вдалеке послышались голоса; тихое, приглушенное пение на языке, более древнем, чем время.

«Держи глаза закрытыми, чёрт возьми». Всё это было одним адским кошмаром, и было ясно, что не время просыпаться. Как только я почувствую под собой удобную кровать и хлопчатобумажные простыни, можно будет безопасно проснуться. Прямо сейчас сознание было не чем иным, как ещё большим беспокойством, и с меня было достаточно.

Но всю свою самодисциплину я приберегала для писательства, а когда дело доходило до чего-то другого, например, до отказа от любопытства, я обладала силой воли кролика. Я решила буквально на чуть-чуть приоткрыть глаза, и лишь убедилась, что да, я действительно лежу на мокром песке, на краю каменистого пляжа. А в волнах по пояс в воде стояли люди, держа тело моего… моего кого? Моего похитителя? Моего спасителя? Не важно, кем он был, он был моим.

Он не умер. Я поняла это, когда с трудом поднялась на ноги, чувствуя себя так, словно меня пинали обезьяны. Он не был мёртв — и всё же они опускали его под воду, напевая какую-то искажённую чепуху. Они пытались его утопить, похоронить в океане, и я не могла позволить этому случиться, не после столь больших усилий сохранить ему жизнь прошлой ночью.

Я не уверена, то ли я что-то произнесла, то ли закричала «Нет!», помчавшись к ним. Я влетела в ледяную воду, протискиваясь мимо них, когда они отпустили его тело, нырнула за ним, прежде чем он успел погрузиться в бурлящие волны.

Только когда я рукой коснулась его под водой, я почувствовала, как он повернулся, и его рука поймала мою, я без труда вспомнила, что никогда не училась плавать.

Слова появились из ниоткуда, затанцевав в моей голове:

Глубоко там отец лежит,

Кости стали как кораллы,

Жемчуг вместо глаз блестит,

Но ничего не пропало.

По-морски лишь изменилось,

В чудо-клады превратилось.

Слова звучали смутно, как во сне, но теперь тонула я. Какой же я была идиоткой, нырнув за ним. В конце концов, я умру, и в этом не было ничьей вины, кроме моей. Я должна была знать, что, умирая, услышу Шекспира.

Я преображусь, переплетаясь с демоном-любовником под холодным солёным океаном, и я приветствовала это, ошеломлённая, когда его рот накрыл мой под солёной поверхностью, его дыхание вплывало в меня, моё тело прижималось к его, когда я чувствовала, как возвращается жизнь. Мгновение спустя меня выбросило на поверхность, всё ещё зажатую в руках мертвеца. Мертвец, который оторвался от моего рта и смотрел на меня своими странными серебристо-чёрными глазами.

Мы стояли по пояс в океане, волны разбивались о нас, и он держался за меня, глядя на людей, которые перенесли его сюда, с ошеломлённым, вопрошающим выражением на лице.

Это выражение было мне знакомо. Что-то вроде внезапного «Что за хрень?», и единственное знакомое, за что я могла держаться, был этот мужчина рядом со мной.

— Она позвала на помощь, — сказал с берега один из мужчин. — Ты велел нам привести её.

Мужчина запрокинул голову и рассмеялся, неожиданно и неосторожно, и меня охватило облегчение. Зубы у него были белые и ровные. Конечно же, клыки мне померещились. Вампиров не существует. Я не могла поверить, что вообще помню эту галлюцинацию.

Он подхватил меня на руки, и я уткнулась лицом в его мокрую грудь, пока он выносил меня из прибоя, сама не знаю почему. Поверхность, должно быть, была неровной, но он нёс меня, не оступаясь, почти скользя по шероховатому песку. Меня никогда в жизни не носили на руках — несмотря на мой невысокий рост, я была сложена из благородных линий, и никто никогда не был достаточно романтичен, чтобы подхватить меня и отнести в постель.

Конечно, этот мужчина совсем иное. Если подумать, какого чёрта он вообще делал? Я посмотрела на огромное каменное здание, стоявшее на берегу моря, и начала извиваться, пытаясь спуститься. Он проигнорировал меня. Ну, хоть, это казалось знакомым.

Он не отпустил меня, и я обнаружила, что знаю его достаточно хорошо, чтобы не ожидать этого. Он поцеловал меня. Типа того. Он прижался своими холодными влажными губами к моим и вдохнул в меня жизнь, когда сам был на грани смерти.

— Не хочешь меня опустить? — спросила я рассудительным голосом.

Не то чтобы я ожидала от него разумного поведения, но попробовать стоило. Он ничего не сказал, и я попыталась вырваться, но его хватка ничуть не напряглась. В этом не было необходимости, она была свободной, но нерушимой.

— Кто ты такой? — раздражённо спросила я. — Кто ты?

Он, конечно же, не ответил. К нам подошли другие мужчины, и у меня возникло странное ощущение, что они окружены какой-то дымкой или аурой. Должно быть, это реакция на солёную воду. Как сильно я ни старалась сосредоточиться, всё оставалось таким же туманным, как и моя память.

— Мы можем избавиться от неё сейчас, Разиэль, пока не слишком поздно, — сказал один из них холодным, глубоким голосом. — Она больше не нуждается в тебе, а ты в ней.

Речь звучала необычайно старомодно, и я попыталась повернуть голову, чтобы посмотреть на заговорившего, но Разиэль, мужчина, который держал меня, просто прижал мое лицо к своей груди.

— А как же Благодать? Конечно, это сработает.

На мгновение воцарилось молчание, которое, казалось, не предвещало ничего хорошего для моего будущего. В моём затуманенном разуме он был единственным знакомым, и я запаниковала, подняв руку и потянув его за расстёгнутую рубашку.

— Не позволяй им забрать меня, — это прозвучало жалко, но я ничего не могла с этим поделать.

Я проглотила немного солёной воды, прежде чем Разиэль схватил меня, и мой голос был хриплым.

Он посмотрел на меня сверху вниз, и я узнала этот взгляд. Как будто он знал обо мне всё, прочитал мои дневники, заглянул в мои фантазии. Это нервировало. Но потом он кивнул.

— Я оставлю её себе, Азазель, — сказал он. — По крайней мере, пока.

«Лучше, чем ничего», — подумала я, не слишком польщённая. У меня было искушение поспорить, просто ради этого и потому, что он говорил так чертовски неохотно, но я понятия не имела, куда идти, и я не доверяла тем другим мужчинам, которые пытались утопить моего компаньона.

По крайней мере, пока он держал меня, ничто не могло причинить мне вреда. Я смогу справиться с остальным, когда это случится.

Сейчас я в безопасности.

Глава 6

Я ЧТО УЖЕ РАЗУМ ПОТЕРЯЛ?

— Я оставлю её себе.

Смехотворно. Я презирал людей.

Наступал вечер. Большую часть дня я провёл в бассейне, отмачивая своё избитое тело в морской воде, исцеляя боль, которая всё ещё пронзала меня.

Азазель посмотрел на меня.

— Что мы будем делать с женщиной? Сейчас не время приводить кого-то нового в Шеол, особенно кого-то без определённой цели. Уриэль надвигается, и Нефилимы у нас на пороге. Мы не можем впустую тратить время.

— Где она? — спросил я равнодушным голосом, пытаясь выиграть время.

Я растянулся на чёрной кожаной софе. Опаляющая агония прошла, но моё тело изнывало, словно я пробежал марафон, и затем меня растоптало стадо козлов.

— Она у Сары. Она с другими женщинами, они позаботятся о ней, успокоят её страхи.

— Они скажут ей правду?

Я не знал, была ли это хорошая затея. Женщина оказалась умной, бесстрашной и именно такой женщиной, чтобы сразиться против текущего положения дел. Такой женщиной, которая доведёт меня до помешательства и даже хуже, всеми всевозможными способами.

— Вероятно, она уже знает. Во всяком случае, какую-то часть. То, что помнит, иначе говоря, — произнёс Азазель леденящим голосом, который напугал бы большинство наших собратьев, и умудрился повалить меня на спину. Мы слишком многое пережили вместе, чтобы он устрашал меня.

— Мы всегда можем внушить ей всё забыть, — сказал я. — Она пробыла со мной слишком долго, Благодать должна быть весьма сильной. Несколько недель она пробудет в замешательстве. Но это сработает. Она уже позабыла что случилось, когда я впервые забрал её.

— Но куда она отправится, дружище? Она вчера умерла. А её тело уже успели кремировать.

— Чёрт, — выругался я, основательно раздосадованный. — Я думал, она была еврейкой.

— Ты же знаешь, некоторые из них перестали следовать старым устоям.

Как типично для рода людского. Они всегда такие лицемерные, когда дело касается их судьбы, выбирая то, чем следовать им хочется, игнорируя всё, что вызывает неудобство. Нет ничего удивительного, что Господь отрёкся от них, поставив бессердечного ублюдка типа Уриэль на своё место.

— Если они были достаточно набожными, чтобы сразу же захоронить её, они хотя бы оставили её тело в сохранности, — сказал я, постаравшись не зарычать. — Мы могли бы с этим разобраться.

— Куда она отправится? — упорствовал Азазель. — Тебе же ни к чему земная женщина. Если только ты не изменил своего мнения?

Я знал, что это последует.

— Не изменил. Я не свяжу себя узами снова, и сейчас у меня нет потребности в сексе. И если я оказался бы достаточно глуп, чтобы изменить мнение, это был бы некто иной, но не она.

— А что с ней не так?

На минуту я прикрыл глаза. Я смог увидеть её, умную, пытливую, безупречно потрясающую.

— Просто она не та, — упрямо сказал я.

Азазель внимательно следил за мной, и я сместился, чтобы он не смог увидеть моего лица.

— Тогда почему ты спас её? — рассудительно поинтересовался он. — Почему сказал нам доставить её?

— Откуда мне знать? Временное помешательство. Не то, чтобы я помню хоть что-то из того, что происходило… я почти был мёртв. Ты уверен, что я просил? Я едва мог говорить.

— Да. Я слышал тебя.

Проклятье. Азазель никогда не лжёт. Даже если я не мог произнести слова вслух. Азазель услышит меня и исполнит мою волю. Если я сказал ему оставить её, должно быть у меня были на это какие-то причины, но будь я проклят, если бы я мог вспомнить что это было.

— Значит, придётся разобраться с ещё одним вопросом. И я понятия не имею, что происходит, только то, что Уриэль лгал нам.

— И это тебя удивляет? Его сила безгранична. До тех пор пока свобода воли существует, Уриэль будет за главного, будет исцелять или причинят боль любому, кому посчитает нужным. Только потому что он сказал нам, что хорошие души уходят в лучший мир, нет гарантий, что мы не переправляем их прямиком в ад. Дети, младенцы, юные влюблённые, бабушки… с нашей стороны было глупо не осознавать, что он сделает это. Уриэль жестокий и могущественный судья.

— Уриэль — заноза в моей заднице.

— Тебе лучше быть осторожным, — предупредил Азазель. — Кто знает, когда он слушает.

Я встал, расправив переливчатые голубые крылья на фоне сумрачного неба, сияющие от пурпурных и розовых тонов, которые насыщали наш туманный мир.

— Ты заноза в заднице, Уриэль, — повторил я, повысив голос так, чтобы не было никаких сомнений, кто высказал оскорбления. — Ты злобная, мстительная, лживая заноза в заднице, и если бы Господь знал, чем ты занимаешься, ты был бы по уши в дерьме.

Я любил кощунствовать.

Это было одно качество, которое, как ни странно, мне нравилось в людях — их язык. Богатая экспрессивность слов, духовных и мирских, которые, казалось, использовали все за пределами Шеола. Мне нравилось, как запрещённые слова танцевали на моём языке. Не говоря уже о ярости, которую как я знал, я вызывал у Уриэля.

Азазеля это отнюдь не позабавило.

— Зачем нарываешься на проблемы? У нас их и так уже полно. Что ты будешь делать с ней?

Он был прав. Наши жизни были довольно плачевны, балансировали между впечатляющей ненавистью Уриэля и неотвратимой угрозы Нефилимов, и теперь я ещё ближе подтолкнул всю нашу семью к истреблению, и всё из-за одного глупого, донкихотского поступка. Я вновь уселся на старую кожаную софу, мгновенно отвлекшись на ощущение кожи подо мной. Её прохлада облегчила боль в моём ушибленном теле.

— Можешь спрашивать меня сколько угодно, ответа ты от меня не получишь в ближайшее время… это только рассердит меня, — проворчал я. — Полагаю, найду место куда отправить её. Куда-то подальше, и Уриэлю потребуются куда более веские причины последовать за нами.

— И ты уверен, что не питаешь интереса повязаться с ней? — осторожно спросил Азазель.

— Я даже трахнуть её не хочу, — я наблюдал, как Азазель поморщился.

Не то чтобы у него были какие-то проблемы с этим словом — он просто знал, что я был любителем напрашиваться на неприятности. Уриэль ненавидел слова столь же сильно, как ненавидел и многое другое в мире смертных, включая секс и кровь, и я прилагал все усилия, чтобы позлить его при первой же возможности. В конце концов, нашим наказание, была вечность, и единственный оставшийся архангел не мог убить.

— На данный момент она должна оставаться здесь, — наконец сказал Азазель. — Сара разберётся что с ней делать. Она самая мудрая из всех нас.

— Конечно. Она — Источник, — я не потрудился скрыть сарказм в своём голосе.

Были времена, когда Азазель относился к нам как к идиотам.

— Напоминаю тебе, что главный тут я. Я могу забрать у тебя всё, каждый дар, всякое могущество, — сказал Азазель, его голос был как лёд.

Я проигнорировал его пустые угрозы. Мы вместе росли, жили вместе, падали вместе, вместе были прокляты. Он ни за что не станет запугивать меня.

— Оставишь себе всего лишь одного солдата, на случай если Нефилимы решат вступить в бой, или если Уриэль ниспошлёт на нас Тьму, как он всегда грозится. Давай, пробуй, не церемонься. Заодно можешь изгнать меня…

Азазель издал звук очень похожий на рычание.

— Ты же знаешь, что я никогда этого не сделаю.

— Я тронут.

— Нефилимы слишком опасны. Они превосходят нас в числе, и они все безумцы.

Я рассмеялся. Никаких сентиментальностей для Азазеля. Я просто был очередным солдатом.

— Почему, чёрт возьми, они не могут быть как все? Не в состоянии навредить нам. Небесные силы Уриэля не могут атаковать нас. Нефилимы когда-то были как их…

— Были, пока не упали, — перебил меня Азазель. — Когда ты научишься прекращать борьбу с силами, которые нельзя победить? Бывают моменты, когда ты сам себе злейший враг. Тебе некого винить, кроме себя, в этом беспорядке. Избавься от девушки, и мы сосредоточимся на том, что важно.

Я горько рассмеялся.

— Я виню Уриэля. Он заставил меня поверить, что я забираю её на небеса. Скольких людей я бросил в ад ради него, думая, что они возвращаются в рай? Рай! — меня переполняло отвращение как к Уриэлю, так и к собственному невольному соучастию.

— Так это из-за женщины? — сказал Азазель.

Я отмахнулся от нелепой идеи.

— Конечно, нет. Я не люблю, когда мной манипулируют.

— Тогда не думай об этом. Мы ничего не можем сделать, чтобы не позволить снова обмануть нас. И ты всё ещё не ответил на мой вопрос. Что ты собираешься с ней делать? Нам некуда её девать — Шеол не для посетителей.

— Она может пойти в мои комнаты, пока мы не решим. Всё равно половину времени я сплю на улице.

Азазель долго смотрел на меня.

— Ты уверен, что она не твоя пара?

— Сколько раз тебе повторять? Я никогда больше не возьму себе пару, — я старался говорить спокойно, но Азазель слишком хорошо меня знал.

— Ты можешь остановиться, только тогда я тебе поверю. А пока, как ты себя чувствуешь?

На этот вопрос было слишком глупо отвечать, поэтому я просто посмотрел на него.

— Ты уже несколько месяцев не ел, — продолжил он. — Я скажу Саре.

Это было последнее, чего я хотел.

— Нет! Я не в настроении для всей этой возни. Не говори ни слова…

— В этом нет необходимости, — сказал Азазель. — Ты знаешь, Сара чувствует, что ты нуждаешься в ней ещё до того, как ты это чувствуешь, — он подошёл ближе. — Ты слаб и знаешь это. Ты ничего не стоишь, если на нас нападут. Я готов уважать твои нелепые желания, если они не причинят вреда обществу. А ты на этой неделе ставишь нас всех под угрозу.

Я знал, что не смогу отговорить его от этого. И он был прав, после последних двадцати четырёх часов, я едва мог поднять голову, не говоря уже о том, чтобы летать.

— Не всю церемонию, — проворчал я.

— Я скажу ей, чтобы она сделала её короче. Тогда тебе нужно поспать. Хотя, если женщина в твоей комнате…

— Я могу найти себе место, — резко сказал я.

Азазель посмотрел на меня мудрыми глазами старого друга.

— Ты уверен, что Уриэль не прав? Что ты знаешь о ней и о преступлениях, которые она могла совершить? Возможно, ты рисковал всем и спас её без причины. Было бы намного проще, если бы я закончил работу, которую ты начал.

— Убери от неё руки! — сказал я, внезапно разозлившись. Я сделал глубокий вдох.

— Она спасла меня. Мы оставим её здесь, пока не решим, что с ней делать.

Азазель долго смотрел на меня, потом кивнул.

— Как скажешь, — официально ответил он. — Пойдём со мной к Саре, пока ты не упал в обморок.

Мне не хотелось двигаться, как не хотелось признавать правоту Азазеля. Мне хотелось закрыть глаза и исчезнуть. Если бы у меня были силы, я бы поднялся и улетел прочь от всего. Но в тот момент я едва мог собраться с силами, чтобы идти. Мне нужно было поесть, а пока я этого не сделаю, я буду бесполезен.

Как только я поем и поправлюсь, я буду знать, что делать с нежеланной женщиной, найду место, где её оставить. До тех пор у меня не было выбора, кроме как повиноваться Азазелю, как бы меня это ни раздражало.

Когда я проснулась, в комнате было темно, и я лежала совершенно неподвижно, цепляясь за тщетную, вечную надежду, что всё это было кошмаром. Я уже знала, что мне чертовски не повезло, и неохотно открыла глаза, зная, что этот странный мир никуда не исчез.

Женщины были очень добры. Этот мужчина, Разиэль, внёс меня в огромный старый дом, а затем бесцеремонно бросил и исчез прежде, чем я поняла, что происходит. Женщины собрались вокруг меня, издавая успокаивающие звуки, которые всегда заставляли меня нервничать, и они повели меня в комнаты, где накормили и искупали, ловко отклоняя любые мои вопросы, всё под умелым руководством женщины по имени Сара.

И она была необыкновенной женщиной. Ростом выше шести футов, она была одной из тех женщин без возраста, которым можно дать от сорока до шестидесяти, с безмятежной грацией и гибким, изящным телом, которое, вероятно, появилось после десятилетий йоги. Женщина, которая заставляла меня чувствовать себя неуклюжей и неполноценной. Практика йоги всегда, казалось, предполагала моральное превосходство, а не физическую подготовку, и я мысленно пообещала себе, что вытащу DVD с йогой, которые всё ещё были в упаковке на моих книжных полках.

Нет, я не стану. Я не поеду домой. Это было единственное, что я знала, несмотря на все огромные провалы в моей памяти. Вернуться к комфортной жизни в Вилладже было невозможно. Я не могла позволить себе эту квартиру, но она была настолько великолепна, что я с радостью умоляла себя о возможности жить там.

Ну, может, если я останусь, Сара научит меня йоге. Если это заставит меня выглядеть так же хорошо, как она в её возрасте, это явно стоит усилий.

У Сары были серебряные волосы, заплетённые в одну длинную толстую косу, мудрые голубые глаза и глубокий, успокаивающий голос, и когда она, наконец, отпустила других женщин, около полудюжины в возрасте от двадцати до сорока лет, она сидела у моей кровати, пока я не заснула.

— Скоро ты получишь ответы на свои вопросы, — сказала Сара.

А сейчас мне нужно отдохнуть.

Что я с удовольствием и сделала. Прошлая ночь была бесконечной, я лежала, прижавшись к пылающему телу Разиэля, пытаясь устроиться поудобнее с палками, камнями и твёрдой землей, впивающейся в мою мягкую плоть. Может быть, если я посплю достаточно долго, этот кошмар закончится.

Но мне не повезло. Когда я проснулась, я была одна и снова голодная. Я села, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте. На мне была мягкая одежда, какое-то белое платье свободного покроя, и я вспомнила неловкую битву со стэпфордскими жёнами, когда они хотели искупать меня. Битва, которую я проиграла.

Я дотронулась до волос, обнаружив, что они вымыты, но всё ещё такой же длины. Я не носила длинные волосы с тех пор, как училась в той паршивой средней школе за пределами Хартфорда, после того, как меня выгнали из моей дорогой школы-интерната. Не то чтобы это была моя вина. Она была фундаменталистской христианской школой-интернатом в анархическом штате Коннектикут. Очевидно, что я бы попыталась вырваться, как только смогла.

Всегда в беде, с отвращением говорила мама, громко молясь за меня. У меня всегда было такое чувство, что она никогда не молилась за меня наедине, что её громкие увещевания были для меня и только для меня. Я была несчастной дочерью, говорила она мне, всегда плевала в лицо обществу, всегда говорила слишком много и выступала против существующего положения вещей. Так вот что привело меня сюда! И где, чёрт возьми, я сейчас?

Я спустила ноги с кровати, на мгновение почувствовав головокружение. На полу валялись туфли, и я сунула в них ноги, потом поморщилась, снова сбросила их и потёрла пятку. У меня там был волдырь, оставшийся от этих жалких туфель…

Это было совершенно невозможно. Волдырь зажил бы за несколько дней, но мне потребовались бы месяцы, чтобы отрастить такие длинные волосы. Месяцы, которые я не могла вспомнить. Может быть, я всё-таки не потеряла много времени. Идея была обнадёживающей, но в ней было что-то странное. Всё это не имело никакого смысла, и я отчаянно нуждалась в ответах.

Сара скажет мне правду, если я спрошу. В отличие от мужчины, она не отмахивалась от моих вопросов, не игнорировала мои сомнения. Доброта и искренность Сары были осязаемыми, успокаивающими. Мне нужно было найти её.

Я не стала искать свет возле высокой кровати, не стал возиться с туфлями. Дверь была приоткрыта, полоска света манила меня, и я направилась к ней, чувствуя лишь лёгкое беспокойство. Я видела эти фильмы, читала эти книги. Чёрт возьми, я написала эти книги, где глупая героиня в девственно-белом блуждает там, где ей не следует, а маньяк-убийца появляется из ниоткуда, с мясницким ножом, топором или рыбным шипом.

Я вздрогнула. Людей также убивали в постелях. Оставаясь на месте, я ничего не добьюсь.

Другая комната была пуста. Несколько часов назад здесь было полно женщин. Теперь, слава Богу, она была пуста, предоставив мне возможность самой искать ответы на свои вопросы.

Я посмотрела на своё развевающееся белое платье. Да, похоже на жертвоприношения девственниц. По крайней мере, я была далека от девственницы, если они хотят вырезать моё сердце в качестве подношения богам, боги будут очень злы. Хотя, по правде говоря, эта часть была девственна. У меня был секс, но моё сердце было нетронутым.

Все женщины были одеты одинаково, в какой-то вариант развевающейся белой одежды. У них у всех были длинные волосы, распущенные и натуральные, и они были тёплыми, приветливыми. Стэпфордские жёны. Неужели меня похитили и втянули в какой-то культ? Следующее, что я знала, мы будем петь гимны и пить кулйэд¹.

Я снова вздрогнула. Женщины не были похожи на отмороженных идиоток. У меня разыгралось воображение, и неудивительно. Где-то по пути я провалилась в кроличью нору, и теперь всё потеряло смысл.

В коридоре было так же пусто, как и в комнатах. С одной стороны, я не хотела, чтобы меня отправили обратно в спальню. С другой стороны, я понятия не имела куда иду, и появится ли Фредди Крюгер.

Я огляделась. Интерьер дома был интересным, он напоминал старинный Калифорнийский домик с бронзовыми бра в стиле ар-деко на стене, напомнивший мне Голливуд тридцатых годов. Вдоль длинного коридора через разные интервалы стояли мягкие кожаные кресла и столы в миссионерском стиле, в центре полированного пола лежала древняя персидская ковровая дорожка, и внезапно меня охватило ужасное подозрение.

Если бы я каким-то образом умудрилась пропутешествовать во времени лет так на восемьдесят назад, в начало прошлого века, я была бы крайне раздражена. Вот в чём проблема путешествий во времени, никто никогда не спрашивает, интересно ли вам это. Всего лишь вспышка молнии, и ты исчезаешь.

Я вспомнила вспышку молнии на Нью-Йоркской улице. Видение было быстрым и мимолётным, а затем я вернулась в этот странный старый дом, ища серийных убийц.

О путешествии во времени не могло быть и речи. Я просто отказывалась рассматривать такую возможность. Это было так же абсурдно, как некоторые из полузабытых фантазий, которые крутились у меня в голове. Крылья? Тело с огнём под кожей? Вампир?

Я услышала звук, тихий, приглушённый, тихое пение, похожее на голоса, которые я слышала на пляже, звук, который издавали те люди, когда пытались утопить моего спасителя, и я, как полная идиотка, бросилась в прибой, чтобы спасти его. Я внимательно слушала, пытаясь разобрать слова. Они не были похож ни на один язык, который я когда-либо слышала, только странная, почти мелодичная нить шума.

Ну, если они готовились к жертвоприношению девственницы, то, по крайней мере, не собирались резать меня на куски. Кроме того, было что-то бесконечно успокаивающее в этих голосах, что-то, что притягивало меня к ним.

Я бесшумно, босиком, двинулась по коридорам, и каждый раз безошибочно делала поворот. Я, которая никогда не могла найти дорогу по беспорядочным улицам Вилладж независимо от того, как долго я там жила. Я просто продолжала идти. Может быть, мне дали сверхспособности, вроде чувства направления. Всё возможно.

Звук никогда не становился громче, не смягчался. Я слышала его в своей голове, чувствовала его под кожей, и когда я, наконец, остановилась перед богато украшенной резьбой двойной дверью, я знала, что нашла ответы.

Я замерла. Что-то остановило меня, но только на мгновение. Так не похоже на меня, я была женщиной, которая всегда хотела получить прямые ответы, какими бы болезненными они ни были, и я знала, что ответы лежат за этими тяжёлыми дверями, под ровным, почти музыкальным пением, которое исходило из-за них. Я никогда не колебалась, что, чёрт возьми, со мной не так?

Я толкнула дверь и замерла.

Это было похоже на какой-то странный храм, хотя явно не для какой-то знакомой мне религии. Не было ни креста, ни ковчега для Торы. Только группа людей в центре похожей на пещеру комнаты освещалась странным, неземным светом.

Мои глаза сфокусировались на Саре, сидящей в кресле, которое казалось похожим на трон. Спокойные голубые глаза Сары были закрыты в медитации, но они открылись и повернулись ко мне, как будто она услышала мое неуклюжее появление сквозь тихое пение.

Она мягко улыбнулась той безмятежной, милой улыбкой, которая, казалось, благословляла всех вокруг неё, и остальные, должно быть, поняли, что я здесь, потому что пение внезапно прекратилось, и мужчины отошли назад.

Он опустился на колени рядом с Сарой. Я сразу поняла, кто он, даже при свете свечи. Я знала его волосы, выгоревшие на солнце, грубую грацию. Его голова склонилась над вытянутым запястьем Сары, но я, должно быть, издала какой-то звук, и он поднял голову, чтобы посмотреть на меня.

Я видела кровь у его рта, удлинённые клыки, пульсирующие вены на тонком запястье Сары, и я знаю, что издала самый девчачий вопль ужаса.

А потом я побежала, позволив тяжёлым дверям захлопнуться за моей спиной.

Глава 7

Я СМОГЛА ДОБРАТЬСЯ ЛИШЬ ДО ЛУЖАЙКИ перед домом, прежде чем растянуться ничком. Я ударилась коленями и локтями о жесткий песок, соскользнув, и оказалась на самом краю воды, задыхаясь, накрыв голову руками, как будто пряталась от урагана. Это было невозможно. Абсолютно невозможно.

Наверное, меня чем-то накачали. Это было единственное разумное объяснение тому, что, как мне казалось, я только что видела, тому безумию, которое проделало такие дыры в моей памяти. Но если я всё ещё под действием наркотиков, кому и чему я могу доверять? Я перевернулась на спину, всё ещё ловя ртом воздух, и посмотрела на дом. Некоторые его части торчали под странными углами, как бюро с выдвинутыми ящиками в разной степени. Солнце садилось за моей спиной, отражаясь от окон, делая их золотыми и непрозрачными. Кто-то внутри смотрел на меня сверху вниз. Если дом вообще существовал, если существовал океан, если существовала я.

Это было самое странное чувство: я не могла доверять ничему, ни глазам, ни ушам — даже насыщенный солёный запах океана мог быть частью какой-то странной галлюцинации, которая Бог знает, когда началась. Я уставилась в темнеющее небо, пытаясь припомнить то немногое, что помнила. Я всё ещё чувствовала на себе его руки, когда он пытался бросить меня в какую-то глубокую, бездонную яму. Итак, серийный убийца, верно? Но он оттащил меня назад. Серийный убийца с совестью?

Но, возможно, он всё-таки не оттащил меня назад. Может быть, это и есть смерть — долгая, странная психоделическая галлюцинация с вампирами и мужчинами с крыльями… мужчинами с крыльями? Откуда это вообще взялось? На миг я подумала, а не сесть ли мне, но потом передумала. Мне и так было хорошо. Растянувшись на каменистом пляже, я старалась не высовываться. Я могла просто лежать так, прислушиваясь к мягкому шуму океана, пока не кончится действие наркотиков или я не проснусь.

Или обнаружу, что нахожусь в аду, или в раю, или где-то посередине. Если я сяду, это будет означать, что я должна что-то сделать, а сейчас у меня просто не было сил.

Заходящее солнце на мгновение скрылось из виду и, подняв глаза, я увидела стоящего надо мной мужчину. Разиэль, так они его называли? Странное имя, просто ещё одна часть кошмара, который начался с его рук на мне.

— И как долго ты собираешься тут лежать? — у него был такой красивый голос, из тех, что могут заманить ангелов на верную смерть, но слова были спокойными и бесстрастными. — Сейчас холодно, приближается прилив, к тому же тут коварное течение, оно может затянуть тебя в океан раньше, чем кто-нибудь поймёт, что произошло. С таким же успехом ты можешь встать… бегство ничего не изменит.

Закат золотил его, создав нимб света вокруг его высокого тела. Я заставила себя расслабиться. Значит, не вампир. Я знала правила — они не переносят солнце.

Я и не заметила, что произнесла эти слова вслух. Пока он не ответил мне.

— Так ты теперь эксперт по вампирам? — спросил он.

Я подумала, не встать ли, но лежать, растянувшись перед ним, явно ставило меня в невыгодное положение, поэтому я села, не обратив внимания на скрип затёкших мышц. Я свирепо уставилась на него.

— Вовсе нет. Я в них не верю и если ты и твои друзья втянуты в такие сцены, то можешь на меня не рассчитывать. Я хочу домой.

Он смотрел на меня с невозмутимым видом.

— В какие сцены? — эхом отозвался он.

Сейчас на его губах не было крови. Может, мне причудилось. Мой мозг, казалось, всё ещё не мог удержать две мысли вместе.

— Я не полная идиотка, — сказала я капризным голосом. — Я знаю, что существует целая субкультура людей, которые любят притворяться вампирами. Они подпиливают свои зубы, они тусуются в готических клубах, они пьют кровь, они одеваются в Эдвардианскую одежду… — я умолкла.

Чёрные джинсы и поношенная чёрная джинсовая рубашка не шли ни в какое сравнение с Эдвардианским нарядом, и мы оба это знали, хотя я готова была поспорить, что он будет выглядеть чертовски великолепно в пышной белой рубашке. Учитывая, что он уже выглядел чертовски великолепно.

— Я нигде здесь не вижу готического клуба, — сказал он. — Никто здесь не станет притворяться вампиром.

— Тогда на что я наткнулась всего несколько минут назад?

— Элли? — прежде чем он успел продолжить, к нему подошла Сара, почти такая же высокая, а за ней ещё один мужчина. — Что случилось?

— Ты знаешь, что случилось, — сказала я, чувствуя раздражение, несмотря на то, что мне нравилась Сара. — Я видела его.

— Видела его что?

Я посмотрела на её узкие запястья: нежные, с голубыми венами и нетронутые. Я подтянула колени к телу и обняла их.

— Кто вы такие? — спросила я со стоном разочарования.

— Возвращайся в дом, Сара, — нетерпеливо сказал мужчина. — Это дело Разиэля и он должен с ним разобраться сам, — в его голосе прозвучали странные собственнические нотки.

— Минутку, — сказала Сара, опустившись на колени рядом со мной и положив руку мне на плечо. — Я не хочу, чтобы ты боялась, дитя. Никто тебя не обидит.

Я не была столь уверена, как она, ни в Разиэле, ни в другом мужчине. Он был одного роста с Разиэлем, с черными, как смоль волосами, холодными голубыми глазами и безжалостным выражением лица.

— Я хочу домой, — повторила я, чувствуя себя капризным, упрямым ребёнком.

Другой мужчина выругался.

— Разиэль, сделай что-нибудь. Или позволь мне разгрести бардак, который ты устроил.

— Дай ей минутку, Азазель, — бросила Сара через плечо. — Она шокирована и напугана, и неудивительно, ведь вы двое ходите вокруг и ведёте себя таинственно. Если Разиэль не даст ей нескольких простых ответов, то это сделаю я.

— Женщина, — ледяным тоном произнёс Азазель, — быстро наверх и в постель.

— Муж мой, — ласково ответила Сара, — я буду там, когда буду чертовски готова.

Ну, это было определённо странно. Азазелю было лет тридцать-тридцать пять; Саре, вероятно, за пятьдесят, а может, и больше. Вряд ли стоит удивляться этому…

Сара была красивой женщиной, но большинство мужчин, которых я знала, любили цветущих молоденьких цыпочек. В зрелом тридцатилетнем возрасте меня уже однажды бросили ради какой-то более молодой и более податливой.

— Она пойдёт внутрь, — сказал Разиэль, дав понять, что выбора нет. Так он думал.

Я прищурила глаза, посмотрев на него.

— И куда же она направится? — потребовал ответа другой мужчина.

— В мои комнаты, — сказал Разиэль. — Не вижу другого выхода.

— Она точно не пойдёт с нами, — отрезал Азазель.

Сара поднялась, грациозным, плавным движением, которое заставило меня отчаянно позавидовать ей. Если я вернусь домой, то обязательно начну заниматься йогой. А если никаких «если» не будет? Я не оставлю им никакого выбора. Я хочу вернуть свою жизнь.

— Иди с Разиэлем, дитя, — сказала она. — Он не причинит тебе вреда. На самом деле, он присматривал за тобой. Когда он не умирал от отравления огнём, — добавила она, лукаво взглянув на него. — Иди с ним, и он ответит на все твои вопросы.

— Чёрта с два, — ответил Разиэль. — Я отведу её к себе и оставлю там, пока не разберусь…

— Ты сделаешь то, что говорит Сара, — сказал Азазель, его мягкий голос был холоден.

Разиэль бросил на него недовольный взгляд. А потом он подошёл ко мне и протянул руку.

Я смотрела на него, не двигаясь. Сейчас было не время замечать, что у него были сильные, красивые руки. Или что всё в нём было прекрасно, почти сверхъестественно прекрасно. Я не любила красивых мужчин, чёрт возьми. Хотя, видит Бог, я не была уверена, что когда-либо видела кого-то столь же великолепного, как он.

— Не заставляй меня нести тебя, — предупредил он.

Азазель и Сара уже направились в дом, он обнимал её за талию. Некоторое время я подумывала, а не вскочить ли мне на ноги и не побежать ли за ними; но Азазель пугал меня даже больше, чем этот необъяснимый мужчина.

Мне нужно было встать, а не восседать тут, как героиня Викторианской эпохи. Единственная проблема заключалась в том, что мои колени были как спагетти. Я такая же крепкая, как любая другая женщина, может быть, даже крепче, но в прошлом мне пришлось через многое пройти… не важно. Был предел тому, с чем я могла справиться. Я попыталась встать, но он всё равно схватил меня за руки и поднял. Он довольно быстро отпустил меня и направился к странному дому, явно ожидая, что я последую за ним, как послушная невеста из третьего мира.

Чёрт с ним. Я огляделась в поисках какого-нибудь выхода и осталась ни с чем, если только я не хотела нацепить роль Вирджинии Вульф и уйти в океан. Мне некуда больше идти… Приближался прилив, а за домом стояла туманная тьма и лес. Кроме того, я наконец-то получу ответы на свои вопросы, не так ли?

Мне удалось его догнать. Его длинные ноги легко преодолевали расстояние, но после неуверенного старта я умудрилась перейти на быструю поступь.

— Не будь таким сварливым, — сказала я, стараясь не пыхтеть. — Это ты виноват, что я здесь.

— На случай если ты не помнишь, я был без сознания, когда меня доставили сюда.

— Это зависит от интерпретации, — сказала я. — Я не могу спорить, потому что у меня огромные провалы в памяти. Как, по-твоему, они тогда должны были поступить? Оставить меня в лесу? С этими дикими животными в темноте?

Он нахмурился. Как может мужчина так красиво хмуриться?

— Нет, — сказал он. — Они не должны были оставлять тебя.

— И какого чёрта мы вообще там делали? Что, во имя господа, со мной происходит?

Я ненавидела жалобные нотки в своём голосе, но, честно говоря, ничего не могла с собой поделать. Я могла быть сильной современной женщиной большую часть времени, но сейчас я была уставшей, раздражённой и полностью побеждённой.

Он не ответил. Вообще-то я и не ожидала этого.

— Ты голодна? — спросил он вместо этого.

Отвлекающий маневр оказался эффективным. Я вдруг вспомнила, что умираю с голоду.

— Да. Почему бы тебе не отвести меня в «Макдональдс» и мы всё там обсудим? — я решила, что это маловероятно, но попробовать стоит.

— Никакого «Макдональдса», — сказал он. — Никаких ресторанов, но у нас есть люди, которые готовят. Скажи мне, чего ты хочешь, и они принесут это нам.

— Вот так просто? — язвительно спросила я.

Не то чтобы я ему поверила, но если это правда, то это место вполне может оказаться раем.

— Вот так просто.

Я решила повредничать, просто потому, что могла. Кроме того, моя потребность в еде стала критической.

— Мясной рулет, картофельное пюре, подливка, кукуруза, клубничный торт на десерт. И хорошее Каберне «Беринджер».

— Может шампанского с клубникой? Красное вино немного тяжеловато на десерт.

Он, конечно, ехидничал, но я просто кивнула.

— Конечно. Моёт, пожалуй. Не стоит перегибать палку с Дон Периньоном.

Он ничего не сказал, входя в дом. Я бросила последний тоскующий взгляд на улицу. Некуда идти. Пока я не выясню, что, чёрт возьми, происходит, я застряла.

В таком месте, предположительно, с безграничной, лёгкой едой и красивым мужчиной, который поцеловал меня. Наверное, могло быть и хуже, предположила я.

Мне пришлось бежать, чтобы догнать его. Он даже не пытался подстроиться под мой шаг, и будь я проклята, если стану жаловаться. Казалось прошла целая вечность, пока мы шли к его комнатам — мы шли по лабиринту коридоров, и вверх по стольким лестницам, что я готова была броситься на полированный деревянный пол, задыхаясь, как выброшенная на берег рыба.

— Далеко ещё? — выдохнула я, цепляясь за толстые резные перила.

Он посмотрел на меня, прищурившись.

— Ещё один пролёт. Мои комнаты наверху здания.

— Ну конечно, — мрачно сказала я. — Полагаю, вы не верите в такие вещи, как лифт?

— Они нам не нужны, — сказал он.

Неудивительно, что Сара была такой стройной и подтянутой в свои пятьдесят с чем-то. Ей не нужна йога, ей просто нужна эта лестница.

— Саре не пятьдесят с чем-то, — сказал Разиэль.

Я замерла.

— На этот раз я не произносила этого вслух.

— Нет, не произносила. Тебя очень легко прочитать. Как и большинство людей.

Большинство людей? Какого хрена?

— Подожди, пока не доберёмся до моих комнат.

Я не стала ничего говорить в этот раз. Ситуация меня серьёзно напугала. Не имело значения, сколько еды я получу или насколько он красив, всё это было странно. Поцелуй был приятным, насколько я помню, но не уверена, что поцелуя достаточно, чтобы….

— Я не собираюсь снова тебя целовать. Я не целовал тебя и в первый раз — ты тонула. Я помог тебе дышать.

Это было совершенно… неправильно. Явно тишина не была тишиной для создания, за которым я следовала, поэтому я быстро сменила тему, постаравшись не думать о вкусе холодной соли его рта на моих губах.

— Тогда сколько лет Саре? Она замужем за Аза… как его зовут, кстати?

— Азазель, — ответил он. — Да, они женаты; во всяком случае, это самое близкое определение, которое большинство людей смогут понять. И я не знаю, сколько лет Саре, и меня это вовсе не интересует.

Я посмотрела на него с удивлением.

— Она, наверное, лет на двадцать старше его. А ему, сколько… тридцать пять? Круто.

— Он старше её, — ответил он сдержанно. — И тебе лучше дважды подумать, прежде чем выносить суждения о ком-то вроде Сары.

Если Азазель был старше Сары, тогда я была Девой Марией.

— Я не выношу суждения, — быстро выпалила я, следуя за ним вглубь коридора в сторону очередного ужасного, отвратительного, богом проклятого, грёбанного лестничного пролёта. — И я серьёзно. Слишком часто как раз у мужчин более молодые возлюбленные. Я искренне добродушно отношусь к парням-игрушкам.

— Думаешь, Азазель — парень-игрушка? Его повеселит эта идея.

— Господи, только не говори ему, что я так сказала! Полагаю к этому времени их брак куда более платонический, чем что-либо ещё.

Он забавлялся, и это раздражало ещё больше.

— Думаю, у них бурная сексуальная жизнь, хотя я могу попросить Азазеля рассказать тебе подробности, если пожелаешь.

— Незачем, — второпях произнесла я. — Это не моё дело.

— Не твоё, — ответил он в странной полуформальной манере.

Я подняла глаза на непомерно высокую лестницу. «Это последняя», — сказал он. Конечно же, она должна быть самой крутой и самой высокой. Сделав глубокий вдох, я приготовилась к подъёму. Я справлюсь. Даже если это убьёт меня, я сделаю это.

— А что её дети думают о её новом муже?

Если я смогу заговорить его, может он не заметит, как долго я поднимаюсь по лестнице.

— У неё нет детей, а Азазель не её новый муж. Он её единственный муж.

Я вспомнила нежное, чуткое отношение Сары.

— Как печально, — сказала я. — Она была бы чудесной матерью.

— Да, — единственное слово в ответ, но в нём таилось огромное значение.

Внезапно я вспомнила полосу пляжа перед домом, широкое раздолье лужайки. На пляже не было разбросанных ни безделушек, ни игрушек. Что-то в этом месте было не так.

— А где здесь живут дети? — спросила я обеспокоенно.

— Дети?

— С Сарой были женщины… она сказала, что они другие жёны. Некоторые из них довольно юные, тут должны быть дети.

— Здесь нет детей.

— То, что у вас происходит, идёт вразрез любому безумному культу. Вы отправляете детей прочь?

Я была праведно возмущена, и это прибавило мне сил. И конец ступенек был уже виден, слава Богу. Я уже готова была броситься на верхнюю площадку и, расплакавшись, прокричать «Земля!»

— Женщины здесь не имеют детей.

— Почему?

Чёрт, это была не верхняя ступенька, а просто площадка. Я замялась, свернув и посмотрев на то, что должно было быть последним рядом ступеней. Может быть. Мне захотелось заплакать, но я так и не заплакала.

Ещё до того, как я успела осознать, что он собирается сделать, он сгрёб меня в свои руки и начал подниматься по последнему пролёту ступенек.

Я была слишком шокирована, чтобы воспротивиться. Его руки были как железные обручи, его тело было твёрдым и холодным и неуютным, на долю секунды я подумала было заспорить, но потом передумала. Лучше так, чем самой подниматься.

— Знаешь, если бы не ступеньки, я и сама бы без проблем справилась, — сказала я, стараясь быть такой же окоченелой, как и он.

Он фыркнул, ничего не сказав. Достигнув верхней ступеньки, он поставил меня на ноги, буквально за секунду до того, как я смогла бы потребовать, чтобы он опустил меня. Коридор оказался короче, чем внизу. В центре коридора была всего одна двойная дверь. «Должно быть, я была почти на самой вершине этой проклятой высотки», — подумала я, вспомнив консольные рифы, растянувшиеся над океаном.

Он снова оставил меня и уже открывал одну из дверей, и вновь я пошла вслед за ним, чертовски возмущённая, пока не шагнула в тускло освещённые апартаменты.

Дверь за мной закрылась автоматически, и у меня перехватило дыхание в изумлении.

Казалось будто я стаю на носу корабля. Внешняя сторона комнаты состояла из ряда окон, выходящих на чёрный как ночь океан. Несколько окон было открыто, и я смогла почувствовать богатый солёный запах, услышать шум волн, когда они плескались о скалы внизу. На расстоянии летали чайки, и я выдохнула короткий вздох облегчения. Хоть что-то в этом безумном месте было нормальным.

— Сядь, — сказал он.

Он стоял в тени. В комнате было две на вид старинные испанские софы, обитые белым льном, и между ними стоял низкий столик. На столике стоял накрытый крышкой поднос, ведро со льдом и бутылкой шампанского, и открытая бутылка красного вина.

Я подозрительно уставилась на столик.

— Чёрт, — сказала я.

Даже не спрашивая, я уже знала, что под крышкой на подносе лежит мясной хлеб и картофельное пюре.

— Как ты это сделал?

— Садись и ешь, — сказал он. — Я устал и хочу пойти в постель.

Я одеревенела.

— И какое отношение имеет ко мне твоё желание пойти в постель?

Такой красивый рот, и такая угрюмая улыбка.

— Поскольку я не намерен быть рядом с тобой, когда пойду в постель, меня не будет поблизости, чтобы ответить на все твои бесконечные вопросы. Так что если ты хочешь получить ответы, сядь.

— Какой же ты кретин.

Я села и сняла крышку с подноса. Запаха мясного хлеба хватило, чтобы я застонала от удовольствия. Проигнорировав его, я принялась за еду, и подняла глаза только когда осознала, что он налил мне бокал красного вина и подтолкнул его в мою сторону.

«Явно, хочет заставить меня почувствовать себя невоспитанной обжорой», — угрюмо подумала я.

— Воспитанной, — сказал он.

— Что?

— Воспитанной обжорой. Ты не истекаешь слюной и не роняешь еду, и не…

Я уронила вилку.

— Прекрати! Я не знаю, как ты это делаешь, но прекрати!

Он пригубил вино в своём бокале, откинувшись на подушки на противоположной софе, с утомлённым вздохом.

— Прости, — пробормотал он. — Невежливо с моей стороны.

— Не то слово, — рявкнула я.

Все мысленные штурмы за день, его вторжение в мои мысли почему-то казались хуже всего остального. Я должна была иметь возможность обладать своими шальными мыслями при себе. Особенно, когда я смотрю на Разиэля, они становятся очень шальными. Когда он не раздражал меня.

Но мне лучше вести себя благоразумно.

— Прости. Я тоже была груба. Не хочешь немного поесть? — я указала на уменьшившийся кусок мясного хлеба.

Он покачал головой.

— Я не ем мяса.

Настала моя очередь фыркнуть.

— Нет, ешь. Ты ел хот-дог, — я задумалась. — Откуда мне это известно? Когда это я была рядом с тобой, и ты ел хот-доги?

— Я не ем мясо, когда я в Шеоле, — сказал он.

— Так называется это место? Это иное название ада?

— Это означает «скрытное место», — ответил он. — И ты не в аду.

Я прекратила набивать рот едой и выпила немного вина, понадеявшись, что оно сможет успокоить меня. Я подняла глаза и поняла, что Разиэль наблюдает за мной своими странными чёрными с серебром глазами, наблюдает слишком пристально, и, к сожалению, в его глазах стояла не разнузданная похоть.

— Я хочу домой, — резко сказала я, оттолкнув поднос.

— Ты ещё не попробовала земляничное печенье, — сказал он. — Я открою шампанское…

— Не хочу я никакого шампанского, я хочу домой.

— Ты не можешь пойти домой. У тебя больше нет дома.

— Почему? Как же долго меня не было?

Он обратил всё своё внимание на бокал вина.

— В Нью-Йорке? Полтора дня.

Я тупо уставилась на него.

— Это невозможно. Как мои волосы могли так сильно отрасти за полтора дня?

— У тебя же до сих пор волдыри от той обуви, так ведь?

Мне не надо было и прикасаться к пятке, чтобы проверить. Волдыри всё ещё были там.

— Если меня не было всего полтора дня, тогда моя квартира должна быть всё ещё при мне. Я хочу вернуться.

— Ты не можешь.

— Почему?

— Ты мертва.

— Чушь, — сказала я.

Глава 8

Я ОЧЕНЬ ОСТОРОЖНО ПОСТАВИЛА БОКАЛ НА СТОЛ, радуясь, что моя рука совсем не дрожит. Не то чтобы я не подозревала об этом — в конце концов, я не дура. Мужчины с крыльями, адское пламя, кровососы. Только что я была в Нью-Йорке, занималась своими делами, глазела на великолепного мужчину у лотка с хот-догами, а в следующий момент упала в кроличью нору. Это не означало, что я сдамся без боя.

— Как такое вообще возможно? — мой голос был хриплым, но в остальном совершенно спокойным.

Я научилась скрывать свои эмоции от матери, святой Хильдегарды.

— Думаешь, ты была бессмертна? — спросил Разиэль. — Все рано или поздно умирают. В твоём случае, это была комбинация твоих идиотских туфель и городского автобуса.

Ладно. Я откинулась на спинку софы, и мясной рулет застрял у меня в животе, плавая в луже подливного жира.

— А ты что там делал? Ты был там ещё до того, как я перешла улицу. Ты стоял передо мной в очереди у лотка с хот-догами. Теперь я вспомнила, — я уставилась на него, совершенно сбитая с толку. — Теперь я всё вспомнила. Почему? Почему я вспоминаю сейчас, но не могла вспомнить раньше?

— Я поднял то, что мы называем Благодатью. Это один из наших даров, способность заставлять кого-то забывать. Ты хотела вспомнить, поэтому я поднял её.

— Ты должен называть это тем, чем оно является: траханьем мозгов, — сказала я, чувствуя себя определённо раздражённой. — Что ты там делал? Что я здесь делаю?

— Я был там, чтобы забрать тебя.

Я чуть не растаяла на полу и не просочилась сквозь сидение на пол, нуждаясь в чём-то твёрдом под собой. Я не собиралась задыхаться. У меня не было приступов паники с тех пор, как я была подростком и имела дело с попытками моей матери спасти меня от дьявола. Наверное, мама провалила эту миссию, потому что, судя по клыкам и склонности Разиэля к сосанию крови, я всё-таки отправилась к дьяволу. «Спокойно», — напомнила я себе. Шум моря успокоил бы меня, если бы я смогла сосредоточиться на нем, хоть на пару минут.

Опасность миновала, и я выпрямилась, собираясь с силами.

— А кем именно ты…

— Помолчи, и я расскажу тебе всё, что тебе нужно знать, — раздражённо сказал он. — Твоё время закончилось. Моя работа — собирать людей и перевозить их к следующему… этапу существования. Ты не должна была драться со мной. Никто не сопротивляется.

Я окоченела сильнее, чем когда лежала на мокром песке.

— Что я могу сказать, я дерусь со всеми, — мрачно сказала я.

— Я верю в это. Как бы ты ни раздражала меня, я всё ещё был уверен, что ты невиновна, и я…

— Зависит от того, как определять невиновность.

Он свирепо глянул на меня, и я умолкла.

— Я думал, что веду тебя в место… которое ты могла бы назвать раем. К сожалению, я ошибся, и в последнюю минуту я стал глупо сентиментальным и оттащил тебя назад.

— Из пасти ада, — подсказала я. — Моя святая мать была бы так рада.

На это он никак не отреагировал. Возможно, он знал всё о моей сумасшедшей матери. Наверное, он был её лучшим другом, будучи ангелом. Нет, он же был ещё и кровопийцей — она бы такой дружбы не допустила.

— Одним словом, да, — сказал он.

— Тогда, может быть, мне не стоит так сердиться на тебя, — я постаралась быть справедливой. Если он спас меня от вечного проклятия, значит, он заслужил свою благодарность: — А что было потом? Ты заболел?

Эта мысль вызвала у него отвращение.

— Мы не выносим огня. Точнее адский огонь, но мы не любим никакого рода пламя. Женщины здесь должны следить за свечами и огнём, когда они нам нужны. Я опалился, выдернув тебя обратно, и это отравило мою кровь. Он убил бы меня, если бы ты не попросила о помощи.

Для меня это было новостью.

— Неужели? Кого же я просила о помощи?

— Не знаю, я тогда был без сознания. Я думаю, ты просила Бога.

Учитывая, что у меня всегда были смешанные чувства по поводу существования Бога, я сомневалась в этом. Если Бог создал мою возрождённую мать, у него было очень неприятное чувство юмора.

— И Бог послал их? Люди, которые принесли тебя… перенесли нас сюда?

— Бог не вмешивается в повседневные дела. С тех пор, как была изобретена свобода воли. Но если ты попросила Бога о помощи, Азазель услышал бы тебя, и именно он пришёл за нами.

— Азазель, муж Сары? Сомневаюсь. Он ненавидит меня.

— Азазель никого не ненавидит. Хотя, если бы он услышал, как ты грубишь Саре…

— Я не была груба, я была завистлива, — сказала я. — Итак, они пришли, нашли нас и принесли сюда. Как?

Он отхлебнул вина, отвлекшись.

— Как?

— Знаешь, это займёт целую вечность, если ты сама ничего не поймёшь, — сказал он.

— Хорошо, я вне всякого сомнению сделаю выводы, и ты сможешь сказать мне, права я или нет. Я предполагаю, что ты… Боже, ты некто вроде ангела. Если ваша работа собирать души людей и перевозить их в другой мир, то это обычно работа ангелов, не так ли? По крайней мере, согласно иудео-христианской мифологии.

— Иудео-христианская мифология часто весьма точна. Ангелы также сопровождают души умерших в исламе и религии викингов.

— Так вот ты кто? Чёртов ангел? Вы все ангелы?

— Да.

Так или иначе, я ожидала большей дискуссии.

— Я тебе не верю, — решительно сказала я.

Он раздражённо вздохнул.

— Ты сама до этого додумалась.

Проблема была в том, что я действительно ему поверила. В каком-то безумном смысле всё это имело смысл. Это означало, что все мои слегка атеистические предположения были теперь выброшены в окно, и моя мать была права. Это угнетало даже больше, чем смерть.

— А как они перенесли нас сюда из леса? Они летели, не так ли?

— Я же сказал, я был без сознания в то время. Но да, я думаю, они летели.

— У них есть крылья.

— Да.

— У тебя есть крылья.

— Да.

Это было уже слишком.

— Я их не вижу.

— Тебе придётся принять это на веру, — проворчал он. — Я не собираюсь устраивать демонстрацию.