Разлуки и радости Роуз

Глава 18

Я всегда обращала внимание на такие истории в газетах. И удивлялась, как их много. Грудной ребенок найден на поле для гольфа, девочка оставлена на улице в пластиковом пакете. Младенцев находят под заборами, на пороге магазинов и на церковных ступенях, а одного недавно нашли в шахте, в вагонетке. Похоже на страшную сказку братьев Гримм, но на самом деле это страшная реальность, и, как ни странно, с каждым годом число подкидышей растет. В Британии находят 65 младенцев ежегодно, и четверть из них остаются в приюте. Часто детей бросают в канун Рождества, так что мне еще повезло, я хотя бы не мерзла. Новорожденных обычно называют в честь полицейских, которые их обнаружили, или медсестер, которые вернули их к жизни. В сказках и пьесах найденыши — тоже популярная тема. Пердита из шекспировской «Зимней сказки», Гензель и Гретель, брошенные в лесу. Младенец Моисей, которого нашла дочь фараона. Ромул и Рем, выкормленные волчицей. Я прекрасно знаю всех этих персонажей и их истории, потому что тысячу раз представляла себя на их месте.

Иногда я испытывала искушение признаться во всем близнецам, но меня останавливало глубокое чувство стыда. Мне казалось, что я была отвратительным и уродливым ребенком, раз уж моя мать так со мной поступила. Но почему я раскрыла свою тайну Тео? Почему я ему рассказала? Я не знаю. Может, потому, что близился День Матери: в это время мне всегда особенно тяжело. Или потому, что он умеет сочувствовать, а может, он просто утомил меня расспросами. Но я ни о чем не жалею. Мне стало легче. Я сбросила груз. Наконец-то, наконец я с кем-то поделилась.

Я читала, что найденыши обычно не испытывают враждебности по отношению к матерям, они лишь хотят понять мотивы их действий. Но я лелеяла в сердце чудовищную ненависть к своей матери — не потому, что она меня бросила, а потому, что восемь недель держала при себе. Если бы она родила меня под забором и там и оставила, я бы смогла ее простить и даже пожалеть. Но она ухаживала за мной с нежной заботой, а потом выкинула. Вот этого я не могу понять.

Мне приходилось хвататься за каждую соломинку. Я не знала точную дату своего рождения, но, по крайней мере, мне было известно, что Роуз — мое настоящее христианское имя. В социальной службе мне дали временную фамилию Стюарт — в честь человека, который меня нашел и подобрал. Как-то я читала о младенце, которого обнаружили завернутым в кухонное полотенце на придорожной стоянке автомобилей в Йоркшире. Его назвали Уильямом Дэниелом Редхиллом. Уильям — в честь Шекспира, потому что в тот день был его день рождения; Дэниел — в честь врача скорой помощи, который его спас; Редхилл — потому что так называлась дорога, по которой гуляла молодая пара и наткнулась на малыша. Не так уж плохо, если подумать. Ведь его могли назвать Уильямом Дэниелом Тутинг-Бродвей или Уильямом Дэниелом Шоссе Б-105. Как-то раз одного малыша обнаружили на пороге забегаловки «Бургер Кинг». Только представьте…

Сегодня я показала Тео папку с бумагами. Там были документы из детского приюта, где я пробыла три месяца, прежде чем мои родители подали заявление об усыновлении, и записка моей матери. Пожалуйста, позаботьтесь о моей дочери, — было написано большими, выцветшими, круглыми буквами, слегка дрожащей рукой. Ее зовут Роуз. Там же лежали детские вещички, которые были на мне в тот день, и экземпляр «Чэтхем ньюс» — я попала на вторую страницу.

— Ребенок брошен на автостоянке, — читал Тео вслух. Газета пожелтела и сморщилась. — Наверное, поэтому ты и стала журналистом, — добавил он, — ведь твоя жизни началась с того, что ты попала в прессу. Восьминедельный младенец весело агукал, когда его обнаружили в тележке из супермаркета. Не нравится мне, что тебя называют «младенцем», — сказал он, скорчив физиономию. — Ассистент менеджера кооперативной стоянки Стюарт Джонс нашел ребенка в 4.30 пополудни 1 августа. Первого августа, — повторил Тео. — Так вот почему тебе бывает не по себе первого августа. — Я кивнула. — Помнишь, мы говорили об этом в Новый год? Я подумал, что это твой день рождения.

— Скорее, день вырождения, — съязвила я.

— Здоровье младенца в норме, — продолжил читать Тео. — Он был завернут в хлопчатобумажное одеяло. На малыше был белый прогулочный комбинезон, рядом лежала бутылка молока. Полиция просит всех граждан, кто в это время находился на стоянке и мог видеть женщину с ребенком, обратиться в участок.

— Никто так и не обратился.

Я взяла комбинезончик и зарылась в него лицом, словно ищейка, будто он хранил аромат моей матери, хотя бы отдаленное напоминание о ней, которое могло бы послужить ниточкой спустя сорок лет. Но не было ничего, кроме заплесневелого запаха старого хлопка и сухой застарелой пыли.

— Что ты написала в объявлении? — спросил Тео. Я показала ему черновик.

— 1 августа 1962 года, — прочитал он, — на кооперативной парковке рядом с супермаркетом на Чэтхем-Хай-стрит была обнаружена девочка восьми недель. Если вы располагаете информацией о ребенке, пишите по адресу: а.я. 2152. Срочно, конфиденциальность гарантирована.

Тео позвонил в «Чэтхем ньюс» и разместил объявление, воспользовавшись своей кредиткой — позже я вернула ему деньги. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал мое имя и стал разнюхивать. Ответы будут приходить на имя Тео, и еще он попросил выслать ему экземпляр с объявлением. Газету принесли через неделю. Мое объявление прочтут тридцать тысяч человек — наверняка хоть одному будет что-то известно. Должен же был кто-то знать, что моя мать была беременна; хотя, с другой стороны, может, и нет. Иногда мне приходят письма от потрясенных школьниц на шестом месяце, которые понятия не имели, что беременны. Казалось бы, невероятно, но чего в жизни не бывает…

— Кто-то наверняка что-нибудь знал, — сказал Тео, взглянув на объявление. — Вопрос в том, захотят ли они признаться. Может, твоя мать заставила их поклясться, что до конца жизни они не раскроют тайну.

— Возможно. А ты можешь поклясться, Тео, что будешь хранить мой секрет, пока я что-нибудь не узнаю — если узнаю? Ты же не проболтаешься Беверли? Она милая девушка, но ей об этом знать незачем.

— Не проболтаюсь, можешь не беспокоиться. Я умею хранить тайны. Разве я хоть раз разболтал тебе что-то из того, в чем она мне признавалась? — Я покачала головой. — О'кей, мне кажется, мы должны печатать объявление каждый день в течение месяца, — твердо добавил он.

Мне понравилось, что он сказал «мы». Я была тронута его решимостью разыскать мою мать — как будто он был лично заинтересован в том, чтобы ее найти.

Первую неделю я провела как на иголках. Просыпалась рано, дрожа от нетерпения, и ждала, когда привычный хлопок возвестит о прибытии почты. Бросалась в прихожую посмотреть, не пришло ли Тео письмо с маркой Чэтхема и пометкой «Конфиденциально» — но писем все не было. Целый день сердце колотилось как бешеное, стоило мне подумать, какое дело я затеяла. Я как будто ждала результатов важного теста.

— У тебя все в порядке, Роуз? — спросила Беверли в среду утром, когда мы разбирали пакет с письмами.

— Что?

— Ты какая-то рассеянная.

— О нет, нет. Все нормально.

— Как будто твоя голова занята совсем не работой.

— Правда? Нет, это… тебе показалось.

— И ты написала ответ на это письмо… по-моему, ты что-то напутала, — сказала она.

— Где?

— Вот, смотри: не думаю, что это хороший совет. — Она протянула мне письмо, и я пробежала его глазами.

— И что же я ей посоветовала? — спросила я у Беверли.

— Тайком подсунуть ему записку.

— Ой.

— Но это не выход, правда, Роуз?

Я тяжело вздохнула.

— Нет, — согласилась я. — Не выход.

— Ей нужно понять, почему она влюбилась именно в этого человека — мужчину, который отгорожен стеклянной стеной и находится на безопасном расстоянии. Мягко намекни ей, что случай с изнасилованием до сих пор так или иначе влияет на ее жизнь и ей будет полезно обратиться к специалисту. — Лицо Беверли выражало разочарование и удивление. Мне хотелось провалиться сквозь землю.

— Ты права, Бев, — промямлила я. — Мой ответ ужасен! Может, сама напишешь ей?

— Да, конечно.

— У меня на самом деле голова сейчас занята другим, — призналась я. — Это не оправдание, но я явно потеряла способность рассуждать здраво.

— Из-за Эда? — осторожно спросила Бев.

Я теребила степлер. Нельзя рассказывать ей о матери.

— Да, из-за него. Частично. Я уже решила, что оставила его позади и почти начала радоваться жизни. Но теперь он вернулся, и я уже ни в чем не уверена. Я теперь смотрю на вещи совсем по-другому.

— Ты уверена, что хочешь дать ему еще один шанс?

Я пожала плечами.

— В этом я и пытаюсь разобраться. Я была никудышной женой, Бев. И теперь, впервые в жизни, я, кажется, понимаю почему. Эд очень хочет, чтобы мы снова были вместе.

— Но хочешь ли этого ты? — Я начала рисовать чертиков в блокноте. — Ты хочешь начать все заново? — мягко проговорила она.

— Бев, недавние исследования показывают, что семьдесят пять процентов пар, переживших супружескую неверность, остаются вместе. Чтобы после измены брак не развалился, необходимо признать, что обе стороны ответственны за случившееся, и искренне захотеть изменить ситуацию.

— Интересно. — Беверли окинула меня каким-то странным, проникающим до костей взглядом. — Но, Роуз, хочешь ли ты строить отношения с Эдом заново? — не унималась она.

Я выглянула в окно.

— Да, наверное, но…

— Но что?

— Ну, я… не уверена.

— Не уверена? — переспросила она. Я теребила сережку. — Что же тебя удерживает?

— Я… не знаю.

— Правда? — сказала она. Я принялась вырисовывать звездочки в блокноте, потом изобразила Сатурн, окруженный кольцами, похожими на хула-хупы. — Что ж, тебе нужно поступить так, как ты считаешь нужным, — тихо проговорила она.

— Угу. Ты права. Кстати, — вспомнила я, — ты не разговаривала со своей подругой, знакомой Мари-Клер? Мне надо знать, почему она бросила Эда. Он утверждает, что это он выгнал ее, потому что она все время жаловалась. Интересно услышать ее вариант истории.

— Кажется, Джилл давно с ней не разговаривала, но если она что-нибудь расскажет, я сразу же дам тебе знать.

— Как у тебя дела на романтическом фронте? — спросила я, когда мы начали раскладывать буклеты по конвертам. — Про меня ты все разузнала. Теперь твоя очередь.

— Справедливо. Ну… я ничего не могу сказать. Пока мы не можем быть вместе.

— Плохо, что Хэмиш живет в Шотландии, — сказала я, достав буклет «Как научиться не краснеть». — К тому же он много путешествует. — Она со вздохом кивнула. — Нелегко поддерживать отношения на расстоянии, — устало проговорила я.

— Да, — расстроенно произнесла Бев. — Я знаю.

В субботу мы с Эдом встретились в «Уайтлиз» и посмотрели новый фильм с Николь Кидман, а потом отправились в китайский ресторан в Пуне.

— У тебя довольный вид, Роуз, — сказал Эд. Мы жевали какие-то хрустящие водоросли.

— Я и вправду довольна. — Я вспомнила свое объявление. До сих пор мы не получили ответа, но настроение у меня все еще было приподнятое — наконец, наконец у меня появилась надежда. Мне хотелось вскочить посреди ресторана и крикнуть: «Эй, все, послушайте! Я разыскиваю свою мать и, возможно, скоро ее найду!» Но я так не сделала. Прикусила язык.

— У тебя в глазах чертики, — сказал Эд.

— Это потому что… я так рада тебя видеть.

Он улыбнулся.

— Ты стала совсем… Другой, — изумленно произнес он. — Такой, какой была, когда мы только познакомились. Счастливой, жизнерадостной, яркой. Когда появилась эта колонка скорой помощи, ты изменилась и стала…

— Озабоченной?

— Нет, одержимой. Как будто в твоей жизни больше ничего не существовало, кроме проблем чужих людей.

— Я знаю. — Я глотнула зеленого чая. — Но теперь я другая.

— Почему ты так изменилась?

— О, на это много причин, — рассеянно ответила я. — Эд, ты знаешь, что ближайшая к нам звезда, Альфа Центавра, находится так далеко — за двадцать пять миллионов миллионов миль, — что космической ракете понадобится лететь со скоростью тридцать тысяч миль в час в течение ста тысяч лет, чтобы добраться до нее?

— Хмм, нет, я этого не знал.

— А ты знаешь, что есть маленькие нейтронные звезды — разрушенные оболочки взорвавшихся сверхновых — с такой высокой плотностью, что кусочек размером со скрепку весит больше горы Эверест?

— О.

— А в видимой Вселенной таких звезд, как наше Солнце, больше, чем травинок на земле.

— Ммм. Откуда ты все это знаешь?

— Из книги Тео. Он дал мне почитать правку. Астрономия — захватывающий предмет, сам посуди: вот мы с тобой обедаем, но атомы и частицы, из которых состоит все вокруг, образовались пятнадцать миллиардов лет назад в результате Большого Взрыва! Это поразительно, Эд, как ты думаешь?

— Ну… — Он пожал плечами. — Наверное.

— А ты знал, что на Юпитере бушевал шторм размером с нашу Землю? И вспышки молнии были длиной в тысячи миль?

— Неужели?

Официант принес наши тигровые креветки.

— Это же немыслимо, Эд. Только подумай о всех этих миллиардах триллионов звезд!

Он опять пожал плечами.

— Я как-то об этом не задумывался. Для меня они как обои — они где-то там, но их не замечаешь. Особенно в пасмурную погоду. Юный Тео явно произвел на тебя впечатление, — обидчиво произнес Эд, зацепив вилкой клубок лапши.

— С ним очень интересно.

— Наверняка у него длиннющая труба — телескоп, я имею в виду.

— Ты прав, только это рефрактор, а не современный рефлектор, и я… хватит тебе, Эд. — Я опустила палочки. — Ведешь себя как ребенок. Между нами ничего нет.

— Послушать тебя, так очень даже и есть.

— Нет. Я же тебе говорила. Мы соседи по дому.

— Не просто соседи. — Мой пульс участился. — Не так ли? — Я подняла голову. — Не так ли? — настаивал Эд.

— Так, — сдалась я. — Да, ты прав. Тео для меня больше чем просто сосед — он мой друг. Я ему небезразлична — теперь я это понимаю. Но между нами ничего нет. Прошу тебя, Эд, не порти вечер, — тихо добавила я, — мы так приятно проводили время.

— Да, — согласился Эд. — Извини, Роуз, — произнес он, потирая виски. — Знаю, я не вправе спрашивать тебя об этом, но я невольно воспринимаю тебя как свою собственность. Ты же все еще моя жена.

— Ничего страшного, — вздохнула я. — Я не сержусь. Тео мне… как младший брат, — объяснила я. Похоже, Эда это удовлетворило, и он выдавил подобие улыбки. — Да, он мне как младший братишка, — повторила я. Почему-то я вдруг вспомнила, как в утро после ограбления Тео вышел ко мне в одном полотенце. Эд попросил счет. Внимательно изучил его и помрачнел.

— Старая уловка, — произнес он с натянутой улыбкой.

— Что?

— Двенадцать с половиной процентов чаевых, которые платишь по желанию, включили в счет. — Если их уже включили, какой смысл волноваться?

— Брось, Эд. Наплевать. — Меня позабавило его возмущение, потому что мне известно, что тому причиной. Я все знаю о прошлом Эда и о своем прошлом. Всем нам не дают покоя призраки детства.

— Как думаешь, будет слишком бестактно, если я приглашу тебя к себе на чашечку кофе? — спросил он, когда мы вышли из ресторана рука об руку. — В конце концов, мы же женаты.

— О, Эд, спасибо, конечно, но нет.

— То есть категорическое «нет»? — тихо спросил он.

— Нет. Не сейчас.

— Разыгрываешь недотрогу?

— Даже не думаю. Просто люблю, чтобы все шло приятно и без спешки.

— Ты права, — сказал он. Мы ехали вниз по эскалатору. — Ведь раньше мы все время торопили события. Но, может, увидимся через пару дней?

— Конечно, — радостно ответила я. — Обязательно увидимся.

Эд предложил отвезти меня домой, но я поймала такси, обняла его на прощание и устроилась на заднем сиденье. Я ехала в такси, и меня переполняла какая-то особенная радость и что-то вроде благодарности. Потому что я знала, что у меня появился редкий шанс исправить то, что не ладилось в моей жизни. У меня появилась возможность найти свою мать — мою маму! — и спасти наш с Эдом брак. Немногим предоставляется шанс исправить даже одну ошибку в жизни — не говоря уж о том, чтобы исправить сразу две!

Когда я вернулась, Тео сидел за кухонным столом и читал «Гардиан». Он поднял голову, когда я вошла, и, несмотря на то что в последнее время мы так сблизились, улыбнулся мне как-то безразлично.

— Хорошо провела вечер? — спросил он с прохладной вежливостью.

— Да… ходила в кино.

— С Эдом?

— Угадал. С Эдом.

— С твоим мужем.

— Да, с моим мужем, — эхом отозвалась я. Мне было странно произносить это вслух.

— Ты что, надумала к нему вернуться?

Я уже привыкла к откровенности Тео, но этот вопрос застал меня врасплох. Надумала ли я к нему вернуться?

— Не знаю. Я все думала о том, что ты сказал в тот вечер… о том, что я подсознательно толкала свой брак к краю пропасти. И решила, что, возможно, ты прав, поэтому…

— Хочешь попробовать еще раз?

Я пожала плечами:

— Возможно. Не уверена.

— Тогда мне нужно подыскать себе новое жилье, — деловито заявил он. Открыл газету на разделе недвижимости и с преувеличенным интересом стал просматривать объявления. — Весна — самое время, чтобы купить квартиру.

Так вот в чем дело. Узнав, что я снова встречаюсь с Эдом, Тео почувствовал себя неуверенно, потому что решил, что скоро я попрошу его съехать.

— Послушай, Тео, не стоит беспокоиться. Я не собираюсь переезжать, и, честно говоря, мне нравится с тобой жить.

— Правда? — тихо спросил он, подняв глаза от газеты.

— Да, — ответила я. — Правда. Ты такой… О, Тео, ты очень милый. А я, наверное, показалась тебе ведьмой, когда ты здесь появился.

— Это точно.

Я поморщилась. Да, иногда Тео не мешало бы проявить хоть немного дипломатии.

— Я вела себя как ведьма, потому что боялась жить с незнакомцем. И была очень несчастлива.

Он свернул газету.

— Я знаю.

— Но теперь все по-другому, и во многом благодаря тебе. Честно, Тео, я не собираюсь переезжать к Эду, я не… — У меня зазвонил мобильник. Это был Эд: он проверял, как я добралась домой. — Да, только что вошла. Угу, спасибо за приятный вечер, — пробормотала я. — Мне тоже. Увидимся. Спокойной ночи. Извини, Тео, о чем мы говорили? О да, об Эде. Я хочу, чтобы все шло своим чередом.

— Дело в том, что скоро я получу чек от адвокатов своей жены, так что, может, самое время подыскать собственную квартиру.

Радостное настроение вдруг улетучилось, словно столб дыма над сковородкой с жареным мясом. Мне стало очень, очень больно.

Может, я и вернусь к Эду, но у каждого из нас будет свой дом, чтобы я могла продолжать жить с Тео… Да, это выход, обрадовавшись, подумала я, тогда мне не придется выбирать. Мы с Эдом будем как Миа Фэрроу и Вуди Ален: до того, как они поссорились, они жили по разные стороны Центрального парка. Или как Питер Кук и его жена, которые жили в соседних домах. Или как Маргарет Дрэббл и Майкл Холройд. Только я начала думать, как реализовать свою идею, как зазвонил телефон. Без двадцати двенадцать. Я сняла трубку, ожидая услышать тяжелое дыхание телефонного маньяка. Но вместо этого услышала голос Беллы. Она звонила по мобильному, захлебываясь рыданиями.

— Что стряслось?

— Беа, — прошипела она. — Мы с Эндрю пошли в «Обержин», чтобы поужинать наедине, и она заявилась. Я пыталась скрыть, куда мы собираемся, но она за мной проследила.

— О боже.

— Эндрю взбесился. Вечер закончился ужасно — он разозлился и ушел. С ней невозможно, — простонала Белла. — Она ходит за нами хвостом и с ума его сводит. Что мне делать?

— Хочешь, я с ней поговорю?

— Нет. Тогда она поймет, что я все про нее тебе рассказала. Намеков она не понимает. Я бы не возражала, если бы Эндрю ей нравился, но она его ненавидит, и делает это, только чтобы испортить мне удовольствие.

— По-моему, ты неправа. Она просто соревнуется с Эндрю за твое внимание. Не хочет, чтобы он отнял тебя у нее. Она не понимает, что ведет себя как жуткая эгоистка, но так не может продолжаться. Тебе нужно просто быть осторожнее.

— Ммм, — задумалась Белла. — Ты права. Как прошло свидание с Эдом?

— Очень мило.

— Голос у тебя довольный — давно я тебя такой не слышала.

— Да, — ответила я, — я довольна.

Впервые за долгое время я чувствовала себя счастливой и понимала, что благодарить нужно Тео. Последние три года — с того дня, когда умерли мои родители, — я мучилась от мысли, что придется искать мою мать. Я разрывалась на части — ведь в глубине души я очень хотела найти ее, но слишком презирала, чтобы начать поиски. Теперь, когда Тео подтолкнул меня к действию, я словно обрела свободу. Я была свободна. Повесив трубку, я представила, что скажу, когда наконец увижу ее. «Привет, мам! Давно не виделись». Или лучше называть ее «мамочкой»? Или на «Вы»? Или по имени? И о чем с ней говорить после такого перерыва в общении? Может, показать ей школьные оценки? Или вручить подарки на день рождения и Рождество за сорок лет разом? Как много времени нам потребуется, чтобы рассказать друг другу о наших жизнях? Несколько дней. Нет, недель. Или, пожалуй, даже месяцев.

— Вы — самое слабое звено! — прокричал Руди.

Да, с горечью подумала я. Моя мать была слабым звеном, хотя должна была быть самым сильным. Но теперь есть шанс все исправить.

— Тео, спасибо за то, что поддерживаешь меня во всей этой истории, — сказала я, вернувшись на кухню. — Я очень благодарна, потому что без тебя я в жизни бы не решилась начать поиски.

Его напускное равнодушие внезапно улетучилось, и он улыбнулся своей странной, слегка кривоватой улыбкой.

— Не за что, Роуз. Извини, что мучил тебя вопросами, но я понимал, что ты хочешь найти ее. Я читал между строк. — Я улыбнулась. Тео сумел прочитать мои чувства между строк, хотя самой мне это оказалось не под силу. — Но, возможно, тебя ждет разочарование. Ты должна быть к этому готова.

— Знаю. Но даже если мне никогда ее не отыскать, оттого, что я хочу ее найти, мне уже лучше. Я рада, что перестала ее ненавидеть.

— А мне кажется, ты ее никогда и не ненавидела, — тихо проговорил он. — Просто злилась на нее, вот и все.

— Да, — согласилась я. — Злилась. Я была вне себя от злобы, — призналась я. — Думаю, поэтому я всегда была такой зажатой. Но теперь у меня в сознании будто рухнула стена. Ведь появилась вероятность, что мы наконец познакомимся или хотя бы поговорим друг с другом по телефону. Если я услышу ее голос, это будет как воскрешение… будто она умерла и вернулась из мертвых.

— Но, возможно, пройдут месяцы, прежде чем ты что-то узнаешь, если вообще узнаешь. Не нужно строить слишком большие планы. И ты должна думать о будущем, Роуз, отвлечься, пока ждешь ответа.

— Ты прав на все сто. — Я взглянула на магнитную доску: на ней висело приглашение на церемонию вручения «Почетной Собачьей Награды» от Беверли, с пометкой «Тео и Роуз». «Тео и Роуз», написала она. Тео и Роуз. Мне нравилось, как наши имена звучат вместе.

— Жду не дождусь этого вечера, — сказала я, снимая приглашение. — Ты пойдешь?

Тео даже обиделся, что я спрашиваю.

— Разумеется! Как я могу пропустить такое важное для Тревора событие!

Церемония проходила во вторник в Кенсингтонском парке. Тео, Беверли, Тревор и я добрались на такси. Бев и Трев были как на иголках.

— Главное не победа, Трев, — повторила она, пока мы тряслись на ухабах. — Главное — участие. — Он скептически поднял бровь. Бев достала из кармашка его комбинезона щетку и пригладила ему шерсть.

— Он выглядит изумительно, — сказала я, когда она его причесывала. — Если будет награда самому обаятельному псу, считай, он уже ее получил. Кто президент жюри?

— Тревор Макдональд.

— Настоящий Тревор Макдональд?

— Ты имеешь в виду — другой Тревор Макдональд, — поправила Бев.

— Так, — объявил Тео, когда мы свернули с Хайстрит-Кенсингтон на Дерри-стрит, — приехали.

Мы вышли из такси и в сгущающихся сумерках принялись разглядывать других участников соревнования. Здесь были сеттеры, спаниели, колли и ретриверы, мопсы и королевские пудели. Лифт отвез нас на верхний этаж: прием с шампанским был в самом разгаре. Зал украшала непомерных размеров коробка «Догочокс», спонсора конкурса. Повсюду сновали фотографы.

— Папарацци не дают им проходу, — заметила я. Тео толкал коляску Бев, пробираясь через толпу. — Здесь даже съемочная группа. Ой, смотри, это же Эмили Буф, та актриса!

— Да. И Сью Баркер тоже здесь.

— Сколько всего финалистов? — спросила я Бев.

— Двенадцать. Вот. — Она протянула мне прессрелиз. — Наши противники. Я просмотрела имена участников, представленных в других номинациях. Джордж, бульмастиф, который предупредил прохожих, что в его доме разгорелся пожар, и спас жизни двоих своих друзей — кота и хомяка. В дом ворвались пожарные и спасли Джорджа, но он продолжал лаять, пока кот и хомяк не оказались в безопасности. Хомяка пришлось откачивать кислородом. Любимым занятием Виски, слепого Лабрадора, был альпинизм: он покорил вершины Бен Невис, Скафелл и Сноудон. Его проводником является безупречный нюх. В ближайшем будущем он надеется покорить Монблан.

— Ничего себе! — ахнула я и продолжила читать. Руперт, участник программы «Животные-лекари», посещает больницы и детские дома. После общения с ним мальчик, которого считали немым, заговорил. Ретривер по имени Попейе из общества «Заботливый друг» спас хозяина от сердечного приступа, вовремя позвонив в 911. Шторм, таможенный пес, унюхал наркотиков на 4 миллиона фунтов, а Мисти помог собрать миллион фунтов на благотворительность, пройдя от Лэндс-Энд до Джон О'Гроутс. Здесь были собаки-поводыри, собаки, которые спасали людей от бушующих рек и находили детей, потерявшихся в горах Уэльса. Неудивительно, что анаграмма слова «пес» — «Бог»[54], подумала я, прочитав последнюю цитату. Тревор, золотистый Лабрадор из общества «Лапа помощи», стал неразлучен со своей хозяйкой Беверли после того, как с ней произошел трагический несчастный случай три года назад. «Я не представляю свою жизнь без Тревора, — говорит Беверли. — Когда он у меня появился, у меня было такое чувство, что одновременно наступило Рождество и мой день рождения!» Тревор не только помогает Бев по дому, но и работает в саду и ходит за покупками. Кроме того, он ведет еженедельную колонку в «Дейли пост», причем тиражи газет, согласно официальным данным Эй-би-си, благодаря ему поднялись на десять процентов. Он также известен как энергичный и успешный организатор благотворительных акций в пользу «Лапы помощи» — несомненно, талантливый пес!

Мы пили шампанское, а Тревора тем временем окружили журналисты: всем хотелось взять интервью у Беверли о том, какую роль он играет в ее жизни.

— Сколько команд он знает?.. Триста?.. Есть ли что-то, что он не умеет делать?.. Смогли бы вы справляться без него, Беверли?.. У него бывают выходные?

— Он может показать нам какой-нибудь трюк? — спросил один из репортеров.

— Нет, — отрезала Бев. — Не может. Тревор — профессиональная собака-помощник, а не цирковой пес.

— Молодец, Бев, — вполголоса похвалил Тео.

Раздался звук гонга, и нас позвали к столу. Атмосфера становилась все более напряженной.

— … Не волнуйся, Трикси, другой такой замечательной собачки просто не найти.

— … Пэтч, не грызи когти!

— … Хватит, Фидо! Прекрати! Сейчас же!

— … О боже, его вырвало!

— … Он просто перенервничал.

В зале собралось около ста пятидесяти человек. Собаки растянулись под столами, хватая лакомые кусочки с рук хозяев, которые слишком нервничали, чтобы наслаждаться угощением. Вино лилось рекой, и атмосфера соперничества нарастала.

— … Снупи вышел в финал конкурса «Золотая кость».

— … Шеп тоже.

— … В прошлом году Фриски занял второе место в своей категории на соревновании «Мир собак».

— … Хвостик умеет считать и писать. Даже сложные слова.

— … А Труди отлично печатает — очень быстро.

Бев взглянула на меня и закатила глаза. Я попыталась завязать разговор с соседом по столу, но он хвастался своей собакой перед соседом справа.

— … Вуфи получил высшие баллы на пяти экзаменах.

— … А Бобби сдал восемь на отлично.

— … Спорим, он еще не получил лицензию на вождение самолетом?

— … Нет, но он учится водить машину.

Тео пытался сдержать смех, а у Беверли был слегка ошеломленный вид. Кто-то постучал по винному бокалу, призывая к вниманию, и другой Тревор Макдональд поднялся на ноги. Он поприветствовал нас и зачитал номинации. Я огляделась: у владельцев собак побелели костяшки.

— Мы собрались сегодня вечером, чтобы поприветствовать всех номинированных на «Почетную Собачью Награду», — начал Тревор. Я вцепилась в салфетку. — Их вклад в жизни владельцев и других членов общества неоценим. Их чувство долга, личного и общественного, не имеет себе равных. Выбрать пса-победителя среди столь достойных претендентов — задача почти невозможная. Но, к счастью, она была возложена не на мои плечи. Жюри вынесло вердикт. Дамы и господа, — продолжил он, распечатывая блестящий золотой конверт. — Я знаю, вы в нетерпении, поэтому буду краток. С радостью объявляю, что «Почетная Собачья Награда» — «Догочокс» — в этом году присуждается… — Он вынул карточку, и перешептывания стихли. Он засмеялся. — … моему тезке Тревору Макдональду!

Я ахнула от восторга. Тео обнял Беверли, на лице которой застыло изумление, потом поднялся и повез ее на коляске через толпу к сцене. Рядом бежал Трев, зал аплодировал. Но за вежливыми аплодисментами я услышала ядовитые замечания.

— Все понятно! — прошипел кто-то за моей спиной. — Все потому, что он его однофамилец.

— Все решают контакты в прессе, — ответил другой голос. — Ведь у него своя колонка.

— … Ты что, на самом деле думаешь, что это он пишет?

— … Нет, думаю, это она.

— … Не переживай, дорогая, попробуем в следующем году.

— … Еще осталось что выпить?

Беверли поднялась на подиум, и Тревор, дружелюбно махая хвостом, принял награду. Техник прицепил к лацкану Бев маленький навесной микрофончик, шум стих, и она заговорила.

— Дамы и господа, — смущенно сказала Беверли. — Прежде всего я бы хотела поблагодарить компанию «Догочокс», благодаря которой мы собрались здесь сегодня. Спасибо членам жюри, которые выбрали Тревора победителем этого года. Ни он, ни я не в силах выразить свою гордость и благодарность за ту честь, которую нам оказали. Трев попросил меня произнести маленькую речь от своего имени, суть которой в том… — она задержала дыхание, — … что он отказывается принять приз.

Весь зал пораженно ахнул.

— … Что??

— … Что происходит?

— … О чем она говорит?

— Тревору кажется, что он не может принять приз, каким бы престижным он ни был, по той простой причине, что это… несправедливо. Несправедливо ставить одного блестящего и храброго пса выше другого, — продолжала Бев, и ее голос заметно дрожал. — Поэтому Тревор намерен поделиться своей наградой со всеми номинантами: мы будем передавать кубок друг другу каждый месяц. Что касается чека на тысячу фунтов, предлагаю пожертвовать деньги в любую благотворительную организацию по защите животных. Большое спасибо всем, и… — Бев улыбнулась и повела плечами, — … пожалуй, это все.

— Вот это да! — ахнул кто-то за моей спиной.

Беверли окружили фотографы и журналисты.

Все ошеломленно качали головами.

— … Поразительно!

— … Хотя это противоречивое решение.

— … Какой милый пес!

— … Какая чудесная женщина!

Изумленные возгласы поутихли, и Беверли и Тревора поприветствовали бурными аплодисментами. Потом Бев позвала на сцену других собак. Сверкали вспышки, журналисты лихорадочно печатали что-то на ноутбуках. У Беверли зазвонил мобильный. Достав его, она вся засияла.

— Привет! — произнесла она на весь зал — на ней все еще был микрофон. — Он выиграл! Выиграл! — прокричала она. — Извини, слышно очень плохо. Выиграл, но отказался от приза. Да, точно. — Очевидно, она рассказывала Хэмишу о том, что произошло: лицо ее расцвело от счастья и облегчения. — Ему показалось, что это несправедливо, — добавила она. — Нет, я согласна с ним на сто процентов. Как у тебя дела? — спросила она. — У вас жарко? О, везет же тебе.

На следующее утро, открыв «Таймс» на второй странице, я обнаружила фото Беверли и Тревора в статье под заголовком: «Шерсть летит клочьями на вручении собачьей награды». В «Дейли ньюс» событие шутливо обозвали «Разделом сахарной косточки». В «Дейли пост» поместили большой снимок двоих Макдональдов под заголовком: «Кто бы мог подумать, Тревор!»

Я взглянула на Беверли — она распечатывала сегодняшнюю почту.

— Бев, теперь вы с Тревом знаменитости.

Она безразлично пожала плечами.

— Пятнадцать минут славы, только и всего. Страсти скоро поутихнут, — спокойно произнесла она, — и жизнь снова станет скучной и прекрасной.

— Только и разговоров, что о Треворе, — воскликнула Беа. Она позвонила мне позднее утром. — Он становится популярным. Не успеешь оглянуться, как его будут приглашать на открытие супермаркетов и в программу «Какие новости». Может, уговорить Бев опять поработать в магазине? — размечталась она. — Трев привлечет море клиентов.

— Извини, Беа, но он мне самой нужен. Как бизнес?

— Процветает. Только на этой неделе у нас целых три новых заказа. Единственное, что все портит, — у Беллы хронический недостаток концентрации внимания, — раздраженно добавила Беа. — Голова у нее забита чем угодно, но не работой. Это потому, что она проводит так много времени в раздумьях об этом недоразвитом, и я точно знаю, что вот-вот случится что-то плохое.

— Беа, — сказала я. — Если ты не оставишь их в покое, действительно случится что-то плохое. Не порти ей удовольствие. Она сама может решить, с кем встречаться. Может, это ее шанс.

— Я ничего ей не порчу, — разгорячилась Беа. — Я ее защищаю, и однажды она скажет мне спасибо. Я точно знаю, что Эндрю поступит с ней как отъявленный негодяй.

— Пусть она сама это поймет, Беа. Согласна, он мерзавец, но, как бы то ни было, ты должна позволить Белле учиться на ее собственных ошибках.

— Хмм. То же самое можно сказать про тебя и Эда. Ты же не собираешься опять переехать к нему, Роуз?

Я нервно теребила телефонный шнур.

— Нет конечно. Не говори чепухи.

— Я хочу, чтобы ты ко мне переехала, — сообщил Эд на следующий же вечер, когда мы потягивали совиньон в «Берторелли». Он взял мою ладонь и поднес ее к губам. — Мне тебя не хватает, Роуз. Без тебя так одиноко.

— Эд, — тихо ответила я. — Не так быстро. К чему торопиться? Я очень рада, что мы так хорошо ладим.

Он погладил мои пальцы и вздохнул.

— Но прошел уже месяц с тех пор, как мы снова начали встречаться. Месяц — немалый срок.

— Неправда, Эд, месяц — это очень мало.

— Но мы ведь женаты, Роуз.

— Это тут ни при чем.

— Почему ты сомневаешься? — нежно спросил он, снова поцеловав мою руку. — Неужели мы не можем похоронить прошлое? — Почему-то перед глазами у меня вдруг возник Тео: он стоял в парке Холланд-Гарденз, положив руку мне на плечо, и показывал на звезды, а я чувствовала его теплое дыхание у себя на щеке. — Почему ты сомневаешься? — тихо повторил Эд.

Я крутила бокал за ножку.

— Я не знаю.

— Ты должна знать.

— Думаю, из-за того, что в прошлый раз мы так поторопились. Я хочу быть уверена, что на этот раз мы не наделаем глупостей.

— Ну, — ответил он, — у меня есть идея. Впереди Пасха, почему бы нам не уехать на каникулы?

— О… — Мое лицо стало пунцовым.

— Всего лишь на уикенд.

— Понятно.

— Было бы здорово, как ты думаешь?

— Угу.

— Представь: только я и ты, где-нибудь в теплом краю, на пасхальные выходные…

До сегодняшнего дня наши свидания с Эдом носили исключительно платонический характер. Если мы уедем на выходные, все будет по-другому. Несмотря на то что он был моим мужем и я до сих пор считаю его безумно привлекательным, что-то меня останавливало.

— Поехали в Париж, — размечтался он. — Я знаю уютный маленький отельчик.

— «Крильон»? — рассмеялась я.

— Хмм, нет. Если хочешь, поедем во Флоренцию или в Рим.

— Но… кто позаботится о Руди?

— Тео.

— Но вдруг он сам захочет уехать? Иногда он уезжает наблюдать за звездами или на семинар.

Он уже известен в астрономических кругах. Он очень талантливый лектор.

— Подумай о моем предложении, Роуз, и дай мне знать. Хочешь еще вина?

Я покачала головой. В последнее время я сократила количество спиртного.

— Эд, — вдруг вырвалось у меня. — Мне очень нравится вот так встречаться с тобой, ходить по ресторанам, но…

— Но что?

— Скажи, почему ты хочешь, чтобы я вернулась?

— Почему я хочу, чтобы ты вернулась?

— Да. Мне необходимо понять. Если это потому, что ты уже знаешь все мои недостатки и не хочешь начинать заново с новым человеком, то этого мало.

— Нет, — ответил он с кривой усмешкой. — Ты все неправильно поняла. — Он набрал воздуху в легкие. — Правда в том, Роуз, что я люблю тебя. Когда ты ушла, моя жизнь была разрушена, хотя я это и заслужил. И теперь мне хочется все исправить. Жизнь слишком коротка и слишком драгоценна, чтобы жить с огромным чувством сожаления, и мне кажется, у нас есть реальная возможность снова обрести счастье. Подумай насчет Пасхи, добавил он, когда принесли счет. — У меня накопилась сотня бесплатных миль: можем поехать куда угодно.

В последующие несколько дней я задумалась над его предложением — оно было заманчивым во всех смыслах. Мы могли бы поехать в Прагу или в Барселону, мечтала я. Представляла, как мы путешествуем по горной дороге, идущей вдоль Средиземного моря из Ниццы в Геную, и останавливаемся пообедать в Антибах. Рисовала в воображении, как мы бродим по галерее Прадо или прогуливаемся по площади Святого Марка. Вот мы взбираемся по холмам Тоскании, и под нашими ногами — море диких цветов. Когда мы были вместе, мы никогда никуда не ездили — разве что в медовый месяц, потому что у меня вечно не хватало времени. Теперь казалось немыслимым, что я могла быть настолько одержима работой. Эдит Смагг не отвечала на все письма лично, она лишь давала самые необходимые советы. И если бы один из моих читателей обращался с Эдом так, как я, я бы ответила, что это несправедливо.

Тео был прав. Теперь мне все было ясно, как дважды два. Обуреваемая каким-то извращенным желанием быть отвергнутой, я игнорировала потребности Эда. Он заслужил еще один шанс. Никто не изменяет просто так, подумала я. Интрижки не случаются без всякой причины, ни с того ни с сего. Эд не любил Мари-Клер, это был всего лишь крик о помощи. Теперь я смогу стать хорошей женой, решила я, потому что наконец нашла ответы на самые серьезные вопросы. Как будто Тео направил фонарик в тьму моего сознания, осветив спутанный клубок моих чувств.

На следующий день я решила сказать Эду, что согласна поехать с ним. Мы бы провели приятный уикенд, к тому же мне необходима передышка — я больше года не ездила в отпуск. Но если я уеду с ним, то придется потом к нему переехать: это всего лишь очередной шаг на пути к неизбежному. Я сидела на работе, писала черновики ответов и мысленно паковала чемоданы для поездки на мыс Ферра, или в Вену, или в Рим, или еще куда-нибудь, как вдруг раздался звонок.

— «Дейли пост», колонка скорой психологической помощи, — любезно прогорорила Беверли. — Нет, нет. Нет, но она здесь. Кто ее спрашивает? О. — Ее тон внезапно переменился. — Понимаю. — Я подняла голову. Она нахмурила брови. — Передаю трубку.

— Кто это? — прошептала я.

— Из больницы в Челси.

О, наверное, хотят, чтобы я вступила в очередной благотворительный комитет. Спасения от них нет.

— Миссис Райт? — произнес деловитый женский голос.

— Хмм, да, — ответила я, удивленная тем, что ко мне обращались по фамилии мужа.

— Говорит старшая медсестра Хауэллз.

— О.

— Боюсь, с вашим мужем произошел несчастный случай. Думаю, вам лучше приехать.