Разрушь меня

Глава 3. Перемены

– Тебя вчера мальчик провожал?

Вопрос мамы заставляет меня подавиться тонким блинчиком, который она плюхнула мне тарелку несколько секунд назад.

– А что?

Мама бросает на меня странный взгляд из-за плеча. Не привыкла к тому, что на её вопрос тут же не дается самый подробный отчет.

Но мне не хочется ей рассказывать. Не знаю, может во мне наконец проснулся протест переходного возраста, но её совсем не хочется пускать в этот хрупкий, только строящийся мир, который наконец-то полностью мой. Только мой.

– Что будешь сегодня читать?

– Может быть схожу на озеру с ребятами, – отвечаю я, потупив взгляд и ковыряя блин вилкой. Аппетит как-то сразу пропал. Нутром чувствую надвигающийся допрос с пристрастием и уже ощетинилась, готовая обороняться.

Но мама молчит, продолжая переворачивать блинчики на сковородке. Тишина становится на столько осязаемой, что я решаю ретироваться в свою комнату. Тихо так, по-воровски, пока меня не поставили в тупик какими-нибудь доводами о том, что я «должна». У мамы их всегда находится предостаточно.

После вчерашнего разговора с Матвеем, я ещё несколько часов ворочалась в кровати, анализируя его слова.

А ведь он действительно был прав. Я никогда не делала того, что я действительно хочу. Возможно, совсем в детском возрасте я и выражала протест против родительской воли, но не могу этого вспомнить. Как и переломный момент – тот, когда я начала просто беспрекословно выполнять приказы. Идеальный солдат.

Поддавшись внезапному порыву, я сажусь за старенький письменный стол и беру тетрадь, в которую обычно выписываю цитаты из книг, которые мне особенно понравились. Все они преимущественно о любви.

На чистом развороте разлинованной клеткой бумаги, я медленно вывожу: «Что я люблю:»

На этом моменте я подвисаю на несколько минут. В мыслях так пусто, что хочется смеяться и плакать одновременно. Я просто не могу найти в себе это чувство. Не могу его вспомнить.

Брови хмурятся, а ручка просто рисует загогулины на листке бумаги, вместо планируемого списка.

Я провожу так господь знает сколько времени, уйдя так глубоко в себя, что не сразу понимаю, что мама зовёт меня снизу.

– Лиз, к тебе пришли!

– Кто там? – хрипло отзываюсь я.

– Девушка, представилась Юлей.

Губы расплываются в улыбке помимо моей воли. Я тут же начинаю метаться по комнате, впопыхах натягивая на себя купальник в полосочку, а на него цветастое платье, которое не жалко замочить водой по моим меркам.

Уже стоя на пороге с пляжной сумкой в руках и нацепляя очки на голову, которые нещадно запутываются в волосах, я бросаю взгляд на тетрадь на столе и решаю хотя бы захлопнуть её.

Среди завитков и начерченных мной клеток, глаза улавливают отчетливое, обведенное несколько раз «Матвей».

**

– Девчонки!

Радостный вопль Олега, замечающего нас в прыжке с деревянного пирса, заставляет дружно рассмеяться.

Юлька явно наслаждается происходящим – все парни на нас глазеют, а девчонки делают вид, что не замечают, хотя почти наверняка рассматривают, пряча глаза за темными очками.

Озеро, солнце, суббота, что может быть лучше?

Полотенца здесь раскладывают прямо на траве, а музыка рвется из динамика открытого багажника чьей-то старенькой «тойоты».

– Давай чуть подальше от них, – Юля опускается до шепота, указывая на место чуть поодаль других девчонок, возле которых вьются загорелые ребята.

– Это зачем? – не понимаю я, но послушно достаю синее полотенце, раскладывая его прямо на выгоревшей местами траве.

– Посмотрим, кто из нас победит в битве за мужское внимание, – её глаза смеются и я не понимаю, шутит она, или говорит всерьез.

Очень скоро я забываю об этом, брезгливо оглядывая светло-коричневую воду озера, взбаламученную постоянными ныряниями.

– Только не опять, – Юля картинно закатывает глаза, видя мои сомнения на берегу. Сама-то она уже давно зашла по пояс в озеру, правда, картинно поохав про холод.

– Не могу, – тихо мотаю головой, – не могу совсем.

Мой купальник наверняка почернеет от соприкосновения с этой водой, но это не самое важное. Интересно, кто-нибудь вообще делал анализ этой воды на пригодность для купания?

Пока я раскручиваю эту мысль в голове, меня закидывают на плечо чьи-то сильные руки, и вот я уже изо всех сил визжу и брыкаюсь под дружный гогот ребят и Юльки.

– Сережа, поаккуратнее с ней! Ценный груз! – это ревнивый голос Олега, впрочем не сильно старающийся остановить это кретина Сережу, с плеча которого, болтаясь вниз головой, я сейчас оцениваю перспективу встречи с водой.

Когда мой голос фактически сорван, Сережа, похоже, находит оптимальную глубину, чтобы сбросить чересчур громкую ношу.

– Готова? – усмехается он.

– К чему?!

Объяснять у него видимо нет времени, поэтому он просто перехватывает меня и, встав вполоборота, раскручивает как снаряд, чтобы зашвырнуть подальше.

Столкновение с водой кажется мне не столько противным, сколько унизительным. Ещё никто не позволял себе так со мной себя вести!

Выныривая и отплевываясь, я разражаюсь таким потоком отборной матерной брани, что на несколько секунд на берегу воцаряется молчание.

Но лишь для того, чтобы переглянувшись, парни опять начали ржать.

– А девочка-то с характером, – гогочет какой-то рыжий, толкая Олега локтем в бок, – ты ж говорил «принцесса». Принцессы таких слов не знают, – глубокомысленно излагает он.

– А у меня она современная, да, Лиз? – Олег весь светится, подмигивая мне.

Вся злость куда-то мигом улетучивается. Уголки губ подрагивают, и я качаю головой, заключая: «Придурки. Но я вас прощаю».

Поправляю волосы, чтобы сохранить хотя бы остатки своего достоинства и грациозно шагаю из воды, осознавая, что голоса вокруг меня притихли. Олег, практически не стесняясь, разглядывает моё тело в купальнике, и по его взгляду, я понимаю, что ему нравится то, что он видит.

Какое-то незнакомое удовлетворение теплом растекается внутри меня. А это приятно, черт подери – быть в центре внимания.

Никогда прежде со мной такого не случалось. Никогда прежде я не была в такой большой компании своих сверстников. Здесь не менее человек пятнадцати, и всё их внимание сейчас приковано ко мне. Нет, конечно, не потому, что я «такая классная». Просто я здесь новенькая. Они не знают меня, а значит, я могу быть кем захочу.

Почему-то эта мысль ещё больше распаляет меня и моё воображение. В моих любимых книгах герои иногда уезжали куда-то очень далеко, чтобы начать новую жизнь. Всё с чистого листа. Может быть сейчас – мой шанс?

Забыть ту Лизу, которой я была – тихой, исполнительной, добродушной.

Сейчас я могу стать кем угодно.

– Лиза, да? Меня зовут Сергей, – парень, так бесцеремонно закинувший меня в озеро, выходит из воды, подобно богу.

Он очень красивый, с такими лучше вообще не связываться. Он огромный, мускулистый, с ямочкой на подбородке и глубокими голубыми глазами, смотрящими на меня с легкой иронией… Так, стоп. Где-то я такие уже видела…

– Меня Паша зовут, – представляется рыжий, перебивая и перманентно кривляясь. Сначала мне кажется, что у него нервный тик, но потом я понимаю, что это просто такая манера поведения, – он максимально неуверен в себе и пытается копировать своих товарищей, подобострастно заглядывая им в глаза.

– Мусор, – ухмыляется Олег, пытаясь завладеть моим вниманием.

– Что? – не понимаю я.

– Паша Мусор.

– Это фамилия такая?

Они с Сережей переглядываются и начинают ржать. К моему удивлению, сам «Мусор» тоже неуверенно хихикает.

– Я тебя обожаю, – Олег кладет теплую ладонь на моё влажное плечо, – нет, это погоняло.

– Не понимаю, – мотаю головой, – он живет в каком-то месте рядом с помойкой?

Тут уже они просто надрывают животы, вместе с Юлей, которая успела выйти из озера и обтереться полотенцем.

– У него вся семья – менты, – поясняет она, промакивая волосы.

– И? – всё ещё не догоняю я.

– Да ладно, Лиз, – Сережа вытирает выступившие слезы, – ты с другой планеты что ли?

Немного пожимаю плечами, делая неопределённое выражение лица. Вообще, всё идет к тому, что он прав. И другая планета в моем случае – Ласточкино.

– Ну короче, – путанно объясняет Олег, – ментов часто мусорами называют, не знаю, как ты могла об этом не слышать. На самом деле там даже нет ничего обидного, по факту. До революции Московский Уголовный Розыск назывался Московским Уголовным Сыском. От аббревиатуры МУС и произошло прозвище. Так что, мы не совсем изверги, – усмехается он.

– Это твоё “не совсем” обнадеживает, – бурчу я.

– Не грузи девушку, – Сережа подходит ближе, касаясь моих волос, от его близости я вся как-то внутренне сжимаюсь, – кусочек тины, – поясняет он, доставая что-то зеленое из моих волос.

Чудесно. Теперь я борюсь с приступом брезгливости, стараясь, чтобы это не сильно отражалось на моем лице, а то есть риски, что Сережа воспримет это на свой счет.

Интересно, тот факт, что я не могу оторвать взгляд от его таких знакомых голубых глаз делает меня ветреной особой, учитывая, что вчера в темноте я сидела на коленях у Олега?

Надо бы проконсультироваться по этому вопросу с Юлей, будем надеяться, что у неё опыта побольше.

– О, Победоносцев, – как-то тихо произносит Юля.

Мы дружно оборачиваемся на сто восемьдесят, чтобы увидеть, как серебристый «хёндай» качается на неровной дороге, медленно катя в нашу сторону.

От предвкушения встречи с Матвеем, я вся сразу подбираюсь, готовая к обороне. Почему-то каждая встреча с ним заканчивается нашей словестной битвой, и что-то подсказывает мне, что и эта не станет исключением.

Матвей не обременил себя футболкой, судя по всему решив, что раз он едет на озеро, то это просто лишний багаж.

Подходя ближе, он жмёт ребятам руки, кивает Юле и только потом переводит взгляд на меня, слегка хмурясь. Сердце пропускает удар, когда он случайно задевает своим загорелым плечом моё.

Только сейчас я понимаю, что как только он вышел из машины, все как-то дружно притихли, даже популярная попсовая песенка, доносящаяся из колонок звучит как-то неуместно.

– Как дела? – обращается он ко всем и ни к кому в частности.

– Да мы тут Лизу искупали, – хмыкает Олег, явно довольный недавним происшествием.

– В смысле? – брови Матвея взлетают вверх.

– Серега постарался, а то она никак не решалась в воду зайти, вот мы и решили посвятить её, так сказать.

Олег с Сережей переглядываются, явно довольные собой, но Победоносцев бросает на меня какой-то непонятный взгляд, исполненный легкого презрения, как мне кажется. А может быть разочарования. Вот только с чего бы это?

Зеркалю его взгляд, чтобы до него дошло, что мне не нужна его оценка. Плевать. Всем я нравится не могу и Матвей явно не входит в число моих фанатов.

Чего не скажешь о об огромном Сереже и Олеге, которые тут же отзываются на моё приглашение поплавать, проводя следующий час, попеременно подкидывая меня в воде до тех пор, пока я почти глохну и слепну от воды, которая фактически затопляет мои уши и глаза.

Нет, к не самому чистому озеру я так и не смогла привыкнуть до конца, по крайней мере до такой степени, чтобы это приносило мне удовольствие. Но вот тусоваться на берегу с хмурым Матвеем мне хотелось ещё меньше. Однако это не мешало мне ловить на себе его случайные взгляды.

Победоносцев занял место на полотенце рядом с двумя незнакомыми девушками и о чем-то с ними мило болтал, являя собой полную противоположность тому образу, в котором он являлся передо мной.

Олег и Сережа же вытянулись на солнышке рядом со мной и Юлькой, которая бросала мне победные взгляды, как бы произнося «я же говорила, наша возьмет». «Мусор» тоже выбрал большинство, так что, в «битве за парней» сегодня одержала победу наша команда.

Лежать, подставляя кожу солнышку между Олегом и Сережей оказалось до одури приятно. Ещё никогда рядом со мной не находились такие симпатичные ребята, которые к тому же, боролись за моё расположение.

Я видела их легкие стычки плечами, как бы невзначай пытающиеся оттеснить другого от меня в воде, и легкие касания, которыми они пытались привлечь к себе моё внимание, лежа по обе стороны.

Нет, это чертовски приятно. Ласточкино начинало сиять для меня новыми красками.

Я уже мысленно представляла себя встречающейся попеременно то с Олегом, то с Сережей, но никак не могла выбрать.

Олег, с его харизмой, энергетикой, острым языком и миллионом забавных историй в запасе, казался мне просто идеальным воплощением для романтических отношений. В моём воображении мы с ним уже носились по окрестным дорогам на его мопеде, смеясь и расставляя руки на встречу ветру.

С Сережей ситуация обстояла иначе, он был постарше нас на четыре года, то есть был более серьезным молодым человеком и даже вызывал у меня некоторое смущение своим иногда слишком откровенным взглядом. С ним я представляла себе вчера у камина, с чашкой горячего шоколада в руках и разговорами полушепотом.

День прошел просто замечательно, если не сказать идеально. Я купалась в лучах солнца и восхищения, такого нового в моей жизни, и чувствовала себя победительницей.

Всё изменилось буквально за несколько секунд, когда мы уже собирали вещи, чтобы разойтись по домам.

– Что делаешь вечером? – Олег спрашивает это нарочно небрежно.

– Не знаю пока, нужно в душ сходить и оценить свой новый загар, – шучу я, хотя действительно довольна тем, что бледная кожа прибрела легкий бронзовый оттенок.

– Давай я за тобой заеду вечером и оценю, – веселится Олег, – говорят, он проявляется только через несколько часов.

– Ты не подвезешь её до дома? – удивляется Юля.

– В смысле? – не понимаю я. – Я думала мы вместе пройдемся сейчас.

На самом деле я просто жаждала посплетничать и обсудить всё, что произошло сегодня, чтобы к вечеру уже быть готовой к новым событиям.

– Нет, – тянет Юля, – меня Матвей до дома добросит.

Моё лицо вытягивается, я вообще не понимаю, когда она успела с ним договориться. За весь день они не перекинулись и парой слов. Только если… Только если все эти смски, которые ей приходили, не были от Матвея.

Какое-то непонятное чувство обиды наполняет всё моё существо. Юлька не сказала мне, что у них с Матвеем что-то есть, и сейчас я чувствую себя обманутой. Хотя с чего бы? Мы не то, чтобы лучшие подруги, докладывать мне о своих парнях она не обязана. Просто то, что я видела вчера и сегодня между ними, никак не вяжется с тем, что у них роман.

– Ладно, – я сдергиваю полотенце с травы чуть резче чем бы мне того хотелось, – пройдусь сама.

– Да не глупи, тут идти минут двадцать, – произносит Олег, – я довезу тебя, мне по пути, помнишь?

По сути, отказываться глупо. Тащиться по проселочной дороге, искать путь, который я едва ли помню правильно…

– Нет, не надо, хочу пройтись.

Мой безапелляционный тон отбивает у Олега желание настаивать. Отказываюсь я и от предложения Сережи. Они оба как-то сразу начинают раздражать меня. Наводя мысли о том, что я просто перегрелась. Идиотская смена настроений, совершенно мне свойственная.

И вот я, гордая и совершенно одинокая, машу вслед проезжающим мимо меня автомобилям, в которых ребята разъезжаются по домам.

Как только музыка из открытых окон стихает, и пыль от их колес опадает обратно на дорогу, я начинаю понимать, какая же всё-таки дура.

Идти вдоль поля оказывается страшновато. То ли у меня обнаружился страх открытых пространств, то ли я всё ещё жду, что на меня из высокой травы выпрыгнет какой-нибудь одичалый. Так, однозначно пора завязывать с чтением Кинга. Даю себе это обещание и сворачиваю направо, надеясь срезать. Ещё несколько минут блуждаю, пытаясь понять с какой стороны мы с Юлькой пришли и… понимаю, что ни черта не помню.

Бешусь на Юльку за слишком длинный язык, и вляну собственную глупость, за то, что не следила за дорогой, за то, что отказалась от предложения Олега, за то, что вообще приехала в эту дыру.

Бессилие как-то разом обрушивается на меня, и я оседаю на дорогу, покрытую желтоватым песком, подтягивая колени. Плевать, что платье испорчено, плевать, что здесь наверняка куча змей и насекомых, сейчас меня ничто из этого не волнует. Невыплаканные слезы настигают меня, и прячу лицо в сложенных руках, роняя слезы на землю Ласточкино. Я даже толком-то и сама себе не могу объяснить, почему на душе так паршиво, но есть такие моменты, когда просто хочется выплакать душевную боль, которая копится и копится, нарастая плотиной, которая в какой-то момент прорывается.

Всхлипываю я достаточно громко, будучи уверенная в том, что случайный прохожий вряд ли обнаружит меня. В такое время дня здесь почти наверняка никого не бывает. Именно из-за этой своей ошибки я не сразу слышу шум колес приближающегося автомобиля.

Тут же вскакиваю, застигнутая врасплох, стараясь утереть слезы, но понимаю, что опухшие глаза и нос и выдают меня с потрохами.

Надежда на то, что это кто-то незнакомый исчезает, когда я вижу значок «Хендай» на автомобиле.

Нет, пожалуйста. Только не это.

Но это «Это».

– Ты чего тут? – хмурится Матвей, тормозя рядом со мной и опуская стекло.

– Ничего, – бурчу я в ответ, стараясь встать так, чтобы ему было видно только мой профиль.

– Плакала что ли? – подозрительно спрашивает он. – Это из-за рябят? – в голосе звучат недовольные нотки, от которых мне как-то сразу становится теплее на душе.

– Нет.

Мне хочется быть с ним повежливее, честное слово. Я даже сама не могу объяснить, почему веду себя так. Именно с ним.

– Короче, – по его тону я понимаю, что он не слишком доволен моими односложными ответами, – подвезти тебя обратно, или хочешь до ночи тут блуждать?

Искушение отказаться велико, но здравый смысл всё-таки подсказывает, что сейчас не время играть в гордость.

– Да, – отвечаю, шмыгая носом, и уже запрыгивая в машину, добавляю тихое, – спасибо.

Тут лицо Матвея немного светлеет.

– Да вижу я, что не нравлюсь тебе. Рожей не вышел, наверное. Но ты не бойся, я не трону, довезу в сохранности.

Я даже набираю в грудь воздуха, чтобы возразить, но не могу найти слов. Просто тупо смотрю на его профиль, сосредоточенно и хмуро следящим за дорогой. Его левая рука так и остается лежать на опущенном стекле, сквозь которое внутрь врывается теплый воздух, ерошащий его волосы, а правая небрежно держит руль. Несмотря на эту расслабленную позу, я нем чувствуется уверенный водитель. Мне с ним не страшно. Матвей разворачивает машину и направляет её в сторону относительной цивилизации. С ним спокойно, но не легко.

– А ты зачем возвращался? – решаюсь нарушить молчание первой спустя несколько минут.

– Бл*ть, – он закатывает глаза, – футболку на озере оставил. Но тебя на дороге увидел и так обалдел, что забыл про всё, – нагловатая усмешка. – Ладно, ничего, она старая всё равно, барахло, оно ещё никого счастливым не делало.

Моя мама бы с ним поспорила.

– Тебя не волнуют земные вещи, да?

Матвей задерживает на мне внимательный взгляд голубых глаз, и мне снова становится не по себе. Не надо было садиться в чертову машину. Через часик-другой мама бы все равно вызвала отряд спасения.

– Меня волнует благополучие моей семьи и моё собственное. На всё остальное мне откровенно говоря насрать, – просто отвечает он, вновь переключаясь на дорогу.

Я задыхаюсь от возмущения и желания доказать ему, что он не прав. А как же общество? Политика? Проблемы третьих стран? Я бы могла засыпать его вопросами, но почему-то боюсь вызвать ироничную усмешку. А мне кажется, что она точно появится. А ещё я боюсь, что он может разбить мои убеждения. Это у него получается достаточно просто.

– Нет ничего важнее тебя в этом мире, Лиза. – я вздрагиваю. – Важнее самой себя у тебя нет ничего и будет. – немного расслабляюсь. – Ты, твои родители, близкие, – это всё. Когда ты поймешь, что жизнь слишком коротка, чтобы размениваться на чужие чувства и желания, ты быстренько найдешь пути и решения собственных хотелок. Ты же чего-то хочешь, Лиза?

– Всеобщего блага? – ответ звучит так жалко, что я даже удивляюсь, как он не разражается смехом.

– Ты не сможешь осчастливить всех. Но себя можешь. И по сути, это твой долг перед богом и жизнью. Больше ничего.

– А ты, значит, философ? – складываю руки на груди, и теперь уже вижу его грустную усмешку.

– Это просто философия, которой научила меня жизнь. Когда умер мой отец, мать осталась на руках со мной и старшим братом. Родственников у нас не было, пособия государства были такими, что впору их и вовсе не получать, – смех. Матери пришлось продать квартиру и перебраться сюда. Чудом нашла работу продавцом в местом магазинчике. Мы жили впроголодь, сама понимаешь, зарплаты здесь не самые роскошные. Я не жалуюсь, – он рассказывает всё это усталым голосом, – у нас хотя бы квартира была, которую продать можно. Но подумай сама, сколько таких семей по России? В мире? Ничто и никому тут с неба не падает, всё нужно доставать кровью и потом. Тебе повезло, если ты никогда не видела ничего подобного, – он окидывает меня взглядом, словно подтверждая эту догадку, – но мир на самом деле состоит из говна, а не из сахарной ваты.

– Но если у тебя есть возможность помогать другим? – хмурюсь я. – Когда у тебя есть всё?

– Когда у меня всё будет, тогда я об этом и подумаю. – усмехается Матвей. – И дело здесь не только в бабках. Швырять лямы в фонды – это не та благотворительность, которая людям нужна. Помочь кому-то лично, какой-нибудь ерундой вроде запаса дров на зиму, поверь, в этом больше человечности.

Я раздумываю над его словами и над тем, что я сама видела в своей жизни. О чем мечтала. Всё это теперь мне больше напоминает расплывчатые рисунки акварелью на бумаге.

В моих мечтах никогда не было конкретики. Более того, смысл жизни я видела в открытии «какого-нибудь» фонда помощи. А может быть он прав? Что если свои мечты нужно облачать во что-то более конкретное?

– Чем ты занимаешься? – вопрос слетает с губ так внезапно, что я бы даже не удивилась, если бы он не ответил.

– Разным, – туманно произносит он, – в машинах люблю ковыряться, тут в Копылово сервис есть, здесь в деревне тоже могу подхалтурить.

– Только это? – спрашиваю удивленно. Я не сильна в местных зарплатах, но кажется, ему бы не хватило этих денег на покупку машины..

– Разным, Лиза, – вновь усмехается он, обрубая моё любопытство. – Где тебя высадить?

Я не заметила, что мы уже свернули в Ведьмин тупик и сейчас подъезжаем прямо к дому Юльки.

– В самом конце, пожалуйста.

Матвей кивает и проезжает ещё несколько метров, останавливаясь там, где асфальт обрывается.

– Пока, – бросаю я, открывая дверь, но Матвей меня останавливает.

– Будь с ним поосторожнее.

– С кем?– искренне не понимаю я.

– С обоими.

Я могу поиграть в дурочку, но и так понятно, что он имеет в виду Сережу и Олега.

– Они ведь твои друзья, – удивляюсь я.

– И останутся ими, – подтверждает он, – но я не ты.

Ещё несколько секунд мы смотрим друг другу в глаза, прежде чем я неуверенно киваю, а он дарит мне легкую полуулыбку.

– Увидимся, Лиза.

**

– Где ты была?!

Мама налетает на меня прямо с порога, и я с ужасом пытаюсь понять, что же такого произошло.

Да нет, все в порядке, время всего около шести вечера, а ни о каком «отбое» мы не договаривались.

– С ребятами, на озере, – осторожно отвечаю я, пытаясь протиснуться мимо неё к лестнице.

– Сегодня никаких гулянок!

Огромные глаза мамы налиты кровью, мне кажется ещё чуть-чуть и укладка на идеально окрашенных белых волосах зашевелится, превращаясь в гадюк.

– Ты чего? – я всё ещё силюсь понять, что могло вызвать такой поток гнева.

– По деревне про тебя слухи ходят уже! Что ты шатаешься! Соседки на тебя жалуются! Я сказала никаких гулянок!

Кажется, последний раз в таком состоянии я видела её, когда она заподозрила отца в измене. Обычно же мама просто отдает приказы железным тоном генерала, так, что в принципе крика и не требуется.

– Мам, я ничего такого не…

– Я сказала нет! Кто тебя подвозил сейчас? – голубые глаза метают молнии, а руки сложены на груди.

– Мальчик один знакомый, – тут уже я начинаю раздражаться. Говорить с ней о Матвее мне отчаянно не хочется.

– Мальчик, значит, – выплевывает она презрительно, – эти мальчики тебе не пара, Лиза. Сиди дома и готовься к поступлению.

– Но ты сама буквально выпихивала меня на улицу! – возмущаюсь я, сама незаметно переходя на крик.

– Я не думала, что соседки потом будут ко мне домой приходить с жалобами на тебя! Это только лишний раз доказывает, что ты просто неспособна отвечать за свои поступки!

– Кто тебе сказал?! Что?!

– Тетя Аня, возле дома которой вы вчера пиво пили! Алкоголичка! Вот уж не думала, что так тебя воспитала!

От несправедливости происходящего мне хочется одновременно смеяться и плакать.

Да в этой деревне и шагу ступить нельзя, чтобы про тебя не рассказали какой-то чуши! Несправедливой чуши, при чем, полного бреда.

Какая-то тетя Аня, которую я даже знать не знаю, оказывается следила за нами изо окна, пока мы сидели возле дома Олега. Конечно же, у этой «разумной» женщины не хватило здравого смысла понять, что кто-то мог и не пить вовсе. Или, что это была кола, например. Деревня.

Скорее всего, она не только на меня жаловалась, а прошлась по всем родителям, вот только моя мама не из тех, кто игнорирует слухи. С самого раннего детства меня наказывали за вещи, которых я не совершала, стоило только кому-нибудь из учителей или одноклассников пожаловаться, я тут же огребала.

Привело это в итоге к переводу в частную школу, где я была более чем обособлена от внешнего мира. В принципе, как и от ребят. Мамины истерики в итоге привели меня к мысли, что проще вообще ни с ем не общаться, чем потом пожинать плоды дружбы с жалобами.

– Никуда, Лиза. Сиди дома!

– Это мы ещё посмотрим. – взлетаю по ступенькам, сама удивляюсь собственной смелости.

Никогда я не разговаривала с матерью подобным тоном.

Похоже, она тоже опешила, потому что последнее слово остается за мной. Небывалая роскошь.

**

«Через час ребята зовут, идём?»

Смс от Юльки на мою нокию приходят с громким писком, и я поспешно отключаю звук, подозревая, что мама бдит на первом этаже.

«Сегодня вряд ли, устала»

Подумав, отправляю я.

Пусть я и показала характер, но смелости удрать от мамы не хватает. Она и силой может заставить меня остаться, с неё станется.

Пройти незамеченной точно не получится – выход из дома только один, а моя комната слишком высоко, чтобы я могла выпрыгнуть, и уж тем более влезть потом обратно. Ещё препятствие в виде высоченного забора и скрипучей калитки.