Лидия
Дальше экшен продолжается - меня забирают в изолятор. Чувствую себя бывалой зечкой, особенно, когда приезжает конвой и начинает готовить меня к перевозке. Здесь перед конвоирами вырастает проблема, которую они, видимо, не ожидали. Перед транспортировкой они обязаны провести личный досмотр, но в конвое одни мужчины, а мужчина не имеет права меня досмотреть, поэтому начинается беготня в поисках соответствующего сотрудника.
Женщина-полицейский находится не сразу, но все-таки находится. Мне она не нравится с первой секунды, как я ее вижу - возрастом старше меня, необъятных размеров, куртка на ее мощной груди еле сходится. Ткань между застегнутыми пуговицами расходится, материал топорщится. К тому же, она после перекуса, и в уголке её рта прилипли кусочки еды. Мужчины выходят, оставляя нас вдвоем.
Она смотрит на меня своими маленькими глазками. Я тоже смотрю на нее и, в конце концов, не выдерживаю, показываю на свой рот, и говорю:
- Уберите здесь. У вас еда осталась.
Она как будто краснеет, подходит к имеющемуся в кабинете зеркалу, смотрит на себя, достает из кармана замусоленный платок и вытирается.
То, что я сделала ей замечание, ей не понравилось, потому что досматривает она меня, грубо хватая руками.
Не выдерживаю и требую:
- Полегче! - при этом про себя костерю Пашу на чем свет стоит.
Наконец, унизительная процедура завершена, меня забирают и увозят. Оказываюсь в камере - стены выкрашены краской темно-синего цвета, шконка - металлическая кровать, прикрученная к полу, зарешеченное маленькое окошко, сумрак даже при включенном освещении. Единственная радость - уже очень поздно ко мне приходит адвокат, которого нанял сын. Мы с ним обговариваем стратегию моей защиты. Он предупреждает меня, что следственные действия будут проводиться завтра. Адвокат поспрашивал по своим каналам, и ничего против меня у следствия нет. Это меня очень радует. Единственное, что полицейские установили тех, кто работал на вышке, но все будет зависеть от того, смогут ли они меня опознать. После беседы адвокат уходит, а меня возвращают в камеру.
Уснуть в таких условиях мне практически не удается. Утром встаю вся помятая и крайне недовольна жизнью. Но никто не обещал, что будет легко. А против имени бывшего мужа в своей голове ставлю зарубку. Он у меня дорого поплатится за все это.
Забирают меня тоже рано. Я так понимаю, что полицейские торопятся провести опознание, чтобы иметь доказательства против меня и предоставить меня в суд на арест. По дороге в отдел полиции молюсь и обещаю быть хорошей девочкой, если меня не опознают. А что еще остается?
На этот раз процедура, предусмотренная законом, соблюдается неукоснительно, мне зачитывают права, разъясняют что сейчас будет проводиться и как. При всем этом присутствует мой адвокат. Все обходительные и вежливые, не то, что вчера. Адвокат успевает мне шепнуть, что все будет нормально, и чтобы я не переживала. Но какой-то мандраж все равно остается, и я, естественно, нервничаю. Только не показываю этого.
Наконец, опознание начинается, меня заводят в комнату, где, помимо меня, еще две женщины, потом мне предлагают занять любое понравившиеся место, я встаю крайней слева, после чего приглашается опознающий. Это тот работяга, которому я передавала деньги. Я его узнаю сразу, а вот он растерянно оглядывает всех нас. Следователь, который проводит опознание, разъясняет ему права и обязанности, предупреждает об ответственности, после предлагает ему посмотреть на стоящих перед ним женщин и спрашивает у него, узнает ли он ту, которую он поднимал через забор участка Зайковского такого-то числа.
Работяга чешет затылок, потом начинает ходить мимо нас, стоящих в ряд, и внимательно рассматривает каждую.
В конце концов, оборачивается к следователю и говорит:
- Нету тут ее....
Следователь озадаченно смотрит на него, потом переспрашивает:
- Точно?!
Работа утвердительно кивает головой и выдыхает:
- Точно.
В груди все взрывается фейерверком от радости, потому что это означает, что меня, скорее всего, выпустят. Но я не показываю своей радости, чтобы не вызывать ненужных подозрений.
- Ну, что, Максим Александрович, по-моему, все понятно... - обращается к следователю мой адвокат.
- Что вам понятно? У нас еще два опознания! - грубо отвечает ему следователь.
Я креплюсь и молюсь усердней. Может быть, пронесет? С теми двумя я практически не общалась. Да и одета я была совершенно по-другому. Стараясь не выдать владеющего мной смятения, жду следующих опознаний. И мне все-таки везет - два других меня тоже не опознают. Но мне кажется, за это время я нажила немало седых волос.
Адвокат ехидно улыбается и говорит:
- Ну, что, Максим Александрович, похоже, моя клиентка все-таки не при чем, и господину Зайковскому придется искать настоящего виновника, а не сваливать все свои несчастья на бывшую жену.
Следователь открывает рот, чтобы с ним поспорить, но потом смотрит на меня искоса и закрывает его.
Далее следуют кое-какие процедуры по оформлению бумаг, и уже через полчаса я оказываюсь вне здания отдела полиции.
- Ура! - кричит сын, встречая нас с адвокатом у здания отдела.
- Ура! - вторю ему я и кидаюсь на шею.
- Я свободна! - с ликованием добавляю.
- Вам очень повезло, - произносит адвокат, - Все могло закончиться не так радужно.
Мы с сыном принимаемся благодарить его. Он отвечает:
- Это моя работа. И, кстати, нам нужно будет обсудить обжалование раздела имущества. Но это я предлагаю сделать позже, так как вам нужно время, чтобы отдохнуть и прийти в себя.
На этом мы с адвокатом прощаемся, договорившись о встрече завтра, и Димка спрашивает у меня:
- Поехали домой, мам?
- Конечно, поехали, если ты пустишь пожить старую рецидивистку, - смеюсь я.
- Скажешь тоже, - бухтит на меня Димка.
Однако около подъезда дома, в котором живет сын, нас с ним ждет сюрприз.