Развод. Твоя ложь белее Снега!

Глава 4

Он влетает в палату, как буря, — в дорогом пальто, с усталым лицом и тем самым выражением, где смешаны тревога, раздражение и «сейчас я всё выясню». Кирилл всегда умеет входить эффектно, особенно когда считает, что прав.

— Алёна?! Что происходит? Кто это вообще?! — резко кивает в сторону Дмитрия, стоящего у окна.

Чувствую, как внутри опять начинает мутить.

Вот же жизнь: изменил мне муж, а оправдываться почему-то должна я. Еще не хватало, чтобы медсестра сейчас выглянула из-за двери и объявила на всю больницу, что это мой любовник и отец моего ребёнка.

А там уже и до криминальной хроники рукой подать.

Кирилл тем временем всё больше мрачнеет, переводит взгляд с меня на Дмитрия и обратно.

— Ты мне изменяешь, да? Решила отомстить, так получается? — выплёвывает он фразу почти брезгливо, будто поймал меня на горячем.

Молча смотрю на него, стараясь не сорваться. Вот прямо представила: с токсикозом и в обмороке специально искала любовника, чтобы отомстить.

Просто идеальный план.

— Кирилл, перестань устраивать спектакль, — говорю спокойно, хотя внутри всё уже горит от злости.

Он дергает подбородком в сторону Дмитрия:

— А он здесь случайно оказался? Или теперь так принято: любовники прямо в больницу приезжают?

— Так, стоп, — вдруг перебивает Дмитрий. Голос его звучит спокойно и твердо. — Вы всё неправильно поняли. Мы столкнулись в аэропорту. Ваша жена потеряла сознание прямо у входа. Я просто довёз её сюда, вот и всё.

Мне становится неловко. Вот так — человек помог, а теперь вынужден оправдываться перед мужчиной, который сам-то изменник.

— Да, Кирилл, — говорю тихо. — Не всем мужчинам нужен повод, чтобы вести себя по-человечески.

Он щурится, и я вижу, как в глазах мелькает паника. Знает, на что намекаю.

— Давай не будем устраивать сцену, ладно? — бормочет, будто боится, что Дмитрий услышит слово «измена».

Мне противно. Всё, что сейчас происходит — сплошное враньё и притворство, от которого просто тошнит.

Дмитрий ещё секунду молчит, будто решает, что делать дальше, затем быстро говорит:

— Ладно, я, пожалуй, пойду. Не хочу мешать. Выздоравливайте.

Он выходит, и я вдруг ловлю себя на том, что мне не хочется, чтобы он уходил. И дело даже не в том, что он помог. Просто рядом с ним стало неожиданно спокойно. И это странно — мы ведь толком не знакомы.

Дверь закрывается. Кирилл садится на стул напротив кровати и молчит. В палате становится душно, слышно, как тихо стучит капельница.

— Это правда? — наконец выдавливает он. — Ты беременна?

Я медленно киваю. Он выдыхает с каким-то облегчением, улыбается и уже почти тянется ко мне, чтобы обнять. Я резко останавливаю его жестом.

— Не спеши радоваться. Может, сначала ты скажешь мне что-то? Или лучше я спрошу сама. Это правда, что Вика беременна от тебя?

Он застывает, словно его ударили током. Потом отводит взгляд, теребит край рукава — привычка, которую я знаю слишком хорошо. Так он делает, когда врёт.

— Алёна… я… — начинает, — это всё как-то… случилось. Ты же знаешь, как я хотел ребёнка. Мы столько лет пытались, а Вика… ну…

— Что, Вика оказалась под рукой? — перебиваю, не повышая голоса. — Удобное совпадение.

Он морщится, но не от вины, а от раздражения.

— Хватит. Сейчас не время для упрёков. Главное, что ты тоже ждёшь ребёнка. И теперь я буду рядом.

— А Вика? — спрашиваю спокойно.

Он замолкает, потом выдыхает:

— Ну, буду помогать финансово. Не брошу же я её совсем. Но жить буду с тобой, естественно, — говорит это таким тоном, будто речь идёт о ремонте машины, а не о чужой жизни и чувствах.

— Отлично, — выдыхаю с сарказмом. — То есть официально ты со мной, а неофициально будешь периодически навещать её?

Он раздражённо вздыхает, откидывается на стуле:

— Алёна, не начинай. У нас всё будет хорошо. Я же с тобой.

— В смысле «с тобой»? — усмехаюсь. — Ты уверен, что сможешь ходить туда, где у тебя растёт ребёнок, и при этом строить семью со мной? Или ты решил делать график: понедельник‑среда‑пятница — я, вторник‑четверг‑суббота — Вика?

Он вспыхивает, встаёт, начинает ходить по палате, как зверь в клетке.

— Да при чём тут Вика? Я сказал, всё кончено. Мы будем встречаться только ради ребёнка.

— Кирилл, — говорю я тихо, — ты даже сейчас врёшь.

Он резко поворачивается ко мне.

— С чего ты взяла?!

— Потому что, когда ты врёшь, ты никогда не смотришь в глаза. И всегда трёшь запястье левой рукой. — Я указываю на его руку. Он замирает. — Видишь? Даже сейчас.

Он останавливается, в глазах мелькает растерянность, а потом раздражение:

— Хорошо, и что теперь? Ты меня бросишь? Оставишь нашего ребёнка без отца?

Я вдруг понимаю, что устала.

Настолько устала, что сил кричать или плакать уже нет. Смотрю на Кирилла спокойно и неожиданно для себя говорю:

— Этот ребёнок не от тебя.

Его лицо бледнеет, будто кто-то выпустил из него весь воздух.

И в палате наступает такая тишина, что слышно, как за окном падают снежинки.