На пороге стоит Кирилл. Лицо помятое, серое, глаза воспалённые, как будто он последние сутки провёл не иначе как в компании бутылки дешёвого виски.
— Алён, надо поговорить, — сипит, не дожидаясь моего вопроса.
Голос надтреснутый, уставший, какой-то жалкий.
Я только качаю головой:
— Нам не о чем говорить. Ты серьёзно считаешь, что я сейчас позову тебя на чай с оливье?
Пытаюсь закрыть дверь, но Кирилл вдруг выставляет ногу и упорно протискивается в квартиру.
— Я прошу тебя! Выслушай! Это важно!
— Было важно, — говорю резко и спокойно, хотя внутри всё горит от гнева. — До того, как ты прыгнул в кровать к моей лучшей подруге. Теперь нет.
Я хватаю пальто, сумку с контейнерами и выскакиваю в подъезд. Он несётся за мной следом, тяжело топая по ступенькам.
— Ты куда-то собралась? К своему хахалю? Я видел этого типа в больнице. Давно ты от меня скрываешь?
— Не твоё дело, Кирилл. Ты свой выбор сделал.
— А ты что, святая, что ли? — он снова заводится. — Сама вон ребёнка нагуляла и рада стараться!
На улице морозно и красиво, всё сверкает гирляндами, окна домов светятся разноцветными огнями, а во дворе дети уже вовсю запускают салюты. До Нового года остаётся меньше двух часов.
И тут этот цирк с «бывшим» мужем.
— Ты правда подала на развод? — резко спрашивает Кирилл, останавливая меня посреди двора.
Я замираю, вглядываясь в его лицо.
Ну вот что ему теперь от меня надо?
Неужели он реально думал, что я прощу его после такого?
— Удивительно, да? Ты ждал, что я тебя после такого буду на руках носить? Или ты просто хотел быть султаном с гаремом? Извини, я пас.
— Вика — это ошибка! Я не думал, что всё так обернётся!
Хмыкаю. Вот это новость. Теперь, оказывается, он у нас ещё и пострадавший.
— Интересно, Вика знает, что она ошибка? Хотя вы друг друга стоите. Выглядишь ты, кстати, соответствующе. Как ёлка, которую после праздника выкинули на мусорку.
Кирилл вскидывает голову, злится, делает резкий шаг в мою сторону, как будто хочет схватить за плечи:
— Ты не имеешь права так говорить! Ты моя жена, я тебя…
Не успеваю ответить, как сильные, уверенные руки обнимают меня со спины. Я замираю и даже не оборачиваясь понимаю, кто это. Знакомый запах, знакомое тепло.
Дмитрий.
Мгновенно становится спокойно, и я чуть не выдыхаю с облегчением.
— Она уже не твоя, — говорит это так спокойно и уверенно, что я сама верю каждому слову. — Ты свой шанс профукал. Теперь мой ход.
Кирилл краснеет, от ярости не может даже внятно ничего ответить, только выкрикивает какие-то оскорбления:
— Да ты знаешь, какая она на самом деле? На двух стульях сидит! И тебя разведёт, как меня…
Мне становится жутко стыдно. Хочу что-то сказать, оправдаться, но Дмитрий ещё крепче притягивает меня к себе и холодно говорит:
— Ты уже сделал выбор. Алёна теперь со мной. И я её больше не отпущу.
Пока мы оба с Кириллом молча перевариваем эту новость, Дмитрий быстро усаживает меня в свою машину и через минуту мы уже несёмся по дороге.
— Спасибо, — шепчу, когда понимаю, что мы далеко отъехали. — И прости, что тебе пришлось это говорить ради меня.
Дмитрий едва заметно улыбается и смотрит прямо на дорогу:
— Я вообще-то сказал чистую правду. Так что никаких извинений.
Зависаю на несколько секунд, судорожно сжимая в руках контейнеры с салатом и торт.
Он что, серьёзно?
За окном мелькают заснеженные поля, деревья в снегу, вокруг такая сказочная картина, что я невольно расслабляюсь и любуюсь, хоть мысли и скачут в голове, как безумные зайцы.
Через двадцать минут мы подъезжаем к дому.
Нет, не дому — настоящему дворцу с огромными панорамными окнами, который светится гирляндами, как на рождественской открытке.
Я тихонько ахаю. После моей съёмной однушки это как попасть из маршрутки сразу в личный самолёт.
Медленно выбираюсь из машины, оглядываюсь, чувствуя себя слегка не в своей тарелке. Смотрю на дом и думаю: вот это да, ну точно Дед Мороз миллионер.
На фоне всего этого Дмитрий выглядит ещё более недосягаемым и загадочным — как крутой айфон, который случайно попал в руки любителю кнопочных телефонов.
Вдруг вижу двух снеговиков во дворе. Один большой, явно папа, в шляпе, второй — маленький, скорее всего ребёнок. И тут сердце начинает щемить.
Мамы нет.
Невольно думаю о девочке, которая живёт в этом сказочном доме, и почему-то хочется её немедленно обнять.
Внезапно дверь распахивается, и во двор выбегает розовый комок радости в пушистых варежках и белой шапочке с ушками:
— Ура! Мама приехала! — восторженно кричит девочка, обнимая меня так крепко, что я от неожиданности роняю контейнеры с оливье и торт прямо в снег.
— Мамочка, ты теперь навсегда останешься? Ты же больше не уйдёшь, да? Мы слепим вместе маму-снеговика?
Я глотаю ком в горле, опускаюсь и крепко обнимаю её маленькое тельце. Щёки девочки холодные и красные от мороза, а глаза горят таким счастьем, что хочется плакать.
Она тут же отскакивает и бежит к снеговикам, весело прыгая вокруг.
— Видишь, папа! Теперь и маму сделаем, и будем все вместе! — кричит она Дмитрию.
Я стою посреди двора, глупо улыбаясь и пытаясь скрыть слёзы, а Дмитрий подходит со спины, обнимает меня за плечи, склоняется ближе и негромко произносит на ухо:
— Ну что, Алён, придётся тебе стать мамой. Ты ведь понимаешь, что в нашем доме всё решает дочка. Раз она сказала, что ты мама, значит, выхода нет. Попробуешь сбежать — будем ловить и возвращать обратно, имей в виду.