Развод. Твоя ложь белее Снега!

Эпилог

Я выхожу из роддома и жмурюсь от яркого солнца, словно три дня просидела в пещере. Конец августа, воздух тёплый, насыщенный, пахнет травой и чуть-чуть — осенью, которая вот-вот постучится в двери.

Останавливаюсь на пороге, вдыхая полной грудью и улыбаясь.

Рядом со мной Дима. На руках у него наша младшая дочка, завернутая в лёгкий розовый плед.

Украдкой смотрю на него и вижу это дурацкое выражение лица, с которым ходят абсолютно все молодые папаши — смесь паники и абсолютного счастья.

Из-за деревьев вдруг выбегает белокурая вихрастая головка — наша непоседливая Тая. За то время, пока я была в роддоме, она будто выросла в два раза.

— Пап! Пап! — несётся она прямо к Дмитрию, на ходу подпрыгивая от восторга. — А она настоящая, да? Можно я её потрогаю? А как она дышит в таком свёртке? Там дырочки есть?

Я прикрываю рот рукой, чтобы не расхохотаться в голос. Дима улыбается, присаживается на корточки и терпеливо объясняет:

— Настоящая, дышит отлично. И даже глазками хлопает. Только вот потрогать можно будет дома, ладно?

— Ладно! — важно кивает Тая и тут же принимается заглядывать через плечо отца, пытаясь рассмотреть сестричку.

За спиной у неё идут родители Дмитрия. Свёкры, которых я даже не мечтала обрести — душевные, заботливые и без лишних советов. Они машут мне руками, улыбаются, но ближе не подходят, чтобы дать нам насладиться моментом.

— Поехали домой, — мягко говорит Дима, обнимая меня свободной рукой за плечи.

Я сажусь на заднее сиденье. Он осторожно передаёт мне малышку. Тая тут же подсаживается рядом, с любопытством заглядывая в свёрток.

Пока мы едем домой, Тая трещит без умолку:

— А мы ей моих кукол покажем, да? А она в куклы вообще играть будет? Или она слишком маленькая? Мама, а когда она уже вырастет и пойдёт со мной гулять?

Я улыбаюсь, глажу её по волосам и терпеливо отвечаю на миллион этих вопросов. За окном мелькают поздние летние пейзажи — зелень, ещё не тронутая осенью, поля с высоким золотистым камышом и небольшие дачные домики вдалеке.

Когда подъезжаем к дому, у меня внутри что-то сладко сжимается от воспоминаний.

Тот самый двор, в котором мы прошлой зимой лепили снеговиков. Сейчас на их месте густая зелёная трава и аккуратные клумбы с яркими астрам и бархатцами. В воздухе — запах позднего лета, яблок и слегка увядающих листьев.

Тая тут же выскакивает из машины, бежит на качели. За ней неотступно следует няня — милая женщина, которую Дима нанял, чтобы я не сошла с ума в ближайшие пару месяцев.

Мы заходим в дом, и Дима сразу тянет меня наверх, в детскую. Он такой гордый, будто минимум возвёл египетскую пирамиду в натуральную величину.

— Всё сделал сам? — спрашиваю, с подозрением осматривая ярко-белую мебель, нежно-розовые шторы и игрушки, аккуратно расставленные по полкам. — Кроватку тоже?

— Ага, — он хитро прищуривается. — Кроватку собрал лично, потом разобрал и собрал ещё раз. Теперь это самая крепкая конструкция в доме, даже если ураган налетит — кроватка устоит.

Смеюсь и качаю головой. Он кладёт малышку в кроватку, и мы вместе замолкаем, любуясь крохотным спящим чудом.

На секунду накатывает волнение: этот мужчина принял чужого ребёнка как своего, не задумываясь.

Будто читая мои мысли, Дима притягивает меня к себе и негромко говорит:

— Знаешь, Алён, чужих детей не бывает. Бывают только любимые и нелюбимые. У нас будут только любимые.

Горло сжимается от эмоций. Я крепче прижимаюсь к нему, утыкаясь носом в его плечо.

— И вообще, — продолжает он невинно, — дом-то большой. Я всегда мечтал как минимум о троих.

Делаю вид, что в ужасе:

— О нет! Меня, кажется, обманули! Я на это не подписывалась.

Он смеётся, обнимает меня ещё крепче:

— Поздно протестовать. Мы уже начали заселение.

Не выдерживаю, смеюсь вместе с ним.

Вечером мы все вместе выходим на прогулку. Я толкаю перед собой коляску — ярко-бирюзовую, на которую Дмитрий потратил три недели и, кажется, изучил все отзывы в интернете. Малышка спит, уютно устроившись в белом комбинезоне с крошечными ушками, который я купила ещё до родов и чуть не рыдала от умиления прямо в магазине.

Смотрю на неё и понимаю, что отдам всё, чтобы у моих девочек была настоящая, крепкая семья, где все любят друг друга одинаково сильно.

Тая подбегает к коляске, любопытно заглядывая внутрь и шепчет сестрёнке что-то очень важное, наверное, про то, что ей досталась самая лучшая семья на свете.

А я иду рядом с Дмитрием, держу его за руку и ловлю последние лучи августовского солнца.

Смотрю на дом, на девочек, на человека, который дал мне новую жизнь, и понимаю:

Счастье не в том, чтобы никогда не ошибаться. Оно в том, чтобы после всех ошибок рядом оказались те, кто поможет встать и снова поверить в любовь. И я счастлива, потому что у меня теперь есть такие люди.

Целых три.