Развод. Я календарь переверну

Да, да, вот оно это правильное слово.

Уязвимость.

Мы, мужчины, чувствуем это как хищники, как волки. И сразу просыпается инстинкт.

Оскалиться. Прикрыть её своим телом. Защитить от всех. Утащить в свою берлогу, и... Да, да, затрахать до беспамятства, чтобы эта гребанная уязвимость исчезла из её глаз.

Защитить.

Присвоить.

Украсть у всего мира и охранять, как зеницу ока.

Я тогда еще подумал, неужели мой брат этого не видит? Не чувствует? Он дебил?

Зачем он привёл эту овечку в мою волчью пасть.

Хотя нет, овечкой Ада точно не была.

Скорее самкой волка, волчицей раненной. Той, которой нужна была помощь.

Мощное плечо рядом. И здоровые клыки, чтобы загрызть любого, кто покусится.

Я и готов был грызть.

Сразу.

Даже братца, который тут же похвастался, что, наконец закрыл гештальт.

Сука.

- И как?

- Ну, как тебе сказать... с моими аппетитами на твердую четверочку.

- Ты просто охуел, братец, - ухмыльнулся я, а самого кольнуло.

Значит, он её трахнул?

Гордая, уязвимая Аделаида дала себя совратить? Но она ведь не блядь, это видно, не шалава, не привыкла таскаться.

Да, Фил выяснил, что мужу Адочка раньше не изменяла, верной была. И муж у неё был единственным мужчиной.

Какой же фееричный мудак. Проебать такую фемину!

Мой внутренний волк скалил клыки, ржал, слюной капая.

Заберу.

И у мужа. И у брата.

Не знаю, правда, зачем мне такое счастье. Но, может, пришло время остепениться?

Заземлиться, что ли? Корни пустить? Детей еще сделать.

Аделаида ведь вполне себе фертильна, насколько я могу понять?

Аделаида.

Насколько это имя не шло её в юности, создавало диссонанс с ангельской внешностью, настолько оно в масть сейчас.

Просто то, что доктор прописал.

Аделаида. Ада. Адушка... Шикарная моя женщина.

Моя, потому что я застолбил. Буду завоёвывать потихоньку. Хотя, почему потихоньку? Надо торопиться. Ей уже тридцать восемь, а нам еще рожать, как минимум двоих.

Так что…

- Я посмотрел документы, которые вы принесли, Аделаида Александровна. Что могу сказать... Всё плохо.

24.

Краснею. Сама не знаю почему. Может потому, что мне кажется он сейчас меня мысленно над своим столом нагнул и смачно отымел?

Причем, в извращенной форме.

И самое интересное, что мне в его мечтах это дико понравилось.

Пиздец.

А в моих мечтах мне бы это понравилось?

Зараза.

Кобель.

Кретин.

Наглец.

Похотливое чудовище.

- Что? — не выдерживаю, и выпаливаю в ответ на его ухмылку нахальную.

- Если я скажу наша работа на этом закончится.

- Почему?

- Потому.

Он наклоняется, упираясь руками в стол, нависает надо мной.

Жар ползёт по коже. Зажигает каждый миллиметр. В венах уже не кровь кипит, а смесь адовая, заставляющая меня гореть еще ярче.

- Ада...

Шепчет. Чёрт. Искуситель хренов.

Мефистофель, блин!

Кстати, чем-то даже похож. И почему я раньше об этом не подумала?

Адвокат дьявола.

Ада, Ада, успокойся сама! Ты зачем сюда пришла? Мужика кобелирующего развлекать или бороться за свои права и доказать своему блудливому супругу, что ты не покорная домохозяюшка, которая по его указивке жить будет?

К делу ближе! Не к телу, а к делу!

- Аделаида... - еще ниже басит, еще глуше, и эти звуки заставляют тело вибрировать, заводят.

О, боги, боги.

Может быть и хрен с ним? Дать? И он успокоится?

Тек ведь вроде не просит. Что это я?

Соберись, Ада, соберись!

- Герман Львович, давайте вернёмся к нашему делу.

- Так я вроде бы от дела и не отрывался. А-да.

- Да? — стараюсь смотреть на него открыто, даже улыбаюсь. Всё же нормально?

Ничего такого не происходит? Я умею управлять своими эмоциями. Я спокойна, я совершенно спокойна.

Нет.

С Крестовским это не работает.

Почему-то именно сейчас, тут, наедине с ним в его кабинете не работает.

Там, вчера, на юбилее мне, как ни странно, было гораздо проще. Даже когда мы танцевали танго.

Возможно, потому что мы оба были на адреналине?

Не знаю, не знаю.

Чёрт.

Срываюсь. Опускаю голову. Выдыхаю.

Сдаюсь.

Словно мы в гляделки играли, и я моргнула и должна теперь выполнить любое его желание.

- Герман, правда, давай к делу. Для меня всё это не игра.

- Поцелуй меня, а?

- Что-о?

Резко задираю голову, впиваюсь в него взглядом, а хотелось бы когтями впиться в его холёную морду.

Вот же... козёл, а?

Просто блядство! И где мне теперь искать другого адвоката? Таких как Крестовский больше нет! А если я откажусь от его помощи он ведь тут же переметнётся к моему мужу и тогда пиши пропало, да?

- Да уж, Ада... Хорошего же ты обо мне мнения! — усмехается, качая головой, словно мысли мои только что прочитал.

- Да пошёл ты! — хочу встать, но его руки ложатся на подлокотники кресла, блокируя мне выход. Когда он успел обойти стол и оказаться настолько близко.

- Я там уже был, знаешь? И я из тех, кто возвращается оттуда с магнитиками.

Чёрт.

- Аделаида, давай сразу договоримся, ты мне доверяешь, хорошо? Потому что если ты мне не доверяешь, если думаешь, что я могу тебя слить, перебежать к твоему оппоненту, сдать тебя — нам заведомо не стоит начинать работать.

- Я бы доверяла, если бы мы сейчас занимались делом, а не вот это вот всё.

- А что, поцелуй не дело?

- Хватит, Герман.

- Я просто хочу, чтобы ты расслабилась.

- После поцелуя?

- А что? — этот наглец еще и улыбается!

Закрываю глаза, качаю головой.

- Ладно, давай.

- Что, давай?

- Целуй, что? — снова смотрю на него, пытаясь успокоиться.

Это ведь психологический приём, да? Он что-то сейчас на мне отрабатывает?

Наверное, для того, чтобы мне в суде было проще? Или что?

- Я вообще-то просил тебя меня поцеловать. Но если это так сложно...

Герман наклоняется, но я выставляю ладони вперед, тормозя.

- Так, стоп, подожди. Давай-ка, объясни, зачем ты это делаешь?

- Что делаю?

- Вот это всё? Доводишь меня, заставляешь нервничать, выводишь из себя.

- А ты нервничаешь?

- Герман, ну, давай серьёзно! Пожалуйста! Я не шутки шутить пришла! Я пришла к серьёзному адвокату, и...

- Расслабься.

Напирает сильнее и прижимает губы к моим губам.

Просто прижимает. Нежно. Аккуратно захватывает мою нижнюю, чуть тянет.

А я от неожиданности забываю закрыть глаза и хлопаю ресницами, потому что его глаза слишком близко.

Нет, это всё просто... бред!

Да, твою ж ма-ать!

Опускаю веки, просто сижу. Принимаю его действия как должное.

А потом делаю то, чего он так сильно хотел.

Расслабляюсь.

Пусть целует, мне не жалко. Мне приятно.

Красивый мужик, хоть и бабник и ходок. Но мне с ним детей не крестить, да?

НУ, я в этом уверена.

Замуж за такого я бы точно не пошла.

Но ведь детей крестят не только муж и жена? Что это вообще за выражение такое?

К чему оно?

Вообще, о чём я думаю?

Меня Крестовский целует и мне это нравится! Настолько, что у меня соски ноют, и низ живота. Стоило вчера дать Филиппу, сейчас не была бы как голодная самка.

Чёрт. Бесит.

Как так получается? Один мужик может тебя целовать, вылизывать всю, делать самые, казалось бы, возбудительные вещи, а тебе хоть бы хны!

А другой просто рядом стоит, едва касаясь губами, а ты уже потекла и готова ноги в шпагат развести.

Химия, да?

Феромоны?

Ваши ДНК настолько не совпадают, что оба организма кричат - вам надо спариться и перемешать ваши непохожие белки и аминокислоты создав новое, совершенное существо?

Вкусно целует.

Отдаться ему?

А как же тогда работа?

Всё к чертям собачьим полетит! А мне нужен развод. И адвокат, который сделает мне красиво.

- Ада, опять ты громко думаешь... Наши отношения не помешают твоему разводу, шепчет, захватывая мочку моего уха.

- Да, не помешают, - так же тихо отвечаю, - потому что у нас не будет отношений.

Резко выбрасываю руку, пытаясь стукнуть его в живот, но Герман перехватывает мой кулак, также резко дергает меня на себя, поднимая и заставляя впечататься в его тело и целует уже по-взрослому.

Вылизывает, посасывает, жадненько так, нагло!

Козёл.

Но как же хорошо!

Да и пусть целует. Не жалко.

В счёт оплаты его услуг.

- Ада... что ж ты такая...

- Какая?

- Сама знаешь, какая. Чёрт.

Я неожиданно оказываюсь на свободе, а Крестовский отходит на пару шагов, ухмыляясь запускает ладонь в идеальную шевелюру.

- М-да... Хреново.

- Что?

- Так...

- Что-то с бумагами, да? Он успел что-то переделать?

- Кто? — Герман удивленно пялится на меня.

- Муж мой, кто, Макар!

- При чём тут твой муж?

- Герман, хватит, в конце концов это непрофессионально! Я к тебе не просто так пришла! Мне нужен лучший специалист в городе!

- Ты его уже имеешь, этого лучшего. Причём во всех смыслах.

- Давай уже о деле, а? Я ничего не понимаю.

- А ты и не должна, Аделаида. Главное, я всё понимаю. Ты молодец.

- В смысле?

- В том смысле, что твой муж идиот. Клинический. Как такие ведут бизнес я всегда поражаюсь.

- Да? — опускаюсь на стул, нервно моргая.

- Да. Зачем вот это всё? Платил бы налоги и жил спокойно, занимался бы коммерцией и не лез во власть. А теперь, получается, наш замечательный господин Игнатов в пролёте.

- То есть?

- Ты всё правильно поняла. Имущество в основном записано на тебя, то, что он записал на маму легко вернуть и опять же переписать на тебя. Всё заработано в браке, брачный контракт отсутствует, что тоже в твою пользу тут. Так что... есть у нас два варианта.

- Каких?

- Я собираю все документы, иду к твоему мужу и предлагаю решить всё полюбовно.

- Что?

- Или я собираю документы, и мы идём сразу в суд.

- Можно сразу, а?

- Кровожадная моя. А если он не будет сопротивляться и примет всё как данность?

Сам тебе всё оставит? Зачем доводить дело до суда?

- Я сказала - в суд!

- Браво, мой инквизитор. Гулять, так гулять. За это надо выпить.

- Не рано ли?

- Нормально.

Сейчас.

Крестовский идёт к стеллажу, поворачивает его, и я вижу специальный шкаф, в котором лежат бутылки. Ого, ничего себе. Целая винотека?

- Шампанское? Или что-то покрепче?

- Мне всё равно.

- Аделаида, тебе не может быть всё равно, мы же пьём за твою победу, твой успех?

- Шампанского! — глаза закатываю, уже лишь бы отвязался.

Герман достаёт бутылку.

Берет со стеллажа бокалы, просматривает их на свет.

- Должны быть чистые, но лучше сполоснуть.

Нажимает какую-то кнопку, панель отъезжает и открывается проход к двери, за которой явно уборная.

Герман делает шаг, а я слышу какой-то шум из его приёмной, поворачиваю голову и вижу, как в кабинет заходит мой муж, собственной персоной.

Видит меня и от удивления открывает рот.

- Аделаида?

25.

Игнатов хлопает глазами, выглядит отвратно, ну, простить его можно — юбилей же вчера отметил, да еще и вот так!

Я думал, видос с Макаром в роли порнозвезды станет кульминацией действа, но потом был еще и торт. Сначала я не понял, в чём фишка, а потом услышал перешептывания дамочек — оказывается у распрекрасного юбиляра аллергия на шоколад.

Еле сдерживался, чтобы не заржать в голос. Браво, Ада, браво!

Да уж, супруга Игнатова дама смелая и решительная. Ну и вишенкой на торте стало, конечно, то, что именинник решил-таки этот торт съесть. С аллергией.

Рискуя получить отёк Квинке и закончить свой жизненный путь сорокалетним кандидатом на премию Дарвина*. Но всё получилось еще веселее, если можно так выразиться. Если бы я не умел использовать приём Геймлиха...

Славный, в общем, юбилей получился. Славный.

Не бай Бог.

Запомнится надолго и участникам, и гостям.

Чёрт, на самом деле мне в какой-то момент стало дико жалко Аду, хотя уж кто-кто, а эта фемина жалости точно не вызывает.

Но искренне, по-человечески, было жалко.

Да, да, и адвокаты иногда бывают людьми.

Жалко, что такая шикарная женщина рядом не с тем мужчиной.

С мужчиной, который ногтя её не стоит.

Кстати, довольно часто задаюсь вопросом, почему такие женщины постоянно выбирают «не тех» мужчин? Ведь если задуматься, то и мой братец, Филипп, тоже, не ахти какая партия?

Почему она решилась на связь с ним? Просто от безысходности? Аделаида?

Да уж...

Нет, возможно именно так. От безысходности. Или для того, чтобы доказать самой себе, что она всё еще желанная женщина, доказать самым легким способом.

Или гештальт закрыть? Как и мой младшенький?

Честно, для меня версия с гештальтом самая приличная. Потому что тут я могу понять. Первая любовь, первые чувства — даже я вспомнил, как тогда в свои семнадцать загонялся Филипп. Как он горел, как тяжело отходил после ссоры и как жутко первый раз напился, когда узнал, что он уезжает, а его Ида остаётся. Тогда он звал её Ида, это как-то больше подходило чем Ада.

Фил говорил мне, как хотел стать её первым, но посчитал, что это будет неправильно, потому что будущего у них нет. Тогда, в юношеском возрасте брат поступил с Идой благородно, а сейчас?

Сейчас, кстати, и в голову бы не пришло назвать её Идой.

Ада она, адовая женщина.

А мужиков, всё-таки, выбирать не умеет.

Вот, почему Фил? Почему?

Допустим, гештальт закрыли. Одного раза достаточно. А дальше-то что?

Я же в курсе, что Филипп ничего определённого не предложил, да? Так, редкие встречи, в те моменты, когда он возвращается в столицу. Охренеть как удобно устроился, братец.

Ну, нет. Мне это совсем не нравится.

Хотя моё мнение пока никто не спрашивал, но я его выскажу. Аде.

Правда, я не уверен, что она тоже в восторге от отношений с Филиппом.

Иначе, зачем целовалась со мной, да?

Я, конечно, не оставил ей выбора. Или выбор есть всегда?

Целовалась, отвечала, было вкусно. Еще и танго.

Огненная фемина. Ради такой можно пожертвовать своим счастливым холостяцким настоящим и смело шагнуть в светлое женатое будущее.

Да?

Или...

Чёрт, дилемма.

Всё-таки мы, мужчины те еще сволочи. Нет, если среди нас нормальные экземпляры, которые с женщинами ведут себя честно и благородно. Которые сразу предлагают брак и всё остальное.

Может, в это дело? Поэтому такие как Аделаида выходят за таких как Игнатов?

Потому что те сразу предлагают брак?

Им проще предлагать, потому что, получается, этот брак для них ничего не стоит.

Это я если решусь на серьёзные отношения с женщиной это будут именно серьёзные отношения.

Семья. Любовь. Верность.

Верность в приоритете. Я из тех мужчин, которые женившись даже не посмотрят на другую даму, только в исключительно изобразительных или образовательных целях, ну, то есть как на картину или предмет искусства и изучения. Если я женюсь, я буду только с женой.

Это не громкие слова. Это правда. Я так чувствую. Иначе - зачем?

И разводиться я, как адвокат по бракоразводным делам точно не собираюсь.

Хватит, насмотрелся!

Женюсь и буду жить счастливо до конца своих дней.

Ну или стану философом, как говорил, по-моему Сократ.

Да, для меня брак - святое дело, а для таких как Игнатов — просто удобство.

Дома красивая тёплая женщина, налаженный быт, обеды и ужины, секс по расписанию — шикарно устроился. А любовницы, секс на стороне — знаю, как такие кобели об этом рассуждают, типа для них это как в туалет сходить. Просто выпустил пар.

Тьфу, мерзость.

Или я слишком уж утрирую?

Просто не нравится мне муж Аделаиды. Охренеть как не нравится.

- Герман, я не совсем понимаю... Мы же договорились? — Макар, наконец, отмирает, раздувает ноздри.

Интересно, он ничего не попутал? Спокойнее, господин Игнатов, я тоже умею ноздри раздувать.

— Аделаида, ты что тут делаешь? - не унимается неверный благоверный.

- У меня тот же вопрос, Макар, что тут делаешь ты?

- Я? — муженёк старается сохранить невозмутимость, но после юбилея это сложно, я понимаю. Пить надо было всё-таки меньше. Я же видел, как он вискарь хлестал.

Особенно после того, как Ада уехала.

- Да, Макар, ты.

- А ты? Ты вчера сказала, что развода не будет!

- И поэтому ты побежал к адвокату? — Ада надменно выгибает бровь.

Что там её Игнатов, кажется, куда-то в депутаты метит? Я бы на месте партии, от которой он выдвигается, обратил бы внимание на его супругу.

Вот кому надо в думе заседать!

Глядишь, и жизнь в стране наладится. Таких людей во власти нам не хватает.

Уверенных, принципиальных и бескомпромиссных.

Ада ведь не пойдёт на компромисс, да? А на принцип пойдёт.

Не зря она ко мне обратилась.

ЕЙ нужен был лучший. И она хотела, чтобы было красиво. Что ж...

- Хорошие мои, давайте-ка успокоимся и присядем. Раз уж вы оба тут. Возможно, нам удастся сейчас устроить примирение сторон? Знаете, так бывает. В моей практике, конечно, это случалось редко...

- Примирение? Но мы вроде... не ссорились? - усмехается Игнатов. — Адочка, я пришёл вообще-то совсем по-другому поводу. Не затем, о чём ты подумала.

-- А о чём я подумала?

- Ну, ты сама сказала, развод?

- Я сказала? Это ты сказал, Игнатов. Может быть, я тоже пришла сюда по другому поводу?

- Дорогая, какой у тебя может быть повод, чтобы прийти к адвокату?

- Банальный, Макар. Герман мой любовник.

Вот так.

Шах и мат.

Обтекайте, господин Игнатов, обтекайте.

26.

- Чт... что?

Интересно, у Германа есть в кабинете скрытая камера? Потому что фейс моего муженька надо видеть.

Просто зачёт.

Жалею, что не достала телефон и не щелкнула.

- Ада ты... блядь, ну и шутки у тебя! Просто крындец!

- Шутки? При чём тут шутки? — не унимаюсь, хотя Макар давал мне шанс. Вот только шанс этот мне на хрен не упал.

- Аделаида, прекрати. Тебе это не идёт.

- Друзья мои, я вам не мешаю? — зычный голос Крестовского заставляет моего,

Макара чуть осесть, и закусить удила.

- Герман, я просто... я немного не в себе...

- Это видно. Так, может, не стоило тащиться сюда? — делаю вид, что оглядываю Игнатова, хотя мне и так всё с ним ясно. — Не в себе?

- Я приехал по важному делу. Мне нужно обсудить один вопрос. Это касается только моей фирмы, Ада!

- Твоей? — вот тут моё самообладание меня немного подводит. Голос дрожит. Хотя я чувствую в нём холод. Лед. Если бы змеи улыбались, моя улыбка сейчас должна была бы быть похожей на их.

Макар смотрит, глазками хлопая. Не понимает.

Куда тебе, милый. Ты так привык к собственной значимости.

Вернее, тебя к этому приучили. Начала мама, а я, дура, подхватила.

Нет, согласитесь, это же кажется правильным возвышать собственного мужа?

Внушать ему, какой он сильный, мудрый, великий. Что он не один из многих, а единственный. Неповторимый.

Ублюдок.

Да, да, внушаешь ему, такому, а потом получаешь ответочку, только не ту, которую ждёшь.

Думаешь, что сделаешь его королём и станешь королевой. Ага, как бы не так! Ты сделаешь его королём, но так и останешься при нём служанкой. Или вовсе будешь изгнана из дворца как ненужная рваная ветошь.

Старо как мир, да?

Но почему же мы, женщины, из поколения в поколение на это ведёмся?

Почему же продолжаем творить своих королей, чтобы потом получить личную порцию унижения и боли?

Наверное потому, что всё же некоторым удаётся остаться при своём короле в статусе единственной и каждая из нас надеется, что с ней произойдёт именно это, да?

Возможно.

По крайней мере я долгое время была в этом уверена.

Ну, куда Игнатов без меня? Куда? Я же как серый кардинал, вечно за его спиной маячу и всё разруливаю, да?

А вот нет.

Не надо было стоять за спиной. Нужно было стоять рядом, на равных.

Тогда бы не было сейчас этого важного и наглого заявления.

«Моей фирмы». Ха-ха! Когда это она стала твоей?

- Аделаида, в чём дело?

- Ни в чём, Макар, продолжай. Интересно услышать, что за дела у тебя тут по поводу твоей, - нарочно делаю ударение на этом слове, — фирмы.

- Это вопрос конфиденциальный. И я хотел бы его обсудить с Германом Львовичем лично.

- Да? А у нас с Германом Львовичем нет секретов друг от друга. — усмехаюсь, глядя на Крестовского, которого наша перепалка по ходу пьесы забавляет.

- Аделаида, ты издеваешься?

- Да.

- Нет, это просто... Я заеду в другой раз.

Макар поворачивается, чтобы выйти, но потом видимо до него всё-таки доходит.

- Подожди... Ты... Нет, серьёзно, Ада, что ты тут делаешь?

- Я же тебе объяснила, Игнатов?

- Ты... Ладно, поехали домой, поговорим.

- С чего ты взял, что я с тобой поеду? Я тоже приехала к господину Крестовскому по делу.

- Какие у тебя могут быть дела? — Я была уверена, что Макар всё-таки умеет держать себя в руках, научился, с возрастом стал хладнокровнее. Видимо не всегда это работает. Ладно.

- Макар, это мои дела, тебя они не касаются.

- Нет, в конце концов это... Ты моя жена!

- Неужели? Позволь тебе напомнить, что ты сам об этом забыл!

- Мы сейчас здесь будем это обсуждать, да?

Герман с шумом выдыхает, закрывая лицо рукой.

- Продолжайте, не стесняйтесь, в конце концов... не в первый раз.

- Я ничего не буду тут продолжать. Ада! Я еду в офис. У меня еще важные дела сегодня.

- На столе в кабинете? - не могу не съязвить я. — Карине привет большой.

- Какая же ты...

- Кто?

- На работе я работаю!

- Да, да, Макар, я видела! Мы все это видели.

- Ах так, да? Хочешь это обсудить? Хочешь услышать правду?

Правду? Он серьёзно? Что ж...

- Да, Макар, очень хочу. Именно тут, в присутствии адвоката!

- Я от тебя устал! Ты меня душишь! Всем! Своей правильностью, этой холодностью, строишь из себя... королеву Английскую, а на самом деле ты...

- Макар Владленович, я бы всё-таки вас попросил не переходить грань. В ваших же интересах. — резко осаживает Герман.

- Ты меня давишь, Ада, - не унимается мой мух, - ты не даешь мне развиваться. Ты всё время хотела вылепить из меня кого-то другого, понимаешь? Я не сопротивлялся, мне казалось, так лучше, проще, пойти у тебя на поводу, но... Чёрт.

Я устал, понимаешь? Устал от всего. Эта гонка за баблом. За успехом. Это постоянное желание что-то доказать. Кому? Себе я уже всё доказал.

- Я не понимаю, Макар, ты меня сейчас в чем обвиняешь? В том, что ты успешный мужик?

- Вот! Слышишь себя? Вот! Ты опять понимаешь всё по-своему!

- А как мне еще понимать? Ты сам себя слышишь?

- Так, дорогие мои, я вынужден просить вас меня извинить, но у меня через десять минут другая встреча...

Смотрю на Германа, чувствуя негодование. Он что же, собирается меня выставить?

Мы вообще-то еще ничего не обсудили! И какого хрена Макар ворвался? Почему его в приёмной не остановили? Что-то мне подсказывает, что это был какой-то хитрый ход Крестовского. Он знал, что мой муж притащится?

- Пойдём, Макар, не будем мешать людям работать. Возможно, найдем более простого юриста для твоей, - снова подчеркиваю, - фирмы.

Герман смотрит на меня наклонив голову.

- Да, Ада, пойдём... Что-то я устал от этого цирка.

- Неужели?

Макар у меня, конечно, тот еще... фантазёр. Устал он. Вопрос — зачем он реально сюда припёрся? Какие у него могут быть дела с Германом, если у фирмы есть ‘штатные юристы? Кого он пытается обмануть?

Мы уже подходим к двери, когда Крестовский произносит сакраментальное:

- Аделаида Александровна, а вас я бы попросил остаться.

Поворачиваюсь, вопросительно выгибая бровь. Интересно. Что это за косплей на группенфюрера СС товарища Мюллера? Да, да, наше поколение так же смотрело этот фильм, возможно, многие не так прониклись его атмосферой, как наши более старшие товарищи, но всё же.

Макар тоже тормозит. Недоволен.

- Ада...

- Пять минут, подожди меня в приёмной, или езжай, если так спешишь.

- Подожду. Надеюсь, пяти минут вам хватит?

Иронично головой качаю - на что намекаешь, придурок? Если на секс, то это только ты у нас секретутный скорострел, а если на деловой разговор — то пяти минут тут точно мало.

Макар покидает кабинет. Герман уверенно подходит к двери, и поворачивает ключ.

Интересно.

Он совсем близко. Нагло берет меня рукой за шею, обхватывая голову сзади.

- Чёрт, всё утро мечтал это сделать.

Говорит и целует.

Как предсказуемо!

Но я не сопротивляюсь. Смысл?

Пять минут истекают. Я едва могу дышать. И... то, что со мной происходит мне не нравится. И как мне теперь быть? Филиппу звонить?

- Давай встретимся вечером? Я заеду и заберу тебя.

- Зачем?

- Ада, просто поужинаем.

- Зачем?

- Хорошо, поговорим о нашем... о твоем деле.

- Что о нём говорить?

- Вечером узнаешь. У меня будет полный расклад и стратегия. Ты же хочешь утопить своего муженька. Вот и утопишь. В слезах.

Согласиться на встречу с ним вечером? Почему бы и нет. В конце концов и мне тоже надоели игры. Мне нужно знать, что делать дальше. Может, реально, стоит поискать другого адвоката? Например, женщину?

- И не нужно искать другого адвоката. Никто не сделает тебя свободной женщиной лучше чем я.

- Неужели?

- Именно. У меня тут свой интерес.

- Занятно.

- Да, и... надень вечером туфли для танго, потанцуем.

Потанцуем?

Что ж...

Потанцевать я не против.

Я вообще не против многого, как оказалось.

Хм, у меня тоже что ли, седина в бороду?

Выхожу от Крестовского и напарываюсь на хищный взгляд мужа.

- Погоди, Ада, я не понял, ты... ты не шутила про любовника?

Ох ты ж блин, Капитан очевидность!

27.

- Ада! Аделаида, стой!

- Что тебе?

- Ты... как ты разговариваешь? Как ты ведешь себя вообще?

Мы стоим в холле адвокатской конторы Крестовского. Это уютный старинный особняк в центре, недалеко от Тверской. Чудесное место, если бы не атмосфера, всё-таки люди сюда приходят с определёнными проблемами. И людей тут много. И я не хочу этих людей в свои проблемы посвящать.

- Ты именно сейчас и здесь хочешь это обсудить, Игнатов? Мне при всех громко объявить почему я стала так разговаривать и так себя вести?

- Прекрати балаган, Ада. Тебе это не идёт.

- Балаган устраиваешь ты.

Отворачиваюсь, чтобы уйти, но он хватает меня за локоть.

- Стой!

Торможу, смотрю на Макара, на свою руку, на его пальцы, сомкнутые вокруг неё.

- Ты... Аделаида, ты...

- Я, Макар, это всё еще я, дальше что?

- Любезный, вам не кажется, что вы не слишком вежливо обращаетесь с дамой?

Бархатный баритон раздаётся за моей спиной. Уже мне нравится.

Поворачиваю голову.

Среднего роста, крепкий, в строгом и явно дорогом костюме, импозантный.

Смахивает на какого-то актёра, но я не могу точно сказать на какого.

- Она моя жена, я сам решу, как мне с ней обращаться! — резко выдаёт Макар, чем выводит меня из себя окончательно.

Дергаюсь, пытаясь вырваться из его хватки.

- Да, неужели? Руку убрал, быстро!

- Аделаида!

- Хватит меня позорить!

- Что ты сказала?

- Ваша жена просила вас не позорить её, она, кстати, права. Здесь вообще лучше не шуметь и не выяснять отношения, люди работают. И потом, тут камеры, всё это потом может быть использовано против вас.

Интересно, он кто? Точно не сотрудник Крестовского, скорее клиент, причём, явно не простой.

- Я уже сказал, с женой сам разберусь.

- Хреново разбираетесь.

- Это моё дело.

- Разводитесь? — этот вопрос незнакомец задаёт уже мне.

Чёрт, я как-то не могу быстро ответить на этот вопрос. По идее — да, развожусь, вот только мой муж пока не до конца в курсе.

- Послушайте, любезный, - ёрничает Макар, отвечая слишком нагло, - вы можете не ‘совать нос не в своё дело, а?

- Макар, прекрати, ты ведешь себя как гопник!

- Что?

- Ничего, убери руки, дай пройти.

- Аделаида...

- Имя у вас необыкновенное, - продолжает общение со мной импозантный мистер «Икс», игнорируя напрочь моего супруга. - И не только имя.

- Спасибо, простите, спешу.

- Могу вас проводить?

- Слышь, мужик, ты реально...

- Не стоит, - почти закатываю глаза, потому что Игнатов мой готов уже броситься в драку.

- Надеюсь, увидимся в более камерной обстановке, - произносит мужчина улыбаясь и я понимаю - такой, если захочет, точно меня найдёт.

Двигаюсь вперед не обращая внимания на тявканье мужа, которые что-то еще пытается сказать незнакомцу.

Дебил, блин.

Дебил...

Снова и снова в голове мысли. Где я так просчиталась? В какой момент упустила?

Нет, ну он же нормальный был? Реально! Лет до тридцати пяти вообще практически золотой мужик!

Ну, были косяки, а у кого их нет? У меня тоже были. Я тоже так-то девочка с характером, зубы обломать любому могла. Но с Игнатовым, да уже и не в первые годы брака, конечно же вела себя сдержанно, старалась.

Я вообще очень старалась для семьи. Всегда думала, что мы должны держаться друг друга, быть сплоченными, вместе добиваться целей.

Вот и получилось — вроде как он добился, да, а я не при делах?

Нет уж, нет уж.

- Ада стой, хватит, тормози!

Мы уже вышли из особняка, и я иду в сторону парковки, на которой оставила свою машину.

- Да что ты хочешь от меня? Что тебе надо?

- Ты нормальная? Ты моя жена! Я хочу поговорить!

- Поговорить, да? Жена? - торможу резко, как он и просил, поворачиваюсь, глядя этому потаскуну в лицо. — А когда ты секретутку свою в кабинете наяривал ты не хотел поговорить? Не помнил, что у тебя, вообще-то есть жена? Или когда трахал супруг компаньона своего карамельного? Со мной это перетереть не хотелось?

Или, может, когда хламидии мне от очередной бляди притащил? Прекрасный подарок жене, спасибо, что не букет!

- Ада!--резко рявкает он, и тут же понимает, что зря.

- И не смей на меня орать, Игнатов! Вообще лучше закрой свой рот и не отсвечивай, если хочешь выйти из этой истории живым, ты понял меня?

- ТЫ.

- Я последний раз тебе говорю - не зли меня! Просто не зли!

- Что ты меня? Что? Ударишь? Попробуй, мразь! Только пальцем тронь! Я тебе устрою такой Армагеддон, чтобы забудешь, как тебя звали, и я не шучу сейчас! И вообще... Красные линии ты все уже перешёл давно. И на жалость мою ни хрена не рассчитывай. Тебе сейчас нужно думать, как сделать так, чтобы я хоть немного сменила гнев на милость.

- Не много ли ты на себя берешь, Ада?

Он всё-таки хватает меня, прижимая к себе. Со стороны, наверное, кажется, что между нами бурлит страсть, увы, это кипит ненависть. Хватаю его за пиджак, чуть вниз стягивая, так, чтобы наши лица были более-менее на одном уровне.

- Это ты на себя много взял, Игнатов, тебе не унести.

- Осмелела, да? Думаешь, самая умная?

- Нет, не думаю. Дура! Дура, которая на такое ничтожество жизнь свою положила.

- Неужели? Ничтожество? А может, ничтожество это ты? — Макар продолжает меня крепко сжимать, лицо его просто дышит ненавистью, но и я не отстаю, мечу молнии, ожидая услышать поток мерзости в свою сторону. — Кто ты такая? Домохозяйка стареющая с кучей комплексов? Ничего из себя не представляешь. К тебе никто не относится серьёзно! Да ты должна молчать в тряпочку и держаться за меня, пока я оставляю тебя в статусе жены! Кому ты нужна кроме меня? Думаешь, этому Крестовскому нужна? Он просто надеется с тебя бабла поиметь, а если я ему озвучу сумму, которую готов заплатить за его услуги он быстро переметнётся, забудет, как тебя звали!

Ох, мразь! Подонок! Скотина! Ла-адно! Ответочка летит.

- Прекрасно! Мне даже жаль тебя, Макар, столько лет прожил с ничтожной иждивенкой, тунеядкой, нахлебницей. Столько лет потерял, держал возле себя старуху никчемную. И кто тебе виноват? Давай, брось её, выгони, пусть валит на все четыре стороны, да и детей еще пусть заберёт! На хрена тебе дети от такой идиотки, генофонд свой шикарный портить...

- Заткнись, дура! Хрен я тебе детей отдам! Могу запросто тебя вышвырнуть из дома, но дети мои и останутся со мной.

- Твои? Ты в этом уверен? Может, тест ДНК сделаем, а то мало ли?

- Ты... ты что, сука, говоришь?

- Я что говорю? Ты себя послушай! Себя! Ты меня, свою жену, называешь сукой и старухой! Ты, кобель, который всех сучек в округе покрыл! Ты...

Внезапно замолкаю.

Просто открываю рот, но ничего не говорю, с ужасом понимая, что опустилась сейчас до его уровня.

Жесть.

Я не хотела вот так. Не хотела.

Да и Игнатов, думаю, не хотел. На его лице тоже написана растерянность.

Мы сейчас похожи реально на самое обыкновенное быдло, без чувств и без совести.

И это мерзко.

Мне самой мерзко.

Я не хотела вот так.

Глаза закрываю, стараюсь дышать ровнее, отслеживая вдохи и выдохи.

Раз, два, три.

- Ада, прости.

Хорошо.

Это хорошо.

Сейчас этим «прости» мой Игнатов накинул себе очков.

Нет, прощать его я, конечно, не собираюсь. И не отступлю. Просто сейчас эта тихая реплика очень сильно сыграла в масть.

- Пусти. Я поеду домой.

- Он твой любовник, реально?

- Нет.

- Но будет.

- Тебе какая разница?

- Он скользкий.

- Ты зато белый и пушистый.

- Ада, я гандон, я понимаю, просто... как-то всё... закрутилось.

Закрутилось. Прекрасно.

- Так бросил бы меня и трахался бы себе спокойно. Зачем в дом тащить эту грязь?

- Бросил? Вот так просто? Дала бы ты мне себя бросить.

- Лучше бы дала.

- Неужели? Если бы всё было так легко.

- Не легко, да, Макар? — смотрю ему в лицо не моргая. — Не легко, потому что слишком много на мне оказалось завязано, да? Бизнес, акции, контракты, оффшоры. Огромная куча денег, которые ты считаешь своими.

- Они мои.

- Уверен?

- Ада, лучше не начинай!

Я не начинаю, Макар, я заканчиваю.

28.

- Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь...

Шаги, просто шаги, базовые шаги, проходка...По кругу, против часовой стрелки, шаг, шаг, шаг...

Вся жизнь моя как танго. Но я привыкаю. Привыкла.

Лучше, наверное, танго, чем полонез? Или кадриль? Или какая-нибудь арагонская хота.

Тарантелла еще очень классный танец. Как-то на одном занятии я спросила у нашего педагога, умеет ли он, оказалось - да! Да! В итоге мы вместо танго целый час учили тарантеллу...

В танго, как и в любом танце важен баланс.

И держать спину.

Женщине вообще всегда нужно держать спину.

Где-то я читала, и люблю повторять эту фразу, чем хреновее настоящей женщине в жизни, тем ровнее у неё спина.

Моя сейчас как доска.

Прямая.

И - да, мне хреново.

Не потому, что я очень сильно любила мужа и страдаю от его предательства.

Увы, не потому!

Наверное, мне было бы даже легче будь это так.

Поверьте. Легче. Когда вы любили. Тогда вы понимаете ради чего!

А когда вот так. Любовь ушла. Семья сохранялась только ради детей.

Наверное, будь я другой, я и сейчас искала бы возможности сохранить.

Но я это я.

Я не позволю вот так со мной.

Я у себя одна!

И я - самое ценное что есть у меня в этой жизни.

Это нормальный здоровый эгоизм.

Это правильно.

Жизнь идёт. Дети вырастают, у них своя жизнь. Мы не должны воспринимать их как свою собственность. Мы получили от них всё когда они зависели от нас полностью, всю любовь, нежность, ласку, умиление, щемящее чувство счастья, но дальше, когда они выросли, когда они могут сами — они сами. И они уйдут в свою жизни и это нормально.

Дети уходят, родители остаются.

И хорошо, если родители вместе.

Но часто получается именно так. Дети ушли, а в доме рядом оказались абсолютно чужие друг другу люди, которые не знаю, как дальше вместе жить.

Это ужасно.

Хорошо еще, если они хотя бы уважают друг друга.

А когда вы остаетесь один на один с чужой ненавистью?

Жена, которая пилит за то, что отдала лучшие годы ничтожеству. Муж, который орёт, потому что всю жизнь прожил не с той, с которой хотел, не с той, которую хотел.

Зачем так жить...

Простите меня за эти, возможно, нужные мысли.

Я просто танцую танго и думаю, думаю, думаю.

Раз, два, три, четыре, квадрат, пять шесть семь восемь, проходка. Мы считаем в одном ритме, но танец — это танец, тут может быть быстро раз, два, три, а потом четыре, пять, медленно, тягуче.

Сегодня со мной в паре новый партнёр, он танцор, хороший. Грамотный, правильный. Молодой. Он меня немного боится и ему не хватает страсти.

Я хочу другого.

Такого, с которым танго будет на грани, на острие, на лезвие, чтобы кипела страсть, чтобы каждое движение - до боли, до нутра...

На милонгах редко бывают новые мужчины. Но мне везёт.

- Аделаида...

Он.

Незнакомец.

Темный, мрачньй, я не вижу его лица, но это он.

Пьяццолла звучит. Надрывно. Жадно.

Либертанго.

Шаг, шаг, еще шаг. Остановка.

Мы смотрим друг другу в глаза. Еще шаг, я откидываю голову. Прогибаюсь. Рывок, он возвращает меня на место.

Еще шаг, наши ноги обнимают друг друга, кружат. Это красиво. Это сочно.

Это так зримо.

Это настоящее.

Мясо.

Живое.

Мы как один организм. Мы целое.

Это страсть.

Это круче чем секс.

Это до нутра.

Я — женщина, которую предали, которую унизили, пытались уничтожить.

Но меня так просто не сломить.

Я сама кого хочешь сломаю.

Слопаю, прожую.

И не подавлюсь.

Да.

Сильная. Которая очень хочет быть слабой.

Сказать просто — у меня лапки.

И плыть по жизни легко, чтобы всё приносили в клювике, всё делали за меня.

Но проблема в том, что так не будет никогда.

И не потому, что я не найду такого сильного мужчину, который сможет меня прогнуть. Проблема в том, что я не прогнусь.

Не смогу я в слабость.

Не смогу.

Мне всё равно надо будет тащить.

Гребанного коня на скаку!

- Ада, не неси на себе партнёра! — сколько раз мне говорил это тренер?

ОЙ, много. А я тащу.

Но сейчас, вот сейчас, в стремительном ритме «Либертанго» он ведёт.

Он главный.

Он.

Шаг, шаг, еще... вперед, быстрее, ноги сплетаются в невероятную фигуру, тела спаиваются.

Секс.

Танго больше, чем секс.

Боже, как я хочу...

Стоп!

Я выгибаю спину, голова почти касается пола. Он держит меня, наклоняясь. И я вижу...

- Вы танцуете танго — это еще один плюс.

А потом мы идём по улице. Неожиданно тёплый сентябрь в Москве. Тридцать пятое августа. Или тридцать шестое? Я запуталась в днях.

Не важно.

Я несу танцевальные туфли в руках, сама не знаю почему, так захотелось.

Чувствую себя свободной, хотя всё еще связана по рукам и ногам.

- Денис, зачем вы меня нашли?

- Странный вопрос, не находишь?

Сразу на «ты»? Впрочем, после танго реально как после секса.

- Странный. Что вы делали в конторе Германа? Разводились?

- К счастью, нет.

- Счастливо женаты?

Он какое-то время молчит.

- Наверное... вдовец.

- Наверное?

- Мы не были женаты, но я её любил.

- Соболезную.

- Это было давно.

- Где научились танцевать танго?

- Еще в юности занимался бальными танцами, мама таскала, ей очень нравилось.

- А вам?

- Мне сначала - нет, а потом - да.

- Почему нет и да?

- Сначала девчонки бесили, потом стали нравится. Всё просто.

- Да, жизнь вообще простая.

- Очень. Особенно если не относиться к ней как к сложному.

Мы идём по улице, молчим. Как-то нормально это вот так молчать с незнакомым мужчиной.

Вообще я, конечно, сама с себя фигею - не успела развестись, а у меня уже очередь. Ха-ха, три раза.

Филипп, который, в общем-то пока еще где-то рядом. Герман, который в общем тоже очевидно обрисовал свои намерения еще на юбилее. Теперь вот этот...

Денис. Что ему нужно?

Почему бы не спросить прямо?

- И что вам нужно от меня?

- Не знаю, может — вы?

- Вы же меня не знаете?

- Может я хочу узнать?

Интересно.

- Ну, ладно, давайте попробуем. Я Ада, Аделаида Александровна Островская, точнее пока еще Игнатова, замужем...

- Пока еще?

Киваю.

- Именно. Пока еще. Двое детей. Тридцать восемь лет.

- Хороший возраст.

Усмехаюсь.

- Да, я тоже так думаю, знаете, как говорят, в этом возрасте кто-то стал мамой, кто-то бабушкой, а у кого-то молодой любовник.

- Надеюсь, у вас молодой любовник?

- Надеетесь?

- Люблю преодолевать трудности.

- У меня пока неверный муж в анамнезе.

- Но это ненадолго, если вы пошли к Герману.

- Надеюсь, - отвечаю ему его же репликой. — Мне сейчас не до любовников.

- Неужели? Буду стараться сломать этот стереотип.

- Предлагаете вступить с вами в связь? — наверное я совсем осмелела если говорю вот так с незнакомым мужчиной.

- Предлагаю дружбу. И танго. Да, и ужин в хорошем ресторане.

Интересно. Он мне нравится.

Рядом с ним как-то... уютно. Хорошо.

Низ живота не тяжелеет, не скручивается, в трусиках не намокает. Полёт нормальный.

Просто мне хо-ро-шо.

- А я, пожалуй, соглашусь. Только... Мне тоже нужно знать о вас немного больше.

- Денис Александрович Дворжецкий. Ресторатор. Сорок восемь лет. Свободен. Есть родной сын и не родная дочь. Они уже взрослые, самостоятельные. Да, еще есть внуки от любимой женщины.

- Это как?

- У неё осталась дочь, я ей помогал после ухода матери, её детей я считаю своими внуками.

Повезло ей, этой дочери любимой женщины.

- Живу один. Наслаждаюсь, в кавычках свободой.

- Почему в кавычках?

- Потому что, милая Ада, иногда надоедает быть свободным. Хочется в рабство.

Он останавливается, и я торможу. Мы стоим друг напротив друга. Интересно. Почти как в танго. Мне кажется, сейчас он предложит мне руку, и мы начнём. Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь...

- Так что насчёт ужина?

- Сегодня меня уже ждут дома, а вот завтра я свободна.

- Тогда сегодня я отвезу вас домой, а завтра за вами заеду. В шесть вечера не поздно?

- Я прекрасно ем после шести, и после семи тоже, и даже после восьми.

- Как вам удалось сохранить такую прекрасную фигуру?

- Это всё танго.

У него шикарный «Майбах», ого! Вот это уровень! В таком я еще не ездила. И водитель.

Дворжецкий, значит, ресторатор? Надо загуглить.

Доезжаем быстро, потому что мой зал совсем рядом с домом. Только бы этот Дворжецкий не оказался моим соседом!

Нет, помогает выйти из машины. Провожает до подъезда. А там...

- Аделаида...

- Ада?

- Ида?

- Аделаида...

- Ада?

- Ида?

Каре. Или квартет. Собрались все, как на параде.

29.

«Такая корова нужна самому».

Это написано на лбу моего мужа алым пером. Кровью, блин.

Поздно, Игнатов, ох, поздно!

- Вечер добрый, мальчики. — наглею, окидываю их взглядом. Поворачиваюсь к Дворжецкому. — Спасибо вам за прекрасный танец, и спасибо, что проводили.

- Спасибо вам, прекрасная Аделаида, танго в вашем исполнении — просто восторг. —наклоняется, чтобы поцеловать мне руку.

Разумеется, такой мужчина знает, как делать это правильно. Не поднимает ладонь ‘дамы к губам, а сам опускается к ладони.

Поднимает голову. Серьёзен. Конкурентов пропускает мимо кассы. Не оценивает.

Ему плевать.

Мне это нравится.

- Я заеду завтра.

- Я буду ждать.

- Всего хорошего.

- Доброй ночи.

Он не уходит. Потому что тут еще три самца.

Филипп недоуменно хлопает глазами. Макар в растерянности и бешенстве. И хладнокровный Герман, сжимающий челюсти. Хладнокровный только в своих фантазиях. Я-то вижу, что там внутри огонь.

Что ты думал, так легко тебе достанется эта разведёнка с прицепом?

Больно богатый прицеп. И я не только о детях сейчас.

Обвожу их взглядом, киваю еще раз Дворжецкому, которую наклоняет голову в ответ, и иду к подъезду.

Одна.

Нет, уже не одна. Макар идёт за мной.

Молча.

Ах-ах!

Пользуется положением пока еще мужа?

«Такая корова нужна самому» — это точно.

Вот только нужен ли ты этой корове?

Или - «вы самое слабое звено»?

- Аделаида...

В лифте выставляет руку, прижимая меня к стене.

- Что? — я спокойна, я совершенно спокойна.

- Это я у тебя хочу спросить, что! Этот мужик!

- Мужик, и что?

- Который был у Крестовского в конторе.

- Да был, и что? — повторяю вопрос поднимая бровь.

- И ты с ним! — сквозь зубы зло цедит Макар.

- И я с ним.

- Ты... Смелая сильно, да?

- Смелая.

- ТЫ...

- Ударишь — сядешь, и я сейчас не шучу. — холодок по телу и сжимается внутри.

- Ты что, с ума сошла? Я не собирался.

- Пусти, мне душно.

- Почему ты была с ним?

- Я не обязана отчитываться.

- Ты моя жена!

Мы это уже слышали. Было, Макар, было. Повторяешься, увы.

Я могла бы заорать так же, как сегодня днём - ты же сам, первый забыл об этом?

Ты меня, любимую женщину, обманул, унизил, в унитаз слил! Ты во мне всё женское убить пытался своей изменой, леваками этими своими!

Но я не ору. Мне уже не хочется.

Я это уже переросла.

Не знаю в какой момент.

Еще вчера я бы орала.

Еще сегодня днём орала. Еще как орала!

А сейчас...

Хочется пожать плечиком и улыбнуться.

«Твоя жена? Ах-ах, как бы не так»

Я танцевала танго.

Я пообщалась с интересным мужчиной.

Меня привезли домой на шикарной машине.

И у дома меня ждали еще три кавалера.

Атас-ракета, как сказала бы моя подружка Надежда.

Да, что-то во мне определённо изменилось.

И самооценка стала еще выше. Так-то она никогда не страдала, а сейчас...

Красиво мы танцевали танго. И вообще.

А какое лицо было у Германа!

Нет, я и Фила заметила, и Макара. Но Герман!

Этот точно считал, что я у него уже в кармане, да? Ну, по крайней мере был уверен, что уложить меня будет не трудно.

Извините, господин адвокат. Сначала дела. Бизнес и ничего личного — так говорят?

Вот и займёмся с вами бизнесом.

- Ада…

- Макар, давай договоримся, при детях никаких ссор и скандалов, им это не надо.

-Я... я разве... я не скандалю!

- Неужели? Ладно, и не начинай. Господи, хорошо всё-таки, что они уже почти взрослые.

- В смысле?

- Макар, ну не надо строить из себя дурака. Всё ты понимаешь.

- Ада...

Мы вышли из лифта, стоим у двери квартиры переминаясь с ноги на ногу, Макар —потому что нервничает явно, я — потому что ноги устали.

- Ада, нам нужно поговорить.

- Давай поговорим.

- Здесь?

- Давай дома поговорим. Не в присутствии детей, разумеется.

- Хорошо. Да, ты права. Только... я не хочу тебя терять, Аделаида. Я хочу...

«Такая корова нужна самому», ага, это я уже поняла.

- Поговорим позже, Макар. Позже.

Ужин у нас семейным не получается, дети уже поели — смели всё, что осталось после юбилея. На столе крошки, посуда в посудомойке, коробка от торта в мусорном ведре. Почти идеально.

- Ада, а что у нас...

Макар заходит и видит меня. Я ем бутерброд с красной рыбой. То, единственное, что не любят наши дети.

-А... ужина нет?

Пожимаю плечами.

- Хлеб есть, масло на столе, в холодильнике еще осетрина.

- Вкусно было в ресторане, ты молодец. Все так шикарно подготовила. Мне сегодня несколько человек отзвонились. Делились впечатлениями.

Интересно, что их больше всего впечатлило? Фуа-гра? Черная икра? Или видеопрезентация мастерства Макара?

- Все довольны.

- Я рада.

- А ты? Ты... прости, я понимаю, конечно, но... в общем?

- Ты серьёзно, Макар?

- Ада, не начинай. — его любимая реплика.

- Если серьёзно, Макар, я довольна. Всё получилось именно так, как я и думала.

Исключение, наверное, то, что ты подавился и Герману пришлось тебя спасать, а так... всё по плану.

- Да? - Он явно обескуражен. - Но...

- Макар, ты хотел поговорить? Давай, вперёд и с песней.

- Что?

- Разговор.

- Но я думал... ты...

- Ты думал? Зря...

- Ада... Аделаида... Что за мужик тебя ждал?

Неожиданный вопрос.

- Какой из? Меня ждали трое, четвёртый привёз.

- Ты...ты просто...

- Кто я, Макар? Кто?

- ТЫ...

- Ма-ам... - на кухню заглядывает Ева, - а можно яблочко?

- Можно, но потом чистить зубы и спать.

- Хорошо! А вы что едите?

- Рыбу.

- Фу-у... рыба... Мне яблоко. И сок.

- Бери, яблоко на столе, сок тоже, ты же не убрала.

- Чтобы не был холодный. Спасибо, мамочка.

Дочь убегает, взяв то, что хотела. Макар сидит с видом побитой собаки.

- Трое, значит. Нормально, так, да? Не ожидал.

- Честно? Я и сама не ожидала.

- И ты считаешь это нормальным?

- А почему нет? Ты же считаешь нормальным то, что делаешь? Сколько их у тебя?

Две? Четыре? Шесть? Или число нечётное? Три? Пять?

- Я что, по-твоему, гигант? Тут одну бы... Чёрт, Ада!

- Макар, скажи, хорошо тебе было?

- Ада, не начинай.

- Опять ты... Нет, просто ответь. Я хочу понять. Хочу понять, что вами движет.

- Кем, нами?

- Мужиками. Кобелями блудливыми. Ну, что? Скажи, я такая уж плохая жена? Не красивая? Состарилась? Обабилась? Просто надоела? Что?

- Ты сама всё понимаешь.

- Нет. Не понимаю! И поверь мне, ни одна женщина не понимает. Нормальная женщина. Не понимает! Потому что, как бы там ни было... Если так плохо в браке, если так достала жена, зачем с ней жить? Разведись!

- Разведись? Это же вы, женщины, всё время орёте, что надо сохранять семью, ради детей, чтобы соседи не шептались, чтобы друзья не осудили. Нужна семья, во что бы то ни стало.

- Я так говорила? Лично я? Почему ты говоришь о других? Скажи обо мне!

- Да, говорила! Ты тоже всегда говорила, что семья это главное!

- Говорила. Но не в таких обстоятельствах.

- А если я скажу, что больше не буду?

- Что? — это просто смешно. - Ты что, школьник? Третьеклассник? Не буду... Отчет перед учительницей? Перед директором школы? Раньше надо было думать! Не буду!

- Ада, я серьёзно. Я не хочу тебя терять. Я тебя люблю. Слышишь? Люблю.

А дальше Игнатов выдаёт смертельный номер. Сползает со стула и опускается передо мной на колени.

Финиш.

Прим. автора:

Дворжецкий Денис свет Александрович, появлялся дааавненько! В книге "Украду твоё счастье" про футболиста Егора Стенина и его Витаминку, там он не главный герой. Второстепенный. Помогает героине, ну и... произносит пару мудрых фраз, такой удав Каа)))

30.

Цирк!

Кино и немцы.

- Макар, встань!

- Не встану!

- Макар!

- Ада! Ада...

Твою-ж мать...

Он хватает меня за ноги, прижимает голову к моим коленям.

- Ада, прости меня, я идиот, подлец, мразь... Любыми словами ругай, хочешь - бей, только прости, а? Я... я понимаю, я всё понимаю...

И дальше, такой же бессвязный бред, оправдания, обвинения себя, слова, слова, слова...

Когда-то мне казалось, что слова значат много, что слова — это важное. С этого же ‘все начиналось, да? Сначала было слово...

И так хотелось услышать эти слова.

Важные, нужные, настоящие, искренние.

«Я люблю тебя», «ты моя единственная», «выходи за меня»...

Слова для меня на самом деле имели значение.

Словам я верила.

Только позже поняла, что верить надо не словам, а делам. И внимание обращать не на слова, а на дела!

Опять вспоминаю подружку, ту самую, которая хотела «взамуж» в Италию. Была у неё история с одним нашим, русским, весьма обеспеченным товарищем, жил он в Европе, звал её в гости.

Перевёл денег, чтобы она себе билет купила до города Парижа. А моя Лёлик взяла и купила билет до Милана, и полетела к своему Франческо.

Пожила у него месяц. Радовалась тому, что он ей пасту готовил. Только вот ничего серьёзнее пасты не дождалась. Пустые макароны, даже без соуса болоньезе, просто самый обычный банальный кетчуп, праздник если песто.

В общем, в Италии было не так сладко, как хотелось. И жила она не в Милане, а в какой-то деревеньке. Да, на вилле, но в абсолютном вакууме. Франческо-то было хорошо - горячая русская деваха под боком, вари ей спагетти и наслаждайся!

Лёлик лопала макароны и ждала предложения. А Франко не спешил! Да, он говорил, что любит, что она «белиссима, амата, люника, белла, дивина» -прекрасная, любимая, единственная, красивая, божественная... Говорил. Слова, слова, слова...

А когда у «аматы» закончились бабки, которые ей русский товарищ перевёл,

‘итальянский возлюбленный развёл руками и сказал - «Скузи, ми диспасе мульто» -

Прости, мне очень жаль. Ах-ах. И пошла моя «белла» на поклон к русскому, чтобы дал бабла на дорогу домой, или к нему в Париж.

Они встретились в Париже, она со слезами на глазах рассказывала о любви к Франческо, и знаете, что сказал ей наш Ваня? Да, его реально звали Иван.

- Что сделал для тебя твой Франческо?

И я ей сказала то же самое!

Что он для тебя сделал?

Не сказал!

Что было кроме слов?

Макароны?

Секс?

Ха-ха, три раза.

Русский Ваня дал денег на билет, купил в Париже шмотья, взамен потребовал, правда, немного странное, чтобы Лёлик отходила его плёткой по крупу.

Что ж, у каждого свои недостатки.

Лёлик потом призналась, что делала это с удовольствием. Мстила за несбывшееся итальянское счастье.

Я сделала из этой истории свои выводы.

Во-первых, что не стоит верить одним словам. Они должны подкрепляться делами!

Не думайте о том, что мужчина сказал, смотрите на то, что он сделал.

Если его потолок спагетти — бегите!

Ну и, во-вторых — извращенцев полно, и, прежде чем начинать отношения нужно узнать друг друга получше. Чтобы не пришлось лупить кого-то плёткой, или терпеть, когда лупят тебя.

Правда, этот совет самой себе я благополучно забыла, когда переспала с Филиппом. Но ведь я его хотя бы знала давно?

Смотрю на причитающего мужа, который всё еще на коленях, но уже принял более удобную позу, чуть сместив бедра, и думаю - а ведь всё это со мной тоже происходит неспроста. Ведь это мне какой-то урок, да?

Урок, который я должна пройти.

- Ада, я клянусь, всё будет по-другому! Всё изменится, я больше никогда...я...

- Успокойся, Макар. Хватит.

Поднимает голову, смотрит с надеждой. Как побитый пёс.

А я думаю, это он реально так хочет сохранить семью? Что-то осознал? Или уже наведался в юридический отдел и до него допёрло, чем ему грозит развод со мной?

- Аделаида...

- Давай спать, а? День такой длинный и тяжелый.

-Ты…ты простила меня?

Еще чего! Какой быстрый!

Просто треш, на самом деле. Неужели Игнатов считает меня настолько глупой?

- Сегодня ты спишь в кабинете, Макар...

- С какого перепугу, Ада? Я не буду! У нас есть спальня! И я буду спать там.

- То есть ты сейчас полчаса распинался, слюни пускал, сопли, слёзы, просил тебя простить, говорил, что готов на всё, унижался, и что? Первая же моя просьба и ты даешь заднюю?

- Ада... я не понимаю.

- Это я не понимаю. Ты чего хотел-то, Макар? Прощения? Или просто отработал номер показательный?

- Я... я хотел...Я хочу. Правда хочу исправить... - такой растерянный, непонимающий, почему его представление не сработало. Интересно, а с кем-то вообще работает?

Представила Макара на коленях, умоляющего Карину ему дать. Или Томочку. Или еще кого-то...

Смешно. Нет, у них, наверное, всё-таки по-другому просит.

- Ада, я хочу помириться, и спать вместе в спальне! Хочу всё исправить.

- Ничего ты не хочешь исправить, Макар. Ты просто тупо боишься развода.

- Что?

- Ты хотел поговорить? Хорошо, давай. Начистоту. Пора уже.

- В смысле?

- В прямом. Ты сказал, что деньги твои, да? Так вот нет, Макарушка, не твои. Деньги наши. Зарабатывали мы их вместе. А еще ты забыл проблемные времена, которые были. Забыл, как переписывал на меня часть активов. Или, наоборот, не забыл, да?

- Ада...

- Вот тебе прямой разговор, Макар. При разводе я получаю львиную долю бизнеса.

При грамотном юристе. И недвижимость, и акции. А юрист у меня грамотный.

- Блядь... я так и знал. — головой качает, ухмыляясь. — Спелась с этим... Германом ебучим, да? Спелась? Может ты правда не шутила? Трахаешься с ним?

- Тебя только это интересует? Трахаюсь ли я с Германом? Нет. Я, по-моему, уже говорила. И вообще, моя половая жизнь тебя не должна заботить.

- Ты охренела? Ты пока еще моя жена!

- Вот, Макар, вот! Ключевые слова — пока и еще. Напомнить, как давно мы не были близки и почему? И сколько я бабла потратила, чтобы этих несчастных хламидий вылечить? Спасибо, больше не хочу. И тебе советую сдать анализы, чтобы твои прошмандовки друг друга не позаражали.

- Ну, знаешь, что...

- Знаю, Макар, я знаю. Никакого прощения не будет. Будет развод. И на моих условиях. Причем будет так. Если ты сейчас не принимаешь то, что я предлагаю —дальше будет только хуже.

- В каком смысле?

- В том смысле, что я тебя утоплю. Понял?

- Что?

Он смотрит на меня так, как будто не узнает.

Но я и сама себя не узнаю.

Больше нет милой девочки Иды, или приятной женщины Аделаиды.

Есть я. Униженная, преданная, растоптанная Ада.

И я реально готова устроить Ад.

31.

Люблю свою работу.

Особенно вот за такие моменты.

Беспомощность в глазах того, против кого играю. Правда, в этот раз я не могу сказать, что играю.

Как-то всё стало слишком серьёзно.

Может потому, что мой клиент, тот, за чьи интересы я готов глотку перегрызть, женщина, которая мне безумно нравится?

Фемина.

Которая какого-то хрена вдруг спелась с Дворжецким.

Этот хитрый старый лис своего не упустит.

Интересно, для него это всё насколько серьёзно? Чего он хочет от Ады?

Твою-то мать, Крестовский, совсем хватку потерял? Чего может хотеть зрелый, состоявшийся, серьёзный, одинокий мужик от красивой женщины?

Разумеется, он хочет её поиметь. В том самом смысле.

Я же хочу?

Да, я хочу. Очень.

Но ведь мой интерес заходит гораздо дальше банального поиметь!

Я хочу большего.

Да, да... циничный, холодный, бесчувственный Герман Львович Крестовский захотел нежности и тепла.

Любви.

Не страсти, огня, секса.

Не просто сведённых судорогой мышц, дрожи, прерывистого дыхания, стонов, резких выпадов, жадных прикосновений. Не просто обладания телом, огненного, быстрого, жгучего, опустошающего, выжимающего все соки, на крике, на вздохе, на пике.

Не просто...

Другого хочу.

Хочу потом уснуть вместе. И проснуться тоже вместе.

Хочу видеть её без косметики, растрёпанную. С утра поцеловать её порочный рот до того, как она успеет почистить зубы. Да, в этом есть что-то особенное. Что-то настоящее. Хотеть человека без прикрас. Без украшательства. Взять её сонную, погрузиться в это мягкое, расслабленное тело, выманить нежный стон, увидеть её незащищенность, уязвимость, даже страх. Страх быть пойманной врасплох. А потом удивление и удовольствие от того, что ты поймана и любима. И никакого, осуждения твоему виду нет. Наоборот. Есть наслаждение тобой. Такой настоящей.

Земной. Родной.

Не вовремя я всё это представляю.

Не вовремя.

Хорошо, что сижу.

А член ноет.

Хочу Аду.

Хочу.

В аду горю без неё.

Вот только для начала нужно красиво избавить её от балласта в виде незадачливого кобеля супруга.

И попутно отвадить разных других ебарей-террористов, типа моего братца и этого...

Дворжецкого.

Ладно, брата по ходу уже можно списывать со счетов.

А вот этого...

Денис Александрович Дворжецкий.

Тёмная лошадка.

На самом деле нифига не тёмная.

Ресторатор с именем. Большой бизнес. Заведения по всей России.

Мужик видный, что уж там говорить. И состояние у него тоже видное.

Мы с ним, примерно, в одной весовой категории по баблу.

Это радует.

Дворжецкий постарше. Но кто его знает плюс это или минус?

Некоторые девочки любят мужчин в импозантном возрасте. Да ему всего-то около пятидесяти?

Чёрт, как-то не хочется думать об Аде в этом ключе. Как о девочке, которая может вот так запросто переметнуться к этому старому хрену.

Он на десять лет её старше на самом деле. Всего на десять. В нашем возрасте это ни о чём.

Это когда тебе восемнадцать кажется, что двадцативосьмилетний дядька уже на ладан дышит и считает дни до пенсии.

Для двадцативосьмилетней чувак на десять лет старше уже отличная партия.

А для девушки, которой вот-вот стукнет сорок мужчина на десять лет старше вообще подарок судьбы. Потому что часто ровесники в этом возрасте выглядят помоложе, да и ведут себя как идиоты.

Как ваш покорный слуга, да.

Откройте форточку, стало душно.

На самом деле душно, жара в этом году стоит нереальная, уже вторая неделя сентября пошла, а природа словно взбесилась. Сорок второе августа? Или уже сорок третье?

Время идёт.

Нужно поскорее финалить это дело.

Отжимать у мужа Адушки всё, что он нажил непосильным трудом. Точнее всё, что они нажили, и чем этот чудак на букву «м» так бездумно распорядился.

- Я не понимаю... почему? - Игнатов трясёт бумагами, вращая глазами.

- Макар Владленович, там всё доступно изложено для бизнесмена вашего уровня.

Читайте. Это даже не мелким шрифтом.

- Не могу я. Прочитал. Не понимаю. С какого перепугу недвижимость моих родителей.

- Ваша недвижимость. Купленная за ваши деньги, деньги, заработанные в браке, да еще и при непосредственном участии моего клиента. Клиентки.

- Это ересь какая-то. Это дом моей матери.

- Ересь, не спорю. Да. Дом матери. И останется он у вашей матери, но на тех условиях, на которые согласна Аделаида Александровна.

- А с хрена ли.

- Давайте останемся в рамках деловых переговоров.

- Нет, с хрена ли..

- Макар Владленович, может кофе? Или чаю? У меня есть коллекция шикарного ланкийского чая, приятель прикупил часть плантаций, знаете, на Шри-Ланке очень любят русских бизнесменов.

- Да мне плевать на Шри-Ланку и на русских бизнесменов! Вы же меня с голой жопой оставите!

- Именно.

- Что?

- Простите, но для меня желание клиента — закон. Особенно такого клиента как Аделаида.

- Что? — интересно, насколько еще возможно вылезти его глазам из орбит?

- Желание Аделаиды, свет, Александровны, оставить тебя, Макар, с голой жопой.

Усмехаюсь, нависаю над столом упираясь кулаками в гладкую поверхность их морёного дуба, и смотрю этому клиническому «идиёту» прямо в глаза.

Выражение его лица меняется быстро. От полного непонимания и неверия к клокочущей ярости.

- Как же так, Герман, ты... я же просил тебя о помощи? Просил заняться моим делом. Моим, не её! Представлять мои интересы! Так какого же хрена ты переметнулся, а? Какого.

- Бизнес, Макар, бизнес, ничего личного. Хотя и личное тоже есть.

- Личное? Ты... гандон! И ты тоже! Ходите вокруг неё как кобели вокруг сучки течной, нюхаете там, где не надо...

- Я бы на твоём месте поостерегся так выражаться!

- А вот хрен! — видимо Игнатов слишком любит этот не экзотический жгучий корень, что ж... - Хрен вам всем! Я до последнего буду биться! Я ей вообще развода не дам! Не получите! Думаешь, я не знаю, чего вы все кружите? Думаешь, поверю, что. вам Дуська моя нужна? Вам бабло моё нужно! Бабло, которое ты своими липовыми махинациями пытаешься стрясти.

Какие бурные фантазии у Макара — любо дорого послушать. Смешно даже. Но мы не на стендапе, чтобы выдавать шутки и ржать над ними до икоты.

- Много себе позволяешь, Игнатов. То, что я сейчас предлагаю — лучший вариант для тебя. Если я начну копать глубже — а я начну, если ты не прекратишь свои потуги в сторону Аделаиды — твоя голая жопа будет не просто голой, я тебя до мяса обдеру. Думаешь, закопал бабки в оффшоры, и они там спокойно лежат? Думаешь, на подставные фирмы и лиц набрал активов и всё шито-крыто?

- Ты... блядь, Крестовский, ты что о себе возомнил?

- Я? Я работаю. Моя деловая репутация, Макар Владленович стоит охренеть как дорого, раз уж вы так любите слово хрен. И если я берусь за дело, я делаю это красиво.

- Красиво?

- Обдеру как липку. Оставлю ни с чем. По миру пущу. Или давай подписывай всё сегодня, и мы идём в суд на этих условиях или завтра жди аудит, и маски-шоу. Будет красиво.

- ТЫ...

- Я? Нет, Макар. Это всё Аделаида. Это она умничка, не сидела на своей ореховой попочке ровно, а работала. Так что, с меня взятки гладки. Иди, договаривайся с будущей бывшей женой.

- Она пока еще не бывшая!

- Именно, ключевые слова тут «пока» и «еще», почему-то, знаешь ли, попахивает звездежом. И страхом.

- Что?

- То. Всё ты Макар уже просрал, и прекрасно понимаешь это. И пытаешься трепыхаться, но, по сути, ты уже давно Аде никто и звать тебя никак. И миндальничает она с тобой только потому, что у вас дети.

- А ты так хорошо её знаешь, да?

- Не так хорошо, как хотелось бы. Пока. Но, думается мне, что это вопрос времени.

- Да, неужели?

Киваю, ухмыляясь.

Сколько сейчас пунктов правил деловой этики адвоката я нарушил? Да и по хрену.

Чёрт, привязался этот хрен от Игнатова, теперь будет везде расти пышным цветом.

- Не ожидал я от тебя такого, конечно, Герман, не ожидал. Ты любую бабу можешь, а? Найди себе молодую соску и трахай, зачем тебе Ада? Ты же вроде мужик не бедный? Неужели так нужно то бабло, которое ты надеешься для неё у меня отсудить, а?

- Ну и урод ты, Игнатов.

Голос Ады звучит звонко и хлестко.

Еще один гвоздик в крышку гроба Макара, хотя он и так уже похоронен Адой.

Какая умница моя помощница, сидит в приёмной и всегда пропускает в мой кабинет тех, кого надо и исключительно вовремя!

- Добрый день, Аделаида Александровна. Присаживайтесь. Я ознакомил вашего супруга с нашими материалами, надеюсь на положительное решение вопроса.

- Спасибо, Герман Львович. Сейчас я сяду. Только сначала...

Подходит к Игнатову, который стоит напротив меня и со всей дури лупит коленом по яйцам.

Бинго!

32.

Аргентина-Ямайка пять ноль.

Как давно я хотела это сделать? Не знаю.

Такое чувство в этот момент охватило, как будто я за всех обманутых жён мщу! За всех! Всем кобелям, через этого, своего. И все они сейчас сгибаются от боли, корчатся в муках, смотрят так обиженно, недоуменно, словно говоря — что я такого, сделал, за что ты меня?

За то! За то самое!

Любишь кататься? Люби и по яйцам получать.

Ух.

Как будто номер в цирке реально отработала. Устала.

А Герман тоже, хорош, козлина. Стоит и улыбается. Хоть бы поморщился для приличия. Свои «Фаберже» бы прикрыл, от греха.

Смотрю на него и как будто мысли читаю.

«Молодец, Аделаида. Горячая штучка. Только вот... иметь такого врага я бы никому не пожелал. Вообще, иметь её надо в другом смысле, и я всё-таки надеюсь, что у меня получится».

Ах-ах, про «иметь» - это я, конечно, сильно. Хотя уверена, об этом Герман Львович Крестовский тоже думает. Как бы меня поиметь. Новую миллионершу.

- Ада...ты... с-сука...- хрипит мой благоНЕверный.

Неужели? У Макара прорезался голосок?

- Ты сомневался, Игнатов? Мне казалось, ты давно в курсе. Так что, господин адвокат, вы ознакомили моего будущего бывшего мужа с нашими условиями?

- Разумеется. Бумаги у него. Он даже прочитал.

- Сам прочитал? Как это мило. Не разучился, значит.

- Ада..

- Надеюсь, мой адвокат тебе всё объяснил, Макар? Лучше не упорствуй и подпиши сразу, соглашайся на эти условия, дальше будет хуже.

- Хуже будет тебе, Ада... - сипло рычит супружник, - Всё это липа, никаких прав на эту недвижимость, на компанию и активы у тебя нет.

- Да что ты говоришь? Ну, ладно, тогда увидимся в суде, любимый. Герман?

- Аделаида, пообедаем вместе?

- Простите, уже приглашена.

Почти чувствую, как Крестовский скрипит зубами. Подозревает кем приглашена?

Да, да, именно.

- Пойду, не хочется опоздать, всё-таки в «мишленовский» ресторан не так часто доводиться попасть, да еще и самим владельцем.

Теперь оба мужика смотрят на меня почти с ненавистью.

Что ж, братцы-кролики, вот такая я, вся внезапная и противоречивая*.

Хочу - танцую танго, хочу — гуляю, хочу — с подружкой кофе пью, хочу — дома сижу, хочу - в ресторан иду с приятным во всех отношениях мужчиной.

- Аделаида, я попросил бы задержаться, есть еще пара моментов...

- Герман Львович, понимаю, но увы, не могу. Давайте завтра? Это можно перенести?

- Лучше не переносить. Я мог бы заехать вечером.

- Вечером у меня милонга, извините.

- До милонги? После?

- До я занята, встреча в женском клубе, после будет поздновато. Завтра, мой дорогой, всё завтра.

Выхожу из кабинета, и как будто слышу, что они говорят.

«- Нет, видел, какая... звезда?

- А я тебя предупреждал, не связывайся, был бы ты моим адвокатом...»

Вряд ли, конечно, они обмениваются такими репликами, хотя…

С моего бывшего станется. А Герман...

Герман, конечно, уязвлён, он меня бомбардирует сообщениями, больше недели уже пытается вытащить на свидание.

Его брат, кстати, тоже. Удивлён, что я отказываю.

Извините, мальчики.

Появился более серьёзный игрок.

Дворжецкий.

Хотя, я не уверена, что там всё будет серьёзно.

Да, просто я не готова сейчас ни к чему серьёзному. Да и бывает ли готова женщина, которая пережила измену и еще даже не развелась?

Сажусь в машину, закрываю глаза.

Последние дни дома просто адский трэш.

Дети.

Разумеется, пришлось всё им рассказать.

А как по-другому?

Нет, Макар вопил, что не стоит этого делать, что может еще и не будет никакого развода. Да, неужели? Как так-то?

Как изменять, так герой, а как отвечать, так сразу в курсы? Никакого развода? Это еще почему?

Сразу представила героев любовных романов, эдаких властных мачо, которые рычат аки львы — «никакого развода, я тебя не отпущу никуда!» И героиня, вся такая гордая овца, бежит от него беременная с кучей детей и без денег.

Серьёзно? Так бывает? В это кто-то еще верит?

Ха-ха!

Спросите, где я такое читала? Да увидела рекламу в сети, угораздило один раз кликнуть, и теперь мне постоянно попадается «это».

«Он изменил мне с подругой, я ушла, сохранив свой маленький секрет — две полоски». Куда ты ушла, дура? Зачем? Этого козла надо оставить без порток! Отец?

Пусть обеспечивает, алименты платит! Квартира ему принадлежит? Еще три раза ха-ха! Прописать туда ребёнка и вуаля — ты можешь жить в этой квартире восемнадцать лет! И пусть попробует тебя выгнать. Ну, тут, конечно, ситуация двоякая, жить на территории этого урода, видеть, как он твою подругу продолжает мацать, или десяток других честных давалок? Нет уж, конечно, я бы на такое не пошла. Но кто-то ведь идёт?

Вообще, я же посетила этот, так называемый «Клуб бывших жён», на который меня на юбилее звали! Сначала мне показалось, что собрание довольно унылое и скучное, а потом дамочки начали свои истории рассказывать. Вот, честно, любовные романы про властных «изменщиков» просто нервно курят в сторонке. Ну и до чего же подлыми ‘бывают наши с позволения сказать мужчины. Господи прости!

А ведь многие из этих бывших жен выходили замуж по любви! По большой любви!

И были с мужьями всё то время, пока те только-только начинали подниматься. И по съемным хатам мыкались, и в секонд-хэндах одевались, а не в Милане и не в ЦУМЕ со «Столешниковым». И на памперсах экономили, когда дети пошли. И отдыхали не на Мальдивах или Бора-Бора, а на даче у свекрови окучивая грядки.

Грустно всё это.

И, увы, вероятно, справедливо то, что некоторые мужчины не могут простить женщине тот факт, что она видела его таким — голым, босым, никем.

Им сложно.

Им хочется думать, что они рождались с золотой ложкой во рту. И всегда были сильными мира сего.

Может быть, есть десяток других объяснений, но это... это на самом деле самое подлое.

Можно изменить женщине, когда прошла любовь, когда ты встретил любовь новую.

Но ведь большинство из них никакую любовь не встречает!

Что, неужели Макар влюбился? В кого? В Карину? В Тамару? В Дашу-Олю-Клаву?

Это просто вседозволенность и распущенность. И пошлость.

Дорвался до удовольствий. Решил, что всё можно.

Вот, правда, если бы реально влюбился - да слова бы я ему не сказала! Пусть!

И разошлись бы по-человечески! Но вот так...

Дети, конечно, были в шоке, оба. По-разному восприняли. Я постаралась как-то смягчить удар, а вот Макар.

Хорошо, что я сразу его заткнула и изолировала. Просто пригрозила, что еще одно слово и я скажу детям почему мы разводимся и церемониться не буду, а после, когда встанет вопрос об опеке и прочем, он сильно пожалеет, что посмел открыть, рот.

Да, Игнатов, да! Жена твоя не тихая домашняя курочка! И никогда такой не была!

Кто тебе внушил обратное - в душе не ведаю.

- Мам, а жить мы где будем? - это спросила Ева.

- Мы останемся тут. Папа переедет в другую квартиру.

- Что? — Макар и тут хотел что-то вставить, но быстро заткнулся.

- У папы есть куда ехать, не так ли, дорогой?

Есть! Есть квартира, купленная на наши общие деньги и записанная на его мать.

Прекрасная квартира, чуть ли не лучше нашей. Вот и пусть поживёт там!

- А что тебе не нравится? Будешь спокойно водить туда своих блядей. — это я, конечно, уже не при детях говорю.

- Где были мои мозги, когда я с тобой связался?

- Где были мои мозги!

- У тебя их и не было!

- Возвращаю комплимент. Где бы был ты, если бы не мои мозги! И в истории с теми ребятами, которые чуть у тебя фирму не увели, и в десятке других историй.

- Тебя послушать, так только ты самая умная, без тебя я был бы никто и звать никак, и фирмы бы не было.

- А ты сообразительный, Игнатов, с первого раза понял.

- Да пошла ты! Я, если хочешь знать, без тебя мог добиться бы гораздо большего!

- Вот! Вот, дорогой! Теперь у тебя появился прекрасный повод мне это показать и доказать!

- Что?

- Развод! Мы разведемся, и я жду твоих подвигов без меня! Может еще, прости господи и дай бог здоровья нынешнему главе нашего государства, ты и на его пост замахнешься. Президентом станешь. Вперед, дорогой! С песней! Дерзай, как говорится!

Его перекошенное лицо надолго врезалось в память.

Что ж... Развод всё близится, и Герман тут как тут.

А мне хочется подумать, что я буду делать, когда на меня свалится вся эта гора ‘денег, то бишь проблем.

- Аделаида, вы как всегда прекрасны. — Дворжецкий встречает меня на парковке, помогает выйти из машины, целует руку.

Вот это мужчина!

Почему-то я легко представляю нас вместе.

Тихи вечер, камин, я читаю, он сидит на ковре, откинув голову на мои колени, смотрит футбол. Кстати...

- А вы любите футбол?

- Странный вопрос, учитывая, что вы в курсе кто мой почти что зять.

- Да, точно, забыла, просто...

- Что? — он выгибает бровь, в глазах смешинки, как будто прочитал мои мысли.

- Ничего, сходила бы на матч, наверное.

- Я думал, вас увлекает только танго?

- Нет, я разносторонняя дама.

- Значит, футбол. Замётано. Сходим, ну а пока вас ждёт самый изысканный кулинарный сет Москвы.

Да. И два часа спокойствия и умиротворения, которое мы поменяем на реальный трэш, кипиш и угар, как только окажемся на милонге...

(Прим. Автора: вся внезапная и противоречивая” - отсылка к реплике из фильма «Покровские ворота»

Милонга - если вдруг кто не в курсе, а я забыла объяснить, это если совсем просто — вечер танца, танцевальное мероприятие на котором собираются, чтобы потанцевать танго и не только.

Ну, откуда взялось выражение про «Фаберже» - думаю все в курсе? Если нет —пишите в комментариях!)

33.

Внимание! Читать не на голодный желудок!

- Время не имеет значения, значение имеет только жизнь!"

Эту фразу из известного старого фильма улыбаясь произносит Дворжецкий, эта же фраза выгравирована на жаропрочном стекле, за которым камин. Ресторан уютный несмотря на то, что каминный зал на мой взгляд чересчур модерновый.

Но мы тут не остаёмся, Денис Александрович провожает меня дальше, его рука лежит у меня на талии, ни миллиметра ниже.

Джентльмен.

Почти. Если не считать его говорящих взглядов. И руку он целует вроде бы так изысканно, но его губы на коже, слишком мягкие, словно он показывает, что рука —это только начало, скоро его губы будут совсем не других местах, но мне тоже понравится.

Почему я уверена, что так и будет?

Если будет.

Если я его допущу до святая-святых?

О, господи, Ада, что там святого? Тебе до хрена лет, не девственница давно, и слава богу, двое детей, муж, любовник...

Нашлась тоже, святая.

Неужели для такого мужчины дырки жалко?

Фу, как пошло!

Забыть, забыть, забыть это ужасное выражение.

Так говорила чья-то родственница. Кажется бабушка Макара. Или тётка.

Ну, однозначно из породы Игнатовых! Не мои же, Островские, так нагрешили?

Возвращаюсь в реал.

Каминный зал мы миновали, зашли в зал с лаконичным названием «Шеф».

Тут нам представят кулинарный спектакль, и сам знаменитый шеф-повар ресторана будет присутствовать. Творить, рассказывать и показывать.

Признаюсь честно - никогда в таком заведении не была. И сетов высокой кухни не пробовала.

Да, мы с Игнатовым люди не бедные, выше среднего класса, и можем себе позволить отдать за ужин и пятнадцать, и двадцать, и даже пятьдесят тысяч рублей. Вот только слова о высокой кухне моего супруга всегда как-то смущали.

Высокая, это значит тарелка диаметром полметра, а на ней как плевок — подобие еды.

Помните, как в том эпизоде из знаменитого фильма «О чём говорят мужчины», про дефлопе? Вот-вот. Именно так! Еще сразу вспоминается «Иван Васильевич меняет профессию» - «Икра заморская, баклажанная» - и тот же плевок в тарелке.

А мы любим, чтобы на тарелке что-то было. Желательно стейк грамм на пятьсот, с картошечкой Айдахо и соусом Джек Дэниэлс. Соус, кстати, отпад, рекомендую!

Поэтому, ну какая с Макаром высокая кухня? Всё приземленно.

Я сама вот люблю итальянскую. Паста, ризотто, лазанья, баклажанчики Пармиджано... Сытно, вкусно. На моей талии, к счастью, не отражается.

Да, в этом плане я ведьма. Хотя все пугают климаксом. Но я пока держусь, и надеюсь, продержусь еще. И потом, у меня танго, милонги, какой-никакой движ.

Но, конечно, отказаться от ужина с Дворжецким и его знаменитого сета было бы верхом глупости.

Зал «Шеф» так же удивляет интерьером. Он довольно мрачный, какой-то готический что ли. Темный зал.

Дворжецкий продолжает держать меня за талию объясняя, что зал рассчитан максимум на десять персон, кресла созданы из уникальных пней деревьев Северного Кавказа, подстолье так же из пней. Причём пни эти, насколько я вижу обработаны так, что если бы мне не сказали что это — я бы и не сообразила. Получилось нечто футуристическое, современное, уникальное.

Что вы представляете, когда вам говорят - кресла и стол из пней? Я бы вообразила, что это что-то похожее на избушку трех медведей, так вот - нет! Это больше сродни интерьеру инопланетного корабля. И раса, которая на таких кораблях летает мало похожа на нашу, земную.

Над столом нависает несколько плафонов странной формы, резные, стекло и металл.

В углу то ли огромная ваза, то ли зеркало, круглое как шар, и такое ощущение, что его поверхность - как черная дыра, поглощает свет, не выпускает его.

Атмосферно. Но я бы сказала — мрачно.

Мой спутник рассказывает о задумке дизайнера, который воплотил идею шефа.

- Концепции двух сетов, которые подаются в этом зале шеф разработал еще до того, как дизайнер начал работу. Мы с вами сегодня будем работать над «Вечностью».

- Над чем?

_ Сет блюд называется «Вечность», символ времени, от малого к большому.

На создание каждого блюда требуется время. Для одного блюда это минуты, даже секунды.

- Секунды? Это... помидор на дольки порезать?

- Почти, - усмехается Денис, а я думаю, что имя ему совсем не подходит. Я бы назвала его Александр, как Великого, иди Эдуард... Может быть Чарльз, Карл... в общем, что-то величественное, королевское. Денис для него мелковато.

- Ты всё увидишь, а шеф покажет и расскажет. Для одного секунды, для другого —годы! Всё не просто, а в целом и секунды и часы и дни, и годы складываются в …

- Вечность.

- Именно.

Я усмехаюсь.

- Что?

- Не даром Снежная королева требовала, чтобы Кай выложил именно это слово.

- Я не Снежная королева, Ада.

- Да, скорее это я.

Мы смотрим друг на друга.

- Ты? О, нет. Ты - живое пламя. Огонь. Плазма. Звезда, в недрах которой происходят термоядерные реакции, способные крушить, уничтожать и в то же время дарить жизнь, создавать.

Боже, как мне нравится с ним говорить!

Это... как изысканное вино, которое подают нам сразу.

- Мы начинаем с легких напитков и легких блюд. — это говорит уже шеф, улыбается, делая жест официанту, наполняющему бокалы.

Шеф наш, русский, Никита Ярославцев - он начинает шоу.

Первое блюдо напоминает маслины.

Всё как я и думала — огромная тарелка и несколько ягод. На самом деле это...крыжовник! Он маринуется несколько дней, сквашивается, подаётся в соусе из масел. Необычно, вкусно.

Дальше хлеб — его можно и нужно пробовать с маслом из-под крыжовенных маслин. Хлеб выпечен на закваске возрастом более полугода, подаётся со специальным сливочным маслом, название я не запомнила.

Вообще, понять, что вам подают — крайне сложно было бы, если бы не объяснения шефа.

Например, что это такое в непонятной то ли розочке, то ли тарталетке? А это мороженое из картофеля. Скажете - ужас? Нет! Это очень вкусно. Правда, на один зубок. Но на то и высокая кухня.

Дворжецкий делает вид, что не разглядывает мои реакции внимательно, но именно это он и делает.

Неужели ждёт, что во мне взбунтуется рабоче-крестьянское прошлое предков, и я вскочу, завопив, что это издевательство и побегу набивать живот во «Вкусно и точка»?

Нет, мой дорогой. Насчёт рабоче-крестьянского — это не к нам. Мы-то всё больше княжны.

Не могу сдержать смех.

- Интересно, над чем?

- Вспомнила историю нашего княжеского рода.

- Любопытно.

- Просто вы так смотрите, думаете, мне не нравится?

- Я...- он улыбается, глаза мерцают в темноте, он в этот момент похож на Мефистофеля, или актёра, играющего дьявола в известной картине. — Я любуюсь тобой. Ты прекрасна.

- Спасибо.

Я умею ценить комплименты. Научилась.

Самым быстрым в приготовлении оказывается креветка.

Шеф разделывает её при нас. Реально несколько секунд и на тарелке то, что можно есть, в изысканном соусе.

Вкусно. На самом деле вкусно.

Как и чернёный лук — шалот, который карамелизируют в течение восьми месяцев. И японское натто из сброженных соевых бобов. И тарталетка из томатной воды с ‘икрой кижуча, нерки и форели с сельдереем. Равиоле с крабом, лапки перепела, рулет из каре ягненка с каштанами.

И, конечно, десерт.

Десерт, без сомнения, отвал башки во всем.

Начиная с внешнего вида — заплесневелый лимон, можете себе представить? О, да, это что-то нечто, как иногда говорит моя Ева. Чернёный лимон, который готовили без кислорода целых восемнадцать месяцев.

Денис шепчет на ухо.

- Мы только начинали ремонт здесь, а Никита уже поставил эти лимоны в специальное место.

Да, это сильно.

В целом лимон — милое и свежее пирожное из сливочного сыра.

- Его тоже мариновали несколько месяцев, - иронизирую я.

- Свежайшее, молоко буквально вчера из-под коровы, - парирует сам шеф.

Вкусно. И... несмотря на то, что все блюда были крохотными, я наелась.

Я сыта.

Правда.

И мне очень нравится общество Дворжецкого.

Его рука на моей ладони. Его взгляд.

Сейчас понимаю, что значит выражение — плавиться от взгляда. Реально плавлюсь.

Таю. Стекаю в трусики, ах-ах.

Да, секса хочется.

Но... не так же быстро?

Не на первом, по сути, свидании?

Хотя оно на самом деле второе.

Мы уже танцевали танго.

Почему-то вспоминаю не танец, в котором мы двигались вместе с Дворжецким, а то танго, на юбилее.

Герман, будь он не ладен!

Почему?

Сглатываю, силясь улыбнуться.

Гнать эти мысли, гнать, гнать.

С Германом у меня работа. Он помогает мне оставить муженька у разбитого корыта.

А Дворжецкий... Дворжецкий для души. Да?

Да.

- Поедемте, Ада, нас уже ждут.

- Кто?

- Зал, музыканты, паркет, ваши туфельки.

Ах-ах, каждая его реплика точно выверена. Он хочет вывести меня на эмоции, заставить поддаться. А что же я? Поддаюсь?

М-м-м... а так хочется, да?

Упасть в руки настоящего мужчины. Поднять лапки.

Просто быть женщиной.

Сла-абой!

Как же хочется быть слабой!

Он помогает мне застегнуть туфли. Прикосновение пальцев к лодыжке — самое острое эротическое переживание последних дней.

И взгляд. В глубине его глаз горит нефть. Пламенеет.

Как всё остро.

Просто потому, что у меня давно не было близости?

Но Филипп же предлагал? И я не повелась.

Или потому, что это был Филипп? Закрытый гештальт, задвинутый в дальний угол, чтобы скорее забыть.

А Дворжецкий?

Что он?

А... Герман?

Господи прости, мне тридцать восемь! Я мать, в скором будущем разведёнка с прицепом, с двумя!

Что со мной происходит?

Вторая весна?

Или осень?

Или бабье лето?

Как же приятно чувствовать горячую мужскую ладонь. Ладонь мужика, который тебя хочет!

Первые такты, мы встаём в позицию.

Сначала раскачка, всё просто, как разминка, шаг, еще шаг, еще, еще, поворот, и...

Герман?

- Я хотел бы пригласить на танец вашу даму.

Что?

(Прим. автора:- Время не имеет значения, значение имеет только жизнь! - фраза из фильма «Пятый элемент» реж. Люк Бессон)

34.

Смотрю на адвоката, внутренне усмехаясь. Где ж ты раньше был, олень безрогий?

Теперь извини, кто даму гуляет, тот её и танцует, кажется, так говорят?

Нет, я к соперничеству отношусь спокойно.

Давай, поборемся.

Эта женщина достойна того, чтобы из-за неё пала Троя. Чтобы в её честь проводили рыцарские турниры. Слагали вирши, сочиняли оды и оперы.

Я готов к состязанию.

А вот готов ли господин Крестовский?

- Извините, дама сейчас занята.--отвечаю твёрдо. Поворот, еще, еще.

‘Спасибо моей маме, которая таскала меня на эти бальные танцы.

И еще одной женщине спасибо, главной в моей жизни, наверное, которая иногда заставляла меня надевать смокинг, туфли, заказывать в ресторане нужную музыку и приглашать её на милонгу.

Нельзя вспоминать женщину, с которой когда-то танцевал танго, во время танца с другой.

Это как вспоминать бывшую любовь, когда целуешь новую.

На лице у Аделаиды улыбка Джоконды.

Нравится ей. Нравится то, что из-за неё два мужика готовы устроить петушиные бои.

Кому не понравится?

Это же закон природы. Самцы дерутся за внимание. Кто-то сильнее хвост распушает, кто-то грудь выпячивает, кто-то громче всех поёт.

Интересно, что придётся делать мне?

Крестовский-то понятно — занимается разводом и тут уж он расстарается, я надеюсь. Не хотелось бы подключаться к этому, хотя ресурс найти можно. Но я уверен, что Герман более чем компетентен.

Я могу со своей стороны предложить только дружеское участие и поддержку.

Любовь?

Об этом пока рано говорить, конечно. Но эта женщина мне уже очень дорога.

Это как-то само собой происходит всегда. И очень быстро.

Или не происходит.

И тогда что ты не делай, как ни бейся. Нет любви.

Любовь.

Любовь это что-то очень простое и вместе с тем невероятно сложное.

Я влюбился в мою Ярославу как-то сразу. Провалился и всё. А она.

Нет она меня любила, тоже. Да. Но недостаточно, чтобы любить только меня. Не смогла забыть отца своей дочери. А мне было достаточно даже тех крох, что она давала. Заклинило.

Когда она умерла я, наверное, год был один. Не то, что не смотрел ни на кого. Не было потребности. Как будто похоронил себя как мужчину вместе с ней. Да и до её смерти, а уходила она хоть и быстро, но тяжело, так же какое-то время мы не были близки. Я уже посчитал - всё. Как мужчина я закончился.

Когда предложил дочери Ярославы, Виталине, выйти за меня — это было не про любовь, скорее про помощь и спасение. Она думала я спасаю её от бывшего, который хочет забрать ребёнка, а я скорее спасал их обоих от глупости, подталкивая друг к другу. Обнимал её, целовал — понарошку, разумеется, так, видимость создавал, чтобы этот её футболист безбашенный, Стена, наконец, понял, какую женщину потерял.

Но обнимая эту девочку я в какой-то момент понял, что завидую её парню.

А так еще хотелось любви.

Нет, не с ней, конечно. Я же её как дочь воспринимал. Да и до сих пор считаю её дочерью, а её детей — своими родными внуками. И они тоже ко мне тянутся, особенно Яська — дочь Стенина, которую назвали в честь моей Ярославы.

- Вы где-то далеко, Денис.

- Да, Ада, простите, танго — это иногда и воспоминания.

- Вы её любили? - ах, как она сразу считала мои мысли. Женщина!

- Любил.

- А она?

- И она любила, только...

- Только?

- Театр она любила больше.

Безбожно лгу.

Не театр. И не свои роли. Не себя.

Его.

Этого идиота, который променял её на выгодный брак и ничего не знал о дочери.

Пока я ему не сказал.

- Вы мне расскажете?

- Разве это правильно танцевать танго с одной женщиной и рассказывать о другой?

- Разве правильно танцевать с одной и вспоминать другую?

- Простите, Ада. Я виноват.

- Я подумаю, как вас наказать.

Говорит и стреляет глазами в сторону Крестовского.

Чертовка.

Делает фигуру, поворот и ускользает из моих объятий идёт прямо к нему.

Раз!

Они сразу встают в позицию.

Два!

Шаг, шаг, еще, квадрат, кач, кач, резкий поворот. Ух!

Чёрт.

Наше танго сегодня было танцем воспоминаний, спокойствия.

Их танец - страсть. Чистая, обнажённая, без купюр.

А я зол, очень зол на себя. И на Германа. Подсуетился.

Чувствую, что здесь нас ждёт реальная битва, не на жизнь, а на смерть.

Подхожу ближе, улучаю момент и дергаю Аду на себя, забирая, кружу, перемещаясь подальше, прижимаю к себе.

- Я готов искупить вину.

- Кровью? — хищно улыбается наша добыча.

- Хотите моей крови?

- А если хочу?

- Что мне сделать? В морду ему дать?

- А что бы вы сделали?

- Если женщина хочет крови, нужно дать ей крови. — усмехаюсь, хотя намерения бить морду Герману у меня нет.

Но если будет нужно...

Он подходит сзади, как раз в момент паузы, когда мы застываем в паре, его рука у неё на талии и на плече, Герман разворачивает Аду к себе, но я не готов отпустить.

Мы стоим, втроём.

И снова Пьяццолла, на этот раз, полагаю, самый известный трек после «Либертанго».

Погружает нас в атмосферу хорошего Голливудского кино*.

«Вы хотите научится танцевать танго, донна?»

Но мы втроём, как же мы будем танцевать танго втроём?

Мы танцуем.

Начало, легкая игривая мелодия, она как смех красивой женщины.

Ада в руках Германа, шаг, шаг, кач, поворот, еще шаг, я двигаюсь за ними, я рядом, я тоже в этой паре.

Сейчас почему-то чувствую себя тем самым слепым полковником в отставке, Фрэнком*, и эта донна будет танцевать со мной.

Тадам-там-там, резко разворачиваю Аду, прижимая к себе, теперь моя партия, мои шаги. Я танцую лучше Германа. Старая школа.

Поворот, наклон, как красиво она умеет выгибать спину. Посмотрел бы я на этот фокус в постели.

Хочу её. Да. Эту женщину я хочу.

Эта женщина по мне.

Но по ней ли я? Вот вопрос.

И снова Герман. Острее, жёстче, яростнее.

Мы одни на танцполе. Остальные пары просто стоят по краю, наблюдая.

Это наш бенефис.

Герман чуть сбивается и Ада, смеется, откидывая голову назад, совсем как в кино, а он резко прижимает её, впечатывая в себя. А внутри меня волк, который скалит зубы и требует свою добычу.

Раз. Два. Три. Четыре.

Моя!

Я тоже прижимаю, тоже впечатываю. Еще крепче. На грани фола.

- Ах...

- Ты восхитительна.

Улыбается краешками губ.

- Поедешь со мной?

- Куда?

- Куда захочешь.

- Вдвоём?

- Бери детей и поехали.

Она удивлена. А я нет. Всё очень просто. Нужно просто предложить.

Как говорил Фрэнк? В танго всё просто, совершаешь ошибку и танцуешь дальше.

Так вот, в жизни всё так же. Совершаешь ошибку и снова идёшь вперёд.

И даже если ошибку совершил не ты, идти вперёд нужно.

Ада не совершала ошибок, разве её вина, что супруг оказался козлом?

Последнее дело винить в этом женщину.

Каждый сам знает свои ошибки и сам за них отвечает.

Герман опять перехватывает инициативу, и заканчивают танго они вдвоём.

Прижавшись друг к другу. Глядя друг другу в глаза.

Он в неё влюблён. Точно.

А она?

Что она? Эта загадочная донна. Самая простая женщина. Настоящая женщина.

Зал взрывается аплодисментами, народу сегодня на милонге много.

Герман ведёт Аду, я забираю, поворачиваю, чтобы она могла сесть в поклон, так делают это бальники. Красиво. Она умеет.

Мы все трое идём к выходу.

- Мне нужно переодеться, - тяжело дыша после танца говорит Ада, сдувая прядь со лба. — Спасибо, вы оба были великолепны.

- Спасибо тебе, богиня.

- Спасибо, Аделаида, это ты была великолепна, без тебя не было бы танго.

Она уходит в дамскую раздевалку.

Мы в мужскую — нужно снять туфли, надеть пиджаки.

- Дворжецкий, зачем тебе это надо?

- Что?

- Вмешиваться в мою жизнь?

- Почему ты считаешь, что я вмешиваюсь?

- Тебя Кристина попросила?

- Кристина?

- Не делай вид, что не понимаешь. В моей конторе ты общался только с ней.

Знаешь, что она была моей любовницей.

- Была? Может есть?

Мы оба дышим тяжело, стоим, друг напротив друга.

- Не твоё дело.

- Неужели? Ты не считаешь, что ей уже хватит связывать свою жизнь с кобелями и подонками?

- Ты считаешь, что ей лучше связать жизнь с таким как ты?

Этот кретин еще спрашивает?

Руки чешутся, у него, видимо, тоже.

- Я считаю, что она заслуживает правды и верности.

- Я никого не обманывал, с Кристиной у меня давно ничего нет.

- Неужели? Не ты был с ней в моём ресторане позавчера? — усмехаюсь, хотя и понимаю, что это подло.

- Был! Обсуждал дела! Какого хрена, Дворжецкий?

- Такого! Не позволю её обманывать!

- А ты не обманываешь? Все знают, что ты... ты сначала спал с одной женщиной, потом спал с её дочерью, теперь вообще хрен знает что?

- Порылся в грязном белье, да, Герман?

- Могу сказать о тебе то же самое!

- Я не буду оправдываться, тем более перед таким как ты.

- Какой я?

- Гнилой.

- Что? Ты...

Замах, удар, уворачиваюсь.

Мы снова танцуем, но на этот раз не танго.

Ты хотела крови, Ада? Будет тебе кровь.

Удар и первая кровь пущена, не моя. Алая струйка течет по его лицу.

Но Крестовский в долгу не остаётся. Еще удар. Твою мать, больно.

Краем глаза замечаю в дверном проёме Аделаиду.

Она стоит.

Спокойно.

Спокойно.

Сложив руки на груди.

Красивая.

Ноздри раздувает. Хочет сказать что-то, обругать нас, а потом.

Потом начинает смеяться, громко, с наслаждением. Ярко.

И тут я пропускаю хук справа.

(Прим. Автора: Здесь и далее речь идёт о картине "Запах женщины" режиссёра Мартина Бреста.

Сцена в которой слепой полковник танцует танго.

Я считаю это одной из лучших сцен в кинематографе в принципе, и лучшей сценой в которой есть танец.

Актёр Аль Пачино, сыгравший Фрэнка получил "Оскар")

35.

Я Аделаида, мне тридцать восемь, и я разведенка. Почти.

А ещё из-за меня подрались два шикарных мужика.

Ах-ах!

Бинго.

Знаете, о чём подумала в этот момент?

Догадаетесь?

Ага, именно.

А не пора ли найти третьего!

Вот-вот! Пока эти двое так сильно заняты друг другом.

Нет, конечно, можно взять обоих. Но боюсь, в этом случае Боливар не выдержит двоих.

Ха-ха. Нет, конечно, я не всерьёз.

Я даже думаю, вывезу ли я в принципе.

Даже по одному.

Очень уж не простые экземпляры.

Особенно, учитывая факт предстоящего развода.

Стоп.

То есть я сейчас реально выбираю?

Между Дворжецким и Крестовским?

Боже, фамилии-то какие благородные. Хотя, если учесть, что в девичестве я Островская, то всё нормально.

Не нормально то, что я выбираю.

Зачем?

Ну, зачем мне в принципе мужчина?

Хм, вопрос, конечно, интересный.

Думаю об этом, надевая пальто и выходя из здания, в котором проходил танцевальный вечер.

Мои красавцы увлеклись. Даже не заметили, что я ушла. И пальто мне подаёт чужой кавалер, восхищаясь танцем. Спасибо, конечно, но…

Вот и вся любовь.

А если серьёзно.

Ну, правда, зачем мне мужчина?

Что я там не видела?

Опять постоянно быть на стрёме? Особенно, после последних событий в моей жизни? Подспудно бояться, что и этот обманет? Предаст? Выпотрошит чувства?

Опять всегда быть в тонусе?

Ведь рядом с такими мужчинами нужно быть красивой, ухоженной, одетой с иголочки, в отличном настроении. Расслабляться нельзя, ведь рядом ОН. Или вернее ОС - образцовый самец!

Опять двадцать четыре на семь изображать восхищение?

Они же так это любят, когда ими восхищаются!

Говорить — милый, ты самый-самый, ты лучше всех, ты неповторим, ты единственный, ты просто чудо природы.

И не важно, что у чуда залысины и запах изо рта, или пивной животик и дряблые брыли — это же твоё чудо, родное, близкое, оно, если его не хвалить, хиреет, дурнеет, становится капризным, скатывается в сплин...

Нет, у меня, конечно, до совсем уж критических крайностей не доходило, я, слава Богу, всё еще пребываю в разуме.

Но без периодических дифирамбов не обходилось.

Макару почти всё время нужны были доказательства его значимости и крутости.

Он очень любил похвастаться своими достижениями и ему нравилось, когда я его хвалила.

Как с дрессированной собачкой. Она встаёт на задние лапки и ждёт вкусняшку.

Жесть.

Нет, девочки, вообще, кто сказал, что мужчина — венец творения, а?

По-моему так — в лучшем случае — венчик!

Они же слабые! Ну, правда! Морально гораздо слабее.

Не дай бог что не так — сразу какие-то загоны, драмы, стрессы.

Мы, женщины, гораздо более стрессоустойчивы!

У нас, если какой пипец грянет, мы лапки складываем? Нет, нифига! Наоборот! Мы как та лягушка в кувшине с молоком начинаем всеми четырьмя копытами бить, масло взбивать. Ищем пути отступления или наступления.

Выход ищем!

Потому что у нас что? Да! Правильно! Дети у нас.

Дети, которым надо кушать, красивое платье, приставку, компьютер, которые болеют и на море хотят.

Нам есть ради кого.

Нет, я, конечно, утрирую. Не обо всех говорю.

Есть и мамочки — не приведи, господи.

Есть и мужчины достойные.

Есть, есть...

И ведь мой был достойный! Был же? Был!

Сама виновата. Распустила.

Сильно много в попу дула.

Всё жалела.

Он же столько работает, чтобы мы ни в чём не нуждались! Он же и на квартиру заработал, и на дачу с машиной, и бизнес поднял.

Он у меня умничка, герой!

Ему надо расслабиться. Его надо пожалеть.

Поэтому, пришёл с работы, сел у телевизора, пивка налил, и футбол с хоккеем вперемешку.

По мужику же время года можно определять! Легко!

Если футбол - значит лето на дворе, если хоккей - зима.

Да, да, а ты... ну, ты же не работаешь, типа? Домохозяйка? И по хрену, что ты удалённо ему и кадры, и бухгалтерию делаешь. Это так, мизерный вклад в общее дело.

Ты же дома, да? Поэтому квартиру отдрай, пожрать приготовь, с детьми туда-сюда, сад, школа, кружки, секции, лекции, репетиторы, ёлки, моталки...

Да у всех же так, да? У всех?

А если и не дома, то всё тоже самое. Ты же женщина?

Они же ведь еще такие есть, которых чётко мама приучила — это не мужское дело!

Мужское дело деньги зарабатывать и у телека с пивом. Правда, первый пункт многие забывают, зато второй - нет. Святое дело!

Это в нашем уютном серпентарии — женском клубе — очень бурно обсуждали.

Хотя что там обсуждать?

Просто как в клубе анонимных алкоголиков сидели и повторяли — я такая-то, такая-то, разведенка, мой муж пил пиво и смотрел футбол.

Хотя там почти у всех мужики-то совсем не бедные. Но вот это вот, видимо, в подкорке сидит. Как святая мужская обязанность. Ни хрена по дому не делать.

Сначала у них пиво и футбол, потом становятся богаче, охота и баня, гольф и яхты.

А ты, дорогая, почему такая старая и уставшая? Упахалась в то время, пока я еще на домработницу не заработал и на няню с поваром?

Нет, нам такая не надь, нам новую подавай.

Ух, что-то разошлась ты Ада... Разошлась.

Кстати... а может, не разводиться?

Заняться перевоспитанием, моего благоверного, а?

Как приду сейчас домой, как трахну кулаком по столу, как скажу...

А что я скажу?

Иди мусор вынеси?

Так на ночь не выносят, примета плохая.

Нет, не буду я никого перевоспитывать. И вообще. Займусь я чем-нибудь более интересным.

Достаю телефон, открываю приложение, заказываю такси.

Пять минут прошло, и где мои кавалеры?

- Аделаида!

- Ада…

О, легки на помине.

Поворачиваюсь, смотрю на них.

Боже, два взрослых мужика! Взрослых! Умных, с высшим образованием, думаю, не одним! С капиталом оба. Один — известный ресторатор, второй — известный адвокат. Бабло гребут.

У одного губа разбита, у второго глаз синевой наливается.

Красавцы!

- Ада, прости...

- Прости, Адочка...

Такси подъезжает вовремя.

- Ада? Ты...

- Ада, подожди, я тебя отвезу.

- Знаете что, дорогие мои? Спасибо вам, конечно, за танго, но... идите-ка вы оба...

- Куда? - иронично качает головой Дворжецкий.

- В баню!

Сажусь в машину и уезжаю.

А чувствую себя так, как будто на метле улетела!

На шабаш.

Кстати, о шабаше!

36.

- Хорошее, кстати, предложение. - с наглой ухмылкой заявляет Дворжецкий.

- Какое? — мрачно цежу я, проверяя языком зуб, кажется шатается. Ну, козёл! Еще и к стоматологу теперь идти! А я их ненавижу!

Была у меня как-то одна клиентка, стоматолог, так вот я не смог. Элементарно. Не встал! Ну, в смысле, работу свою я сделал нормально, а сопутствующие отношения не сложились. Она блузку расстегивает, а у меня в ушах вой бормашины, и эта острая хрень перед глазами, которая тебе туда впивается. Я не столько боли боялся, боли то сейчас почти и нет, анестезия работает, но вот эта хрень, которой лезут в рот...

- Что, Крестовский? Задумался? Отмирай, давай. Поехали.

- Куда?

- Куда нам наша госпожа сказала. В баню.

Что?

Смотрю на него удивленно. Что я, идиот что ли с ним в баню идти?

Не идиот.

Но почему бы и не попариться?

- У меня там и банщик зачётный, нужно только ему позвонить свободен ли.

- Зачем нам банщик? Я тебе веником так отхожу, мало не покажется.

- Эх, молодость...

- Вам, старикам не понять.

Он подсмеивается, иронично так, нагло.

- Ты же профессионал, Крестовский? Должен же понимать, что каждый должен заниматься своим делом, а? В суде врать — адвокат, в ресторане готовить — повар, а в бане парить — банщик.

- А морду бить за любимую женщину боксёр должен?

- За любимую женщину морду должен бить мужчина.

- Не профессионал?

- Почему же? Профессионал. В том, чтобы быть мужчиной.

Сволочь продолжает ухмыляться, идёт к своему шикарному «Майбаху».

- Ты считаешь себя мужчиной, Герман?

Это он мне? Гондон штопанный.

- А ты, Дворжецкий?

- Я? — тормозит, усмехается трогает разбитую губу, смазывает кровь, смотрит на пальцы. - А хрен его знает. Ты меня сейчас в тупик поставил.

- Да, ладно? Неужели?

- Угу, именно. Раньше я считал, что мужик. Настоящий. А сейчас... Поехали, садись.

- Я на своей.

- Поехали, твою пусть водитель отгонит. Расслабимся в баньке. Попаримся.

- Еще скажи, что девки будут.

- Нет, Крестовский, девки — это не серьёзно. Особенно, после того, что сейчас было.

- А что сейчас было?

- Ада. Ада была. Садись.

Не знаю почему позволяю себя уболтать и реально сажусь в его тачку.

Почему-то никогда не задумывался о том, что хочу такую. Меня как-то мой «Гелик» устраивал. А в «Майбахе» уютно. Спокойно.

Дворжецкий открывает барчик встроенный, достаёт бутылочку арманьяка «Сокровища Д’Артаньяна». Хм... напиток достойный.

- По пять капель, перед баней.

- За дружбу?

- За здоровье прекрасной дамы.

Усмехается, наливает. Аромат у напитка густой и сочный. Сразу даёт в голову.

Как аромат женщины. Он тебя или сразу захватывает или никогда.

Ты можешь её трахать, даже получать удовольствие. Но у тебя никогда не возникнет желания её присвоить, заклеймить. Она так и будет транзитной.

Аромат Аделаиды зацепил меня сразу. Взял. Не за горло нет. Просочился в поры.

Так, что надышаться нельзя. Хочется еще и еще. Больше. Глубже. Сильнее. Вязкий, терпкий, и в тоже время такой легкий, нежный, шлейф от него остаётся надолго, забивает рецепторы, заставляет думать, строить планы, мечтать.

- О чём задумался, Крестовский?

- Сам догадайся.

- Волшебница.

- Да.

- Колдунья.

- Да.

- Ведьма.

- Есть такое дело.

- Ради такой можно...

- Ты меня что, уговариваешь, Денис Александрович? Так меня не надо уговаривать.

Я уже уговорённый.

- Неужели? А если отговариваю?

- Попробуй.

- Ты же её не потянешь?

- А ты потянешь?

- Может и я не потяну.

- А Макар этот её, клоун, тянул?

- Макара она тянула. Это другое. Макар, понимаешь, углядел её раньше. А девочки, знаешь, это ценят.

- Ценят что? Как мужики всего добившись меняют их на новых сосок?

- Нет. Ценят, когда мужчина берёт её, молодую, нежную, наивную, и старается выбиться в люди, чтобы сделать её королевой.

- Ага, а потом меняет на молодую.

- Что ты заладил, как попугай? Меняют - это уже другая история. Но она с ним была и жила именно потому, что вместе с нуля. Со старта. Всё делили. Если бы не это она бы сама его давно бросила. Когда переросла. Она просто упустила этот момент. А может жалела его. Ну и семья, дети.

- Ты прям, смотрю, мудрец, философ.

- Это не я. Это Товий. Есть такой доктор, знаешь?

- Кто же не знает Товия! — говорю, а сам потираю колено, которое мне этот доктор вправлял.

- Все знают, да. Великий мужик. Настоящий человек. И врач. Но человек, конечно, на первом месте. Скоро будет юбилей в моём ресторане отмечать.

- Хвастаешься?

- Нет, просто, к слову, пришлось. Вот как раз приезжал заказывать зал, меню, и ‘разговорились мы о женщинах. У него тоже была жизненная история. И философия выстроена не на чужих ошибках, а на наблюдениях.

- Да с ним поговорить стоит.

- Каждый раз после разговора — озарение. Это же он любит повторять: «никто тебе не друг, никто тебе не враг, но каждый человек...»

- «Твой великий учитель». Справедливое изречение.

- Кто это сказал?

- Кажется Сократ. Не важно. Пусть будет Товий.

- Так вот, если мы вернёмся к нашей фее, если бы Макар не косякнул у нас бы не было шансов.

- Благодарим Макара?

- Однозначно.

Чокнулись, проглотили еще по пять капель «Сокровищ Д’Артаньяна» ...

- Кстати, этот арманьяк мне Товий посоветовал.

- Лекарство?

- Да. Против страха. Приехали. Баня ждёт.

- Что ж... попаримся.

- И подумаем, как нам дальше быть.

- Дальше? Извини, Дворжецкий, я тебе её уступать не собираюсь.

- А мне это нравится. Зато не скучно, да? Герман? Вперед. Пар костей не ломит. Да уж. Ну, Аделаида, ну... фемина!

Уж послала так послала.

Попаримся!

37.

Мне даже интересно, пошли ли эти два индюка в баню? Вот было бы забавно!

Представляю, как они сидят в парилке, обливаются потом и обсуждают меня.

Или не меня?

Неважно.

Вообще я хочу свалить куда подальше.

И забыть обо всем.

В конце концов, имею право?

Нет, не имею... осень в разгаре, школа началась, дети учатся, я совсем их забросила, даже стандартных вопросов — как прошёл день почти не задаю.

Но и они у меня как-то притихли и Егор, и Ева. Всё понимают.

Перемены в жизни, перемены, как ни крути.

И отчасти я в этом виновата, да?

Сколько раз я за это время услышала - а стоит ли вообще разводиться?

Да, да, слышала. На том же собрании Клуба будущих бывших жён - это я так его про себя назвала. Там же не только брошенки, там же и те, кто еще борется за статус, и те, кто смирился и сидит на попе ровно, ожидая мужа от любовницы вечером и не задавая неудобных вопросов.

- Слушай, Ада, ну Макар же осознал? Ты его прижала, да? Мужики наши знаешь как переполошились? Теперь боятся, что мы с ними как ты с Игнатовым.

- Он теперь будет сидеть возле тебя как приклеенный!

- Ой, да даже если и пойдёт налево, он-то понимает, чем ему развод грозит!

Да уж.

Вот такие вот компетентные мнения я получила.

И ведь я даже не рассказывала о деталях предстоящего развода! Видно, это у Игнатова недержание. Не терпелось поделиться с приятелями по несчастью.

Такими же изменниками.

Интересно, что будет, если я реально отзову заявление и передумаю?

Жаль, я этого не узнаю.

Дома так тихо... Дети сидят по комнатам.

Снимаю ботильоны, вешаю пальто, захожу в общую ванную вымыть руки.

Думаю о том, что к хорошему быстро привыкаешь. Раньше жили с одним санузлом, да еще и совмещенным, как было тяжко. Макару на работу собираться, мне детей в сад, или позже в школу. Ева с утра как энерджайзер, Егорка наоборот — маленькая недовольная соня. Пока их поднимешь, надо умыться, в туалет сходить, а Макару обязательно душ принять, иначе волосы несвежие и внешний вид не тот. Не дай бог кто-то из детей занял и закрылся — мама не горюй.

Воспоминания эти больно режут.

Больно.

Потому что несмотря ни на что мы были счастливы.

Счастливы!

Нам было рядом хорошо. Комфортно. У нас были стремления, мечты, желания.

Квартиру поменять, машину, расширить компанию, поехать на Новый год в Египет или Таиланд. На всё надо зарабатывать. Мы крутились, я помогала чем могла. Как мы радовались победам, как переживали неудачи.

Мы были вместе. Мы были одним целым.

Семьёй.

Когда мы всё это потеряли?

Когда слишком много стало бабла? Возможностей? Когда вседозволенность появилась?

Я не знаю.

Хотела бы я понять эту формулу.

Наверное, тому, кто откроет секрет — почему мужчины изменяют жёнам прошедшим с ними весь путь с нуля и как этого избежать — нужно будет поставить памятник. И дать Нобелевскую премию.

Нет, в принципе, почему изменяют — понятно.

Как предотвратить?

Или просто смириться?

Но ведь не все же изменяют? Не все же идут налево?

Или это зависит от человека? От мужчины? От его внутреннего я?

- Ада, ты пришла?

Я выхожу в коридор — Макар стоит у двери в столовую.

Он всё еще никуда не переехал. И по ходу пьесы еще не собирается. Живём как соседи.

- Привет, я... я хотел выпить чаю, поговорить. Купил твои любимые пирожные.

Интересно, какие мои любимые?

Захожу на кухню и взгляд падает на упаковку.

«Картошка». Пирожные.

Да, когда-то я их очень любила. Когда особенно больше не чего было любить, и денег не было на шикарные эклеры, или макарунс. А «картошка» в кулинарии рядом с домом стоила недорого.

Я была беременна Егором, понимала, что злоупотреблять сладостями, мучным, тем более шоколадом нельзя, но просто не могла от них отказаться.

Макар приходил с работы и приносил мне их, в дешевой пластиковой упаковке.

Сажусь на стул, смотрю на эту «картошку» и... слезы сами катятся.

- ЭЙ... Ада... ты чего?

Я оплакиваю счастливое прошлое. Нас молодых, влюблённых, горячих, жаждущих покорить этот мир, Макар тогда часто говорил, что хочет положить его к моим ногам, а мне не нужен был мир. Мне он был нужен. Этот парень, в которого я влюбилась. Этот молодой мужчина, только набирающий силу. Весёлый, юморной, честный, гордый. Влюблённый в меня. Ревнивый. Жадный до секса.

- Ада, прости меня.

Плачу, потому что этого больше никогда не будет.

Это не значит, что я больше не буду счастлива.

Не значит, что я ставлю на себе крест. Нет.

Жизнь идёт, и я иду дальше, и очень даже неплохо иду.

Но иногда о прошлом вспоминаешь с такой тоской!

Хочу спросить его — что я сделала не так? Почему он решил, что с другими ему будет лучше? Почему позволил себе разрушить нашу жизнь?

Почему?

Что он может ответить?

Пожать плечами? Или признаться в собственной слабости? Или, наоборот, в том, что посчитал себя сильным? Перерос старые отношения.

Старую жену...

Ну какая же я старая, господи?

Мне тридцать восемь лет! Я шикарно выгляжу! Я хороша!

Я никогда не позволяла себе распускаться. После родов старалась быстро прийти в форму, после Егора это мгновенно произошло, я собой гордилась, после Евы —сложнее немного, но тоже нормально.

Я слежу за модой, у меня хороший вкус, я даже прошла курсы стилистов, чтобы больше понимать.

Я ухаживаю за телом! Маникюр, педикюр, массажи, эпиляция — лазер, нигде ничего, лишнего.

Может быть всё дело в том, что я слишком идеальная?

Бесит. Всё это меня бесит.

- Чайник поставь, пожалуйста.

- Только что вскипел. Налить? Я заварил цейлонский, чёрный.

Знает, что я люблю просто чёрный чай.

- Налей.

Он достаёт мою любимую чашку. Да, есть у меня такой пунктик, мне без разницы какие тарелки, ложки, вилки, но вот чашка... Они периодически меняются, любимые. Но если пью из неё — то только из неё.

Сейчас это пузатая чашка с толстыми стенками и шикарными вишнями.

Горячий я не люблю, поэтому Макар ставит рядом еще и стакан чистой прохладной воды.

- Вот.

- Спасибо.

Выкладывает пирожное не блюдце, достаёт вилку. А я беру руками.