Развод. Я календарь переверну

Сейчас столько разных вариантов этой «картошки» появилось, каждая фабрика делает. Мало кто уже помнит, почему пирожное называлось картошка. В идеале оно должно быть шоколадным, коричневым сверху и светлым внутри. Как настоящая картошка. Но давно уже таких «картошек» нигде нет. Они все тёмные. Какие-то совсем в цвет горького шоколада, какие-то светлее, как кофе с молоком. Это, наверное, влияет на вкус, но я на самом деле так давно не ела «картошку», что не могу сказать, какие вкуснее. Для меня вкусные в меру сладкие, в меру влажные.

Жую, запиваю чаем.

Вкусно.

Но в прошлое не возвращает.

Наверное потому, что незачем.

Прошлое остаётся в прошлом.

А нас ждёт светлое будущее.

Или не очень светлое. В зависимости от того, какой мы выберем путь.

- Ада, я поговорить хотел.

- Говори.

- Я... я согласен на твои условия.

Вот как? Неужели?

- Я подумал... Только не начинай иронизировать, да, я думаю иногда.

- Я молчу, Макар. Ем. Вкусно, кстати, спасибо.

Да несмотря на то, что я прикоснулась к высокой кухне я не перестала любить обычную еду.

- Я подумал, может... может всё-таки не спешить? Я... я всё понимаю, я поступил как...

- Сволочь и предатель.

- Да, ты права. Сволочь. И предатель. Но...

- Осознал?

- Ада, я не хочу тебя терять.

- Поздно, Макар.

- Ада...

- Ты уже потерял.

Крошки от «картошки» лежат на блюдечке. Запиваю чаем. Вкусно, сладко, всё-таки немного приторно. И вообще в моём возрасте на ночь вредно.

Но какая разница?

Ошибки совершаем мы все. Просто кто-то не готов за них отвечать.

В конце концов калорий я сегодня сожгла достаточно.

- Макар, давай просто закончим всё это достойно. У нас было много хорошего. Ради памяти стоит остаться людьми. И ради детей.

- Да. Согласен. Только... Ты же всё равно не будешь работать в компании? Ты не сможешь взять руководство. Зачем тебе это? Давай оставим тебе пакет акций, будешь получать дивиденды. Квартира эта ваша, тут я не буду спорить, но...

- Макар?

- Что?

- Ты что, добавил в чай что-то?

- Нет, а что? — вижу, как он пугается, меняется в лице.

- Просто, я почему-то чувствую...

- Что? Тебе плохо? Я правда ничего... почему ты так смотришь, Ада? В чем дело?

- Дело в том, что ты пытаешься сделать из меня идиотку. Я поэтому и спрашиваю, ты что-то мне подсыпал и ждешь реакцию?

- Ты... ты вообще уже? Ты...

- Я. Как всегда виновата я. Макар, на что ты рассчитываешь? Я уже тебе доказала, что я не дура. Или завтра мы всё подписываем на тех условиях, которые тебе обозначил Герман, или послезавтра условия будут еще хуже. Ясно? Спасибо за пирожные. Раньше были вкуснее.

Да, да, вкуснее. Или просто я раньше была не так привередлива? Вздыхаю, усмехаясь. Извини, Макар. Всё меняется. Даже пирожные «картошка». Я тоже изменилась. Да и слишком наивной я никогда не была. И зря ты думаешь, что я не буду работать в компании! Завтра же приеду в офис.

- Аделаида!

- Спокойной ночи, Макар. Да, и всё-таки, начинай паковать чемоданы. Тебе пора.

И мне пора. Я устала.

Улететь бы куда-нибудь далеко-далеко. Улететь к океану, посидеть у воды в тишине, помечтать. Просто выдохнуть.

Кстати, у детей будут каникулы, почему бы и нет?

Только без курортных романов! Однозначно!

Да, как говорится, скажи вселенной о своих планах, и она посмеется.

38.

- Добрый день, Карина, будьте добры, отчеты за последние полгода по тендерам и вообще всю важную документацию в мой кабинет.

- Что? А?... — рот открывает. Это я прекрасно знаю как эта стерлядь хорошо умеет рот открывать. И ноги раздвигать.

Смотрю сейчас на неё и понимаю, что вообще не ревную.

Отболело. Отмерло. Всё.

Нет ничего.

Даже сожаления нет.

Я иду вперед, шагаю семимильными шагами.

Всё, что было в прошлом — остаётся в прошлом. Я перевернула этот долбанный календарь и прекрасно себя чувствую в новом качестве почти разведённой женщины.

Заседание через неделю. А потом...

«Я свободе-ен, словно птица в небесах..

Жаль, что я не увижу, как Макар это поёт, потому что у кого, у кого, а у него от свободы удовольствия будет мало.

Свобода у него, потому что, с привкусом а-а-агромной потери.

Нет, он может, конечно, оспорить мои имущественные притязания, только в этом случае реально будет хуже. Пока я на его стороне — он еще сможет более-менее оправиться. А вот если мы с Крестовским пустим в ход тяжелую артиллерию...

Причем моих активов и того, что я у Игнатова отжимаю удар не коснётся.

Всё-таки не зря я окончила в своё время экономический. Не зря.

- Карина, вы чего-то не поняли?

- Поняла. Сейчас. Пять минут.

- Молодец. И кофейку мне. Капучино, пожалуйста.

Карина молоток, не дура. Догадалась, что со мной в принципе лучше не ссорится.

Хотя какие уж тут ссоры, когда она под моего мужа легла?

Понимает, что дни её тут сочтены. Но одно дело быть уволенной с треском по статье, да с каким-нибудь волчьим билетом — а круги предпринимательские узкие, этому шепнул, тому сказал, тем сообщил, и на работу девушка Карина в приличное место больше не устроится. Другое дело — выполнять все указания нового шефа и смиренно просить о переводе в другой отдел. Думаю, секретарша моего Игнатова на это рассчитывает.

Что ж... если работает реально хорошо - зачем её, дуру, выгонять?

Ну, слаба на передок, повелась на просьбы и призывы начальства, что ж теперь, на всю жизнь клеймо ставить?

Правда, я бы ставила. Чтобы сучкам не повадно было.

Но теперь чего уж?

Кандидат на её место у меня есть. Одна из «бывших жён» в прошлом успешно работала личным помощником крупного чиновника, потом вышла замуж за этого чиновника, и он запретил ей работать. А потом изменил и подал на развод. А она осталась с детьми и без работы. Нет, алименты он, конечно, платит, но работа всё равно нужна. Потому что детям исполнится восемнадцать и алименты тю-тю, а у мужа уже новая молодая жена, которая не позволит бывшей тянуть из него бабки на содержание.

Пять минут, и Карина действительно приносит документы, кофе, а вместе с ними чёрт приносит и Макара.

Хотя, почему чёрт? Это же его рабочее место. Пока. И он обязан тут работать. Тоже пока.

- Ада? Всё-таки приехала?

- Я предупреждала.

- Хочешь сказать, что заняла мой кабинет?

- Я могу и в конференц-зале посидеть. Если я тебя напрягаю.

- Ты, напрягаешь? Сидишь за моим столом, в моём кресле... Нет, конечно, ты меня не напрягаешь, дорогая, работай. Тебе помочь?

- Когда у меня возникнут вопросы я тебе сообщу.

- Прекрасно.

Злится. Иглы ядовитые выпускает как дикобраз. Смешно. Знает же меня!

Прекрасно знает.

Знает, что вот так со мной нельзя. Опасно и бессмысленно.

Да, возможно в последние пару тройку лет я стала другой, более спокойной, мягкой, покладистой.

Мне казалось, я имею на это право.

Мне можно.

Нифига. Нельзя.

Нам, женщинам, оказывается, вообще нельзя расслабляться. Никак.

Обидно, да?

И хочется разорвать этот порочный круг.

Лечь на шезлонге с коктейлем и не думать, что на животе складки, на попе целлюлит, а на лице морщины.

Просто жить и радоваться.

Я и буду.

Точно буду.

У детей в начале октября будут каникулы, целая неделя, можно взять путевку, например в Тай, да, там еще не сезон, но погода может быть вполне благоприятная.

Взять хороший отельчик на Пхукете, покататься по острову. А можно полететь в Эмираты, Дубай или Абу-даби, или куда-нибудь на побережье, Рас-эль-Хайма или Фуджейра, там тоже хорошо.

Надо подумать, спросить детей, чего они хотят. Егор, может, ничего не захочет, у него тут своя жизнь, друзья. Да, он, кажется, говорил, что их класс собирается в поездку в Беларусь. Тоже хорошее дело, надо узнать, если он хочет ехать туда —‘пусть едет. А мы с Евой оторвёмся на курорте.

Думаю, бизнес переживёт моё отсутствие.

Пока.

Нет, на самом деле я не собираюсь быть такой беспечной. И, разумеется, иду на этот шаг, отжимаю у Макара его компанию не для того, чтобы её профукать. Я буду вникать, да мне и вникать особо не надо, я же всегда ему помогала, знаю, что тут с чем едят. Но перед тем, как плотно заняться делами мне на самом деле надо отдохнуть.

Просматриваю документацию по последней сделке.

Макар много говорил о ней до юбилея.

Сначала был доволен, потом рычал, потом орал, потом матерился, говоря, на хрена он связался с этими тупыми поставщиками, тупыми заказчиками, тупыми исполнителями. В общем, тупыми были все, один Игнатов, который всех собрал —белый и пушистый. Как всегда.

Я ему тогда тоже помогла советом. Всё просто. Всё всегда упирается в бабки. Этим подними процент, этим снизь, этих убеди в том, что они незаменимые, тоже бабок подкинь.

По итогу ты вроде бы больше потратил, да?

Макар и орал - какой поднять процент, они меня разорят! Но! Один процент поднял, один опустил, а работа пошла эффективнее, закончили в сроки и получили прибыль больше, чем та, на которую рассчитывали. Всё просто. Сработали чётко, потому что был интерес. Игнатов был доволен, надулся, важный как индюк, гоголем ходил, и сразу забыл, что это было моё предложение. Ну-ну...

Тогда мне было просто смешно за ним наблюдать. Теперь.

Теперь я считаю, что давно нужно было занять достойное место в компании, к созданию которой я немало сил приложила.

И я его занимаю.

- Ада, может, пообедаем вместе?

- Не рано ли ты обедать собрался, Игнатов? У тебя еще несколько документов по сделке лежат, проверить надо.

- Ну, так ты у нас теперь начальство, да? Ты и проверяй.

- Я-то проверю. Только вот зачем тогда тут вообще нужен ты? Заметь, пока разговор у нас шёл не о полной передаче полномочий, а о частичной. И предполагалось, что работать мы будем вместе. Но если ты считаешь, что лучше сделать иначе, что ж...

- Хватит, Ада. Хватит. Давай эти долбанные договоры.

- Даст тебе Карина. А договоры, если будешь с ними работать, сам возьми.

Говорю резко и снова погружаюсь в чтение.

Информация по новому тендеру меня смущает.

И как кстати приходит сообщение.

«Пообедаем?»

Герман Львович собственной персоной.

Почему бы и нет?

«Через час в «Салтане», устроит?»

«Будем дразнить ресторатора?»

«Получим скидку».

«О, мадам, как я вижу, уже примерила костюм деловой женщины, хозяйки крупной компании?»

«Будешь ёрничать, пойдешь обедать один».

«Слушаю и повинуюсь, через час могу тебя забрать?»

«Да».

Прекрасно, заодно захвачу документы, пусть Герман проверит. Не нравится мне то, что там так все гладенько. А тендер, между прочим, от товарища по фамилии Карамель, да-да, того самого.

Через сорок пять минут поднимаюсь.

- Ты обедать?

- Да.

- Я с тобой.

- Нет.

- Что?

- Макар, ты глухой? Нет.

- Почему?

- Потому что я иду не одна, у меня деловая встреча.

- Какая ты стала, деловая...

Я не успеваю отреагировать, когда иду к выходу бывший меня хватает, прижимает к себе.

- Ада, я тут подумал, нахрена нам разводиться? Ты же меня любила, а? И я тебя?

Давай, попробуем сначала?

- Давай.

Говорю, и со всей силы луплю по причинному месту коленом.

39.

Я не такая! Ну я же не такая? Не такая!

ОЙ, нет, Ада, ты именно такая!

Да, вот такая, которая возьмёт и отхреначит «фабержешки» секатором, или завяжет ‘узелком, или ‘ниточкой обмотает и оставит, чтобы, сука, отсохли...

Именно так!

При этом, смотрю на Макара и... расцеловать его хочется!

Ну, правда!

Он ведь этой своей гребанной изменой подарил мне меня!

Меня настоящую!

Которую я сдуру давно похоронила.

Похоронила под домашними делами, заботами, детьми, проблемами, мелочами, бытом, обыденностью.

Как многие из нас хоронят, да? Ну, девочки, согласитесь? Хороним же? Хороним!

Дом, семья, дети, муж. Вся наша жизнь. Вроде бы вся, да? Но... ничего не замечаете? Чего-то не хватает в этом списке, не так ли?

Кто угадает — чего?

Бинго! Себя не хватает!

Себя любимой там нет!

А мы и не думаем о себе чаще всего. Даже если спешим на «ноготочки» или в салон, даже если идём в фитнес или на массаж.

О себе ли мы думаем?

Или о том, что надо выглядеть хорошо, чтобы нравится мужу, чтобы подружки не сказали, что не ухоженная, чтобы придраться было не к чему.

Это всё равно всё не о себе.

Это для всех. Напоказ.

О себе - это другое.

Это села и делаешь то, что хочешь сама.

Массаж — потому что ТВОЁ тело просит. Фитнес — потому что ТЫ хочешь. Причёска — потому что самой нравится быть красивой.

Новое платье - для себя, новый сериал - для себя, новая книга — для себя.

Встречи с подругами, театр, кино.

Для себя.

А мы...

У нас же муж! Куда я без него? Дети - с кем их оставить?

Вот и топим мы свои желания в чужих. Растворяем. Приучаем всех к тому, что мы для них существуем, только для них. Мы их обслуга. Прислуга.

Многие же, увы, именно так живут.

И я так жила!

Я в этом во всем погрязла.

Погрязла настолько, что вылезать из этой раковины было дико болезненно.

Что там сейчас модно говорить про зону комфорта? Вот именно!

Игнатов заставил меня выйти из этой зоны комфорта. Выползти.

И я как тот несчастный слизняк или рак отшельник сначала боялась, дрожала, хотела обратно, мне было хреново, холодно, больно.

Но я же женщина да? Да, что там, простая русская баба! Поэтому руки в ноги тушить избу и треножить коня.

Точнее, вершить свою судьбу.

Не позволят голимым обстоятельствам меня утопить.

Выплыть! Любым способом выплыть!

И я выплываю.

Еще как выплываю.

Смотрю на мир совершенно другими глазами. Реально возвращаюсь сама к себе.

Такой я была в молодости. Такой я была, когда мы только-только начали строить бизнес.

Такой я отстаивала права в начале брака, не давая мужу и свекрови меня прогибать.

Да, со свекровью потом у нас всё наладилось. Нет, были какие-то тёрки, но это жизнь, у кого не бывает. Макар её сын, ей хотелось для него лучшего. То она считала, что он слишком много работает, то, что я слишком много трачу. В конце концов я объяснила, что в свою семью лезть не дам. Она все равно нет-нет, да и выступала, но на что-то я уже забивала. Хочет иногда приголубить сыночку- резиночку - да, ради бога!

Может, я тоже буду такой же свекрухой? (Нет!)

Нет, конечно, я такой не буду.

Эх, не быть бы хуже!

Лезть не стану, но и в обиду сына не дам. Хотя Егор у меня такой, сам себя в обиду не даст. Но и девочек обижать не будет. Эту науку я ему с детства сумела привить.

Себя защищай, но и слабого не бей. А уж девочек, девушек, женщин... лучше в сторону отойди!

Вон, как Макар сейчас. Пополам согнулся и.

И я ушла обедать с адвокатом.

Герман.

Хорош он, всё-таки. Хорош.

Думаю о нём и что-то внутри тянет. И почему-то улыбка.

Запал на меня? Вот на такую меня? На ту, которой изменили? Ту, которая опустилась до адюльтера — спала же я с его братом? Ну, не спала, трахалась.

Сейчас вот даже не могу вспомнить, как оно было. Как в тумане. Трахалась. А Герман запал! На меня, с таким скверным характером.

Это до измены я была покладистой. А теперь — увы. Больше точно не буду.

Наверное.

Ну, не знаю, может если только меня всё будет устраивать.

Если я стану любимой женой известного адвоката.

Или ресторатора.

Дворжецкий.

Тут сложнее. Хорош, более чем. Горяч. Тоже очень.

Мужчина. Настоящий мужчина.

Такого бы любая хотела иметь рядом с собой.

Любая настоящая женщина.

Потому что Дворжецкий - стена. Каменная стена.

Ирония судьбы в том, что мужу его названной дочери фанаты дали прозвище «Стена», когда он играл за сборную России по футболу.

Да, Денис Александрович - стена.

А Герман Львович?

Герман Львович меня больше пугает.

Но и интерес к нему женский тоже больше.

Чёрт, я же не могу попробовать обоих? Или... могу?

Господи, Аделаида! Знать бы лет пять хотя бы назад, что моя жизнь вот так вот перевернётся?

Кто бы мне сказал - я бы не поверила. Честно.

Я тогда даже не задумывалась о том, что Макар — мой Макар! — может изменить!

А если совсем честно, я считала, что он на это не способен. Да, да! Все эти недели копаюсь в себе, перебираю, вспоминаю, думаю.

Не то, что я была так в нём уверена. Просто считала, что у него кишка тонка.

Испугается он. Слабо ему будет.

Да, реально я так думала.

Ишь какой у меня муженек оказался! Не слабо! Наоборот!

Ладно бы с одной там теребонькался себе втихушку. Так он ведь целый гарем завёл!

А мне теперь разгребай.

Вон, Карамель! Не дурак мужик! И с тендером там не чисто. Всадим бабло, и прогорим. Не разоримся, конечно, совсем, но…

Надо... точно надо чтобы Герман посмотрел документы.

- Выглядишь шикарно. — Крестовский нагло наклоняется, чтобы приобнять и чмокнуть в щеку. Он бы и в губы мог, это я считываю в его глазах.

Нет уж, рановато, хотя уже и было. Но не сейчас.

- Я дико голодная и у меня деловой разговор.

- Я тоже голодный и у меня тоже деловой.

- Какой?

- Выходи за меня.

Ого! Так сразу? Почувствовал, что жаренным запахло? Увидел конкуренцию?

- Ты меня разведи сначала, Крестовский, потом поговорим.

- Так там уже все готово. Заседание назначено. Готовься праздновать.

- Что?

- Развод, конечно.

- А что, так можно было?

- Нужно! У меня даже есть знакомая дама, которая этим занимается.

Дама у него знакомая, интересно. Герман тут же считывает, что я ноздри раздуваю недовольно.

- Не ревнуй, у нас ничего не было. Она замужем.

- Я тоже.

- Ты?

- Формально да. Могу еще всё отменить. Дать заднюю.

Усмехаюсь, глядя на него, в его глазах тоже вижу смешинки.

- С тобой в покер лучше не садиться играть, да?

- Думаешь, блефую?

- Не уверен.

- Что ж... Не уверен - не обгоняй. Поехали поедим, Крестовский, голодная я злая, могу невзначай покалечить.

- Мужа что, уже покалечила?

- А что?

- Вон, идёт, хромает...

Да, Игнатов реально выходит из здания, еле передвигая ноги топает на парковку.

- Поехали.

До ресторана добираемся быстро, а там.

Там нас ждёт небольшой сюрприз, впрочем, на это я и рассчитывала.

40.

Дворжецкий. Естественно. Как знал, что мы сюда поедем, как знал.

Что ж... В бане мы в тот раз всё обсудили. И к консенсусу пришли своеобразному.

Банька, действительно была хороша. И банщик. И колотый мелко мягкий лёд, которым он нас обсыпал вместо снега, заставляя орать благим матом.

Настаивал даже, чтобы орали.

- Нам, мужики, демонов своих иногда надо выгуливать.

Вот мы и выгуливали демонов.

В одном моментике, правда, конфуз вышел, когда к нам по ошибке девочек отправили.

Ну, я надеюсь, что это была ошибка, а не хитроумный план Дворжецкого, решившего проверить мою стрессо и сексо устойчивость.

Проверку я выдержал. И мой ассистент тоже. Не встал. Даже не шелохнулся.

Мирно спал, и даже во сне не видел Аделаиду, потому что, если бы видел, выглядел бы иначе.

Девочек быстро отправили восвояси, мы продолжили парится.

И вспоминать одну прекрасную женщину.

Причём оба.

И даже банщик это заметил и спросил, не вернуть ли ему залетных?

- Нет! — ответили в унисон. И оба заржали.

Да, Аделаида, Аделаида.

Да, мысли об этой фемине вызывают стойкое ощущение того, что я на правильном пути. Стойкое — потому что стоит на неё постоянно.

И не только то, что в нижней части.

Мозг тоже стоит.

В вечном напряжении.

И желании получить своё. Потому что она моя.

Моя и всё. Не собираюсь так просто сдаваться и отдавать её типам вроде Дворжецкого или кого другого.

О бывшем её и говорить нечего.

Этот мужик всё потерял. И даже не жаль его.

Сколько я таких видел? Да, много. Несмотря на то, что воевал всегда по эту сторону баррикад. То бишь за них воевал, за их кошельки боролся.

Как же некоторые радовались победам!

Как же!

Удалось всё так провернуть, что бывшая с детьми получала кукиш с маслом и оставалась на бобах. А он, мужик, конь с яйцами, сохранял всё, что нажито непосильным трудом. Радости полные штаны, да.

Но ненадолго, как правило.

Потому что жены их, даже если и не начинали оспаривать раздел имущества умудрялись как-то быстро вставать на ноги, устраивать судьбу, жить дальше. Может показаться странным, но это практически всегда работало с теми женщинами, которых мужья лишали всего фактически незаконно. Нет, то есть по закону-то оно. вроде было правильно — тут я свою работу делал аккуратно и чисто.

Но есть юридические законы, а есть человеческий. И даже несмотря на мою прожжённую душу юриста я считал, что женщина, с которой ты прожил жизнь, которая родила тебе детей имеет право при разводе получить хотя бы пристойное содержание.

Я всегда говорил об этом клиентам. Часто даже рассказывал истории из жизни таких вот пар, некоторые моменты. Мягко намекая на то, что вселенная справедлива, и бог не Тимошка видит немножко.

Но почему-то им, этим товарищам, казалось, что их минет чаща сия.

Если бы.

Проходило время. И они начинали понимать, что крупно просчитались. И стараясь захапать побольше в конце концов теряли всё. Кого-то разоряли конкуренты, кто-то, сам сливал весь бизнес, кому-то помогали новые алчные жены и их не менее алчные родственники. В общем, то, что было нажито непосильным трудом уплывало из рук.

И вот они из хозяев жизни превращались в слуг, или того хуже.

Понимали ли они почему так происходит? Многие понимали. Да, хорохорились, делали вид, что это случайность, приватности судьбы.

Но у меня на это был свой ответ — жадность фраера сгубила, любил повторять я.

Те, кто внимал моим настойчивым указаниям и старался развестись достойно как-то и в будущем оставались на коне.

Вот такая вот история.

Ада не знает, что её муженёк ко мне не раз и не два свои грабли подкатывал.

Специально говорю грабли, а не яйца, чтобы чего дурного не подумали.

Просил помочь ему.

Просил сделать так, чтобы развод был в его пользу.

Чтобы Аделаида осталась ни с чем, получила бы минимум.

Я раз ему всё объяснил популярно, два...

На третий просто показал реальные цифры.

Что может забрать Ада и с чем останется он.

Этот индюк слишком увлёкся своими амурными делами, секретарши, помощницы, жёны партнеров, случайные знакомые. Хорошо еще серьёзную заразу не подхватил, подонок.

Пока он увлекался — Аде приходилось решать за него вопросы. А потом, когда она узнала, чем это её любимый так занят, сумела не расклеиться, не рассыпаться, а быстренько повернуть ситуацию в свою пользу.

Так что подписи под документиками стоят Макара, а вот профит имеет Аделаида.

Большой профит.

Она могла бы забрать всё, но сжалилась над ним.

Когда Игнатов понял, как встрял — поник, совсем сдулся. Но мне, конечно, было его не жаль.

- Да уж, Макар Владленович, такую женщину просрать — это надо сильно постараться.

- Иди ты, Крестовский! Думаешь, я просрал — ты получил? Ха-ха! Ты знаешь, что она с твоим братом тра...

- Рот закрой! — схватил я его тогда за грудки, хотя формально он был прав, Ада с моим братом «тра...», но это было давно и не правда - так мы в детстве говорили.

С Филиппом у Ады всё, а вот Денис, свет, Александрович...

- Я ведь её так просто не отдам, Герман?

- Так ведь и я не отдам, Денис!

- Значит, война?

- Не на жизнь, а на смерть.

- А методы?

- Изощренные.

- Запрещённые удары?

- Ниже пояса не бить, остальное — на усмотрение противника.

- Что ж, А 1а guerre comme а 1а guerre (на войне — как на войне)

- Пленных не брать?

Мы чокнулись бокалами всё с тем же арманьяком, как раз с подходящим к французской пословице названием «Д’Артаньян». И пожелали друг другу удачи.

Правда, потом Дворжецкий нагло усмехнулся и сказал, что удача — второе имя дьявола.

Что ж...Это я, как адвокат, прекрасно знал.

Вхожу в ресторан соперника вместе с женщиной нашей мечты и, конечно, он уже там.

И стол накрыт.

Интересно, откуда Дворжецкому известно, что я не переношу грибы и белый соус?

Ладно.

- Приятно вас видеть, Аделаида. Выглядите роскошно.

- Спасибо, но мне кажется, вы мне льстите. Устала, очень хочется отдохнуть.

Подумываю уехать на курорт на недельку.

- Прекрасно, отличная мысль. Что ж, я так понимаю, вы с адвокатом хотели бы обсудить дела? Не буду мешать.

- Вы как раз не мешаете, Денис Александрович. Мы будем рады, если вы с нами пообедаете, да, Герман?

Нет, отвечаю всем своим видом, глядя в глаза Дворжецкому, но этот хитрец только усмехается, опуская свою наглую задницу на стул рядом с Адой.

Фемина моя тоже хороша! Специально же это сделала, да? Нравится, когда мужики из-за тебя лбами?

- Да, Герман, дорогой, я прошу вас пока посмотреть документы, что-то меня тут смущает, не могу понять что.

Документы, значит, да? Я посмотрю, конечно.

Улыбаюсь, надеюсь выглядит вальяжно и не натянуто, беру папку, заглядываю.

Что ж...

Ресторатор сам сказал - А 1а guerre comme а 1а guerre (на войне — как на войне), не обессудьте!

Качаю головой, потом закрываю папку и кладу на стол.

- Денис Александрович, можете попросить ваших официантов принести стейк?

Желательно «стриплойн», прожарка «медиум велл». Телятину с грибами в белом соусе я органически не переношу.

- Разумеется, Герман Львович, сейчас вам подадут ваш стейк, уж простите, я решил на свой вкус. Это не телятина, говяжьи щечки, изысканное блюдо для гурманов.

- Охотно верю, и попробовал бы, но увы...

- Что, печень шалит?

- Нет, печень, слава богу в порядке, просто не люблю.

- Бывает. Аделаида, может быть, и у вас какие-то пожелания?

- О, нет, я как раз люблю и грибы и белый соус и эти... щёчки.

- Да, щёчки что надо.

Смотрит он на неё как собака на кость. Гандон. Ладно, что ж, мой козырь пока в рукаве, но скоро...

- Герман, что с бумагами? Я права, считая, что не стоит влезать в это дело?

- Абсолютно, но как я понял ваш супруг уже предпринял какие-то шаги.

- И что делать?

- Я бы рекомендовал повременить с разводом.

- Что?

Она смотрит на меня удивленно, Дворжецкий тоже.

А что? На войне все средства хороши, правда?

Так не доставайся же ты никому!

41.

- Серьёзно? Нет, ты серьёзно?

- Ада, успокойся!

- Ты говоришь мне успокойся?

Резко разворачиваюсь у со всей силы луплю его по широченной грудной клетке.

Я еле-еле сдерживалась в ресторане перед Дворжецким, ну, как сдерживалась.

Сделала хорошую мину при плохой игре, попыталась обратить всё в шутку, но этот... этот...

Перед глазами сейчас только вздернутые брови известной теле свахи Ларисы Гузеевой и её сакраментальное — «пидорас, пидорасина»... Если не видели —загуглите, оно, зараза, того стоит!

- Сволочь ты, Крестовский, сволочь!

Продолжаю лупить, а ему как слону дробина! Усмехается еще, подлец, а потом хватает меня за запястья, пряча мои ладони в свои.

- Ада, поехали, потанцуем вечерком?

- Потанцуем? Я тебе потанцую, я тебе так... Признавайся, спелся с ним, да? Спелся с Игнатовым? Сколько он тебе заплатил?

Герман удивленно округляет глаза. Ну, точно!

- Ни с кем я не...

- Ты понимаешь, что я всё равно выясню? Ты Макара не знаешь! Он то еще трепло.

Он расскажет, и тогда знаешь, что?

- Что?

- Репутации своей можешь сказать «до свидания», вот что. Пусти!

Дергаюсь и вырываюсь, но далеко меня не выпускают.

- Ой, боюсь, боюсь... - опять усмехается! - Аделаида, знаешь, меня уже столько раз этим пугали.

- Пугали тебя, да?

Я просто не могу остановиться, меня всю трясёт и слезы предательские вот-вот потекут, а тушь у меня не водостойкая и вообще, плакать при этом гаде...

- Ты... ты... Ненавижу тебя! Урод моральный. Ненавижу!

- Ада...

Тянет ко мне ручонки свои! Тянет! Нагло так! Отворачиваюсь, пытаюсь улизнуть, всё бестолку, оказываюсь зажата между двух машин, им зажата, чёрт, грязно же тут, а он смотрит и еще улыбается! Предатель!

- Ада...Это для твоего же блага.

Прижимает к себе ближе. Да что это такое?

- Слушай, Крестовский! У меня сегодня Игнатов получил по «Фаберже», ты тоже хочешь?

- Хочу. Тебя хочу. Сил нет как хочу, правда, Ада, давай уже детский сад оставим, поехали ко мне.

Рот открываю от изумления и закрыть не могу. Он мне его закрывает. Нагло, своим ртом.

Хочет?

Детский сад?

Поехали ко мне?

Скотина такая!

Брыкаюсь, как ненормальная, отбиваюсь от этой юридической сволочи, отталкиваю.

- Не смей меня трогать! И вообще... я... я отказываюсь от твоих услуг! Дальше я буду защищать себя сама! Развод состоится как я и планировала, а вы, господин Крестовский, можете быть свободны!

- Ада, ты представляешь, что ты сейчас творишь?

- Я? Да! Представляю!

Он смотрит на меня как-то странно, просто пожирает глазами своими наглыми, адвокатскими. Теперь я понимаю почему он все свои процессы выигрывает.

Особенно, если судьи — дамы.

- Нет, ничего ты не представляешь.

Я не сразу понимаю, что происходит, он просто поднимает меня на руки и закидывает в свою машину, которую каким-то макаром успевает открыть, забрасывает меня на заднее сидение, и сам садится следом. Закрывает дверь, блокирует и мы остаёмся вдвоём в замкнутом пространстве.

Чёрт!

Я вообще не собиралась с ним никуда ехать!

- Открой и выпусти меня!

- Еще чего.

Его руки на моём теле, нагло и настойчиво. А аж захлебываюсь от гнева!

- Герман! Я сказала - открой!

- А я сказал нет!

Пробираются под пальто, дальше, под платье.

- Это похищение! Удержание против воли, ты знаешь, что за это бывает?

- Статья сто двадцать шесть Уголовного Кодекса Российской Федерации принудительные работы на срок до пяти лет или лишение свободы на такой же срок, я бы с тобой принудительно поработал лет пятьдесят.

- Ты в своём уме?

Его руки на моих ногах, ползут вверх, касаясь края чулка.

Дернул же меня чёрт! Почему было не надеть колготки?

Потому, Ада, потому... Потому что ты думала об этих вот руках там, думала! Очень даже активно думала. И не только об этих... О руках Дворжецкого ты думала тоже.

И в таком же ключе!

Господи ты, боже мой!

- Ада.

- Пусти, хватит, ты мне противен.

- Потерпишь.

- Прекрати!

- Тебе нравится.

- Пусти!

- Ты течёшь.

Боже, боже...Да!

чёрт. Нет!

Как?

Я... я не хочу! Нет! Не так и не сейчас и вообще. Я не готова! У меня развод!

Я... мне муж изменил, у меня трагедия, всё рушится. Мне теперь надо бизнесом заниматься, я должна... Боже... Он...

Я не готова!

- Что ты творишь, Герман?

Целует... целует ноги в чулке, бедра раздвигает, пробираясь выше.

Я пытаюсь брыкаться, понимая, что смысла в этом нет.

Я только сильнее его завожу.

Или мне нравится его заводить?

Резко прекращаю сопротивление. Дышу тяжело.

Боже, какие губы горячие.

Как мне жарко и... у меня там просто Ниагарский водопад.

Никогда такого не было, и вот опять, да?

Да.

Чёрт.

Стыдно.

Или плевать?

Сам виноват.

- Ада?

Голову поднимает, щерится, гад.

- Что?

- Что? — переспрашивает.

- Тебе надо, чтобы я брыкалась, да?

- Нет.

- И что ты остановился?

-Я... м-м-м... всё нормально?

- Нет, ничего не нормально, ты запер меня в машине и пытаешься трахнуть.

- Грубо как, Аделаида Александровна! Не собираюсь я вас трахать.

- Почему?

- Ты сейчас серьёзно спрашиваешь?

- Вообще-то да.

Усмехается нагло, головой качает.

- Потому!

И когда я думаю, что он меня просто возьмёт и отпустит это гад снова опускает голову и действует еще наглее! Просто раздвигает мне ноги и...

Боже, боже, мамочки... как...

Как же давно у меня никого не было.

Господи, как же я хочу просто заняться сексом! Нормальным сексом, с мужчиной, которые меня вставляет. Не с тем, которого в измене подозреваю, не с тем, с кем просто закрываю гештальт и бегу от проблем, с мужчиной, которому я хотела бы дать. Просто хотела бы сказать «да»!

Чёрт...

Вот он... Вот сейчас со мной такой мужчина!

Ион... он делает это.

Нагло, бесцеремонно и очень приятно. Берёт и...

Господи, отодвигает кружевную кромку трусиков, прижимается губами... Это будет очень пошло если я сейчас кончу? Я почти. Сразу. Да.

Реально никогда такого не было.

Что это?

Перерыв?

Но я... конечно у меня есть вибратор и вуманайзер и для здоровья я, конечно, это делаю, как все. Ну, может не все, но большинство. Все нормальные женщины давно уже знают, что в этом нет большого греха и это даже полезно, да? Ну, ладно, не ‘будем о грехе, а вот о пользе — можно!

Но всё равно это не то.

Это не заменит мужских рук, губ, глаз, тяжести тела...Дыхания, слов, запаха...

Боже, боже, боже...

Не замечаю, что шепчу это вслух, громко.

- Мне нравится, когда ты меня так называешь...

- Иди ты в пень, Крестовский.

- В пень? Сейчас? Я могу...

- Продолжай, скотина!

- Вот это моя девочка. Да... Сейчас, любимая, еще немного, вкусная ты.

- Займи рот полезным делом, а?

- Слушаюсь, моя госпожа!

Моя госпожа! Ах-ах! Как звучит!

А что он сказал раньше? Любимая?

Нарываетесь на неприятности, господин адвокат, что ж...

Закрываю глаза, улетаю, думаю только о себе и своём наслаждении. В конце концов, я ведь никому ничем не обязана?

Дворжецкий? Ну, он мог бы не отпускать меня с Германом, да?

Макар — это вообще отрезанный ломоть, пройденный этап. Было, было, было, но прошло...О-о-о...

Господи, почему же так хорошо-то?

- Герман!

- Да, давай, моя королева, моя фемина, кончай!

Спусковой крючок нажат, спущен, выстрел не заставил себя ждать.

О, да...

Хорошо-то как, мамочки! Хорошо!

Судорогой сводит всё, дрожу, трясусь, сжимаю взлетая!

Боже...

Жаль, что так больно падать...

Или меня есть кому удержать?

Он поднимается, вытирает губы, смотрит так... словно пытается считать меня, мои мысли, залезть в мою голову.

А потом так же бесцеремонно хватает за шею и врубается в мой рот страстным поцелуем.

Вот так.

И что мне с этим делать?

42.

Дрожу...

Откат пошёл.

Чувствую себя ужасно. Мне неловко и стыдно. Хочется спрятаться куда-нибудь. Но куда? Есть одно очень удобное место - грудь Крестовского.

Он прижимает меня к этой своей груди и по голове гладит.

- Всё хорошо, тихо... тихо...

- Не надо, пусти...

- Никуда я тебя не пущу теперь, поняла?

- Нет.

- Да.

- Нет.

- Ада...

- Уйди...

- Куда я уйду из своей машины?

- Тогда я уйду.

- Куда?

- К Дворжецкому.

- Ага, щаз, с тремя «зэ», уйдёт она. Всё. Хватит. Набегалась.

- Почему ты за меня решаешь? Я, может быть, не хочу!

- Хочешь!

- Нет!

- Хочешь...

Он поднимает мою голову, властно, хватает за подбородок, впивается поцелуем. А у меня слезы катятся.

Я не знаю почему. Просто не знаю и всё.

Наверное, вот именно сейчас я ощущаю как пройден какой-то рубеж.

Сейчас жизнь делится на «до» и «после».

Это еще одни «до» и «после».

Так уже было, когда я узнала об измене Макара.

Когда именно стало на сто процентов ясно, что он мне изменил, что он занимается сексом с другой женщиной. С другими.

Тогда был рубеж.

И больно было. Очень больно.

Но я понимала, что это нужно, и эта боль — она как боль от нарыва, который вскрыли. Вскрыли зная, что будет болезненно, но, если не вскрыть — можно погибнуть.

Я вскрыла. Переболела. Выжила.

И вот сейчас я двигаюсь дальше.

Семимильными шагами двигаюсь.

Прямо сейчас, когда язык Германа хозяйничает у меня во рту. Очень, надо сказать, круто это делает.

Отключаю мозг.

Сейчас он мне вообще не нужен.

Зачем?

Побуду немножко блондинкой.

Знаете, какой на самом деле кайф быть блондинкой? Позволять себе быть не самой умной? Да, да! Это очень весело.

Мы же, девочки, в большинстве своём так сильно загоняемся! Почему-то последнее время так стремимся всех вокруг переплюнуть. Особенно мужчин.

А они хитро устроились.

И используют наш хваленый феминизм против нас.

Вы не замечали? А я вот очень даже.

То есть избирательное право у нас есть. Право работать почти на всех работах есть. При это зарплата всегда будет выше у мужчины!

И еще... Домашние дела никто не отменял.

То есть мы завоевали себе право работать, и оставили за собой право заниматься домом.

Да?

Круто?

Вам не кажется, что это немного не то, к чему мы стремились, а?

Так, лирическое отступление, конечно, но если вернуться к теме блондинок.

Я не натуральная, далеко нет.

У меня пепельно русые волосы, не слишком темные, но и не светлые. В юности я и рыженькой была, и шоколадной, и даже брюнеткой. Но лет в двадцать семь начала у меня появляться ранняя седина, побороть её оказалось трудно, и я решила: не можешь победить — возглавь! Пошла к знакомому мастеру, и мы сначала сделали мелирование и тонирование, а потом постепенно вывели цвет в пепельный блонд.

Так вот, как только я стала блондинкой я заметила, как прикольно косить под дуру!

Стоишь, хлопаешь глазами - это даже с Игнатовым работало! А уж кому как не ему знать — дурой-то я не была!

Но вот это невинное хлопание глазами, эта «наивняшка»... и сразу всё гораздо проще.

А самое главное, не нужно доказывать мужчинам, что ты их не хуже. Не нужно доказывать, что ты круче.

Блондинка - что с неё взять. Ха-ха!

Поэтому тогда и компаньоны Игнатова так тупо спалились. Думали — разве может тупая блондинка их вычислить?

А тупая блондинка смогла — сюрприз!

Сейчас, конечно, хочется быть не тупой. Нет.

Слабой и беспомощной? Да!

Такой, которой не нужно ничего решать. Мужчина всё решит за неё.

Вот он и решает.

Целует, вылизывает, стонет мне в рот, стискивает в руках так, что я чувствую, чувствую его приличный размер и боевую готовность этого агрегата.

- Ада...

Молчу. Что скажет? Поехали ко мне? На хрен. Не поеду.

В номера позовёт?

Тоже мимо.

Я знаю, чего я хочу от Германа сейчас.

Знаю.

Чего?

А чтобы он не спрашивал!

Просто привёз меня туда, куда хочет он и всё.

- Вкусная моя девочка, м-м-м...

Я давно не девочка, лет двадцать как, и, конечно, сама это понимаю, но как же хочется быть девочкой! Вкусной... Он повторяет это уже не в первый раз, и я кайфую от слов.

И привыкаю. Наверное.

Пока мы целуемся, глаза у меня закрыты. Но стоит в какой-то момент Герману меня отпустить, как я моргаю, и случайно бросаю взгляд на окно.

Чёрт... чёрт...

Там, за окном на парковке, на месте, где вроде только что стояла машина стоит...

Дворжецкий.

Стекла авто Германа тонированные, но не настолько, чтобы Денис не видел нас. И то, что мы делаем.

Он видит.

Неудержимо краснею, пытаясь понять, как долго он тут стоит и что именно видел. И злюсь, потому что зачем? Ну, зачем подглядывать, а? Чёрт...

Бесит, бесит и всё.

Дворжецкий, наглец, разумеется замечает мой взгляд и... подмигивает?

Вот же...

Меня опять как кипятком окатывает. Это что значит? Подмигнул, блин! Это значит, что он меня отдаёт что ли? Вот так просто? Или ему всё равно, что со мной делает Крестовский, а?

Это неожиданно обидно.

Но не отталкивать же мне Германа, правда?

О, нет! Наоборот! Я притягиваю его ближе и теперь уже сама впиваюсь в его рот.

- Ада...

- Господи, заткнись, Крестовский, просто заткнись!

Этот гад так нагло ухмыляется, а потом не глядя за окно просто вытягивает руку, и демонстрирует стоящему на улице средний палец.

О, господи, человек с высшим образованием, адвокат с именем, богатый мужик, показывает «фак» сопернику!

Господи, ты специально для меня их всех собрал, да? «Дебилы, блядь» -выражаясь метким замечанием министра иностранных дел.

Один другого стоит!

Больше думать не получается, потому что рука со средним пальцем возвращается, прижимая меня за затылок.

- Придётся заняться твоим воспитанием, фемина, чтобы ты больше не смела говорить своему мужчине «заткнись».

Ого, вот это называется приплыли...

43.

- Крестовский!

- Герман... скажи - Гер-ман.

- Гер-ман! — нарочито выговариваю ёрничая.

Он идиот. Идиот. Ненавижу. Придурок. Кретин. Козёл...

Чёрт.

Не в тему вспоминаю анекдот, когда ангел записывал за мужчиной его мысли и пожелания — жена уродина, дети дебилы, начальник мудак, денег нет...

Угу, только вот то, что это были не желания ангел не понял.

Я сейчас повторяя бранные слова словно проецирую их на свою реальность.

Не хочу!

Было уже, было!

И муж козёл, идиот и придурок уже присутствовал, никак не отмажусь от него.

Поэтому... ангел, ау, ты записываешь? Я больше не буду!

Хочу мужчину красавца, чтобы меня слушал, ну, без энтузиазма, в разумных пределах, потому что всегда слушать женщину всё-таки нельзя.

Да, да, девочки! Нельзя! А то весь мир тихонько сойдёт с ума.

Хочу, чтобы этот мужчина меня любил. Вот тут можно с энтузиазмом. Ну, не до мозолей, конечно, хотя...

Ахах, вспоминаю первые наши опыты с Макаром, опыты неопытных. Нет, Игнатов девственником не был, конечно, но сказать, что он звезда эротики и секса язык тоже не поворачивался. Что-то умел, но далеко не всё. Было куда расти. Зато еще в наличии имелось желание и возможности. Мог много, часто и долго. И вот после одного из ЭТИХ «часто и долго» я обнаружила у себя там натуральную мозоль.

Прямо на... в общем, там! Натёр, паршивец. Было смешно, больно и в то же время приятно. Это ж надо, до мозолей меня любил мой единственный!

М-да... теперь уже и не единственный, да и я для него давно не...

Крестовский внимательно смотрит, усмехается.

- Слушай меня, фемина моя, пока я позволяю тебе так со мной говорить, но это ненадолго, поняла? Будешь делать, что я сказал, слушаться меня, ясно?

- Не много на себя берёшь, а, Крестовский?

- Герман. Гер-ман! Беру столько, сколько могу вывезти.

- Значит, считаешь, что вывезешь меня? — почему-то мне уже пофигу, что за окном кто-то маячит.

- Вывезу, Ада, вывезу. И ты меня вывезешь. И будем жить долго и счастливо.

- Уверен?

- Уверен.

- Ты же не хочешь, чтобы я разводилась?

- То, что я сказал тебе притормозить в моменте не значит, что я не хочу. И вообще, ты не тем местом слушаешь.

- Интересное кино, какое есть тем и слушаю. И вообще, пусти меня. Выпусти.

- Куда?

- Домой поеду. В порядок себя приводить.

- Ты в порядке.

- Уж извини, это не тебе решать.

- Ладно, отвезу тебя, домой. Выходи.

- В смысле?

- В прямом. Сядешь со мной рядом.

- Мне и тут хорошо! — задираю подбородок.

- А мне хорошо, когда ты там. Да не бойся, Дворжецкий уже свалил.

Чёрт, понимаю, что жар приливает к щекам.

- Я не боюсь, а вот тебе... Тебе стоит опасаться Дениса Александровича.

- Неужели, это еще почему? Думаешь, закроет меня в морозилке? Или сделает из меня тар-тар и подаст с трюфельным соусом.

- Фарш, и котлеток налепит на нашу с ним свадьбу.

Говорю, а самой и весело, и мерзко одновременно.

Я вообще не понимаю как наша с Германом перепалка свернула не в ту сторону.

Он усмехается снова, потом выходит из машины, вытаскивает меня, да, да, именно вытаскивает, потому что я немного сопротивляюсь.

На свежем воздухе снова оказываюсь прижата к его груди.

- Весело тебе, да, Аделаида?

- Да, весело.

- Дорвалась?

- До чего?

- Мужиками вертеть как хочется?

- В смысле, дорвалась? - удивленно бровями играю, - я всегда вертела!

- Кем? Игнатовым твоим малахольным?

А вот это уже перебор. Да, он, конечно, прав. Игнатов — малахольный, но только я могу говорить об этом!

- Сам ты, Крестовский.

- Давай, давай защищай своего благоверного, то-то он интересовался, за какую сумму может меня перекупить.

- И?

- Что?

- За какую?

- Дорого. Он не потянул.

- Неужели?

- Угу. Я просто решил, что лучше мне достанется разведёнка с бабками, чем бабки без разведёнки.

- Самонадеянно.

-А то...- подмигивает, а я понимаю, что кайфую. Кайфую от этой вербальной дуэли и готова кайфовать еще долго.

Стоп. А как же... Денис?

Дворжецкий тоже мужчина интересный. И его мужской интерес ко мне очевиден.

И что делать?

- Поиграй еще, Ада, поиграй пока. Я разрешаю.

- Ты? Ахах! Может, это я сама себе разрешаю?

- Может и сама. Только.

- Что?

- Я в тебя влюблён. Хочу на тебе жениться. И хочу от тебя ребёнка.

Дар речи у меня пропадает.

Вот так просто?

Влюблён. Жениться. Ребёнка?

Открываю рот, чтобы ответить и... закрываю. Опять открываю, и...

Теперь уже он мне его закрывает. Сам. Губами.

Не нежно. Властно.

Вот интересно, а Крестовский будет мне изменять?

И зачем я об этом думаю?

- Садись в машину, Ада.

Сажусь безропотно. Он меня пристёгивает. Занимает место водителя.

Стартует легко, уверенно ведёт.

Мне нравится смотреть на него за рулём. Это какой-то отдельный сорт удовольствия, когда настоящий мужик вот так ведёт машину. Руки красивые, пальцы длинные крепкие. Взгляд уверенный. Он не лихачит, не рвёт, стартует лихо, а тормозит плавно, и поворачивает спокойно, и перестраивается.

Офигенно.

Интересно, а в сексе он таким же будет?

- Любуешься?

- Любуюсь.

- Это хорошо.

- Угу, куда едем, господин адвокат?

- А куда бы тебе хотелось?

- В Питер.

- Что ж, можно и в Питер.

Перестраивается, разворачивается.

Так. Стоп, я не поняла! У меня, простите, бельё мокрое! Какой Питер?

- ЭЙ, эй! Крестовский, тормози! Я прямо сейчас не готова!

- А мы прямо сейчас и не поедем. Что, испугалась?

- Нет. Просто бельё хотя бы надо сменить.

- Бельё? — он вскидывает бровь, словно вопрос задаёт, мол, а что у нас там с бельём, как будто не знает сам, зараза такая! — Бельё тебе вообще носить не обязательно, когда ты со мной.

- Да ладно, Крестовский, с чего бы это? Застужу ведь Изольду-то!

- Изольду? — он хмыкает, - Я бы назвал Аделаидой-младшей, но раз ты предпочитаешь Изольдой...

- Ой, слушай, иди ты в пень!

- В пень не пойду, а вот в Изольду... войду с удовольствием.

Головой качаю, мы договорились уже до чего-то мне совсем не понятного.

Но я ловлю себя на мысли, что мне сейчас с ним легко!

И общаться легко, и говорить пошлости, и юморить.

Легко.

Только вот... куда нас приведёт эта легкость?

- Ты мне скажи, что с моим разводом?

- Я хочу сначала разобраться с этим тендером. Не улыбается потом тебя вытаскивать из финансовой жопы, а твой Макар сто пудово сольётся.

Это я тоже понимаю.

Главное, подгадил же своими блядями! Это же Карамель что-то там намутил, от него вся эта хрень идёт! Явно не просто так.

- Слушай, ну мы в принципе вообще можем слить этот тендер и дело с концом.

- Просто так слить уже не получится. Но ты не переживай, я посмотрю, что можно сделать. Есть у меня мысли.

- Какие?

- Да, самые простые. Игнатов твой не хочет отдавать просто так своё. Не переживай, я разберусь.

- Я не переживаю, я развестись хочу.

- Да разведу я тебя, разведу. Это же, как ты понимаешь, в моих интересах.

- Неужели?

- Именно. Разведу, но с условием.

- Нормально! Крестовский, не было такого уговора!

- А теперь есть. Меняю свидетельство о разводе на свидетельство о браке. Как тебе такое, Илон Маск*?

Нормально?

Убить упрямую тварь! — выражаясь словами классика”!

(Как тебе такое, Илон Маск*? - Мем русскоязычного интернета, появившийся в конце 2017 или начале 2018 года и высмеивающий нелепые российские изобретения. Смысл мема заключается в публикации фото с неким «лайфхаком», который бросает вызов знаменитому американскому инженеру и предпринимателю Илону Маску.

Убить упрямую тварь! — цитата из бессмертного произведения М. А. Булгакова «Мастер и Маргарита»)

44.

- И куда ты меня привёз? — удивлённо пялюсь на знакомую парковку.

- Домой.

- К кому?

Крестовский смотрит на меня как на умалишённую.

- Очевидно, что к тебе.

Да, это очевидно — знакомый шлагбаум, знакомый газон, придомовая территория.

Интересно. Это... на что он намекает?

- Ада, я так понял, что ты хотела домой?

Хотела, да. Но...

Чёрт возьми, вот же хитрожопый адвокат дьявола!

Понял же, что если повезёт меня к себе, то может огрести и остаться ни с чем!

Знаток женской психологии и человеческих душ.

- Хорошо. Спасибо. Я тогда пойду?

- Шлагбаум откроешь? Я подвезу к подъезду.

- А, да, сейчас.

Достаю телефон, нажимаю на знакомое приложение. Автоматическая стрела шлагбаума плавно отодвигается, запуская нас во двор.

Герман паркуется прямо напротив моего подъезда.

- А как ты выедешь?

- Надеюсь, ты меня выпустишь. — он говорит со мной как с неразумной, маленькой девочкой, - Наберешь в приложении открыть, когда я подъеду к выезду, да?

-А... да... точно.

Продолжаю тупить.

День сложный.

И с работой.

И с Игнатовым.

И с Германом.

И с Дворжецким.

И снова с Германом.

Ух..

Нет, определённо мне нужно на отдых.

Вот только этот грёбанный тендер.

Я как чувствовала, что с разделом имущества Макар может устроить такую вот...эпидерсию.

Думал, что у меня проскочит? Забыл, что я не совсем замшелая домохозяйка. Или решил, что я-таки нюх потеряла?

Это я пока только начала. И только одну проблему обнаружила. А сколько их там внутри еще? Интересно.

Это же надо все договоры перелопачивать. Одной точно не справиться.

- Ада, ты не волнуйся, я тебе помогу. С работой я имею в виду. Только мне, наверное, нужен какой-то документ, ну, чтобы я был уполномочен...

Уполномочен? Интересно.

Зачем ему это?

- Я могу взять тебя в штат. Будешь сотрудником нашего юридического отдела. —говорю нарочито спокойно, чуть улыбаясь. Вроде как шутка, но совсем и не шутка.

- Как ты себе это представляешь? - хмыкает Герман. — Я и твой юридический отдел?

- Наш, Герман. Пока еще наш. Мой и Макара. Даже больше Макара, пока развода нет.

- У меня другой план, более рабочий. Ты нанимаешь мою контору, и я работаю именно на тебя. К Игнатову твоему никакого отношения не имею, ему и его части компании не подчиняюсь. Как тебе такое?

Как тебе такое, как... Не знаю. Думать нужно.

Но то, что помощь нужна - к бабке гадалке не ходи.

Макар только с виду ходит убитый горем, страдающий, хандрящий, лорд Байрон, мать его ети. Изображает оскорблённую невинность.

Ощущение, что всех уже накрутил. И все жалеют не меня, которой он рога наставил, а его!

Мол, он как лучше хотел! Идут же тебе они, такие ветвистые!

И потом, он тебя жалел, часть твоей работы делегировал другим. И пусть эта работа была, по сути, единственным удовольствием в браке, но чем-то ведь надо жертвовать, да?

Когда мне звонила его маман и пыталась заводить речи о прощении и терпении, которое должно быть, оказывается, присуще женщинам, дано природой нам, в отличие от мужчин — это я еще могла понять. Макар её сын, она его любит, хочет для него добра и справедливо полагает, что это добро — наш брак, который нельзя ломать.

Но когда мне моя позвонила - вот тут я вызверилась! Не по-детски!

Хотя, может и зря. Я же не рассказывала своим всю правду, грязную и горькую. Я их решила пожалеть. Да, сказала про развод, да, про то, что Макар изменил, а я не хочу прощать. Мягко сказала, видимо, слишком мягко.

Послушала мамино выступление, про то, что у женщины должно быть терпение, выдержка, что всегда можно понять и простить, и что семья — это прежде всего, жена, женщина. Послушала, а потом рассказала маме про хламидии и вереницу шлюх. Мама помолчала минуту и сказала — оставь этого гандона с голой жопой, доча.

Вот это МОЯ мама!

Я и свекрови тоже, в принципе, всё высказала — как-то не в моем характере молчать.

Игнатов возмущался, мол, почему я всем рассказываю о нём гадости.

Милый, сказала я, это еще не гадости, это так, мелочи жизни. Но если ты хочешь именно гадости — у меня в арсенале есть и такое.

- Ада, так что насчёт работы?

- Ладно, Герман, я подумаю о том, чтобы нанять тебя и твою контору. Спасибо за обед. И за всё остальное.

- Говоришь мне спасибо? Не ожидал. - усмехается еще, наглец!

- Да, мне было приятно. — пощекочу его самолюбие.

- Приятно? И только? Хм, - еще шире ухмылка, - значит, где-то я не доработал, если тебе просто приятно.

- Не переживай, не получилось со мной, получится с другой.

Поворачиваюсь, чтобы выйти, но меня хватают за запястье и возвращают на место.

- Ты серьёзно сейчас, Ада? Я ведь... я обозначил свои намерения!

- И что? — рассматриваю его спокойно.

Намерения он обозначил, люблю, трамвай куплю!

Это мне в двадцать, наверное, можно было бы сказать и я бы послушала.

Собственно, Макар так и сказал. И мне жаловаться не на что, в принципе, трамвай почти купил — жили же в достатке? Только вот когда появляется тот самый пресловутый трамвай почему-то появляются у мужчин проблемы с самоопределением и, вероятно с самооценкой. Они считают себя королями, или нет — султанами! И им сразу нужен гарем, хотя бы скромный гаремчик. И жена уже не вставляет, обязательно должна быть рядом какая-нибудь Хюррем, которая будет постоянно ему говорить о том, что круче него только яйца.

Плавали, знаем.

Второй раз я на такое не куплюсь.

Наверное.

Ну, может быть пока не куплюсь.

Помучаем Крестовского, а?

Пусть побегает, а мы посмотрим, достоин ли он королевы Ады или - Аделаида, я, конечно, дам тебе время всё обдумать и принять решение, но хочется, чтобы ты сразу поняла. Я не Игнатов. Я таким не буду. Я не позволю себе обращаться с тобой так, как делал это он.

- Неужели? - хочется ответить, ты не позволишь? Или, может, я тебе не позволю?

Герман моё замечание игнорирует и продолжает говорить спокойно.

Вообще, мне нравится его спокойствие. То, что он не выходит из себя. Правда бесит, что разговаривает он со мной как с маленькой, или умалишённой.

Или я придираюсь?

- Но и ты, Ада, не будешь обращаться со мной так, как с ним.

Хмыкаю удивлённо.

Разве я плохо с ним обращалась? С Макаркой?

Я его любила, вообще-то...

Ну, до хламидий, конечно.

- Ладно, Герман Львович, я вас услышала, спасибо, что подвезли.

- Ад...Ада...

- М-м?

- Иди сюда.

Тянет меня на себя. А я понимаю, что мы стоим тут, у моего подъезда, как три тополя на Плющихе у всех на виду. И мне совсем не улыбается, чтобы нас кто-то, тут срисовал.

- Герман, стой, остановись, пожалуйста, не надо.

- Ада...

- Чёрт, да уважай ты меня, в конце концов! — вырываюсь и почти ору.

Ору то, что давно хочется проорать всем этим мужланам. Каждому!

Ваше вожделение, ваша страсть, ваш интерес — всё это ничто, херня на постном масле. Женщине помимо всего этого нужно еще и уважение!

Если любишь женщину - уважай её!

- Пусти!

- Не пущу. Тихо. И я тебя уважаю. Не уважал бы, повёз бы к себе и оттрахал хорошенько. И ты бы мне дала, и удовольствие получила, и выглядела бы как кошка сметаны наевшаяся. Но я этого делать принципиально не буду сейчас.

Сначала решу все твои проблемы, разведу тебя с твоим неверным благоверным, а потом будет всё остальное. Поняла?

- Ты как уверен в себе?

- Нет. Совсем не уверен. И я помню про твоего Дворжецкого. И про то, что он тоже претендует на тебя.

Претендует! Как это мило!

- Но я всё-таки надеюсь на твоё благоразумие.

- Считаешь, что благоразумно выбрать тебя, а не его? Почему?

- Я моложе.

- Сомнительное преимущество в данной ситуации.

- Не скажи. У меня целых десять лет жаркого секса в запасе.

- А может мне не нужен жаркий секс?

- Это ты просто еще не пробовала. Попробуешь — войдешь во вкус.

Хмыкаю опять. Как он на меня действует — феерично просто!

Ох, Ада, Ада, нашла себе такого гада!

- Поцелуй меня, Аделаида.

- Нет. Не здесь и не сейчас.

- Ада, ну хватит.

Он сам тянется ко мне, и я не сопротивляюсь, позволяю притянуть свою голову.

Погружаюсь в его губы так же, как он в мои. Вкусно. Да. Очень приятно.

Вообще, для женщины важно, чтобы её хотели.

Так что...

Еще бы были стекла непроницаемые и тонированные везде, потому что как по закону подлости на нас и тут пялятся...

Чёрт...

45.

Смотри, смотри, Макар, свет, Владленович! Смотри, как твою женщину уводит нормальный мужик!

Осознавай, что продолбал ты своё счастье, старый дятел! Думал, что, трахаться всё, что движется — это показатель мужественности?

Э, нет, батенька!

Нет!

Настоящий мужчина выбирает женщину один раз и на всю жизнь, и делает это так, чтобы понимать, что именно с этой женщиной он проживёт до конца, с ней состарится на одной подушке, и с ней до конца дней его будет о чём поговорить, будет о чём помолчать.

Естественно, у всех бывают проколы, многие из нас по молодости ведутся совсем не на правильные вещи.

Когда ты молодой, горячий, ты смотришь, естественно, на внешность, чтобы грудь стоячая, да не меньше троечки, чтобы попка — орешек, чтобы ноги от ушей. Ну и лицо, конечно, хотя фигура скорее первична, лицо она может и нарисовать.

Короче, хочется, чтобы смотрели на женщину, которая с тобой рядом, и чтобы у всех слюнки текли.

Идёшь ты с ней такой гордый, потому что она твоя. У всех кобелей на неё стоит, а даёт она только тебе, ты её имеешь во всех известных позах.

Ну, это в идеале. В реале у неё постоянно болит голова и даёт она тебе либо за шубу, либо за сумку, либо за новые туфельки. Да, да, часто это именно так.

Но ты еще молодой, глупый, тебя еще это вставляет. Ты еще не понимаешь, что такая не будет верной, и что хвастаться своей тёлочкой вообще зашквар. И не зря арабские мужчины своих красавиц прячут.

Становишься чуть постарше и понимаешь, что выбрал не бриллиант, ‚а подделку.

Хорошо, пусть даже это блестящий камушек «Сваровски», он сияет еще ярче настоящего бриллианта, но это стекляшка.

И становится актуальным анекдот, когда два мужика смотрят на шикарную красотку с большим бюстом, которая идёт по улице, а третий им говорит, а представьте, у кого-то она сидит в печёнках.

И это правда, да. Именно в печёнках. Достала.

Подделка хренова.

А еще понимаешь, что бриллиант был рядом. Вон та девчушка, которую ты в свои двадцать три или пять посчитал недостаточно яркой, стройной, красивой. Но сейчас ей тридцать и у тебя на неё стоит, как и у всех. А на твою уже не стоит ни у кого, потому что к тридцати там ума не прибавилось, а красота уже померкла, потому что, увлеклась твоя куколка уколами красоты и превратила себя в карикатуру на Анджелину Джоли или Скарлетт Йоханссон.

И тут два пути. Развод. Или измена. Оба пути не самые радужные для обоих. Но первый хотя бы честный.

Правда, не все мои клиенты разводились хорошо, что там говорить. И я принимал в этом активное участие. И тогда считал, что поступаю справедливо. Да и сейчас считаю. Не все жёны достойны компенсации за супружество, далеко не все.

В общем, если ты по молодости выбрал не ту — исправить положение можно и нужно.

Но ты-то, Игнатов, ты как раз выбрал в спутницы достойную!

Именно такую, которая и внешне огонь, и внутренне — пожар!

Что же случилось?

Неужели понял, что не дотягиваешь до её уровня? Сомнения взяли, да? Просто. трусил, подумал, что она раскусит тебя, поймёт, что ты пустышка.

Или решил, что настолько крут, и она всё стерпит?

Такие как Ада не терпят.

Такие сразу пускают в ход самое мощное оружие.

Свой «орешник».

Ну, или не сразу. Ждут, надеются, что их мужчина всё-таки одумается, или окажется не такой уж тупой сволочью.

А если нет тогда жгут напалмом.

Баллистической.

Из всех стволов.

Ах, Ада, Ада... не хотел бы я попасть ей под удар. Надеюсь, и не попаду.

- Чёрт.

- Это просто твой муж. Почти бывший.

- Вот я и говорю, чёрт. Нарисовался, не сотрёшь.

- Не хочешь выходить? Могу отвезти тебя к себе.

- Вообще-то у меня тут дети. Выходить всё равно надо.

Игнатов, конечно, мерзотный мужик. Стоит. Смотрит.

Как можно себя так не уважать? Впрочем, после того, что я о нём узнал...

Мало ему было просто трахать баб на стороне, так он теперь еще и компанию под удар готов подставить, типа не доставайся же ты никому. Хм, что-то эту реплику я стал слишком часто повторять.

- Собирай детей и поехали ко мне. — говорю это совершенно серьёзно. Почему бы и нет?

Если ты любишь женщину, ты готов брать её и с детьми, и со всеми проблемами.

Ты даже готов её бывшего себе на шею повесить.

- Спасибо, конечно, Герман. Но я пока поживу в своей квартире.

Да, пока эта квартира еще твоя, хочу сказать, потому что знаю, что Игнатов уже замыслил продать то, что принадлежит ему. Что ж...

- Ада, я надеюсь, что ты меня услышала и приняла мои слова всерьёз.

Поворачивается, моя королева. Так смотрит.

Чёрт, Крестовский, хватай и тащи в берлогу. Сейчас! Не упусти момент!

- Ты про любовь, Герман Львович? Думаешь, после всего я еще верю в любовь?

Звучит совсем не весело. И я понимаю всё.

- Я заставлю поверить.

- Заставь.

- Хорошо, погоди-ка... посиди.

- Не надо, я с ним сама разберусь.

- Ада, пожалуйста. Сиди на месте.

Выхожу из машины. Надо же, моя фемина меня слушает!

Подхожу к этому страдающему не юному Вертеру.

- Еще раз здрасьте, Макар Владленович.

- Трахнул её уже?

- Как грубо.

- И как она?

- А то ты сам не знаешь?

- Мразь ты, адвокат, я же тебя...

- Что ты меня? Попробуй. Посажу.

- Не посадишь, Ада не даст.

- Спорим?

- Сука.

- Содержательная у нас беседа, ты мне лучше скажи, дорогой, ты с Карамелью договорился или он тебя наебал?

- Что?

- Ничего, идиот, документы читай внимательно. Влезете в этот тендер, потеряете всё на хрен. А не влезть уже не получится. Вот и решай. Как это теперь малой кровью разрулить.

- Я решай? - этот подонок еще и усмехается. — Это пусть она теперь решает. Она же у нас самая умная.

- Угу. Я понял. Она решит. Кстати, знаешь анекдот про нового мужа и бывшего?

- Какой?

- Ну, бывший муж спрашивает нового, мол, как тебе трахать подержанную бабу, а новый отвечает, ну там только три сантиметра с пробегом, а все остальное —новенькое и не паханное.

- Что?

- Что слышал. И бывшую жену твою я не трахать буду. Трахаешь ты своих прошмандовок. Я с ней буду заниматься любовью. А ты не завидуй.

- Что?

- Хватит «чтокать», еще глупее выглядишь. И дай ей спокойно в дом зайти. А еще лучше, переночуй-ка сегодня в другом месте.

- Чт... - он затыкается, понимая, что уже перебор.

- Просто поступи как мужик. Хоть раз.

-Я... я...

Ада выходит. Не усидела.

Женщина.

- И снова здравствуй, Макар. Ты домой или из дома?

- Домой, но...

- Пошли тогда домой, разговор есть.

- Ада... - беру ее за руку, смотрю в глаза.

Понимаю, что сейчас должен отпустить.

Пока должен.

Но не отпускается, просто никак.

Поэтому притягиваю ближе... И шепчу:

«...Ты не думай,

щурясь просто

из-под выпрямленных дуг.

Иди сюда,

иди на перекресток

моих больших

и неуклюжих рук.

Не хочешь?

Оставайся и зимуй,

и это

оскорбление

на общий счет нанижем.

Я все равно

тебя

когда-нибудь возьму —

одну

или вдвоем с Парижем.

- Маяковский?

- Он. Моё любимое.

- И моё... Герман, я...дай мне время.

- Давай только не много. Мне уже сорок два, а я хочу как минимум двоих.

- Кого?

- Детей, любовь моя, детей...

(Стихотворение Владимира Владимировича Маяковского. «Письмо Татьяне

Яковлевой». (Прим. Автора))

46.

Когда мужчина говорит женщине, что хочет от неё детей, да еще и двоих...

Ох, ох, девоньки, бабоньки!! Как запричитала бы моя бабуля! Хватать надо такого мужичка, на печку его, али на сеновал, да на недельку, чтобы без приплода не выйти.

Только вот куда мне сейчас?

Это будут уже отягчающие обстоятельства. Лишнее.

А потом?

Свадьбу, конечно, играть не будем.

Или... в ресторане у Дворжецкого? Почему бы и нет?

Я буду в белом. Опять же, почему, собственно, нет? Конечно, не в пышном платье принцессы, ахах, а в строгом наряде королевы, только плечи будут обнажены. И декольте.

Герману понравится.

Значит, всё-таки Герман, Ада? А как же...

Дворжецкий?

Он хорош, конечно. Может быть...

Нет, не может.

Сегодня я точно поняла, что не может.

Или я поняла это раньше?

Так, стоп, я и про Германа пока не уверена на сто процентов.

Надо ли это мне?

Ну, подумаешь, мужик сказал, что хочет детей?

Подумаешь, пообещал разобраться с бывшим!

Между прочим, он сам сегодня сказал, что нужно повременить с разводом!

Может быть это знак?

Едем в лифте с Макаром. Он как собака побитая. Смотрит так жалобно.

Отворачивается, хмыкая.

Я молчу. Мне пофигу на это хмыканье.

Что, увидел поцелуй? Какие мы нежные! А ничего, что я несколько недель назад увидела, как ты трахаешь секретутку? А до этого имела неудовольствие лицезреть, тебя и с другими мадемуазелями?

Ничего, не рассыпалась.

Почти.

Даже спасибо готова сказать за то, что вернул мне свободу.

НУ, еще пока не вернул...

Домой заходим.

Ева встречает нас, оглядывает странно, кивает.

- Мам, пап, может, попьем чаю вместе, что ли? Я шарлотку испекла. И мороженое есть. М-м?

Моя дочурка любит стряпать, шарлотка ей особенно удаётся, я всё думала, что такого необыкновенного, как у неё получается вкуснее, чем у меня? Потом увидела.

Оказывается, я как балда взбиваю отдельно белки, причем с сахарной пудрой, а не с сахаром, потом добавляю так же взбитые желтки, смешиваю, тесто получается воздушным, но почему-то, когда выпекается становится тяжелым. А Ева ничего не взбивает, просто вилкой быстро-быстро смешивает и сахар у неё песок. Получается песок в тесте не успевает раствориться, а когда попадает в духовку — тает внутри коржа и получается совсем другая текстура. Вкусно.

Отвлекаюсь от предложения дочери, которое с энтузиазмом принимает Макар.

- Отлично, я за, только за, сейчас переоденусь и приду. Ада, ты?

- Шарлотка — это хорошо.

Да. А вот семейное чаепитие напрягает.

Напрягает, потому что с Макаром.

И потому что даже Егор, который в это время обычно самозабвенно рубится в какие-то стратегии со страшными зубастыми орками, тоже выходит из комнаты.

Так.

Смотрю на Макара, который улыбается заискивающе, но глазки прячет.

- Что, семейство, чувствую, что вы вступили в преступный сговор?

- Ма-ам? — это дочь. - Ну... понимаешь, мы поговорили

- С папой? — поднимаю бровь, ну, конечно же с папой! Иначе бы он не лыбился бы сейчас как параша майская.

- С папой, с бабушками.

Так. Еще раз так.

Ну, если про свекровь мне всё ясно, то моя мама, скорее всего, использована «в тёмную», ибо с ней мы уже обо всем договорились и её вердикт был красноречив.

- Слушаю.

- Мам, ну, в общем... - Егор вздыхает, смотрит на Макара, на меня, на Еву. — Лично я считаю, что ради детей семью сохранять не стоит.

- Что?

Голос Игнатова срывается. Он смотрит на меня, на дочь, на сына. Явно не ожидал такого поворота. Да и я его, честно сказать, не очень ожидала.

- Да, мам... Пап... мы тебя очень любим. И будем любить, потому что ты наш папа.

И маму будем любить.

- И дядю, которого мама приведёт тоже любить будете? — не выдерживает и срывается Макар, резко поднимаясь и отодвигая стул.

А вот это, драгоценный, удар ниже пояса.

Моё лицо сразу же превращается в злую маску, нет уж, красавец, если тырассчитывал на что-то другое — извини.

- Да, и тётю, которую приведёт папа — тоже.

Складываю руки на груди, откидываюсь, смотрю прищурившись. Нет, ну не дебил ли?

Ведь наверняка он сам с детьми пообщался и их подговорил! Только недооценил возможности тёмной стороны.

- Аделаида...

- Да, Макар?

- Я хочу сохранить семью. Я люблю тебя. Люблю наших детей. Мы... у нас же всё было так хорошо!

- Так хорошо, что ты... - чёрт, при детях нельзя. Неправильно.

А что правильно?

Смотрю на сына, который залип на чашку чая, смотрю на Еву, собирающую кончиком пальца крошки пирога с тарелки.

- Дети, вы считаете, что нам нужно и дальше жить вместе?

Они поднимают головы, смотрят внимательно сначала на меня, потом на отца.

Это пытка, конечно.

Потому что, чтобы они сейчас не сказали я всё равно не собираюсь жить с

Макаром.

Чёрт , тогда зачем спрашиваю? Балда.

- Стоп! — поднимаю руку, чтобы не успеть услышать ответ и сама продолжаю. —Простите, я задала некорректный вопрос. Не стоило. Мне лучше прямо сейчас дать правильный ответ. Самой. Выслушайте. Я не могу дальше жить с вашим папой. Мы не можем оставаться семьей и существовать под одной крышей.

- Существовать! Ну ты даешь, Ада! А то мы существовали!

- Макар, помолчи.

- Что? — голос его становится тонким, сам приосанивается, видимо собирается вывалить на меня свои гроздья гнева, но я прерываю эту атаку клонов.

- Я сказала — молчи! — жёстко и чётко. Не давая права на возражение.

- Вместе как раньше мы жить точно не будем. И вообще, пока у меня много вопросов относительно того где именно мы с вами будем жить.

- В смысле? Это же наша квартира? - удивленно тянет Ева.

Макар усмехается.

- Ловко ты повернула!

- Помолчи.

- То есть теперь если я скажу, что не могу оставить квартиру вам я буду сволочь и гад.

- А почему ты решил, что мы захотим остаться в этой квартире? — говорю спокойно, потому что вот именно в этот момент понимаю - нет. Не хочу я тут. Не смогу.

Просто не смогу.

Понимаю, что детям тяжело, да и мне самой не просто, но...

- Ма-ам! Нет! Ну... пожалуйста! Куда мы переезжать будем? У нас тут всё!

- Кто вам сказал, что вы будете переезжать, - шипит Макар. — Это МАМА ВАША —нарочно делает упор на слова — собралась переезжать! А вы можете остаться со мной и жить как жили раньше.

- Угу, с новой мамой. - не могу, блин, удержаться!

- Ну, с тобой же они будут с новым... с этим...

- ОЙ, Макар, заткнись, ну правда! Тебе лучше рот не открывать.

- Неужели! А тебе, значит, можно! Тебе можно сидеть у всех на виду, с...

- Хватит. - Встаю, со всего маху ладонью по столу бью. - Все эти разговоры ведутся не при детях, ясно тебе? И разбираться с тобой мы будем в суде, а дети...

- Дети могу выбирать с кем жить, с папой или с мамой, - нагло ухмыляется Макар.

- Прекрасно, пусть выбирают. Если выберут тебя я не обижусь. Всё можно решить.

- Мам, а если мы переедем, можно я сама выберу какой в комнате ремонт сделать, а? — Ева смотрит на меня, глазками хлопает. А я возвращаю взгляд Игнатову.

Ну, что? Съел?

- Можно, конечно, ты из своего уже выросла, давно пора.

Да, ремонт в её комнате мы делали еще перед её первым классом и, конечно, всё уже морально устарело, хотя дочь повесила на стенах постеры и картинки, сменила шторы и покрывала на кровати. Ну и игровой уголок переехал на дачу.

- Мам, - басит Егор, - мне главное, чтобы тут, рядом, тут компания, ну и секции.

- Конечно, сынок. — смотрю ободряюще и внутренне ликуя.

- Папу, значит, никто не выбрал? — хмыкает обиженно Макар, а мне хочется сказать — ты больше кобелируй, и яйцами своими тряси везде, времени на детей совсем не останется и они забудут как тебя звать.

- Ладно, спасибо за чаёк, я, пожалуй, пойду.

Встаёт.

Страдалец за народ, блин.

НУ, что ж... пусть страдает.

- Макар, давай в кабинете твоём поговорим.

- О чём, Ада? Ты уже всё решила. Мне неинтересно.

- Мне интересно. Услышать про тендер, про то, как фирму могут слить, и про Карамель.

- А что тебе со мной-то говорить? Говори со своим адвокатом. Или вы с ним рты раскрываете для другого теперь?

Вот же гондон. Ладно.

- Что ж, Макар. Я хотела по-хорошему, видимо, придётся по-плохому. Сейчас я наберу Крестовского, есть у нас материальчик, как раз для прокуратуры. И на тебя, и на твоих сладких друзей. Всего хорошего.

- Ада! Аделаида! Твою ж... хорошо, я иду, иду я!

Улыбаюсь победоносно отвернувшись, так, чтобы он не видел.

Как же действует на нашего человека слово «прокуратура»! Даже на самого законопослушного, чего уж говорить об этих... предпринимателях!

И, кстати, в покер со мной лучше не играть. Блефовать я умею.

47.

Нарочно назначаю встречу в ресторане Дворжецкого.

Не потому, что слишком самоуверен. Просто хочется красиво.

И этому чудаку на букву «м» показать, что я не пальцем деланный.

Как назло, опаздываю. Не люблю это делать, и выехал заранее, но пробки оказываются непредсказуемы. Наш великий и ужасный мэр считает, что менять, бордюры в октябре — чрезвычайно необходимо. Да еще и погода решила нас удивить и насыпала снегу, а у нас ведь как — когда что-то падает с неба все водители автоматически становятся чайниками, кто-то вообще забывает, как надо ездить. Закон природы и подлости в одном флаконе.

Вхожу в ресторан на пятнадцать минут позже назначенного, искренне надеясь, что Карамель ехал по тем же дорогам, значит так же рисковал попасть в пробки.

Увы. Этот старый козёл уже сидит на месте. И не один.

Может, не стоило всё-таки назначать у Дворжецкого? Или...

Или я подспудно надеялся на то, что хитрый лис ресторатор сыграет на нашем поле?

На моём поле.

Поле, которое я застолбил себе.

Аделаида.

Когда она настолько забралась мне под кожу?

Даже смешно, как я, настолько прошаренный и прожжённый вот так вот провалился в неё.

Ладно бы, она была невинной девочкой с оленьими глазами - стандарт, о котором пишут в романах, которые читает бабушка.

Наивная овечка, цветочек, который хочется защищать, именно поэтому брутальные ловеласы вех мастей бросаются к таким, прикрывая грудью или спиной, или всем сразу. Срабатывает синдром защитника и вот уже опасный хищник готов жрать с руки у ягненочка за право быть первым, единственным, осваивать девственное тело затачивая под себя. Это тоже не мои слова, разумеется. Но слова одного мудрого человека, с которым довольно часто приходится работать. Корсар, Корсаков Александр, приятельствует с Дворжецким, кстати. И его история — именно история опасного хищника, вставшего на колени перед оленёнком. И этот сукин сын гордится этим!

Аделаида - ни хрена не оленёнок.

Пантера. Сама хищница из самых опасных. Да, какое-то время она старалась быть домашней кошечкой. Тщательно притворялась.

Вот только природа всё равно взяла своё.

Природа, которая не стала терпеть дебила рядом.

Надеюсь, у меня хватит мозгов получив её не просрать.

Получив...

Да, хочется верить, что это произойдёт.

И я, чёрт возьми, сомневаюсь, потому что нельзя быть в этом уверенным.

Я не могу её понять до конца. Не могу открыть.

Это-то и заводит больше всего.

Загадка.

Загадка, разгадать которую хочу не я один.

Дворжецкий кивает. Смотрит серьёзно.

- Благодарю вас, Герман Львович, что выбрали для встречи именно мой ресторан.

- Я привык выбирать лучшее.

- Я это заметил. Сейчас вам предложат напитки и меню. Я бы выбрал стейк.

Сегодня шикарный рибай. Бычок еще утром бегал.

- Спасибо, воспользуюсь.

- Вечером собираетесь на милонгу?

- Возможно.

- Прекрасно, что ж, не буду вам мешать, насколько я понимаю, разговор очень важный.

- Весьма.

- Расслабьтесь, насладитесь стейком. И проблема решится сама собой.

- Вы так уверены? — этот подлец, конечно, уже поговорил с Карамелью, интересно, что он ему пообещал? Анальные пытки? Или просто разобрать бизнес по кирпичику?

У Дворжецкого слишком много влиятельных друзей, да и сам он весьма влиятельный. С него станется.

С другой стороны, чего мне переживать? Дело веду я. Не думаю, что Денис побежит к Аде докладывать, что это он решил её проблему.

Нет, сучонок, конечно, он надеется на другой исход.

Верит, что я благородно отдам ему пальму первенства и признаюсь своей женщине в том, что дело с тендером целиком и полностью его заслуга.

И ведь, понимает, гад, что именно так я и сделаю!

Ладно. Посмотрим еще.

Так ли всё просто, как кажется. Подхожу к столику, за которым сидит Карамель.

Смешно звучит, стараюсь не заржать от своих мыслей.

- Кирилл Александрович?

- Герман Львович.

Он протягивает мне руку, я её пожимаю. Почему бы не быть вежливым, да?

Что ж... а дальше можно не церемониться.

- У меня для вас, Кирилл Александрович, не очень хорошие новости. Зачем же ты так нехорошо работаете?

- В смысле? — он поднимает брови, словно не понимая. Так и хочется ответить в популярную сейчас почему-то нелепую рифму — в коромысле. Но я держусь.

- Игнатов вашу жену трахает, а вы ему помогаете его жене сделать неприятность, да?

- Ты не охуел ли, Крестовский?

- Я? - нагло ухмыляюсь. — Охуел, естественно. Но биться буду до конца. Так что... лучше не начинай, Кирилл Александрович, вилять и играть. Либо давай нормально тендер отработаем, либо... кедрене фене так тебя укатаем, что мало не покажется.

Вы думали, дура баба решила у мужа фирму отжать и можно её закопать? А баба-то оказалась не дура.

- Понял.

- Что ты понял? Кирилл Александрович?

- Понял, что это ваша женщина.

- Ваша? - вот тут у меня забрало точно падает и глаза кровью наливаются.

В каком это смысле — «ваша»? Она моя! Моя и всё! Это я сам так решил. И что она там решила, что её муж решил, который прям завтра станет бывшим моими молитвами и юридической практикой, что решил ресторатор хренов — мне вообще по Фаренгейту. Я сам назначил её моей. Без вариантов.

- Она моя, понял, сладенький? МОЯ! И точка.

- Герман, я... ничего личного, просто бизнес, ты же понимаешь.

- А у меня как раз личное. Поэтому твой бизнес я разъебу за милую душу. С чего начать? С налоговой? С прокуратуры?

- Угрожать-то зачем, Герман Львович? Что вы сразу с угроз-то начинаете, а? Я и не представлял, что Аделаида такая. Медом у неё что ли между ног намазано?

- Еще слово, и у тебя между ног будет омлет. Ясно? Давай-ка, бери документы и смотри. Сегодня всё должно быть подписано.

- Сегодня? А чего не завтра? - этот старый конь еще усмехается.

- Завтра у меня есть более важные дела.

Завтра у нас развод. Только об этом пока знаю только я и судья.

48.

Почему я раньше не думала, как классно ходить в офис?

Может потому что классно — когда ты начальник? Когда у тебя кабинет и секретарша несётся с чашечкой моккачино и печеньками.

Да, да, переходите на сторону зла — у нас есть печеньки!

И новый секретарь, женщина, пусть немолодая, зато с опытом. А молодость её мне не нужна. мне с ней на столе непотребствами заниматься не нужно.

Был, конечно, соблазн взять молодого мачо. Личного помощничка по всяким разным делам. Но всё-таки я не настолько авантюристка. Да и молодые мужчины меня уже не сильно привлекают.

У меня еще не все старые охвачены.

Усмехаюсь, отправляя крохотный круглый воздушный кусочек теста с корицей в рот.

Передо мной папка с документами.

Вчера поздно вечером пришли, от Карамельки. Новые условия тендера, новые договоры. Всё новое.

Прекрасно. С этим проблем пока не видно. Они будут, естественно. Не думаю, что этот сладкий пирожочек так просто оставит наше дело.

Будет пытаться мстить за поруганную честь жены. А может, дело вовсе и не в его жене. У меня даже подозрение, что Карамель — старый импотент — сам подкладывал Томочку под партнёров, коллег. клиентов, чтобы потом иметь поводы для манипуляций. А еще Томочка могла быть отличным шпионом

Да, как интересно живут люди. Не то что я.

Хм.

Ох и наглая же ты морда, Аделаида Александровна.

Хреново она живёт

Развод с такими приключениями добываешь.

Два шикарных мужика в анамнезе.

Руководство компанией в перспективе.

Да, еще и детей родить прося

Усмехаюсь, отпивая шоколадный кофе.

Детей рожать. Почти в сорок, да, если учесть сроки — не почти. Это же надо сначала обследоваться, забеременеть...

Тьфу ты, блин! Сначала пожениться!

Точнее сначала развестись.

О, господи, сколько проблем!

Секретарь сигналит по внутренней.

- Аделаида Александровна, к вам адвокат Крестовский. Ему не назначено, но он сказал…

Божечки-кошечки... — это выражение я срисовала у моей Надежды, а та у бабули своего кавалера, которого она называет Харди. Интересный мужик, ничего не могу сказать. Могу только пожелать ей не лохануться, я брать его, пока тёпленький. За «зябры» — как говорила моя бабушка. Что такое «зябры» я выяснить не успела, в моём понимании это было нечто среднее между жабрами и яйцами. В общем, то, за что можно держать.

А держать мужиков надо, ой как надо! В узде держать! Прямо вот так взять и...

- Аделаида Александровна, он рвётся войти, ой...

Он входит.

Стремительный как торнадо. Резкий как... не важно.

Взъерошенный какой-то. И счастливый.

С чего бы?

Нет документы от Карамели я получила, с извинениями и заверениями, что такого больше не повторится, а также с замечанием, что адвокат у меня лучший и вообще с друзьями мужеского пола мне повезло.

Кто бы сомневался!

Не прошло и сорока лет, как Аделаида, кажется, начала понимать какими именно мужчинами стоит себя окружать.

Ладно, раньше вроде муж был достоин, кто ж ему виноват, что сдулся? Измельчал.

Решил пойти легким путём и пошёл.

В пешее эротическое.

- Ада.

- Герман Львович.

- Так официально? — он поднимает бровь.

- мы же на работе.

- Неужели?

Он подходит ближе.

Какой хороший стол у вас, Аделаида Александровна, крепкий.

Наглец. Ухмыляется.

Это не тот стол, Крестовский.

Я же понимаю о чём он?

Жаркое видео, показанное в незабываемый день, третьего сентября, на сорокалетии моего любимого когда-то мужа, потрахушки с секретаршей, ставшие достоянием общественности. Событие, которое стало толчком ко всей последующей истории. Не совсем начало, конечно. Началось всё чуть раньше, когда я узнала. Сначала о хламидиях, потом о неверности.

Что ж, каждый выбирает свой путь.

- Поменяла, значит?

- Поменяла.

Стол.

И мужа.

Ну, вернее мужа уже совсем скоро поменяю. Когда вот этот вот элегантный и лощеный юрист огласит мне окончательный вердикт суда.

Поменяю на свободу. Не на другого мужа.

Зачем мне вообще муж?

Я сама прекрасно справляюсь, правда?

Сама себе хозяйка, ни перед кем отчитываться не надо. Никого ублажать. Никому угождать. Жалеть никого не нужно. Восхищаться не нужно никем.

Они ведь так любят, когда ими восхищаются. Даже в мелочах.

«Смотри, я кран почини» — а выражение лица такое, как будто он адронный коллайдер построил или придумал и собрал вечный двигатель.

«Смотри, я вкрутил лампочку» - конечно, после того как я упала в темном коридоре и спомала руку.

«Смотри, теперь все каналы показываем» - угу, когда я купила спутниковое ТВ которое автоматом настраивается.

«Смотри, как надо парковатьсяв» - ба-бах! — «А потому что дебильные габариты у твоей машины, и почему ты не сказала, что сцепление не выжимается, и руль не крутится?» - да потому что у тебя новая иномарка, а жене ты оставил старый «жигупь».

Меняются обстоятельства, меняются марки машин, немного меняются ситуации

Одно остается неизменным. Он — царь и бог Хвалите его, хвалите!

А он.

«Я подарю тебе звезду! — Мне кастрюля нужна!

Самую большую и красивую! - Просто купи кастрюлю!

И планету я назову твоим именем! — За три тыщи...»

Анекдот, да. Но ведь так и живём?

Нет конечно, муж — это прекрасно. Я за семейные ценности.

Но они у меня уже были.

Очень хочется отдохнуть.

И кастрюлю. За три тыщи.

- Ада.

- Герман, чай, кофе?

- Потанцуем?

- Давай ближе к делу.

- Ближе к телу мне больше нравится

- Слушай, ты скатываешься в пошлости.

- Прости, просто.

- Что?

_ Ладно, ничего. — на его лице мелькает гримаса разочарования, обиды легкой.

Ну, простите, дорогой мой. Развлекать вас я не обязана. И хвалить не нанималась, чай не жена еще пока

Еще? Пока?

Черт.

- Поздравляю, Аделаида Александровна. С сегодняшнего дня вы свободная женщина.

- Что?

Смотрю, не дыша. Сердце колотится, куда-то к горлу подступая.

Как? Как это? Он же сам сказал... Или? Соврал? Поменялись планы?

Я не понимаю.

Да, я знала, что моё присутствие в зале суда не потребуется. Не уверена, был ли там Игнатов. Но.

Неужели всё?

Герман изящным движением достаёт из папки какой-то листок.

- Это что?

- Это всё. Ты свободна. Вы разошлись, как в море корабли.

- Развелись, как мосты.

Читаю судебное решение, часто моргаю, потому что реально не могу поверить.

- Разве это всё так быстро? Сразу?

Мне казалось, эту бумагу какое-то время готовят.

- Обижаешь, Аделаида Александровна. Забыла, кто твой адвокат?

- Самый наглый юрист Москвы и Московской области?

- Я бы брал шире. Мордовии, а то и всего Центрального Федерального округа.

- Давай уж всей России, не скромничай.

- Ты не рада, Ада? — почему он подходит так близко, и говорит так серьёзно?

Я не готова на двоих детей.

Нет я не против, но…

Обследования, все эти пытки гинекологическим креслом.. нет сам процесс производства, конечно, увлекательный и приятный, чего уж там..

Но забеременею я к сорока, рожу первого к сорока одному. да? Ну, при благоприятный раскладах, фигура испортится, гормональный взрыв может повлиять на весь организм, а потом маленький ребенок, бессонные ночи, колики, зубы, болячки, травмы... В нашем возрасте... Потом, вдруг будут считать, что я не мама, а бабушка? Это же ужас.

Я.. я.

- Поздравляю, любимая...

Он поднимает меня с кресла, нагло, прижимает, не давая шансов на отступление.

Обхватывает одной рукой за талию, другой за шею, смотрит. Глаза в глаза.

- Поздравляю, Адовая моя фемина.

И целует.

Боже.

А поцелуй в разводе ощущается как-то иначе. Круче, что ли... Слаще.

Дети? Двое? Хм... почему бы и нет?

49.

- Развод — это лучшее, что может случиться с женщиной! Ада, я вас поздравляю от всей души, и желаю вам в полной мере ощутить прелесть свободы и независимости. Ура!

- Ура-а-а!

Шикарная рыжеволосая фея, чем-то похожая на знаменитую голливудскую красотку Еву Грин поднимает бокал просекко и широко улыбается.

Зовут её Раиса и она — хозяйка ивент-агентства, агентства, которое производит праздники под ключ, и главная её фишка — разводы.

Да, да, Рая устраивает шикарные мероприятия для разведённых женщин.

Душевные, яркие, веселые, иногда с мужским стриптизом, иногда со стрельбой из арбалета по мишеням, к которым прикреплены фото бывшего мужа. В общем, с Раечкой очень весело.

Познакомил меня с ней, как ни странно, мой шикарный адвокат. Герман.

А я уже ввела Раису в наш уютный кружок разведёнок, и пока еще сочувствующих.

Работы у Раисы прибавилось — оказалось, что развод хотят отпраздновать даже те, у кого он был и год и два назад.

- Девочки, я просто услышала, есть такая примета, чем круче отпразднуешь развод, тем быстрее выйдешь замуж!

- Господи, спаси и сохрани! — эту фразу выдыхают сразу человек пять из сидящих за большим столом в ресторане Дворжецкого, где я решила отметить сие долгожданное событие.

Развод.

Свобода.

Независимость!

Мамочки мои, как же хорошо!

Думала я еще несколько месяцев назад, что буду так радоваться своей свободе?

Не знаю. Нет.

Конечно, сначала было очень больно осознавать, что брак развалился.

Давайте будем честны — все мы женщины всё-таки созидательницы.

Мы создаём. Мы производим. Мы делаем.

Мы рожаем детей, мы обустраиваем семейный очаг и стараемся поддержать в нём атмосферу уюта и тепла.

Конечно же мы хотим его сохранить, а не разрушить!

И конечно же каждая из нас переживает, понимая, что её проект счастливого семейства не удался.

Какой бы он ни был, этот семейный очаг, но это наше детище. Мы над ним трудились. Мы вкладывали в него силы, эмоции, чувства, душу.

И в эту душу нам наплевали...

Да, пусть мы тоже тысячу раз будем виноваты в том, что всё поломалось! Но всё-таки... Всё-таки каждой из нас больно.

Не сложилось.

Не срослось.

Не склеилось.

И вот ты остаешься одна.

Нет, дети чаще всего остаются с тобой, но сейчас не о детях.

Сейчас о той каменной стене, за которой ты была.

За мужем.

Замужем.

И вот одна.

Не для кого готовить ужин, не для кого наводить чистоту, не для кого греть постель, не для кого наполнять дом ароматами еды и счастья.

Ты одна.

И для чего теперь жить? Для кого?

Для кого вставать утром, кому готовить завтрак, кому махать рукой из окна?

Детям? Да, детям. Но дети вырастут. Разлетятся кто куда. Построят свои очаги, буду созидать своё.

А ты? Что делать тебе?

Господи, да всё что угодно! Боже!

Валяться в постели! Приготовить себе на завтрак, наконец, то, что никто больше нелюбит, например молочную вермишель и есть её одной, читая проду любимого романа (конечно Элен Блио. Прим. автора. Шутка))).

А если надо на работу, то пойти туда в новеньком ярком свитере, и полдня делать вид, что переписываешься с мужчиной — краснеть, хихикать, бледнеть, мечтательно вздыхать — пусть вся бухгалтерия завидует.

Покупать себе вещи какие хочешь, а не — что это ты такое нацепила, сними, ты как идиотка выглядишь, городская сумасшедшая!

А если я хочу? Если я хочу как городская?

Вот сегодня мы все в шляпках. У нас дресс код. Раиса придумала. И как же мы все иначе выглядим! Как же всем идут эти немыслимые шляпки!

И как нам весело!

- Жить для себя, девочки, это искусство! — с таинственной улыбкой вещает наша гуру и адепт разводов, - Но, увы, нас с детства учат жить для других. Нет, это прекрасно жить для других, прекрасно! Главное, прожив большую часть жизни не осознать, что другие живут твою жизнь за тебя.

Не плохо сказано, да?

Салютую бокалом.

- За нас, девочки, за нашу энергию, за то, чтобы она была чаще направлена на себя любимую.

Да, именно за это хочется выпить.

Звонит телефон, смотрю на экран. Как непривычно.

Уже не «Любимый муж»...

Так ведь почти у всех, да? Любимый муж, просто любимый, единственный, самый лучший, отец моих детей, мой, просто муж. Раньше еще на его звонок ставили обязательно какой-то отдельный романтичный рингтон, потом трек, песню... Чтобы сразу знать, что звонит ОН!

Правда, со временем эти звонки стали восприниматься иначе. Уже без восторженного — да, любимый, да, котик, да, сладкий мой.

А - господи, чего этому козлу опять надо? Как же достал звонить! Опять, небось, в гараже у Толяныча висит. Или в командировку собрался, на объекте задерживается.

Да скажи ты честно - у бабы я, у бабы! И всем легче...

До сих пор всё думаю - зачем нужны эти измены? Ну, хочется тебе чужую, другую, ну скажи честно, разведись по-человечески, и гуляй!

Зачем мучить женщину, с которой живёшь? Зачем унижать её изменой?

Ты ведь когда-то её выбрал сам, ты её любил! Ну прояви ты хоть толику уважения, господи!

Но нет же.

Это же гораздо удобнее иметь одну женщину для быта, для дома, семьи, детей, уютную, домашнюю, привычную, да, может даже клушу, но свою, родную! С ней не надо притворяться альфа-самцом, с ней можно в растянутой майке, с ней можно есть не красиво, в носу поковырять и кое-чего еще, прости господи.

С ней даже простатит свой обсудить можно, и она не посмеется, а пожалеет!

А вторую женщину иметь для удовольствия. Для красоты. Для страсти. Для удовлетворения своих, нет, не эротических мечт, а амбиций! Для собственного эго.

Да, я крут, у меня есть любовница!

Не важно, что она может быть не слишком молодой и красивой, что бывает она старой, и потасканной, и имели её до тебя твой начальник и начальник начальника, а еще раньше начальник начальника его начальника. Но все хвалили!

Знаете, как мне тут рассказывали историю развала одной хорошей семьи. Чудные были люди, муж и жена. Он её любил, боготворил, на руках носил, ну, просто образец отношений был, любви и согласия. Но неожиданно для всех любящий муж ушёл. Причём ушёл к даме, с которой работал в одной компании. И все в этой компании знали, что на даме пробу негде ставить. Замужем она никогда не была, зато в любовницах походила сначала у всех почти руководителей структуры и вот дошла до нашего счастливого когда-то мужа. Дамочка уже не первой свежести, не красавица, бывшая в употреблении очень и очень явно. Ну, есть такие, что греха таить, есть. Знаете, что этот счастливчик сказал, когда его спросили, как он мог поменять красавицу и умницу жену вот на это? Он сказал — а она трахается как богиня.

Занавес.

Да, да... так и сказал. Один только вопрос к нему, за двадцать пять лет с женой что, ни разу не было как с богиней? Интересно, и кто тебе виноват, что ты не смог жену так в постели завести, чтобы она богиней стала?

В общем, не стоит и жалеть о разводе с такими мужиками, которые верных и преданных меняют на богинь только потому, что с верной и преданной он ничего в постели сделать не смог, а богиню его уже до него всему другие мужики научили.

Всё это лирика, конечно. Но лирика нужная.

Я теперь понимаю многое в своей жизни. Знаю, где была не права. Нет, не в самом начале, когда за Игнатова вышла. Нет.

Позже.

Когда позволила ему подумать, что со мной пройдут эти номера.

Не прошли.

- Алло, Игнатов, какими судьбами?

- Аделаида... ты... чем занимаешься? - голосок такой грустный, что случилось? Все бабы сегодня заняты? У всех ТО (техобслуживание, то бишь, критические дни, так сказать)?

- Развод праздную, Макар, просекко льётся рекой. Хочешь, приезжай, у меня тут и торт шоколадный.

- Сука ты, Ада...

- И тебе не хворать.

Улыбаюсь. Почему-то мне очень приятно сейчас то, что он назвал меня сукой.

Оправдала ожидания бывшего любимого мужа.

Кстати, а где будущий?

Герман обещал прибыть и его нет.

Зато я вижу впереди Дворжецкого. Хорош всё-таки, чертяка. Может, замутить с ним? Ах-ах... будет меня кормить на завтрак яйцами Бенедикт с лососем, или паштетом из гусиной печени, или каким-нибудь бланманже с белужьей икрой.

Подхожу ближе, вижу, что Дворжецкий стоит не один. Интересно.

Перед ним красотка в алом костюме и алой шляпке. И я эту красотку знаю, ахах!

- Вы сегодня обворожительны, Ада.

-А я не Ада, я Рая.

Она поворачивается, с улыбкой, смотрит на Дворжецкого.

Хм, интересно, ресторатор... может, наконец, и тебе повезёт, а?

50.

Я всё-таки улетела на Пхукет!

Взяла Еву, и мы покатили. Егор радостно отправился в Беларусь - хорошо, когдашкола занимается всякими интересными поездками, пока мы неделю будем мочить, ножки и не только в океане сын посмотрит Минск, Беловежскую пущу, Брестскую крепость и какие-то замки.

Игнатову я сообщила что нас не будет и предложила в это время забрать вещи из квартиры. Он безропотно согласился.

Осознало наконец, моё дитё сорокалетнее, что со мной лучше не спорить. Я всегда оказываюсь права. И последнее слово всегда за мной.

Да, распустила я его, увы, выпустила из виду, ну, сама на самом деле и поплатилась.

Хотя, честно сказать, сейчас я себя пострадавшей стороной не считаю.

За это, естественно, большое спасибо Герману Львовичу.

За что он, собственно, и получил свой некислый гонорар.

Бухгалтерия перевела.

Мне пришло от него сообщение без слов, просто со знаком вопроса.

А я...

Я ответила — большое спасибо за работу.

Ответила, сидя в «Шереметьево» в бизнес зале «Малевич» с бокалом игристого.

Дочь обходила шведский стол, выбирая себя вкусняшки, а я расположилась в уютном кресле и смотрела на огромное лётное поле, на котором самолётики выглядели как игрушечные и один за другим взлетали в небо.

Я не ставила Германа в известность, не сообщила, что уезжаю.

Последний раз мы виделись как раз когда я с размахом отметила развод.

Танцевали танго. Он смотрел мне в глаза, целовал руки.

Потом и губы.

- Поедем ко мне...

- Сегодня я не могу.

- Почему?

- Герман...

- Я понял...

Не уверена, что он понял правильно. Наверное, я не хотела, чтобы он спрашивал.

Поставила на паузу.

Самолётик на взлетно-посадочной резво понесся вперед.

Скоро полетели и мы.

Десять часов, за которые нас успели два раза покормить, зона турбулентности, совместный просмотр «Интерстеллара» - мы просто одновременно завели его каждая на своём экране. Потом дочка во что-то играла, а я закрыла глаза и думала, думала, думала.

Что делать дальше?

Впускать в свою жизнь другого человека или нет?

Какой вообще я вижу эту жизнь?

Какой её видят мои дети?

Пока еще они толком не понимают, что их ждёт, что многое изменится. Ну, как многое... То, что по вечерам папы не будет дома? В последние годы они в принципе стали гораздо реже с ним общаться. Если раньше мы как-то выбирались в детские игровые центры, в кино, на каток, ездили вместе на отдых, то последние года два семейные мероприятия сошли на нет.

Дети подросли, их уже почти никуда не вытащишь, у них свои интересы, свои компании. У нашего папы, как оказалось тоже своя веселая компания.

Впрочем, всё это уже не важно.

Не оглядываюсь назад. Всё случилось как случилось. Что теперь об этом говорить?

Не совершать подобных ошибок?

Я уж точно их не совершу. Я теперь другая.

Да и вообще, чтобы совершить те же ошибки нужно снова выйти замуж. А к этому я точно не готова.

Или...

Не знаю.

Океан на Пхукете приятный, ласковый, вода чистая, бирюзовая. Мы с дочкой не в самом туристическом месте. Отель у нас довольно бюджетный. Не потому, что я экономила. Просто мне понравилось местечко.

Уютный пляжик Ао Йон. Красивые виллы. Лодки, яхты...Народу почти никого, полный релакс. Отель с бассейном на крыше, когда начинается жара — идём туда под зонтики.

Я опасалась, что Еве будет скучновато, но нам повезло, мы в отель приехали вместе с еще одной женщиной с девочкой такого же возраста, сразу подружились.

Вика и Василиса тоже из Москвы, веселые, компанейские, я рада, что мы что называется нашлись, и девчонкам не скучно, да и нам тоже.

- А где ваш папа? — со свойственной детям простотой спрашивает у Василисы моя Ева.

- Наш папа... - Вася смотрит на мать, а та усмехается.

- Наш папа теперь не совсем наш папа, отдыхает от семейной жизни.

Через пару дней после приезда вечером мы с Викой сидим в баре, а девчонки играют в телефоны у нас в номере.

- Ты в разводе?

- Угу, не трудно догадаться, ты тоже?

Смотрю на свою руку, на которой еще недавно было кольцо. Мне кажется, даже след еще остался.

- Как раз приехала отпраздновать развод.

- И Я, - Вика смеется. — Поймала его с секретаршей.

- Бинго! И я. За это надо выпить!

Смеемся, чокаясь, но потом, естественно, начинаем вспоминать подробности и это не сказать, чтобы очень весело.

- Знаешь, на самом деле я сейчас хочу сказать мужу бывшему спасибо, - задумчиво произносит Вика.

Я усмехаюсь, потому что у меня такая же мысль.

- И я, кстати, не умаляю своей вины в его измене. Ты вот на меня сейчас смотришь, скажешь, что я хороша?

- Да, очень даже. — Вика моего возраста, выглядит отлично.

- Это я всего месяцев пять как вернула себе форму. Была почти на пятнадцать кило. больше. Клуша-клушей. Причёска какая-то стрёмная, цвет волос тусклый, и одевалась так, знаешь... как пенсионерки из бухгалтерии. Кто такую женщину захочет? Да и она кого может захотеть? Мне ведь секс был не нужен! От слова совсем. Я ведь... прости за подробности, я и оргазма с ним не испытывала.

Я не удивлена, потому что я в курсе не самой веселой для наших женщин статистики. Увы, радости от секса не испытывают почти семьдесят процентов представительниц прекрасного, отнюдь не слабого пола.

Как так, спросите вы? А вот так. Такова безжалостная правда жизни.

Конечно, женщины и сами тоже виноваты, потому что всё-таки я считаю, что получение удовольствия в том числе дело рук самой женщины. Без её желания и стремления мужчине приходится туговато. Мужчины у нас по большей части такие, если есть сложности, ему проще забить и не стараться. Из разряда — и так сойдёт.

А женщинам проще забить и сымитировать. Вот и получается замкнутый круг.

Викуля продолжает свои откровения, а я удивляюсь, как некоторые ситуации из её жизни похожи на мои.

- У меня даже в мыслях не было, что он ищет удовольствия на стороне. Он ведь мне сам говорил, типа, ой Викусик, в нашем возрасте пора уже просто спокойно спать. В нашем возрасте! Ладно, он меня постарше, ему сорок пять, но мне-то еще сорока нет! Спать!

А сам-то Викулин муж совсем не спал. Как и мой. Имел всё, что движется.

- А я ведь еще не хотела развода! Если бы эта его сучка не залетела...

Но Вика нашла в себе силы взять себя в руки.

- Знаешь, встреча одноклассников помогла. Двадцать лет выпуска, я вспомнила о парне, в которого была влюблена, посмотрела на себя в зеркало и...записалась к эндокринологу и в тренажерный зал. За месяц сбросила семь кило, тело подтянула, тренер мне попался такой душевный взрослый дядька, узнал о моей проблеме, сказал — мы из тебя конфету сделаем.

- Сделали, подтверждаю.

Вика улыбается.

- Я всё о себе, да о себе, а ты?

- А у меня тоже всё весело, хламидии, видос с секретуткой на юбилее мужа.

- Да ладно? И какая гнида этот видос поставила?

-Я.

Вика смотрит удивленно, а потом мы начинаем ржать. Ей очень заходит история с шоколадным тортиком и с приёмчиком Геймлиха.

- Жалко, что его спасли, была бы сейчас веселой вдовицей.

Новый приступ хохота, и я вижу движение на соседней вилле. Мужчина встаёт с шезлонга, смотрит в нашу сторону — его лица не видно, но фигура просто отпад, прыгает в небольшой бассейн.

- О, боже какой мужчина... - напевает Вика.

- Я хочу от тебя сына... - подхватываю я и мы опять смеемся.

- Кстати о мужчинах, и что тот адвокат?

Эх... что адвокат? Я и сама не знаю.

И хочется, и колется, и мама не велит.

- А у вас было? Ну...

- Куни в машине считается?

- Ого! Горячая ты штучка, Ада... - мы снова смеемся, а я удивляюсь, как человек буквально за пару дней становится таким близким. И я понимаю, что мы с Викой в Москве точно будем встречаться. Очень хочется познакомить её с моей Надюшкой, с клубом бывших и с Раисой тоже. Интересно, что там у Раи с Дворжецким?

- Горячая, да... Но дальше этого не зашло пока.

- Мне нравится твоё пока. А зайдет?

Если бы я знала ответ!

Нет, я-то хочу, чтобы зашло. То есть... я хочу Германа. Но я хочу, чтобы он что-то сделал, чтобы всё случилось не тривиально. Короче, сама не знаю. Включила капризную королеву драмы.

- А у меня, кстати, с одноклассником всё было.

- Да ладно?

- Вот тебе и ладно. Прямо на встрече. Мы были в ресторане, который принадлежал его другу, он там все закоулки знал, ну и…

- Только не говори, что фамилия друга Дворжецкий!

- Как ты угадала?

- Боже, как тесен мир! С Дворжецким у меня тоже было...

- Куни?

- Танго!

- Ого...

Но Дворжецкий был скорее катализатором для моих отношений с Крестовским, это я сейчас понимаю. И появился вовремя и я его ловко использовала. Вызвать ревность у моего адвоката получилось, но...

- Красиво плывет. — Вика пялится на мужичка, остановившегося на вилле, я тоже бросаю взгляд. Да, загребает хорошо.

Он подплывает к бортику, ловко подтягивается на руках. Тело там такое, что низ живота предательски ноет.

Когда я последний раз занималась сексом? Боже, как давно! Тот раз в машине вообще не в счёт! Это не по-настоящему...

Решено, вернусь в Москву и сразу поеду к Герману. В конце концов хотя бы попробую. Это же не значит сразу замуж выходить?

Телефон пиликает, сообщая о новом входящем.

Открываю.

«И долго вы еще будете хохотать там?»

Что?

Пристально вглядываюсь в фигуру, стоящую внизу. Ноги, шикарный пресс, грудная клетка, руки. Я не вижу лица.

- Ты чего, Ада? Привидение увидела?

- Почти... Вика... мне нужно спуститься.

- Ты... ты серьёзно?

- Более чем. Не переживай, на ночь я вернусь, ребёнка одного не оставлю, но...

- Погоди, ты сейчас пойдешь к этому мужику? Ты его знаешь?

- Я думала, что знаю, но что-то мне подсказывает, что там еще до хрена сюрпризов.

- Адвокат?

- Великий комбинатор, блина-малина!

51.

- Крестовский, ты...

Резкий рывок и я оказываюсь в его объятиях.

Он в одних плавках, мокрых плавках, чёрт, а я... я в купальнике, поверх которого, накинуто вязаное тонкой золотой нитью платье, наряд на грани фола, да, слегка просвечивает, да весьма эротично, да, можно и на пляж и вечером в баре посидеть, если хочешь найти на Жозефину приключения.

Я, правда, не собиралась искать, но...

Он в плавках. И у него в плавках всё просто дымится. По стойке смирно, ориентир на двенадцать.

Фу, Ада, где ты набралась таких пошлостей!?

Боже, дайте огнетушитель.

Меня прижимают к стене, моё платье, которое мало что скрывает ползёт вверх. Его. руки уже под ним, нагло, очень нагло. Он что же собирается...

- Герм... - ладонь закрывает мой рот, глаза его как черная дыра, Гаргантюа из фильма Нолана*, она затягивает, засасывает.

Боже!

Вторая рука стягивает вниз трусики от купальника...Ну, как трусики, верёвочки... Я просто хотела, чтобы попа ровно загорела, и...

- Нашла же такой блядский купальник, а... Ох, Ада, Ада... правильно твой муж говорит — сучка ты...

О, нет, он говорит сука. И он прав. Но вообще, по какому праву?

Мой рот всё еще закрыт, говорить не могу, но думаю громко и матом.

А этому гаду хоть бы хны.

О... боже...

Как он его сразу находит... самое сокровенное. Мамочки. Гладит... Теребит легонько... Господи...

У меня дочь в отеле с чужой, по сути, тёткой. Нет я Викуле доверяю, как ни странно, и...Но...

Да, да, ещё, вот так, еще... мамочки...

Он по глазам моим читает, да?

Господи, я не могу... или...

Боже... ну полчасика то у нас есть?

Пожалуйста, очень хо... о...о...

Боже... А-а-а! Ноги дрожат, вся дрожу. Что это было? Дышу еле-еле, такого быстрого оргазма у меня еще не было.

- Голодная, да, Ад? - усмехается, подлец, подонок... Негодяй. сволочь... какой же он... охрененно большой! — Я тоже. Голодный.

Мама!

Он въезжает в меня одним движением. Как это получается я не знаю. Просто поднимает, ноги раздвигает к стене прижимая и...

О май гад...

Губу закусываю, его ладонь укусить пытаюсь. Ну, убери, убери! Не буду я орать!

Улыбаюсь.

Хорошо.

Господи, как же мне хо-ро-шо!

Ладонь опускается на шею, гладит. Задушит же не задумываясь если я начну протестовать! Он адвокат, отмажется.

Шучу, конечно, но желание придушить считываю. Определённо.

Ухмыляется так... как будто сожрать хочет. И наклоняясь, вгоняя член до упора нагло впивается в рот.

Хорошо... как же мне... кайфово! Да... Боже...

Как он целуется!

Как он трахается!

Как он танцует танго!

Мой мужчина.

Вот сто процентов мой! Никуда не отпущу. Никому не отдам! Мой!

'Обвиваю его руками и ногами, оплетаю как лиана. Не хочу отпускать.

А он ласкает мой рот, облизывает, всасывает губу, прикусывая, играет.

Боже...

И эти размашистые хамские толчки в моё тело. Удары. Острые. Жаркие, выбивающие из сознания всю дурь.

Мой мужчина. Мой... мой.

Глаза в глаза. Омуты в омуты.

Смотрит. Считывает.

- Приняла?

Понимаю вопрос его сразу. Губы дергаются, дрожат. Приняла, да... Приручилась.

Прилепилась. Присвоилась.

Только с ним теперь. Только его.

Да. Хочу так.

Хочу.

Не буду думать, как надолго — плевать.

Не буду думать, что дальше - плевать.

Здесь и сейчас. Ну, может быть еще завтра. И послезавтра. И десять лет. Может и больше.

Не выпущу.

Буду наслаждаться, а там... а там будь что будет.

Да, хорошо будет, я уверена, хорошо. Мы самодостаточные, мы зрелые, мы взрослые - ну, это под вопросом конечно, но всё-таки.

Мы выбрали друг друга.

Он выбрал меня. Не молоденькую целку, не невинную овечку, не дурочку с переулочка.

Меня выбрал! Меня!

И меня сейчас так страстно любит.

Мой. Меня. Мы...

Мы. Теперь только так.

Сильнее, да, глубже, еще... Сжимаю. Опаляет, не дышу. Господи, хорошо-то как!

Хорошо. Да, вот так, на пороге тайской виллы, впопыхах, быстро, даже в душ не сходив, ахах мы признаёмся друг другу в любви и верности телами.

Это важно. Именно телами. С головой потом подружимся.

Чёрт, еще! Как его много! Какой он хороший.

Боже, бабы все вокруг слепые? Дурные? Почему такой экземпляр один, не охваченный? Он ведь точно из тех, кого щенками разбирают, разве нет?

Или он сам искал? Ждал меня?

Ждал...

Мой хороший.

Мой подлец...

Господи, еще, пожалуйста, еще, еще.

Не соображаю, что повторяю вслух. Прошу, уговариваю, умоляю. Рот его хочу, на груди, губы на сосках, потом на шее, еще, и губы к губам.

Остро. Как же это остро и по-настоящему!

Боже...

Еще, я... еще... немного... да...

- Давай, сожми его, сильнее, давай, еще... так... да... да... Моя девочка, да... моя пантера, сучка моя... фемина моя, Ада... да...

Мы делаем это вместе.

Взлетаем! В небеса. К вершинам. К богу... К Будде.

Боже... значит вот это называется секс?

Нет, я знаю, я... у меня всё это было когда-то. Но не так.

Тоже было хорошо, но иначе. По-другому.

А это...

- Я люблю тебя, Ада...

- Ты кончил в меня.

- Я чистый.

- Я не пью таблетки, и спирали у меня нет.

- Я в курсе.

- Интересно, взломал моего гинеколога?

Я всё еще насажена на его член и чувствую, как из меня вытекает семя. А я... я не хочу, чтобы оно вытекало.

- Часики тикают, Ада, а нам надо успеть.

- Боже, Крестовский, какой ты душный.

- Я тебя тоже люблю.

- У меня там ребёнок, мне надо вернуться в отель.

- Вернёмся, мы всего десять минут как встретились, у нас есть как минимум еще двадцать, ты же договорилась с Викой.

- Да.

- Значит идём в кровать.

- Хорошо, а ты сможешь сразу?

- А ты не чувствуешь? ОН и не падает.

- Виагры наелся?

- Тебя наелся, дура.

- Сам такой. Поцелуй меня.

- Вкусная, соскучился, пиздец как.

-Ия...

- Люблю тебя.

- Герман...

- Да...

- Откуда ты знаешь Вику?

52.

- Нет, ты реально Великий комбинатор, блин...

Лежу на огромной кровати закрывая лицо руками.

Мне нужно вернуться в отель, у меня там дочь. И я вернусь, но...

Чёрт, нет, Крестовский просто гандон!

- Ты думала, я тебя просто так отпущу? Еще скажи, что я не должен был знать, что ты уехала!

Вот, если честно...

Да, если честно мне было плевать знает он или не знает. Уехала и уехала!

Свободная женщина, имею право!

- И кто тебе сказал, что ты свободная?

Я что, это вслух сказала? Или он читает мысли?

Меня прижимают к кровати. Сильное мужское тело нависает.

- Герман...

- Т-ш-ш... расслабься, всё под контролем.

- Под твоим?

- Что тебя смущает?

- Ада..

Да, меня смущает всё.

И то, что мой адвокат оказался тут, снял виллу, я так понимаю совсем не дешёвую.

Чёрт, я же хотела загуглить, сколько она стоит! Вообще, так-то я приценивалась, но вилла показалась мне совсем не бюджетным вариантом, поэтому отель. Ну и потом, на вилле нет завтраков, уборки... и куда мы вдвоём с Евой на вилле, как-то страшновато даже.

Еще смущает то, что он приставил ко мне свою Викулю.

Да, да, Викуля оказалась подсадной уткой! Блин, двоюродная сестра, развод. которой тоже на совести Германа. И она ведь мне говорила про адвоката?

Говорила! И я еще подумала, что Вика как-то так странно на меня посмотрела! Но у меня даже нигде не зажужжало!

Ай да Герман, ай да сукин сын!

В общем, никогда не связывайтесь с адвокатами. Обведут вокруг пальца, облапошат...

Нет, секс был прекрасен. Но кто бы сомневался?

Мужчины, танцующие танго так как он просто не могут в сексе быть профанами.

С другой стороны, что такое секс?

Просто секс и …

Не сексом единым, ведь да?

НУ, или так... сексом можно заниматься и не привязываясь к человеку.

Или нельзя?

У нас, у женщин, всё сложно.

Вроде бы и можно не привязываясь, без чувств, просто физиология, просто для здоровья, да? Но хочется-то нам всё равно другого!

Хочется, чтобы не просто механика, и не для какого для здоровья. Хочется, чтобы захватило, закружило, понесло, чтобы с ума сходил, задыхался в тебя проваливаясь, чтобы до донышка, до края, до сбитого дыхания, до остановки сердца.

Любви хочется, а не секса. Любви.

И плевать, что уже напоролась с этой любовью на предательство.

Плевать, что разбита вдребезги, в хлам.

Плевать, что сама себе клялась больше в эти игры не играть.

На всё плевать.

Любить хочется, и быть любимой.

- Ада.

- Не надо, Герман...

- Надо.

- Пожалуйста...

- Тише, всё... всё... Иди ко мне.

И я иду. Раскрываюсь, расслабляюсь, стараюсь не думать, выкинуть из головы все мысли.