Развратная

Пролог. Садистка

Сейчас Вика ощущала себя акулой, которая нарезает круги под шатающимися на доске пиратами. Или возле истекающих кровью моряков, успевших в последний момент забраться в спасательную шлюпку. Только вместо пиратов ей достался одиннадцатый «А». А вместо запаха крови – нехорошее предчувствие. Они что-то затеяли! Она точно знала. Их странные перемигивания на перемене, с трудом сдерживаемые ехидные улыбочки и тихие смешки прямо перед самостоятельной работой ничего хорошего не предвещали. Вика прошла между первым и вторым рядом, обогнула последнюю, оставшуюся свободной парту, и обернулась, рассматривая склоненные головы своих учеников. У нее был просто фантастический нюх на всевозможные шпаргалки. За это ее прозвали Злобной садисткой. Еще бы! Молодая учительница, едва окончившая университет, без опыта работы, но списать у которой было невозможно. Она пыталась вложить в светлые, и не очень, головы знания. Они же ее за это ненавидели. Вика поправила небольшой бант у шеи. Ничего, потом еще «спасибо» скажут. Да ладно, кого она обманывает? Слов благодарности она от них и не ждала – лишь бы учились прилично.

Вика как раз думала вернуться в начало класса, когда Савельев и Туманский переглянулись. Неторопливый поворот головы и едва заметный кивок. Господи… Ничем хорошим это точно не кончится. Не сводя с них глаз, Вика двинулась вперед. Она специально замедлила шаг, высматривая шпаргалки или мобильные телефоны, но… Ничего. Оба что-то сосредоточенно писали в своих работах. Савельев заполнил мелкими кривыми буковками всю страницу. Туманский сосредоточенно подчеркивал члены предложения. Вика быстро преодолела оставшийся до доски путь и повернулась к классу. Едва слышно поскрипывали стулья, иногда шелестели страницы в тетрадях. Савельев развалился за партой и с мечтательным видом уставился в потолок. Туманский постукивал линейкой по столешнице. Вика скрестила руки на груди и бросила взгляд на часы. Еще пятнадцать минут. Это же совсем немного, верно? Осталось чуть-чуть, и она сможет вздохнуть свободно. Неподвижно стоять на месте не выходило, а дурное предчувствие нарастало. Вика решила сделать еще один круг по кабинету. Она медленно шла между двух рядов, когда подозрительное копошение за спиной заставило ее обернуться. Сидящая за первой партой Лера Ибрагимова, едва-едва вытягивающая на «тройку» сползла на стуле и пыталась ногой что-то подпихнуть ногой под Викин стол. Савельев неотрывно следил за ней. Туманский повернулся к нему и быстро кивнул. Ибрагимова тоже повернулась. Она взглянула прямо на Вику. Осознание того, что она попалось, заставило Леру покраснеть. Черт! Да она сравнялась цветом лица с кирпичом! Наверное, Савельев и Туманский поняли, что Вика их застукала. Савельев резко дернулся и уставился на Вику. Вид у него стал испуганный. А вот Туманский оставался неподвижен. Он замер, как каменное изваяние, по-прежнему глядя в Лерину сторону, но ничем не выдавая своей причастности. Вика молча наблюдала за этой сценой. Ей и хотелось их поймать, и было любопытно, что они задумали. Вдруг Туманский медленно поднял руку. Савельев и Ибрагимова уставились на него с выражением ужаса на лице. Неужели, решил заложить товарищей? Все-таки, кишка оказалась тонка на мелкие пакости. Вика, с трудом сдерживая торжествующую улыбку, медленно подошла к Туманскому.

– Тут нужно выписать безличное предложение, но их два.

Вика пробежала глазами по заданию, на мгновение забыв об Ибрагимовой и том, что она пыталась сунуть под стол.

– Нет, здесь одно безличное предложение. Прочитай еще раз и внима…

В этот самый момент из-под ее стола повалил дым и послышалось странное шипение. Весь класс испуганно замер. По кабинету поплыл ужасающий запах какой-то тухлятины. Дыма стало больше. Густой и сероватый, он пышными клубами растекался во все стороны, заполняя собой все свободное пространство. Послышались испуганные вскрики и возгласы. С тихим свистом в стороны полетели яркие искорки. Девочки уже во всю голосили.

– Кажется, что-то дымит. – Голос Туманского и его отстраненный равнодушный тон вывели Вику из ступора.

– Так! Быстро встали и выходим из кабинета! Не толпимся. Девочки идут первыми. Власенко, оставь ты свои вещи!

– Но у меня тут телефон, Виктория Сергеевна!

– Никуда не денется твой телефон. Живее давайте!

Дым уже заволок весь кабинет. Вика закашлялась.

– Зорова, почему ты до сих пор не вышла?!

– Мне один вопрос остался, Виктория Сергеевна…

Отличница Полина Зорова судорожно что-то дописывала, размахивая ладонью, чтобы прогнать дым. Вика вырвала ее работу, схватила Полину за руку и вытащила из кабинета. Полина хныкала и что-то бормотала, но Вика ее уже не слушала. Она пересчитала детей и, удостоверившись, что все на месте, повела их на первый этаж. Завхоз, Геннадий Борисович, ошивающийся возле столовой, удивленно поднял брови. Стараясь, чтобы голос не дрожал, Вика быстро затараторила:

– Геннадий Борисович, в тридцатом кабинете ЧП. Надеюсь, не пожар, но там что-то искрит, и все в дыму…

Геннадий Борисович аж поперхнулся. Он уставился на Вику и пробормотал:

– А что же делать?

Позади раздалось хихиканье. Вика бросила взгляд за спину. Улыбки тотчас испарились с лиц.

– Вам лучше знать, что делать, Геннадий Борисович! Я вывожу детей.

– Так мы ж, вроде, не горим.

Вика тяжело вздохнула:

– Будет прекрасно, если вы выясните наверняка.

Не собираясь больше спорить, она повернулась к классу.

– Все за мной.

Боковым зрением Вика заметила, как Ибрагимова быстро что-то зашептала на ухо Савельеву. Тот усмехнулся и ткнул локтем в бок Туманского. То, что дым и искры их рук дело, Вика не сомневалась. Ну, ничего. Она устроит им хорошую головоломойку! «Хотели сорвать урок? Вы своего добились. Будете праздновать в кабинете директора».

***

– Видимо, Виктории Сергеевне просто показалось…

– Виктории Сергеевне лучше следить за учебным процессом.

– Но я видела, как…

– Что ж, извините Андрей Дмитриевич, что выдернули вас с работы и потревожили. – Директриса, Зинаида Валерьевна, бесцеремонно перебила Вику и изобразила на лице бесконечное сожаление.

Андрей Дмитриевич Туманский оставался совершенно невозмутимым. Только когда смотрел на Вику презрительно кривил губы. Ему было около пятидесяти. Темные волосы тронуты сединой. Деловой костюм идеально скроен и сидит по фигуре. Вика не нашла ни одной складки, как ни пыталась. Его наглый сыночек сидел напротив Вики, впившись взглядом в унылый бант на ее блузке. За те полтора часа, что он провел в кабинете директора, на его лице не дрогнул ни один мускул. Он оставался абсолютно равнодушным. И молчаливым. А вот Савельев и Ибрагимова, наоборот, тряслись и переглядывались друг с другом. Но тоже продолжали все отрицать. Их родители уже давно ушли, пообещав разобраться во всем случившимся. Последним приехал отец Туманского. Он смотрел на всех вокруг, как на мерзких насекомых, и сразу было ясно, что никакой вины он за сыном не признает. Будь она хоть тысячу раз доказана. Но Вика ничего доказать не могла. Ей оставалось молча сидеть напротив отца и сына, изо всех сил стараться держать спину прямо и не разрыдаться.

– Я надеюсь, инцидент исчерпан и больше меня не будут беспокоить? – Туманский старший поднялся, давая понять, что разговор окончен.

– Нет, конечно нет, Андрей Дмитриевич. Еще раз приносим свои извинения, что отвлекли от работы и…

Туманский, не слушая, направлялся к выходу из кабинет. Его сын не спеша встал, подхватил с пола рюкзак и кивнул директрисе:

– До свидания.

Проходя мимо Вики, он задержал на ней свой по-прежнему безучастный взгляд и с каменным выражением лица подмигнул. Не произнеся больше ни слова, он вышел. Вика открыла рот от удивления. Вот же гаденыш! Она гневно развернулась к Зинаиде Валерьевне, которая не только не защитила ее, но и позволила оскорбить. Но та не дала ей вставить ни слова.

– Вика! Ты о чем вообще думаешь? Это же Туманские! Я, конечно, все понимаю… Но такой глупости я от тебя не ожидала.

Вика потеряла дар речи. Она почувствовала, как щеки заливает жар от унижения и обиды. Выходит, она еще и виновата?! Вика горячо выпалила:

– Он, Ибрагимова и Савельев притащили в кабинет какую-то гадость, сорвали тест и… А если бы другие дети пострадали?

Зинаида Валерьевна небрежно отмахнулась:

– Там была какая-то жидкость, ничего опасного. А вот тебе нужно было подумать, прежде чем вызывать одного из самых влиятельных людей в городе. И наверняка в стране! Повезло еще, что жалобу на нас не накатал.

Вика не верила своим ушам.

– А что они придумают в следующий раз? Взорвут школу?

– Господи, Вика! Типун тебе на язык. Но то, что ты видела, как они пару раз переглянулись… Это же смешно звучит! И ладно еще Ибрагимова, но Туманский…

– Но…

– Так, все, угомонись! Просто дотащи их до экзаменов. И хватит уже дурью маяться! От тебя все классы и так стонут. Куча материала, домашних заданий и что за дополнительные опросы из-за шпаргалок?

Вика несколько раз открыла и закрыла рот. Она посвящала всю себя работе, старалась, чтобы детям было интересно, старалась объяснять сложные вещи доходчиво. И, конечно, хотела, чтобы они выучили и запомнили хоть что-то из того, что она говорила. А теперь выходит, что она плохой педагог?

– Они же дома ничего не учат. Я и пытаюсь, чтобы хоть на уроках…

Зинаида Валерьевна резко ее перебила:

– Вика, ау, очнись! Тебя уже садисткой называют. Умнее они не станут. А ты мне только проблемы создаешь. Даже в коллективе тебя… не очень любят.

– Что? Но…

– Коллеги говорят, что ты хм… высокомерна. И считаешь себя лучше других. А у нас такого не терпят. Это самая обычная школа. И ученики тут самые обычные. Кончено, попадаются такие, как Туманский, но очень редко. У них какие-то жизненные обстоятельства, чтобы ходить к нам. В общем, не создавай мне дополнительных проблем. Хватит дрессировать детей и пытаться быть лучше других. Я бы не хотела заставлять тебя писать по собственному. Все поняла?

Вика поняла, что ей нужно как можно скорее уйти, сбежать. Иначе она разрыдается прямо здесь. Это унижение уже сложно будет вынести. Зинаида Валерьевна окинула ее строгим взглядом:

– Мы договорились?

Вика кивнула и тихонько промямлила:

– Да.

– Ну тогда иди.

Она вырвалась в пустынный гулкий коридор и, с трудом сдерживая, слезы, взбежала по лестнице. В кабинете пахло какими-то химикатами, на полу остались темные пятна, похожие на подпалины. Стулья и парты стояли криво. Вика схватила сумку, выключила свет и, заперев дрожащими пальцами дверь, вырвалась из школы. Как только она оказалась за забором, слезы потекли по щекам. Зажав холодной ладонью рот, чтобы не было слышно собственного громкого всхлипа, Вика огляделась по сторонам. Начался дождь. Крупные капли падали на асфальт темными кляксами. Блузка неприятно липла к коже. Капли на стеклах очков превратили мир в размытое пятно. Вика побежала в сторону темной хмурой рощи недалеко от школы. Дождь усилился. Холодные капли смешивались с горячими слезами, которые уже не удавалось сдержать. Под зеленым потолком из листьев и веток было сумрачно. Дождь набирал силу. Влажная одежда обтянула тело, выбившиеся из хвоста пряди безжизненно повисли, из горла вырвался всхлип. Вика упала но мокрую скамейку, сняла очки и размазала по линзам воду. Ей и так сложно. Ничего в жизни не давалось легко. Каждый день приходилось бороться за свою жизнь. Детство закончилось слишком рано. У нее ничего не было. Ни надежды на что-то хорошее. Ни поддержки. Только работа, которой она отдавала всю себя. Забывая о сне и отдыхе, Вика готовилась к урокам. Она так старалась сделать скучный материал интересным, научить детей всему, что знала, помочь им… А теперь выходит, что она выскочка, которую ненавидят дети и коллеги. Вика громко заплакала. Шум дождя перекрывал ее рыдания. Капли попадали на губы и язык, распространяя вокруг себя холод. Запах сырой земли навевал мысли о кладбище. Вдруг над ней нависла огромная тень. Вика резко подняла голову и неуклюже нацепила очки обратно. Через мокрые стекла она увидела мутный мужской силуэт. Он держал над Викой зонт, ничуть не заботясь, что сам стоит под дождем. Первое, что бросалось в глаза – густые темно-каштановые волосы. Прямой взгляд и добрая улыбка притягивали Викин взгляд. Он присел рядом, продолжая держать зонт над ее головой:

– Неужели вы так расстроились из-за того, что забыли зонт?

Голос у него оказался очень красивым. Мягким и бархатистым. Вика по-детски шмыгнула носом. Она не собиралась разговаривать с незнакомцами, какими бы красивыми они ни были. Но с удивлением услышала собственный, хриплый и прерывающийся от рыданий голос:

– Нет. – Похоже на кваканье лягушки. Рядом с его тягучим тембром звучало особенно жалко.

Он улыбнулся чуть шире, и Вика поняла, что ужасно хочет улыбнуться в ответ. Ругая себя, она сдержалась. Мужчина чуть поднял брови:

– Это была шутка.

Вика отвернулась. Ей не хотелось смотреть на его красивое лицо и видеть на нем жалость. Он легонько тронул ее за плечо. От теплого, едва ощутимого прикосновения, почему-то стало спокойнее:

– Ссора с парнем?

Вика отодвинулась, его ладонь застыла в воздухе, а на лице появилось грустное выражение. Ей хотелось, чтобы он еще раз коснулся ее плеча, и она уже начала себя ругать за дурацкий поступок. На маньяка он похож не был. Наоборот… Такие мужчины никогда прежде не обращали на нее внимание. Пусть даже желая утешить. Вика отвернулась, гордо выпрямив спину:

– С чего вы взяли?

– Ну, я не знаю, какая еще может быть причина, чтобы так плакать.

Его обаянию невозможно было сопротивляться. Вика не выдержала и снова посмотрела на него. Глаза насыщенного карего цвета. Красивые. Загипнотизированная, Вика пробормотала:

– Это из-за работы.

Он опять улыбнулся. На щеках появились ямочки. Он выглядел, как воплощенная в реальность мечта тысяч женщин.

– А с парнем как дела?

Он что, издевается?! Вика неуклюже поднялась со скамейки, ступая под дождь. Лишенная защиты его зонта она опять оказалась под холодным потоком.

– Причем здесь мой парень?!

Он тоже поднялся и вновь спрятал ее под широким черным зонтом.

– Просто пытаюсь понять, придется ли отбивать тебя у него. – Он вдруг перешел на «ты» и улыбнулся еще шире.

Вика не знала, что сказать. Она ошарашенно молчала, часто моргая и пытаясь понять, не является ли он плодом ее воображения. В уголках его глаз появились едва заметные крошечные морщинки. Они сделали этого странного мужчину еще более привлекательным.

– Ну что ты молчишь? Я волнуюсь, между прочим.

Вика почувствовала, что краснеет.

– У меня нет парня…

Она опустила глаза, рассматривая свои старенькие скромные туфли.

– Отлично! Я – Рома.

Вика сделала глубокий вдох, понимая, что слезы давно уже высохли. Лицо неприятно стянуло, но ей было все равно. Рома смотрел на нее так, словно был безумно рад их неожиданной встрече. Кажется, один из самых ужасных дней в ее жизни превращался в самый лучший.

Глава I. Одинокая

Десять лет спустя…

Тихо за окнами. Мрачен и темен

Вечер, как ястреб, уснул на крыле.

Холодно в комнате, холодно в доме.

Холодно мне без тебя на земле… (с) Лев Ошанин

Когда Вика вышла от врача, уже начинало темнеть. Деревья уныло опустили голые ветки, покрытые снегом и ледяной коркой. Холодный ветер скользнул под тонкое пальто и добрался до сердца, сжимая его морозной ладонью. Вика не удержалась и всхлипнула. Но слезы тут же замерзли на ресницах. Ком в горле мешал дышать. Вика пыталась проглотить его, хватая ртом стылый воздух, но стало только хуже. Едва переставляя ноги, она побрела на автобусную остановку. Ботинки тут же промокли. Они вязли в снегу, и двигаться становилось все труднее. Вике казалось, что к ногам привязали тяжелый камень. И теперь она бредет в мутной воде, чтобы навсегда остаться на дне. На остановке маячили точно такие же, как она, замерзшие бедолаги. Их уставшие злые лица белели в надвигающихся сумерках. Вике казалось, что все они знают о ее несчастье и смеются над ней. На, получи! Но скорее всего, им даже дела до нее не было. Наверное они были заняты тысячей своих собственных проблем. Совсем стемнело. Мимо на черепашьей скорости проезжали автомобили. В их стеклах отражались радостные оранжевые огни – отсветы включившихся фонарей. Вика всегда хотела машину – автомобиль решил бы кучу проблем. Можно было бы съездить куда-нибудь на отдых. Чаще навещать родителей. Да и ей на работу – в другой конец города – было бы проще добираться. Но денег не хватало. Они и так еле-еле сводили концы с концами. Рома хотел купить им квартиру – в новом доме, удобную, просторную. Он запретил Вике даже заводить разговор о том, чтобы снять деньги со счета и бережно откладывал каждую копейку. А ей очень нужны были деньги. Не на машину, нет. На операцию. Сегодня врач подтвердил: это ее единственная возможность забеременеть. И то, шансы меньше пятидесяти процентов. А ей ведь уже тридцать пять… Подъехавший автобус обдал грязной жижей, вырвавшейся из-под колес. Кто-то недовольно заворчал, стоящий рядом подросток матернулся, а Вика лишь крепче сжала сумку и встала в длинную очередь, желающих попасть домой.

В автобусе было душно. Очки тут же запотели, и пришлось долго наощупь ковыряться в сумке, чтобы достать деньги. От кого-то несло перегаром, от кого-то луком, а стоящий рядом мужик все время пялился на нее и противно ухмылялся, демонстрируя отсутствие переднего зуба. Ужасно хотелось его ударить. Разбить в кровь мерзкую физиономию и лишить остальных зубов – желтых и кривых. Как же ее все достали! Начальство, наглые ученики, коллеги, пытающиеся взвалить на нее свою работу. Теперь еще этот автобус… Вика попыталась отодвинуться от мерзкого мужика, который едва ли не наваливался на нее. Ее сумка коснулась локтя дородной тетки, которая заняла своим телом полтора сидения. Тетка окатила Вику злобным взглядом и громко, на весь автобус, проревела:

– Что ты тычешь в меня своей сумкой?!

К Вике тут же повернулся десяток пассажиров. Все они смотрели на нее с осуждением. Господи, когда же это все кончится? Прижав злосчастную сумку к животу, Вика выдавила:

– Я нечаянно… Она только немного вас коснулась.

Кажется, ее ответ только сильнее разозлил тетку. Она вся заколыхалась, оба висящих подбородка задрожали. Торчащие из них белые волоски гневно топорщились в разные стороны. Вика ощутила рвотный позыв. Тетка развернулась к ней всей своей мерзкой тушей.

– Вот же наглая дрянь! Она еще спорит! А ну пшла вон!

Вика сжалась в комок. Раньше бы она промолчала, но сейчас…

– Вы же сидите! Я всего лишь…

– Ой, девушка, ну что вы спорите? Ударили женщину, еще и возмущаетесь! – Сидящая за теткой старушенция с морщинистым, как у бульдога лицом и голубыми тенями на обвисших веках, поджала губы, рассматривая Вику.

Слезы выступили на глазах, но Вика из последних сил старалась их сдержать.

– Я не ударила…

– Я все видела! – Старуха-бульдог злобно прищурилась.

– Да что вы могли видеть?! Я…

– Нет, ну вы посмотрите на нее! – Старуха взмахнула руками.

Сидящий рядом с ней мужик хмыкнул:

– Молодежь сейчас обнаглевшая…

Многие пассажиры согласно закивали и начали увлеченно обсуждать тему «обнаглевшей молодежи», то и дело бросая на Вику осуждающие взгляды. Глаза защипало еще больше, в горле встал комок. Почему?! Почему все это происходит именно с ней? Автобус вильнул в сторону, подъезжая к очередной остановке. Вика мертвой хваткой вцепилась в поручень, чтобы не завалиться на толстую тетку. Та выставила в сторону огромный локоть и с такой силой толкнула Вику в живот, что она полетела на беззубого хмыря. Он не растерялся и, делая вид, что помогает ей устоять на ногах, начал шарить рукой по груди. Вика попыталась отодвинуться, но неловко дернулась и снова задела злосчастной сумкой тетку. Как торговка на базаре, она заголосила на весь автобус:

– Нет, ну вообще хамка! Размахивает тут…

Дальше Вика не слушала. Опустив голову и тихо извиняясь, чтобы не было слышно ее всхлипываний, она начала прокладывать себе путь к выходу. Из-за слез ничего не было видно. Она умудрилась кому-то наступить на ногу, за что тут же получила новую порцию оскорблений. Тошнота стала нестерпимой. Ей нужно сейчас же не вырваться из плена злобы и ненависти. Автобус наконец остановился, с тихим шипением открылись двери, и Вика выскочила наружу. Сквозь слезы и блики на линзах очков она смогла разглядеть только смутные очертания домов. Совсем уже стемнело. В окнах зажигался свет, но его не хватало, чтобы понять, где она находится. Вика перешагнула гору снежной жижи у тротуара и огляделась. На душе еще никогда не было так паршиво. Так мерзко и грязно. Воздух, пропахший выхлопами, вызывал головокружение. Вика сняла очки и попыталась стереть с лица слезы. Кожу неприятно стянуло, как будто кто-то пытался ее содрать. Она ощущала себя в плену у маньяка – сколько еще пыток придется выдержать сегодня? В кармане пиликнул телефон. Предчувствуя очередные дурные новости, дрожащими руками Вика обхватила холодный пластик. Сообщение от Ромы: «Придется задержаться на работе. Ждать не надо. Разогрей ужин и оставь на столе». Вот и все… Будто и не было десяти лет брака. Выходит, она не заслужила ни «Привет», ни «Как дела?»? Только сухая и бездушная смс-ка. Не жене, нет, – домработнице. А ведь Рома знал, что сегодня она должна была сходить к врачу. И даже не позвонил. Он не хотел ребенка так, как Вика. Говорил, что она принимает все близко к сердцу, что нужно пожить в свое удовольствие. Да, когда была моложе, Вика безропотно соглашалась с Ромой. Она безумно его любила и была согласна на все. Тогда казалось, что она действительно еще все может успеть. Но время шло. Забеременеть не удавалось. Предложение взять ребенка из детдома Рома категорически отверг. Их спор закончился скандалом и ссорой. Но она согласилась. Она почти всегда с ним соглашалась, любя до безумия. Рома казался ей идеалом мужчины. Красивый, умный, веселый. Раньше она часто задавалась вопросом: что он в ней нашел? Почему выбрал именно ее? Ведь вокруг было столько красивых девушек. Намного красивее Вики. Но он сделал предложение ей. Так что изменилось? С каждым годом их брак должен был крепнуть, но получалось наоборот.

Вика вытерла еще одну слезинку и поправила очки. Ну, раз «придется задержаться», пусть задерживается. Может хоть всю ночь там просидеть! Вика осмотрелась. Она всегда плохо ориентировалась, и этот район видела только из окна автобуса. Мрачные серые коробки домов, перегоревшие фонари, горы снега вместо бордюров и неприветливые переулки. Дожидаться следующего автобуса? Вика передернула плечами. Нет. Она доберется пешком. Час, два – какая разница, сколько времени потребуется? Рома ждать ее не будет. Ее вообще никто не ждет. Сердце болезненно кольнуло. Она неправа. Муж работает, собирая деньги на новую квартиру, а она обижается непонятно на что. Да, написал сообщение. Но он ведь занят. Попросил оставить ужин. Но он придет домой, уставший, голодный. Разве ей сложно? Дура. Обижается на того, кто всегда ее поддерживал, заботился. Конечно, оставит она ему ужин. Даже приготовит что-нибудь необычное. Но в автобус больше не сядет. Пешком лучше дойдет.

Вика выбралась на протоптанную в снегу тропинку и пошла мимо угрюмых домов. Лишь бы не заблудиться. Она старалась держаться дороги, но все время сворачивала куда-то не туда, отвлекаясь на ворох мыслей в голове. Рома написал, что его можно не ждать. Но она обязательно дождется. Накормит его горячим ужином и расскажет о результатах обследования. Постарается убедить… Она уже не молода и тянуть еще дольше не может. У нее осталась одна возможность выносить ребенка, и если Вика ею не воспользуется, то… Ничего. Со всем можно справиться. Вика постаралась прогнать из головы черные мысли. Они спокойно сядут и поговорят. Обсудят, как лучше поступить. Но не сегодня. Он устал на работе. Она тоже вымоталась. Работа, врач, автобус… В воскресенье можно. Вика приготовит ужин, зажжет свечи, наденет красивое платье. Они придумают, как лучше поступить. Обязательно придумают.

Вика так увлеклась планированием предстоящего ужина, что не заметила, как зашла в темный переулок. С обеих сторон примостились частные дома, вперемешку с гаражами. Заснеженная дорога извивалась змеей, заворачивая вправо. Пятна света от одинокого фонаря едва хватало, чтобы разглядеть, куда ставить ногу. Все время спотыкаясь, Вика старалась держаться за сменяющие друг друга заборы. В темноте ничего не было видно. Вика лишь надеялась, что не переломает ноги, пока выберется из мрачного проулка. Она уже почти дошла до поворота, когда неловко поскользнулась. Ладонь шарила по забору в попытке ухватиться за что-нибудь, но пальцы касались лишь сплошной стены. Тихо вскрикнув, Вика полетела вниз. В самый последний момент кто-то вцепился в ее предплечье и рывком потянул на себя. Чужие пальцы болезненно впивались в кожу даже сквозь слои одежды. Наверное, синяки останутся… Вику обдало вонью перегара. Она постаралась отодвинуться, но оказалась зажата между забором и темной фигурой. Даже без света она поняла, кто был перед ней.

– Ты бы поосторожнее. – Мужик из автобуса мерзко ухмыльнулся и придвинулся к Вике.

От страха ее бросило в жар. Здесь он казался еще крупнее, чем в автобусе. На вид лет сорок. Отсутствие зуба делало его похожим на маньяка. Вика крепче сжала сумку и попыталась вырваться, тихо бормоча:

– Спасибо, что помогли…

Она дернулась в сторону, но он почти навалился на нее сверху:

– Ну че ты? Куда заторопилась?

От угрозы, звучащей в его голосе, снова накатила тошнота. Такого страха Вика не испытывала ни разу в жизни.

– Отойдите, пожалуйста… Я спешу…

Вика предприняла еще одну попытку выбраться из ловушки: начала разворачиваться боком, чтобы иметь возможность ударить его хотя бы локтем или плечом. Но он грубо схватил ее за шею и приложил затылком к забору. Шапка немного смягчила силу удара, но перед глазами все равно мелькнула темнота. Господи… Да за что же ей все это?! Вика попыталась закричать, но получила болезненную пощечину. Очки полетели в снег.

– Хватит строить из себя целку! Сейчас мы с тобой повеселимся.

Он схватил и потащил за собой. У Вики плыло перед глазами. На языке ощущался солоноватый привкус крови. Мысли неповоротливо перетекали одна в другую. Нужно что-то делать. Как-то сопротивляться.

– Шевели ногами! Тебе понравится…

Это ее последний шанс вырваться. Резко выпрямившись, Вика изо всех сил попыталась ударить его локтем в лицо. Вонючая скотина задохнулась от боли.

– Тварь!

На секунду он разжал хватку, и, почувствовав свободу, Вика бросилась бежать. Ноги утопали в снегу, подошва скользила по утоптанной тропинке, дыхания не хватало. Без очков, со слезящимися глазами и тупой пульсацией в голове, она передвигалась так быстро, как только могла. Резкая боль обожгла затылок.

– Ах ты шалава! Щас посмотришь у меня!

Он догнал ее, схватил за волосы, едва ли не вырывая их, и снова ударил по лицу. На этот раз, кажется, кулаком. Вика клацнула зубами и вскрикнула. Больно безумно. Будто лицо резали сотней ножей.

Он швырнул ее в снег и навалился сверху. Вслепую Вика размахивала руками, дергалась, стараясь сбросить с себя вонючую тушу, но ничего не получалось. Его мерзкое дыхание прошлось по лицу. Внезапно Вику ослепила яркая вспышка света. Она боялась зажмуриться, держала слезящиеся глаза открытыми, чтобы из последних сил попробовать впиться ногтями в его лицо или ударить, или…

Какая-то невидимая сила подняла вонючего урода в воздух и швырнула прямо на каменную стену. Он вскрикнул, что-то забормотал, но тут же замолк. Послышались звуки ударов, хруст и странное бульканье. С трудом Вике удалось сесть, но от резкого движения ее снова замутило. Перед глазами расплывались очертания домов, от яркого света пульсировало в висках. Она могла разглядеть лишь размытую высокую фигуру, замершую над черной кучей. Вика откашлялась, стирая с губ кровь. Нужно бежать… Где же очки? Без них она почти слепая. Вика огляделась и вздрогнула, когда раздался звук нового удара. За ним послышалась цепочка самых грязных ругательств, какие она только слышала в своей жизни. Но голос был уже другим. Низким и хриплым, незнакомым. Вика судорожно шарила руками в снегу, не обращая внимания на холод, боль и то, что пальцы уже почти не гнутся.

Еще один удар и хруст. Теперь Вику уже трясло. Незнакомый голос где-то в отдалении прошипел:

– Ты, с*ка, уже инвалид. А увижу еще раз рядом с ней, отрежу все, что осталось.

От услышанных слов Вику накрыло ужасом. Она уже не знала, кого и чего бояться. Слезы текли из глаз, обжигая солью распухшее от ран лицо. Внезапно рядом мелькнула чья-то рука. Вика судорожно повернулась, ожидая нового удара, но покрытая кровью ладонь выудила из снега очки и протянула ей. Вика схватила холодную дужку и быстро надела. Мир, нехотя, обретал четкость. В ярком пространстве света от автомобильных фар она смогла разглядеть ту самую черную кучу, которая оказалась едва не изнасиловавшим ее уродом. Он лежал у каменной стены какого-то дома, согнувшись в три погибели, и прижимал руки к животу. Его лицо превратилось в месиво. Вика в жизни подобного не видела. От ужасного зрелища желудок скрутило узлом. Но хуже было другое… Вика перевела взгляд ниже: он держался вовсе не за живот, а за пах. Снег рядом с его бедрами пропитался кровью, и ее становилось все больше. Господи… Вика почувствовала, как по спине медленно стекает капля пота. Сбоку произошло какое-то движение, и Вика, как затравленный зверь, быстро обернулась. Ее спаситель сел на корточки, спокойно зачерпнул ладонями горсть снега и обтер окровавленные руки. Каждое его движение было настолько четким, выверенным и хладнокровным, что Вика задалась вопросом: а не ждет ли ее что-то хуже изнасилования в подворотне? Время, кажется, остановилось. В свете фар блеснуло и тут же исчезло длинное тонкое лезвие. Против такого она не выстоит. Можно даже не сопротивляться. Словно со стороны, Вика наблюдала за тем, как он поднимается, протягивает руки, касается ее плеч. Но не больно, а мягко, почти нежно.

– Виктория Сергеевна… Виктория Сергеевна!

Кто-то выдернул ее из тишины и черного тумана, который плыл перед глазами. Вика сфокусировала взгляд, пытаясь понять, кто ее так настойчиво зовет. Как будто она была в классе на уроке, и после тысячи ее объяснений у кого-то все равно остались вопросы. Черный туман стал плотнее.

– Виктория Сергеевна, вы меня слышите?

Ее щек коснулось что-то холодное и чуточку шершавое. Кожа стала болезненно чувствительной. Вика ощущала, как по скулам нежно скользят… пальцы. Кто-то касался ее лица. Чтобы снова причинить боль?! Она дернулась и распахнула глаза. На линзах отражались чертовы блики, мешая разглядеть того, кто мог причинить новую боль.

– Виктория Сергеевна!

Он вдруг поднялся и подхватил ее на руки. Вика взмыла в воздух, чувствуя, как на распухшие губы опускаются пушистые колкие снежинки. Только сейчас она начала осознавать, что происходит. Ох, Боже… С трудом ворочая языком, Вика просипела:

– Отпустите меня… Все хорошо…

Ее просьбу просто проигнорировали. Спаситель, кем бы он ни был, продолжал нести ее на руках, легко продвигаясь по скользкой дорожке. На стонущую окровавленную кучу он даже не обращал внимания. Пытаясь привлечь внимание великана, Вика ухватилась за его плечо под тонкой курткой:

– Поставьте меня.

Он продолжал идти, еще крепче прижав Вику к себе. Она сжалась в комок и начала вырываться, что есть сил.

– Отпустите меня!

Слезы снова брызнули из глаз, опаляя кожу. В голосе слышалась истерика. Молча, ее опустили на землю. Вика огляделась, пытаясь понять, куда бежать. Но ладони на плечах не отпускали.

– Виктория Сергеевна, все нормально – он вас не тронет.

Только сейчас она поняла: он знал, как ее зовут. Все время называл по имени. И даже отчество… Вика покачнулась:

– Откуда вы меня знаете?

Она задрала голову, пытаясь разглядеть его лицо, но оно оставалось в тени.

– Это же я – Паша…

– Какой еще Паша?

– Туманский. Помните?

Вика нахмурилась. Ей было страшно. Настолько, что все тело сотрясала крупная дрожь. А еще больно – она едва стояла на ногах. Нет, она не помнила никакого Пашу. Вика отступила от него, делая крошечные шаги назад, пока не уперлась в брошенный посреди дороги автомобиль.

– Я… Спасибо… Я пойду… – Против воли она бросила взгляд на того, кто пытался ее изнасиловать.

Он больше не стонал и не кряхтел. Только крови стало еще больше.

– Он уже не опасен.

Вика вздрогнула и посмотрела на своего нечаянного спасителя. Его лицо по-прежнему оставалось в тени. Сглотнув горечь во рту, она пробормотала:

– Он… умер?

Назвавшийся Пашей хмыкнул:

– Нет. Жив.

– Он… истекает кровью…

– Садитесь в машину, Виктория Сергеевна. Вам нужно в больницу.

Вика помотала головой, морщась от каждого совершенного движения. Все они причиняли невероятную боль.

– Я дойду… до дома… Здесь недалеко… Спасибо в-вам… – Вика с ужасом взглянула на потонувшую в темноте фигуру. Как ему удается оставаться в тени, когда свет фар почти ослепляет?! – Нужно найти сумку…

Он вдруг шагнул ближе, снова кладя ладони ей на плечи, и наклоняясь. Только сейчас Вика смогла разглядеть его лицо. Красивый… Очень красивый. С резкими, хищными чертами. Четкие линии широких нахмуренных бровей, прямого носа, губ. Звериный взгляд. Темная, даже на вид колючая, щетина. Упавшая на глаза смоляная прядь. Вика судорожно вздохнула, а он еще больше нахмурился и как-то печально спросил:

– Вы меня не помните?

Вика снова помотала головой. Он наклонился еще ниже, и Вику окутало ароматом его одеколона: что-то очень мужественное и свежее. Резкий контраст с вонью лука и немытого тела.

– Павел Туманский. – Он тяжело вздохнул. – Одиннадцатый «А»…

Господи, что ему от нее надо?

– Я не п-помню… Отпустите меня, пожалуйста…

Он проигнорировал ее невнятный всхлип. Прикрыв глаза, как будто решался на что-то неприятное, процедил сквозь зубы:

– Я взорвал ваш кабинет на самостоятельной. Это же вы должны помнить!

Вика потрясенно открыла рот. Да, это она помнила. Ужаснейший день в ее жизни, ставший самым лучшим: ведь именно тогда они познакомились с Ромой.

– Вспомнили?

Вика удивленно кивнула:

– Паша?..

– Да. Я.

Он обхватил ее локоть, распахнул дверцу автомобиля и подтолкнул Вику в салон. Она почему-то совершенно забыла, как двигаться, превратившись в послушную марионетку. Павел застегнул на ней ремень безопасности, захлопнул дверь, но вместо того, чтобы тоже сесть в машину, исчез в темноте. Вика почувствовала, как тело сковывает холодом. Дверь с его стороны была распахнута, и внутрь вползали мороз и разыгравшийся ветер. А ее начало отпускать от шока. Неожиданно Павел вынырнул из темноты и плавно скользнул на соседнее сидение. В его руках была зажата ее сумка. Он положил ее назад и повернулся к Вике:

– Вам нужно в больницу.

Мысль о больнице обернулась очередной волной паники. Ей нельзя туда… У нее работа. И муж будет волноваться. И вряд ли там сделают что-то, чего не сможет сделать она.

– Нет! В больницу не надо. – Ее голос все еще дрожал, но звучал уже намного тверже и увереннее.

Павел выкрутил руль и окинул ее хмурым взглядом. Вика даже не заметила, что они едут.

– Надо. На вас места живого не осталось.

Вика ссутулилась, мечтая уменьшиться в размере настолько, чтобы ее лицо невозможно было разглядеть.

– Я лучше знаю, что мне нужно. Если можешь, то подвези до дома. Если – нет, то останови. Я сама дойду.

Он хрипло хмыкнул в ответ. От этого звука, такого тихого, почти интимного, по коже пробежали мурашки. Да что же с ней происходит?

– И снова, как будто в школе.

Вика резко вскинула голову и посмотрела на Павла. Тот буравил взглядом темноту, несясь по заснеженной дороге почти со смертельной скоростью. Проигнорировав его слова, она неуверенно спросила:

– А мы не слишком быстро едем?

Павел повернулся к ней, изогнул губы в кривой усмешке и сбавил скорость. Вика опустила голову и уставилась на его ладонь, лежащую на рычаге переключения. Смуглая кожа. Едва заметные черные волоски. Они выглядели совсем не противно, как у некоторых, а очень мужественно. Два простых широких кольца – на среднем и безымянном пальцах. Из-под манжета рубашки и рукава тонкой куртки выглядывал корпус часов. Почему-то на правом запястье. Ах да, кажется, он был левшой. Но не это заставляло Вику завороженно следить за его рукой, позабыв обо всем, что случилось несколько минут назад. Она не могла отвести взгляд от его татуировки. Прямо над сбитыми костяшками, по всей ширине протянулась надпись. Тонкие веточки плюща с острыми зелеными листьями обвивали массивные черные буквы, похожие на те, которыми были написаны древние готические книги. Вика не могла оторвать взгляд. Она все пыталась понять, что же он захотел написать, но никак не удавалось. Буквы расплывались перед глазами, преврашаясь в чернильные пятна, в крылья птиц, в…

– Виктория Сергеевна!

Вика вздрогнула и очнулась.

– У вас может быть сотрясение. Я везу вас в больницу.

– Нет! Не надо, пожалуйста. – Она отвернулась от его въедливого внимательного взгляда. Как будто душу хотел из нее вынуть. – Не надо… Мне нужно домой.

– Ладно! – Его голос звучал зло и резко. – Где вы живете?

Вика тихонько ответила:

– На Арктической… Пятнадцать…

– Значит, «недалеко»?

Вика ничего не сказала, все еще не совсем осознавая происшедшее. Шок и адреналин покидали ее тело. На место им приходила боль. Адская, разрывающая боль. Не только физическая. Вика не могла сказать точно, что именно испытывала. Но вместе с телом болела душа. Душа болела даже больше. Вике хотелось свернуться калачиком в широкой уютной постели, где-нибудь на краю земли, в массивном двухэтажном доме. Чтобы за окном – рассвет, шум ветра и запах хвои пополам с сыростью мягкой земли. А она лежит под самым мягким одеялом в мире, в шотландскую клетку, и знает, что ничего плохого не случится.

Снаружи раздались сигналы автомобилей, и Вика очнулась от глупых грез. Не было ни дома, ни рассвета, ни мягкого одеяла. Они оказались зажаты в длинной пробке, и Павел снова несколько раз грубо выругался. Вика не выдержала и повернулась к нему. Длинный ряд автомобилей пришел в движение. Не отрываясь от дороги, Павел ухмыльнулся:

– Не этому вы меня учили, да?

Он изменился. В ее памяти остался наглый растрепанный мальчишка, превративший ее первый год преподавания в ад. Сейчас же… Рядом сидел кто-то незнакомый. Да, с тем же именем, фамилией и чертами лица, но все-таки совершенно иной человек. Начиная от модной стрижки и заканчивая татуировкой. А еще было тонкое длинное лезвие ножа и дикая, почти животная жестокость. Вика не помнила, чтобы в школе Павел был агрессивным. Нет, он был обычным мальчишкой. Чуть более неуправляемым, чем остальные, но все же вполне обычным. Она даже не могла думать о нем, как о Паше. Паша был нагловатым задиристым одиннадцатиклассником. Тот, кто превратил насильника в окровавленное месиво, не мог быть «Пашей». Телефон в кармане снова завибрировал и радостно булькнул, возвещая о новом сообщении. Вика потянулась за ним, но вздрогнула от боли. Павел тут же повернулся к ней.

– Нужно в больницу.

Вика покачала головой, одновременно пытаясь достать телефон:

– Нет.

– Что за идиотское упрямство? – Его лицо было и хмурым, и злым. От этого Павел казался взрослым. Сколько ему уже лет? Впрочем, неважно.

Вика постаралась придать лицу строгое выражение. Но, кажется, у нее болели даже веки.

– Я хоть и твоя бывшая учительница, но разговаривать ТАК со мной не стоит.

В темноте салона его глаза сверкнули, как у животного. Вика только сейчас разглядела их цвет: зеленый. Глубокий, насыщенный. Как малахит.

Павел отвернулся, передернув плечами:

– Я уже не мальчишка, которого нужно отчитывать.

Конечно, мальчишка. Особенно, по сравнению с ней.

Вика постаралась свести все к шутке и улыбнуться. Но боль была настолько острой, что перехватывало дыхание.

– Сколько бы лет тебе ни было, для меня ты – мальчик.

Ну и уважение к старшим никто не отменял.

Павел бросил на нее взгляд, пробравший Вику до костей. В нем действительно было что-то звериное. Хищное. И смертельно опасное. Тихо он выдавил:

– Возраст здесь ни при чем. У вас могут быть серьезные травмы.

– Благодаря тебе я отделалась парой синяков.

Вика снова отвернулась к окну, давая понять, что спор окончен, и вытащила наконец телефон. Еще одно сообщение от Ромы. «Приеду после двенадцати. Возникли кое-какие проблемы. Не жди. Ужин не готовь – закажу доставку.» Сердце неприятно кольнуло. Болью и разочарованием. Внезапно Вика даже пожалела, что ее не избили до потери сознания – может хоть тогда бы Рома забыл про работу и приехал к ней? Ей ужасно не хотелось оставаться в одиночестве. Оно вызывало страх. Она пыталась напомнить себе, что Рома трудится ради них, что он копит деньги на новую квартиру. Но та жадная эгоистка, что жила в ней, плевать хотела на все. Вика-эгоистка хотела, чтобы Рома позвонил, спросил, как у нее дела, чтобы примчался домой и задушил в заботе. Чтобы забыл ради нее о работе. Чтобы принадлежал только ей. Хоть это и невозможно. Жизнь давно научила: так не бывает, чтобы один человек принадлежал другому. Рома принадлежал работе и взглядам Викиных соперниц. Другие женщины всегда обращали на него внимание. На Вику же они смотрели с ненавистью, брезгливостью и непониманием. В их глазах отчетливо читалось: как он мог выбрать ее? Вика в чем-то их понимала. Она не была красавицей или обладательницей идеальной фигуры. Но ради Ромы была готова на все. Его любовь давала ей силы. А сейчас Вика ощущала лишь пустоту. Как будто их любовь медленно умирала… Может, забота о малыше позволит вернуть те чувства, которые были между ними еще совсем недавно? Слезы снова выступили на глазах. От кома в горле перехватило дыхание. Но плакать на глазах у Павла Вика не могла.

Почему в машине так ужасно жарко? Колючий шарф душил. Вика прижалась лбом к прохладному стеклу. В боковом зеркале отразилось ее лицо. Разбитые губы распухли. Запекшаяся кровь превратилась в черную корку. По всей щеке расползался багровый кровоподтек. Волосы растрепаны и висят унылыми сосульками. Наверное, она потеряла шапку, когда пыталась освободиться. Воздух застревал в горле. Вика начала задыхаться. Низкий хриплый голос вырвал ее из удушающей волны паники и истерики:

– Виктория Сергеевна, вы как? Мы почти приехали.

Вика вздрогнула и отвернулась от окна.

Павел пронзал ее внимательным сосредоточенным взглядом. Вика ощущала себя беззащитным насекомым на ладони пытливого мальчишки. Захочет узнать ее реакцию на боль – оторвет крылышки и лапки. Захочет узнать, сможет ли она лететь – швырнет на землю. А увидит другое насекомое – растопчет ее и побежит дальше. Автомобиль нырнул в узкий переулок между домами. Павел сбавил скорость. Они медленно пробирались по заснеженной улице. Двухэтажные и трехэтажные дома прошлого века, унылые деревянные заборы, деревья, больше похожие на гигантские кусты. Казалось, что они покинули пределы города и едут по деревенским ухабам. Впрочем, это была окраина – неудивительно, что все здесь выглядело старым, забытым и разрушающимся.

– Куда ехать? – Павел вел осторожно, но автомобиль все равно подпрыгивал на снежных пригорках.

Нормальной асфальтированной дороги здесь не было никогда – только колдобины и выбоины, на которых можно было переломать ноги. Вика снова отвернулась к окну, боясь увидеть в его глазах… что? Презрение? Жалость?

– Прямо по дороге. Дом в самом конце улицы.

– Здесь нет никакой дороги. – В голосе Павла слышалось раздражение. – Как вы тут вообще ходите?

Неожиданно Вика почувствовала злость. Он не имеет права ее осуждать и говорить с таким пренебрежением.

– Нормально хожу. Как все.

– Ясно…

Вика не удержалась и снова посмотрела на него. Хищный профиль Павла выделялся на фоне мерцающих снежинок, летящих в окно и бликов на стеклах. Черты его лица стали жестче, острее, чем она помнила. Конечно, человек меняется со временем. Но она не думала, что возможны настолько резкие перемены. В нем не было даже намека на мальчишеский задор. Скорее – с трудом сдерживаемое напряжение тугой пружины. Вдруг Павел повернулся к ней. Вика почувствовала, как кровь приливает к щеками. Он застал ее за беззастенчивым разглядыванием его лица. Но Павел лишь кивнул головой на что-то за ее плечом:

– Здесь?

Вика обернулась. Выкрашенный некогда розовой краской дом на тридцать шесть квартир, три этажа, выход на крышу в виде крошечного домика, окна, все еще в деревянных рамах. Из нового была только бело-голубая табличка с адресом. Да, она жила здесь.

– Да. Спасибо.

Вика потянулась к ручке, но Павел ее опередил. Он так быстро вышел из машины, что Вика даже не заметила. Открыв дверь, он подал ей руку. После секундного замешательства, Вика вложила в протянутую ладонь дрожащие пальцы. Его кожа оказалась горячей и чуточку шершавой на ощупь. Мозоли? Ее ладонь утонула в его. Он крепко сжал ее пальцы, коснувшись подушечками запястья. От этого движения, которое почему-то показалось Вике слишком интимным и властным, неправильным, по венам пробежал огненный вихрь. Хотелось выдернуть руку и одновременно касаться его так, как можно дольше. Вика не понимала, откуда эти ужасные мысли. Они казались ей грязными и порочными. Она пыталась скорее прогнать их из головы. Наверное, это последствие удара…

Павел помог ей выбраться, забрал с заднего сидения сумку и повернулся к Вике. Автомобиль мигнул фарами.

– Идемте.

Вика удивленно моргнула. Приходилось задирать голову, чтобы смотреть ему прямо в глаза. Господи, какой же он высокий. Не совсем соображая, что происходит, она невнятно спросила:

– Куда?

– Домой. Вы же здесь живете?

Он что, собрался провожать ее до квартиры?

– Здесь, но… – Ее снова накрыло волной паники и тошноты. – Я сама дойду. Спасибо… За… все. Что помог там… и… и привез… Спасибо, Паш… Я очень тебе благодарна, но… дальше я сама…

Лицо Павла снова оказалось в тени. Вика видела лишь темную щетину и его губы. Красивые, четко очерченные. У него был идеальный рот. И сейчас он кривился в злой улыбке.

– Все мои старания окажутся напрасны, если вы свалитесь по дороге и пробьете голову о ступеньки.

Вика хотела ответить, что… Что-нибудь. Но он обнял ее за талию одной рукой, другой обхватил ее холодную ладонь и повел к старому забору. По-хозяйки, будто бывал здесь каждый день, вынул из петли крючок и отворил калитку. Вике казалось, что скрип разнесся по всей улице. Ей почему-то ужасно не хотелось, чтобы соседи видели, что ее привез домой не муж. И не потому что могли пойти сплетни: молодой красивый мальчик на дорогой машине поздно вечером ведет ее домой… Ей было наплевать даже на собственный вид – а ведь разговоров, наверняка, будет на недели. Нет, все это не имело значения. Вика хотела сохранить встречу с Павлом в тайне. В секрете ото всех. Он был частичкой ее прошлого. Того, в котором жизнь казалась прекрасной, и все проблемы были по плечу. Прошлого, где ее только ждала встреча с Ромой, свадьба и месяцы пьяного счастья.

Вика очнулась от воспоминаний, когда они уже вошли в подъезд, освещенный одинокими лампочками. Боковым зрением она следила за Павлом – он казался здесь настолько чужим, инородным, словно пришедшим из другого мира. Молча, они поднялись на третий этаж.

– Где ключи? – Паша остановился посреди лестничной площадки, осматривая четыре абсолютно одинаковых двери.

– В сумке.

Не спрашивая разрешения, он открыл сумку и начал в ней копаться. Вика даже не подумала его остановить.

– Где они? – Паша ковырялся в ее вещах, создавая жуткий беспорядок. – Скотч? Зачем вам скотч? И линейка?

Вика пожала плечами:

– Я же учитель.

– Ну только если собрались заклеить рот какому-нибудь своему ученику. – В его голосе прозвучали странные нотки. А взгляд, которым он ее обвел с головы до ног, окатил Вику жаром.

И она вспомнила, как обещала заклеить ему и его дружку, Леше Савельеву, рот за излишнюю болтливость на уроке. Странно, что спустя столько лет он помнил.

– Не думала, что ты воспринял это так близко к сердцу.

Паша ухмыльнулся:

– Я просто вспомнил. – Одновременно он вытащил связку ключей. – Какая квартира?

Вика кивнула на дверь слева. Павел уверенно открыл замки. Вике оставалось только войти в темный узкий коридор. Из квартиры веяло теплом и уютом. Щелкнув выключателем, она развернулась и перегородила проход. Павел криво ухмыльнулся:

– Не пригласите?

Вика сжала губы. Она уже едва стояла на ногах.

– Нет, не приглашу. Я очень тебе благодарна за… за… – Она взглянула на его сбитые костяшки. – За помощь. Не знаю, что было бы, если бы не ты. Но…

– Я все понял. – Он зло сверкнул глазами и, наверное, только сейчас Вика поняла, насколько сильно он изменился.

У него была необычная внешность – восточные черты лица, смуглая кожа, волосы настолько черные, что приобретали синеватый отлив. И ни одной мягкой черты. Только странная злоба и напряжение. Первобытная дикость. Ярость. Вика не понимала, чем успела его так разозлить. Не отказом же впустить в квартиру? Он ведь должен понимать, что ей сейчас не до приема гостей, пусть он и спас ее от… изнасилования. Мысль о том, что если бы не Павел, она сейчас, возможно, так и лежала бы в тех сугробах, заставила Вику похолодеть.

– Просто я очень устала… У меня сил нет…

Паша шагнул к ней навстречу. Свет отражался в его зеленых глазах, и они казались до боли яркими.

– Я могу помочь.

– Не нужно, спасибо. Скоро приедет муж, он сделает все необходимое.

Она видела, как сжались его челюсти и проступили желваки. Он молча поставил ее сумку на тумбочку в прихожей и, не сказав ни слова, развернулся. Полы легкой почему-то расстегнутой куртки взвились сзади, словно вороньи крылья. Он сбежал по ступенькам вниз, исчезнув во тьме лестничных пролетов. Вика ощутила странный толчок в груди. В нее словно кто-то вселился, заставляя забыть о распахнутой двери и метнуться на кухню. Другая женщина руководила ее движениями и управляла телом. Дрожащими пальцами Вика отодвинула занавеску и выглянула в окно. Она успела как раз вовремя. Павел выскочил из подъезда и быстро подошел к машине. Света из редких горящих окон едва хватало, чтобы рассмотреть его слившуюся с темнотой фигуру. Словно почувствовав ее взгляд, он задумчиво поднял голову и посмотрел на дом. Вика отодвинулась, прячась за занавеской. Сердце бешено стучало, в ушах шумела кровь. Закусив губу, она наблюдала за тем, как Павел рассматривает окна. Секунды тянулись мучительно долго. Вике казалось, что кто-то выкачивает из нее кровь, чтобы с каждой каплей отмерять время, пока Павел стоит внизу. Почему он не уезжает? Чего ждет? Что она выглянет? Но зачем? Это же глупо. Наконец, мигнули фары, Павел открыл дверь и скрылся внутри длинного хищного, как и он сам автомобиля. Закусив губу, Вика следила, как автомобиль сдает назад. Мигнули стоп-сигналы, превращая снег в кровавое месиво. Вика вспомнила, с каким хладнокровием Павел очищал ладони. Она не разбиралась в подобных вещах, но что-то подсказывало: ему не впервой проливать кровь. Впрочем, ее это не касается. Достаточно того, что он спас ее – она в долгу перед ним до конца жизни. Но та, другая женщина, поселившаяся в ее теле и толкнувшая проследить за ним из окна, сходила с ума от любопытства. Другой до безумия важно было знать, как сложилась его жизнь за те десять с лишним лет, что они не виделись. Наверное, насильник слишком сильно приложил ее головой, раз ее одолевают настолько странные мысли. Ей нет никакого дела до жизни Павла. В своей бы разобраться. У него наверняка все складывается прекрасно. А вот у Вики – полнейшая неразбериха напополам с болью. Она занавесила окно, вернулась в прихожую и заперла распахнутую дверь. Теперь она под защитой тесной, но такой уютной квартирки. Их с Ромой маленькая крепость. Поскорей бы он вернулся. Вика поняла, что еще немного, и вновь расплачется. Ей было больно, страшно и до отвращения противно – почему все это происходит именно с ней? Вика стянула грязное пальто и испорченные ботинки и зашла в крошечную ванную. В зеркале отражалась незнакомка из фильма ужасов. Господи… Фиолетовые кровоподтеки, ссадины, успевшие покрыться коркой, заплывший глаз и распухшие губы. Вика разглядывала лицо чужой женщины, чувствуя, как в теле постепенно распускается цветок боли. Внутри словно раскрывались лепестки тугого бутона. Но вместо прекрасного аромата он распространял вокруг себя запах крови, холода и ночной улицы. Шипы впивались в мышцы и кожу, кололи иглами. Вика сняла одежду и швырнула в корзину для белья, сопротивляясь желанию сжечь любое напоминание о происшедшем. На плечах и руках уже проступили синяки. Можно было даже разглядеть отпечаток ладони. Пошатываясь, Вика забралась в ванну и включила душ. Водяные струи безжалостно ударили по сгусткам крови под кожей, и Вика застонала. Тело прошибли мучительные судороги. Только сейчас она начала осознавать, что с ней могло случиться. Как будто высшие силы смеялись над ней. Издевались, ставя эксперимент: сколько она еще сможет выдержать. Весть о невозможности иметь ребенка. Изнасилование в подворотне. Словно кто-то имел своей целью добить ее. Уничтожить. И почти добился своего. Смешиваясь с водой, по щекам потекли слезы. Почему-то они были ужасно горячими, обжигая и без того измученную кожу. Без сил Вика неуклюже опустилась на колени, свернувшись, как раковина древнего моллюска. Она пыталась, но не смогла подавить громкие рыдания, разрывающие горло. Корка на губах лопнула, и на белую эмаль упало несколько алых капель. Вика с остервенением принялась тереть лицо, размазывая выступающую сукровицу. Кожа онемела от боли и тупых горячих ударов душа. Вика пыталась оттереть с рук синяки, но добилась лишь того, что вокруг них растеклись уродливые алые пятна. Никаким мылом не смыть ту мерзость, которой она теперь оказалась покрыта.

Вика не знала, сколько так просидела. Вода равнодушно шумела, слезы давно иссякли, превратившись в беззвучные спазмы. Цветок боли полностью расцвел и завладел каждым сантиметром ее тела. Выключив душ, Вика с трудом выбралась из ванны и закуталась в пушистое полотенце. Когда она доковыляла до спальни, то вдруг поняла, насколько кругом тихо. Оглушительно тихо и страшно. Вика отбросила полотенце и надела старенькую ночнушку. Когда-то она купила ее, чтобы сделать сюрприз Роме. Молочно-белый шелк с матовым узором из веточек, кружево по подолу, едва прикрывающему бедра. Вместо бретелек – тонкие ленты. Вика представляла, как Рома, пораженный ее видом, будет медленно развязывать эти ленточки, как сорочка скользнет к талии, задержится на бедрах, а потом упадет на пол. Но Рома ее покупку не оценил. Вика до сих пор помнила ту их годовщину. Он пришел домой, едва взглянул на нее, быстро расправился с праздничным ужином, уставившись в телевизор и… ушел спать, заявив, что слишком устал, а отметить можно и в другой раз. Может, их отношения уже тогда начали покрываться отвратительной гнилью? Но она упорно продолжала надевать уже давно застиранную сорочку. Как будто цеплялась за глупую надежду, что однажды Рома заметит хоть что-нибудь.

Тишина сводила с ума. Вика забралась под одеяло, впервые жалея, что у них с Ромой не раздельные кровати. Ей нужны были покой и одиночество. Почему-то она боялась того момента, когда он зайдет в спальню, разденется и ляжет рядом. Матрас под ним просядет, кровать скрипнет. Вика почти ощутила ту боль, которую почувствует из-за этих движений. Она бездумно уставилась в потолок. В сумке остались лежать справки с бесконечными анализами, но ей уже не хватало сил достать их. Да и зачем? Чтобы в очередной раз увидеть то, о чем она знала много лет? Нужно отвлечься. Подумать о скучных привычных вещах. Например, о том, что завтра суббота, и ей дико повезло – ведь завтра она выходная в отличие от некоторых коллег. А значит, у нее есть целых два дня, чтобы собрать себя по частям, поставить заплатки и снова окунуться в привычную жизнь. Вика заставила себя закрыть глаза. Она даже зажмурилась. Боль пульсировала мелкими вспышками, будто кто-то пускал сквозь ее тело ток. Почему она не могла уснуть? Просто провалиться в темноту и ничего не видеть. Но в памяти тут же всплыл темный проулок, высокие сугробы и жуткая луковая вонь. Нельзя об этом думать. Надо было принять болеутоляющее. Но вставать, ковылять на кухню и искать таблетки нет сил. Беззубый насильник громко рассмеялся в ухо. Вика подскочила на кровати, испуганно оглядываясь. Сердце бешено стучало в груди, на коже выступила испарина. Дыхание с хрипом вырывалось из горла. Она одна. В тишине и тепле квартиры. Сюда никто не проберется. Он остался валяться грязной кучей у забора и больше для нее не опасен. Теперь с ней ничего не случится. Ничего. Вика повторяла про себя эти слова, свернувшись, как зародыш в утробе матери. Через пару минут она задремала.

Разбудил ее страшный грохот и невнятная ругань. Вика с трудом разлепила веки. Из кухни в крохотную спальню лился свет, который нещадно слепил глаза. В теле чувствовалась такая тяжесть, будто она была тем самым волком, которому вспороли живот и натолкали туда камней. Чтобы никогда не всплыл. Во рту пересохло. Лицо распухло еще больше. В районе ребер пульсировала тупая боль. На кухне снова что-то загрохотало и кажется разбилось. Господи! Ей просто нужна тишина. Тишина… Разве это так сложно?! Перекрывая поток света в спальню вошел Рома. Он продолжал ругаться и вдобавок шаркал ногами. И, наверное, чтобы добить ее окончательно, плюхнулся на кровать так, что старый матрас просел под его весом и Вика сползла на другую половину. Боль прошибла нутро, и Вика не смогла сдержать стон. Рома вздрогнул, снова сотрясая матрас и обернулся.

– Вик? Я тебя разбудил?

А кого он еще ожидал тут увидеть? Ей стоило огромных усилий открыть рот, облизнуть губы и выдавить:

– Нет…

– Почему тогда не встречаешь?

Вика попыталась переползти на свою сторону кровати, но боль накинулась на нее с новой силой. Сдержать очередной стон не получилось.

– Только давай без этого. Мне сейчас не до секса. Это у тебя завтра выходной. А мне тащиться на работу.

Вика хрипло рассмеялась. Лицо жгло, как огнем. Но она не могла сдержаться.

– У нас уже несколько месяцев нет секса. С чего ты решил, что я захочу его сейчас?

Рома неторопливо переодевался. Света из кухни хватало на то, чтобы разглядеть, как он расстегивает рубашку и снимает брюки.

– Ну, ты стонешь…

Вика не знала, что и сказать на это. Она хотела лишь одного: снова уснуть.

– Ты приготовила мне одежду на завтра? И завтрак. Что-то я в холодильнике ничего не увидел.

Пусть он замолчит, Господи, пожалуйста. Ей нужна тишина.

– Нет. Я. Ничего. Не приготовила.

– Вик, ну ты чего? Ты завтра будешь в постели валяться, а мне – пахать!

Вика неловко потянула одеяло на голову. Рома неожиданно включил ночник на тумбочке:

– Твою мать, Вика! Что с лицом?

Она зажмурилась то ли от света, то ли от его внимательного взгляда.

– Меня избили…

– Кто?!

– Вор…

– Какой еще вор?

– Меня пытались… ограбить… – Она не знала, почему врет про ограбление. Просто не могла себя заставить сказать правду.

– Нужно было ему все отдать! – Рома почему-то разозлился.

– У меня ничего не было…

– Ты обратилась в полицию?

– В таком состоянии? Ром, мне плохо, правда…

– Как он тебя еще не убил! Так он что-нибудь взял?

– Н-нет… Его… его спугнули… Машина мимо проехала…

– Ну, отлично! Спасибо твоему спасителю. Неизвестно чем все это закончилось бы. Ладно спи.

Вот и все. Никаких волнений и переживаний из-за ее травм. Вике даже стало смешно. Она вспомнила, с какой настойчивостью Павел предлагал отвезти ее в больницу. Почему она не призналась о том, кто именно ее спас? Она не знала ответа на этот вопрос. У нее никогда не было секретов от Ромы. Но сейчас… Сейчас почему-то хотелось сохранить в тайне все, что случилось в проулке. Сохранить в тайне хотелось именно Павла. А ведь благодаря именно его выходке она познакомилась с Ромой. Если бы он тогда не устроил погром в ее кабинете, если бы не ужасный инцидент с его отцом, она бы не оказалась в парке, не села бы на скамейку, и Рома, самый лучший в мире мужчина, ни за что бы не заметил ее. Вика всхлипнула и поспешила зажать рот рукой. Кажется, у нее начинается запоздалая истерика. Перед глазами почему-то возник не темный проулок, а ее первый кабинет. Вика даже не могла вспомнить фамилию того, второго, дружка Павла. Но тот день, оказывается, легко всплыл в памяти. Жуткий день и встреча, изменившая всю ее жизнь.

Рома повернулся спиной, почти мгновенно уснув, а Вика потеряла даже надежду на сон. Она неподвижно лежала на своей половине, пялясь в потолок. За окном проехала машина, и по стенам мазнули отсветы фар. Боль опять начала тупо пульсировать. Как будто кто-то бил по голове и одновременно натирал наждачкой лицо. У соседей снизу залаяла собака. Стекла зазвенели от порыва ветра. Вику начала бить дрожь. Сначала мелкая, неприятная, будто по телу бегали сотни насекомых. Потом застучали зубы, выступила испарина. По лбу лениво проползла капля пота. Вика содрогнулась от неприятного ощущения. Она повернулась к окну, снова сжалась, как крошечный эмбрион, и обняла себя руками. Проехал еще один автомобиль. Вика жадно следила за полосами света. Ей хотелось оказаться там, снаружи, в уезжающей прочь машине. Она остро чувствовала собственное одиночество. Не к кому обратиться. Некого просить о помощи. Некому даже рассказать о том, что с ней случилось. Глаза защипало от слез. Неужели идеальных семей не бывает, и даже самая сильная любовь заканчивается? Они с Ромой всегда были так счастливы, заботились друг о друге. Даже когда ругались или ссорились, Вика всегда шла мириться первой, чтобы они не тратили драгоценное время, сердясь друг на друга. По субботам она всегда готовила вкусный ужин, зажигала свечи и надевала красивое белье. Правда, их романтические вечера давно превратились просто в гору грязной посуды и «экономию электричества», как Рома называл ее желание зажигать свечи.

Куда делось все, что раньше их связывало? Только семья поддерживала ее, когда было сложно. А сложно было почти всегда. Вика не помнила, когда последний раз позволяла себе расслабиться и просто отдохнуть. Слезы все-таки вырвались наружу, потекли по разбитому лицу, оставляя влажные горящие дорожки. Наверное, она какой-то магнит для неприятностей. Все, что может случиться плохого, случается именно с ней. Но самое страшное то, что Рома, похоже, больше не любит ее. Он стал холоден и равнодушен. А ей хотелось его заботы, ласки, любви. Хотелось, чтобы он повернулся и прижал ее к себе поближе, обнимал и шептал на ухо, что все неприятности закончились. Может, она эгоистка и слишком многого просит? Да! Да, эгоистка! Ей нужно внимание мужа, нужно чувствовать себя защищенной и любимой. Неужели так сложно ей это дать? Или дело в том, что она делает что-то не так? Конечно! Скорее всего, именно в этом. Она где-то ошиблась. Нужно только понять где. Завтра она обязательно поговорит с ним. Открыто спросит, что ему в ней не нравится, в чем она ошибается. И постарается исправиться. От этого решения стало немного легче. Кажется, снова пошел снег. Вика видела лишь смутное мельтешение теней. Вспомнился яркий слепящий свет фар. Длинный мощный автомобиль, уютное тепло салона и невероятно приятный аромат туалетной воды. Это воспоминание успокоило. Ощущение защиты, которое она испытала, погрузившись в кожаное нутро, вернулось. Оно осело приятной тяжестью в конечностях и уменьшило боль. Вспоминая мягкое свечение приборной панели, Вика уснула.

Ее разбудил Рома. Он шумно собирался на работу, чем-то стучал, топал и ругался. Вика хотела встать и помочь ему, но поняла, что не может даже рукой пошевелить. У нее не было сил. Оставалось только снова закрыть глаза и претвориться спящей. Она ужасная жена. Нужно было заставить себя подняться, раз уж вчера не приготовила Роме одежду и завтрак. Но Вика продолжала молча лежать, затаив дыхание. Она просто лежала и ждала, когда он уйдет. Она станет примерной женой чуть позже. Когда боль уймется, а пока ей нужны тишина, покой и простор одинокой постели. Входная дверь наконец хлопнула. Вика выждала еще несколько минут, досчитала до ста, и когда стало ясно, что Рома не, вернется, откинула одеяло. Она лишь надеялась, что он ничего не забыл и не ворвется в квартиру, заставив ее искать галстук, носки или бог весть что еще. Но в квартире было тихо. Только оконные рамы поскрипывали под напором ветра. Заставляя свое тело работать, Вика с трудом перевернулась на живот и прижалась щекой к подушке. Ее тут же прострелила боль. Ребра, скулы, шея, затылок – больно было везде. Но вместе с тем – спокойно. Вика расслабилась, закрыла глаза, натянула на ноги одеяло и снова уснула…

Звонок в дверь напугал до дрожи. Мерзкая раздражающая трель выдернула ее из сна, заставляя сердце стучать чаще. Сбиваясь с дыхания, Вика пыталась сбросить с себя пелену сна. Во рту пересохло, губы обветрились и болели теперь не только от полученных вчера ударов, но и от мелких трещинок. А проклятый звонок все никак не унимался. Он звонил, звонил и звонил. В голове начала пульсировать настойчивая боль. На какое-то мгновение все смолкло. Но через несколько секунд раздался стук в дверь, сотрясший весь дом. Господи! Ну кого могло принести?! У нее не было ни друзей, ни знакомых, которые могли вот так запросто прийти в гости. Вся жизнь сосредоточена на Роме. Может, это он? Забыл ключи? Как он мог их забыть, если запер дверь?! О-о-ох… Стук стал еще громче и настойчивее. Если она не откроет, то неведомый гость точно сломает дверь. Вика попыталась встать. От боли перехватило дыхание. С трудом, но ей удалось выбраться из кровати. Держась за стены и все, что попадалось под руку, Вика проковыляла к двери. Та буквально сотрясалась под ударами кулаков. Похоже, кто-то решил попасть внутрь любой ценой. Нащупав очки, Вика водрузила их на нос и начала искать ключи. Они лежали под самым носом, возле сумки, но она, слепая курица, конечно их заметила не сразу. Дрожащими пальцами сжимая холодной металл, Вика принялась тыкать ключом в замочную скважину. С третьей попытки ей удалось вставить начала один ключ, затем – другой. Наверное, сначала стоило посмотреть в глазок. Но видимо после вчерашнего она совсем перестала соображать. От мысли о том, что снаружи может оказаться насильник, ее замутило. Он ведь не мог узнать, где она живет?! Не после того, что с ним стало. А вдруг?.. Вика поняла, что совершает огромную ошибку, открывая. Но с той стороны кто-то настойчиво дернул ручку и, устав дожидаться, распахнул дверь. Несколько секунд Вика была уверена, что у нее галлюцинации. Или она продолжает спать, а это странный сон. На пороге стоял Павел. Его волосы были аккуратно уложены, а в смоляных прядях блестели капельки талого снега. Снова куртка нараспашку, как будто ему совсем не было холодно. Брови напряженно сведены, щетина стала еще темнее и длиннее, делая его лицо смуглым и серьезным. В старом обшарпанном подъезде он казался чем-то экзотическим, не из этого мира и Вселенной. Вика была так удивлена снова видеть его, что не сразу заметила еще одного мужчину. Он осматривал ее внимательным взглядом за стеклами очков. Упитанный, с аккуратной седой бородкой и усами. Вылитый профессор… чего-нибудь. Вика так и стояла в дверном проеме, пока Павел не поднял с пола два огромных белых пакета и не шагнул ей навстречу. Ее обдало ароматом его туалетной воды, и Вика не смогла сдержаться – сделала глубокий вдох потрясающего свежего запаха. Как глоток свежего воздуха после пыли и затхлости.

– Я уже собрался дверь ломать. – Павел бесцеремонно шагнул в прихожую.

Профессор молча последовал за ним. Вика все никак не могла собраться с мыслями и сказать хоть что-нибудь. Она так и стояла, пока не почувствовала дуновение холодного воздуха из подъезда. Кожа покрылась мурашками. Она же практически голая! В тонкой сорочке, с жуткими синяками, а на голове, наверное, стог сена или воронье гнездо. Впрочем, какая разница. Единственный мужчина, которому она хотела нравиться, стал холоден и бесконечно далек. Вика в упор взглянула на Павла.

– Зачем ты пришел? – Голос охрип и сипел, но не утратил привычной учительской строгости.

Паша как ни в чем не бывало расшнуровал высокие ботинки, которые даже на вид казались безумно дорогими, и небрежно стащил их.

– Совесть замучила. Это Семен Владимирович. Врач.

Паша вновь подхватил пакеты и отправился на кухню так, словно бывал здесь сотню раз. Семен Владимирович тоже разулся и снял объемный пуховик. Он спокойно посмотрел на Вику:

– Где я могу вымыть руки?

Вика указала жестом на ванную и, когда доктор скрылся за дверью, повернулась к Павлу.

– Ты что устраиваешь?

Он вздернул брови, снял куртку и небрежно швырнул на тумбочку.

– Что не так? Вы не захотели ехать к врачу. Я привез его сюда.

Вика шагнула к нему ближе и ткнула пальцем в широкую грудь:

– Я благодарна тебе за помощь. Очень. Не знаю, что было бы, не окажись ты поблизости. Но больше мне помощь не нужна.

– Ну да… Я вижу. – Он сжал ее пальцы, а другой рукой осторожно убрал прядь, упавшую ей на глаза.

Вика отшатнулась и выдернула пальцы. Кожу странно покалывало в тех местах, где он ее касался. Павел снова нахмурился. Между широкими бровями залегли глубокие морщины. Сейчас он казался намного старше. И опаснее.

– Давайте я вас осмотрю, а потом уже решим, что делать. – Семен Владимирович вышел из ванной и теперь деловито копался модном портфеле. – Где мы можем расположиться?

Вика открыла рот, чтобы возразить: не нужны ей никакие осмотры, пусть оставят ее в покое! Но Павел жестко обхватил ее локоть и едва ли ни силком потащил в спальню. Заплетающимися ногами Вика прошлепала за ним. Как только Павел захлопнул дверь, она тут же попыталась выдернуть локоть из его хватки, а другой рукой толкнула в грудь.

– Что ты себе позволяешь?!

Паша навис над ней, прожигая кожу колючим зеленым взглядом. Вике казалось, что еще немного, и ее кости расплавятся. Сквозь зубы он гневно процедил:

– Хватит вести себя, как упрямая идиотка.

Вика не сразу нашлась, что ответить. Какого черта он распоряжается ею?! Вика еще раз толкнула Павла в грудь. На этот раз сильнее. Помимо воли она почувствовала твердость его мышц под мягкой тканью водолазки. Наверное, последствия удара на ней все же сказываются. О чем она думает?! И почему так хочется прикоснуться снова? Внутри разлилось странное чувство тепла. Вика заставила себя вспомнить, что происходит. Собрав последние силы, она постаралась представить, что общается с обнаглевшим учеником. Впрочем, так оно и было.

– Не смей со мной так разговаривать!

А что если Рома вернется раньше и застанет здесь посторонних? И что еще хуже – Павел ведь может проболтаться о том, что вчера произошло. Его нужно срочно выставить.

– Уходи немедленно.

Павел окинул ее взглядом, в котором причудливо смешались злость и насмешка.

– Что-то вы вчера не были такой смелой, Виктория Сергеевна.

Вика покачнулась. Перед глазами мелькнула темнота, в ушах зашумело. Пальцы ухватились за что-то мягкое и потянули. С удивлением Вика поняла, что сжимает в кулаке ткань Пашиной водолазки. Он грубо выругался и подхватил ее на руки. Вика хотела что-нибудь сказать, но язык заплетался и не слушался. А в Пашиных руках было так спокойно и уютно. Она чувствовала себя защищенной, окруженной со всех сторон каменной стеной. Он был твердым и горячим и так чудесно пах. Но она не должна вдыхать его аромат, потому что… Вика старалась вспомнить почему, но в голове было совершенно пусто. Мир вокруг казался смазанным и мутным, как улица за мокрым от дождя окном. Она же слишком устала. Устала готовить завтраки, обеды и ужины, гладить рубашки и брюки, пытаться сшить трещащую по швам семью. Хочется просто закрыть глаза и спать. Валяться в постели, пока не надоест. Ее желание исполнилось: Вика поняла, что лежит в кровати, когда старый матрас под ней просел, а чьи-то руки укрыли одеялом. Потом, как будто сквозь толщу воды, она услышала тихие встревоженные голоса. Чьи-то пальцы коснулись лица, надавили. Было больно и неприятно. Вика попыталась оттолкнуть чужие руки, но смогла лишь слабо дернуться. Снова послышались голоса. Ей казалось, что она бредет в тумане: вокруг только белая густая пелена, раздаются какие-то звуки, но их источник обнаружить невозможно. Может, это Рома? Он вернулся, увидел, как ей плохо и решил остаться? Конечно, это он, кто же еще?! Вика с трудом приоткрыла губы и тихо прошептала:

– Рома?..

Муж не ответил. Яркий свет ослепил глаза, и мелькнуло чье-то незнакомое лицо. Вика дернулась. Господи, неужели она снова оказалась в том переулке?! Фары, мужские пальцы. Она пыталась вырваться из цепкой хватки, но что-то мешало. Ноги запутались. Запахло лекарствами. Она в больнице? Врач снова скажет, что она не сможет иметь детей? Как пережить эти ужасные моменты заново? Вдвойне хуже от того, что Вика знает, чем они закончатся. Она выйдет от врача в очередной раз убитая ненавистными словами, дойдет до остановки, сядет в автобус, а после выбежит из него, заклеванная безжалостной толпой. В мрачной темной подворотне она поскользнется, и воняющий луком мужик схватит ее за локоть. Появится ли кто-то, чтобы остановить его? В тот раз ведь ему кто-то помешал. Но кто? Вика пыталась, но никак не могла вспомнить. Может, Рома все же придет? Он всегда приходил тогда, когда был больше всего нужен. Сейчас он ей необходим. Где же он? Запах лекарств усилился, забиваясь в ноздри, пропитывая кожу и волосы, одежду. Вика не хотела в больницу. Еще раз она не выдержит. Она попыталась позвать Рому, но собственный голос казался жутким скрипом старых петель. Белый туман вокруг клубился, расползался во все стороны. И Вика поняла, что тонет в нем.

Российская Империя. Времена правления Екатерины Великой

– С вами все хорошо, дорогая? – Зловонное дыхание мужа обдало щеку, и Меланья вздрогнула.

– Да, благодарю. Зябко. – Она говорила тихим спокойным голосом, изо всех сил стараясь скрыть, как отвратителен ей был вонючий боров, стоящий рядом.

– Я предупреждал вас, дорогая. Следовало одеться теплее – погода нынче переменчивая. Кто ж знал, что сегодня она преподнесет такой неприятный сюрприз?!

Меланья ничего не ответила. Ее уже начинало тошнить от вечного духа серы, исходящего от муженька. И этот его назидательный тон. Будто она была безмозглой дурой, и он уже устал пытаться вложить в ее голову хоть каплю ума. Неужели, у него совсем нет чувств? Он не нашел ничего лучшего на похоронах собственного сына, чем разговаривать о погоде и учить Меланью уму-разуму.

Казалось, еще немного, и она сорвется. Сотворит что-нибудь, что навсегда перечеркнет ее жизнь. Почти каждый день Меланья думала о том, чтобы лишить себя жизни. Сначала подобные мысли ужасали. Она ведь не единственная, кому выпал жребий несчастливого замужества. Терпели другие – потерпит и она. Не доставит жирному борову радости!

Но со временем мысли о смерти перестали пугать. Меланья с ужасом осознала, что всерьез планирует самоубийство. Она так устала…

Сегодняшняя ночь была одной из самых длинных. Пока муж, хрюкая и кряхтя, безуспешно пытался исполнить свой супружеский долг, Меланья предавалась греховным мыслям. В очередной раз она продумывала убийство. Но теперь не только свое. Долгие надсадные скрипы кровати были подобны пытке. Каждый раз, когда муж, сопя, тыкался между ее ног, кровать издавала жуткий мучительный стон. Меланья, закусив почти до крови губу, старалась сдерживать крики боли. Но выносить еще и этот звук, который словно тупой нож резал жилы, становилось невозможным. Уставившись невидимым взглядом в лепной потолок, Меланья представляла смерть. Сначала она разделается с мужем. Чтобы после ее смерти он не смог искорежить жизнь другой женщины. А потом уже наложит руки на себя – это единственный способ избежать пыток и суда за убийство мужа, приближенного самой императрицы.

Он сжимал мясистые пальцы на ее шее, лишая способности дышать, и проникал коротким отвратительным отростком в ее тело. Меланья же, широко распахнув глаза, воображала свои руки. Они покроются густой вишнево-черной кровью ее супруга. Она будет убивать его долго. Чтобы мучился и страдал, как мучается и страдает она. Он ответит кровью за каждый день их безобразного отвратительного брака, за то, что ей приходится терпеть, на что она обязана смотреть, не имея возможности ничего сделать…

Гроб гулко ударился о мерзлую землю. Меланья вздрогнула и пришла в себя. Ее переполняло отвращение к самой себе. Боже, когда она успела стать такой жестокой и… жалкой? Ненависть – это ведь грех? Но Меланью переполняла ненависть. К себе, к мужу, к его сыну, которого она ни раза не видела, и который погиб, обрекая ее каждую ночь терпеть муки, пока князь пытается зачать еще одного наследника. За что, Господи, за что ты наказал столь страшно?

Меланья тщетно пыталась вслушаться в монотонный бубнеж священника. Может, он способен дать ответ: почему именно на ее долю выпали эти испытания? Но кажется, отец Игнатий был безбожно пьян. Он странно покачивался, а его язык то и дело заплетался. Меланья бросила быстрый взгляд на мужа. Его, кажется, все вполне устраивало. Меланью вдруг посетила странная мысль: эти похороны походили на выступление ярморочных скоморохов. Единственного наследника князя Юрьева хоронили так, словно он был крепостным холопом. Ему даже не оказали заслуженных почестей. Меланья не была дворянкой, но даже она знала, что вице адмирала, доблестно сражавшегося с турками и взятого в плен, должны хоронить не так. Наверное, князь мстил сыну за смерть в плену. Мстил, подобной шутовской церемонией, пустым, грубо сколоченным гробом, пропитавшимся винными парами священником. И даже этот унылый погост тоже был част мести. Меланья буравила взглядом деревянный крест, который два дюжих крестьянина пытались установить над могилой. Она была зла на пасынка. Кому нужны его безумные геройства и подвиги?! Зачем он пошел на смерть? Неужели, плен лучше богатой сытой жизни?! Пытки, грязь, ужасы… На Меланью нахлынула новая волна отвращения к себе. Она злилась на него, ненавидела лишь по одной причине: своей смертью он обрек ее на каждодневные пытки. Теперь она вынуждена терпеть домогательства отвратительного существа, которого даже не могла назвать мужчиной. На щеку упала холодная слезинка. Меланья удивленно поднесла руку к щеке и стерла влагу, но на ее место тут же приземлилась следующая. Она плачет?

– Дождь пошел… Хорошего человека, значит, хороним. Раз даже небеса скорбят.

Евдокия Романовна Демидова, тетка ее мужа, задумчиво смотрела на крест. Ее сморщенное лицо было покрыто настолько толстым слоем пудры, что пожилая княгиня была похожа на призрак. Не иначе явилась за внучатым племянником, чтобы лично сопроводить на тот свет. Меланья с трудом подавила истеричный смешок. Боже, она лишь надеялась, что пасынок окажется в аду, где испытает те же мучения, которые она испытывала каждую ночь, лежа в кровати ненавистного мужа.

Глава II. Командировки

Над пропастью бездонною стоять

И чувствовать, что надо погибать,

И знать, что бегство больше невозможно.

(с) Аполлон Григорьев

Ветер настойчиво бился в окна. Стекла тревожно звенели под каждым ударом. Тупая боль волнами проходила по телу. А с кухни доносились аппетитные запахи. С трудом Вика вынырнула из сна. Она несколько раз моргнула, пытаясь стряхнуть остатки странных видений. Перед глазами проплывали мутные картинки. Звонок в дверь. Высокий и напряженный Павел на пороге. Какой-то мужчина рядом с ним. И страх… Жуткий отчаянный страх, что все повторится вновь. Вика нахмурилась и попыталась сесть в кровати. Комната поплыла в сторону. Вика наклонила голову, чтобы унять тошноту. Спутавшиеся волосы упали на лицо, и ей вдруг стало противно от самой себя. Ей ведь всего тридцать пять, а чувствует себя восьмидесятилетней развалюхой. Волосы грязные, на ладонях ссадины. Вика обняла себя за плечи и сжала и колени. В памяти всплывали обрывки сна. Кажется, она вновь очутилась в детстве. Комнатка на четверых. Темный мрачный особняк. Кованые ворота. Старые, пропахшие пылью шторы. Чернильные разводы на исцарапанных партах. Вика нахмурилась. Почему именно сейчас? Она старалась не думать о юности. Тогда казалось, что в жизни все будет легко и просто. Ночные вылазки в поисках призраков, посиделки с подружками, закутавшись в одеяло и дрожа от страха, прогулки по территории, тоже, конечно же ночные. Вика старалась не вспоминать прошлое. Тогда она была совершенно другой. Та Вика, нескладная, вечно мерзнущая девчонка, мечтала о вечной любви, приключениях и жизни, полной удивительных событий. Нынешняя Вика мечтает лишь о том, чтобы возродить умирающую семью. Та Вика вызывала с подружками духов умерших аристократов. Нынешняя вызывает в школу родителей. Та влипала в неприятности и постоянно сидела наказанная. Нынешняя наказывает сама, глубоко запрятав желание вновь совершить нечто безрассудное, опасное, рисковое. От воспоминаний задрожали руки, ладони укололо тысячами иголочек.

Интернат для одаренных детей, а на самом деле – для дочерей и сыновей профессоров и научных сотрудников запомнился как странное место. Вика до сих пор помнила то щемящее, едкое чувство одиночество, которое сопровождало ее повсюду, куда бы она ни пошла. Все проступки, которые она совершала, имели одну цель: привлечь внимание родителей, заставить их забрать ее. Но однажды она поняла, что этого не случится. Они не приедут, не заберут, не увезут ее. Только вот желание участвовать в проделках и сумасшедших затеях, зачинщицей которых она часто оказывалось, уже давно укоренилось в душе. Жажда пощекотать нервы съедала изнутри. И годы, которые раньше всегда казались потраченными впустую, теперь окрашивались в иные тона. Почему-то именно они сейчас воспринимались самым ярким и счастливым временем в ее жизни. Не десять лет с любимым мужем, а десять лет в интернате…

На кухне снова послышался какой-то шум, а в животе заурчало. Вика постаралась прогнать неожиданно нахлынувшие воспоминания о прошлом. Она выбралась из кровати и сделала несколько неуверенных шагов. Неужели Рома вернулся раньше и готовит? Последний раз, когда он пытался сделать что-то сам, то чуть не испортил духовку и извел кучу продуктов из-за двух бутербродов. Вика до сих пор помнила жуткую вонь. Гарью пахли кажется даже стены в квартире. Сейчас же ароматы были совершенно иными. Рот помимо воли наполнился слюной. Держась за стену, Вика вышла из спальни и прошла в тесную кухоньку.

Прямую спину и широкие плечи она узнала сразу. У плиты стоял Павел и сосредоточенно что-то перемешивал в сковороде. Вика замерла от удивления. Помимо воли ее взгляд скользнул ниже: ну узкие бедра и длинные ноги. Сердце забилось чуточку быстрее. Кровь ударила в голову. С силой зажмурившись, она резко распахнула глаза и встретилась взглядом с Павлом. В какой момент он обернулся. Вика сглотнула ком в горле, пытаясь вырваться из омута, в который ее затягивала насыщенная зелень радужки. Наверное, когда Бог создавал его, то задумал посмеяться над женщинами: смотрите, какой! Вам о таком только мечтать! Господи, что за мысли лезут в голову?!

Хриплым скрипучим голосом Вика выдавила:

– Почему ты до сих пор здесь?

Павел отвернулся и снова принялся размешивать содержимое сковороды. Пахло яичницей. До одури аппетитно.

– Кто-то же должен присмотреть за вами. У Семена Владимировича, увы, рабочий день в самом разгаре.

– Я не просила тебя приходить… – Вике не хватало воздуха. – И притаскивать какого-то врача.

Павел выключил плиту. Ловким движением он выгрузил на тарелку яичницу с помидорами. От яркой красно-желтой горки вверх поднимался парок. От голода живот скрутило спазмом.

– Считайте, что меня замучила совесть. – Он с ироничной улыбкой водрузил тарелку на стол, отвернулся и по-хозяйски полез в холодильник.

Достав оттуда незнакомую бутылку, плеснул в стакан яркий вишнево-алый сок. Вика сжала зубы.

– Откуда продукты?

Павел обернулся и пожал плечами:

– Все по рекомендации врача. Исключительно здоровая пища и натуральный сок. – Он небрежно кивнул на стакан. – Кстати, хорошая новость: сотрясения нет. Но обследоваться в больнице необходимо. Ушибы мазать этим. – Он пододвинул к Вике длинную коробочку с мазью. – Синяки исчезнут быстро, и болеть практически не будет. Вот здесь, – Павел указал на исписанный лист, – список всего, что нужно принимать. Таблетки тут. – Он поставил перед Викой небольшую темно-синюю сумку, которая, видимо, была аптечкой.

Боже, он даже лекарства ей принес! Купил продукты, приготовил обед. Вика с трудом вдохнула аппетитный аромат. В голове что-то замкнуло. Рома никогда о ней так не заботился. Ни разу. Даже в первые годы их брака. Так что тогда творит Павел?

– Чего ты добиваешься? Это какая-то месть за школу?

Он вздернул брови:

– Я не мог допустить, чтобы любимая учительница, которая столько от меня натерпелась, мучилась от боли.

Ирония в его голосе сорвала планку окончательно. Вика поняла, что задыхается.

– Уходи.

Павел непонимающе нахмурился. Вика облизнула потрескавшиеся губы:

– Вон!

– Вы сейчас решили пошутить?

– Немедленно убирайся из моего дома.

Темные брови Павла слились в одну линию. Внезапно он стал угрозой. Самой настоящей угрозой. От страха кожа покрылась мурашками.

– Нужно было прогнать меня вчера, когда этот уебок пытался вас изнасиловать! – Павел навис над Викой, заслоняя свет из окна.

Вику окатило темнотой. Она тонула в серо-зеленом водовороте. И все, что могла ощущать: потрясающий запах мужской туалетной воды. Что происходит?..

– Ты решил упрекать меня за то, что спас? Ты – жалкий, самовлюбленный мальчишка. Один хороший поступок, и ждешь… Ждешь… Выметайся!

Вика толкнула его в грудь. Пальцы столкнулись с твердыми напряженными мышцами, от которых исходил почти адский жар. Зачем она говорит все это?! Для чего?! Ведь это не так. Если бы не он… Но Вика уже не могла остановиться. У нее начиналась истерика. Хотелось кричать, выть, кусаться, как дикому зверьку, запустить ногти в его кожу и разодрать в кровь совершенное лицо.

– Извините, что потревожил, Виктория Сергеевна. – Павел отступил от нее на шаг и издевательски кивнул. – Оставляю вас дожидаться… Рому. – Павел буквально выплюнул имя ее мужа, развернулся и, схватив куртку, вылетел из квартиры. Господи! Господи! Господи! Что происходит?! И что она творит? Вика метнулась к окну и спряталась за занавеской. Павел пулей вылетел из подъезда. Он двигался как смерч, ураган, сметающий все, на своем пути. Вика сжала в кулаке занавеску. Павел не обернулся. Он исчез в салоне своей дорогущей машины. Мигнули фары и, взвив колесами снежную грязь, автомобиль рванул вперед по дороге так легко, словно и не было серой жижи, в которую превращались сугробы. Вика потянулась к стакану и, не отдавая себе отчета в том, что творит, швырнула его в стену. По кухне разлетелись сверкающие стеклянные осколки, а по обоям расплылось уродливое оранжевое пятно. Вика опустилась на колени и зажала ладонями уши, в которых до сих пор звучал низкий голос Павла. Почему с ней все это происходит? Почему?! Вика поняла, что беззвучно рыдает, лишь когда ощутила боль в распухшем лице. Кожу стягивало и жгло. Горло саднило. Хотелось закричать… Держась за стол, Вика поднялась на дрожащие ноги. Ее жизнь катится к чертям. В какой момент все вышло из-под контроля? Почему она не заметила, что что-то не так? А может, все так? В конце концов, ну что такого произошло? Нападение в темном переулке? Но она не единственная жертва в мире. Рома не бросился ей на помощь? Но ведь он столько работает, устал. Может же она сама о себе позаботиться? Но Вика не хотела заботиться о себе сама. Ей было так паршиво, что хотелось волком выть и крушить все вокруг. Он ее муж, черт возьми! Едва стоя на ногах, Вика добрела до телефона и дрожащими руками набрала Рому. Он ответил не сразу. Вика сбилась, считая бесконечные гудки. Ну чем, чем можно заниматься? Наконец, Рома ответил. Вика сразу поняла, что он раздражен и даже сердит.

– Вик, ну что такое? Я занят! – Он с такой злостью рявкнул два этих слова, что Вика вздрогнула.

Звенящим от боли и едва сдерживаемого напряжения голосом Вика выдавила:

– Мне плохо… Приезжай, пожалуйста.

– Вика… Я. Работаю. Мне некогда ездить туда-сюда. Вызови «Скорую»! И хватит беспокоить меня по пустякам.

Он отключился, а Вика медленно сползла на пол. По пустякам? Ее боль – это пустяк? Ее страх – это пустяк? Десять лет их жизни – тоже пустяк? Вика прижала колени к груди и обхватила руками. Выходит, для него она – ничего незначащий пустяк, который отвлекает и беспокоит. Громкая трель мобильного заставила вздрогнуть от неожиданности. Неужели, Рома? Понял, какие ужасные слова ей сказал и звонит, чтобы извиниться… И сказать, что обязательно сейчас приедет.

Вика схватила телефон, мельком взглянула на экран и нахмурилась. Звонил вовсе не Рома. Высветившийся номер был ей не знаком. В странном оцепенении Вика сидела на полу, смотрела на телефон и чего-то ждала. Звонящий не желал сдаваться. А она не хотела брать трубку. Но странное предчувствие, что этот звонок может изменить жизнь, заставило ответить… Вика коснулась пальцем экрана, прижала телефон к уху и неуверенно произнесла:

– Д-да?

Секундная пауза, и на том конце провода приятный женский голос удивленно спросил:

– Виктория Сергеевна? – Спросила так, будто до последнего сомневалась, что Вика ответит.

– Да. Это я.

– О-о… Здравствуйте! – В голосе незнакомки облегчение и… радость? – Вы меня не знаете. Я – Лена, сослуживица вашего мужа. – Она говорила быстро, торопясь, не давая Вике вставить и слова. – Вы, возможно, будете ругаться… Я ваш номер совершенно случайно подсмотрела у Иры – Роминой секретарши.

Вика изо всех сил пыталась переварить такой поток информации. Лена говорила очень быстро, словно боялась потерять мысль. Все, что Вика успела вставить:

– Очень приятно…

– О! И мне! Я вот почему звоню… Только не сердитесь, пожалуйста… Мы с мужем недавно переехали. И пришлось сына перевести в школу поближе. И оказалось, что вы там работаете… Не подумайте ничего такого… Я просто хотела с вами посоветоваться… Дети – сами понимаете…

Вика мало что понимала. Она с трудом соображала, мысли запутывались, становясь клубком склизких змей. Лена еще что-то говорила, а Вика пыталась справиться с внезапно нахлынувшей тошнотой. Голова кружилась, и пришлось привалиться к стене. Сквозь мутную пелену прорвался женский голос.

– …Так вы встретитесь со мной?..

Ох, с кем она должна встретиться? Вика нахмурилась и потерла лоб.

– Да-а-а… Встречусь…

– О! Чудесно! Завтра сможете? Просто, я бы не хотела приходить в школу… Леша не должен думать, что достаток родителей как-то отличает его от других детей…

Вика уперлась лбом в колени. Какой еще Леша?

– Ему и так тяжело после частной школы… Все совсем другое… Ну так что, завтра?

Вика коснулась распухшей щеки. Боль прошла мягкой волной до виска. Соображай же!

– Завтра я не смогу… Может, в понедельник?

– Да-да-да! Было бы чудесно! Во сколько вы сможете?

Вика попыталась вспомнить свое расписание.

– Часов в шесть подойдет?

– Да! Замечательно! В паре кварталах от школы есть кафе «Бисер». Может там встретимся?

Вика потерла висок, в котором пульсировала боль. Название было смутно знакомым, но она никак не могла вспомнить… Ах, да! «Бисер»! Умопомрачительно красивый фасад и неподъемные цены. Вряд ли ей хватит даже на чашечку кофе. Но любопытство и желание узнать, что там внутри, пересилили все здравые мысли и опасения.

– Да, хорошо. В шесть в «Бисере».

– Супер! Договорились! Если что, я позвоню еще.

Вика выдавила тихое:

– Хорошо.

– Тогда до понедельника. И спасибо огромное, что согласились встретиться со мной.

В голосе Лены слышалось столько энтузиазма, что Вика скривилась.

Она быстро попрощалась и отложила телефон в сторону, как будто оттуда могла появиться Лена собственной персоной. О разговоре и его причинах думать не хотелось. Голова была забита ватой, вперемешку с мыслями о Роме. И Паше… По коже пробежали мурашки, а зубы начали выбивать дрожь. Холодно и одиноко. Вика поднялась с пола. Что-то в ее жизни пошло не так. Она старалась выстроить уютный дом, создать крепкую семью. Но кажется, потерпела поражение. Осталась работа. На которой все тоже шло не очень гладко. Ее ученики занимали первые места в окружных и городских олимпиадах, и это злило коллег. А начальство нагружало всевозможной работой, оправдывая это тем, что у Вики нет детей, а значит, и свободного времени полно.

Вика не могла понять, как получилось, что она осталась в одиночестве. Десять лет она выстраивала семью с каким-то нездоровым энтузиазмом. Ей всегда казалось, что все зависит только от нее. Но видимо от нее не зависело ни черта. Вика поднялась с пола и огляделась по сторонам. Тишина. Мертвая вязкая тишина. Какое-то болото. Раньше ей всегда казалось, что здесь уютно, спокойно и надежно. А сейчас вдруг возникло странное ощущение обреченности. Как будто ее поглощала грязная жижа. Засасывала туда, где пусто, холодно и одиноко. И чем больше Вика сопротивлялась, тем быстрее ее утаскивало на дно. По коже прошел озноб. Наверное, она действительно умирала. Не физически, нет. Хотя для нее невозможность иметь детей и была смертью. Она умирала морально. Вика зашла на кухню. Ужасное пятно впиталось в обои. Нужно будет придумать, что сказать Роме. Ну вот, она уже планирует, как будет врать мужу. Ой, наплевать! Он отмахнулся от нее, оставив мучиться от боли и страха.

Аромат остывающей яичницы снова возбудил аппетит. Вика потянулась к тарелке. Сначала она хотела выбросить Пашину стряпню в мусорку. Но сейчас вдруг передумала. О ней никто так еще не заботился. Даже родители. Роме вообще не приходило в голу что-нибудь ей приготовить. Даже те злополучные бутерброды он делал для себя. Взяв из ящичка вилку, Вика села и осторожно зачерпнула желто-красную смесь. Медленно поднесла ко рту и коснулась языком яркого кусочка помидора. Она и сама не знала, чего ожидает. Что отравится и упадет замертво? Или… что ей понравится? Кажется, это было еще хуже, чем яд. Но любопытство, гадкая черта, сохранившаяся от прежней Вики, пересилило. Не давая себе опомниться и передумать, Вика обхватила вилку губами и поймала языком теплые кусочки еды. Она даже зажмурилась от удовольствия. Все еще теплая яичница таяла на языке, помидоры оказались сочными и мягкими. Веточки зелени приятно хрустели. Вика и сама не заметила, как очистила тарелку и потянулась за добавкой.

***

Какой-то нетерпеливый мудак позади начал сигналить, и я в бешенстве ударил по газам. Не знаю, что так вывело из себя. Обычно, я легко беру верх над эмоциями. Но тут… Хотелось смеяться над самим собой. А чего я ожидал? Что она бросится ко мне с объятиями и слезами? Что будет вечно благодарна и обратит наконец внимание? Да, наверное, чего-то в этом роде. Ну уж точно не того, что меня выставят из дома, как шелудивого пса.

К такому повороту событий я оказался не готов. Ладно тогда, десять лет назад, она вряд ли подозревала о моем существовании. Пока я не привлек ее внимание какой-то идиотской выходкой. Но сейчас… Я надеялся, что сейчас все будет по-другому. Нет, все так же. Все, мать вашу, еще хуже!

Я пропал, когда она впервые вошла в класс. Крошечная, в этих своих круглых очочках и белой блузке. Пиздец… Внутри все скрутилось в ебаный узел, который с каждым днем становился еще больше. Эта хрень меня не отпускает до сих пор. Виктория Сергеевна. Виктория. Вика…

Нет, для меня только Виктория Сергеевна. Это максимум, на что я могу рассчитывать. Викой она была только в моих мечтах, когда орала подо мной, срывая голос до хрипоты, пока я с остервенением вбивался в нее. А она расцарапывала мою спину в кровь. Так, что потом не заживало бы… Даже не знаю, в какой момент эти фантазии стали настолько реальны, что я почти верил. Каждый день, когда приходил к ней в кабинет, представлял, что сегодня ночью мы были вместе. Что ее уставший обессиленный вид из-за бешеного траха со мной. Но она меня не замечала. Готовилась к свадьбе с каким-то уродом, который оказался удачливее меня.

И продолжает не замечать. Столько лет после окончания я приходил в эту гребаную школу, общался с теми, с кем вовсе не хотел общаться, лишь бы знать: что происходит в ее жизни. Она же, вместо меня, выбрала себе какого-то Рому. Я его видел. Ебаный задрот, который решил отобрать то, что должно было принадлежать мне! Она шлялась ночью одна, в каком-то вшивом переулке, а потом, лежа без сознания, звала его. А что досталось мне? Очередная порция нотаций. Она до сих пор воспринимала меня как мальчишку.

Хотя, в этот раз мне, кажется, удалось вывести ее на эмоции. Хоть на какие-то! Грудь до сих пор жгло в том месте, где ее пальцы меня касались. Не знаю, как удержался, чтобы не завалить ее на пол и не отыметь прямо там. Внутри и сейчас все дрожало от напряжения. Такое ощущение, что взорвусь, если не прикоснусь к ней снова. Опустил окно, чтобы хоть чуть-чуть остыть. Шум улицы и ледяной воздух немного отрезвили. Если проведу еще несколько минут в машине, точно сойду с ума. Не помню, когда последний раз так рвался на работу. Там опять какие-то проблемы, которые теперь для меня, как подарок – может, хоть они позволят ненадолго отвлечься от мыслей о ней. Чертова Виктория Сергеевна, будь ты неладна!

Сложно выбросить ее из головы. После школы прошло десять лет, и все это время она постоянно маячила на задворках сознания. Теперь, когда увидел ее снова, понял, что напрасно пытался выгнать ее из разума. Она как болячка. Вирус, поселившийся в организме. Хуже. Еду, а перед глазами ее стройные ноги, длинные, обнаженные. Бедра, лишь едва прикрытые какой-то полупрозрачной белой штуковиной. Мысль о том, что в этом она ходит при муже, доконала. Я ощущал физическую боль. Мышцы сводило, когда понимал, что она принадлежит другому. Что его, а не меня, встречает в таком виде. Перед ним разгуливает почти голая. Обхватывает его бедра красивыми ногами. Это он может каждый день смотреть на нее, почти раздетую, любоваться тем, как ткань натягивается на груди, не скрывая темно-розовых ареол и набухших от холода сосков.

Впереди внезапно вырос фонарный столб. Каким-то чудом в последнюю минуту удалось свернуть. Ну что, Виктория Сергеевна, как вы отреагируете, когда на могильной плите напишут: «Нерадивый ученик. Погиб, мечтая о сиськах своей училки»? Может хоть тогда мне удастся получить от нее какую-то другую речь, отличную от наставлений, упреков и морали? Со своим муженьком она наверняка говорит другим тоном и даже не думает читать ему нотации. Я же так и остался для нее мальчишкой. Мальчишкой, твою мать!

Я все-таки во что-то въехал. Сшиб огромный бак, который с жутким грохотом врезался в заграждение. Какой козлина его тут поставил?! Чем дальше, тем больше меня охватывала злость на весь мир. На нее… За то, что до сих пор маячит перед глазами бледным призраком. Личный дьявол с ее лицом и голосом. Показывает, что есть у другого и чем я никогда не смогу обладать.

Наконец, здание офиса. Сам не ожидал, что вздохну с таким облегчением. Может хоть здесь мысли о Вике перестанут преследовать, и получится ненадолго ее забыть?! Достаточно будет и пары часов без постоянного ее присутствия в моей голове.

Офис встретил строительными лесами, километрами пленки и облаком сероватой пыли. Она смешалась с воздухом, став его частью. Все находящиеся здесь дышали ею. Она оседала на волосах, въедалась в кожу. Мне кажется, мы уже все провонялись старой штукатуркой.

– Ты чего так долго?

Ваня, прораб, выбрался из крошечной каморки, где расположился наш кабинет. Он был одним из лучших специалистов, каких только можно найти. Но имел один недостаток: любил лезть в чужие дела. В мои, в том числе. Переступая через горы мусора и куски отколотой штукатурки, я добрался до него:

– Были важные дела.

– У нас тут проблема нарисовалась, между прочим.

Видимо, мне придется весь день выслушивать нравоучения. Сначала от Вики, теперь от Вани. Нужно было куда-то выместить всю накопившуюся злость. Например, на него.

– Ну так реши ее. Именно для этого ты здесь.

Я до сих бесился из-за своего идиотского поступка. Зачем поехал к ней? На что надеялся?.. Пнув ногой растянувшийся змеей провод, я направился в каморку.

– На нашу голову активизировались какие-то борцы за культурное наследие города.

– Чего хотят? – Я распахнул дверь нашего «кабинета» и шагнул внутрь.

Стены, пол и даже потолок – все было закрыто защитной пленкой. Стоящий посередине стол, заваленный бумагами и еще черт знает чем, выглядел здесь очень странно. Ваня не отставал.

– Ну как же?! Сохранить это самое наследие. – Ваня помахал руками. В этот момент он до странного напоминал пингвина, пытающегося взлететь.

Наверное, понял, что я не совсем догоняю, о каком именно наследии идет речь.

– Поместье, Пашенька. Поместье! Они уже завалили администрацию гневными писульками и жалобами.

А вот это уже хуже.

– У нас же договоренность с ними. Все давно решено.

– Да… Но на нас собираются натравить журналюг. И вроде кто-то решил накропать статью в местную газетенку. И какому-то правдолюбивому хрену очень не понравилось, что мы отказались от экскурсионной программы.

Блядь! Ну, начинается. Просто слов нет. Что я унаследовал от отца, так это дебильное упрямство. Если в голове поселялась какая-то мысль, то она превращалась в навязчивую идею, пока я не добивался желанной цели. Отец хотел построить офис в этом затхлом городишке. Офис, в котором можно было запугать конкурентов до смерти и устроить партнерам отдых мечты с баром, сауной и комнатами отдыха. Когда я увидел поместье, то понял, что офис должен быть именно здесь. Я хотел только это место и собирался получить его всеми правдами и неправдами. Не знаю, что такого особенного было в старых стенах. Но тут даже дышалось как-то иначе. Я знал, что мне нужно это здание, хотя оно и не подходило к задумке отца. Не совсем удачная планировка, сравнительно небольшая площадь и куча проблем с администрацией. Но оно того стоило. Когда все документы были подписаны, я наконец почувствовал… Даже не знаю, как назвать это странное ощущение. У меня появлялись цели. Как только я добивался того, чего хотел, то возникала новая цель. И так по кругу. Единственное, чего я так и не смог получить – женщина. Одна-единственная женщина. С семнадцати лет цель превратилась в жажду. В одержимость. Но когда я приобрел поместье, мне показалось, что я стал на шаг ближе к Вике. Не знаю, как это взаимосвязано. Я действительно схожу с ума, превращаясь в чокнутого безумца.

– Так что будем делать? – Иван напомнил о себе.

– Найдешь каких-нибудь старух, заплатишь и выдашь каждой речь о том, каким чудесным и полезным делом мы здесь занимаемся. Пусть учат наизусть. Киру Николаевну предупредишь, чтобы написала всем тексты. Она умеет. И обязательно проследи, чтобы интервью давали именно наши. И никакой отсебятины. Понял?

– Да.

– Дальше. Проработаешь журналиста. Только аккуратно, Вань. А ни как в прошлый раз. Мне тут проблемы не нужны. Если можно перекупить, перекупишь. Если нет, организуешь другую статью. По старой схеме. Снимки того, как здесь было убого до нас, и как чудесно стало с нами.

– Будет сделано, Паш. А со школьниками что делать?

– С какими еще школьниками?

– Ну с теми, которые на экскурсию сюда намылились?

– Так организуй им эту экскурсию! Протащи по всему поместью, покажи, как тут интересно и замечательно. Пусть Кира Николаевна нароет каких-нибудь кровавых легенд. Что-то же кровавое здесь происходило?

– Вроде все тихо-мирно было… – Ваня растерянно пожал плечами. Иногда хотелось всадить ему кулак в челюсть, чтобы быстрее соображал.

– Так придумать надо, Вань!

– Я по этой части не очень…

– Ты идиот? – От желания с кем-нибудь сцепиться кровь начала бурлить в венах. Мне уже физически необходима драка. Насилие.

Последние лет пять такое случалось не часто. Но сейчас контроль летел к чертям. И я знал, в чем причина. В ком. Нельзя о ней думать. Нельзя.

– Твое дело – проконтролировать. Донести до Киры Николаевны мои слова и проконтролировать. Устрой «деткам» праздник по нашей обычной программе.

– Аниматоры и закуска? – Иногда его идиотизм переходил все границы.

– Просто пойди и передай все, что я тебе сказал, Кире Николаевне. Слово в слово, мать твою!

– Ладно, понял.

Он вышел, наконец, оставив меня одного. Жуткая серая пыль пробралась даже сюда. Как будто стоишь в тумане. Хотелось что-нибудь сломать. Кого-нибудь изувечить… Я пытался взять себя в руки, обрести потерянный контроль, но воспоминания о вчерашнем мешали. Проблема была в том, что я прекрасно понимал, в чем причина новой вспышки гнева.

Этой ночью я почти не спал. Не мог. После того, как вернулся к себе от Вики, все полетело в дерьмо. Перед глазами все время стояла она. То пустой переулок, то вонючий уебок, напавший на нее, то ее пустой затравленный взгляд, когда она смотрела на меня. Можно было напиться, но от спиртного меня воротит. Отправиться в клуб и снять какую-нибудь шлюшку? Я просто знал, что у меня не встанет на нее. В двадцать восемь хреновых лет у меня вставал через раз. И то, если удавалось сосредоточиться и представить на месте очередной девки Вику.

И вот когда я купаюсь во всем этом дерьме, появляется она. За десять лет между нами было все – в моей голове. Когда она меня даже не узнала… Я чувствовал себя преданным. Будто она мне изменила с кем-то, наплевав на «прожитые годы». Я точно чокнулся.

***

– Слушай, я сегодня чуть не сдох. Ужасный день. – Рома вошел в прихожую и скинул обувь. – А ты так и не сходила в больницу? Синяки жуткие.

Рома шагнул к ней и нежно провел пальцем по распухшей щеке. Вика закрыла глаза, прижалась чувствительной кожей к холодной ладони и… не ощутила ничего, кроме отвращения. К нему. И к самой себе. Как будто дотронулась дь змеи. Наверное, ей все-таки повредили голову. Она ведь так хотела его нежности, ласки, заботы! А получив… Стоп! А что она получила?! Она и так знает, что «синяки жуткие». И про «ужасный день» слышала тысячу раз.

– У меня был не лучше.

– Что? – Рома непонимающе уставился на нее. Словно удивился, что она умеет говорить.

– Мой день. – Вика вздернула брови. – Он не лучше, чем твой.

– Вик, не начинай, а? – Рома снял верхнюю одежду и ушел в ванную. Его голос перекрыл шум воды. – Не надо вымещать свое дурное настроение на мне.

Вика постояла, глядя в закрывшуюся за ним дверь, а потом развернулась и медленно побрела в комнату. Она снова легла и укуталась в одеяло. Голова начинала нестерпимо болеть. Ей нужно совсем немного времени. Сутки или двое, чтобы прийти в норму. А потом она обязательно решит, что делать с их отношениями. С их семьей…

– Вик, ну ты где? Вика-а-а!

Вика вдруг поняла, что Ромин голос ее раздражает. Он не приносит больше того спокойствия и уверенности, которые она чувствовала прежде. Да и чувствовала ли?

– Вик, ты чего молчишь? – Он вошел в комнату. – Уснула, что ли?

Вика, молча, помотала головой и обняла себя руками. Почему-то было холодно.

– Вижу, что не спишь. Ладно, полежи. После такого нужно отдохнуть.

Он вышел из спальни и тут же начал греметь посудой на кухне. Вика закрыла глаза, пытаясь представить, что это лязгает оружие двух сражающихся насмерть воинов. Она видела дикого воина с раскрашенным лицом. Видела, как он нападает на крошечное поселение. Его топор не знает пощады. Волосы и одежда пропитаны кровью защитников деревни. Вика начала погружаться в сон, убаюканная собственными фантазиями.

– Вик, что-то я не понял: ты всю яичницу съела и ничего мне не оставила?

Голос Ромы ворвался в ее сновидение, разрушая красивую иллюзию. Вика изо всех сил пыталась удержать видение, в котором иноземный захватчик брал в плен прекрасную девушку с черными, как смоль волосами, и алыми губами. Кем она была? Первой красавицей? Или местной ведьмой, живущей на отшибе? Рома не дал ей этого узнать:

– Ты еще и в магазин успела смотаться? Слушай, а натуральный сок не слишком дорогой? И где ты взяла клубнику? Я понимаю, тебе плохо, но без нее вполне можно было обойтись. Так что с моей яичницей?

Вика натянула одеяло на голову:

– Эта яичница была для меня, а не для тебя. И я все съела.

– Ну, охренительно просто! А мне что есть теперь?!

Она сжалась в комок, превратившись в эмбрион. Может, хоть так удастся сохранить ускользающее тепло?

– Можешь съесть клубнику. И запить натуральным соком. – В ее голосе, даже слабом и охрипшем, слышался сарказм.

– Вик, я все понимаю. Но борзеть не надо! Я пашу не для того, чтобы ты все спускала на херову клубнику. Вдобавок еще и голодным должен ходить.

Она не выдержала. Просто не выдержала. Резко села и закричала, срывая голос:

– Так приготовь что-нибудь! Я устала! Меня избили! Ты понимаешь?!

– Вик, прости…

Рома приблизился к кровати и опустился на колени, сжав ее ладони в своих.

– Ну прости, слышишь? Я просто устал…

Вика выдернула руки и стерла горячие безумно соленые слезы.

– Уйди.

– Вик…

Она снова сорвалась на крик:

– Оставь меня!

Он встал с колен и быстро вышел. И Вика вдруг осознала, что впервые в жизни чувствует себя свободно. Как будто все ежедневные проблемы немного отступили, дав ей краткую передышку. Она снова спряталась под одеяло, как будто оно было волшебным и спасало от всего плохого. Укрывшись с головой, она наблюдала за тем, как пролетают снежинки за окном. Тени от них скользили по стеклу, перебегали на стены. Казалось, что это вращается блестящий диско-шар. Вика медленно закрыла глаза. Почему-то ей казалось, что она снова в интернате. Вспомнились самые ужасные соседки на свете, с которыми Вика совершила бессчетное количество проделок. Совершенно неуправляемая Кристина, готовая на любое безрассудство. Модница и любительница косметики – яркая Лена. Заводила Света, способная уболтать и втянуть в авантюру даже праведника. Казалось, что они снова все вместе и просто затаились в предвкушении очередного приключения. Сейчас комендантша завершит обход, они выждут еще минут двадцать, выберутся из своих кроватей и отправятся на поиски призраков, пропавших драгоценностей и проблем. Вика мечтательно улыбнулась. Прожить бы эти годы еще раз…

Она проснулась среди ночи от жуткой боли в спине. Половина тела затекла. Да и лежала она в страшно неудобной позе. Под щекой вместо мягкой подушки оказалось нечто твердое и угловатое, в грудь что-то упиралось. Вика медленно открыла глаза. Она не сразу поняла, что лежит в Роминых объятиях, прижимаясь щекой к его плечу, а грудью к боку. Неужели во сне перебралась к нему? Вика попыталась отодвинуться, но Ромин голос ее остановил. Наверное, все это время он не спал.