Ребусы жизни, или Шарада для любимого

Накупавшись и нанырявшись вволю, мы, усталые и веселые, растянулись с Костей на подстилке на песочке. Маргошу я отправила в тенек. Собаке нельзя перегреваться на солнце. Сама же растянулась под жаркими лучами. Ветерок нежно обдувал обнаженное тело, солнышко ласково припекало, меня разморило, ночь, ведь, почти не спала. И я провалилась в сон.

И снится мне, что стою я с Маргошей ночью на берегу реки. Луна ярко светит, и луч стрелой протянул золотую дорожку по воде от одного берега до другого. И по той лунной дорожке идет Леша. Я, вроде, тоже иду за ним, но не приближаюсь. Леша поворачивает голову ко мне и машет рукой, как бы зовет меня следовать за ним. И тут все пропало, и я вижу опять себя и Марго, но уже на другом берегу реки. Буд то у Марго густые волосы и я расчесываю их и заплетаю в длинную и толстую косу. Ей это не нравится, и она начинает меня лизать и говорить Костиным голосом:

— Муся, Мусенька, — слышу я и понимаю, что это голос Кости и звучит он наяву, а не во сне. — Просыпайся, нельзя так долго лежать под палящими лучами солнца. Можно обгореть.

Я приподняла голову и увидела подругу и Колю, лежащих рядом со мной на подстилке. Они тоже вслед за нами искупались в реке, и теперь грелись и отдыхали.

— Ребята, я так крепко заснула, что мне приснился сон. Я плела косу Марго. — И я рассказала все, что мне приснилось.

— Коса, это дорога, — изрек важно Коля. Можно подумать, он умеет читать сны.

— И Леша звал. Все, решено. Едем в Сухой Яр. — решительно сказала Дарья.

— Какой Яр, не вздумайте, — начал выступать Костя. — Вы что, не помните, что вам сказал опер Владимир Николаевич.

— Мы помним, что нам сказал твой мент. Но что ты предлагаешь, сидеть и ждать у моря погоды?

— Подождите еще. Может, у меня найдется свободное время, и я с вами поеду, — сказал Костя.

— Вот именно, что может, — съехидничала Дашка.

— Дашенька, зачем тебе вообще этот непутевый Леша, когда есть я, — надувшись от самодовольства, как индюк, изрек Коля, — и не нужно никуда ездить, лучше пойдем ко мне домой, музыку послушаем, шампанского выпьем.

— Что это за разговоры. Леша мой законный муж, мы с ним венчались. И я давала обет, что разделю с ним и радость и горе. Поэтому, в трудную минуту я его не покину, а наоборот, буду выручать. И не зли меня. Потому что, когда я злюсь, я много ем. А раз много ем, то толстею. От этого у меня портится настроение. А если у меня плохое настроение, то я готова рвать и метать, рвать и метать. Понятно?

— А как же «Механизм сперматозоида»? Что в нем говорится по этому поводу?

— Не знаю и знать не хочу. Мне мой внутренний голос подсказывает: не зря приснился этот сон Машке. Сам сказал, что в жизни ничего просто так не происходит. Это был указующий перст. И так долго проваландались. Давно нужно было на этот Сухой Яр заскочить и поинтересоваться, что там происходит. Все ждем чего-то.

— Ладно, Дашуль, не будем портить себе отдых. Завтра созвонимся и договоримся, как будет лучше, — говорила я ровным, тихим голосом, а сама подмигивала и корчила рожицы, как бы говоря, пусть успокоятся, а мы, все равно, сделаем по- своему.

Подруга хотела мне возразить, но, увидев, как я ей моргаю, она улыбнулась понимающе и замолчала. Дашка просто молодец. Все понимает с полуслова. Мне стоит только бровью пошевелить, и она уже знает, как нужно себя вести и что делать. Если бы мы с Дашкой играли в карты в паре на деньги, бедные были бы наши партнеры. Но, к сожалению, а, может и к счастью, мы в азартные игры не играем. Зато мы очень ловкие в других проделках. И я рассмеялась, вспомнив Марата и его голую задницу.

— Ты чего, — спросил меня Костя.

— Так, ничего, просто вспомнила, что, когда я занималась бальными танцами, у меня был партнером один парень. Звали его Саша Мамочкин, но, друзья, называли его Мамочка. Познакомилась я с ним в пионерском лагере. Мы были в одном отряде. Так вот, была у меня там подруга Валя. Очень красивая девочка. В свои пятнадцать лет она выглядела просто красавицей: тонкая талия, округлые бедра, высокая грудь. Лицо — Мадонны. Я, со своей спортивной фигурой, против нее, проигрывала очень. Все мальчишки за ней бегали. Не минуло это и Мамочку. Влюбился он в нее по уши. А подойти и сказать о своих чувствах стеснялся. Таким образом, я стала для него связующим звеном в их отношениях. Что-либо сказать, записочку передать — все через меня. Мы уже из пионерского лагеря уехали, школа началась, а он все за мной ходил, что бы я его провожала к Валентине.

Один раз, приплелся за мной и на занятия бальными танцами. Просидел все два часа, пока мы там танцевали. Потом провел меня домой. На следующие занятия опять пришел, и, так же, просидел и просмотрел все два часа. Потом еще раз, еще. Ходил недели три. Я, конечно, видя, как на меня смотрят, выделывалась очень. Выделывалась, выделывалась, и довыделывалась. В результате Мамочка забыл о своей Вале, влюбился в меня и стал моим партнером. Он очень хорошо танцевал, и мы начали делать быстрые успехи в бальной карьере. Нас, даже, по телевизору показывали. Так что я была первая телевизионная звезда в школе и в своем дворе.

После танцев, как настоящий джентльмен, он всегда меня провожал домой. И закрутился у нас любовный роман. Это был первый парень, который меня поцеловал по настоящему, как взрослый мужчина.

— А, почему ты об этом вспомнила именно сейчас, — спросил Костя.

— Мне просто интересно, как этот случай трактует Дашкин сперматозоид.

— Очень даже просто, — ответила подруга. — Этот случай доказывает, что цементом в отношениях мужчины и женщины является не любовь, не красота, а общее дело. Красота, как это ни прискорбно для нас девушек, со временем померкнет, у любви пропадет, к сожалению, чувство новизны. А, вот, общий интерес, общее дело, оно в данной ситуации выйдет на первый план. Доказано наукой, что те пары, у которых была совместная работа или совместный бизнес, подвержены разводам меньше, чем те, у которых был свой отдельный интерес в жизни. Вот так, друзья.

— Ну, что ж, придется мне осваивать науку живописи, — улыбнулся Костя.

— Или мне учиться ремонтировать холодильник, — парировала я в ответ.

— Ай, ай, ай, как плохо, — начал опять дразнится Костя, — как же ты жила до сих пор, если не умеешь чинить холодильник. Каждая женщина умеет это делать. — продолжал Костя, укладывая меня на подстилку и нежно целуя.

— А я не умею. Придется теперь тебе жить со мной, что бы у меня ничего не рвалось и не ломалось. — шептала я в ответ, забыв, что с нами Дашка и Коля.

— Эй, друзья, вы здесь не одни, — засмеялась подруга.

— А, может, и мы приляжем, — сразу бросился в атаку Коля.

— Не приляжем, а привстанем, пора по домам, — Дашка уже встала и начала собирать вещи, — смотрите, солнце зашло. Вечер наступает.

И точно, время пролетело незаметно. Начали сгущаться сумерки. Мы быстро убрали со стола, оделись и пошли на стоянку к своим машинам.

— А где твой автомобиль, — спросила я Костю, — как ты сюда доехал?

— Это сюрприз. Видишь вон тот мотоцикл, теперь он мой. — показывал Костя рукой на черную Хонду. Даже в сумерках ее никелированные детали отливали серебром.

— Ничего себе, он же стоит целое состояние.

— Не такое уж и целое. Друг мой уехал в Америку, а мне передал в наследство. Владей, сказал, пока я добрый. Вот я и владею. Летом покатаюсь, а зимой поставлю в гараж.

— Так ты настоящий байкер. Ну, садись на свой мотоцикл и езжай впереди меня. Будешь моим эскортом.

Мы попрощались с Дашей и Колей. Подруга на пальцах показала мне, что завтра с утра позвонит. Я ей моргнула в ответ, что все поняла, и наша колонна двинулась в путь. Впереди Костя на своей «Хонде» с развевающимся маленьким флажком на заднем сиденье, за ним я на своей «Куколке», за мной — Колин автомобиль. Впечатляющая процессия. К своему дому я подъехала, как особа королевской крови. Марго сидела на переднем сиденье с такой умной рожицей, словно она все понимала и была, по меньшей мере, принцессой.

За вечерней суетой незаметно прокралась ночь. Звезды зажгли свои фонарики на небе. Месяц желтой лепёшкой медленно выступил на темном фоне и осветил мне в окно спальни мириады звезд. Я уже лежала в постели и ждала Костю, который еще возился во дворе со своим мотоциклом.

— Что-то, ты, давно не читала мне своих стихов, — проговорил Костя, зайдя в комнату, — ты же знаешь, как они меня возбуждают. Я даже по ним стал скучать. Ну, скажи что-нибудь.

Я улыбнулась и произнесла:

— Ну, что должна тебе сказать?

Каких ты ищешь слов?

Ложись, быстрей ко мне в кровать.

Да здравствует любовь!

Уже поздно ночью, когда я стала засыпать, Костя меня спросил:

— Это ты серьезно сказала насчет того, что бы мы с тобой вместе жили? Или пошутила?

— А как ты бы хотел?

— Честно?

— Честно.

— Муся, я давно об этом думал. Мне очень хочется быть с тобой вместе, но я боялся тебе предложить. Не знал, как ты к этому отнесешься.

— Это можно расценивать, как предложение руки и сердца?

— Да.

— Но ты мне никогда не говорил, что любишь меня.

— Да разве не видно, как я тебя обожаю? Неужели нужно обязательно об этом говорить?

— Конечно. Как ты не понимаешь, мы, женщины, просто не можем жить без этих слов. Это, как нектар, как воздух, как вода, наконец. Нет ее — нет жизни.

— Ну, раз так, тогда — я тебя люблю.

— Не нужно делать мне одолжений.

— А я и не делаю. Просто, никому еще в своей жизни не говорил этих слов. И, честно сказать, немного смущен.

— Ты стесняешься своих чувств?

— Нет, просто, как тебе объяснить. Это такое личное, интимное, предназначено только тебе и больше никому. Я ясно выразился?

— Более чем. Ну, раз уж мы пошли на откровенность, то я хочу тебе сказать, что тоже тебя очень и очень люблю.

— Да, знаю я, могла бы и не говорить, — улыбался Костя в темноте.

— Интересно, откуда ты знаешь?

— А кто каждую ночь доказывает это в постели, я что ли?

— Ах, ты, паршивец, значит так ты расцениваешь мое отношение к тебе, — начала я нападать на Костю. Сон мой, как рукой сняло. Мы стали, шутя, барахтаться в кровати, кувыркаться. Марго, услышав нашу возню, была тут как тут. Запрыгнула на кровать, начала гавкать и покусывать нас за пятки.

— Послушай, Муся, — начал опять Костя, когда мы немного угомонились, — дай мне слово, что не поедешь с Дашей на этот хутор. Ты, ведь, знаешь, как это опасно.

— Ну, вот, опять Что за манера портить настроение. И, почему ты сейчас вспомнил об этом? Другого времени не было, что ли?

— Да, просто я тебя знаю. Если ты, что-то, задумала, то обязательно выполнишь.

— Если знаешь, зачем просишь?

— Я за тебя волнуюсь.

Видя, как Костя меня просил, я, конечно, дала ему обещание не ехать на хутор. Но, пальцы за спиной скрестила, потому что знала: обещание не выполню. Когда стоит вопрос выбора между подругой и парнем, девушка должна выбирать сторону любимого. Но, в данном случае, угрозы для Кости не было никакой. Наоборот, в помощи нуждалась Дашка. Я не могла оставить подругу в беде. Я знала точно и была уверена на сто процентов, что завтра будет сорвано темное покрывало с этой мутной истории.

Никогда не нужно строить планы заранее. Как правило, они не исполнятся. Я так надеялась, что с самого раннего утра мы, с Дашей, отправимся по своему важному делу в путь, но проснулась очень поздно. Да, и подруга не звонила. Наверное, то же спала без задних ног. Если подумать, ту ночь мы почти не ложились. День провели на воздухе и на воде. Вымотались так, что свалились, как убитые. Поэтому, когда я проснулась, на часах уже было двенадцать. Под боком мирно спала Марго, и мне не хотелось вылезать из кровати.

День был пасмурный. Дождик не капал, но тучи закрыли все небо. Птицы кое-как цвиринькали, ласточки летали низко над землей, жара немного спала, но все равно было душно. Где-то, вдалеке, тихонько грохотало. Воздух стоял такой плотной стеной, что можно было его резать ножом, как масло.

Я позвонила подруге. Дашка долго не брала трубку. Наконец, на десятом гудке послышался сонный голос:

— Алло.

— Дарья, ты что спишь, как сурок? — прокричала я в трубку. — Мы едем сегодня, или нет?

— А сколько время?

— Протри глаза, кулема, уже первый час. Пол дня проспали. Пока позавтракаем, пока соберемся, то ночь будет на дворе. Может, вообще не поедем? Погода портится. Кажется, дождь собирается.

— Нет, раз решили, надо ехать. И так уже столько времени протянули. Нужно, в конце концов, все выяснить, и расставить все точки над и.

— Хорошо, тогда собирайся поскорее. Поедем на моей машине. Я буду за рулем. В случае, если нужно будет быстро смыться, мне удобнее рулить на своей «Куколке».

— А, почему ты решила, что нам нужно будет от кого-то убегать.

— Обстоятельства бывают разные. А, так как я вожу машину лучше, чем ты, то разумнее будет, ехать на моей Тойоте.

— Ладно, уговорила. Тогда собирайся и заезжай за мной.

Я, как всегда, надела свой шпионский наряд: защитного цвета летние брючки, разрисованную, как у спецназовца, футболку, на голову повязала бандану. В рюкзак побросала несколько бутербродов, термос с кофе, и кое-какую еду для Марго. Не забыла про свой бинокль и фотоаппарат, несменные атрибуты профессионального сыщика. А, то, что я была уже настоящим знатоком сыскного дела, я в себе не сомневалась.

Через час мы, с Маргошей, были во дворе Дашкиного дома. Подруга, быстрым шагом, вышла из подъезда. Одета была Дашка в темные джинсы, темную футболку, волосы убраны в хвост. На лице черные очки. В руках у нее был небольшой сверток. Сев на заднее сиденье машины, она решительно скомандовала:

— Вперед, — и я тронулась с места.

— Что у тебя в руках, — спросила я Дашку.

— Лешины вещи.

— Для чего они нам?

— Дам Марго понюхать, она возьмет след и выведет нас на Лешу.

— А что в свертке?

— Лешкины кроссовки, трусы и майка.

— Ну, кроссовки, понятно, для чего. А, трусы с майкой, зачем взяла? Он же по земле ходит, а не ползает. — От Дашкиных приколов у меня сразу поднялось настроение, и наш вояж мне уже не казался таким уж пугающим.

— Что бы наверняка. Пусть уж обнюхает его запах с ног до головы, тогда точно не ошибется.

— Я, даже, не знаю, умеет ли Марго идти по следу, или нет. Я, ведь, ее этому не учила.

— Маргоша — собака умная. Все поймет и найдет. Я в нее верю. Правда, собачка ты наша любимая, следопыт ты наш великий, — говорила Даша ласковые слова Марго и нежно трепала ее по загривку. — Ты посмотри, какое у нее осмысленное лицо.

— Да, какое же это лицо, когда это морда, во-первых, а, во-вторых, у нее сейчас от твоих ласк выражение не умное, а дурацкое. — Маргоша, видя и слыша, что мы о ней говорим, совсем разомлела и стала улыбаться во всю свою пасть, так, как это умеют делать собаки.

— Главное, не перехвалить, — продолжала я, — а то у нас на нее надежды большие, а оправдаются они или нет, это еще вопрос.

Так, подшучивая над Марго, что бы снять напряжение от проделки, в которую ввязывались, мы выехали на трассу и рванули в северном направлении. Дорога в этот час была не очень загруженной, поэтому до развилки мы добрались во время, нигде не задерживаясь.

— Остановимся здесь и пойдем лесом, или еще проедем вдоль трассы, и будем искать въезд на хутор? — спросила я Дашу. Идти лесом совсем не хотелось, но еще больше не хотелось бродить в поисках другой дороги. Тем более, что мы понятия не имели, где искать и в каком направлении.

— Давай логически мыслить, — сказала подруга, — другой путь мы знаем? Нет. На поиски его пройдет немало времени. Пока найдем, ночь наступит, а нам надо действовать быстро и решительно. Поэтому, предлагаю спрятать машину где-нибудь в кустах и отправиться в путь. Страха никакого у нас нет, потому что с нами Марго. Она нас защитит. Я правильно излагаю?

— Более чем, — ответила я и стала разворачивать машину в сторону леса. Заехав немного в глубь чащи лесной, мы увидели приличные заросли какого-то кустарника.

— Вот, отличное место, что бы спрятать нашу машину, — сказала Даша, — давайте выгружаться.

Я заехала за куст, что бы со стороны дороги нас не было видно. Мы вышли из машины, взяли свои вещи и поставили сигнализацию.

— Все, с Богом, — глубоко вздохнув, произнесли мы с Дашкой, перекрестились, и двинулись из леса в сторону трассы.

Что бы добраться на хутор, нужно было пройти автомагистраль, потом небольшое поле зверобоя, перейти узкоколейку и пройти лесом еще километров пять. Это нам сказала та женщина, из деревни.

Так мы и сделали. Прошли через трассу, нашли, довольно-таки, широкую тропинку и по ней пересекли и поле, и колею, и вошли в лес.

— Давай, дадим Марго понюхать Лешкины кроссовки. Может, он ходил этой дорогой, — предложила Даша.

— А, что, не плохая мысль. Маргоша, иди сюда, — позвала я свою собачку, зажала ей мордочку, и поднесла к носу Лешкины кроссовки.

— Нюхай, дорогая, хорошо нюхай, — уговаривала я Марго, тыкая в собачью мордочку Лешкину обувку.

— Дай ей еще трусы понюхать, — предлагала Дашка, вынимая вещи из пакета.

— Ты ее, таким образом, с пути собьешь. Она не будет знать, по каким признакам искать твоего Лешу. По половому, или по следу. Ты, еще, майку предложи, что бы она его подмышки обнюхала. Может, он где-нибудь здесь прилег на бок, подложив руку под голову, — издевалась я над Дашкиными идеями по поводу Лешкиного запаха.

Марго же, не обращая на нашу перепалку внимания, понюхала кроссовки и резво побежала по тропинке в глубь леса. Она неслась трусцой, опустив голову вниз и что-то вынюхивая на земле.

— След, она взяла след! — Закричала Дашка. — Молодец, Маргоша, ищи, ищи, моя умница. Вот видишь, интуиция меня не обманула, — продолжала говорить мне подруга, хватая меня за руку, что бы я быстрее бежала за ними.

Так, в таком порядке, сначала Марго, за ней Дашка, за Дашкой я, мы неслись, как угорелые по тропинке, не обращая внимания на красоты леса, на пение птиц, на воздух, который каким-то чудесным хороводом окружал нас.

Тропинка начала сужаться, и, со временем, превратилась в узенькую тропку, по которой можно было пройти только одному человеку. Заросли окружили нас со всех сторон: упавшие деревья, разросшиеся кусты папоротника, трава с рост человека. Просто какие-то дебри. Мы уже не бежали, а с опаской медленно пробирались сквозь этот пейзаж, созданный великим зодчим — природой. Ко всему прочему, под ногами появился мох, стало хлюпать и зажужжали комары над ухом.

— Премся в какое-то болото, — констатировала подруга, — в трясину не попасть бы.

— Комары, как истребители, атакуют со всех сторон. Съедят живьем. Ты посмотри, какие колированные, гады, — продолжала я с остервенением размахивая руками и, шлепая себя по лицу. — Надо побрызгаться хотя бы аэрозолем от пота. Может этот запах отобьет у них аппетит?

— Ты что, ни в коем случае. Этот запах может отбить нюх у Марго. Пока не найдем хутор Сухой Яр, прости Господи, назвал же кто-то это болото таким названием, будем терпеть.

Так, переговариваясь и пробираясь сквозь заросли, мы, наконец, вышли на опушку, у края которой нас ждала Марго. Она как будто знала, что дальше бежать нельзя. Лес закончился, и перед нами открылась поляна, на которой вдалеке стоял не большой деревянный дом с красной черепицей. Ясно было, что крышу перекрыли совсем недавно. Рядом находились постройки в виде сараев. Чуть дальше протекала маленькая река.

— Нас видно, как на ладони, — прошептала я, и скомандовала, — быстро прячься.

Дашка с Марго нырнули в кусты, я следом за ними.

— Надо сначала осмотреться, — продолжала я шепотом, прикладывая бинокль к глазам. Моему взору открылась большая поляна рядом с домом, отгороженная деревянным забором в виде поперечных, редко висящих балок. В этом загоне гуляли две лошади черной и коричневой масти. Сразу было видно, что это очень породистые и, наверняка, дорогие животные. Они мирно щипали травку и чувствовали себя в безопасности.

— Откуда здесь, в этом убогом месте, такое чудо?

— О каком чуде ты говоришь, — тоже шепотом спросила Даша, — дай я посмотрю.

Я протянула бинокль подруге.

— Ну, лошади, ну и что? Что в этом такого интересного?

— Ты не понимаешь. Эти лошади стоят больших денег. За ними нужен профессиональный уход. Может, их украли и держат здесь, что бы потом продать. Так, на хутор идти, пока, нельзя. Нужно посидеть в засаде и все тихонечко осмотреть. Соваться сейчас туда не стоит.

Пока я это говорила, зазвучала мобилка. Ее музыкальный звон прогремел, как гром среди ясного неба.

Вот, зараза, забыла поставить на тихий звонок. Убила бы того, кто придумал мобильные телефоны. Никакой личной жизни. И звонят всегда не вовремя.

— Да, — прошептала я в трубку.

— Ты где, — решительным голосом произнес Костя.

— Как всегда, в засаде.

— Где именно?

— На хуторе.

— Я же тебя просил, не появляться там. Ты мне дала обещание, Мария. Как это понимать?

— Костик, прости подлеца. Я не могла допустить, что бы Дашка поехала сюда одна. Ты не переживай. Мы будем действовать аккуратно. А ты, пока, не звони, а то твой трезвон и мертвого поднимет. А нам, сейчас, нужно сидеть тихо, как мышкам. О па, а это кто такие? — Произнесла я с удивлением, увидев в бинокль, как два черных «Бумера» заехали с противоположной от нас стороны во двор. Наверное, там и проходит другой въезд к этому поселению.

— Все, Костик, пока, мне с тобой сейчас некогда разговаривать, — быстро прошептала я в трубку и отключила телефон.

— Что ты увидела, — схватив меня за руку, спросила тихим голосом Дашка.

— Сейчас посмотрим, кто такие. Ба, это же наши местные криминальные авторитеты.

— Откуда ты их знаешь?

— Да, приезжали как-то ко мне домой. Пальцы веером. Просили, что бы я им сделала икону, как они выразились. Но, я такие картины не пишу. Предлагали не малые деньги, кстати.

— А что ты им сказала?

— Дала координаты нашего местного художника, который очень преуспел в этом направлении. Мастер с большой буквы. Мне до него не дорасти никогда. Большого таланта человек. Его, даже, наградили орденом за выдающиеся заслуги перед церковью.

— У него претензий к тебе не было?

— За что? Он выполнил их заказ и хорошо заработал. Какие претензии? Это мой старый приятель. Я ему оказала услугу. Может, появится случай, и он мне поможет с заказом. Кто знает. Друзьям надо помогать. Но вот, что они здесь делают?

— Дай посмотреть, — попросила Дашка, — хоть буду знать их в лицо.

Я протянула бинокль подруге. Она удобно устроилась и, только подняла руки к глазам, как, в порыве чего-то увиденного, рванулась из кустов.

— Ты куда, — успела схватить я за штанину Дашку, — с ума сошла. Ты хочешь, что бы нас с тобой прихлопнули, как мух и утопили, как того помещика?

— Там Лешка с ними.

— Ну, и что? Они ему руки заламывают?

_ Нет.

— Тогда, какого ты дергаешься. Сиди спокойно. Дай сюда бинокль. Сама посмотрю. Подумаю, как поступить.

Дашка отдала мне бинокль, и я увидела Лешу, мирно беседующего с мужчинами, одетыми во все черное. Просто гангстеры какие-то, подумала я. В такую жару надеть одежду черного цвета, нужно быть самоубийцей.

Хотя, если посмотреть, то жары никакой не было. Наоборот, продувал довольно-таки свежий ветерок. Уже темнело. Комары с новой силой стали атаковать наши открытые тела. Это, наверное, от нервов нас так кидает в пот, промелькнуло у меня в голове.

— Дашка, давай дезиком надушимся. Сил никаких нет, этих комаров терпеть. След уже не нужно брать. Лешка нашелся. И, вообще, надо перекусить и на сытый желудок хорошо все обдумать. А то, у меня от нервов аппетит разыгрался. В такой ситуации главное — силы и ясный ум.

— Давай, только без отрыва от производства. Будем кушать и следить за ними в бинокль.

— Хорошо, ты, пока, смотри, а я покормлю Марго и нам с тобой кофе налью в стаканчики, — пока я это произносила, слюнки у меня закапали, бутерброд запах такой вкуснятиной, что заурчало в животе. Я, сразу, вспомнила, как следила с Костей в парке за Лешей. И, как у нас тогда, тоже, разыгрался аппетит.

— Не, поняла, — вдруг произнесла Дашка с набитым бутербродом ртом, — какой-то ребенок обнимает моего Лешу.

— Дай, посмотрю. — Я увидела, как Леша наклонился и что-то сказал ребенку. Определить, мальчик это или девочка не было никакой возможности. Сейчас все дети ходят в трусиках и футболках. На голове панамка. — Может, это с ними приехал, — предположила я.

— Может быть, — задумчиво сказала подруга.

Подкрепившись бутербродами и кофе, я стала обдумывать сложившуюся ситуацию. То, что на этой ферме, так сказать, сейчас появляться нельзя, это было очевидно. Нужно дождаться, хотя бы, пока не уедут эти бандюки. Мы, ведь, не знаем, во что ввязался Лешка, и что его связывает с этими головорезами. Это раз. Два — дождаться темноты, что бы нас не было видно. Так легче действовать. Три, рассмотреть внимательно дом и все подходы к нему, на случай побега, или, каких- нибудь, других непредвиденных моментов.

Пока я раздумывала, стемнело. На хуторе стала затихать жизнь. Лошадей увели в конюшню. Тихо переговариваясь, хозяева и гости зашли в дом. Зажглись окна мягким светом. Застрекотали кузнечики, лягушки открыли свой оперный театр. С реки подул холодный ветер. Заморосил мелкий дождик. Стало сыро и промозгло. Не могу переносить холод. Моя кожа покрывается мелкими пупырышками, начинает труситься все тело и клацать зубы.

В потемневшем лесу сразу что-то заухало и зашуршало. У меня заклацали зубы уже не от холода, а от страха. От него же бросило в жар, и в ладонях зажегся огонь, будто я схватилась за горящую сковородку.

— Дождь какой-то затяжной, — дрожащим голосом заговорила Дашка, — будем сидеть в кустах и мокнуть, или начнем действовать.

— Подождем еще немного. Когда погаснут огни и все лягут спать, мы с тобой тихонечко проберемся в дом.

— Как это сделать? Мы же не невидимки какие-то.

— Я видела сбоку дома окно. К нему можно будет подобраться так, что собака нас не услышит. Ветер дует в другую сторону. Главное, проникнуть туда, где находится Леша. Нужно действовать очень тихо и хладнокровно, не теряя самообладания. Ты так сможешь?

— Ради Лешеньки я готова на любой риск. А, вдруг, его держат в подвале под замком?

— Не похоже. Те товарищи, которые приехали недавно, разговаривали с ним очень дружелюбно. Да, и Леша вел себя не как какой-то забитый трудяга, а, по крайней мере, как свободный работник. Может, он нанялся сюда на работу?

— Большая тайна здесь трудиться, — в Дашкином голосе прозвучали нотки ехидства. — Мог бы спокойно сказать, никто бы над ним не смеялся. Наоборот, надоел своим бездельем. Целыми днями только и знал, что чесать пятки.

— Ну, что ж, вытащим его отсюда, ты с ним сможешь поговорить откровенно. По душам. Расскажет, что за цирк он тут устроил. Никуда не денется, голубчик. Главное, что бы все получилось. А то в доме одни мужики. Ты видела их мышцы? Не кулаки, а кувалды. Я думала, что они уедут, а они остались ночевать. Видишь, какое непредвиденное обстоятельство.

— Все просчитать нельзя. Идеальных случаев не бывает. Надо просто быть готовым к таким поворотам.

— Ну, ничего, пробьемся. Там маленький ребенок. Не будут же они при нем нам с тобой руки заламывать.

Пока мы с Дашкой решали, будут нам руки крутить, или так, сразу прихлопнут, ночь окончательно вступила в свои права. В окнах погасли огни, и дом погрузился в ночную тишину. Было так темно, что я еле различала Дашкин силуэт. Маргошу ощущала по ее дыханию и теплому боку, которым она отиралась о мою ногу.

— Хоть бы луна вышла, что ли. А то можно ноги переломать по этим буеракам, — шептала за моей спиной Дашка, когда мы ползком пробирались к намеченному окну.

Что бы к нему добраться, нужно было пройти сквозь заросли какой-то травы с рост человека. То, что это была крапива, мы узнали уже поздно, когда нас обожгло огнем. Лицо и руки горели так, словно по ним прошлись раскаленным утюгом. Но мы выдерживали эти пытки в полном молчании, так как, вожделенное окно было совсем рядом.

Дашка перемахнула его с такой легкостью, что можно было подумать, она это делает каждый день. Ее длинные ноги перелетели через подоконник так, словно она переступила невысокий бордюр. Я же, сначала, передала подруге в руки Марго, затем сама распласталась на животе, словно старая жаба, и, тихонечко, что бы ничего не зазвенело в рюкзаке, сползла с окна на пол.

«Темно, хоть глаза выколи, — подумала я, — куда двигаться, что бы не загреметь каким-нибудь предметом. Включу-ка я фонарик на мобилке.» Сказано, сделано.

При свете луча мы увидели, что находимся в небольшой кухне, где возле стены стоят стол, табуретки и бак с питьевой водой. Двери в кухне не было, был просто проем, в который мы, крадучись, прошли в смежное помещение. Оно оказалось центральной большой комнатой, из которой были три выхода: два в другие маленькие комнаты, и один в коридор.

Где-то раздавался мощный храп, но нам он не мешал, так как нужно было, в скором порядке, найти Лешу.

В этой центральной комнате мы успели рассмотреть только кровать, стоящую у стены и мужчину, спавшего на ней. Кто это был, мы не увидели потому, что раздался скрип пружин в соседней комнате, и по полу зашлепали босые ноги. Очевидно, кто-то встал и шел в нашем направлении.

Не сговариваясь, как по команде, мы с Дашкой молниеносно, и как только у нас это получилось, сама удивляюсь, нырнули под кровать, прихватив с собою Марго, и затаились там, как мыши. От того, что я выключила фонарик, в глазах стало совсем темно, словно мы сидели в закрытой, без единого окна комнате. И, только по звуку босых ног поняли, что человек идет по направлению к кухне. Застучала крышка о бак с водой, и мы услышали, как кто-то шумно пьет воду.

— Похмеляется, наверное, — прошептал Дашкин голос у меня над ухом. — Вон, как перегаром потянуло.

Я дернула подругу за руку, что бы она молчала, не то нас вычислят в одно мгновение. Вдруг в кухне громко загремела опрокинутая крышка, попадали какие-то банки или стаканы. Сильно стукнул о пол табурет. Разобрать ничего нельзя было, потому что мужик орал благим матом и выражался нецензурной бранью. Мгновенно заскрипела над нашими головами кровать, и кто-то свесил ноги. Из соседней комнаты выбежали качки, а из коридора раздался знакомый голос майора Владимира Николаевича:

— Стоять, не двигаться всем, руки вверх!

И что совсем невероятно, я услышала голос своего Кости:

— Быстро говори, куда Марью дел, гад. Отвечай, не то руки повыдергиваю.

— Какая Марья, — кричал благим матом мужик, — ее, отродясь, здесь не было. — Ко всему прочему, мы с Дашкой услышали, как заплакал ребенок, и бабы Любы голос:

— Ты, что делаешь, ирод? Отпусти моего Ленчика, мерзавец.

И все это гремело и топало в темноте, пока кто-то не додумался зажечь свечу. Нашему с Дашкой взору открылась такая картина: Владимир Николаевич с пистолетом в руке держал на мушке авторитетов с поднятыми руками. Костя заламывал в каком-то приеме руки маленькому и тщедушному мужичонке, баба Люба в ночной рубашке с платком, накинутым на голые плечи, и голос Лешки, который уговаривал ребенка, что бы он не плакал.

— Ну, доча, не плачь. Дядя не хотел тебя напугать.

— Какая доча, — вдруг заорала Дашка из-под кровати. И все в немом удивлении и с открытыми ртами смотрели, как мы выползали на четвереньках из своего укрытия.

От радости, что вижу Костю, и, от того, что меня, в одно мгновение, отпустил страх, я громко засмеялась и кинулась любимому на шею. Костя сразу бросил мужика и крепко прижал меня к себе. Он так за меня держался, что можно было подумать, я находилась в заточении в замке. А он был моим рыцарем, победил дракона и освободил меня из плена. Я была на седьмом небе от радости и ощущала себя богиней. Чего нельзя было сказать о Дашке. Подруга, как ледяная статуя, замерла в немом вопросе.

Я повернулась и увидела Лешку, растрепанного и взъерошенного, словно нашкодивший воробей, и неземное, белокурое создание, которое крепко прижималось своим маленьким и дрожащим телом к Лешкиным рукам.

— Я жду объяснений, — холодным голосом произнесла Дарья.

— Так, я вижу, шо никакого криминала здесь нет, поэтому можете опустить руки, — встрял в разговор Владимир Николаевич, как всегда, шокая- а это, оказывается, сам собственной персоной Леонид Петрович Жуков по кличке Ленчик Жук.

— Это я, гражданин начальник. Что же заранее не предупредили, что заглянете на огонек. Вон, пушку с собой прихватили. Стыд какой. Что мы, бандиты, что ли, какие. Давно по законам живем. Ничего не нарушаем. А, что у нас свою дамочку нашли, так я к этому делу ни с какой стороны не приклеен. Откуда она здесь появилась, понятия не имею.

— Слушайте, народ. Раз уж вы так друг друга хорошо знаете, может, мы пойдем к себе в комнату и продолжим свой сон, который вы прервали, — влезли в разговор парни, которые, как потом выяснилось, оказались в этой ситуации совершенно случайно, — спать охота.

Я посмотрела на ребят, они стояли в одних плавках, переступая ногами по полу. У одного на руке была татуировка в виде креста со змеей. И на ней было написано: «Вот где тишь и нет конвоя».

— Идите, я потом с вами разбираться буду, каким боком вы здесь причастны, — на всякий случай, пригрозил Владимир Николаевич.

— Нет, ну ты посмотри, — говорил один качок другому, — что за невезение. Делаешь все по понятиям, а в какую-нибудь историю, все равно, вляпаешься.

— Говорил тебе, поехали домой. Так ты все: «Воздух, природа». Ну, что, надышался? — отвечал другой парень. — Теперь дергайся из за этих шалав.

Так, бурча и переговариваясь, парни пошли спать в свою комнату, а мы стояли и смотрели друг на друга: я на Дашку, Дашка — на Лешку с ребенком, баба Люба — на Ленчика, Ленчик на Костю. А Владимир Николаевич, подперев бока руками, на нас всех вместе взятых.

— Давайте, я ребенка уложу спать, — предложил Леша, — а вы на кухню пока пройдите. Баба Люба, накрой стол, пожалуйста. Гостей покормить надо.

— Это мы сейчас, это мы быстро, — засуетился хозяин, — Любава, где там наши пирожки и картошечка с мясом?

На столе появились огурчики, зелень, начатая бутылка водки. В нос ударил ароматный запах тушеной картошки с мясом. Запахло молодым чесноком. Мне сразу захотелось кушать так, как будто я год ни ела. Глянув на своих друзей, я увидела, что у них тоже потекли слюнки.

Не сговариваясь, мы, молча, сели за стол и принялись за еду. С полчаса не было произнесено ни одного слова. Слышен был только хруст молодых огурчиков да общее позвякивание вилок о тарелки. Наконец, насытившись, мы начали выяснять свои отношения все вместе, разом. Перебивая друг друга, и вставляя свои словечки.

Первой начала я:

— Костик, как ты догадался, что меня надо искать именно здесь, в этом доме? И зачем ты привел с собой Владимира Николаевича?

— Да я, как услышал, где ты находишься, да еще отключила трубку не вовремя и не отвечаешь на мои звонки, я просто за тебя испугался. Быстро сориентировался, позвонил Володе, и мы, как пули, примчались сюда. Было уже, правда, темно, но я все равно тебя увидел, как ты перелазила через окно в дом. Забыл тебе сказать, что у меня зрение в темноте, как у кошки. Так, что никакого труда отыскать тебя ночью мне не составит. А то, что Володю взял, правильно сделал. Вон, в какую компанию вы попали.

— На свою компанию посмотри, — вставила баба Люба, — мы ни к кому в окна не лазим. И под кроватью не прячемся, как некоторые, — добавила она, с намеком, глядя на Дашу.

— А что вы на меня указываете, — взорвалась подруга, — я, что ли ушла из дома без предупреждения? Я, что ли спряталась в этом болоте с урками какими-то?

— И чего это ты обзываешь моего хозяина уркой, — в ответ заорала баба Люба, — сама такая, раз от тебя муж ушел и не подумал, даже, тебя предупредить об этом. Что же ты за жена такая, раз не знаешь, где твой разлюбезный ходит и что делает? Задай себе вопрос, почему он тебе ничего не рассказал, что у него случилось в жизни?

Мы все повернулись в сторону Лешки, ожидая от него ответа. Он понуро сидел, опустив голову, и не поднимал на нас своих глаз. Плечи были опущены, и весь его вид говорил о том, что ему лучше провалиться под пол от стыда, чем перед нами оправдываться. Мне, почему-то, стало его очень жалко. Жалости же в Дашкиных глазах я не увидела совсем. Наоборот, они сверкали в сиянии свечи как два темных агата и искры из них, если бы это вообще было возможно, превратили бы сейчас Лешку в кучку пепла.

— Леша, познакомься, это мой любимый мужчина, — сказала я, что бы снять напряжение в нашем разговоре и расслабить всю нашу взъерошенную компанию.

— Константин, — Костя, улыбаясь, протянул руку, — а это мой родственник Владимир Николаевич. По своему рабочему статусу — опер. Откуда я тебя знаю и как мы здесь оказались, тебе расскажут девчонки.

— Пусть, сначала, сам расскажет, как здесь оказался, — выступила со своим сольным номером Дашка, — как вообще докатился до того, что его ищет пол города. И что за доча у него появилась. Я правильно выразилась? Или я ошиблась, а?

— Нет, ты не ошиблась, — глубоко вздохнув, произнес Леша. — Та маленькая девочка, которую вы так резко разбудили, действительно, моя дочь. И, вообще, это такая длинная и запутанная история, может, потом, я тебе все расскажу, — с надеждой в голосе, продолжал Леша, — не сейчас.

— Нет, сейчас и подробно, — жестко давила на мужа Дашка, — я хочу, что бы все слышали твой рассказ, так сказать, при свидетелях. А то, опять, начнешь изворачиваться, придумывать всякую ерунду, а я тебе буду, как всегда, верить.

— Хорошо, раз ты настаиваешь…

— Да, настаиваю! Все и сейчас.

— Ну, шо, Алексей, ничего не поделаешь. Придется тебе все подробно нам рассказать. Так уж случилось, шо все мы стали невольными участниками этого неординарного события, — сказал Владимир Николаевич, взяв в свои руки бразды правления нашего маленького, но очень импульсивного собрания. — По мере твоего повествования, каждый из нас будет добавлять к твоему рассказу свой. Как и, каким образом, он стал непосредственным участником этого, так сказать, происшествия с криминальным оттенком.

— Вся эта тайная, как вам всем кажется, история до банальности проста, — начал свое повествование Леша. — Иногда кажется, что все в жизни так сложно, словно карточный домик. Что выхода из сложившейся ситуации нет никакого. И, когда находишь правильное решение, то все становится на свои места и так, как и должно быть.

Ты прости меня, Даша, я тебе не сказал, что до тебя встречался с одной девушкой. Встречи эти носили легкий и ничем не обязывающий характер. Она мне, конечно, нравилась. Да, и я ей, наверное, то же. Просто, мы друг друга ни о чем не просили и ничего друг другу не обещали. Встречались, да и ладно. И в один прекрасный момент, она пропала из моей жизни. Оставила записку, что уехала к матери в Мурманск. И все. Меня это не особенно расстроило. А, вскоре, я повстречал тебя, и из моей головы вылетело все, что со мной происходило до нашего знакомства. Я думать не думал, что прошлое может вот так о себе напомнить.

— А, думать надо, — вставила Дашка.

— Теперь-то я уже умный, наученный горьким опытом. А тогда у меня все вылетело из головы. Я так в тебя влюбился, что ничего не соображал. Вроде ты не помнишь?

— Помню, конечно. Как такое забудешь, — я увидела, что взгляд у подруги потеплел. «Какие мы отходчивые, — подумалось мне, — пару нежностей, и всё, растаяли». — Но, не отвлекайся. Не думай, что я тебе сразу все прощу. И твою измену, и твою ложь. — Продолжала Дашка.

— О какой измене ты говоришь? Мне в голову не приходило даже взглянуть на кого-либо, даже подумать о чем-нибудь таком. Ты думаешь, почему я старался работать только ночью? Потому, что хотел быть весь день с тобой рядом.

— Какой, рядом со мной, если я весь день на работе. Ты мне нужен был больше ночью. Неужели ты этого не видел?

— Прости, не замечал. Но, благодаря тому, что я весь день дома, баба Люба как раз нашла меня и сообщила мне свою новость.

— Да, — встряла баба Люба, — очень хорошо, что Алексей был один. Я просто не знаю, как бы я сказала об этом, если бы ты в это время там присутствовала.

— Да Лешке можно запудрить мозги любой новостью, что бы стащить деньги. Он на всякий пустяк поведется, — парировала Дашка.

— Ха, ха, ха! Ну, если родная дочь — пустяк, то, что тогда тебя может растопить, торос бесчувственный. А деньги я не таскала. Просто взяла так, немного для бедного ребенка. Сирота при родном отце, вот. — Поджав губы, баба Люба показала всем, как она уела Дашку.

— Да кто вам сказал, что она родная дочь Леши? Может, эта женщина, не знаю, как ее зовут, родила совсем от другого мужчины?

— Ее зовут Надежда, — сказал Лешка, — а, Розочка, действительно, моя дочь. И мне об этом говорить не надо, я вижу и так. Точная копия меня маленького.

— Так вот о каких розах говорила ваша соседка, — вдруг вспомнила я, как мы с Дашкой ездили домой к бабе Любе. Надо же, какой ребус иногда преподносит нам жизнь. Думали о садовом цветке, а получили, в итоге, цветок жизни — нежную Розочку.

— И что вам сказала эта зараза?

— Почему сразу зараза. Нормальная приятная женщина. Ничего такого не сказала. Просто слышала ваш разговор о розах.

— Эта, гадина, целыми днями сидит у замочной скважины и все подслушивает и подсматривает. А потом сплетничает. И как это она упустила такую новость про Лешкино дитя? Её кондрашка схватит, когда узнает, что у Лешки есть родная дочь. Хотелось бы мне это увидеть.

— А как она вообще у вас оказалась, — спросил Владимир Николаевич, — на каких законных основаниях вы это можете утверждать?

— Леша, когда с Надеждой встречался, приводил ее пару раз ко мне домой. А тут, несколько месяцев назад, вечером звонок в дверь. Смотрю, Надька с ребенком. Я, конечно, в дом пригласила. Не чужой же человек. Она мне все и рассказала, метрику показала. В ней Лешка отцом записан. Просто она здесь проездом, ночевать негде. Вот они ко мне и зашли. Я, естественно покормила, постель постелила. Думаю, раз Лешина дочь, значит мне родня.

Утром просыпаюсь, а эта злыдня ночью ушла и оставила мне Розочку и записку: «Не поминайте плохим словом. От дочери отказываюсь. Все права на нее отдаю законному отцу Василевскому Алексею Владимировичу». Что делать? Куда бежать? Хорошо, у меня теперь Ленчик есть. Умный человек. — При этих словах баба Люба так ласково посмотрела на своего сожителя, что мне стало весело. Надо же, такая любовь и в такие годы.

— Да, я сразу предложил. Давай, Любава, мы её с утра пораньше отвезем на наш хутор. Благо у меня там свой дом, свое хозяйство. Пока этого ребенка никто не увидел, а то мало ли что может случиться. У меня были проблемы с законом. Вдруг припишут, что я её выкрал с целью заработать таким путем деньги. Зачем мне эти неприятности. Может, твой Лешка и не признает в ней свою дочь? И, пока, соседка не увидела. А то вызовет ментов и повяжут ни за что, ни про что. Так мы и сделали.

Розочка просто чудо, а не ребенок. Такая тихая, послушная. Поехала с нами без проблем. А тут, на хуторе, мы с Любавой и подумали, что надо Лешке обо всем рассказать, да и денег попросить. Девчонке много чего надо, а средств у нас больших нет. Любавушкина пенсия, да мой, пока еще небольшой, доход.

— Шо за доход, — сразу навострил уши наш опер, — надеюсь, шо законный?

— Все по правилам, гражданин начальник. У меня здесь конюшня. Благодаря Лешиной материальной помощи, теперь уже на законных основаниях. И документы есть, могу показать.

— Значит, это ты деньги взял из шкатулки, — догадалась Даша, — а я грешила на бабу Любу.

— Я, конечно, взяла капельку ваших деньжат, но не настолько я дурная, что бы брать все, — обиженно проговорила баба Люба.

— Даша, ты еще не все знаешь, — потупив глаза, сказал Лешка, — ты, наверное, заметила, что я один раз приезжал домой?

— Конечно, заметила. Только слепой мог не обратить внимания на твои грязные кроссовки, брошенные в коридоре.

— Так вот. Я не просто так приезжал. Я снял все деньги с нашего счета в банке.

— Что? Как ты мог? Мы же собирали их на квартиру, хотели продать эту. Добавить и купить большую.

— Даша, прости, но мне понадобились деньги для того, чтобы открыть свое дело, свой бизнес, так сказать.

— Господи, опять за старое. Какой бизнес? Все, что ты начинал, проваливалось с треском.

— Понимаешь, я, когда приехал сюда, увидел Розочку, у меня все перевернулось внутри. Раньше я кем был? Просто твоим мужем при состоятельной жене. Мне не нужно было особенно заботиться о тебе. Ты и так состоявшаяся в жизни женщина.

А здесь я посмотрел на себя как бы со стороны. Увидел себя отцом при маленькой беззащитной девочке. А тут еще Петрович со своей идеей на счет конюшни. И в загоне красавец конь черной масти пасется. Меня как перемкнуло, сразу в голове прояснилось. Все стало на свои места. Вот оно — доходное место. Вот та ниша, на которой я смогу без конкурентов заработать. Ты бы посмотрела, какая здесь красота. Поле, словно специально для выпаса коней. Опять же, река рядом. Нет проблем с водой.

— Да видела я все из кустов, когда за тобой следила, — ответила Дашка.

— Ты за мной следила?

— А, как ты думаешь, мы тут с Машкой оказались? — спросила подруга, — Просто так, что ли.

— Да, и правда, как ты меня здесь нашла? Я, помню, не оставлял тебе своих координат.

— Мне бабця сказала, — смутилась подруга.

— Какая еще бабця?

— Сюзанна Карловна.

— Она же давно померла, — Лешка смотрел на Дашку так, словно у нее с головой не все в порядке.

— Так, стоять. С этого места подробно, — вдруг встал в стойку и навострил свои уши Владимир Николаевич при слове померла. — Кто такая эта Сюзанна Карловна и при каких обстоятельствах зарегистрирована ее смерть?

— Это моя прабабка. Она давно на небесах. Просто в трудных случаях я вызываю её, как бы, в нашу действительность, и она мне дает ответы на мои сложные жизненные проблемы.

Когда я заметила, что стали пропадать деньги, потом за ними пропал Леша, конечно, я вызвала ее с помощью блюдца. — В это время, когда Дашка говорила, я увидела, что Владимир Николаевич посмотрел на Костю и покрутил указательным пальцем у виска, мол, совсем с приветом.

— Мы с Машкой спросили его, и оно нам сказало, — продолжала с невинным выражением лица подруга, а со стороны это выглядело, как бред сивой кобылы, — что Лешку надо искать в Сухом Яру и не одного. Вот. Я, сначала, думала, что у него какая-то женщина. Решила проследить. Сама я, как вы понимаете, целый день на работе. Да, и заметить меня не трудно. Не умею маскироваться. Поэтому, я попросила Маруську по шпионить немного за Лешкой, посмотреть, что он делает целый день, когда меня нет дома. Так мы и вышли на загадочные отношение его и бабы Любы. Чем дальше, тем больше нам было интересно, что же такого тайного и секретного произошло в жизни моего мужа, что нужно было скрывать от меня, его любимой жены. Или уже не любимой, а? Что молчишь? Сказать нечего?

— Да, я уже все сказал, — промямлил Лешка. — Хочу только добавить, что с моей легкой руки ты теперь стала совладелицей элитной конюшни. Я зарегистрировал нашу фирму на троих: Леонида Петровича, так как усадьба все-таки принадлежит ему. Да, и конюх он от Бога. Знает, что нужно лошади. На тебя — нашего спонсора. Потому что, без твоих денег мы не смогли бы получить официальные документы. И на себя — главного организатора. Сами понимаете, что без моей гениальной идеи ни кто бы не додумался до этого. — В конце своей речи Лешка уже смотрел на нас взглядом богатого и крутого бизнесмена. «Надо же, как меняется человек, когда у него есть цель в жизни», — подумала я.

— Какая элитная конюшня, когда мы сидим при свечах? Тут, даже, электричество не проведено, — с сомнением произнесла подруга. — О какой фирме ты говоришь, когда здесь нет элементарных условий?

— Это уже не твоя забота. Это дело технического директора, а, значит, моё. Ты видела, крыша уже перекрыта. На днях установят солнечные батареи, которые я заказал одной фирме. Дело не стоит на месте. В конюшне у нас два жеребца. Петрович за ними так ухаживает, как другой не ухаживал бы за собственным ребенком. О нас знают и в соседних областях. А братков видела? Это уже местные авторитеты решили своего красавца нам отдать. И не за малую сумму, заметь. Уход за лошадьми очень дорого стоит. Не успеешь оглянуться, как мы в плюсах будем. Пока, конечно, мы в минусе. Большие расходы на благоустройство. Но ты сама понимаешь, это издержки бизнеса.

— Я то понимаю, что ты мне сейчас зубы заговариваешь. Свой бизнес мне в глаза суешь. А о самом главном молчишь. Как быть с Розой. Эту проблему как будем решать? Или ты и здесь все спланировал, стратег?

— Нет. Решение этого вопроса я отдаю в твои руки. Ты должна все взвесить и сказать, что нам дальше делать. Но знай, без Розочки мне не жить. Я её не брошу. Это мое последнее слово.

— Ультиматум?

— Нет. Констатация факта.

«А факты говорят сами за себя, — подумала я, глядя на подругу. — У Дашки с этой минуты появилась дочь». Я смотрела на Дарью и видела, что мысли мои текут в правильном направлении. Я знала, что подруга уже давно все решила для себя. Еще тогда, когда услышала слово «доча» и увидела Лешку в обнимку с маленькой Розочкой. Все понятно, все правильно. Законы жизни не остановить.

Я посмотрела на Костю и увидела в его глазах, в его выражении лица радость и счастье за Дашку, за Лешку, за маленькую Розочку, которая в одно мгновение вытянула в жизни счастливый билет. Получила семью, любящих ее маму и папу. Один раз и на всю жизнь.

Увидела умиротворенное лицо Владимира Николаевича, который вздохнул с облегчением. Не нужно заводить никаких уголовных дел. Все само собой разрулилось.

Баба Люба, та вообще смахнула слезу. Надо же, никогда не думала, что ее тронет за душу эта ситуация. Петрович крякнул, налил нам всем в рюмки водки и произнес:

— А давайте выпьем за крепкую и дружную семью, ячейку общества.

— Тост в тему, — весело поддержал Костя, и подтолкнул меня локтем, мол, давай, вставь свое слово.

И тут меня понесло:

Что и говорить. Моя речь произвела фурор. Все сразу заулыбались, вздохнули с облегчением, расслабились. Напряжение, которое витало в воздухе, испарилось, словно дымка ранней весной. Я почувствовала, как Костина нога прижалась к моей, и в ухо прошептал низкий голос:

— Машка, что ты сделала? Ты меня завела с полуоборота. Дай сюда свою ладошку. Чувствуешь мою реакцию?

Реакция была, да еще какая. По моей руке пробежала такая искра, можно сказать молния, что стало жарко пяткам. Я резко отдернула руку и посмотрела на Костю, как бы говоря, кругом люди, а ты чем занимаешься под столом, бесстыдник. Нам стало смешно. Мы тихонечко рассмеялись и взглянули друг на друга, как два заговорщика. Я скосила глаза в сторону своих друзей, не видит ли кто, ненароком, наши шалости. Но все были заняты своим делом. Кто разговаривал о конюшнях, кто строил планы на будущее, кто просто дремал за столом.

Мы же с Костей очутились в другом мире, где в один момент пропали все наши собеседники, и глухое чистое пространство окружило нас плотным теплым слоем. Мы в нем парили, словно в Долине туманов, с легкостью перепрыгивая с одного облака на другой, кружась в волшебном танце любви.

— Эгей, Кисули, — услышала я сквозь туманное море Дашкин голос, — вы здесь не одни. Сидят, балдеют.

Я очнулась от наваждения и увидела, что свеча погашена. На дворе уже светло. Лягушки и сверчки смолкли. На смену им запели ранние птицы. На небе не было ни одной тучки. Поднималась яркая алая заря. День обещал быть солнечным, жарким, летним, таким, каким должен был быть в это время года.

— У вас есть сеновал? — Зевая, спросила я бабу Любу.

— Тю, зачем он тебе, там мыши. Я вам в горнице постелила.

— Хочу на сеновал, хочу к мышам. — Капризничала я. — И, вообще, так хочу спать, сил никаких нет.

Мы с Костей взяли ветхое покрывало, и пошли в старый, продуваемый всеми ветрами, дырявый сарай под звонким названием сеновал. Сено было прошлогоднее, но душистое, сухое и мягкое. Мы рухнули в него без чувств и мгновенно провалились в крепкий и сладкий сон. Еще бы, не спать целые сутки.

У каждого из нас своя река судьбы. У кого-то бурная и кипучая, у кого-то тихая и спокойная, у кого-то вообще стоит и не движется, словно зеркало, в котором отражается высокое голубое небо. И важно не лежать на боку и ждать переправы, а самому сесть в лодку и плыть туда, куда тебе нужно. Пристать к тому берегу, где тебя ожидают всякие чудеса и приятные неожиданные события. Не думать, что течение реки понесет тебя в нужном направлении. А самому управлять своей посудиной, словно уверенный рулевой.

Все правильно. Грамотно сформулировано. Так и должно было быть. Но, почему-то, в моей судьбе значительную роль играют сны. Причем, говорят они совсем не то, что я от них ожидаю.

Вот и сейчас, в моем сне было все с точностью, да наоборот. Моя река не несла меня стремительным потоком, и я не плыла в лодке, а лежала на спине на волнах, смотрела в глубокое синее небо. Солнце светило ярко, и казалось, что река и небо слились в одну длинную широкую дорогу, загадочную дорогу, потому что никогда не знаешь, что за сюрприз тебя ждет в конце пути. А я не хотела отгадывать. Я лежала в воде, словно в колыбели. Мне было уютно, тепло и сладко. Не то, что идти, двигаться не хотелось. Не хотелось открывать глаз, но голос Кости, гремевший сквозь пространство сна, как громовержец, заставил все-таки меня проснуться и вернуться из чудесных грез в настоящую реальность.

Теплый бок Марго, маленькие поцелуи и нежные прикосновения Костиных губ говорили мне о том, что этот мир, в котором я сейчас нахожусь, ни чем не хуже, а, может быть, даже и лучше того, где я витала буквально минуту назад.

— Муся, Мусенька, просыпайся, — целовал и гремел своим низким голосом Костя, — Дашка звала обедать. Давно стол накрыли. Ждут только нас.

Мне не хотелось покидать свой сон, но возвращаться таким прекрасным образом, как ласки любимого, было настолько приятно, что сразу захотелось встать, пройтись босиком по траве и, вообще, отдаться всем земным наслаждениям.

— Мне снилась река.

— А я тебе снился?

— Нет, но я твердо знаю, что плыла навстречу тебе.

— Ты — точно русалка. У тебя даже сны связаны с водой. Может, все-таки, вынырнем из сена и погребем к столу. Очень есть хочется. Смотри. Марго меня поддерживает, хвостиком машет.

— Ну, раз вас двое против меня одной, тогда подчиняюсь большинству.

Мы втроем вырулили из сарая, по пути отряхиваясь и вынимая из головы друг у друга остатки соломы. Погода стояла чудесная. Стол был накрыт во дворе под яблоней, и нежный ветерок своими прохладными порывами сдувал мух с тарелок. Пчелы, жужжа, лениво подлетали к нам, и Петрович их ласково отгонял рукой. На свежем воздухе и в такой приятной атмосфере можно было съесть слона. Что мы и сделали. Подмели все подчистую. Но уже без спиртного. Лешка поел быстро и за столом не засиживался. Побежал к своим жеребцам. За ним увязались Петрович с Костей. Мы с Дашкой оказались одни. Все были заняты каждый своей работой.

— Что будешь делать? — Задала я риторический вопрос подруге. — Останешься здесь, или поедешь со мной?

— Останусь здесь на некоторое время. Я теперь хозяйка конюшни и мать семейства. Нужно налаживать работу в бизнесе и отношения с Бутончиком. — Не сговариваясь, так мы стали звать маленькую Розочку. — Мы с Лешкой объясняли ей сегодня, что я — её мама. Маруська, ты не поверишь, у меня такое родное к ней отношение, она так похожа на маленького Лешку, что мне кажется, это моя кровинка. У меня сердце заходится от нежности, когда я её обнимаю. Короче, словами не объяснить. Нужно все прочувствовать самой.

Я смотрела на Дашкино взволнованное лицо и была очень рада за подругу. Как хорошо, что все закончилось хорошо. Ты смотри, опять каламбур получился.

— Ну, значит, так тому и быть, — решила я. — А где, кстати, наш Владимир Николаевич?

— Уехал с братками. Ему же на работу надо. Не то, что нам, свободным художникам.

— Я смотрю, чувство юмора ты от счастья не потеряла.

— И авантюризм тоже. Нужно быть просто сумасшедшей, чтобы ввязаться в это дело.

— В какое дело, — не поняла я.

— Да в конюшню эту. Но раз уже все сделано, деньги вложены, причем мои и не малые, то мне придется, закатав рукава, серьезно им заняться. Рекламу организовать, составить бизнес план и так далее. Сама понимаешь, работы непочатый край. К слову сказать, во мне проснулось честолюбие. Хочется, что бы все было на высшем уровне. А для этого потрудиться надо на славу.

— Все равно, без помощников тебе не обойтись. Слушай, чем голову ломать, обратись ка ты к Люсе. Она тебе все рассчитает в лучшем виде. Где придет доход и где ждать расход. Люся — профи. С этого начинала свою банковскую карьеру.

— Точно. Пусть поможет. Отдаст свой долг за Марата.

Мы с Дашкой громко рассмеялись, вспомнив наши проделки за последнее время.

— А где Бутончик, — спросила я подругу.

— Спать уложила, — важно и серьезно ответила Дашка, — у ребенка днем должен быть отдых. А хочешь на лошадок посмотреть?

— Хочу, только не близко. Я их побаиваюсь. И не долго. Домой пора. У меня, ведь, тоже работа. Хоть я и свободный художник, а заказчиков подводить нельзя. А то клиентура от меня отвернется. У нас, людей искусства свои законы и правила. Все должно быть выполнено в срок. Не то будут предъявлены претензии. А мне не пристало ломать свой имидж.

— Да ладно. Можно подумать, что у вас не бывает сбоев в работе.

— Бывает, но не желательно. Теперь, когда сама стала бизнес леди, прочувствуешь, каково это быть хозяйкой конюшни. Посмотришь, какие будут предъявлять к тебе требования заказчики и клиенты. Тут надо быть во всеоружии. И клиентам угодить и что бы рэкет не наехал.

— За рэкет я не боюсь. Во-первых, у нас животные, сплошь, авторитетные. Сама понимаешь, кто у них папа с мамой. А во-вторых, крыша у нас уже есть.

— Когда это вы успели?

— Как это когда? А Владимир Николаевич, он что, не наша крыша?

Дашкиной наглости можно было позавидовать. Надо же, слету определила место оперу. Ну и хватка. У такой дело быстро развернется. Это уже не ледяной айсберг, лениво дрейфующий в холодных водах, а быстрый и молниеносный таран, от которого, врядли, увернется Владимир Николаевич. Да и мы все, если она нами займется.

Мы подошли к довольно большому загону, где на зеленой траве паслись и мирно бродили две лошади. Вернее, два коня. Это были прекрасные высокие статные жеребцы. Один черный, словно вороное крыло, другой — коричневый, как молочный шоколад. Шерсть их блестела на солнце и отливала у одного — темным синим цветом, у другого — горячим золотом. Увидев нас, они легкой трусцой подбежали к оградке и вытянули свои теплые пахучие мордочки. Наверное, хотели познакомиться, или просто из любопытства.

— Я захватила хлеб. На, покорми их. Это так приятно. Только давай на раскрытой ладошке. А то нечаянно укусят.

Я маленькими шагами приблизилась к ограждению. Лошади, громко фыркая и, косясь на меня миндальными глазами, с опаской принюхивались к лакомому угощению. Наконец, их теплые губы коснулись моих ладоней. Корочки хлеба исчезли как по волшебству. Я сразу влюбилась в этих величественных животных. Стоит один раз пообщаться с ними, и ты покорен на всю оставшуюся жизнь.

— Вороного жеребца зовут Метеор, гнедого — Федором, — с видом знатока произнесла Дашка.

— Смешное имя, — хихикнула я.

— Да, его хозяин — еще тот юморист, — и подруга на ушко прошептала мне фамилию известного на всю область крупного бизнесмена, имевшего в своей собственности сеть аптек нашего города. — Но это ни о чем не говорит, — продолжала Дашка с умным выражением лица, — питомцы для нас превыше всего.

Я улыбнулась. Мне так было смешно смотреть на подругу со стороны, как она важничает. Как рассуждает о лошадях, до этого момента никогда в жизни вживую их не видев.

— Ну что, фермерша. Давай, показывай своё хозяйство, да я поеду уже домой. Еще добираться часа три.

Мы прошли мимо ограды и вошли в большой сарай, который действительно был когда-то в свое время конюшней. Правда, он был старый, потрепанный временем, и кое-где, сквозь деревянные стены, пробивались солнечные лучи. Но, крышу перекрыли, она не текла, и в конюшне было сухо, вкусно пахло сеном и конскими лепешками.

Петрович с Лешкой трудились, выгребая лопатой навоз и испорченную солому. Костя им помогал, носил чистое сено из сарая, который мы прозвали сеновалом. Мужчины трудились легко и слаженно. Жалко было отрывать их от дела, но нужно было ехать. Мы попрощались с хозяевами, договорились с Дашкой созваниваться и сели в Костин автомобиль. Предстояло еще заехать в лес за моей машиной.

— Глядя на них, мне так захотелось работать на природе, на свежем воздухе, — говорил любимый, сидя за рулем Ланоса. — Может, купим себе домик в деревне, коровок. У Дашки с Лешкой конюшня, а у нас животноводческая ферма. Будем бычков на продажу выращивать.

— Нет, Костик, это не для меня. Я к корове подойти боюсь, не то, что к быку. Да, и дома с садом мне в городе хватает. Времени нет у себя за цветами ухаживать. Про деревню поговорим потом, разве что на пенсии. Но, это, я думаю, не скоро будет.

— Ого, куда загнула.

— А что, тебе слабо со мной так долго прожить?

— Машка, да я с тобой не то что до пенсии, а и потом — еще, еще и еще после пенсии.

Так, шутя и подразнивая друг друга, мы доехали до моей «Куколки». Я пересела в свою машину, и мы современным обозом числом в два автомобиля направились домой: Костя — ведущим, а я — ведомым.

Как хорошо дома! Я так соскучилась по своим цветам, по своему саду, по мастерской. Были уже сумерки, когда я ставила машину в гараж. Жанна, соседка, кричала за оградой, что, пока меня не было, Зевс бдел за порядком у меня на участке, диким лаем отпугивая случайных прохожих. Марго с радостью побежала благодарить своего верного дружка, и их носы сквозь забор касались друг друга.

— Смотри, целуются. Это любовь называется, — смеялся Костя.

— Что ты говоришь, а я и не знала, — шутила я в ответ.

Мы вошли в дом, Марго осталась на улице. У нее было очень много собачьих дел: погонять непрошенных кошек и котов, нарыть новые ямки, найти норки полевых мышей, поставить свой автограф на всех углах. Застолбить, так сказать, свой участок.

Наш же вечер пошел по установившемуся порядку. Я так в него втянулась, что не хотела ничего менять. У нас уже вошло в привычку, что вечером за ужином мы обсуждаем прошедший день и строим планы на будущий. И заканчивала я его, как правило, в постели на плече у любимого.

Вот и сейчас все шло по сценарию. Я лежала у Кости под мышкой и с грустью думала о том, что все так быстро выяснилось. Что уже не буду сидеть в кустах и отмахиваться от назойливых комаров, шпионя за Лешкой. Не буду с Марго мчаться по перрону вслед за поездом с биноклем на шее. А жаль. Я так втянулась в эту остросюжетную жизнь, мне так нравилось подбирать каждый раз себе новый костюм к очередной, выдуманной роли. То, представляя себя агентом 007, то гламурным художником, то фотокорреспондентом. Я вспомнила, как нас с Костей чуть не записали в террористы, и хмыкнула.

— Чего не спишь, — сонным голосом спросил Костя.

— Тебе, теперь, со мной будет не интересно.

— С чего ты взяла?

— Ну, ты привык меня видеть каждый раз разной, придуманной. А с этого вечера я буду постоянно обыкновенной. Тебе станет скучно, и ты меня бросишь.

— Тю, тебе в голову всегда на ночь такие бредовые мысли приходят? Что бы не спать и другим не давать?

— Нет, не всегда. Только сегодня. Я подумала о том, что бы нам было весело, нужно заняться ролевыми играми.

— Чем?

— Это когда ты жеребец, а я — нежная кобылка. И ты гонишься за мной, что бы взнуздать меня.

— Ты, вообще в своем уме? — Приподнялся на локте Костя. — У тебя с головкой все в порядке?

— Или ты бык, такой сильный с красными горящими глазами, а я молоденькая телочка. И тебе нужно немедленно меня осеменить. И ты бьешь нервно копытом об землю и раздуваешь ноздри от возбуждения.

— У тебя головка совсем бо-бо. Это, наверное, от переутомления и от сильного воображения. Не хватало еще, что бы я пришел с работы домой, а меня на кухне ждала девятиклассница с бантиками в голове, беленьком передничке и с указкой. Или еще лучше, медсестра в халате со шприцом в руке.

— А что тебе не нравится?

— Все. Прекращай этот дурацкий разговор. Я тебя люблю такой, какая ты есть. Ты нравишься мне в мастерской в своей свободной блузе, которая вся испачкана маслеными красками. Во дворе в цветастом платье, которое напоминает мне радугу, когда ты поливаешь цветы. Наконец, в костюме Евы здесь, рядом со мной. И я не хочу чужих медсестер и горничных. Тем более учениц. И поставим на этом точку. Давай спать, актриса ты моя. — Костя чмокнул меня в нос и засопел, а я еще долго ворочалась без сна, представляя себя в разных пикантных ситуациях, где главная роль была отведена мне и моему любимому.

В детстве, когда мне читали сказку, я заранее хотела знать, чем же закончатся приключения главных героев. А повзрослев и взяв книгу в руки, меня тянуло сразу посмотреть на последние страницы. Но, будучи взрослой, я понимала, что зная, что там, в конце, мне не будет интересно читать начало. И я себя сдерживала, за что и была всегда награждена открытием тайны или отличным сюжетом с прекрасным эпилогом.

Но жизнь — это не художественная книга. Не возможно за один миг перелистать и узнать, что ждет её участников. Каждый день — это страница загадочного романа, листая который, мы прочитываем его постепенно, день за днем, год за годом. И кажется, что вот это мгновение будет длиться долго-долго. А, когда оно заканчивается, думаешь, что пролетело так быстро, как экспресс поезд. Был сегодня здесь, тук-тук, тук-тук, тук-тук, и ты уже — там.

Так и лето, проскакало галопом по полям, лугам, лесам. Не задержалось ни на минутку. Отбыло свой срок и улетело жар-птицей в дальние края. Только его и видели.

И, сидя с Дашкой и Люсей за столиком открытого кафе, слушая их болтовню, я тихонько для себя подводила итоги своей бурной деятельности, проделанной за это время.

Картина, которую я написала для салона, получилась очень даже ничего. В магазине художественных изделий купила багет под старину, покрытый золотой краской и лаком. Не широкий, и не узкий, среднего размера, с красивым орнаментом, он, как нельзя лучше, поставил последний штрих в моем произведении.

С Виолеттой Эдуардовной мы договорились, что я сама принесу картину к ней в салон. И, когда я шла по бульвару, неся в руках свое сокровище, некоторые прохожие смотрели мне в след с интересом: «А что же такое красивое несет эта девушка?» Я шла с гордым видом и всем улыбалась, потому что это счастье, когда получилось то, что ты задумал, тютелька в тютельку, что нет никаких сомнений по поводу своего творения.

Что и говорить, я была горда и счастлива. И эти чувства не покинули меня, когда я зашла в салон, и когда мы, с Виолеттой Эдуардовной сами вешали картину на стену, как раз напротив входа, что бы каждый, кто открывал дверь, сразу обращал внимание на эту красоту.

Меня даже не волновало, понравится или нет моя картина заказчице. Главное, что она мне очень нравилась. А я была уверена в своем вкусе.

Конечно, и у Виолетты Эдуардовны вкус был, что надо. Она считала себя знатоком искусства и посещала все художественные выставки в нашем городе.

Когда мы повесили картину, и свет, льющийся из окон, осветил её, у нас захватило дух. Дашка, а это была она, как живая, застыла на полотне. Казалось, что вот сейчас, она шагнет через порог и растворится, как лунный свет в ночи. Картина отливала серебром и дышала прохладой.

— Ах, — воскликнула Виолетта Эдуардовна, — это просто какое-то наваждение. Мне показалось, что на меня подул легкий ветерок. Машенька, вы — чудо. Это как раз то, что я ожидала. Выполнили заказ точно по моему вкусу. Я вся дрожу от восторга и радости, что буду только одна обладать такой красотой. Вы даже не представляете себе, какой я произведу взрыв зависти у своих подруг. Да ко мне с месяц все будут ходить табунами, лишь бы посмотреть на мое приобретение. Но, у меня будет условие. Только через косметический кабинет, — засмеялась хозяйка салона, — нечего даром глазеть. Пусть раскошеливаются, не бедные.

Мне была очень приятна её оценка моего творчества. Я вся светилась от удовольствия. Как хорошо, когда ты доставляешь радость кому-то. Давать, намного приятнее, чем получать.

Я сидела и вспоминала, как мы весело щебетали с Виолеттой Эдуардовной за чашечкой кофе, отмечая сделку, у нее в кабинете, когда услышала, как Даша у меня спросила:

— Пойдем, Маша?

— Куда, — не поняла я, прервав свои мысли.

— Что ты вечно витаешь в облаках. Нас Люся приглашает на свою свадьбу. Я сказала, что мы пойдем.

— Ты выходишь замуж?

— А что тут удивительного? У нас сильные чувства друг к другу, а я — так вообще от него тащусь. Правда, ему не говорю, что бы не задирал нос. Роман мне предложил выйти за него замуж, я дала согласие. Сама советовала не тянуть, ковать железо, пока горячо. Вот я и кую. Элька с Гариком должны были расписаться в августе, так отменили свою свадьбу. У нас теперь будет общая. У Эльки с Гариком, и у меня с Романом. Дата назначена на конец сентября.

— Теперь у вас всех будет одна фамилия — Орловы, и вы все будете вить одно родовое орлиное гнездо, — заулыбалась я, радуясь от чистого сердца за приятельницу.

— Да, и нечего завидовать. Может, я еще одного птенца произведу на свет. Я себя чувствую такой молодой, что кажется, что я моложе Эльки. — Глаза у Люси светились счастьем.

— Надеюсь, ты нас приглашаешь вместе с нашими мужчинами? — Спросила Дашка. — А то Алексей меня, после того, как нашелся, стал сильно ревновать.

— Это от того, что ты очень хороший работник и без претензий, — стала я дразнить подругу, — он не хочет тебя потерять. Кто будет даром на конюшне навоз таскать.

— Да еще в постели с ним кувыркаться. — Добавила Люся. — Сама подумай.

Мы с Люсей весело шутили над Дашкой.

— Ага, смейтесь, смейтесь, дурынды. А что вы скажете на то, что меня приглашает на отдых с собой в Румынию Николай Георгиевич. А? Съели?

— Ты же у него уже не работаешь.

— Ну и что, он меня все равно домогается. Звонит постоянно на мобилку.

— И ты согласилась? — Спросила Люся.

— Да, но при условии, что вы тоже со мной поедете. Представляете, мы втроем, в Румынии. Красота!

— Можно съездить. Отпраздновать девичник. Как раз будет бархатный сезон. — Поддержала Люся.

Я представила себе нас в купальниках на берегу моря, мужчин румын, темноволосых и жгучих, с цыганской кровью и поняла, что без приключений не обойдется.

— Нет, девчонки. Все это без меня. Я не поеду. У меня тайное дело.

— Какое? Скажи, если не секрет.

— Для вас не секрет. Только никому ни слова.

— Заметано.

— Я работаю над чудом.

— Это как?

— Хочу ребенка от Кости. И, если я с вами поеду, то работа по этому вопросу будет остановлена. А мне не желательно прерывать процесс.

— То, что дети — чудо, это точно. Особенно маленькие. Я свою Розочку просто обожаю. Сейчас представить себе не могу, как я раньше без нее была, — с нежностью в голосе произнесла Дарья.

— К слову сказать, и сам процесс по сотворению чуда чудесный, — надо же, опять каламбур. — Не хочу его останавливать.

— А Костя знает о твоем тайном замысле?

— Нет, я ему еще не сказала. И не хочу пока. Пусть это будет для него сюрприз. Ну, все, девчонки, мне пора. Засиделась здесь с вами. Пойду творить чудеса.

Я попрощалась с подругами и пошла домой, где меня ждал Костя. По дороге думала о нашем разговоре с девчонками, и решила, пока любимому ничего не буду говорить о своих планах. С этой тайной я стану для него загадкой. Причем, любимой загадкой. Вот и хорошо. Так даже интересней. Я мысленно представила себе Костика, его нежные руки, его низкий голос, и сердце быстрее и громче застучало у меня в груди. Вдруг в голове что-то щелкнуло, и строчки легли прямо перед глазами:

Ну, что же, решай свой ребус, Костик. Вперед!