Репутация леди

Глава 10

Его глаза были открыты и в то время, когда он ходил во сне, но ничего на самом деле не видел. На сей раз было по-другому, и она это поняла.

– Мэдлин!

О Боже, что он о ней подумает? Неужели отменит помолвку? Он решит, что она слишком распущенная, чтобы быть его женой, подумала Мэдди. До нее с большим опозданием дошло, как следует истолковывать тот факт, что она оказалась в одной постели с голым мужчиной. Хорошо, что в темноте он не видел, как пылают от стыда ее щеки. Она отвернулась.

– Мэдлин, неужели я силой заставил вас лечь со мной в постель? Или задерживаю вас здесь против вашей воли?

Она, конечно, могла бы солгать. Она не поняла его тона – был ли он просто недоволен или потрясен.

– Нет, Эйдриан, – безжизненно ответила она. – Вы снова ходили во сне. Я привела вас в вашу спальню, чтобы уложить в постель, а… получилось так…

Он наклонился и поцеловал ее за ухом. Она вздрогнула от удивления. А он склонился ниже и поцеловал ее шею. Мэдди боялась пошевелиться и смогла лишь произнести:

– Эйдриан!

– Раз вы здесь по собственному желанию…

– Вас это не изумляет?

– Изумляет? Моя дорогая девочка, я в восторге. Я хотел этого с той самой ночи, как нашел вас в беседке. Но мне надо было убедиться, что и вы этого хотите.

Он провел языком по впадинке между шеей и плечом.

– Эйдриан, вы ведь не… Я хочу сказать, вы действительно… вы не притворялись?

– Действительно ли я лунатик? Как это ни печально – да. Я страдал этим в детстве, а после войны все возобновилось. Но должен признаться, что несколько последних минут я был как бы в полусне. Во всяком случае, мне казалось, что это какой-то очень приятный сон…

Не зная, что сказать, Мэдди опять покраснела, а его рука уже скользила по ее телу. Когда его пальцы прикоснулись к нежной коже груди, Мэдди вздрогнула. А он медленным движением обвел сначала грудь, а потом – сосок. Мэдди боялась, что может закричать от наслаждения. Поэтому, когда он занялся другим соском, она прикрыла ладонью рот, испугавшись, что вопреки своим благим намерениям не сможет удержаться.

Он поцеловал ее, и Мэдди так глубоко погрузилась в свои ощущения, что казалось – лучше уже не может быть.

Но он опустил руку и прикоснулся к нежному месту у нее между ног, и Мэдди поняла, что может быть еще лучше. Она замерла в ожидании. Она была так готова принять его, что непроизвольно выгнула, спину.

– Да, – пробормотал Эйдриан, – да, дорогая, – и проник в нее пальцем.

– Ах, Эйдриан… – вскрикнула она от неожиданности.

Его палец толчком продвинулся глубже, и она почувствовала, что лепестки ее плоти стали влажными. А он накрыл ее своим телом.

– Я думаю, что ты готова, любовь моя, – сказал он над самым ее ухом.

Мэдди не могла даже думать, не то что говорить. Она лишь кусала губы, чтобы не дать стонам наслаждения вырваться наружу. Сильным толчком он вошел в нее, и она вскрикнула.

На какую-то долю секунды она почувствовала боль, но Эйдриан тут же отодвинулся и поцеловал ее. Прежде чем Мэдди сообразила, что ей было больно, он снова вошел в нее – на этот раз глубоко – и волшебная волна наслаждения захлестнула ее.

Они были будто единым целым, поднимаясь и опускаясь одновременно. И чем сильнее были его толчки, тем с еще большей силой отвечала она. Это был ритм, заданный их собственными телами.

Это было больше, чем она мечтала. Каждый раз, когда их разгоряченные тела соприкасались, ее охватывало чувство беспредельной радости. Ей казалось, что от них в разные стороны разлетаются искры и простыни, что постель и вся комната вот-вот вспыхнут пламенем.

Когда они оказались на самой вершине, у Мэдди даже закружилась голова, от того что ей не хватало дыхания. Наслаждение было таким острым, что она испугалась, что не перенесет его. На что это было похоже? На звездопад, на несущиеся над землей метеориты…

Эйдриан, наконец, перекатился сначала на спину, а потом на бок и обнял ее.

Так вот что такое любовь мужчины и женщины! Мэдди прижалась к Эйдриану и закрыла глаза – как ей показалось, всего на минуту. Но когда она снова их открыла, то увидела, что уже светает.

– Дорогая, – сказал Эйдриан, – я бы с радостью продолжил, но боюсь, что твоя верная служанка скоро начнет свой утренний обход, и тогда…

– О, Боже упаси, чтобы Бесс застала меня здесь!

От одной этой мысли Мэдди села и, схватив ночную рубашку, прижала ее к обнаженной груди.

– Я подумал то же самое, – сказал он, но, судя по его улыбке, он ничуть не раскаивался.

– Негодяй! – Мэдди скорчила гримасу и поцеловала его. Быстро натянув рубашку, она ринулась к двери.

– Осторожно, не споткнись о порог!

Мэдди выглянула в коридор и, убедившись, что никого нет, оглянулась и улыбнулась своему жениху… и любовнику.

А потом опрометью помчалась в свою спальню.

Этот дом совсем не то, что ей нужно. Для деревенского домика он был слишком большим, а для городского дома – слишком старым и холодным. Пока Фелисити соображала, где она на самом деле находится, до ее ноздрей дошел запах дыма. Дым забил ей нос, и горло, и рот – она чувствовала его везде. Ей пришлось откашляться, потому что трудно стало дышать. Когда она поняла, что ей грозит опасность, Фелисити похолодела. Времени на то, чтобы размышлять, сон это или явь, у нее не было. Надо выбираться.

Она протянула руки, чтобы за что-нибудь ухватиться, но ощутила лишь поношенное постельное белье. Она попыталась откинуть его, но оно почему-то опутало ее подобно водорослям, которые тянут на дно тонущего человека. Собравшись с силами, Фелисити стала работать ногами, и когда ей, наконец, удалось сбросить одеяло, она выпрыгнула из кровати.

Комната была полна дыма, и Фелисити закашлялась. Ей было трудно дышать. Она схватила лежавшую на стуле возле кровати шаль и прижала ее ко рту. Надо зажечь свечу, чтобы можно было хоть что-нибудь разглядеть в этой пугающей темноте, но у Фелисити не было на это времени.

Надо выбраться из дома.

– Помогите! – сдавленным голосом крикнула она, но никто не откликнулся.

Она вспомнила, что одна, что все, кого она знала, бросили ее… когда она оказалась опорочена, когда все дамы, с которыми она была знакома, отвернулись от нее.

Но сейчас не время для воспоминаний. Дым становился все гуще, В голове странно шумело, а грудь болела от непрерывных усилий глотнуть хотя бы немного воздуха.

Фелисити споткнулась о табуретку и упала на колени. Ближе к полу воздух был чище, и на мгновение в голове прояснилось. Отпихнув табуретку, Фелисити поползла к двери, инстинктивно почувствовав, что это ее последний шанс выжить. Дым станет таким густым, что она просто задохнется и умрет.

Движимая отчаянным желанием жить, она – дюйм за дюймом – ползла к двери. Она уже чувствовала спиной жар пламени, слышала потрескивание огня. Как же она устала, устала бороться за каждый глоток воздуха! Хорошо бы просто положить голову на руки и немного передохнуть…

Нет! Фелисити вдруг представила себя в грязной от дыма и разлетающихся угольков ночной рубашке. «Не останавливайся! Встань!» – приказывала она себе, подползая к тяжелой двери. Фелисити протянула руку, чтобы толкнуть дверь и вырваться на свежий воздух.

Но дверь не открывалась…

Вскрикнув, Фелисити села в кровати.

Ночной кошмар всегда кончался именно так.

И незачем плакать, убеждала она себя, смахивая слезы. Она выжила, дверь открылась… Но если бы тот, кто поджег дом – а она никогда, в отличие от жителей деревни, не верила, что это был несчастный случай, – сумел каким-либо образом запереть дверь, ей бы никогда не удалось переехать в другое место и снова попытаться скрыть, кто она на самом деле.

Фелисити потерла на предплечье небольшие шрамы от ожогов, которые она обычно прятала под длинными рукавами. Ее взгляд упал на оконце почти под потолком, и Фелисити увидела в нем лицо мужчины.

После чудесной ночи, проведенной с виконтом, Мэдди решила, что необходимо быть осмотрительной. Поэтому она встретилась с Эйдрианом лишь за завтраком. При этом у нее не хватило мужества поднять на него глаза. Ей казалось, что у нее на лбу написано, что в ее жизни произошли большие перемены.

Догадается ли отец, что она потеряла невинность? Вряд ли, но она изо всех сил старалась не краснеть, сосредоточившись на овсянке и тостах.

На Эйдриана она поглядывала лишь украдкой.

А он, напротив, бросал на нее лукавые взгляды, которые заставляли ее хихикать невпопад, когда Эйдриан и ее отец обсуждали какую-то партию в шахматы и великолепный гамбит виконта…

Она тоже могла бы участвовать в разговоре о гамбите, но кусала губы, сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.

Слава Богу, отец предложил Эйдриану сыграть после завтрака еще одну партию.

– Ты не возражаешь, дорогая? – спросил отец у дочери.

– Что ты, папа!

– Игра в шахматы мое почти самое любимое развлечение, – широко улыбнулся виконт, а когда мистер Эплгейт отвернулся, подмигнул Мэдди.

– Да? Вы предпочитаете какую-то другую игру? Так давайте сыграем, – предложил отец.

Мэдди пришлось ущипнуть себя, чтобы удержаться от смеха, и она бросила на Эйдриана укоризненный взгляд за то, что он дразнит ее. Он тут же стал серьезным и поклонился, будто раскаиваясь.

– Нет, я очень люблю шахматы, и мы не можем прервать наш турнир. Я уже почти вернул былую форму.

Мужчины ушли в кабинет, а Мэдди отправилась на кухню помочь Бесс вымыть посуду. Потом она поднялась в свою комнату и, достав письма матери, села на кровать и прижала их к сердцу.

Был ли знаком ее матери тот восторг, который испытали Мэдди и Эйдриан прошедшей ночью?

Мэдди пожалела, что мать жила так недолго и у нее нет возможности поговорить с ней сейчас, спросить ее совета…

Искушение прочесть письма матери было так велико, что Мэдди не могла ему противостоять. Она лишь взглянет…

Она выбрала наугад одно письмо, в котором мать вспоминает о своей прогулке в саду:

Мой дорогой, сейчас зацвел наш с тобой любимый куст роз, и каждый раз, когда я вижу новый бутон, то вспоминаю, с какой любовью ты ухаживал за кустом. Теперь твои усилия вознаграждены. В твоих любящих руках я чувствую себя точно так же, как этот куст.

Как трогательно, подумала Мэдди. Она и не знала, что ее отец любил заниматься садом. В последние годы он почти не обращал внимания на цветы и декоративный кустарник. Возможно, он охладел к этому занятию после смерти матери?

Она сунула письмо обратно в пачку и опять отправилась помогать Бесс на кухне.

Когда стол был накрыт для ленча, а мужчины, оставив шахматы, присоединились к Мэдди в столовой, ей каким-то образом удалось завести разговор о саде:

– Ты не помнишь, папа, у моей мамы был любимый куст роз?

– Что? – Отец замер с вилкой в руке, словно пытаясь вспомнить. – Видишь ли, твоя мать любила все цветы. Ей очень нравилось возиться в саду, и у нее это очень хорошо получалось. Боюсь, что с тех пор, как она нас покинула, сад никогда не был таким, как при ней. – Отец вздохнул, и у Мэдди не хватило духу и дальше задавать отцу вопросы.

Наверное, все так, как она подумала. Отец утратил интерес к саду, когда не с кем стало его разделить.

Беседа за столом вернулась к обычным темам, а после того, как все встали из-за стола, а мистер Эплгейт отправился отдыхать в свою комнату, Мэдди и виконт вышли в сад и рука об руку прямиком направились на свою скамейку в дальнем конце сада.

Воспоминания о прошедшей ночи заставили Мэдди прижаться к Эйдриану и поднять лицо для поцелуя.

– Любимая, – прошептал он, обняв ее за плечи. – Радость моя.

Она придвинулась еще ближе и почти оказалась у него на коленях. Тогда он приподнял ее и действительно усадил себе на колени. Каково же было ее удивление, когда она ощутила, как при этом напряглась его плоть.

– Как ты думаешь, мы посмеем? – пробормотал он. Она огляделась, чтобы удостовериться, может ли кто-нибудь их увидеть. Высокий кустарник защищал их от посторонних глаз, а Томас, насколько ей было известно, завтракал на кухне у Бесс. Разве можно быть благоразумной, если кровь просто бурлит в жилах?

Он приподнял ее, чтобы она могла вытащить из-под себя юбку. Какой ужас, потрясенно подумала Мэдди, в этих любовных делах она становится просто-таки развратной. Даже если им не удастся довести дело до конца, было так приятно чувствовать его твердую плоть у себя между ног. Она поняла, что, просто раскачиваясь, можно вызвать невероятно восхитительные ощущения.

– Любовь моя, что ты со мной делаешь… – простонал Эйдриан.

– Ты хочешь, чтобы я остановилась?

– Нет, нет! – вырвалось у него.

Она возобновила свои движения, а рука Эйдриана вдруг скользнула ей под юбку, и он просунул внутрь палец. Мэдди вздрогнула и приподнялась, чтобы встать, но он быстро вернул ее на место.

– Тихо, – сказал он, – мы должны делать вид, что ничего не происходит. Надо залечь на дно.

Это показалось Мэдди смешным, и она рассмеялась бы, если бы не была так поглощена ощущениями физической близости.

А Эйдриан продолжал ласкать нежные складки ее плоти, и она уже не понимала, как можно все это выдержать.

Наконец, вскрикнув, она приподнялась в последний раз и упала в его объятия. Эйдриан прижал Мэдди к себе и начал целовать глаза, щеки и даже макушку.

Мэдди лежала с закрытыми глазами, совершенно счастливая, но почему-то чувствуя себя эгоисткой.

– А как же ты? – прошептала она.

– Я в порядке, дорогая. В другой раз… когда мы будем одни. А сейчас я, по крайней мере, смог сделать счастливой тебя.

Казалось, что он говорит искренно, поэтому она перестала беспокоиться. Ей и в голову не приходило, что это можно делать и так. Сколько же ей еще предстоит узнать! Как было бы хорошо, если бы у них впереди было много лет, чтобы научить друг друга всему.

Опасаясь, что из дома может выйти Томас, Мэдди немного отодвинулась от Эйдриана, хотя он продолжал обнимать ее за талию.

– Ты тоже любишь возиться в саду, как твоя мать? – спросил он.

Она оглядела клумбы с осенними цветами:

– Боюсь, у меня не так много времени, чтобы ухаживать за садом. Мой отец прав – все выглядит не так, как раньше.

Он поднес ее руку к губам и нежно поцеловал пальцы.

– Я знаю, как трудно тебе приходится, Мэдлин. На тебе все хозяйство и уход за отцом. Ты – обязательный человек и хорошая дочь.

Мэдди неожиданно разволновалась и спросила:

– Так ты понимаешь, почему я не могу его оставить, Эйдриан? Один он не справится, двое пожилых слуг мало чем могут ему помочь. Но даже если бы слуг было больше, я не смогла бы обречь его на одиночество, оставить только на попечение слуг.

– Я понимаю. У тебя доброе сердце, моя дорогая, и природа наделила тебя способностью любить. Я уважаю тебя за это.

– А я… чем больше узнаю тебя и чем больше времени мы проводим вместе… – пыталась она объяснить. – Мне бы хотелось, чтобы мы… я… – «Если бы у нас был шанс и мы действительно стали бы мужем и женой, – подумала она, держа его за руку. – Если бы ты не был проклят…»

Она не могла уйти, а он не мог остаться. Как им найти способ сохранить свою любовь, чтобы иметь время лелеять ее и наслаждаться ею?

– Я не хочу терять тебя, – пробормотала Мэдди.

Эйдриан сжал ее руку, но ничего не ответил. Воздух был прохладным, но приятным. Эйдриан обнимал ее за плечи. Они сидели на ее любимой деревянной скамье, и их окружало восхитительное царство осенних цветов и багряной листвы деревьев. Этот час был поистине золотым, и Мэдди хотела, чтобы он длился вечно.

Если она сосредоточит все мысли, все силы, сможет ли она удержать их в этом коротком промежутке времени… остановить бег времени? Оградить Эйдриана от напасти?

Однако багряная листва почти полностью опала, цветы уже роняли лепестки. Мэдди казалось, что она даже видит, как лепестки отрываются от цветка и их уносит ветерок.

Как же ей замедлить… нет, остановить время?

Она неожиданно поняла, что Эйдриан покорил ее сердце.

Он научил ее не просто страсти, а любви. Она влюбилась, хотя меньше всего этого ожидала. Удобный брак, контракт, заключенный ради приличия, переросли в чувство, потрясшее ее до глубины души. А неожиданная болезнь, которая настигла Мэдди во время ночной грозы, может превратиться в самое большое счастье в ее жизни.

Мэдди положила голову Эйдриану на грудь, чтобы слышать, как бьется его сердце, и он заключил ее в свои объятия.

«Останься, – молила она про себя, – останься. Господи, огради его от всех печалей».

Ах, если бы они знали какое-нибудь старинное заклинание, или обладали бы волшебной палочкой, или у них была бы фея, которая могла исполнить самое заветное желание! Что-нибудь, что обеспечило бы им счастливую совместную жизнь.

Солнце уже клонилось к горизонту, воздух стал заметно свежее. Кто-то, подошедший к дому, позвал Мэдди по имени. Это пришла Фелисити, чтобы сопровождать Мэдди на очередной званый вечер.

Влюбленным пришлось отодвинуться друг от друга.

– Я начинаю понимать преимущества брака, – пробормотал виконт. – Преимущества запертой двери и права оставить весь мир по другую сторону этой двери.

Фелисити была одета в подаренное ей Мэдди и перешитое платье, в руках у нее был новый ридикюль и итальянский веер. Она выглядела замечательно. Это заметил даже мистер Эплгейт, сделавший ей комплимент.

Мэдди была рада видеть свою подругу в новом наряде. У нее самой было приподнятое настроение, потому что из Рипона прибыли все заказанные платья и она тоже была в обновке. Омрачало лишь то, что каждый званый вечер был для Мэдди вызовом общественному мнению.

Она поделились этим с виконтом, когда они встретились на площадке второго этажа, прежде чем спуститься вниз.

– Так откажись, – сказал он. – Пошли свои извинения. Нам не обязательно ублажать этих провинциальных домохозяек, считающих, что они делают нам одолжение. Я не хочу, чтобы ты из-за них расстраивалась, Мэдлин.

– А я не хочу, чтобы они думали, будто взяли надо мной верх, Эйдриан, – возразила она. – Они не так уж меня и волнуют.

Это, конечно, было неправдой, но ведь эти люди останутся соседями, с которыми ей придется жить, когда виконт уедет. Но обсуждать это с ним было слишком болезненно. Слава Богу, что отец не знает, как она страдает от злобных нападок особенно воинственных соседок.

К досаде Мэдди, первой, кого они встретили, когда приехали на вечер, была самая ненавистная из них – миссис Мэшем. Мэдди поняла, кто сегодня возглавит травлю.

Миссис Мэшем даже не стала ждать, пока дамы останутся одни, и сказала:

– Я так рада, мисс Эплгейт, что сейчас вы совершенно поправились, ведь на прошлой неделе вы были слишком больны, чтобы принять приглашение на мой обед.

– Мы все рады, что мисс Эплгейт поправилась, – дружелюбно подтвердил виконт. – Но у нее был еще один приступ головной боли, а как вам, конечно же, известно, в такие дни она не может выезжать в свет.

– Вам это известно лучше, поскольку вы провели с ней ночь в лесу… Ах, Господи, зачем только я это сказала! – Миссис Мэшем стала обмахиваться веером с таким видом, будто расстроилась, но ее взгляд, как обычно, был холодным и настороженным.

Эйдриан невинно встретил ее взгляд.

– Да, пожалуй.

Мэдди подавила немного истеричный смешок.

– Все друзья мисс Эплгейт сочувствуют этим приступам головной боли, которые всегда случаются совершенно неожиданно, – добавила Фелисити. – Расскажите нам, миссис Мэшем, как прошел ваш обед? Я уверена, что отлично. Вы ведь замечательная хозяйка.

Последнее замечание Фелисити, сказанное с еле заметной интонацией вопроса, заставило матрону дать обстоятельное описание своего обеда, с перечислением всех блюд, и рассказать, с каким восторгом после окончания обеда гости встретили ее игру на фортепиано.

– Полагаю, это очень хорошо, что вы скоро поженитесь. В воскресенье помолвка будет оглашена в третий раз, если я не ошибаюсь? – потребовала ответа миссис Мэшем.

– Вы прекрасно умеете считать, кто бы сомневался, – пробормотал Эйдриан.

Мэдди хихикнула.

– Что вы сказали?

– Ах, – мужественно ввязалась в драку хозяйка нынешнего вечера, миссис Фрицуэлл, – я помню, когда оглашали мою помолвку. Это так волнующе. Я, правда, немного беспокоилась, что мое платье не будет готово ко дню свадьбы. Вы, наверное, уже вовсю шьете свое приданое, мисс Эплгейт?

– Да, – подтвердила Мэдди. – Мы съездили в Рипон к модистке, мадам Александрии, и сейчас почти все уже готово.

– Вот как! – Сообщение Мэдди явно произвело впечатление на миссис Фрицуэлл. – Это замечательно. Значит, вам не о чем беспокоиться. А у меня вся спальня была завалена рулонами шелка и мотками ниток. Не слишком хорошее начало семейной жизни, не правда ли? – Она неожиданно повернулась к виконту, но на его лице не дрогнул ни один мускул.

– Да, – быстро откликнулась Мэдди, – не слишком.

– Правда, мой дорогой мистер Фрицуэлл уверил, что если потребуется, то он женится на мне, даже если я буду в нижней юбке, не так ли, дорогой? – обратилась хозяйка к своему супругу.

Однако тот обсуждал с несколькими мужчинами результаты недавней охоты и рассеянно ответил:

– Да, моя старушка. – После этого мистер Фрицуэлл повернулся к мужчинам и добавил – Прекрасный был фазан, не менее двенадцати фунтов.

– Он такой романтик, – заключила его жена.

– После третьего оглашения вы можете пожениться в любое утро, – не унималась миссис Мэшем, как собака, которая ни за что не расстанется с костью. – При данных обстоятельствах будет уместна скромная церемония.

– Наоборот, – любезно возразил виконт с безупречной улыбкой, хотя Мэдди заметила лукавый блеск в его глазах. – Пользуюсь возможностью пригласить всех вас на свадебную церемонию.

– Да? – робко произнесла Мэдди, но он улыбнулся.

– Конечно, дорогая, разве ты не хочешь, чтобы все твои друзья порадовались нашему счастью?

«Друзья, как же!» – подумала Мэдди. Но она видела, что Эйдриана так разозлила миссис Мэшем, что он не смог удержаться от своего приглашения – хотя бы в пику этой сплетнице. Впрочем, Мэдди было все равно. Пусть хоть весь мир придет и увидит, как они поженятся, – пусть светлая радость, которую она испытает, озарит весь земной шар и затмит солнце!

Но если виконт должен будет уехать сразу после свадьбы и ему придется продолжить свои скитания ради ее защиты… нет, сейчас она не будет думать об этом.

Лицо миссис Мэшем стало кислым. Она поискала глазами в толпе и, обнаружив мистера Мэшема, стоявшего в углу с большим бокалом вина, поманила его пальцем. Он нахмурился и сделал вид, что не понял сигнала.

Мэдди тоже взглянула на мистера Мэшема. Он уже начал лысеть и отрастил небольшое брюшко. Когда-то он ухаживал за ее сестрой Джулианой. Мэдди непременно опишет его в своем следующем письме, чтобы сестра порадовалась, что в свое время отказала мистеру Мэшему. Нынешний муж Джулианы был во всех отношениях предпочтительнее.

Гостей пригласили к столу, и, прежде чем их с Эйдрианом разделили, Мэдди официально сказала:

– Вы непревзойденный мастер, милорд. Благодарю вас.

– А я благодарю вас, моя леди, – тем же тоном ответил Эйдриан.

– Я пока еще не ваша леди.

– Для всех – возможно. Но в моем сердце вы – моя леди.

От его слов у Мэдди так поднялось настроение, что ей было абсолютно все равно, что слева от нее за столом оказался девяностолетний джентльмен, который только и делал, что превозносил чудодейственные лечебные качества мази от артрита, а справа сидел только что окончивший школу мальчик, такой стеснительный, что вообще не разговаривал, уткнувшись в свою тарелку.

Никто из гостей не захватывал беседу за столом, и никто – слава Богу – не говорил о прошедшей войне.

Когда дамы оставили джентльменов в столовой, рядом с Мэдди оказалась Фелисити, так что даже перед лицом ядовитой миссис Мэшем она не чувствовала себя одинокой.

Мэдди не огорчилась даже после того, как миссис Мэшем уселась напротив. Как оказалось – напрасно. После того как матрона в течение десяти минут рассказала всем о модной – и страшно дорогой – отделке своего нового платья, она принялась за Мэдди:

– Полагаю, скоро вы затмите нас всех, дорогая мисс Эплгейт.

Мэдди вздрогнула. Она недооценила свою опасную соседку.

– Простите?

– Когда вы станете виконтессой Уэллер, – не скрывая ехидства пояснила другая леди.

– Ваши расходы на наряды будут, несомненно, увеличены. – Миссис Мэшем только что не мурлыкала. – Если бы мне пришла в голову такая мысль, я сама была бы не прочь потеряться в лесу ночью, даже в грозу.

Наступила мертвая тишина.

Мэдди удивленно подняла брови. Вот это удар! Предположить, что она притворилась больной, чтобы заманить виконта, вынудить его жениться на ней и тем самым улучшить свое материальное положение!

Перед глазами Мэдди все поплыло. Она уже открыла рот, чтобы дать отпор этой невыносимой сплетнице…

– Не все определяют деньги, – услышала она спокойный голос. Это был голос Фелисити. – Гораздо важнее вкус. Например, синий цвет отделки – ах, какой модной и дорогой – не слишком сочетается с вашим платьем цвета морской волны, но даже если это и так, я не позволила бы себе показаться невежливой и испортить впечатление от вашего, несомненно дорогого, нового платья. Но это лишь доказывает, что наличие денег само по себе не гарантирует благоприятное впечатление от наряда.

– В моем наряде все прекрасно сочетается, – отрезала миссис Мэшем.

– Разумеется, – спокойно согласилась Фелисити. Остальные дамы молчали, но на их лицах отражались различные эмоции – от восторга до ужаса.

Про Мэдди все забыли, и у нее было время собраться с мыслями, прежде чем сделать глупость. Например, оторвать миссис Мэшем голову, как очень хотелось. Однако это лишь убедило бы ненавистную сплетницу, а заодно и многих других дам, что выдвинутое против Мэдди обвинение соответствует действительности. Надо выглядеть спокойной, даже веселой. «Спасибо, Фелисити». Мэдди вздохнула с облегчением.

Брызгая слюной, миссис Мэшем еще немного поговорила о своем новом платье, о том, как нынче все дорого и что она идеально чувствует цвет и моду. Однако ни у кого не появилось желания спорить. Когда миссис Мэшем, наконец, замолчала, заговорила Фелисити:

– Кто-нибудь слышал, покинул цыганский табор пределы нашего графства?

Эта тема вызвала живой отклик.

– О да, – ответила хозяйка дома, обмахиваясь веером. Она была безмерно рада перемене темы. – Они украли ягненка у одного из арендаторов мистера Фрицуэлла, и бедняга очень расстроился.

– А еще они украли выстиранное белье, вывешенное для просушки за домом нашего садовника, и веревку прихватили!

– А у меня не только стрясли все ягоды с моей любимой вишни, а даже выкопали само дерево. Ума не приложу, что они собираются с ним делать. Ведь они никогда не остаются надолго в одном месте, все время кочуют.

– Да они его продадут в следующей же на их пути деревне, – мрачно заявила одна из дам, – и вы больше никогда его не увидите.

Дамы закивали, а пока они и дальше обменивались жалобами на бесчинства цыган, Мэдди тихо спросила Фелисити:

– А у вас что-нибудь украли?

– Нет. Но я видела следы вокруг дома. А сегодня утром, когда проснулась, мне показалось, что какой-то мужчина заглядывает в окно дома.

– О Господи! Какой ужас!

– Сначала я подумала, что это сон – я ведь только что открыла глаза. Но потом, когда вышла из дома, я увидела следы под окном. Я уверена, что это не мои следы – они слишком большие. – Фелисити вздрогнула. – Я слышала, что цыгане иногда бывают довольно жестокими.

– Вы непременно должны сегодня остаться ночевать у нас, – сказала Мэдди. – И вообще будет лучше, если вы поживете у нас какое-то время. До тех пор, пока точно не узнаем, что табор покинул наше графство.

«Меня беспокоят острые язычки соседей, – подумала Мэдди, – а Фелисити живет одна на отшибе и может стать жертвой вандалов, которые, возможно, еще опаснее, чем все считают».

Мужчины вышли из столовой, а хозяйка стала готовить столы для игры в карты. Вскоре после этого вечер закончился.

Когда они приехали домой, отец Мэдди еще не ложился спать. Она рассказала ему о цыганах и их бесчинствах, и он сразу же согласился с тем, что Фелисити должна остаться у них.

– Столько, сколько пожелаете, миссис Барлоу, – добавил он. – В своем доме вы не будете чувствовать себя в безопасности.

– Вы очень добры, сэр. – Голос Фелисити слегка дрожал.

– Завтра мы с Томасом поможем вам принести все вещи, которые вам понадобятся, – сказала Мэдди.

Она проводила Фелисити в гостевую комнату, расположенную рядом со спальней виконта. Это обстоятельство сделает невозможными встречи с Эйдрианом, но постоянное присутствие дуэньи будет напоминать Мэдди, что она должна вести себя прилично.

Плохо, конечно, что вести себя прилично – это совсем не то, что она хотела!

На пороге своей комнаты стоял Эйдриан, и по его улыбке Мэдди поняла, что он думает о том же.

Когда Фелисити закрыла за собой дверь, Мэдди шепнула:

– Ты об этом жалеешь?

– Тут уж ничего не поделаешь, – так же тихо ответил он. – Но оставаться одной в ее доме действительно небезопасно. А что касается нас…

– Да?

– Мы должны быть чисты в своих делах и помыслах, как посоветовал викарий.

Она разочарованно вздохнула, но он только усмехнулся и, наклонившись, поцеловал ее.

– Или не шуметь, – шепнул он на ухо.

Мэдди поцеловала его и с легким сердцем отправилась в свою комнату.

Потом помылась, надела ночную рубашку и легла в постель. Но кровать показалась пустой. Надо придумать, как подать Эйдриану знак, чтобы он пришел. Конечно, Мэдди могла бы пробраться в его комнату на цыпочках, но ее могли увидеть, а если их застанут в постели… Фелисити, конечно, ничего не расскажет отцу, но все же…

Надо чем-то отвлечься от мыслей об умелых ласках виконта. Мэдди взяла со столика пачку писем матери и наугад достала одно.

Всего несколько строк, убеждала она себя. Это каким-то образом помогало ей считать, что она не слишком вторгается в личное прошлое матери, не важно, прочла она целое письмо или всю пачку.

Когда Мэдди развернула листок, сердце замерло. Почерк был другой! Письмо было написано не матерью. Может быть, это почерк отца? Нет, это и не его рука.

Мэдди знала почерк отца по хозяйственным книгам и по деловым письмам, которые она по его просьбе иногда относила в деревню на почту.

Чье же это письмо?

Надо положить письмо обратно, подсказывал ей здравый смысл.

Мэдди знала, что не должна его читать, но теперь, когда письмо было в руках, когда она поняла, что мать сохранила письмо от какого-то незнакомого человека… это было равносильно тому, чтобы перестать дышать.

Возможно, письмо от подруги. Да, наверняка от подруги, живущей в другом графстве…

Но все рухнуло, когда Мэдди прочла первую строчку:

Любовь моя, как я мог жить, не зная, что ты существуешь на свете? С тех пор как ты вошла в мой мир, он стал намного богаче, а моя вселенная окрасилась твоим золотым сиянием, затмившим солнце.

Боже! Кто-то написал ее матери любовное письмо?

Мэдди показалось, что мир вокруг нее вдруг пошатнулся, словно потеряв опору. Она не могла заставить себя читать дальше.

Может, она все же ошиблась и это почерк ее отца? Возможно, после несчастного случая, в результате которого больше всего пострадали его ноги, у него каким-то образом изменился почерк, в отчаянии думала она, может быть…

Она перевернула листок и прочла подпись.

Джеймс.

Кто этот Джеймс, черт возьми?