Он милостиво кивнул и весело ответил:

— Хорошо. Но, если выяснится, что это любимая собака моей жены, и ты решила взять ее в заложники, ты раскаешься!

***

Впрочем, планам Гвен в этот день не суждено было сбыться. Когда экипаж баронессы плавно завернул на дорогу, ведущую к замку Корби, взорам путников открылась другая карета, накренившаяся на бок и без колеса.

Рядом с нею хлопотали кучер и слуга, понукаемые богато одетой дамой, рядом с которой вертелась камеристка.

Джозеф остановил карету рядом с суетящимися людьми и спросил, не нужна ли помощь.

Саймон высунулся в окно: задержка в пути была для него весьма нежелательна, но объехать громоздкий экипаж было не так просто.

— О! Мистер Догерти! — оживилась дама, видимо, узнав его, и быстро заговорила: — Вы тоже едете к лорду Корби? Какая приятная встреча, а я уже отчаялась вовремя попасть на торжество! У моей кареты сломалась ось, и когда все это починят, неизвестно! Вы ведь будете столь любезны и подвезете нас до замка?

— Добрый день, леди Уиллис, — кивнул ей Саймон. Имя леди шепотом подсказала ему Гвен, которая теперь яростно жестикулировала, делая Саймону знаки не брать с собой попутчиков. — А что за торжество в замке Корби?

— Как? Вы не знаете? Дочь лорда Корби выходит замуж!

— Что? — ошеломленно выдохнул Саймон, а в окне кареты появилось удивленное личико Гвен.

— И, между нами говоря, жених не герцог Рокуэлл, с которым она совсем недавно была помолвлена, — понизив голос, будто кто-то мог их подслушать, добавила леди Уиллис.

— Что… что за навязчивая идея постоянно выходить замуж? — Саймон растерянно взглянул на Гвен, будто ища у нее ответа. Но та выглядела ошарашенной не менее него.

— А разве вас не пригласили на свадьбу? — удивленно спросила дама у Саймона. — Очень жаль, я так надеялась, что вы подвезете меня до замка. Боюсь, что я уже опоздала на церемонию, но на празднество попасть хотелось бы…

Саймон не стал слушать дальше. Он, забыв о ране, взлетел на козлы, выхватил у Джозефа вожжи и кнут и, хлестнув лошадей, крикнул:

— Поехали! Быстро!

И карета, с небывалой для нее ранее скоростью, покатила к замку лорда Корби, оставив достопочтенную леди Уиллис, весьма возмущенную бестактностью эсквайра Догерти, и ее слуг чихать и кашлять из-за клубов поднявшейся пыли.


86.

Никто бы сейчас не смог помешать Саймону добраться до его жены. Даже стражники, стоящие на воротах замка. Последние, услышав, что Саймон законный муж Евангелины Корби, сочли нужным пропустить карету и сопроводить ее до небольшой часовни, где проходила церемония.

Забыв о том, что Гвен не желала оказаться в стенах замка, не чувствуя боли в груди, Саймон легко спрыгнул с козел на землю и бросился к часовне.

Он легко распахнул тяжелые створки и ворвался в храм. Нет, он не верил до конца, что Ева способна так быстро снова выйти замуж! Его не убедила ни леди Уиллис, ни стражники на воротах. Но все оказалось правдой. Вот его жена стоит перед алтарем, с которого что-то вещает священник, рядом с другим мужчиной…

На секунду Саймон лишился речи. Он не знал, что сказать, но он обязан был это остановить.

Присутствующие оборачивались на него, целеутремленно шагавшего по проходу к алтарю. Взгляды их выражали удивление и неодобрение, но он, не замечая их, смотрел только на свою жену.

Она словно почувствовала его взор, обернулась. Роскошное серебристое платье лишь подчеркивало ее бледность и печальный вид. Но вот она увидела своего мужа, и без того большие глаза ее, казалось, увеличились вдвое. Она смотрела на него, будто не узнавая, или не веря, что перед ней Саймон. А рядом с ней, на месте жениха, стоял Генри Лайс!

Шелтон пришел в бешенство. Он вытянул руку, указывая пальцем на жениха и невесту, и не придумав ничего лучше, рявкнул:

— Какого черта?!

Священник покачнулся и стал неистово креститься, большая часть людей, находившихся в часовне, последовала его примеру. Но были и такие, кто замер на месте и ошеломленно смотрел на «воскресшего» Саймона.

Ситуацию разрядила Ева. Она ахнула и лишилась чувств. Ее подхватил Генри. Но Саймон не желал, чтобы кто-то, кроме него, прикасался к его жене. Он подскочил к Лайсу и забрал у него свою жену. Он уложил Еву на скамью и опустился рядом с ней на колени.

— Ева, любимая моя, — шептал он, осторожно шлепая ее ладонью по щекам. Ресницы девушки затрепетали, и Ева отрыла глаза. Она смотрела на Саймона и, казалось, изнутри наполнялась чудесным светом, столько любви и нежности было в ее взгляде.

— Саймон… — прошептала она, ласково касаясь кончиками пальцев его щеки. И вдруг блаженно выдохнула: — Живой…

Саймон забыл обо всем рядом с ней. Он таял от одного лишь прикосновения ее пальчиков, постепенно превращаясь из комка нервов, коим являлся последнее время, в живого человека. Напряжение отпускало, зато вернулась боль от не зажившей раны, которая усиливалась с каждой секундой. Даже, кажется, стало больнее, чем раньше. В ушах зашумело, а в глазах стало темнеть. Только бы самому не лишиться сознания! Он зажмурился, потряс головой, но становилось только хуже.

— Саймон, что с тобой? — будто издалека донесся до него испуганный голос жены.

А он старательно дышал. Вдох, выдох, вдох, выдох… Боль осталась, но он уже мог поднять голову, справился с собой, сумел вытерпеть.

Ева сидела на скамье и с тревогой смотрела на него.

— Все в порядке, — с трудом смог выдавить Саймон, он поднялся с колен и тоже сел рядом с ней. Он оглядел столпившихся вокруг них людей и, недобро прищурившись, поинтересовался: — А что здесь происходит?


87.

Гвен никогда не думала, что поездка в экипаже может быть столь опасной. Удивительно, что у ее несчастной кареты не отлетели сразу все четыре колеса, и она не развалилась на части! И чудо, что сама Гвен не свернула себе шею! Зато она отбила себе весь зад на ухабах и пару раз основательно приложилась лбом о стенку, по которой она неистово стучала, пытаясь привлечь внимание Шелтона. Она кричала, звонила в колокольчик, призывая Саймона остановить экипаж и позволить ей сойти, но тот не слышал ее.

И привез ее прямо в замок Корби! Чтоб ему было пусто! Так ему и надо, что его жена собирается наставить ему рога!

Дверца кареты распахнулась, и на свет Божий выполз помятый и весьма злой Гевин. Он окинул двор перед часовней прищуренными глазами, натолкнулся на подозрительный взгляд одного из охранников, поправил сбившуюся треуголку и неохотно направился к часовне, стараясь идти размашистым широким шагом.

***

Баронесса вошла в часовню за секунду до того, как Ева упала в обморок. Но и этой секунды хватило Гвен, чтобы оценить обстановку и увидеть всех главных действующих лиц разыгравшейся в храме трагикомедии.

У алтаря стояла Ева, а рядом с ней Генри. Гвен так и приросла к месту. Никто не обращал на нее внимания, все взгляды были прикованы к Саймону и Еве.

А Гвен… она была раздавлена, она забыла, как дышать, и судорожно хватала ртом воздух, как вытащенная из воды рыба.

Она и боялась, и желала увидеть Лайса, до этого самого мгновения… Желала — но только не в качестве жениха своей племянницы.

Почему? Как такое могло быть? Неужели он любит Еву? Или это брак по расчету?

Гвен не помнила, как оказалась снова во дворе. Она пребывала в таком смятении чувств, что некоторое время просто стояла, тупо глядя перед собой. Стражника с подозрительным взглядом она больше не замечала, да и все вокруг перестало волновать ее.

Генри… Ее Генри… Ее любовь! Женится на другой!..

Но на что она надеялась? Она ведь понимала, что они с Лайсом не пара. Почему же тогда такое сильное разочарование? Отчего так больно? Лучше бы она никогда его не знала!

Грудь так стеснило, что слезы сами собой выступили на глазах. Гевин, Гевин, если ты сейчас заплачешь — ты точно будешь разоблачен!.. Нужно что-то делать. Нужно убираться из замка.

Пум-Пуф! Это имя вывело Гвен из ступора. Она должна отыскать своего маленького любимца и покинуть пределы замка как можно быстрее.

Но где Пуф может быть? О том, что он не спасся, и его здесь нет, Гвен даже думать не хотела. Судьба и так никогда не была благосклонна к ней, не может же она отнять у Гвен самое дорогое, что у нее когда-либо было! Ее маленького, единственного, верного друга!

Гвен подошла к своей карете и обратилась к Джозефу, молчаливо сидящему на козлах:

— Езжай обратно к воротам и жди меня там.

Кучер кивнул и тронул лошадей.

Гвен же направилась к дому. И вдруг в саду, совсем неподалеку, она увидела того, за кем и приехала, рискуя всем, — своего любимчика, которого выгуливала ее бывшая горничная Джейн.

Заметив молодого, статного, хорошо одетого дворянина, идущего прямо к ней, служанка сразу зарделась, расправила плечи и принялась старательно обстреливать приближающегося глазками.

А Пум-Пуф внимания на баронессу не обращал, очередной куст гораздо больше был интересен ему. И, лишь когда Гвен подошла к нему довольно близко, он вдруг вскинул на нее голову, принюхался и с радостным взвизгом кинулся к любимой хозяйке.

Джейн, наконец, тоже узнала баронессу. Глаза служанки изумленно округлились, и она тут же затараторила:

— Ох, что же вы тут делаете, миледи? Господин виконт так на вас зол! Так зол!

— Что это ты так за меня переживаешь, милочка? Лучше о себе подумай. Не будет у тебя новой госпожи, свадьба сорвалась! — язвительно ответила Гвен. Она подхватила Пуфа на руки, с нежностью прижала к себе, гладила его и чесала за ушами. Тот млел от счастья.

— Да как же это? Зачем же вы венчание расстроили? — ахнула Джейн, которая уже видела себя горничной не нищей злобной баронессы, а богатой доброй Евы. Ее даже не смущал тот факт, что у Евы уже есть своя собственная горничная.

— Это не я. К моей племяннице муж вернулся, — злорадно усмехнулась баронесса.

— Воскрес! — потрясенно ахнула Джейн и принялась неистово креститься.

— Ну, вот что, мне с тобой некогда болтать, я Пуфа забираю, а ты не вздумай никому говорить, что видела меня здесь.

С этими словами Гвен развернулась и хотела было уже уйти, но Джейн вдруг преградила ей дорогу.

— Нет! Не могу я вам его отдать, ваша милость! Господин виконт с меня шкуру спустит, если я его песика потеряю! Он и взял-то меня больше для того, чтоб я за ним приглядывала!

Теперь настала очередь Гвен выглядеть удивленной.

— Виконт Мандервиль? Что за дело ему до моей собаки?

— Так он в Пуфике души не чает! Нет, миледи, что хотите, делайте, а собачку я вам не отдам.

Спорить с упрямой служанкой пришлось долго, лишь драгоценные камни, смогли убедить ее, что маленький Пум-Пуф мог убежать и потеряться в саду.


88.

— А что здесь происходит?..

Вопрос Саймона повис в воздухе.

Первым в себя пришел Генри Лайс. Понимая, что лишние уши совсем ни к чему, он тут же заявил, что свадьба отменяется, и попросил гостей удалиться из храма. Хотя слухи все равно пойдут, это он понимал.

Леди Корби, доселе пребывающая в ступоре, пришла в себя и нашла силы заняться гостями. Чтобы хоть как-то сгладить неприятный осадок от неудавшейся свадьбы, все были приглашены к накрытым на свежем воздухе столам.

В часовне остались Саймон с Евой, лорд Корби, Генри Лайс и отец Маркус, который велел Саймону подойти к нему для беседы, после чего удалился.

— Не упрекайте вашу жену, Шелтон, — сказал Генри. — Поверьте, у нас были веские причины, чтобы сочетаться браком. И знайте, что все мы считали вас мертвым. Но, думаю, будет лучше, если сама Ева сообщит вам новости и все объяснит.

— А после я тоже хотел бы поговорить с тобой Саймон, — добавил лорд Корби. — Знай, я несказанно рад твоему возвращению.

Саймон склонил голову перед тестем. И лорд Корби с Генри отошли в сторону, давая возможность Саймону и Еве спокойно объясниться.

***

— Я говорил тебе, друг мой, что когда-то давно хотел, чтобы Саймон и Ева поженились? — спросил лорд Корби у Генри, с легкой улыбкой взглянув на последнего.

— Нет, но, как видишь, они выполнили твою волю, хоть и без твоего ведома, — усмехнулся Генри.

— И я уверен, на то была воля Божья, — благосклонно кивнул Корби. Он наблюдал за сидящими на скамье дочерью и Саймоном. И, как ему казалось, красивее этой пары он ранее никогда не видывал.

Саймон и Ева выглядели такими счастливыми! Он сжимал в своих ладонях ее тоненькие пальчики и периодически подносил их губам. Говорили они тихо, но на лицах были написаны и переживания, и радость, но только не сомнения друг в друге.

Вдруг поддавшись порыву и более не обращая внимания на свидетелей, Саймон обнял Еву и с нежностью поцеловал.

— Надо бы их снова обвенчать, когда он обратно свой титул получит, — хитро прищурил глаза Кристофер.

— Вы так уверены, что король пожалует Шелтону титул обратно?

— А почему бы и нет? Я сам лично приложу к этому усилия.

Они замолчали, так как Ева и ее муж поднялись со скамьи и направились к ним. Саймон снова поклонился лорду Корби.

— Я раскаиваюсь во всех своих деяниях протии вас, милорд, — сказал он. — Если бы я только знал…

Лорд Корби положил руку на его плечо.

— Если бы все мы знали, Саймон. Ева все мне рассказала. Увы, сделанного не воротишь. Я предлагаю оставить все наши разногласия в прошлом.

— Я очень рад слышать это, сэр. И торжественно обещаю: я сделаю вашу дочь счастливой.

— Но расскажите нам, Шелтон, как вам удалось спастись, и где вы столько времени пропадали? — не выдержал Лайс.

И Саймон рассказал. После этого все устои Генри Лайса пошатнулись, а земля начала уходить из-под ног. Он слушал о том, как Гвен, которую он презирал, спасла Саймона и Еву, о нелегкой судьбе баронессы, и голова его шла кругом.

Саймон закончил свой рассказ просьбой к лорду Корби:

— Я знаю, что у вас есть веские причины сердиться на леди Финчли, милорд, но я прошу вас простить ее. Жизнь ее была безрадостной, и лишь отчаяние толкнуло ее на столь ужасный поступок. Но она сама же все и исправила. Простите ее, как простили я и — только что — Ева. Баронесса не просила меня заступаться за нее, но я хочу, чтобы и ее жизнь наконец-то наладилась, и она нашла свое счастье.

Ева кивнула, поддерживая мужа. Лорд Корби же выглядел задумчивым.

— Баронесса Финчли спасла мне жизнь, — тихо заговорил он, наконец.

— Спасла тебе жизнь? Когда? — потрясенно воскликнул Генри, чувствуя, что мир вокруг окончательно сходит с ума.

— Это было незадолго до бала в моем замке. Мне сделалось плохо, я умирал. Она вошла как раз в тот момент и подала мне сердечные капли. Правда, после умоляла никому не говорить об этом. Очевидно, она боялась мести маркиза Аллейна.

— Я, пожалуй, присяду, — пробормотал Генри и без сил опустился на ближайшую скамью.

Кристофер удивленно посмотрел на него: тот выглядел до крайности потрясенным. Впервые лорд Корби видел своего друга настолько не владеющего собой. Затем отец Евы повернулся к зятю.

— Я прощаю баронессу Финчли. Можете ей это передать, Саймон, — сказал он.


89.

Генри был потрясен, растерян, раздавлен правдой, вдруг открывшейся перед ним.

Она была ангелом. Запутавшимся, ищущим спасения от демона, ангелом. А он презирал ее. Оскорблял. Считал ее недостойной даже своего мизинца.

Да, она сделала ошибку, но она же и пыталась ее исправить! И сколько раз она подсказывала, спасала, направляла, заботилась о нем! А он не видел… не хотел видеть.

И где она теперь? Навеки потеряна для него?

Нет! Он сделает все, чтобы отыскать Гвен! Хотя бы ради того, чтобы просить у нее прощения за свои сомнения, за свое отвратительное поведение.

Может ли статься, что она простит его? Он сделает все для этого! Он не привык отступать.

В полнейшем смятении чувств, Генри вышел из часовни и направился в сад. Ему нужно было подумать, нужно было понять, как и где искать баронессу.

Может быть, он здесь встретит Пум-Пуфа? Песик всегда действовал на него умиротворяюще. Джейн должна сейчас как раз выгуливать малыша.

И тут Генри, к своему удивлению, увидел господина в темном плаще и треуголке, уносящего Пум-Пуфа прочь. Джейн рядом не было.

— Сэр, постойте! — окликнул его Генри.

Сэр обернулся, увидел виконта и вдруг, вместо того, чтобы остановиться, прибавил шагу, а затем и вовсе побежал. Генри бросился за похитителем, который старался затеряться между деревьев и кустов.

Что за бред? Кому понадобилось похищать собаку?! И почему Пум-Пуф, не терпящий чужих, столь спокоен на руках этого незнакомца? Но раздумывать над этим странным обстоятельством было некогда.

— Стойте! — крикнул Генри и побежал так, как не бегал никогда в жизни. Он легко догнал человека в треуголке, схватил его за плечо и резко развернул к себе… И оторопел. Из-под треуголки, из-под белых буклей парика на него смотрели огромные, донельзя знакомые глаза!

Он видел в этих глазах до этого самые разные чувства — и ласку, и гнев, и любовь, и ненависть. Сейчас в них были страх, отчаяние и, в то же время, вызов, — так смотрит на охотника загнанная волчица. Губы ее дрожали, грудь высоко вздымалась, она трепетно прижимала к себе притихшего Пум-Пуфа.

— Дайте мне уйти, виконт, — прошептала, наконец, Гвен, — прошу вас. Не выдавайте меня лорду Корби. Я виновата… Очень. Но я раскаиваюсь. Я больше никогда и никому не причиню зла. Я больше не буду. Аллейн… Он толкал меня на всё, что я делала. Я боялась его. Теперь я исчезну навсегда, обещаю. Я здесь только затем, чтоб забрать своего песика. Я без него не могу. Отпустите меня…

Слушая этот почти детский лепет, Генри ощущал, как сердце его наполняется безграничной нежностью. Он протянул руку и стащил с нее дурацкий парик и шляпу. Ее собственные густые волосы блестящими тугими локонами рассыпались по плечам. Как же он истосковался по ее кудрям, губам, глазам! И она хочет исчезнуть, после всех этих ужасных дней, когда он спал урывками, едва прикасался к еде, мучился неизвестностью — где она, как, с кем?..

— Не отпущу! — сказал он хрипло и резко, сжимая ее плечи.

***

Как же ей хотелось просто прижаться к нему, обнять его, положить голову ему на грудь! Его близость была как глоток спасительного воздуха для утопающего. Она бормотала что-то, сама не зная что и, глядя ему в глаза, казалось, читала в них и понимание, и нежность. Она купалась в его взгляде, забыв обо всем. Но его хриплый голос, эти два жестокие слова: «Не отпущу!» мгновенно вернули ее к действительности.

Она рванулась, но это было бессмысленно, его стальные пальцы лишь крепче сомкнулись на ее плечах.

— У вас нет сердца! — воскликнула она в отчаянии. — Вы хотите отдать меня на растерзание? Но я сделала все, чтобы исправить зло! Спросите Саймона, он подтвердит…

— Не отпущу, — повторил он, упрямо, но уже другим голосом, и Гвен подозрительно уставилась ему в лицо. Как странно! Оно вовсе не было искажено яростью или жаждой мести. Лайс смотрел на нее с необыкновенной нежностью. Сердце ее остановилось, а затем застучало быстро-быстро. — Как я смогу с тобой расстаться? Это невозможно, — продолжал он. — И не проси больше прощения. Это я виноват. Так виноват перед тобой!

Она не верила своим ушам. Он извиняется?..

— Дай мне надежду, что ты простишь меня. — Он взял ее руку и коснулся губами тыльной стороны ладони. — Дай, и всей жизнью своей, клянусь, я докажу, что ты простила не напрасно!

«Я сплю, это сон! — мелькнуло в голове Гвен. — Вот сейчас я проснусь… И он исчезнет!»

Но он не исчезал. Он целовал ее руку и повторял ей, что она — ангел, что он обожает ее и не может без нее жить. Что он глубоко раскаивается и хочет одного — чтобы она забыла обо всем, что он причинил ей, и позволила ему быть рядом с ней.

И она чуть не забыла. Чуть не позволила. Но вовремя вспомнила, что еще и получаса не прошло, как она видела его у алтаря рука об руку с другой. Ревность окатила горящую голову Гвен, как ведро ледяной воды. Она выдернула ладонь из руки Генри и отступила.

— Я прощаю вам все, виконт Мандервиль, — отчеканила она, — но о любви ко мне пусть никогда ни слова не сорвется с ваших уст!

— Гвен…

— Вы только что собирались венчаться с Евой! Я видела это собственными глазами.

Генри смутился.

— Поверь, тому были веские причины. Ты пропала и, я думал, навсегда уехала в другую страну. А Ева… она оказалась в непростой ситуации. Она беременна. Она страшно страдала по мужу, пока не узнала об этом. Ведь Саймона мы все считали погибшим. Ты умная женщина и понимаешь, какие последствия могли быть в свете, узнай кто-то об ее положении.

Гвен изумленно уставилась на него.

— Я не питаю к Еве никаких чувств. Как и она ко мне. Да, я согласился на этот брак. По двум причинам. Первая — я хотел помочь бедной девочке и ее отцу, своему лучшему другу, избежать скандала. Вторая — я хотел забыть тебя. И эта причина, поверь, была очень веская.

— Если так… — Она представила себя на месте Евы: одинокой, считающей мужа мертвым, да еще и ждущей ребенка… В этом свете согласие Генри на брак с Евой выглядел уже по-другому: как поступок человека благородного и преданного семье друга. — Если так, то, пожалуй, вас и за это нужно простить. — Она улыбнулась. — Вы образчик высоконравственности и великодушия, виконт. Вы это знаете?

— Уж если я заслужил такие похвалы, не могу не похвастаться еще одним благородным делом! — Он тоже улыбнулся.

— Говорите.

— Я спас из огня злейшего врага.

Глаза Гвен испуганно расширились:

— Аллейн?..

— О нет! — рассмеялся Генри. — Кочерга Шелтона сделала свое дело! Вот этого. — И он потрепал Пум-Пуфа за ухо. Песик довольно засопел. — Мы теперь лучшие друзья. Так что разлучить нас, баронесса Финчли, не в ваших силах. Мужская дружба — это святое!

— Придется покориться необходимости, — вздохнула Гвен, спуская Пум-Пуфа с рук. Он тут же рванул к ближайшему кусту. — Если вы дороги моему Пуфику, я буду вынуждена тоже терпеть вас.

— Только терпеть? — Теперь, когда преграды в виде Пуфа между ними не было, Генри крепко прижал ее к себе, с радостью чувствуя, как она обвивает его плечи руками.

— Поживем — увидим… — Она запрокинула голову, подставляя ему губы, и он внял призыву, прильнув к ним в пьянящем поцелуе…

Стоявшая за деревом Джейн, созерцавшая с начала до конца эту сцену примирения, тихо хмыкнула и потерла нос.

— Ну вот, опять у меня будет эта же хозяйка! — пожаловалась она подбежавшему к ней Пум-Пуфу. — Видать, судьба у меня такая незавидная. Одна надежда — мой виконт ее научит хорошим манерам да покажет, как вести себя с честной прислугой… Пойдем, Пуфик, им еще долго до тебя не будет дела! — И они с песиком отправились к замку.


ЭПИЛОГ

— Любовь моя, давай я принесу тебе шаль. Еще рано, и ветер прохладный.

Гвен, сидящая в шезлонге, улыбнулась. Муж, неслышно ступая по песку, подошел к ней сзади и положил ей руки на плечи.

— Не надо, Генри. Совсем не холодно. И, Боже мой, как же здесь хорошо! Это самое чудесное место на свете. Тишина, покой, только шум волн и крики чаек…

Но он не отходил, уткнулся лицом ей в макушку и прошептал:

— Не простудись. Не забывай, ты должна теперь думать не только о себе.

— Не забуду, — тоже шепотом ответила Гвен, поворачивая к нему голову и встречаясь взглядом с его глазами, полными нежности и доброты.

Но тут эту идиллическую сцену прервал стук копыт нескольких лошадей. Глаза Генри стали темнеть, как всегда, когда что-то его злило. Затем он отошел к кромке воды и посмотрел вверх. Над скалой, под которой, в укромном месте, расположились виконт и виконтесса Мандервиль, остановилась карета, рядом с которой гарцевал на лошади всадник.

Гвен встала, и верный Пум-Пуф, лежащий у ее ног, тоже вскочил. Она присоединилась к мужу, и они оба начали наблюдать за экипажем.

— Ну вот, я, кажется, сглазила, — с принужденным смехом произнесла Гвен. — Кто-то приметил наше место!

Генри выпрямился и скрестил руки на груди:

— Ну уж нет! Кто бы это ни был, — здесь ему делать нечего! Берег большой! Так что пусть убирается ко всем чертям!

— Генри! — мягко упрекнула его Гвен, хотя в глубине души совершенно разделяла его возмущение и гнев.

Это было их тайное место, найденное Генри четыре года назад. Они приезжали в Бат обычно на месяц, но общий пляж, кишащий прогуливающимися и принимающими ванны, их не привлекал. Им хотелось уединения и покоя, и вот однажды Генри, совершавший верховую прогулку вдоль берега, нашел этот милый уголок под скалой. С тех пор они ежедневно в хорошую погоду приезжали сюда с утра, отсылали Джозефа с каретой в город, и уезжали обычно только на закате. И вот — их мир и покой нарушены какими-то незваными пришельцами!..

— Может быть, проезжающие просто захотели полюбоваться красивым видом, и сейчас уедут, — с надеждой произнесла виконтесса. Но тут, вопреки ее горячим ожиданиям, всадник спешился и направился к карете. Он распахнул дверцу и протянул руку кому-то в экипаже. Через мгновение из-за его спины показалась большая женская шляпка с вуалью.

— Никуда они не уедут, — мрачно констатировал Генри. — Смотри, теперь этот господин с лакеем корзинки для пикника достают. Они именно сюда, и надолго.

— Да еще и с детьми, — вздохнула его жена, глядя, как горничная, держащая на руках маленькую девочку в пышном сиреневом платьице, пытается угомонить мальчика лет четырех, подпрыгивающего от нетерпения. — Что за неразумные родители! Ведь здесь дует такой сильный холодный ветер! Они же простудятся в один миг!

Генри не мог не улыбнуться ее словам, ведь пять минут назад она утверждала обратное. Но настроение его все равно было испорчено, он мрачно смотрел на семейство, собравшееся бесцеремонно вторгнуться в их с Гвен райский уголок.

Между тем, Пум-Пуф, тоже, по-видимому, крайне недовольный, сорвался с места и помчался вверх по тропинке, поднимающейся к дороге.

— Пуфик! — крикнула Гвен. Но он не остановился.

— Наш маленький верный страж, — сказал Генри. — Сейчас он им задаст!

Но, к удивлению супругов, песик не стал облаивать пришельцев, наоборот, он вертелся у их ног, безостановочно работая хвостиком, будто выражая счастье от встречи.

— Что это с ним? — с недоумением спросила Гвен.

Но Генри уже понял, почему Пум-Пуф так ведет себя, к тому же, он увидел лицо отца семейства.

— По-моему, милая женушка, ты напрасно расстроилась! — промолвил он. — Ты так долго мечтала об этой встрече!

— Мечтала? Что ты этим хочешь сказать? — Гвен прищурилась. — О, Боже мой! Это же Беркширы! — радостно воскликнула она, всплеснув руками.

***

Саймон и Ева были еще более раздосадованы тем, что их место занято. Солнце било им в глаза, и они не могли разглядеть находившихся внизу людей. Но само присутствие здесь чужаков вызывало в Саймоне негодование. Они с женой так долго мечтали оказаться здесь! И вот, наконец, вырвались из столицы, приехали сюда, — а тут уже расположились какие-то неизвестные!

— Я разберусь с ними, дорогая, — пообещал Саймон жене. — Они живо отсюда уберутся.

Ева успокаивающе положила руку ему на плечо.

— Прошу тебя, сохраняй хладнокровие. Ради детей и меня.

— Ты и сама расстроена.

— Я уверена, нам уступят наше место, и нам не придется ссориться. Ведь у нас двое детей и, если эти люди достаточно хорошо воспитаны, они с готовностью поищут другой укромный уголок.

— Они могут сказать, что приехали сюда первыми, — с сомнением в голосе ответил Саймон. — Смотри, у того мужчины внизу слишком угрожающая поза. Не похоже, что он окажется таким уж покладистым. Ничего, я с ним разберусь.

— Только не вступай в драку, умоляю… Но что это? Пум-Пуф? Как он здесь оказался?

Песик подбежал к Еве и начал прыгать у ее ног, весело виляя хвостом.

— Кажется, я догадался, откуда он взялся! — сказал Саймон, и широкая улыбка озарила его лицо. Он обернулся к сыну: — Филипп, здесь твоя крестная!

— Где, где? — завопил мальчуган, прыгая едва не выше своего роста.

— Там, внизу, под скалой. Сейчас мы спустимся к ней и ее мужу. Ева, смотри под ноги, осторожно, тропинка довольно крутая. Мэри, дайте мне Еву, я сам ее понесу. Филипп, не беги так, упадешь!

И все семейство двинулось вниз, к морю, навстречу старым друзьям…

***

Через полчаса они решили пройтись по пляжу. Горничная осталась с малюткой Евой под скалой, Филипп и Пум-Пуф бежали наперегонки прямо по кромке воды, а пары Беркширов и Мандервилей разделились: впереди шли Ева с Генри, позади — Саймон с Гвен.

— Рад за тебя и Генри, — сказал Саймон.

— Ты о чем?

— О вашем положении, прекрасная виконтесса.

— Господи, не успела я сказать Еве, а она уже успела тебе сообщить?

— У нее нет от меня тайн, — гордо произнес Саймон. — А такую прекрасную новость она тем более не могла носить в себе долго.

— Как женщине жить без тайн? Это неинтересно! — с лукавой усмешкой протянула Гвен.

— Ты хочешь сказать, что у тебя они есть?

— Что ты! И захотела бы — не смогла бы их иметь. Генри такой проницательный! Видит меня насквозь.

— Не верится. Он так в тебя влюблен, а влюбленные мужчины обычно слепы и беспомощны, как новорожденные котята.

— Генри не такой. Он любит меня, но знает мои недостатки и слабости.

— Помнится, их у тебя было немало, — слегка уколол ее Саймон.

Она надулась:

— Можно подумать, ты всегда был столь безупречен, граф Беркшир! Знали бы в палате Лордов, где ты с таким высокомерным видом заседаешь, твое бурное прошлое!

Саймон рассмеялся:

— Гвен, да там все такие! Большая разбойничья шайка, только члены ее в напудренных париках и увешаны золотыми цепями. Атаман Джек Гром и его бандиты были невинными детьми по сравнению с этими лордами.

— Слава Богу, мой муж избавлен от необходимости принимать участие в этих заседаниях.

— Я тоже появляюсь там не часто, — хмыкнул Саймон. — Меня бесят эти чванливые рожи и пустые разглогольствования.

— Генри говорил, что ты купил несколько торговых кораблей? И даже будто бы собираешься плавать сам? — поинтересовалась виконтесса.

— Да, купил. Естественно, официально я не владелец: аристократ, занимающийся торговлей — это неприемлемо. А что касается того, что я собираюсь уйти в плавание… Может быть. Я очень люблю море. Благодаря тебе, кстати.

— Что значит — благодаря мне? — удивилась Гвен.

— Я бы не узнал, что это значит — плавать в открытом море, чтобы соленый ветер бил в лицо, если б ты меня в свое время кое-куда не отправила.

— Не вспоминай, прошу тебя!

— Я не в укор тебе. Прости. Так вот, море — моя страсть. Вторая, после Евы и детей, конечно. И я бы хотел вновь оказаться на палубе корабля, командовать судном.

— А что на это говорит Ева?

— Она не хочет, конечно. Пытаюсь ее убедить.

— Я бы на ее месте ни за что тебе не позволила. Еще чего не хватало — ты будешь плавать неизвестно где, а жена за тебя волнуйся!

— Не вздумай, Гвен, настраивать Еву против, — посуровел Саймон.

— Как же иначе? Я как-никак ее родственница. Я обязана наставлять ее и давать ей советы.

— Ты, наверное, уже забыла, чем обернулись в свое время твои советы и вмешательство в жизнь моей жены?

Но на этот раз Гвен не обиделась, как он ожидал. Наоборот, она лучезарно улыбнулась.

— Ладно. Может, я и не буду вмешиваться. Если мы договоримся.

— О чем? — спросил Саймон, чувствуя подвох.

— Тридцать процентов от твоей прибыли в торговых делах — и я не стану настраивать Еву против твоей мечты.

— А у тебя губа не дура, как говорят в Ист-Энде, — засмеялся он.

— Ну, хорошо, пусть будет двадцать пять, — не сдавалась Гвен. — За это я обещаю тебе даже больше: я поговорю с Евой, убежу ее, чтобы она позволила тебе выйти в море.

— Гвен, Гвен! Ты все такая же. Выгоду не упустишь. А если я, в свою очередь, поговорю с Генри и расскажу ему о твоем маленьком шантаже?

— В таком случае моря тебе не видать как своих ушей! — заявила она.

— Ну ладно. Десять процентов. Хватит с тебя.

— Двадцать!

— Десять.

— Пятнадцать!

— Гвен! Имей совесть.

— Пятнадцать — и точка! — настаивала она.

— Зачем тебе столько? Муж что, тебе в чем-то отказывает?

— Не твое дело. Лишние деньги еще никому не помешали.

— И как же ты собираешься скрывать от своего проницательного Генри, что получаешь их от меня? Если он узнает, может неправильно истолковать это.

Гвен таинственно улыбнулась.

— Не волнуйся, он ни о чем не догадается.

— Ладно, — сдался Саймон, — будет тебе пятнадцать процентов.

Гвен расхохоталась:

— Ловко я тебя провела!

— Так ты просто разыгрывала меня? — возмутился он.

— Конечно. Ты этого заслужил. Каждый раз, как мы встечаемся, подкалываешь меня. Вот я и решила отомстить. Ладно, не обижайся. Не нужны мне твои проценты. Я тебе и так помогу, поговорю с Евой. Она еще слишком молода, и не понимает, что, кроме семьи, мужчине нужно еще что-то.

— Ну, ты и хитрюга! Лучше б ты делами своего дома занималась, — проворчал он. — Я слышал, ты сердечные дела своей прислуги улаживаешь? Вот и продолжала бы в том же духе.

— Все-то ты знаешь! Я всего лишь поженила свою горничную Джейн и кучера Джозефа. До сих пор удивляюсь, как такая болтушка с этим молчуном уживаются!.. Но что это? — оборвала она.

— Что?

— Твоя жена уж слишком расщебеталась с Генри. Тебе не кажется? Пора нам поменяться местами.

— Пожалуй, — согласился Саймон, и они решительно двинулись догонять ушедшую вперед парочку…

***

Генри с улыбкой смотрел на резвящегося сына Беркширов.

— Чудесный мальчик. Я так давно его не видел. После рождения дочери вы все время жили в замке Корби, нам с Гвен не часто удавалось приезжать к вам.

— Я жила там из-за отца. Он так любит Филиппа! Мальчик будто возвращает ему молодость, вливает в него силы.

— Как ваш сын вырос! Будет, наверное, таким же высоким, как Саймон.

— Не знаю насчет роста, а характер у него точно отцовский! — засмеялась Ева. — Упрямый, решительный, и всё должно быть, так хочет он.

— По-моему, неплохие качества для будущего графа, — заметил Генри.

— О да. Но иногда этот четырехлетний тиран выводит меня из себя. Надеюсь, Ева будет не такая… Кстати, Гвен мне сказала о ребенке. Я очень рада за вас.

— Благодарю. Вы же знаете, она очень страдала из-за того, что не могла забеременеть. Считала, что это ей наказание за… всё, что было в прошлом. Мы пережили тяжелые времена. Но теперь, надеюсь, все станет хорошо.

— Я в этом уверена. Как и в том, что я стану крестной вашего первенца.

— Обещаю вам это.

Ева улыбнулась ему, и какое-то время они шли в молчании. Генри заметил, что на лицо его спутницы набежала какая-то тень.

— Что с вами? — спросил он. — Вас что-то расстроило?

— О нет, ничего. Просто иногда приступы меланхолии. Например, я представила себе, что мы могли бы идти с вами сейчас рука об руку, но не как добрые друзья, а как муж и жена. И Филипп называл бы отцом вас…

— Слава Богу, этого не произошло. — Генри решил, что надо развеять ее грусть, и сказал, улыбаясь: — Помните, как я приехал официально просить вашу руку? У меня ноги подкашивались. Поэтому-то я и опустился перед вами на колено. А вы, наверняка, подумали: «Какой идиот!»

— Да, мне это показалось довольно странным, — засмеялась Ева.

— А наше венчание? Я еле дошел до алтаря. В горле у меня так пересохло, что я боялся, что, когда меня спросят, согласен ли я взять вас в жены, я захриплю и всех напугаю. Я, наверное, был ужасно смешон.

— Нет, это я была смешна. Я так боялась!.. До последнего думала, что это просто какой-то кошмар. Стояла рядом с вами ни жива ни мертва.

— Мне так не показалось. Вы прекрасно держались.

— То же и я думала о вас. Вы были сама невозмутимость, само спокойствие!

— Значит, наши маски были удачными.

— Жизнь вообще — маскарад, — сказала Ева. — И какое счастье, если удается найти того, с кем не надо носить маску! Того, кому можно полностью доверять и открыть свое настоящее лицо.

— Согласен с вами. И, кажется, нам с вами как раз улыбнулось счастье, и оба мы нашли таких людей.

Ева оглянулась, за нею — Генри.

— По-моему, Саймон начал сердиться, что мы с вами тут секретничаем… Пора вам вернуться к жене, а мне — к мужу.

— Гвен тоже недовольна. Она способна оставить меня наедине только с вами, но и то — лишь на короткий срок.

Они остановились, дав возможность Саймону и Гвен догнать себя. Мужчины поменяли дам, и теперь гармония была восстановлена. Ева окликнула Филиппа, Гвен — Пуфа, и вся компания двинулась назад.

— Чудесное место! — сказала Ева тете. — Как интересно, что и вы, и мы выбрали именно его.

— А давайте приезжать сюда вместе! — предложил Генри. — Например, в следующем году, летом.

— Прекрасная мысль, — промолвила Гвен. — Морской воздух так полезен… особенно малышам.

— В таком случае — решено? — спросил, улыбаясь, Саймон. — Следующим летом — здесь же? Той же компанией?

— Решено, но не совсем, — ответила Гвен, проводя рукой по животу. — К нам еще кое-кто присоединится.

— И это будет следующий виконт Мандервиль! — с гордостью сказал Генри, обнимая ее плечи. И все рассмеялись.


Загрузка...