Роберт и Арабелла

Глава 13

Спустя две недели, в ту ночь, когда дорога была прекрасно освещена луной и в безоблачном небе сияли огромные звезды, Арабелла неожиданно для самой себя нарушила приказание цыгана. Она пустила Сарацина галопом и быстро удалилась от кибитки на такое расстояние, что уже не слышала тревожных криков Роберта.

Лишь все учащавшийся стук копыт Одиссея и Птолемея преследовал ее – кибитка пыталась набрать скорость, но безуспешно. Арабеллу опьянила скачка, она пригнулась к гриве и крепко сжала поводья. Нашептывая на ухо Сарацину ласковые слова, она отдалась во власть восхитительного ощущения свободы и безотчетной радости.

Раздался свист, и Калиф отозвался на него лаем. Однако Арабелла даже не оглянулась. Она ехала без седла, и скачка требовала от нее полной самоотдачи: трудно было удержать равновесие на такой скорости.

И вдруг Арабелла перестала слышать стук копыт за спиной. Она бросила взгляд через плечо и увидела, что Роберт распрягает лошадь, чтобы броситься за ней в погоню. Калиф тем временем догонял Сарацина, расстояние между ними быстро сокращалось.

Арабелла распласталась по спине Сарацина и словно одержимая стала колотить голыми пятками по его бокам. Она как будто вызывала Роберта на поединок, предвкушая захватывающую борьбу. Впрочем, выносливые, но тяжеловесные тягловые лошади не были предназначены для скачек.

В эту минуту на дороге откуда ни возьмись появился всадник. Он скакал наперерез и скорее всего уже давно преследовал Арабеллу, однако она не заметила его раньше.

– Стой! Именем короля! – крикнул он, но Арабелла прекрасно знала, что такой трюк используют разбойники, чтобы остановить путников, поэтому не отреагировала на него.

Она не сразу поняла, что если продолжит скакать вперед, то он неминуемо настигнет ее. Упустив много времени, Арабелла стала разворачивать Сарацина. Всадник повторил свой призыв остановиться. Он настигал ее, и ему удалось схватить ее за край плаща. Арабелла дернулась, но не смогла освободиться. Тогда она на полном скаку развязала тесемку на шее и отшвырнула плащ в сторону преследователя.

Страх и азарт погони завладели всем ее существом, и она не сразу заметила Роберта, который стремительно мчался ей на помощь с криками:

– Возвращайся в кибитку! Быстро!

Гибкая спина Калифа промелькнула перед самыми копытами Сарацина, как только Арабелла потянула его за поводья, вынудив встать на дыбы. Она оказалась совсем рядом с незнакомым всадником, когда услышала хруст сухожилия – это Калиф мертвой хваткой вцепился в переднюю ногу коня. Всадник повалился на землю, а долину огласило оглушительное ржание раненого животного. Вскочив на ноги, незнакомец бросился к Калифу, надеясь отогнать его.

Цыган в мгновение ока спрыгнул с Одиссея и побежал к всаднику, но Калиф опередил его и вонзил острые зубы ему в горло. Мужчина стал захлебываться собственной кровью.

У Арабеллы перехватило дыхание, когда она увидела, как Роберт достал из-за пояса нож и склонился над незнакомцем. Одно неуловимое движение – и он снова выпрямился, потом круто обернулся к ней.

– Я же велел тебе возвращаться в кибитку!

Но она спешилась и подошла к Роберту, испытывая жуткий страх остаться в одиночестве. Она чувствовала, что лишь с ним рядом может быть в безопасности.

– Уходи скорее, он наверняка не один.

Она не шевельнулась, и через миг ее щеку обожгло болью: впервые в жизни ее ударили по лицу. Роберт с силой тряхнул ее за плечи, отчего она пошатнулась.

– Убирайся отсюда!

Он покосился на мужчину, который бился в судорогах в луже липкой крови, и оглянулся. Его взгляд был так страшен, что Арабелла сочла за благо не спорить, взяла под уздцы Сарацина и побежала к кибитке.

Немного погодя до нее донесся предсмертный хрип коня: Роберт перерезал горло несчастному животному, спасти которое уже было невозможно.

– О! – невольно воскликнула она.

Роберт подобрал оброненный ею плащ и направился следом за ней. В его медленной походке сквозила угроза. Арабелла поспешила скрыться в кибитке. Роберт стал впрягать Одиссея, затем привязал Сарацина на длинный повод, чтобы тот мог трусить за кибиткой следом.

Арабелла наблюдала за ним из-за занавески. Вдруг он подошел к двери, и она услышала, как лязгнул замок. Бросившись к двери, она стала колотить в нее кулаками.

– Выпусти меня!

Ее возмутило то, что он запер ее. Более того, ей казалось, что, обрекая ее на заточение, он преследует какую-то злодейскую цель.

– Я сворачиваю с дороги! – крикнул он ей. – Может быть, у нас еще есть шанс спастись. Держись крепче!

Кибитку тряхнуло, а когда она сорвалась с места, стало швырять из стороны в сторону. Они быстро спускались с холма. Арабелла с опозданием отреагировала на предостережение Роберта и теперь билась то об одну стену, то о другую, едва успевая выставить руку, чтобы смягчить удар. Когда кибитка так сильно накренилась, что, казалось, она вот-вот опрокинется, Арабеллу отшвырнуло на кровать.

– Черт бы его побрал! – сквозь стиснутые зубы злобно процедила она, ухватившись за деревянную спинку.

Она дрожала от страха, вспоминая, что случилось только что на дороге. А ну как этот человек действительно был не один? И в то же время ее трясло от негодования, потому что цыган осмелился поднять на нее руку. Вскоре они достигли подножия холма, и кибитка покатилась медленнее, подскакивая на крупных валунах; послышался плеск воды – видимо, они переезжали вброд ручей.

Арабелла с трудом поднялась на ноги и заковыляла к двери.

– Выпусти меня сию секунду! – снова потребовала она.

Роберт не ответил.

Через минуту она опустилась на колени перед дверью, затем повалилась на пол и заплакала от полного бессилия. Казалось, эта авантюра не сулит ничего, кроме гибели для них обоих.

Незаметно она задремала. Кибитка плавно катилась в темноте. Плеска воды больше не было слышно, потому что они давно миновали русло ручья.

Очнувшись от полусна, она поползла по полу в дальний конец кибитки, приняв жестокое решение.

В одном из сундуков, в искусно инкрустированном кипарисовом ларце, хранилась коллекция старинных ножей в кожаных ножнах – добыча какого-нибудь крестоносца, привезенная с Востока. Ножи были так остры, что перерезали волос. Роберт не раз предупреждал ее, чтобы она обращалась с ними осторожно. Это оружие было предназначено для того, чтобы убивать – перерезать горло в мгновение ока или войти в сердце между ребер так быстро, что жертва не успеет ничего понять.

Арабелла открыла крышку и аккуратно достала нож, вытащила его из ножен и завернула в кусок полотна, попавшегося под руку. Вернувшись к кровати, она засунула нож под ковер, так чтобы торчала только рукоятка. Теперь она могла легко дотянуться до него и схватить, едва Роберт откроет дверь.

Мучаясь жаждой мести, ненавистью и предвкушая ужасную картину расправы, когда она вонзит нож в горло Роберта, Арабелла неожиданно для себя провалилась в глубокий сон, что в последнее время бывало с ней довольно часто.

Она проспала много часов, а проснувшись, обнаружила, что занавеска на окне чуть-чуть отдернута и внутрь пробивается дневной свет.

Еще через миг она увидела, что цыган стоит на коленях возле кровати и держит в руках спрятанный ею нож. Его рукоятка была обращена к ней. Роберт словно предлагал ей взять нож и воспользоваться им так, как она задумала. Выбор оставался за ней.

Арабелла в страхе отпрянула и протестующе замахала руками, как будто лезвие было направлено на нее. Взгляд Роберта был холоден и невозмутим. Она не смогла прочесть в его глазах ни любви, ни ненависти, ни сожаления, ни укоризны – ничего, что говорило бы о том, какие мысли бродят у него в голове, какие чувства овладели его сердцем.

– Убери его, – тихо попросила она и расплакалась, отвернувшись от Роберта.

Она готова была сквозь землю провалиться со стыда, точно нанесла ему удар, гораздо более серьезный, чем тот, который задумала, перед тем как заснула.

Арабелла слышала, как он подошел к сундуку, открыл крышку и убрал нож. Когда она оглянулась, он уже снова стоял возле кровати. Она села, но взгляд Роберта стал предостерегающим – он не хотел, чтобы она прикасалась к нему, отвергая любую попытку примирения. Руки у нее безвольно опустились. Она вцепилась в спинку кровати так, что побелели костяшки пальцев.

– Никто никогда не обращался так со мной, – прошептала она, но не добилась ответа. Его лицо по-прежнему оставалось бесстрастным. – Никто не поднимал на меня руку.

Только теперь она заметила, что его рубашка и штаны залиты бурой засыхающей кровью. Чья она? Человека или животного? Впрочем, и убитый всадник, и его конь теперь далеко. Они ехали, не останавливаясь всю ночь.

– Это была не ярость, – ответил Роберт. – Я сделал это от страха за тебя. Он мог быть не один.

– Он был один.

– Мы этого не знали. Мы до сих пор этого не знаем. Он мог выехать на разведку или отстать от своего отряда.

Теперь на его лице блуждала мрачная усмешка. Она не привыкла к такому его выражению и неверяще покачала головой.

– Ты видел кого-нибудь еще?

– Мы сразу свернули с большой дороги, если ты помнишь, и довольно долго ехали вдоль ручья, чтобы не оставить следов. Я даже не остановился, когда рассвело, дабы как можно дальше убраться от того места… Арабелла…

Она подняла на него глаза.

– Что?

Он молчал, и она схватила его за руки, прижала их к своей груди и тихо вымолвила: – Ты простишь меня? Он печально усмехнулся.

– Несколько часов назад ты хотела убить меня. Интересно, а что было бы, если бы я вошел сюда раньше? Неужели ты могла бы убить меня, Арабелла?

Она выпустила его руки, потупилась, и в тот же миг по ее щекам заструились горькие слезы, которые теперь казались по-детски смешными и глупыми. Она ведь действительно собиралась убить его, думала, что сумеет это сделать.

– Я не знаю, – прошептала она. – Ты бы все равно не допустил этого.

– Отчего же? Если ты и вправду так сильно ненавидишь меня… я мог дать тебе убить меня.

Арабелла бросилась на кровать. Ее душили рыдания, она ненавидела себя, проклинала за глупость и слабость.

– Прости меня, прости… – повторяла она, задыхаясь от слез и впиваясь зубами в подушку.

Она услышала, как он направился к двери. Он вполне мог бы забрать сейчас лошадей и оставить ее запертой в кибитке. Тогда ей грозила бы голодная смерть или, что еще хуже, ее могли найти какие-нибудь разбойники.

Роберт переоделся и сказал:

– Уже позднее утро. Кони могут попастись здесь, но Калиф ничего не ел уже целые сутки. Впрочем, я тоже. Я скоро вернусь.

Он ласково погладил Арабеллу по голове. Она решила, что прощена, и радостно обернулась. На его губах играла насмешливая улыбка, но глаза были по-прежнему холодны и внимательны. Она схватила его за руку и притянула к груди.

– Ты простил меня, правда? Он рассмеялся.

– Да? – с надеждой спросила она, прижимая его ладонь к груди. Он не убрал руку, но и не стал ее ласкать. – Скажи, да?

– Я принесу свежей воды.

Арабелла слышала, как отворилась дверь, затем в лохань полилась вода, деревянное ведро стукнуло о пол, дверь снова скрипнула, щелкнул замок, и все стихло.

Она подбежала к окну и увидела, как Роберт удаляется по направлению к лесу. Вскоре он скрылся среди деревьев.

Он не вернется. Он оставил ее навсегда.

Эта уверенность была так сильна, а отчаяние так глубоко, что Арабелла почувствовала себя физически и духовно опустошенной. Она задернула занавеску и села на кровать.

Окровавленная одежда Роберта, ее порванный плащ – все это лежало грудой в углу с прошлой ночи.

Она осторожно подошла к зеркалу, чтобы выяснить, произошла ли в ее лице какая-нибудь перемена после недавних событий. Наверняка что-то должно было измениться, коль скоро некая дьявольская сила сначала заставила ее пустить Сарацина вскачь, увлечься этой безумной гонкой, а затем поселила в ее сознании жажду кровавой мести, желание убить Роберта.

Она отодвинула занавеску, чтобы впустить в кибитку дневной свет, и с внутренним трепетом вернулась к зеркалу, боясь увидеть собственное отражение.

Но Арабелла не нашла в своей внешности никаких изменений и вспомнила слова Роберта, которые он произнес, когда она подошла к зеркалу после очередного соития, чтобы взглянуть на себя: «Юность тем и хороша, что внешность остается неизменной при любых обстоятельствах».

Разумеется, он любит ее.

Она посмотрела на свою грудь, слегка сжала ее и с изумлением обнаружила, что она стала полнее, чем несколько дней назад. Арабелла долго с восхищенным благоговением рассматривала свое тело, которое за последнее время сильно изменилось: формы округлились, стали более женственными, приобрели плавность и законченность линий.

Она задернула занавеску и влезла в лохань.

У нее появился план, как одеться, чтобы отвлечь Роберта от воспоминаний о событиях прошлой ночи, если, конечно, это было возможно. Она была убеждена, что он решил проучить ее, отказав в близости. А может быть, он просто не в состоянии заниматься любовью с женщиной, которая собиралась убить его.

Она нашла в сундуке длинное платье свободного покроя, белое, шелковое, с золотым тисненым узором. Оно пышными складками ниспадало до полу, глубокое декольте полуобнажало грудь.

Арабелла накрасилась, но уверенности в себе ей это не прибавило. Простит он ее или нет?.. Оставалось уповать только на Божью помощь.

Она выглянула в окно. С тех пор как он ушел, прошло около двух часов. Три коня паслись неподалеку, Калиф сидел возле кибитки и всматривался вдаль в том направлении, в котором скрылся его хозяин.

Арабелла, не зная, чем себя занять, взяла в руки лютню и стала медленно перебирать струны. Неожиданно Калиф поднял уши и вскочил. Через минуту из-за деревьев показался цыган с холщовым мешком за спиной. Из него он достал кости с ошметками мяса, которые тут же бросил в миску псу. Калиф накинулся на еду с урчанием проголодавшегося дикого зверя.

Сердце у Арабеллы забилось быстрее, когда она увидела, с какой поспешностью Роберт направляется к двери. И вдруг он вскинул глаза и увидел ее в окне. Радостная улыбка озарила его лицо. Через мгновение он распахнул дверь и, войдя внутрь, поставил на стол котелок с дымящимся жарким. Аромат мяса и овощей вырвался из-под крышки и заставил Арабеллу понять, насколько она голодна.

– Господи, какое счастье, что ты вернулся! Я готова съесть быка!

Она осторожно приблизилась к нему и почувствовала, что он не оттолкнет ее. С другой стороны, она понимала, что должна дождаться, пока он прикоснется к ней или заговорит с ней первый.

Он не сделал ни того, ни другого, а принес две золотые миски и ложки, после чего разлил варево и знаком пригласил ее сесть за стол.

– Здесь неподалеку есть крестьянское хозяйство. Место пустынное, и, судя по тому, что я узнал у хозяина, незнакомцев не видели в округе ни разу за последние две недели. Пожалуй, мы остановимся тут на пару дней, если не выяснится, что у того всадника были спутники.

Арабелла бросила на него призывный взгляд. Она ела с большим аппетитом, чего с ней не случалось уже давно.

– Это здорово!

Она не чувствовала вины за случившееся, за свои предательские намерения, за нож под кроватью и нарушение его запрета. Она простила саму себя. Теперь наступила его очередь сделать то же самое. Арабелла никогда сознательно не причиняла зла людям, потому что предпочитала, чтобы ее любили. Но ей вовек не приходила мысль о том, что ее поступки могут быть восприняты другими людьми иначе, чем она сама их воспринимает.

Они ели в полном молчании, однако она видела, что Роберт в хорошем расположении духа, что он настроен по отношению к ней доброжелательно, что на его лице больше нет того равнодушного выражения, которое так бесило ее. Она опасалась, что он размышляет над тем, как поступить с ней, избегая встречаться с ней взглядом, чтобы не выдать своих тайных мыслей.

Но Роберт думал не о завтрашнем дне и не о предстоящей неделе. Его занимали мысли о гораздо более существенном сроке их совместной жизни и оставались для нее тайной за семью печатями. Тем более что раньше ее жизнь была предопределена скучной придворной рутиной: турниры, охота, верховые прогулки по окрестностям замка, танцы в Большом зале, плотские утехи с пажами.

Они пообедали, после чего Роберт вымыл посуду и убрал ее на полку.

Он влез в лохань и стал мыться, предоставив ей наблюдать за тем, как он это делает. Арабелла смотрела на него с таким восторгом, словно никогда прежде не видела его за этим занятием. Пластика его движений привлекала ее, хотя она испытывала необъяснимый страх при виде его обнаженного тела.

Она отвернулась и неожиданно почувствовала на себе его взгляд. Обернувшись, она натолкнулась на него. Они обменялись улыбками, как два заговорщика, которых связывает какая-то тайна, недоступная больше никому на свете.

Его взгляд ободрил ее. Арабелла села на кровать, подтянула колени к подбородку и обняла их руками, ожидая, что Роберт станет делать дальше. Его улыбка заронила в ее сердце надежду, что он захочет ее. Однако Роберт вылез из лохани и быстро оделся, к ее огромному разочарованию.

Да, она должна ждать. Он непременно скажет ей что-то важное.

Так и случилось, но прежде она услышала металлическое позвякивание, когда он открыл крышку сундука.

– Подойди сюда, Арабелла. Я хочу тебе кое-что показать.

Она покорно подошла к нему. Он стоял к ней спиной, согнувшись над сундуком, в котором тускло, блестели золотые монеты – несколько сотен штук, а может, и больше. Роберт задумчиво перебирал их. Рядом с ними лежала вместительная кожаная сумка.

– Откуда они у тебя? – прошептала она.

– Они были у того всадника. Я решил обыскать его. И вот… – Он взял одну монету и положил ей на ладонь.

Арабелла с любопытством разглядывала ее со всех сторон. И вдруг страшная догадка промелькнула у нее в голове. Она перевела взгляд с монеты на Роберта.

– Это Гуиз. Да, несомненно, – вымолвила она, вглядываясь в профиль, отчеканенный на монете. – Как странно!

Тогда Роберт положил ей на ладонь другую монету.

– Взгляни, а это сам король.

Арабелла хотела отшвырнуть монеты прочь, не желая видеть их, но ее взгляд против воли был прикован к царственному профилю отца. Казалось, он напоминал ей о тех обязательствах, которыми она пренебрегла, о том, что ее постигнет неминуемое наказание, несмотря на расстояние, которое пока отделяет ее от семьи.

– Король… – прошептала Арабелла, обмерев от страха. – Да… Я не могу в это поверить. Неужели все они…

– На всех отчеканен профиль короля и Гуиза.