Проводив родителей, Дайана еще несколько дней пребывала в состоянии то ли сожаления, то ли облегчения от их отъезда.
Однажды она обнаружила на автоответчике послание Марка:
— Дайана, привет, я вернулся. Я зайду сегодня вечером. Где-то в восемь.
Марк, как всегда, был пунктуален и пришел точно в оговоренное время.
— Привет, Марк. Давно тебя не видела. — Дайана позволила ему коснуться поцелуем своей щеки. — Проходи. Выпьешь что-нибудь?
— Нет, спасибо, мне сегодня на дежурство.
Марк разглядывал Дайану так, словно впервые увидел.
— Как прошли твоя командировка и отпуск?
— Все хорошо… Ты изменилась, Дайана… Я сказал что-то смешное?
— О, прости, конечно нет. Просто мне все сейчас это говорят. У меня столько всего случилось.
— Расскажи мне. Все эти телефонные звонки не в счет, мы говорили как-то впопыхах. Ты выглядишь почти счастливой и какой-то умиротворенной.
— Да, наверное, ты прав. Просто в моей жизни появился человек, ради которого стоит жить.
— Что? — Лицо Марка как-то странно напряглось, и улыбка Дайаны немного подувяла.
Она вдруг вспомнила категорическое неприятие Марком ее идеи об усыновлении ребенка. Какого дьявола, она не должна ни перед кем отчитываться за свою жизнь!
— Мы с тобой уже разговаривали об этом, Марк. Я усыновила Райана.
— Но почему ты мне ничего не сказала?
В его голосе Дайана вдруг совершенно четко распознала напряжение, и ее улыбка окончательно погасла.
— Я говорила еще тогда, как и о том, что не намерена менять свое решение. А потом… Просто об этом не заходил разговор.
Она попыталась стряхнуть напряжение — и не смогла. Ей совсем не понравилось выражение лица Марка. Весьма кстати в комнату вбежал Райан.
— Привет, Райан! Как погулял? — спросила Дайана.
Мальчик замер посреди комнаты, глядя на Марка. Его брови сошлись на переносице, образовав темную прямую линию. Дайана удивилась такому странному поведению сына. Мальчик и Марк в упор разглядывали друг друга, и, судя по выражению их лиц, это встреча взаимно не обрадовала обоих. Дайана растерялась. Этого она никак не ожидала. Ревность? Какая глупость. Ну Райан — это еще понятно, а вот Марк… Он был ее другом, человеком, который почти наравне с Нэнси помогал ей выбраться из пропасти депрессии. Но, несмотря на это, Дайана вовсе не желала, чтобы Марк управлял ее жизнью.
— Думаю, мне сейчас лучше уйти.
Дайана попыталась что-то сказать, но, взглянув в мрачное лицо Марка, пожала плечами.
— Наверное, ты прав.
С уходом Марка ей стало хуже. Непонятное чувство вины охватило Дайану: она опять обидела его.
А еще Дайану неприятно поразило молчаливое противостояние Райана и Марка.
— Он мне не нравится! — заявил мальчик после ухода Марка, а когда Дайана попыталась поговорить с ним, Райан просто убежал в свою комнату.
Она упрямо поднялась вслед за ним.
— Марк мой друг, он помогает мне.
— Я буду все сам делать! Зачем ему приходить?
— Нет, Райан, ты еще… — Дайана едва не сказала «слишком мал» и судорожно подбирала слова, чтобы не обидеть мальчика, — не можешь делать некоторые дела. И потом мы с Марком знаем друг друга очень давно.
— И Джон, твой муж, его знал?
— Конечно. Он нас и познакомил. Марк был другом Джона. Джон ему доверял, и я тоже. Я хочу, чтобы вы подружились.
— Нет, он хочет присвоить тебя. Забрать тебя у меня.
Дайана остолбенела.
— Что ты говоришь, Райан? — пролепетала она.
— Я видел, как он на тебя смотрел. Он не твой друг, он хочет тебя забрать…
Мальчик съёжился, обхватив колени тонкими руками, и Дайана увидела, что он начал дрожать. Она осторожно придвинулась к Райану и, напоминая себе, что он не любит прикосновений, положила руку Райану на плечо.
— Райан, никто и никогда не разлучит нас. Ты мой сын и останешься им. Понимаешь? Ты должен мне доверять.
Мальчик неожиданно прижался к ней, пытаясь всунуть голову куда-то под мышку, как цыпленок, ищущий тепла матери-наседки. Это был первый раз, когда мальчик сам потянулся к ней. Дайана сдерживала слезы радости, обнимая прижимающегося изо всех сил мальчика. Она знала, что происходит в его душе.
На следующий день снисходительность исчезла из тона Райана. Он все больше становился похожим на обычного мальчика.
Марк не позвонил ни на следующий день, ни даже через три дня. Дайана сама позвонила ему домой и оставила сообщение на автоответчике. Она спрашивала себя, как должна относиться к Марку и что ей делать с враждебностью, вдруг неожиданно возникшей между ее сыном и ее другом.
Марк — человек из прошлого, того прошлого, в котором был Джон. Они дружили с Джоном с самого детства. Когда Джон познакомил их, Дайана внутренним женским чутьем почувствовала напряжение Марка, но отнесла это за счет некой ревности. У них были общие увлечения, множество времени, потраченного друг на друга, общие воспоминания и еще множество всего иного. И тут на голову сваливается какая-то Дайана и рушит гармонию… С появлением Дайаны Джон уже не мог так много времени, как прежде, уделять своему другу. Она вполне могла понять чувства Марка и не злилась на него.
Друзья были поразительно непохожи. Джон — среднего роста, худощавый, с подвижным лицом, на котором всегда была улыбка. Он с неизменной приветливостью и любопытством взирал на мир, как ребенок, верящий в чудеса. Что было весьма необычно для полицейского, которому каждодневно приходится сталкиваться с людскими пороками и грязью. Марк был высоким, коренастым, каким-то тяжеловесным. Его лицо казалось вырубленным из цельного куска гранита — жесткое, неулыбчивое, суровое. И странным образом, будучи противоположностями, они дополняли друг друга и прекрасно ладили.
Дайана всегда немного побаивалась Марка, но ради Джона старалась установить с ним дружеские отношения. Со временем суровые черты Марка стали озаряться улыбкой, и она поняла, что добилась успеха. Марк… Именно Марк принес ей известие о смерти Джона, а потом исчез, словно обязанность принести ей страшную весть наложила на него какое-то проклятие. Он подошел к ней на похоронах Джона, но Дайана, к своему стыду, не смогла даже посмотреть на него. Похоже, Марк испытывал ту же неловкость при встречах — как будто они совместно владели каким-то страшным, постыдным секретом, — поэтому он выразил свои соболезнования и опять исчез.
Марк снова появился в ее жизни из-за вмешательства Нэнси. При его первых посещениях Дайана чувствовала неприятное напряжение и тяжесть на душе. Но однажды, словно проснувшись, она увидела его похудевшее лицо, запавшие глаза и затравленный взгляд и вдруг с предельной четкостью поняла, что Марк испытывает: страшную тяжесть и вину из-за того, что именно ему пришлось принести столь страшную весть в ее дом, и его собственные переживания из-за потери друга.
— Я страшная эгоистка… Мое поведение отвратительно… Прости меня, Марк… — путано попыталась она тогда попросить прощения.
— О чем ты, Ди?..
— Ты знаешь о чем.
Он все понял, и с того дня их отношения стали налаживаться. Он приходил, делал по дому нехитрую мужскую работу, хотя Дайана ни о чем никогда его не просила. Ее поражало, что он всегда знал, что нужно сделать. Марк был рядом, чтобы помочь и поддержать ее в трудную минуту или дать нужный совет. Он был ее другом… Дайана поняла, что ей будет трудно потерять Марка.
Марк появился в ее доме через неделю после звонка Дайаны, усиленно делая вид, что все в порядке, но глаза выдавали его внутреннее напряжение.
— Дайана, садись, нам нужно поговорить.
— Хорошо. — Она присела на диван, приготовившись к нелегкому, как она подозревала, разговору.
— Я размышлял над сложившейся ситуацией. Извини, что я так среагировал на новость о Райане, я был ошеломлен… Просто не мог представить, что ты доведешь эту затею до логического завершения. Мы с тобой довольно давно знаем друг друга. Мы никогда не говорили на эту тему, и, возможно, из-за этого между нами возникли недомолвки. Я знаю, что после смерти Джона ты ощущала в моем присутствии дискомфорт. Я служил напоминанием о твоей утрате, может быть, даже пугал тебя… Ты была так беспомощна, в твоих глазах отражались все твои чувства: страх, боль, смятение…
Дайана подобрала под себя ноги, ее глаза стали печальными, а на губах появилась грустная улыбка. Оказывается, ее чувства были Марку очевидны. Ему было больно…
— И я до сих пор не могу понять, изменила ли ты ко мне отношение. Может быть, сначала ты позволила мне появляться в твоем доме потому, что тебе нужна была поддержка человека, близкого к Джону, потом — по уже укоренившейся привычке. Ты всегда сдержанна и доброжелательна, а свои чувства по мере выхода из мрачного состояния души ты научилась скрывать. Я тоже умею скрывать свои чувства. Но сейчас я хочу открыться. Дайана, я люблю тебя, я хочу, чтобы ты стала моей женой.
— Что?
Она во все глаза смотрела на Марка, отказываясь поверить в происходящее. Может, у нее слуховые галлюцинации?
— Дайана, я хочу, чтобы ты стала моей женой, — твердо повторил он, пронзительно глядя в ее глаза.
Ошеломленная, она не заметила, как он оказался рядом и сжал ладонями ее ледяные руки.
— Не надо, Марк, пожалуйста!
Дайана впала в несусветную панику, не зная, что подумать, как реагировать на подобное заявление. Она вжалась в спинку дивана, подальше от мощного, пышущего жаром тела мужчины, подальше от этих требующих правду глаз. Она чувствовала, что начинает задыхаться.
— Дайана, я не тороплю… Я знаю, что тебе нужно время. Ведь так?
Дайана подавила порыв кивнуть в ответ. Этим проблему не решить, а она вовсе не хотела давать Марку надежду. Она должна сказать ему то, что для нее всегда было предельно ясным: что он неправильно истолковал сложившуюся ситуацию и решил, будто может и должен участвовать в ее жизни и распоряжаться ею. Прояснение, немедленное прояснение!..
— Нет, Марк, мне не нужно время. Я сразу говорю: нет, я не выйду за тебя.
— Из-за Райана?
— Райан здесь ни при чем.
— Дайана, понимаешь ли ты, что делаешь со мной?
— Прости… Если можешь, прости…
Она вырвала свои ладони из его рук и вскочила с дивана. Отбежав к окну, Дайана остановилась, тяжело дыша, и взглянула на Марка. Его скорбная фигура вызвала у нее приступ жалости.
— Марк, или все остается по-прежнему, или тебе больше не надо приходить сюда.
Он поднял голову, и Дайана поразилась бесстрастному выражению его лица. Только глаза подозрительно горели.
— Дайана, я не принимаю твой ответ. Я не буду тебе надоедать, не буду приходить и звонить. Быть может, тогда ты осознаешь свои чувства ко мне, поймешь, что ты теряешь. Я не хочу терять эту надежду…
Она не нашлась, что ответить на эту речь, и безмолвно наблюдала его уход. Когда за Марком закрылась дверь, Дайана поняла, что сейчас просто упадет. Ноги противно дрожали, а по всему телу разливалась слабость. Она еле добрела до дивана и рухнула на него, закрыв лицо руками.
Она была безвольной марионеткой; она плыла по течению. Из-за ее нерешительности Марк неправильно истолковал действительность. Она виновата в том, что Марк испытывает боль… Боже, но каким шестым чувством это успел обнаружить Райан, в то время как она, Дайана, была абсолютно слепа? Дайана вдруг поняла, что плачет. Глупо, она даже не успела сказать Марку про свой переезд и теперь он подумает, что она просто проявила слабость и сбежала… Ну и пусть. Она как можно скорее хочет уехать, пусть это даже и выглядит бегством. Она оставит все призраки прошлого здесь и начнет в новом доме новую жизнь. В которой будет только радость. И ничего плохого… Она так сильно этого хочет!