Рождество на Ледяной Планете

— Ну, тебе это точно не понравится, — заявляет Тиффани. — Но сомневаюсь, что у нас есть варианты получше.

— Просто расскажи. — Я выдержу.

— Я засуну руку в твои прелести, — выпаливает она. — И рукой поверну ребенка.

Я хлопаю глазами.

— Это был человеческий язык, — говорит Мэйлак. — Я не поняла. Что такое пре-люсти?

— Увидишь, — говорю я мрачно, подавляя дрожь. Господи, у меня и правда нет выбора, раз это все, что у меня есть. — Это будет больно? — спрашиваю я у Тиффани.

— Понятия не имею. Никогда у коров не спрашивала, — она улыбается улыбкой, которой словно извиняется.

В животе я чувствую очередную схватку и вдруг очень обрадовалась, что отослала Вэктала. Не думаю, что я хочу, чтобы он смотрел, как другая женщина роется внутри меня рукой. Фу! Не думаю, что я сама хочу это видеть.

— Давай покончим с этим, — говорю я, и для поддержки сжимаю руку Мэйлак.

* * *

Мда, я совершенно права. Это совсем не весело и ощущения не из приятных. Вообще-то, это довольно жутко. Но спустя некоторое время малыш перевернут, а после этого все в большей или меньшей степени происходит «налету». Не успела я и толком опомниться, роды уже закончились, а младенец у меня на руках. Это крупный, орущий и здоровый ребенок того же синевато-серого оттенка, что и Вэктал, с рожками, хвостиком и кудряшками каштановых волос — единственное, что, похоже, моя маленькая дочка унаследовала от меня.

Моя Тали — красивая. Очень красивая.

Я истощена и истерзана, физически и морально. Физическое — это то, о чем Мэйлак может позаботиться, и поэтому я спокойно лежу и кормлю Тали, пока она призывает мой кхай срастить разорванную плоть и исцелить мое уставшее тело. Тали кормится, как самая настоящая обжора, а я прижимаю комплект к своей груди, чувствуя, как она сосет, и я просто… перегружена эмоциями. Полностью перегружена.

Клер недавно ушла с завернутым в шкуре последом, чтобы Вэктал избавился от него, а остальные уходят поочередно. Джоси, более назойливая чем когда-либо, приносит мне еще чистых шкур, кое-что перекусить и горячий чай, так как он давным-давно остыл. Тиффани ушла в тот момент, когда родилась Тали, желая дать мне немного времени побыть одной (и мне кажется, — снова вымыть руки, не то, чтобы могу ее в этом винить). Вскоре остаемся лишь мы с Мэйлак.

И Тали. Сладкая, сладенькая Тали. Я продолжаю проводить пальцем по ее округлой младенческой щечке. Маленькое личико у нее темновато и покраснело, а глаза плотно закрыты. И все же она идеальна, вплоть до ее малюсенького хвостика. Ее маленькая рука во время кормления сжимает мой палец, и я замечаю, что у нее четыре пальца. Я пересчитываю пальчики у нее на ножках, и у нее их три. Ого. Это лишь делает ее в моих глазах еще более совершенной.

Во мне говорит моя предвзятость, но она самый красивый, самый здоровый, самый сладкий малыш из всех родившихся детей. Дождаться не могу, чтобы показать ее моей паре.

Не сомневаюсь, что моя пара сейчас думает, что я его ненавижу. Чувство вины накрывает меня с головой. Ненавижу себя за то, что беременная-и-паникующая-Джорджи превратилась в такое чудовище. Он заслуживает лучшего, чем я.

Через некоторое время Мэйлак встает на ноги. У нее на лице написано, что она полностью истощена.

— Я вернусь утром и уговорю твой кхай на большее исцеление.

Утром? Неужели сейчас уже ночь? В глубинах пещер этого не поймешь. Все, что я знаю, так это то, что я устала, но блаженно счастлива.

— Спасибо тебе, Мэйлак.

Улыбнувшись мне, она прикасается к моей руке, после чего покидает пещеру.

Я наедине… с Тали. Моя малышка здесь, и она представляет собой гораздо большее всего, о чем я могла когда-либо мечтать. Я продолжаю обнимать ее и держать, пересчитывая крошечные пальчики на ногах и руках, и перебирая все, чем она похожа на меня (мой нос, мои волосы, мои пальцы) и чем она похожа на Вэктала (все остальное). Она мирно спит, свернувшись калачиком на моей обнаженной груди, и мне хочется, чтобы, прижимаясь ко мне, она оставалась там навечно.

Кто-то входит в пещеру, вырывая нас из нашего маленького кокона счастья. Я поднимаю взгляд, а это Вэктал.

Моя пара. Моя любовь.

И я вела себя с ним, как самая настоящая тварь.

По моим щекам сразу начинают стекать горячие слезы.

— Она уже здесь, — говорю ему, между всхлипываниями. — Она здесь, и она само совершенство, а я сволочь.

Он подходит к боковой стороне шкур, где я лежу, укутавшись, вместе с Тали. Когда он смотрит на нас, его взгляд полон удивления. Выдувая пузыри воздуха, малышка выплевывает немного грудного молока, а затем снова засыпает. Я вытираю ее крошечное личико кусочком кожи, а затем перепеленаю ее. Вэктал смотрит на нее, а затем его взгляд встречается с моим.

— Могу я ее подержать?

Боже. Ну и засранка же я. Я даже не предложила, а ведь она и его тоже. Я протягиваю ему ребенка, хотя каждая частичка меня кричит, что мне хочется оставить ее при себе, как жадному ребенку куклу.

— Придерживай ее головку, — говорю я в то время, как он берет ее в руки. Не знаю, почему я веду себя как параноик — то, как он держит ее, просто идеально. Он баюкает крошечное тельце Тали в своих больших ладонях и смотрит на нее с выражением, похожим на благоговение.

— Она прекрасна, — шепчет он. Притянув ее к своей груди, он прижимает ее к себе, словно она самая большая ценность на этой планете. Черт, она и есть такая. Взгляд, который он бросает на меня, нежен и наполнен удивлением и обожанием. — Ты хорошо справилась, моя пара.

Я снова начинаю плакать, потому что он такой милый, и я так ужасно с ним обошлась.

— Я не верила в то, что наговорила тебе, — говорю я ему между рыданиями. — Мне нравится быть здесь с тобой. Ты лучшее, что когда-либо со мной случалось. Ты и наша малышка. Я никогда не сожалела о том, что попала сюда. Я…

Ребенок зашевелился, и Вэктал начинает ее легонько покачивать и, чтобы успокоить, напевает, как может. Мгновение спустя ребенок снова успокаивается. Улыбнувшись мне, он передает ее обратно. Я ее принимаю, удивляясь, что он так быстро ее возвращает, особенно тогда, когда он так здорово управляется с младенцами.

Он забирается в шкуры рядом со мной и, обняв меня за плечи, прижимает к себе.

— Тебя тревожит то, что ты мне тогда наговорила?

Я шмыгаю носом, потому что слезы снова готовы вот-вот политься.

— Я так не думаю. Что-либо из этого. При родах случаются всякие странности, и я не хотела, чтобы ты видел, как я страдаю от боли, ну и поэтому я просто сказала это, чтобы выпроводить тебя из комнаты.

— Поэтому ты не хотела, чтобы я был там? — его большая рука сжимает мое плечо. — Я же твоя пара. Я всегда должен быть рядом с тобой, особенно когда ты страдаешь.

Я проглатываю слова, которые так и вертятся на языке. Правда в том, что я не знала, переживу ли я следующий день, если не удастся вытащить в свет мою малышку. Я хотела, чтобы Вэктал запомнил меня счастливой и здоровой, а не кричащей от боли и с рукой Тиффани, засунутой внутрь моих девичьих частей. Спустя долгое время говорю:

— Это был не лучший момент моей жизни. Пожалуйста, не думай, что я ненавижу тебя или это место. Я люблю тебя. Даже если бы я могла вернуться домой, я бы осталась здесь, с тобой. Я не хотела тебя обидеть.

— Конечно нет, моя пара, — Вэктал нежно смахивает слезы с моих щек. — У тебя был стресс, а наш комплект был на подходе. Тебе было больно. Ты сказала, что говорила не то, что думала на самом деле. Я ни на секунду не допускал, что твои слова правда.

Он за это на меня не в обиде? Я — самая счастливая женщина на свете!

— Я так сильно люблю тебя, — говорю я ему, а в горле у меня образовывается просто гигантский комок. — Ты для меня весь мир.

Он ласкает мою щеку, и я понимаю, что прощена. Я прижимаю голову к его плечу, и мы тихо и безмолвно наблюдаем за тем, как спит наша новорожденная малышка. Он рассеянно поглаживает мою щеку, и никто из нас долгое время не произносит ни слова.

Тали морщит нос и хмурится, как будто она собирается заплакать. Я задерживаю дыхание, а она вскидывает свои маленькие кулачки. Затем она громко пукает и снова успокаивается. Младенцы. Даже издавая непристойные звуки, они очаровательны.

Вэктал снова берет ее из моих рук и прижимает к себе.

— Она прекрасна, — говорит он. — Прямо как ее мама.

Как только я снова начинаю расчувствоваться, он поднимает ее крошечную ладошку, а она оборачивает свои четыре малюсеньких пальчика вокруг его большого синего пальца.

Я просто таю.

— Как ты ее назвала? — спрашивает он.

— Тали, — произношу я тихо. — От Вэктала и Джорджи. Оно состоит из последних частей обоих наших имен.

Мое вообще-то Джорджина, но меня так никто не называет.

— Я даже не думал, что это будет девочка, — размышляет он в то время, как держит ее крошечную руку. — Но теперь, когда она здесь, я другого и представить не могу.

Я прислоняюсь к нему, измученная, но счастливая.

— Такая хорошенькая, правда?

— Да, — он целует меня в лоб. — Ты тоже.

Когда я снова опускаю на него голову, он вздыхает.

— Что такое? — спрашиваю я, движимая любопытством.

— Я не уверен, что эти человеческие праздники того стоят, — он обводит рукой нашу маленькую пещеру, до сих пор усеянную листьями от его ранее предпринятых стараний. — Только посмотри на всю эту работу, что я проделал, и ни единого поцелуя моему члену от моей пары.

Мое фырканье оборачивается в хихиканье, и я даю ему тумака в бок.

— Твоя пара сегодня была слегка занята.

— Значит, занята, — он улыбается, и тут я понимаю, что он меня дразнит.

Часть 6

КЛЕР

Через несколько дней после того, как родилась Тали, Нора, Дагеш, Вэктал, Джорджи и группа из нескольких охотников ради этих троих малышей отправляются охотиться на са-кохчк. Их не будет несколько дней, а наш «праздник» все это время продолжается. Было решено, что пока их не будет, мы должны завершить праздник с пиром и обменом подарками, а Харлоу будет работать, используя свой камнерез, поскольку новорожденных не будет дома.

Мне будет грустно, когда праздник закончится по разным причинам. Было весело, и я наслаждалась ежедневными матчами в соккер между большими, неуклюжими охотниками ша-кхай, которые, похоже, считают, что это спорт рукопашного боя. За ними приятно наблюдать, поскольку, когда двигаются, они очень грациозны. И, да, они еще и мускулистые, к тому же полуобнаженные. Совершенно определенно, это — чистое удовольствие, а мы с Тиффани и Джоси проводим много времени снаружи, перекусывая жаренными семенами храку и наблюдая с боковой линии.

В последнее время в пещерах, благодаря проведению праздника, царит радостная атмосфера. Люди смеются больше, больше играют, а маленькие Эша и Сесса — единственные маленькие дети — каждый день получают подарки, от которых они оба визжат от восторга. Фарли старше, чем они, но она получает подарки от родителей, и она рада не меньше их (разве что потише).

Сегодня официальное день празднования нашего праздника и пира, а послезавтра племя снова разделится, и все из пещер Аехако пустятся в путь домой. Мне этого не хочется. Мои вещи все еще в пещере Бека, но мне на эти пару шкур и плетеных корзин плевать. Я могу вернуться в пещеру холостячек к Тиффани и Джоси. Когда мы вернемся домой, у меня уже не будет никаких отмазок тому, чтобы отказываться разговаривать с Беком. Не будет игр в соккур, которые смотришь, никаких Рождественских песен, которые поешь, никаких пирогов из корнеплодов, похожих на латкес*, включенные в праздник Норой. Все вернется обратно к жизни в привычной обособленности… и тишине. Даже, если Харлоу и удастся открыть несколько пещер, будет много камней, которые нужно будет расчистить, и никто не сможет заселиться в них еще пару месяцев.

*Прим.: Латкес — классическое ханукальное блюдо из картофеля, очень похоже на драники.

Что хуже всего? Эревен живет в пещере Вэктала, а я — нет.

Странно, что мы здесь всего неделю, а меня уже всю трясет от того, что мне не хочется его оставить. Суть в том, что мне нравится проводить с ним время. Эревен заботливый и остроумный. Он отпускает интересные комментарии, из чего я делаю вывод, что много всякого происходит с этим невозмутимым выражением его лица. Иногда он пропускает игру в соккер и праздно проводит время рядом со мной, когда я зависаю с Тиффани и Джоси, а его рука пролетает по моей ноги в небрежной притяжательности. Лишь от этого легкого прикосновения я чувствую, что вся краснею и прихожу в волнение.

Он не пытается лезть с поцелуями. Или прижаться. Или что-то в этом роде. Иногда я ловлю себя на мысли, что молюсь о пару украденных мгновениях, когда мы могли бы встретиться друг с другом наедине, и я могла бы обнять его и посмотреть, захочет ли он меня поцеловать. Только я не такая смелая, и мы никогда не остаемся наедине. Кто-то всегда находится рядом.

Вот как сейчас. Стейси, наша кухарка, взяла на себя обязанности по приготовлению латков для нашего праздника, даже при том, что Нора ушла вместе с группой охотников на са-кхчк. Эревен принес несколько пухлых серпоклювов, выполняющих функцию наших «индеек», и мы с Джоси занимаемся их выщипыванием, после чего набьем их некоторыми из бесконечных куч трав, появившихся в пещерах за последние несколько дней. Эревен задерживается еще на несколько минут, но когда становится очевидным, что у нас не будет времени побыть вдвоем, он отправляется принять участие в сегодняшнем матче в соккер.

Я пытаюсь скрыть свое разочарование. Для меня слишком рано вступать в новые отношения. Затем я вспоминаю, что это ненастоящие отношения, и чувствую себя еще хуже. Я запала на парня, который всего лишь притворяется, что я ему нравлюсь. Я просто жалкая неудачница. Мне следовало бы быть счастливой и независимой, но все, о чем я могу думать, это Эревен, и какой он славный, и насколько он красив, когда улыбается.

— Скажи, ты решила делать кому-нибудь подарки? — спрашивает меня Джоси, выдергивая горстку перьев из жирной туши птицы, которую она держит на коленях. Серпоклевы не совсем такие птицы, какими мы представляем их на Земле, но они достаточно похожи и имеют перья, так что в моем понимании они птицы. Кроме того, называть их «кошачье-ящерице-птице-существом» сложно, особенно когда мой мозг пытается определить, какая часть генетического пазла есть что. И самая вкусная.

— Кто, я?

Она закатывает глаза.

— Нет, птица, что у тебя на коленях. Эй, птичка, ты сегодня подарки раздаешь?

— Я врежу тебе этой птицей, — подшучиваю я над ней. — И… возможно.

— Oooo! Для Эревена? — глядя на меня, она многозначительно шевелит бровями. — Я видела, как вы двое крутите шуры-муры. И ты пожираешь его глазами каждый раз, когда он крутится вокруг.

— Разумеется, нет! — правда, горячий румянец, вспыхнувший на моих щеках, говорит об обратном. Неужели настолько очевидно, что я увлечена им как сумасшедшая? Мы держим наши фальшивые отношения в тайне (за исключением тех случаев, когда Бек рядом), но как это ни странно, мне приятно, что другие заметили. Откровенно говоря, я работаю над подарком для Эревена. Всю прошлую ночь я не ложились, чтобы его закончить. Его плащ теплый, но сильно изношенный, а капюшон на нем еще и драный. Я сшила для него новый, с густой меховой подкладкой, вырезами для рогов и немного украсила вышивкой по кайме. Это немного, но у меня почти ничего нет. Я чувствую себя странно, обсуждая это с Джоси, поэтому я меняю тему обратно к ней. — А тебе что-нибудь подарили?

— Мне? Нет, конечно. Это Тифф занята делом, зажигая со всеми мужчинами племени, — усмехается она. — По последним подсчетам список ее ухажеров, кажется, вырос до четырех. А может и пяти.

— Бедняжка, — протягиваю я.

Джоси хихикает.

— Да? Казалось бы, что то, как она себя ведет, — просто катастрофа. Сейчас она прячется у Мэйлак, собирается идти собирать целебные травы. Похоже, что у нас трав не хватает? — она показывает на переполненный таз рядом с собой. Она права, у нас их более чем достаточно. — Ну, так она может выйти и на несколько часов затаиться.

— А что насчет Хэйдена? — спрашиваю я. Я не забыла, как во время матча в соккер он сбил с ног Рокана.

— Сделал мне подарок? Девочка, я тебя умоляю, — фыркнув, Джоси злобно выдирает из своей птицы очередную горсть перьев. — Единственный подарок, который могу представить, чтобы этот мужчина мне подарил, — это мешок с дымящимися какашками. Ты ведь в курсе, что мы терпеть друг друга не можем, да?

— Ммхмм, — они, кажется, слишком громко об этом заявляют. И все же мне кажется, что между ними точно что-то есть. Они заявляют, что терпеть друг друга не могут, но на мой взгляд, слишком уж часто они оказываются в компании другого.

— Серьезно. Я ненавижу этого парня, а он ненавидит меня, — она вырывает еще одно перо. — Боюсь, если мы и правда начнем резонировать, это станет концом света или чем-то в этом роде.

Мне нечего сказать, поскольку мне самой знакомо это чувство. Именно это я всякий раз чувствую, когда думаю о том, что случится, если начну резонировать Беку. Мне вообще повезло, что по какой-то причине мой кхай не сработал и не заставил меня резонировать. Возможно, все дело в том, что он просто более разборчив, чем другие. Возможно, он знает, что Бек мне не подходит.

Возможно, эта чертова штуковина в отношениях лучше, чем я. Я оголяю свою птицу от перьев в то время, как Джоси продолжает… говорить и говорить о том, как ее раздражает Хэйден. Я прислушиваюсь к ее разговору, время от времени бормоча свое согласие. Я заканчиваю со своей птицей, помогаю ей закончить с ее, а потом мы вдвоем натираем их жиром, набиваем их травами и одеваем их на вертел над костром, чтобы поджарить на медленном огне. К тому времени, как мы заканчиваем, мы оба жутко чумазые и вопиющие грязные.

— Фу, мне нужно отмыться, — комментирует Джоси, вытирая руки о грязную тунику. — И я сваливаю. Пойду-ка отыщу в кладовке немного ягод.

— Я тут подожду, — говорю ей, медленно переворачивая один вертел, чтобы птицы могли жариться равномерно с обеих сторон. Ша-кхаев не волнует приготовление мяса, но их разбирает любопытство насчет наших праздничных блюд. Будет очень-очень много серпоклювов, и всем получится их отведать. Тут неподалеку Стейси на своей смазанной самодельной сковороде готовит одну порцию латков из корнеплода за другой. Должно быть, они отменные, поскольку время от времени малышка Эша, ковыляя, продвигается прямиком к ней и по одному выпрашивает.

В пещерах Эревена нигде нет, так что он скорее всего снаружи еще играет в соккер. В своем воображении я представляю его образ, его вспотевшие волосы, прилипшие к шее, и ощущаю удивительнейшую дрожь желания, пронизывающую меня. Надо же. У меня не было секса уже месяцами — а хорошего секса гораздо, гораздо дольше — и я поражена силой своей потребности. Поначалу Бек был неплох, но как только я перебралась в его пещеру, он перестал стараться, и секс стал резко обрывающимся и неудовлетворительным. Другие женщины без умолку щебечут о своих парах и их шпорах, но, возможно, в этой части Бек страдает от каких-то недостатков, потому что все, что он когда-либо делал, — тыкался в меня в неудобных местах. Я начинаю задумываться насчет шпоры Эревена. И тогда я чувствую себя слегка смахивающей на извращенку за то, что подумываю об этом.

Мы всего лишь друзья, и он согласился мне помочь. Я должна быть совсем спятившая, чтобы себя так мучить. Через пару дней я вернусь в свою пещеру, а он останется здесь. Кто знает, когда мы снова увидимся?

Запускается камнерез Харлоу, издавая высокий, пронзительный гул, который вскоре становится все громче и громче. Из пещеры выходит Рух с младенцем Рухаром, закрепленным у него на груди, а уши ребенка покрыты меховыми глушителями. Непрекращающийся гул камнереза, когда он прорезает камень, становится все громче и громче, и звук становится все более и более резким. Я сжимаю зубы и в очередной раз поворачиваю на вертеле насаженные сепоклювы. Стейси смотрит на меня и что-то говорит, но я ее не слышу. Я постукиваю по своему уху, чтобы указать на это, а она закатывает глаза и отмахивается рукой, сообщая мне, мол, «ладно, забудь».

Уголком глаза я замечаю чьего-то появление. В пещере так громко, что я не слышала его приближение и, испугавшись, подпрыгиваю.

Это — ожерелье. Красивые косточки были обесцвечены, окрашены и вырезаны в различные формы, а затем нанизаны на кожаный шнурок. Оно такое красивое. А рука, которое его держит?

Бека.

У меня, к несчастью, сводит живот. Глядя на ожерелье, я испытываю сильное чувство вины. Совершенно очевидно, что на него у него ушло много времени. Он хочет вернуть меня назад. Это очевидно. Но без Бека я чувствую себя намного лучше, поэтому знаю, что вернуться я не могу, и не важно, насколько виноватой себя чувствую при мысли о причинении ему боли. Мне нужно с ним поговорить и расставить точки над «i». Он парень неплохой. Я знаю, он не такой. Он просто вспыльчивый и властный, а я мышь, настолько трусливая, что я последний человек, с которым он должен быть вместе.

Так что, коснувшись его руки, я указываю на вход в пещеру. Мы выйдем наружу и поговорим там, где сможем расслышать самих себя.

Он снова предлагает мне ожерелье.

Как и ранее, я игнорирую его. Вместо этого я встаю на ноги, вытираю руки тонким кожаным полотенцем и выхожу наружу. Я оглядываюсь назад посмотреть, идет ли он следом, что он и делает, но на его лице отражается свирепое недовольство, которое не сулит ничего хорошего.

Ну да, дай угадаю, — о теме про разрыв отношений он и слышать не хочет. Сама я в душе набираюсь смелости. Ужасно, ведь он как раз и есть такой. Я выхожу наружу бок о бок с ним. В тот момент, когда выходим, оказываемся в хрустящем снегу, и бодрый воздух, как всегда, отнимает у меня дыхание. Несмотря на двойные солнца, ледяная планета все ровно жутко холодная. Всегда. Рядом идет игра в соккер, и Фарли бросается на старого Вадрена, пытаясь помешать ему забить еще один гол. Эревен на поле вместе с остальными, смеется. Большая часть охотников отправились охотится на са-кохчк, и поле заполнено лишь пожилыми людьми и парой женщин из племени. Есть и те, кто остались здесь — Бек, разумеется, и Эревен, хотя я озадачена по поводу того, почему он остался. Может быть, он больше проникся духом праздника, чем я осознавала, и хотел участвовать в празднике больше, чем охотиться.

Мы идем вдоль утеса, держась в стороне от ветра, пока не оказываемся на достаточном расстоянии от игроков в соккер и входа в пещеру. Отсюда камнерез Харлоу — не более, чем раздражающий гул, а не оглушительный визг. На отдаленном утесе я вижу Руха, который прогуливается со своим сыном, прижатым к груди, заодно держа его подальше от шума. Я одета неподходящим образом для холодной погоды, поскольку на мне лишь простенькая кожаная туника и леггинсы, но я надеюсь, что это не займет много времени. А если это не так, у меня отличный повод, чтобы отправиться внутрь.

Я скрещиваю руки на груди и смотрю на Бека.

— Нам нужно поговорить.

В протянутой ко мне руке он продолжает держать ожерелье.

— Я работал над ним много часов.

— И оно очень красиво. У тебя настоящий талант, — я смягчаю свой голос, чтобы скрыть свое раздражение, и толкаю ожерелье обратно ему. — Но я не могу его от тебя принять. Я больше не хочу быть с тобой. Пожалуйста, пойми… Я не пытаюсь сделать тебе больно. Я просто… не хочу тех же от отношений, что и ты.

Бек сердито хмурится. Он бросает ожерелье в снег.

— Ты моя пара…

— Нет, это не так, — прерываю я его. — Мы никогда не резонировали. И вряд ли когда-нибудь будем. Нас с тобой ничего не связывает, кроме общего жилья и чувств, да и их уже нет.

— Ты ведешь себя невыносимо, — рычит он, угрожающе надвигаясь. — Это еще один из ваших, мне непонятных, человеческих ритуалов? Ты говоришь это, чтобы меня разозлить?

Я отказываюсь отступать. Он может рычать и доставать меня, сколько угодно, но я не собираюсь к нему возвращаться.

— Бек, я с тобой пыталась быть вежливой. Мы по-прежнему остаемся частью одного и того же племени, и это не меняется. Просто мне больше не хочется быть грелкой твоих шкур, понимаешь? Давай будем честны друг с другом. Ты ведь тоже меня не хочешь. Я тебя раздражаю. Ты считаешь меня бесполезной и ни на что не годной. Ты терпеть не можешь, когда я плачу. У тебя целый список того, что я делаю, что тебя бесит. Мне кажется, что потерять меня тебе не хочется просто из-за того, что иметь пару — это своего рода дело гордости. Но мы и правда не подходим друг другу, поверь. — Божечки, я говорю так много, что звучу прямо как Джоси. — Неужели мы не можем просто согласиться расстаться как друзья и все это не усложнять?

— Я тебе не друг! — злится Бек. — Я твоя пара, а ты — моя, — он прижимается еще ближе, практически придавив меня к стене скалы. Мое сердце начинает дико биться, и меня поглощает беспокойство. Бек наклоняется…

И отлетает от меня в сторону.

Эревен здесь, стоит, возвышаясь над Беком, который лежит растянувшись на снегу. Его обычно спокойное выражение лица полно ярости, а губы приподняты в рыке, обнажая острые клыки.

— Она сказала нет, Бек. Оставь ее в покое.

Бек медленно поднимается на ноги, свирепо глядя на Эревена, будто считает, что вся проблема в нем, а не во мне.

— Как я вижу, она уже забралась в другие шкуры. Эревен, неужели думаешь, она не устанет от тебя так же, как и от меня?

Я взрываюсь смехом. Оба мужчины оборачиваются и смотрят на меня, но я не могу остановиться. Мысль об этом кажется мне полным бредом. Хотя мы с Эревеном близко общаемся не так давно, я узнала, какое у него золотое сердце. Я знаю, он никогда не стал бы меня подавлять, как это делал Бек. С Беком все признаки были на лицо, но я умышленно их игнорировала, полагая, что безопасность мне нужна больше, чем любовь.

Теперь, когда я в безопасности, я хочу большего.

Бек недовольно хмурится, глядя, как я смеюсь. Я пытаюсь остановиться, к тому же у меня сердце выпрыгивает из груди, словно я только что пробежала много миль. Хотя я точно знаю, что мои ноги ни на дюйм не сдвинулись с места. Оно только колотит и колотит, и я прикладываю к груди руку, заставляя себя успокоиться. Бек уже понял нынешнее положение дел. Я вижу это по выражению его лица. Эревен четко дал понять, что не даст меня обижать, а Бек плохо обходится только с теми, кто за себя-то постоять не хочет.

Когда моя бывшая пара поднимается на ноги, отряхивается от снега и уходит, Эревен поворачивается ко мне. Он обхватывает мое лицо ладонями и внимательно меня разглядывает, как будто я нечто ценное, за кого он так сильно беспокоится.

— Клер, с тобой все в порядке?

Я киваю головой.

Он наклоняется и касается своими губами моих, и этот поступок меня поражает. Ша-кхаев приходиться обучать, как целоваться. Я удивлена, что у него уже есть навыки поцелуев.

На самом деле, я удивлена, что он вообще меня целует.

— Не возвращайся, — говорит Эревен, и он кажется таким же запыхавшимся, как и я. — Когда остальные уйдут, останься со мной, в моей пещере.

Мои глаза широко распахиваются.

— Я думала, ты просто притворяешься.

И вот опять мое сердце начинает колотиться. Оно бьется так громко, что, готова поклясться, его все услышат поверх беспрестанно дробившего скалы камнереза Харлоу.

— Притворяюсь?

— Притворяешься, что нравлюсь тебе. Ну, ухаживаниями за мной.

Он хмурится, выглядя расстроенным.

— Так ты, Клер, думаешь, что мы притворялись? Я же просил разрешение ухаживать за тобой. Ты ответила «да».

Господи! Какая ж я дурочка. Он ведь и правда спрашивал. Я просто подумала, что он… ну, делает это из любезности. Не потому, что я ему понравилась. Когда он отстраняется, я хватаю его за руки.

— Постой. Нет, я рада, — он останавливается, а я спешу продолжить. — Я была уверена, что, ну… ты мне нравишься, а ты просто был… любезен.

— Любезен? — он отпускает одну из моих рук и сжимает свою ладонь над своим сердцем в кулак. — Любезен? Когда вижу тебя, мое сердце колотится так сильно, словно внутри моей груди галопом несется дюжина двисти.

Как странно, у меня так же колотится. И я чувствую, как краснею, и вместе с тем меня охватывает радость. Я вроде как… взволнована во всем. Меня аж дрожь пробирает. Интуитивно я прикладываю руку к его груди, покрывая его сердце.

В тот же миг мы оба начинаем мурлыкать.

Часть 7

КЛЕР

У меня перехватывает дыхание. Это кажется невероятным. Более идеального времени и не придумаешь, но это случилось.

Мы резонируем, мы с Эревеном. Мой кхай выбрал его. От удивления у меня отвисает челюсть, а я резонирую настолько громко, что слышу мурлыканье, исходящее из моего горла. Это так… так странно. Странно и, тем не менее, идеально.

Ладонь Эревена накрывает мою, и он прижимает ее к своей груди. Его губы изгибаются в улыбку, и она расширяется все шире и шире, пока он не улыбается улыбкой, растянувшейся от уха до уха.

— Похоже, наши кхаи решили, что мы тянем слишком долго, чтобы сойтись вместе.

Я хихикаю.

— Кажется да. — Я так счастлива. Я чувствую… завершенность. И это не просто резонанс, это Эревен. Кхаи знают, что мы теперь связаны, что должны быть вместе. И это кажется таким правильным. — Поверить не могу…

— Я могу, — заявляет он совершенно серьезно. Он протягивает руку и ласкает мою щеку. — Меня потянуло к тебе с того самого момента, когда впервые увидел тебя. С того самого момента, как ты попала сюда.

С тех пор… но прошло больше года. Даже больше. У меня снова отвисает челюсть.

— Но почему ты никогда ничего об этом не говорил?

— Ты сразу же сошлась с Беком, — он пожимает плечами. — Больше всего на свете я хотел, чтобы ты была счастлива, а с ним ты казалась счастливой.

Я мотаю головой и кладу руки на него. Кажется, я не могу перестать дотрагиваться до него, поскольку обожаю кончиками своих пальцев ощущать его слегка вспотевшую кожу.

— Я сошлась с ним, потому что меня трясло от страха, а он проявил ко мне интерес. Я никогда… не видела тебя, — от этого мне почему-то становится грустно. На мои глаза наворачиваются горячие слезы, и я начинаю плакать. — Господи, как же ужасно это звучит, но ведь это правда. Я действительно не видела тебя, Эревен. Я мало на что тогда обращала внимание. И потратила на него целый год…

— Все, все, успокойся, — говорит он, нежно смахивая мои слезы. — Все случилось так, как случилось, и я ни о чем не жалею, потому что теперь ты моя, и никто не вправе вмешиваться.

Я не совсем в этом уверена.

— Бек…

— Даже упрямству Бека не по зубам резонанс. Он лишился тебя, — наклонившись поближе, Эревен притягивает меня к себе, своим носом касаясь моего. — Ты принадлежишь мне, а я — тебе.

Боже, мне нравится, как это звучит. Действуя импульсивно, я приподнимаю лицо к нему и прижимаюсь губами к его. Он целуется с закрытым ртом, а это значит, что все-таки никогда раньше он не целовался. Ну, я много чего могу показать этому мужчине. Когда его руки обвивают мою талию, я погружаю руки в его растрепанные волосы и легкими покусываниями и взмахами языка я убеждаю его раскрыть губы.

Когда я принимаюсь нежно ласкать глубины его рта, он, явно озадаченный, напрягается и отодвигается.

— Тебе что, не понравилось? — спрашиваю я нерешительно.

Мне кажется, что его щеки покрываются более темным оттенком синего. Неужели он покраснел?

— Мне это слишком сильно понравилось. Я просто не знал…, — его голос прерывается. — Мы можем это повторить? — выпаливает он после секундного размышления. — С языками?

— Мы можем делать это с языками столько, сколько ты захочешь.

И я демонстративно показываю ему, сколько. Я не считаю, что целуюсь лучше всех в мире, но с Эревеном? Это не имеет никакого значения. Он любит каждую ласку моих губ против своих, каждое касание моего языка. Даже тогда, когда сталкиваются наши зубы, все равно это сексуально. Он отвечает с энтузиазмом и вскоре подражает моим поцелуям своими губами и языком, и тогда, когда его губы покоряют мои в манере, от которой у меня перехватывает дыхание и переполняет потребность, я постанываю и полностью в нем растворяюсь. От мощности наших напевающих кхаев наши груди, прижатые друг к другу, буквально вибрируют.

Не только мой кхай напевает. Я чувствую, что от прикосновений Эревена мое тело пульсирует и все больше оживает. У меня такое чувство, словно впервые пробуждаюсь — будучи вместе с Беком ничего подобного не было. Даже не близко. Это все равно что сравнивать лимонад Kool-Aid с вином. Один из них насыщенный с бархатным и восхитительным вкусом, а другой просто… красный. Мои соски под одеждой ноют, и у меня между бедер появляется покалывание, которое ощущается так, словно это лишь вопрос времени, когда кончу. Я хочу этого мужчину, с рогами, синей кожей, острыми зубами и всем прочим. Мы продолжаем целоваться, пожирая друг друга губами.

Как будто он может читать мои мысли, Эревен поднимает меня на руки, отрывая мои ноги от земли. Наши губы по-прежнему соединены в поцелуе. Он начинает идти вверх по утесу, а я, удивившись, отрываюсь от его горячих целующих губ.

— К-куда мы идем?

— Мы идем спариваться, — отвечает он мне и прикусывает мою нижнюю губу.

От его ответа у меня по телу побегают мурашки, и мне приходится сдерживать стон.

— Но где?

— В кое-каком уединенном местечке. Я не собираюсь возвращаться туда, в ту пещеру, не сейчас, когда она битком набита народом.

В его словах есть смысл. Но мне холодно, и я совсем не одета по погоде.

— В кое-каком уединенном местечке, где тепло?

Взгляд его глаз обжигает.

— Я согрею тебя.

Меня трясет от желания. Готова поспорить, он так и сделает.

Резонанс сжигает нас, и кажется, что каждый шаг занимает миллион лет. Я не могу перестать целовать его; мои губы тянутся к его челюсти, его скуле, его шее, его уху. Я вообще не хочу прекращать целовать его. А тогда, когда я осознаю, что он теперь мой, меня переполняет восторг, что мне не придется прекращать целовать его. Никогда.

Я прекращаю облизывать ухо Эревена и поднимаю взгляд, когда понимаю, что мы остановились. Мы находимся в маленькой рощице хрупких розовых деревьев с окружающими нас высокими стенами скал. Ветер здесь слабее, но все ровно лежит снег и над головой открытое небо. Это и есть то место, куда мы шли? Я уже открываю рот, чтобы спросить, но когда это делаю, Эревен притягивает меня к себе и зарывается лицом между моих грудей.

И я испускаю стон, напрочь забывая обо всех своих сомнениях. Плевать мне, где мы займемся сексом, лишь бы это произошло побыстрее.

Эревен осторожно опускает меня на землю, и его рука тянется к шнуркам по бокам моей туники, плотно прилегающей к моему телу. Пока он тянет за них, я разрываю шнурки на его леггинсах. Я отчаянно хочу прикоснуться к нему. В тот момент, когда я освобождаю его член, я снова испускаю стон, потому что Бог наградил его очень даже неплохим хозяйством. Я не застенчивая девственница — ею не была и на Земле — и я в восторге от этого великолепного члена. Он совершенство в самом совершенстве, слегка изогнут, так что он поразит меня во все правильные места. Головка толстая, и когда я рукой поглаживаю его ствол, то замечаю, какой он прекрасный и толстый, пронизанный венами под кожей. Его шпора длиннее, чем все, что я когда-либо видела, и при ее виде я ощущаю дрожь волнения. А это? Это несет в себе залог успеха.

Как и у всех ша-кхай мужчин, его член рифленый (для моего удовольствия!) и имеют выступы. От его вида у меня потекли слюни. Мне очень хочется его облизать, но для этого у меня достаточно времени и потом. А сейчас мы должны удовлетворить наши кхаи — и наши собственные желания.

Дыхание с шипением вырывается из него, когда я прикасаюсь к нему, и его рот снова захватывает мой. Мой язык скользит вдоль его, и я подстраиваю поглаживание его члена с движениями моего рта.

— Твои руки, — шепчет он мне в рот. — Да большего удовольствие я и представить себе не мог.

Он проталкивает руку в мои леггинсы, находит влажный жар моей киски и скользит пальцами внутрь меня.

Я цепляюсь за него, отчаянно желая большего.

— Пожалуйста, Эревен, — мой кхай так сильно пульсирует в груди, что мне кажется, что я вот-вот развалюсь на части. — Ты мне нужен.

— Снимай одежду, — велит он мне.

Я отпускаю его и делаю, как он просит, разрывая шнурки и срывая кожаную одежду так быстро, как только могу. Я нуждаюсь в нем. Я хочу его. Я умру, если в следующее мгновение не почувствую его теплую кожу своей. К тому времени, как я заканчиваю раздеваться, он тоже голый. Я прижимаюсь телом к его, и мне совершенно безразлично, посчитает ли он, что груди у меня маленькие, а бедра слишком широкие. Что-то мне подсказывает, что он сочтет меня просто замечательной. Я знаю, что не смогла бы найти ни единого изъяна в его длинном, стройном теле и тугих мышцах под этой синей кожей. Представив, как его мягкая и бархатистая кожа будет ощущается при соприкосновении с моей, у меня аж руки чешутся, как сильно мне хочется дотронулся до него.

Затем он притягивает меня к себе и подтягивает одну из моих ног поверх своей, удерживая ее у своего бедра. Это заставляет меня менять равновесие до тех пор, пока я не прижимаюсь к его члену, а моя киска не увлажняется и не становится готовой для него.

Другой рукой он хватает горсть моих волос и наклоняет мою голову назад.

— Моя прекрасная пара, — бормочет он и нежно облизывает мое горло.

О Боже, я сейчас растаю в его объятиях. Я цепляюсь за него, обхватив его шею руками. Мои груди придавлены к его груди, а мягкая замша его кожи контрастирует с грубым, плотным покрытием, который защищает его руки и центр груди.

— Хочу, чтобы ты был внутри меня, — задыхаясь, говорю я. Я просто в отчаянии и алчно хочу его, и до прочего мне нет дела. Я нуждаюсь в нем, как в воздухе, и если в следующее мгновение я не буду набита им до отказа, я могу закричать. Не сомневаюсь, что отчасти это из-за моего кхая. И я не уверена, стоит ли мне его благодарить или от расстройства скрипеть зубами.

Эревен отпускает мои волосы, а другой рукой тянется к моему бедру. Он хватает меня, и прежде чем я успеваю потребовать, чтобы он бросил меня прямо на землю и трахнул, он поднимает меня вверх, после чего опускает меня моей раскрытой киской прямо на свой член.

Воздух вырывается из моих легких, мне нечем дышать. Одним махом я так глубоко им пронзена. Все мое тело резко вздрагивает в ответ, а мои руки напрягаются вокруг его шеи. Он настолько больше меня, и невероятно сильный, что для него просто пустяк — поднять меня и вот так удерживать, чтобы трахнуть меня стоя.

И, о Боже, всего лишь находиться в таком положении — это просто потрясающе. Тысяча ощущений нарастают внутри моего тела, и я цепляюсь за него, перегруженная чувствами. Мой кхай поощрено мурлычет, и я слышу, как Эревен прерывисто дышит прямо мне в ухо. Он перемещает ноги, совсем чуть-чуть, и все мое тело снова загорается. Его шпора нажимает на мой клитор, и мне так и хочется поерзать на ней. Вообще-то, мне хочется поерзать по всему его телу, всего лишь из-за того, насколько это приятно.

Вместо этого я сцепляю свои лодыжки у него за спиной, покрепче прижимая его к себе.

— Прошу тебя, — снова шепчу я. Мой разум взорвется от чистого удовольствия, если он сделает хотя бы еще один толчок, но мне это нужно. Мне это необходимо.

С рычанием проговорив мое имя, он поднимает меня вверх, после чего резко насаживает меня опять на свой член.

Из моего горла вырывается вопль. Чистейшая сенсация ощущений пронзает все мое тело, подобных которым я никогда раньше не чувствовала. Даже самое слабое вздрагивание его тела о меня срывает мне крышу напрочь. Когда он снова врезается в меня, я чувствую, как каждый нарост проходит сквозь меня, и у меня от удовольствия чуть ли не закатываются глаза.

Эревен вонзается в меня снова и снова, и каждый из толчков чувствуется лучше, чем предыдущий. Я изо всех сил цепляюсь за него, все мое тело напрягается по мере нарастания ощущений. Я скоро кончу, и кончу очень сильно. Я чувствую, как все мое тело напрягается, готовясь к оргазму, и все ровно я испытываю потрясение, когда он пронзает меня с силой урагана. Я держусь за него из последних сил, когда моя киска сжимается вокруг его члена, а когда он снова врезается в меня, это отправляет меня в совершенно новый круговорот. Я испускаю вопль, когда меня накрывает второй, еще более сильный оргазм.

Он рычит, и следующее, что знаю, — я лежу на спине в снегу, а мои ноги подняты в воздух. Он наклоняется ко мне, его член все еще глубоко погребен внутри меня, и утверждает свои права в поцелуе, от которого у меня перехватывает дыхание. Мне едва хватает сил, чтобы целовать его в ответ, прежде чем он снова вонзается в меня. Его шпора трется о мой клитор, и, Боже праведный, оргазмы меня точно прикончат, поскольку я снова начинаю сжиматься вокруг него. Однако он близок к тому, чтобы кончить, и при своем следующем толчке Эревен толкает мои ноги вверх, пока мои колени практически не достигают моих ушей. Он продолжает вбиваться в меня снова и снова, и тут, не в силах сдержаться, я снова воплю, когда кончаю в третий раз. Я едва слышу, как на выдохе с шипением вырывается из него мое имя, когда он начинает кончать, поскольку чувствую, как его тело содрогается поверх моего, и он извергается внутри меня горячей струей своего освобождения.

Когда он падает на меня сверху, я чувствую себя, как в тумане, совершенно оглушенной. Как будто кто-то растерзал меня на части, а кусочки разбросал на снегу. Мой кхай весело мурлыкает, словно все мое тело не более пяти секунд назад не было целиком поглощено похотью.

Это были три лучших оргазма — каждый по отдельности — когда-либо мной пережитые в моей жизни. Чтобы они были все три вместе, в стремительной последовательности? Мой мозг не в силах это переварить. Все, что я могу сделать, — это цепляться за теплое тело Эревена и благодарить все звезды на небе за то, что этот мужчина принадлежит мне.

А это? Ну, это и есть то, что значит резонанс на самом деле. Все остальное по сравнению с секундой этого просто меркнет.

Эревен приподнимается на локтях и смотрит на меня. Я вся потная, все тело сзади, благодаря снегу, замерзло, наверно пускаю на себя слюни, да и мозги у меня набекрень.

— Моя красивая пара, — бормочет он и наклоняется, чтобы нежно поцеловать меня. — Это мой самый счастливый момент за всю мою жизнь.

Мой тоже.

* * *

Несколько часов спустя мы возвращаемся в племенные пещеры, взявшись за руки. У моей туники от нашего пыла несколько разрывов, а Эревен вынужден придерживать пояс своих леггинсов, потому что я в своей спешке, должно быть, разорвала шнуры. И даже не жалею об этом. Мы оба улыбаемся, как полные психи, а я счастлива как никогда.

Уставшая тоже, но это не имеет значения.

— Когда Вэктал вернется, — говорит мне Эревен. — Мы скажем ему, что нам нужна собственная пещера.

— Может, одну из новых, которые отыщет Харлоу, — говорю я, стесняясь, но тем не менее предвкушая это. Разделяя пещеру с Беком, я чувствовал себя как в ловушке. Но мысль о том, что проведу свои дни и ночи с Эревеном, наполняет меня радостью и надеждой.

Когда мы заходим внутрь, я слышу, как кто-то во всю глотку поет рождественскую песню. Это Ариана, в паре с Джоси. Запах приготовленной пищи наполняет воздух, и все собрались вокруг дерева. Люди едят праздничное угощение, и повсюду я вижу подарки, наряду с большим объемом веток растений. Похоже, мы пропустили большую часть мероприятий этого праздника. Не могу сказать, что я сильно огорчена из-за этого, потому что я получила нечто гораздо лучшее.

— А вот и вы, — говорит Аехако, подходя сзади и хлопая Эревена по спине. — Я уже собрался отправить группу, чтобы найти вас обоих. В этих горах шастает какой-то зверь, который воет как взбесившийся снежный кот. Лучше поостеречься.

Глядя на Эревена, он ухмыляется.

Кое-то поблизости завывает от смеха.

У меня начинают гореть щеки. Думаю, я была немного шумной. Похоже, нас слышали. Мне плевать. Я счастлива. Я сжимаю руку Эревена.

— Наверное, нам стоит переодеться.

Он притягивает меня к себе и целует.

— Не исчезай надолго.

— Не буду. — А еще мне нужна возможность забрать его подарок. Надеюсь, ему понравится.

Когда я добираюсь до пещеры Меган, Лиз с Джоси уже там. Джоси надевает новую тунику, подол которой вышит стильными, восходящими вверх узорами, над которыми Лиз работала последние несколько недель. Так мило с ее стороны сделать подарок для Джоси, когда она, скорее всего, думала, что вообще ничего не получит. Последние несколько дней Тиффани осыпали подарками, и я никогда не задумывалась о том, какие чувства может испытывать Джоси.

Когда я вхожу, Лиз, зашнуровывая спину Джоси, окидывает меня понимающим взглядом. У Джоси лицо обращено к стене, одной рукой она держит волосы поднятыми и не видит, как я вхожу.

— С возвращением, Клер, — говорит Лиз, а затем проталкивает шнурок через отверстие в тунике. — Вижу, ты уже получила свой рождественский подарок. Стой смирно, Джоси.

— А что за подарок она получила? — взволнованно спрашивает Джоси.

— Ну… вроде тех, которые не перестают преподносить все новые сюрпризы.

— Что? — спрашивает Джоси.

— Особый соус для всех ее пирожков из говядины, — сообщает Лиз. — Немного взбитых сливок для ее пудинга с изюмом. Хот-дог для ее булочек в духовке. Мне продолжать пищевые метафоры?

Джоси хихикает.

— Ой. Теперь до меня дошло.

Я не обращаю на них внимания, когда подхожу к своей сумке и снимаю старую тунику, чтобы сменить на другую и свежие леггинсы. Я до сих пор на своей коже чувствую запах Эревен, и это наполняет меня радостью. Я быстро переодеваюсь и беру небольшой пакет с капюшоном Эревена, после чего отправляюсь обратно в главную пещеру.

Бек останавливает меня до того, как я успеваю пройти несколько футов от пещеры Меган.

Я в защитном жесте скрещиваю руки на груди и настороженно смотрю на него. Я не хочу, чтобы он разрушил мое счастье.

Вздохнув, он поднимает руку в воздух.

— Перемирие, Клер.

— Перемирие, — повторяю я неохотно.

— Я слышал, что ты резонируешь. Вы оба. Я был достаточно близко, чтобы услышать это и увидеть ваши лица, — на мгновение он выглядит ужасно грустным, но тут быстро снова скрывает это. — Я счастлив за тебя и желаю тебе всего наилучшего. Я просто хотел, чтобы ты знала, что утром я ухожу и соберу для тебя твои вещи. Сможешь их забрать, когда вы с Эревеном снова посетите пещеры.

— Спасибо тебе, — тихо говорю я. — Прошу прощения, если это тебя ранит.

Его улыбка полна горечи и неохотная.

— Это не может меня ранить. Резонанс не поддается контролю, и это объясняет, почему тебя так быстро потянуло к нему. Желаю тебе большого счастья.

Один раз мне кивнув, он исчезает в тени.

Меня охватывает чувство глубокой грусти. Вполне понятно, что он одинок и несчастен, но я не могу быть той, кто ему нужна. Я прижимаю подарок Эревена к своей груди. Теперь я принадлежу другому, а он принадлежит мне.

Когда я направляюсь к центральной части пещер, Эревен там, ждет меня. У него блестящая улыбка, и он прижимает к груди маленький завернутый пакет — подарок для меня. Рождественские песни наполняют воздух, а тонкое деревце дрожит, нежно позвякивая гирляндами, как будто из тысячи бусинок. Воздух свежий с налетом приближающегося снегопада, а запах теплой пищи соблазняет меня поторопиться. Шум голосов и мягкий смех наполняют пещеру, и я никогда не чувствовала себя более в умиротворенной, или более сильного ощущения дома, чем в этот момент.

— Счастливых тебе праздников, — говорю я своей новой паре, вкладывая свой подарок ему в руки.

— Их что, больше, чем один? — удивленно спрашивает он.

Я киваю головой, улыбаясь. На Земле много-много праздников. Здесь только один, который мы устроили сами для себя, но он почему-то кажется более особенным, чем все Дни святого Валентина или Дни благодарения, которые у меня были в прошлом, вместе взятые. Потому что здесь я обрела любовь и семью, и Эревена, и новое светлое будущее.

Праздник на Ледяной планете самый лучший.

Конец