Рождество в Индии

Глава 13

Как часто, чувствуя себя защищенной мистером Рочестером, доверчиво отдавалась я его успокоительной власти, не думая ни о чем из прошлого, не думая о будущем, лишь настоящее, подобно листьям перед глазами отдыхающего под деревом путника, колыхалось и блестело, скрывало все дали…

Но непродолжительным было это затишье…

Смолкала или нет та музыка, которая отрывала мое беспокойное «я» от глубоких раздумий? Все равно. Теперь она воскресла, усиливаясь и заставляя витать в небесах. Она мощно зазвенела, и демон напоминания, в образе ли забытом, любимом, в надежде ли, протянувшей белую руку свою из черных пустынь грядущего, — сел, смежив крылья, у моих ног и поцеловал в глаза…

С тех пор как я связала свою судьбу с мистером Рочестером, жизнь моя стала как бы неправильной. Не сразу я заметила это.

Поначалу неизменной текла внешняя моя жизнь, но, подтачивая спокойную форму, неправилен стал свежий, холодный тон души. Не было больше в душе ни гнева, ни сожаления, ни разочарования, ни грусти, ни зависти; холодно отвернулась она от грез, холодно взглянула на то, что вставало непокорным перед ее волей. Я стала жить ни грустно, ни весело, по сравнению с моей предыдущей жизнью, — лишь просторнее и общительнее…

И вот однажды, это было перед моей поездкой в Индию, после беспокойного сна… Еще чуть светало… Я проснулась и села, не зная, как вернуть сон; сна не было, ни мыслей не было, ни раздражения — ничего.

Мой взгляд блуждал по полу и мебели, направляясь вверх в поисках опорной точки для мысли. И я увидела, что спальня моя высока и светла, что музы и гении, соединившиеся на фигурном плафоне, одержимые полетом, в чудовищной живости предстали передо мной.

«Они летят, летят», — подумала тогда я. И посмотрела душой выше и дальше, в бескрайнюю пустоту неба.

Тогда я увидела тень, лицо, которое вспоминаю теперь, как самое дорогое лицо на свете. Я увидела Джона… Да, теперь я ничуть не сомневаюсь. Это была его тень, его движения и лицо. Он мчался, свистя, как брошенный нож.

И во мне не осталось ни малейшего уголка сознания, в котором бы не запылал нестерпимый свет нового переживания… Хор ударил по моему лицу звучной мелодией и в утреннем небе всплыл, как поднятая вверх свеча, человек с прекрасным и ужасным лицом.

Да, теперь я знаю, это был Джон.

Но в тот миг, когда мне впервые причудилось его лицо, я испугалась, вскочив с постели. В уверенной тишине спальни царила роскошная пустота. А в этой пустоте всплыло и двинулось из моей трепещущей души все, равное высоте; тени ярких птиц, неосязаемость облаков и существа, лишенные формы, странные фантастические существа.

Я держу руку у сердца, будто боясь потерять его. Словно оглянувшись назад, я тогда вспомнила, что мне всего двадцать девять лет, что отчужденность, какая теперь присутствовала в наших отношениях с мистером Рочестером, гасила постоянно желания, лишая сердце золотого узора и цветных гирлянд бесчисленных наслаждений.

Несмотря на то что я была рядом со своим супругом, королевой общества, счастьем и целью столь многих людей, ничто не тревожило моего сердца. Ни балы, ни приемы, ни охота, ни вечера не привлекали меня.

Я заметила, как в моем присутствии остроумнее становились остроумцы, наряднее — щеголи, особый восхитительный свет сообщался даже некрасивым и старым лицам.

Все обращались ко мне, но ничто не задевало меня. Чем дальше, тем страшней мне становилось жить.

Теперь же, когда при свете огромных звезд мы остались вдвоем с Джоном перед распахнутым настежь окном, я не могла отвести взгляда от его реального, вполне реального лица.

— Вы в самом деле не против? — мягко спросил он.

Я посмотрела на Марка. Тот сидел в кресле и листал какой-то красочно иллюстрированный журнал.

— Не против чего? — тихо переспросила я.

— Чтобы я виделся с вами иногда… Это дает мне возможность заботиться о вас… Наверное, вы и сами сегодня в лесу поняли: нужно, чтобы кто-то заботился о вас.

— Ах, нет.

— Спасибо, — произнес Джон Стикс смиренно.

— Я хотела сказать, что мне не нужно, чтобы обо мне заботились.

— Но вам это, во всяком случае, не противно?

— Это очень мило с вашей стороны, мистер Стикс… — начала я, но в эту минуту к окну подошел Марк и позволил себе перебить меня.

— Миссис Рочестер, как вы думаете, — начал он совершенно серьезным тоном, — почему всегда воспевают в стихах глаза, грудь, губы — и ни слова о ногах?

— Не знаю…

— А по-моему, здесь какая-то проблема, — сказал Джон.

— Мне кажется, это совершенно не важно, — довольно резко прервала я, чтобы перевести разговор на другую тему.

— Может быть, может быть, — задумчиво произнес Джон. — Кто-то ведь приходит босоногим, — добавил он едва слышно.

Я с удивлением посмотрела на него. Глаза его были полны какой-то затаенной грусти.

— А теперь хорошо бы нам послушать какую-нибудь историю, — обратился ко мне Марк.

Я зажгла свечи и присела на ковер, разостланный на полу.

— Когда я была маленькой, мы часто рассказывали всякие страшные истории, — сказала я. — Всегда кто-нибудь говорил первую фразу, а я продолжала…

— Что же мне придумать? — спросил Джон.

— Что угодно.

Не отрывая глаз от его лица, я прислушивалась к стуку своего сердца.

— За далекими живописными холмами находился древний парк, — начал Джон Стикс глубоким, тихим голосом. — Этот парк был покинутым, не обозначенным ни на одной карте.

Я глубоко вздохнула. Вздрогнуло пламя свечи и качнулась моя тень на стене.

— В глубине этого парка находился замок, — проговорила я шепотом. — Это произошло несколько столетий назад…

Я видела, что Джон Стикс и Марк слушали мой рассказ, затаив дыхание. Это придало мне силы и пробудило воображение.

— В таинственной тени деревьев стояла каменная урна, — продолжала я, согретая их вниманием. — Густые ветви укрывали ее от непогоды…

В урне отражалось мерцание звезд, а тень от исполинского дуба, величественно торчащая из земли, была похожа на вход в подземелье.

Парк будто ждал чего-то или кого-то, кто должен был прийти. И действительно, послышались шаги… Это были шаги молодой матери, пришедшей из замка, чтобы броситься к стволу священного дерева…

Но в тени дерева стоял человек, не замеченный ею. Присутствия его здесь она даже не подозревала…

Он, выкравший в сумерках ее дитя из колыбельки и ожидавший здесь ее прихода час за часом, был ее мужем, привлеченный домой издалека мучительными снами.

Он, прижав лицо к стволу дерева, слушал, затаив дыхание, ее молитвы.

Этот человек очень хорошо знал душу своей жены. Он знал, что она непременно придет сегодня к этому дубу. Он видел это во сне. «Она должна прийти сюда, чтобы здесь искать свое дитя!» — думал он.

Шумели листья и ветки, предостерегая молящуюся, ночная роса падала ей на руки. Но женщина опустила взор, чувства ее были глухи, глаза — слепы. Мучила тоска о пропавшем младенце.

Женщина молилась, а тот, кто слушал ее слова, обращенные к Господу, хотел быть безжалостным палачом.

И мольба несчастной все яснее превращалась в признание…

«Не обвиняй меня, Господи! Прости женщине прелюбодеяние…» — плакала она…

И тогда громко застонали замшелые ветви дуба. Порыв ветра промчался по парку.

И снова наступила тишина…

Я смотрела на Джона и будто бы читала в его сердце свой рассказ, как позднее прочла свою судьбу…

Пламя свечи трепетало между нами.

— Молящаяся у старого дерева женщина упала, — прошептала я, — и лежала, словно скованная сном.

Тогда тихо-тихо повернулась каменная крышка, руки человека белели во тьме…

Они медленно, беззвучно ползли по краю урны.

Ни звука не было слышно во всем парке.

Но вот неверный луч месяца осветил орнамент на урне, где возник горящий ужасный глаз, который уставился в лицо мужчине.

Тот, подгоняемый ужасом, помчался через парк. Треск деревьев испугал молодую мать…

Затем шум стал слабее… Замер…

Но женщина, уже не обращая на это внимания, прислушивалась в темноте к какому-то другому, едва слышному звуку. Как будто бы это был тихий плач… Где-то совсем рядом.

Она, затаив дыхание, вслушивалась. Кровь в ее жилах бурлила… Женщина слышала каждый шорох. Слышала, как скребутся жучки в коре деревьев, как колеблются на ветру чахлые ростки и травинки…

Между тем плач, звучащий высоко вверху и расстилающийся внизу, становился громче.

Руки женщины похолодели от ужаса.

«Господи! — взмолилась она. — Помоги найти его!»

В отчаянии она бросилась на поиски ребенка. Но шум ее первых же шагов заглушил тихий плач, и она остановилась, как вкопанная.

Снова услышала она свое дитя. Лунный свет прорвался сквозь кроны деревьев и фосфорическим потоком низвергся на урну, как белый мрамор.

Тени деревьев указывали: здесь, здесь твое дитя, разбей камень. Скорей, скорей, пока оно не задохнулось!

Но мать не видела и не слышала.

Отблеск света обманул ее. В беспамятстве бросилась она в чащу, до крови царапая руки, оставляя на кустах клочки одежды. Ее душераздирающие вопли летели по парку.

Она обезумела и умерла в ту же ночь, и дитя задохнулось, и никто не нашел маленького трупа. Урна хранила его, пока тот не превратился в пыль…

С той поры деревья в парке засохли, также и старый священный дуб.

Никогда больше они не сказали ни единого слова любви…

Я окончила рассказ, вытирая с лица слезы.

Джон Стикс и Марк наградили меня громкими аплодисментами.

— Великолепно, миссис Рочестер! — воскликнул Марк. Джон Стикс с грустью и нежностью смотрел мне в глаза.

— Спасибо, — прошептала я, — спасибо… Я хотела бы, чтобы вы с Марком приезжали сюда почаще…

— Нам это тоже понравилось, — улыбнулся Марк. — Однако пора расходиться… Спокойной ночи, миссис Рочестер!

— Спокойной ночи!

Не обмолвившись ни единым словом с Джоном Стиксом, мы расстались.

Мысли и чувства в тот день переполняли меня и столь утомили, что я мгновенно уснула.

На следующее утро я встретила Джона Стикса возле дома. Он запрягал свою лошадь.

— Вы спасли мне жизнь, мистер Стикс, — неуверенно произнесла я.

— Нет, просто тигрица не хотела есть, — улыбнулся он.

— Так… вы думаете, я не была… в опасности? Обиженная его холодностью и равнодушием, я сразу же разволновалась.

— Нет, конечно, — ответил Джон Стикс. — Возьмите это в подарок.

Он протянул мне книгу.

— Что это?

— Это стихи.

— Да… я вижу…

— Стихи моего любимого поэта Джона Китса… Мы здесь платим тем, кто рассказывает нам истории, — добавил он с небрежностью.

— Очень красивая книга, — сказала я. — Но я рассказываю свои истории бесплатно. А ваш подарок слишком хорош.

Я хотела вернуть ему книгу. Но он отвел мою руку:

— Возьмите, миссис Рочестер!

Не глядя на меня, он ловко вскочил в седло.

— Будьте осторожны! — сказала я. Он повернул ко мне лицо и спросил:

— Может быть, вам называть меня Джон? Я смутилась и опустила глаза.

— До свидания, миссис Рочестер! — донеслось издали. Я смотрела ему вслед, до боли сжимая в руках книгу.

Смотрела до тех пор, пока он не скрылся за высокой скалой.