Роковой поцелуй вампа

Глава 31

Любовь между нами носила молочный характер, он меня любил, но он начинал любовные игры с моей груди, полной молока от пропущенного кормления, которое вместо меня осуществляла няня, вводя искусственное молоко в питание ребенка.

Молоко из моей груди высасывал Еврор Сергеевич до основания, так, что оно с трудом прибывало к утру для ребенка.

Мне не давали много работать, меня заставляли спать днем для сохранения молока, мне давали витамины, пищу, соки, чай со сливками, – одним словом я должна была вырабатывать молоко для ребенка и… его временного отца. От этого можно было бы сойти с ума, но мне давали успокоительные средства с пищей, я была спокойной и воспринимала действия Еврора Сергеевича спокойно, а любила его страстно, насколько это было возможно под успокоительными средствами. Он был доволен. Мой гардероб пополнялся без меня. Я открывала шкаф и брала то, что нужно мне по погоде.

Я не знала, откуда появились вещи, мне вообще трудно было думать, я просто жила и выполняла обязанности, которые мне предписывались в этом дачном замке. Грудь моя в предлагаемой одежде всегда слегка выступала из одежды, и светилась на солнце. Если становилось прохладно, мне приносили теплые вещи и тщательно укутывали грудь от дождя, от ветра, от холода. За мной следили, меня берегли для ночи с господином Еврором Сергеевичем. Моя грудь работала, как мини завод по производству молока. Он мял груди в своих руках, он оттягивал соски, он пил мое молоко…

Однажды я отказалась от предложенной мне пищи, меня мутило, тошнило. Несколько таких дней и молоко перестало прибывать. Мозг, очищенный от снотворных, задумался над происходящими событиями, я поняла, что у меня вновь будет ребенок, но теперь от Еврора Сергеевича. Вечером пришел Еврор Сергеевич, но молока в груди не было, оно перЕврорело, и ребенок два дня не брал грудь. Любовь без молока не получилось. На следующий день меня вместе с ребенком отвезли к Маграру…

Маграр довольно спокойно отнесся к возвращению меня домой и просто пошел с ребенком гулять, а мне пришлось на пару дней лечь в больницу…

Анна Александровна купила себе новую квартиру, но о ней даже Планктону Ивановичу ничего не сказала, она боялась всего и всех, на всякий случай. Планктон Иванович, приодевшись, посмотрев на себя в большое зеркало в магазине, решил приударить за Марионой. Он хорошо знал, где она гуляет с коляской, и просто хотел ее дождаться, когда она выйдет гулять с ребенком, а там, будь, что будет! Вместо Марионы в подъезд вошла Леночка, вскоре она вышла с Маграром и они, спокойно держась за руки, как влюбленные прошли недалеко от Планктона Ивановича, который успел прикрыть лицо газетой, а одежда на нем была для них незнакомой. Планктон Иванович решил заглянуть тогда к Анне Александровне, но в ее квартире оказался Родька, на вопрос, где хозяйка, новый хозяин ответил, что она переехала, а на вопрос, где Мариона с ребенком, даже он не знал ответ. В большой соседней квартире дверь никто не открывал, там никого не было.

Планктон Иванович вернулся к соседу, ухватил свою большую голову руками, и зычно закричал в пространство:

– Где Мариона?!

– Планктон Иванович, чего кричишь? Она уехала на открытие музея, – вспомнил Родька, – потом к ним приехали мужики и увезли к ней ребенка, мне слышно было сквозь дверь.

– А Анна Александровна знает?

– Мне неизвестно, кто, что из них знает. Я не знаю, где она живет теперь.

Мобильный телефон запищал кнопочками в руках Планктона Ивановича:

– Анна Александровна, где ты? Где Мариона с ребенком? Я сижу у Родьки. Она точно не в музее, а Маграр спокойно с Леной ходит.

– Почти поняла. Где я – не скажу. Я не хочу тебе свою квартиру показывать, во избежание наезда твоих детей. Где Мариона? О, это тайна господина Еврора Сергеевича, знаешь такого? Он старый знакомый Марионы, так, что дальше сам соображай, тема сия для меня неприятная, да и тебе ко мне ехать нет необходимости.

Планктон Иванович сжал в руке мобильный телефон, он хрустнул, впиваясь осколками пластмассы в руку. Родька побежал за йодом, а Планктон Иванович с ревом вылетел из квартиры, бросив на пол окровавленные осколки телефона. Он бежал широкими шагами домой, вытаскивая куски пластмассы из ладони. Дома он промыл раны, выпил таблетки, что под руку попались, и лег спать. Нина продолжала войну с матерью, теперь они с подругами ходили друг к другу ночевать, чем вводила ее в иступленный гнев, с ревом и криками, с взаимными упреками. Ирмина перестала ей совсем давать деньги и покупать вещи. Кто кого. Паша, напротив, успокоился, и если была возможность, ходил в компьютерный салон. Планктон Иванович, проснувшись, решил купить Паше компьютер, а Нине дать деньги на сапоги и шубку.

На том все временно затихли. Инна перешла на новый уровень раздражения собственной матери. Она ей ныла про купальники, искала полотенце, такое, чтобы не очень детское было, и уходила на пляж. Мать ждала дочь, ждала, та приходила не раньше девяти вечера.

– Какой пляж, в девять вечера!?

– Чего ты на меня кричишь, еще светло! – отвечала с криком дочь, и выходила за дверь поговорить с приятелями, которые еще никак не могли разойтись по домам.

В половине одиннадцатого она заходила домой окончательно и врубала музыку на полную мощность. Реп сквозь сон – все равно, что ночной кошмар. Мать натягивала на голову одеяло и засыпала, она всегда засыпала в это время. Под утро Ирмина проснулась от говора, где-то кто-то громко говорил. Она зашла в комнату дочери, та спала, телевизор кричал. Под утро любые звуки кажутся более громкими. Мать вышла на кухню. Стиральная машинка горела семью лампочками, в ней лежал мокрый комок чужого покрывала. Она вышла на балкон, там стоял чужой велосипед со спущенными колесами. Утро у дочери начиналось не раньше одиннадцати. Она просыпалась от телефонного звонка какой-нибудь очередной подружки.

– Нина, откуда у нас на балконе велосипед? У нас, что там стоянка чужих велосипедов? – спросила Ирмина.

– Нет, у моего нового парня два велосипеда, этот он мне дал.

– У него колесо спущено!

– Так это я по стеклам проехала, – безвинно ответила дочь, – ты мне лучше новый купальник купи, этому купальнику второй год пошел, я себе куплю новые шторки.

– Шторки – это, что такое?

– Купальник на тесемках, он по этим тесемкам перемещается.

– Я сегодня сама пойду на пляж, – сказала Ирмина и ушла на кухню.

– Мама, ты чего?! Я большая девочка! Еще не хватало, чтобы я с мамой на пляж ходила!

Не жаловаться ведь Планктону Ивановичу по каждой проблеме, подумала Ирмина и отдала деньги дочери на новый купальник. Сама нашла в комоде свой старый купальник, которому было несколько лет, и примерила его. А, что делать? Бюджет не вынесет двойных расходов. Дочь еще спала, когда мать ушла на пляж. Утро было солнечное с пронзительным небом. Ирмина постелила, сложенное в четыре слоя покрывало, легла по солнцу на живот, опустила голову на руки и задремала. Открыв глаза, увидала маленького муравья, он ползал у нее перед глазами по траве, росшей на пляжном песке.

Она села, усталость и раздражение ушли в землю. На пляже, у маленькой реки народу с утра мало. Песок местами порос травой, постоянные посетители пляжа уже покрыты прочным загаром, она посмотрела на свою белую кожу и встала. Ей нравилось загорать стоя, земля всегда с утра прохладная, зато небо чистое. На этом пляже она познакомилась с отцом Нины, давно ли это было? Уже дочь подросток.

Пляжный роман длился недолго. Планктон Иванович приходил на пляж по утрам, ложился на одно место, стелил темное, большое полотенце и лежал неподвижно, не гладя на женщин, не заговаривая с ними. Иногда вставал, переплывал речку туда обратно и ложился загорать дальше. Она стоя, видела его божественную фигуру, он ей безумно нравился, но подойти к такому красавцу у нее смелости не хватало, она просто созерцала великолепное тело, мускулистого мужчины. Он чувствовал ее взгляд, их глаза встретились. Она была крупной девушкой, с плоским животом и мощными ногами, да и грудь особыми размерами не отличалась, однако Планктону Ивановичу она приглянулась с первого взгляда. Было в ней обаяние, внутренне спокойствие. Они неделю ходили на пляж, смотрели друг на друга и не разговаривали, через неделю стали здороваться, да дождь пошел, летний, солнечный.

На следующий день Планктон Иванович пришел с волейбольным мячом. Они поиграли в волейбол вдвоем, мяч летал между их пальцами и практически не падал, но пляж он и есть пляж. Народ к ним потянулся. Круг, желающих играть в волейбол, все увеличивался, тем самым, отдаляя друг от друга. Она пошла на свое место, легла спиной к солнцу, опустила голову на руки…

– Ирмина, привет! – услышала она сквозь дрему, перед ней стоял Планктон Иванович, не такой как много лет назад, но все еще интересный мужчина.

– Здравствуй, Планктон! – сказала она и поднялась.

– Где Нина? Я ее вчера здесь видел с подругами и двумя мальчишками.

– Спит, для них время загара еще не наступило. Позже приходят загорать.

– Как у вас дела с ней? Сильно ссоритесь?

– Все бывает, а ты как? Один сейчас живешь или с кем?

– Ирмина, а тебе, не все ли равно? Тебе до меня дела нет. Ты – сама живешь.

Самостоятельная.

Она посмотрела на речку, на осоку на берегу, вздохнула, ей стало скучно. Она постоянно в присутствии Планктона Ивановича ощущала беспросветную скуку, а почему объяснить не могла, ей всегда хотелось уйти от него, после того, как иногда сама к нему подходила… Еврор Сергеевич в гостинице всегда держал за собой один номер, для себя или для тех, кто к нему приезжал по делам, к себе дачный дом он посторонних не приглашал. Ирмина он приметил давно, у него созрела мысль пригласить ее на работу к нему на дачу, после ее отъезда он ощущал пустоту.

Он заметил, что она отлично работает, да трудно живет, и предложил ей подзаработать у него, хотя бы в течение месяца. Она, замученная просьбами Нины и унылостью Планктона Ивановича, согласилась работать на даче, и оставила дочь с отцом.