Ромашки для королевы

Самый упрямый ученик

– Бархат небес, да за что мне это наказание? – Лоэльви в сотый раз изучил означенный бархат, но ответа не обнаружил. – Сам не спит, другим не дает, а пользы от наших бдений никакой. Ты с магией несовместим, гном!

– Не умничай, – посоветовал Рртых. – Мы, подгорники, народ практичный. Не вижу пользы в том, чтоб камень висел, или там – вбок падал. Вот он и не слушается. Ты учи меня на примерах.

– Тебя надо отослать к нашему вечному королю, в советники, – обреченно вздохнул эльф. – Как секретное оружие. Через год за Стеной станет пусто, все сюда сбегут. Вопреки самой непреодолимой магии…

– Не трать мое время впустую, – забеспокоился Рртых. – Учи с толком, куда для гномов полезно и важно двигать эдакую каменюку. Ты же нудный, клянусь кривой киркой, как начнешь причитать – до полудня не уймешься.

– Убью! В лепешку, этим вот камнем.

– Ух ты, пробрало, – уважительно кивнул гном. – Давай-ка я схожу, принесу нам завтрак.

Эльф обреченно покачал головой, сел и, почти неожиданно для себя, рассмеялся. Сорвался с места, добежал до перил, перегнулся и закричал вслед гному, прущему через нижний зал тараном, раздвигая плечами колонны, что в точности он, Лоэльви, желает получить на завтрак. Потому что уже знал – результат неконтролируемого выбора может сильно озадачить.

Потом невысокий темноволосый маг вернулся к столику и стал собирать посуду, напевая под нос заклинания, будто это безобидные стишки. Чашки, ложки и салфетки охотно слушались, не обольщаясь беззаботностью тона.

Три тысячи лет Лоэльви жил в мире людей, тоскуя по обществу и атмосфере родного края Лирро с его певучей мелодичностью голосов, умными острыми шутками, магической аурой первозданной земли, породнившейся с вечными. А еще там осталась навсегда утраченная для большого мира древняя библиотека, там были возможны беседы с магами, там бережно и благодарно принимали знания усердные ученики, постигающие науку заклинания веками. И сам он учился.

Увы… Три тысячи лет между ним, одиноким магом, и родной долиной стоит Стена, непреодолимая и темная, как упрямство короля. Порой только она и удерживала Лоэльви от решения покинуть Круг. Что можно дать людям за жалкие десять лет, даже если они стараются изо всех сил и порой умудряются продвигаться в магии куда быстрее любого эльфа? Все равно – лишь азы, и чуть глубже один раздел. Обычно это бой и защита. Словно нет ничего иного! А ведь магия – основа безупречного строительства, обновления земель, возрождения плодородия, лечения…

Он учил старательно, но, отдавая, не радовался, что знания нужны. Не искал благодарности и уважения. Он скучал по сородичам, впадая все глубже и невозвратнее в покой, который пугал мудрую Эриль. Потому что за покоем следует равнодушие, позже подкрадывается скука, за ней следует апатия. Все они – предвестники сна забвения. Лоэльви не желал забывать, но и помнить очень устал. Жизнь казалась оставленной далеко в прошлом, несравнимым красотой и яркостью с убогими буднями настоящего и жалкими обещаниями будущего.

Так было, пока не появился самый рыжий и бездарный из учеников, Рртых Третий. Гном презирал магию, считал ее бесполезной и требовал сделать хоть немного удобнее и приспособить, например, к раздуванию мехов. Прищурив мелкие синие глазки, он изводил учителя даже ночами, потому что магия не нагружает мышц и портит сон. Здоровенный рыжий наглец звал мага на ты, в большой злости от своих неудач мог поставить на стол или задвинуть в угол, а его удручающе частые и вдумчивые советы были особенно невыносимы.

Результат перечисленных бед оказался парадоксальным и неожиданным, ибо к исходу второго года обучения Лоэльви признался себе, будучи трижды подряд не разбуженным ночами: без гнома – скучно! Обходясь при обучении за семь сотен лет без единого повышения тона, теперь он охотно и азартно орет на рыжего. С удовольствием слушает ответный басовитый рев, лишенный гармонии или мелодичности. Про такт и гномью манеру выражать мысли лучше, само собой, и не вспоминать. В общем, рыжий пятифутовый гном – как любила повторять Эриль – оказался наилучшим и единственным действенным средством от тоски вечности. С появлением Рртыха размеренная жизнь Круга обрела незнакомую прежде живость. Неутомимый молотобоец азартно гонял на разминках учеников мастера Кэльвиля, задирал молодых магов и норовил починить или усовершенствовать всё, что по недосмотру не успели спрятать. Еще он чистил коней, мыл полы, окапывал деревья…

Эриль, задумчиво глядя на усердие рыжего, предположила однажды, что у гномов нет магии именно потому, что они опасаются остаться без простой работы. А безделье делает их очень, очень опасными.

Во всем перечисленном имелся один маленький изъян, портящий настроение: гном был несовместим с магией. Хуже того, Лоэльви обнаружил после сложных опытов след заклятия шамана, от самого рождения лишившего Рртыха ряда способностей и задатков, необходимых сильному магу. Гном выслушал, подумал и согласился. Он наследник короны, повелителю гор негоже колдовать – подданные не поймут. К тому же все, кому выпадало имя Рртых, рождались воинами, а не знахарями или магами. И чем больше дано одного, тем меньше Труженик добавит другого.

С тем, казалось бы, можно было обучение прекратить, но третий из Рртыхов оказался в десятки раз упрямее самого усердного из прежних учеников эльфа. Вопреки всему он двигался, медленно оттеснял стену родового запрета. Хотя поверить в это казалось невозможно.

Зато Лоэльви ничуть не удивился, обнаружив ученика, волокущего наверх по лестнице три короба яблок вместо одного-единственного запрошенного.

– Я полагал, что обойдусь одним яблоком, – сообщил маг чуть раздраженно.

– Здесь семь сортов, – возразил гном. – И вообще… одни крупные, другие мелкие, одни кислые, другие сладкие до отвратительности. Вон это смешное, кривое и с листиком. Тебе что, без разницы? Выбирай.

– Вынуждать меня к выбору – это идея Эриль, – эльф заподозрил неладное. – Она и тебя подговорила? Увы, всюду измена. Ученик идет против учителя, любимая наставница потакает ему.

– Ага, с вами сам дойдешь до личных интриг, без потаканий, – обозлился Рртых. – Это до чего надо магией дурную эльфийскую башку забить, чтобы три тыщи лет добавлять к слову «любимая» глупости про «наставницу»? Зато я понял, отчего эльфов так мало. Вы все, слышишь, поголовно – кроты слепые, молотом по макушке стукнутые. Как еще хоть кто-то жив, не понимаю… Вот тебе отличное красное яблоко, не ной про выбор. Я пошел.

– Так я хотел зеленое…

– Труженик, ну когда я научу этого эльфа вовремя решать, чего он хочет? – Насмешливо воззвал гном и добавил: – Хотя прогресс налицо, он думал пять минут, а не сто лет. Яблоки еще не высохли. Это – достаточно зеленое?

– Злой ты. Я сам возьму.

– Я практичный. Жуй свое яблоко и топай в садик, там Эриль гуляет, ее довели наши маги, у них тоже что-то не получается, не один я бездарь. Поговори с ней о погоде – надежная тема, как раз для эльфов. Глядишь, не пройдет и сотни лет, как догадаешься зайти дальше и спросить, не согласится ли она поужинать и обсудить с тобой этого… да, как там вашего обожаемого поэта? Или музыку заунывную послушать, тоже дело. А я буду ронять камень. Не переживай, мое усердие ты разберешь и оттуда, до успеха далеко, но грохот будет…

– Регулярный, – рассмеялся маг, торопливо рассовывая по карманам еще три яблока, про запас. – Ладно, пойду поговорю про музыку. Глупо это.

– Глупо стоять тут. Иди уже, пока я тебя не вышиб в окошко, вместо камня. От злости может и получиться.

Маг задумался на мгновение – и двинулся к лестнице.

Увы, план музыкальных бесед не удалось реализовать незамедлительно. Вверх поднимались и Эриль, и рослый светловолосый учитель боя, и его – с некоторых пор любимый – ученик Брав. Последний коротко поклонился магу и гному именно он изложил причину визита.

Брав очень хотел продолжить обучение, но не решался дольше задерживаться в Круге, слишком многое изменилось в мире, опасно пошатнулось, а то и повернулось к большой войне. До Круга доползли слухи, что в горы вернулись все до единого гномы-торговцы, державшие лавки и ювелирные мастерские в городах людей. Их ждали и впустили, открыв один из входов. А еще из подгорного мира вышел боевой гном в вороненом стальном полном доспехе – гонец Черной войны гнева. Он спустился с гор и передал письма с объявлением войны для всех стран, куда ранее не добрались погибшие посольства гномов. В письмах имелись малопонятные намеки на коварство людей, желающих гибели рода Гррхон.

Думая о возвращении в Леснию, Брав кропотливо изучил предполагаемые маршруты от южного побережья до башни ордена. И собирался по пути домой попытаться найти тайное место и все же выяснить, отчего «орденцы» не дают о себе знать.

Кэльвиль коротко кивнул, едва ученик закончил говорить – он считал план верным и своевременным.

– Одно уточнение, – мягко сказал эльф. – Я пойду с Бравом. Если там ведимы, нам и двоим будет худо, а одному ему никак не пройти. Места глухие, помощи ждать не приходится. А орден – идея и ответственность эльфов.

– Ты не маг, – Эриль явно повторила довод, уже однажды не сочтенный важным.

– У вас школа, вы не имеете права уходить, – возразил светловолосый. – Я далеко не уникальный воин, к тому же устал от Круга. Я следопыт, мне тошно без леса, – он посмотрел на обоих соплеменников почти жалобно. – Там цветет лето, а следом зашуршит осень, воссияют мои любимые золотые клены. Не держите меня.

– Только, пожалуйста, помни о ведимах, рассматривая клены, – сокрушенно согласилась Эриль. – Мне очень неспокойно.

– Эх, мне бы с вами, – расстроился гном. – Но на полпути дело негоже бросать. Я должен хоть малому научиться, чтобы людей от заговора вддыхров будить, в сознание возвращать, чтобы камни, по воле вддыхров вздымающие шипы и пики, заново успокаивать, как отец Энтора во время боя делал. Годик еще, я пробьюсь. Вы уж там не лезьте в самое жерло. Брав, ты разумный мужик, пригляди за эльфом. Пригляди! Эльфы все непутевые. Правда, этот получше прочих.

Лоэльви рассмеялся и ушел, пообещав наскоро собрать полезные мелочи.

К полудню двух путников провожали все обитатели Круга. Застоявшийся без дела вороной грыз удила и просил повод. Легкий золотисто-рыжий конь эльфа красовался и гарцевал, радуясь, что для него нашлось дело.

Белое южное солнце слепило глаза, но гном упрямо моргал и смотрел, то и дело утирая слезы. Стоял на солнцепеке, пока два всадника удалялись по узкой тропе из узорного мрамора. Широкие лапы гнома дергали отросшую бороду, а губы без звука шептали обещание одолеть проклятую магию, не желающую сдаваться, будто она из алмаза выточена. Непременно одолеть всю, до последней корки, чтобы извести вддыхров на веки веков.