Роза в цепях

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

После встречи с Валерием Актис весь день была сама не своя. Это событие настолько поразило ее, что она была в состоянии, похожем на опьянение. Голова кружилась, ноги то и дело подгибались, появлялась и исчезала дрожь. Сердце прыгало в груди. А на губах… На губах, словно ожог, только сладкий, волнующий и приятный, горел поцелуй. Первый поцелуй в ее жизни…

Актис чувствовала, будто в груди, или где-то внутри, трудно даже сказать где, что-то словно проснулось и стало жить. Жить и расти. Оно заполняло собой, всю ее душу. Тепло волной разливалось по телу. Было приятно, так приятно, что даже становилось страшно. Но хотелось, чтобы это чувство продолжалось. Продолжалось как можно дольше.

Актис вспомнила, как Люция Флавия еще задолго до появления Демиция рассказывала, как девочка начинает становиться женщиной.

— Это самые замечательные дни в нашей жизни, — говорила она. — Они бывают только раз и никогда больше не возвращаются. Это похоже на цветок, когда он, увидев солнце, начинает открывать свои лепестки. Невозможно поймать тот момент, когда он из зеленого бутона вдруг становится прекрасным цветком. Что он чувствует, когда происходит это чудесное превращение? Этого никто не знает. Но девочка, которая еще не испытала мужских ласк, очень похожа на такой не распустившийся бутон. Поэтому, чтобы распуститься, ей необходимы, как солнечные лучи цветку, объятия и поцелуи мужчины, юноши, мальчика. Тогда будут пробуждаться и тянуться к жизни все дремавшие до этого чувства. Словно невидимые руки Венеры, будут ласкать тело. И захочется петь, танцевать и делать глупости.

Флавия очень многое рассказывала об этом своей питомице, учила, как вести себя в разговоре с мужчинами, рассказывала об их сильных, а главное, слабых сторонах характера. Показывала, что им больше нравится. Актис превосходно помнила эти лекции. Но теперь, когда сама непосредственно столкнулась с этим, она была поражена. И опробовав лишь первый, самый маленький глоток, она вдруг захотела утопиться в этом напитке, который люди называют любовью.

Влюбилась ли она в Валерия? Трудно ответить на этот вопрос. Наверно, еще нет. Но ее мучило желание еще раз увидеть его. Увидеть и опять прижаться к нему как можно сильнее. Прижаться всем телом и насладиться его губами…

Один лишь поцелуй подарил он ей. А как много оказалось в нем силы, пробудившей ее чувства. Актис даже забыла обо всем, что было до сегодняшнего утра. Всю прежнюю жизнь. Детство на родине. Годы, прожитые у Флавии, убийство несчастной женщины, ее продажа с аукциона, и почти год работы в розарии Фабии. Все на время вылетело из головы. Даже ее нынешнее жалкое и незавидное положение рабыни. Осталось лишь одно желание — любить и быть любимой. А что-то ей подсказывало, что Валерий любит ее. Актис не могла сказать почему она так думает, но то ли глаза Валерия, то ли его слова, рвущиеся из самого сердца, подсказывали, что это правда.

Так незаметно прошел день. Актис забылась глубоким сном, едва только после ужина добрела до своей постели. Во сне она ничего не видела, а когда проснулась на следующее утро, снова все вспомнила. Механически, почти не понимая, что делает, она выполняла со всеми задания Корнелия.

Ее подруги видели, что Актис изменилась, но лишь удивлялись да молча переглядывались друг с дружкой. Не слишком-то поговоришь, когда старший садовник и его помощники, словно надсмотрщики в каменоломнях, следят за каждым движением невольниц.

В девятом часу, когда жаркое солнце августа загнало всех более или менее зажиточных жителей города в тенистые места, и под его жаркими и обжигающими лучами остались только обнаженные головы рабов, Леонид перед тем как пойти в баню, решил поговорить с женой.

Фабия встретила его в громадной мраморной ванне, наполненной свежей, только что подогретой водой. Это была летняя ванна, находящаяся на свежем воздухе и окружающие ее карликовые пальмы своими широкими листьями создавали приятную тень. Фабия блаженно плавала, изредка подзывая к себе, стоявшего тут же молодого раба и державшего поднос с холодными напитками. Раб имел на голове женскую прическу, девичьи черты лица и больше походил на прислужниц матроны, которые стояли тут же. Девушки были обнаженные. Две из них находились в ванне, на случай если понадобятся госпоже; еще две стояли напротив раба с подносом у противоположного края ванны, которая наполовину возвышалась над землей, а наполовину уходила вниз. У ног рабынь лежало розовое египетское покрывало почти такое же тонкое, как шелк, только помягче.

Когда из-за пальмы вышел раб, как две капли воды схожий с тем, что подавал напитки, и доложил купающейся матроне, что сюда идет господин, Фабия по специальным ступенькам, поддерживаемая рабынями, следившими, чтоб хозяйка не поскользнулась, вышла наружу, где стоявшие две невольницы тут же завернули ее в подготовленное заранее покрывало. Две рабыни так и остались стоять в воде, так как купание еще не кончилось. Фабия легла на стоявший здесь же диван. Раб с подносом подошел к ней и встал на колени. Фабия улыбнулась, погладила его кудри и щеки, коснулась пальцами губ раба. Затем она взяла с подноса чашу с розовой, подслащенной медом и виноградным соком водой.

Когда Леонид вошел, его встретил холодный и равнодушный взгляд жены.

— Надеюсь, дорогая, я тебе не помешал? — спросил Леонид.

Фабия молчала.

— Я сейчас иду в баню, — продолжал Леонид, — и решил вот кое о чем поговорить с тобой.

Голос его был слегка сдавленным. Он подошел к ванне и с равнодушием смотрел на стоявших в ней рабынь. Глаза его скользнули по их грудям и уставились вниз на воду. Встречаться взглядом с женой ему не хотелось.

— О чем же ты хочешь поговорить со мной?

Фабия также не смотрела на мужа. Её куда больше интересовала чаша с розовой водой.

— До меня дошли слухи, — Леонид кашлянул, — я, конечно, не придал им значения…

— Ты всегда был любитель собирать сплетни? — Фабия презрительно усмехнулась.

— Это касается Валерия, моего племянника, — повысил голос Леонид.

Фабия даже глазом не моргнула.

— Так что же твой племянник? — спросила она.

— Он стал слишком часто захаживать в наш дом.

— Ну, так что ж, если мальчик так привязан к своему героическому дядюшке? — усмехнулась Фабия. — Это вполне естественно, что он часто бывает у него в гостях.

— И почти всегда забывает повидаться с ним, а бежит сразу к своей тетке.

Леонид с негодованием посмотрел на жену. Та не пошевелилась.

— Что поделать, — сказала она. — У тебя в кабинете вечно сидит какой-нибудь солдафон. Он просто не решается тебя побеспокоить.

— Не решается, или ему кто-то не разрешает?

— Не понимаю, что ты этим хочешь сказать?

— Я хочу сказать, что ты, дорогая, слишком много времени проводишь с моим племянником. Люди начинают говорить всякий вздор.

— Мне нет дела до того, что говорят люди. — Фабия отвернулась от мужа и стала рассматривать свои тщательно ухоженные ногти.

Леонид зачерпнул ладонью воды из ванны и смочил лицо. Неслышно выругался.

— Это может навредить его карьере, — наконец сказал он.

Фабия повернулась к мужу, с удивлением подняв брови.

— Только не говори мне о том, что тебя так волнует его судьба, — сказала она — Ты же готов утопить его а море! Тебя бросает в дрожь, как только ты подумаешь о деньга к своего брата.

Эга фраза до глубины души обидела Леонида.

— Женский язык хуже жала змеи. Он ранит в самое сердце, и намного сильнее меча, — пробормотал бедный вояка — Ты же знаешь, Фабия, что я люблю своего несчастного брата. Разве я когда-нибудь говорил об его богатстве? Я всегда стойко сносил все удары судьбы и никогда не завидовал тем, у кого есть деньги.

— Так зачем же ты женился на мне?

Леонид не стал отвечать.

— Тебе так понравились мои глаза? — продолжала издеваться жена.

— Замолчи сейчас же или я…

— Что ты? — с любопытством спросила Фабия.

Петроний Леонид не стал отвечать. Он резко повернулся и, не прощаясь, пошел прочь и скоро скрылся из виду. Улыбка тут же исчезла с лица Фабии. Её сменила маска злобы и ненависти В этом состоянии, она сбросила с себя покрывало и нагая, подобно фурии, набросилась на бедных рабыня. Она таскала их за волосы, била по щекам, впивалась ногтями в обнаженные груди девушек, оставляя на ник глубокие царапины, лупила кулаками по спинам… Несчастные рабыни не имели даже права как-то уклониться от ударов хозяйки, дабы не заслужить еще более страшную кару. Матрона долго на могла успокоиться. Вода не освежила, а только разгорячила ее, и рабыням, которые были в ванне, попало еще больше, чем тем, что были снаружи. Когда Фабия наконец-то вышла из воды, она снова, не вытираясь, легла на диван. Раба, протянувшего ей поднос с питьем, она с размаху ударила по лицу. Поднос со звоном упал на землю. Затем Фабия приказала невольнику массировать и натирать маслом ее тело Только так она начала понемногу успокаиваться.

Муж ее тем временем быстрым шагом вышел из ворот своего дома Здесь его ждала лектика, около которой стояла толпа рабов и вольноотпущенников, вездесущий Рупий отдавал направо и налево приказы и распоряжения. Стоял невыносимый шум. Леонид поморщился, и, запахнув поплотнее тогу, залез на мягкие подушки носилок. Как старый солдат и офицер, он больше любил ездить верхом или ходить пешком, но сейчас, когда он вне службы, приходится быть таким же, как и все.

Досада на жену не проходила. Вечные капризы Фабии сделали Петрония Леонида озлобленным и несдержанным. А все из-эа ее вздорного характера. Ссоры с женой случались из-за самых мелких происшествий, переходя иногда а такие перебранки, что Леонид, весь кипя в душе, сильно разгневанный уходил от Фабии. А та, с напускной холодностью, спокойно отвечала на резкие выпады своего мужа, тем самым еще сильнее распаляя его.

Но ссоры никогда не происходили при людях. Госпожа держалась с мужем ласков, было ли эта на званых пирах в своем доме или же при выхода а город. Казалось, настоящая идиллия царит в этой семье. Но накопившиеся за день самые ничтожные случаи недовольства друг другом были темой длинного разговора, который редко кончался примирением сторон. Часто же ссоры доводили Фабию и Леонида до такого состояния, когда им хотелось избавиться как можно скорее друг от друга. Узы брака, связывавшие обоих, готовы были вот- вот развязаться. Но каждый раз неведомая сила удерживала Фабию и Леонида от развода. Легат редко бывал в доме, проводя большую часть своего времени в казарме или же отдыхая вместе с друзьями. Если Леонид и бывал на вилле, то старался как можно реже встречаться с женой, предпочитая тишину и уют своего кабинета. Да и женился он на Фабии (жена все-таки была права) только из-за огромного богатства, переданного из рук ее родителей; тогда еще молодому, но уже снискавшему славу Петронию Леониду. Леонид был близок к императорской семье, карьера его стремительно пошла вверх после британского похода, триумфально завершившегося у римского Капитолия. Родители Фабии, боясь за жизнь семьи и за судьбу своего состояния, доставшегося им от знатных предков, отдали свою дочь за Петрония Леонида. Из рода Катулла во время правления Тиберия и Калигулы было убито или сослано в ссылку множество знатных семей. В правление Клавдия хотя и было более спокойно, но и в это, время не избежали конфискаций имущества и ссыпки две семьи из этого рода, напрасно обвиненные в заговоре против императора. Избежать злой участи, постигшей многих знатных римлян и находившихся в опале у принцепса, можно было заключением брака с семьей, приближенной к цезарю и пользовавшейся у него покровительством. Этот брак не был заключен по любви. Фабию Леонид не привлекал как муж или страстный любовник. Скорее всего, все было наоборот. Любви между супругами было так мало, что ее едва хватало лишь для того, чтобы не показать своим друзьям истинные отношения, установившиеся в семье. Поначалу Фабии льстила слава мужа, его высокий чин в армии. Но она желала другого. Ей хотелось власти и любви. И хотя, как ей казалось, она при помощи своего богатства добилась заметного успеха в обществе, все же хотелось большего.

«Солдатская душа сидит в нем, — в очередной раз ссорясь с мужем, думала Фабия. — Он не способен удержать власть в своих руках».

Презрение к супругу, скрытое от публики, находило свое выражение в оскорбительном тоне Фабии во время ссор, в разносившихся по городу слухах, в которых жена Леонида представала в нелицеприятном свете. Они уже давно не делили ложе. Супружеский долг Леонид исполнял либо со своими рабынями, либо в лупанариях,[13] где у него были постоянные любовницы. Фабия утоляла свою страсть также на стороне, заводя фривольные знакомства с римскими патрициями. Состоя а браке, супруги вели отгороженную друг от друга жизнь А вспыхивающие раз за разом ссоры между Фабией и Леонидом были ярким проявлением несхожести двух разных по духу людей.

Со всех концов города стекались, как ручейки в большую реку, в великолепные бани Капуи небольшие группы людей. Стар и млад находили здесь вдохновение, принимая горячие и холодные ванны, купаясь в огромном, залитом солнечным светом бассейне, играя в просторных залах в мяч или же дружески беседуя в компании друзей. Плата за вход в общественные бани была доступна каждому: богатому и бедному, свободному и рабу. Дети входили сюда бесплатно, и римляне целыми семьями проводили здесь свой досуг, наслаждаясь приятными минутами в обществе многоликой публики.

Носилки, в которых пребывал в задумчивости Леонид, шесть рабов опустили на землю перед баней. Раздвинув занавеску, господин вылез из лектики и медленно огляделся вокруг. Казалось, вся Капуя собралась здесь. Патриции и плебеи толкались рядом с рабами, отличить невольников от господ можно было лишь по одежде. Стоял невообразимый шум. Люди постоянно входили и выходили из бани. Леонид пошел ко входу, сопровождаемый пятью рабами, остальным же приказал дождаться его на улице. Заплатив несколько ассов за себя и своих слуг, легат вошел в баню. Мозаичный пол в просторном зале, на котором были изображены сценки с купающимися и натирающимися благовониями людьми, словно гигантское зеркало, блестел и сверкал в лучах многочисленных светильников, устроенных в нишах мраморных стен.

Постояв немного, высматривая знакомых и друзей, Леонид направился в раздевалку. Часто случалось, что в банях ловили воров, и поэтому опасно было оставлять вещи без присмотра. Долговязый раб подбежал к Леониду, указывая ему скамью, на которой можно было раздеться. Сбросив на руки этому же рабу тогу и тунику, легат поспешил в теплую ванну. Затем окунулся под прохладными струями душа. Освежив себя, Леонид пошел к огромному бассейну. Он долго плавал в прохладной воде, нырял на дно и, выныривая тряс головой, освобождаясь от капель, стекавших с головы.

Выбравшись из бассейна и обернувшись простыней, поданной рабом, Леонид зашагал в комнату, где натирали тело разными эссенциями; там была возможность пропустить чашу с вином и устроить себе угощение за специальную плату. Леонид, укрытый наполовину простыней, лежал на широкой скамье. Подложив руки под голову и устремив взгляд на двух разговаривавших невдалеке от него людей, он невольно прислушался к их беседе.

Одного из собеседников Леонид знал. Тот даже приходился ему каким-то родственником со стороны матери. В Капуе он занимался поставками продовольствия и фуража для армии. Этот человек хорошо погрел руки на своем деле, оставив без пайка целые когорты. Однажды интендант чуть было не лишился головы за свои махинации, но влиятельные покровители спасли его жизнь. Его имя было Главк Рубий. Второго собеседника Леонид где-то видел, но никак не мог припомнить, при каких обстоятельствах и где это было. Незнакомец был поджар. Загорелое лицо и лысый продолговатый череп вряд ли делали из него красавца. Можно было предположить, судя по тому, как он сжимал и разжимал кулаки в разговоре, что собеседник интенданта облает недюжинной силой. Серые глаза незнакомца были загадочны и таинственны. В беседе он сильно горячился.

Собеседники, хотя и разговаривали вполголоса, но иногда их голоса звучали особенно резко.

— Ты не заплатил мне за прошлый месяц, и требуешь, чтобы я оказал тебе эту услугу?

— Успокойся, Муска, — интендант с беспокойством озираясь по сторонам, пытался утихомирить приятеля. — Ты получишь за это в два раза больше прежнего. Поверь мне, я хочу лишь…

— Поверить тебе? Да ты любого обведешь вокруг пальца! — Муска, свесившись со скамьи, на которой он полулежал, резко оборвал собеседника. — Заплати часть денег вперед! Тогда можно и подумать над твоим предложением.

— У меня нет денег. Ты же знаешь, что истратил все свои сбережения на постройку виллы. Подожди немного. Через две недели должники вернут мне долги, и я рассчитаюсь с тобой.

— Я не могу и не хочу ждать. Заплати сначала. Только в этом случае продолжим разговор. А если у тебя нет денег, — Муска ухмыльнулся, — тогда отдай золотой перстень, вот этот, что на твоем левом мизинце.

— Он стоит намного больше того, что ты просишь, — ответил интендант.

— Ну и что ж! Я беру перстень, и готов выполнить твою просьбу. Согласен?

Собеседник встрепенулся. Подумав немного, он произнес:

— Будь по-твоему. Но потом ты нечего не получишь.

— Что? — вскричал Муска. — Ты предлагаешь мне эту грязную работу и хочешь заплатить так мало? Посетители бани разом повернули головы в сторону спорящих. Когда Муска заметил, что на него глядит не одна пара глаз, то гордым взором окинул присутствующих. Некоторые, не выдержав его тяжелого взгляда, опускали глаза вниз, или же делали вид, что чужой разговор их нисколько не интересует. Когда Леонид встретился с этим взглядом, то он не отвернулся, а наоборот пристально посмотрел прямо в глаза незнакомца. Что-то очень знакомое стало всплывать в памяти. Муска неожиданно вздрогнул, когда увидел лицо легата и быстро отвел взгляд в сторону. Он наклонился к интенданту и что-то ему прошептал. Тот. взглянул в сторону Леонида, которого натирал и массировал банный служитель, улыбнулся и поприветствовал его кивком головы.

Леонид ответил ему тем же.

Главк Рубий что-то стал говорить Муске, и у того глаза заблестели от возбуждения. Он вдруг резко поднялся со скамьи и направился к Леониду.

— Петронию Леониду привет! — Муска стоял в двух шагах от легата. Широкая улыбка застыла на его лице, глаза радостно светились. — Не узнаешь меня?

— Нет. Но твое лицо я где-то уже видел, — Леонид глядел на этого высокого мужчину, на его сильные руки, которые, наверное, были способны свалить быка, и никак не мог вспомнить, где они раньше встречались.

— Лугудунская Галлия, лагерь на реке Рондата. Достаточно? — быстро проговорил Муска.

Леонид встрепенулся и, вскочив со своего ложа, бросился с объятиями к незнакомцу.

Человек, которого тискал в своих объятиях легат, звался Апполонием. Тринадцать лет назад он, солдат третьей центурии, пятой когорты, второго легиона Августа, спас жизнь своему командиру. Он видел, как какой-то косматый галл натянул тетиву лука, целясь в Петрония Леонида, тогда еще только центуриона. Он бросился к командиру, чтобы прикрыть его грудью. Апполоний успел заслонить Леонида, но в него самого отравленная стрела вонзилась чуть ниже правого плеча. Тогда он был на грани смерти. Яд быстро растворялся в теле. Спасло его лишь то, что рядом оказался такой же солдат, как сам Апполоний, который нейтрализовал действие яда. Мало кто знал, что этот легионер когда-то обучался лекарскому искусству в Малайзии. И вот он-то и вырвал Апполония из объятий смерти.

Леонид запомнил тогда Муску юношей с темными, прямыми волосами, когда тот лежал на носилках с закрытыми глазами и с выступавшей пеной изо рта. Раненого унесли в лазарет, а на следующий день часть легиона в составе трех первых когорт отправилась в Британию. И с тех пор Петроний Леонид больше не видел спасшего ему жизнь солдата.

Посетители бани с изумлением наблюдали, как коренастый человек среднего роста и высокий лысый мужчина дружески обнимаются. Наконец легат отстранился от Апполония и позвал к себе раба, которому приказал приготовить отдельную комнату, где можно было бы уединиться. Когда они скрылись за дверью одной из комнат, Главк Рубий проводил их растерянным взглядом.

— Рассказывай же, откуда ты здесь? — нетерпеливо попросил Леонид Муску, когда они остались с глазу на глаз в помещении.

— Рассказывай же, откуда ты здесь? — нетерпеливо попросил Леонид Муску, когда они остались с глазу на глаз в помещении, где все располагало к досугу и приятной, задушевной беседе. — Я не слышал о тебе столько лет!

— Да! Много караулов сменилось с тех пор… — Медленно проговорил Апполоний. — Знаешь, друг. Я могу назвать тебя другом? — Леонид кивнул головой. — Служба под твоим командованием была мне только в радость. И хотя она продолжалась только полтора месяца, ты мне понравился. Как ты относился к солдатам, твое умение все схватывать на лету, твой зычный голос — все это делало из тебя командира, ставшего любимцем легионеров.

Леонид слушал собеседника и никак не мог соотнести тот образ, который ему запомнился в Галии с этим человеком, который неторопливо рассказывает о своей судьбе.

Апполоний продолжал:

— Родился я в Мизене, в семье всадника. Но мой родитель не признал свое отцовство и отказался воспитывать меня. Взяла меня на воспитание рабыня, и до двенадцати лет я жил в грязной, заплесневелой каморке, среди оборванных и истощенных рабов. Но вдруг, в один из дней, меня приводят в дом, наскоро умывают и одевают в богатые одежды, и вскоре я предстаю перед своим родным папашей, — Муска усмехнулся и повел далее свой рассказ. — Из царства нищеты видимо сами боги вознесли меня на вершину богатства и знатности. Ко мне приставили домашнего учителя, и за короткое время я сумел достичь многого в учении. Прошло пять лет в благополучии и спокойствии Я не знал отказов со стороны родителей ни в чем. Если бы не смерть отца, может быть и жизнь моя пошла по-другому. Но умирает отец и его братья выгоняют меня из дома и лишают наследства. Но я остался свободным человеком, никто не смог бы снова обречь Апполония, — Муска ударил кулаком себя в грудь, — на рабское существование. Долгие странствия по Италии и Греции, Сирии и Египту открыли мне новый, неведомый мир. Три года путешествовал я по нашей империи, и когда все это надоело мне, решил завербоваться в армию. Сначала была Германия, но там служил я недолго. Не знаю по какой такой причине, но нас несколько человек отправили в Лугудумум. До твоего назначения к нам, друг мой, я уже служил в Галии третий год. Под твоим командованием, как я говорил тебе, мне пришлось побыть только полтора месяца. Провалявшись в лазарете, я оказался в другой центурии, а мои друзья тем временем в Британии. После этого, словно злой дух помутил мой рассудок. Я стал груб с командирами, два раза разжалован за прелюбодеяния и в конец, был выгнан из легиона. Опять начались похождения по Италии, работал пекарем, был грузчиком и даже брил и стриг богатых римлян в каморке, снятой за несколько десятков сестерциев в Риме. И, наконец, недавно приехал в Капую, где и устроился в контору этого мошенника интенданта. — Апполоний, нервно комкая в пальцах крошки хлеба, замолк.

Леонид оглядывал своего собеседника, и переваривал в уме его рассказ. Вот, след оставленный стрелой, выпущенной галлом и предназначавшийся для него, навеки застыл на теле Апполония. Уже видны морщины на лице бывшего сослуживца. Уголки рта опущены вниз. Губы плотно сжаты.

— А где твои роскошные волосы? — спросил Петроний Леонид.

— Я ведь брадобрей, — улыбнувшись, ответил Муска. — И каждый третий день брею свою голову. В таком виде я хожу уже второй год. Некоторые сторонятся меня, другие смеются и издеваются. А ведь прическа самая удобная. И привлекает женщин! — Апполоний рассмеялся.

Леонид улыбнулся шутке друга. Беседа, продолжавшаяся почти час, во время которой было съедено и выпито немало, подошла к концу.

— Ты теперь легат Кампанского легиона, — прощаясь с Леонидом, говорил Апполоний. — Ты не избежал почестей и славы. Это можно было предположить и раньше, когда ты был еще центурионом. А вот я испытал в жизни много профессий, но привлекает меня все-таки военная служба. Хочется иногда взять снова в руки меч. А игры на мечах, когда противник лишь деревянный столб, не для меня.

— Апполоний, друг мой, я буду рад видеть тебя в моем доме. Приходи, будь добр, — Леонид пожал Муске на прощание руку.

— Приду! Но лучше встретимся здесь. В баню я хожу в определенное время, как и ты, наверное.