Розовая гавань

Глава 2

Замок Седжвик

Ричард де Лючи гневно смотрел на испачканную кровавой рвотой ночную рубашку жены. Как бы он хотел, чтобы это был погребальный саван! Почему она никак не подохнет, черт бы ее побрал?! Она застонала и выгнулась от боли. Гладкое лицо покрылось страдальческими морщинами, открытый рот искривился.

С какой легкостью он мог бы придушить ее, если бы не священник, четверо женщин, суетившихся у кровати, да его собственный слуга, уже более трех часов не покидавший пропахшую смертью комнату.

Ричард знал, что Северн Лэнгторн уже рыщет вокруг Оксборо, знал обо всех переговорах и о том, что король Эдуард дал свое согласие. Но если бы у него в руках оказалась Гастингс Трент, то плевать он хотел даже на согласие римского папы. Победителем станет тот, кто первым овладеет ею и сделает своей женой.

Он с хрустом заломил пальцы. Нужно было подсыпать весь белый порошок. Тогда она наверняка тут же бы отдала Богу душу, а не уползла в эту спальню, где уже второй день валяется в собственных нечистотах.

А если бы она только пискнула, что ей не нравится вино, он попросту велел бы его выпить или силой влил ей в глотку. Она бубнила одну из своих невыносимых молитв, когда пила вино, в которое он всыпал чудесный порошок, добытый у цыганки. Взамен он отдал красную шаль, семь лет назад подаренную им невесте на свадьбу.

Вдруг она не умрет? Ричард так сжал кулаки, что побелели костяшки пальцев. Тогда он обязательно изловит цыганку и вздернет на первом же суку.

Она снова застонала и попыталась встать.

– Лежите тихо, дитя мое. Леди Джоан, лежите тихо.

Грудь умирающей заходила ходуном в поисках глотка воздуха. Ричард с ненавистью уставился на жену. Черт бы тебя побрал, сдохни же скорее!

И тут леди Джоан без нового приступа скончалась. Последний глоток воздуха покинул открытый рот, глаза широко распахнулись, невидящий взгляд остановился на лице мужа.

– Все кончено, милорд, – произнес священник и добавил: – Вот и все. Бедная леди ужасно страдала от заворота кишок, но зато теперь она вернулась к нашему Создателю, и ее бессмертная душа свободна от земных тягот. Мне очень жаль, милорд.

До Ричарда де Лючи вдруг дошло, что малый явно чего-то ждет. Чего? Что муж с рыданиями бросится на бездыханное тело?

– Готовьтесь к похоронам да уберите комнату, – приказал Ричард служанкам и, пересилив себя, на миг склонил голову у смертного одра жены.

Но через минуту он уже торопливо выскочил из спальни, едва не растоптав маленькую дочь Элизу, которая пряталась за креслом у двери. Она упала, придавленная креслом, однако Ричард этого даже не заметил.

Наконец-то сука умерла. Джоан Ротэм подохла. Ричард бежал по главному залу, зовя слуг. Ах, как мало рыцарей у него в замке. Ничего, очень скоро он наймет столько людей, что не сможет их счесть. Только надо поспешить. Этот чертов Северн Лэнгторн чересчур близко подобрался к Оксборо.

Не прошло еще и часу, как Ричард выехал из замка Седжвик, его боевой конь свеж и рвется в галоп, он мигом проскачет семнадцать миль, отделяющие Седжвик от замка Оксборо, что высился на берегу Северного моря.

Она выйдет замуж за дьявола в серой одежде. Через два часа. Нужно вернуться в замок, принять ванну, и служанки наденут на нее чудесное шелковое платье шафранового цвета, которое госпожа Агнес начала шить для Гастингс, когда той исполнилось двенадцать лет.

Нет, еще не пора. Она ехала верхом на своей Марелле, серой породистой лошадке со звездочкой во лбу, и гадала, не захочет ли этот человек забрать ее лошадь себе, ведь он, кажется, не признает иных цветов. Сегодня Гастингс обошлась без седла, лишь накинула уздечку на изящную голову Мареллы, вывела ее из конюшни на замковый двор и, легко вскочив на лошадь, проехала мимо Бимиса, оруженосца отца. Ему подчинялись три рыцаря с оруженосцами и пятьдесят солдат. Огромный двор был вытоптан дочиста, трава и деревья росли только в восточном углу, где находился яблоневый сад.

Бимис взмахнул рукой, хотел окликнуть ее, позвать назад, но ему помешал оружейник Скуибс. Гастингс осторожно миновала двор, запруженный женщинами, детьми и домашней скотиной, затем слегка тронула пятками бока лошади, проехала под решеткой ворот в восьмифутовой толщины стене и оказалась на подъемном мосту, перекинутом через глубокий ров, сделанный ее прапрадедом. Здесь она миновала еще одну стену, уже не такую мощную, как та, что защищала двор.

В двух милях отсюда находилось селение Оксборо, зажатое в излучине речушки Марксби, бегущей к Северному морю. Со временем селение превратилось в небольшой торговый город, защищенный собственными стенами и мощью замка Оксборо. Большей частью города владел ее отец. Не пройдет и двух часов, как это станет принадлежать Северну Лэнгторну.

Довольно мощная, хотя и не очень толстая стена защищала прилегавшие к замку угодья и город, к которому спускалась дорога, начинавшаяся за небольшой рощицей. Воздух радовал чистотой и свежестью, и Гастингс очень не хотелось сейчас встречаться ни с кем из горожан. Но когда ей радостно замахала дочь пекаря Эллен, она не смогла не ответить.

– Сегодня холодно, – сказала Эллен, похлопав лошадь по морде. – Мой па сказал, что вечером может налететь шторм.

– Вряд ли твой па испугается шторма и оставит без присмотра свои печи, – заметила Гастингс, и Эллен с готовностью расхохоталась. Она была милой шестнадцатилетней девочкой, худенькой и белозубой.

– Да, он вылезет из духовки, только когда ему совсем забьет нос пеплом. Ты выйдешь сегодня замуж, Гастингс?

– Да, – неохотно ответила та.

Час назад еще никто не знал, но раз Эллен спрашивает об этом, значит, новость уже облетела весь Оксборо.

– Я слышала, он видный мужчина и носит только серое. Может, даже красавец и сложен неплохо, как все воины?

Гастингс молча улыбнулась, глядя, как жена ювелира выбросила из верхнего окна кучу отбросов, и сказала:

– Мне пора возвращаться. Время не ждет.

Она проехала вдоль длинной стены, помахала людям отца, копошившимся на укреплениях, и направила Мареллу к берегу моря. Вода казалась темной и неспокойной, волны разбивались об утесы, служившие опорой твердыне Оксборо.

Холодный воздух обжигал легкие, кожу покалывали мельчайшие кристаллики соли. Ветер подхватил ее волосы, бросив тяжелые пряди в лицо. Чайки метались над волнами, карауля добычу, которую выбрасывали на песок неугомонные волны. Кулики, бакланы и поморники с воплями носились у нее над головой. Гастингс забыла прихватить для них угощение.

Теперь пора назад. Время не ждет. Она глубоко вздохнула, гадая, доведется ли ей снова приехать сюда, глотнуть вольного морского воздуха, послушать свист ветра, гулявшего в обломках скал, нагроможденных у подножия утесов.

Таггл, беря из рук Гастингс уздечку, тихонько шепнул ей на ухо:

– Лорд уже готов. Вас не смогли найти. Он не кричал, не ругался, говорил тихо, но всем ясно, что он недоволен. Он спрашивал у лорда Грилэма, не сбежали ли вы из дома, чтобы не выходить замуж. Лорд Грилэм уверял, что вы не настолько глупы.

– С какой стати кому-то могло прийти в голову, что я сбегу из дома? Я уже вернулась. Спасибо, Таггл. Позаботься о Марелле, она сильно устала.

Он искал ее? Но ведь из отпущенного времени у нее оставалось еще не менее часа. Она поспешила в главный зал, двери которого были распахнуты настежь, чтобы впустить под каменные своды немного тепла и света. Множество глаз смотрело в ее сторону, а перед ней, уперев руки в бока, стоял он.

– Ты и есть Гастингс Трент? Девица, которую я беру в жены?

Она испуганно молчала. И вдруг из-под туники Северна вылезла куница. Гастингс улыбнулась, протянув к зверьку руку.

– Не надо, он не всегда дружелюбен, может укусить.

Однако Трист и не думал кусать девицу, предназначенную хозяину в жены. Он довольно приподнял головку, когда она пощекотала белое пятнышко у него на подбородке, а потом так же внезапно опять спрятался под туникой.

– Да, я и есть Гастингс, – произнесла она, справившись с испугом. Если его не боится куница, то с какой стати ей трястись от ужаса. – А ты – Северн Лэнгторн. Человек, которого отец выбрал мне в мужья.

– Верно. От тебя пахнет лошадью, платье в грязи, а волосы в беспорядке, словно их кто-то нарочно растрепал. Иди к себе. Когда будешь готова, мы поженимся в опочивальне твоего отца.

– Была чрезвычайно рада с вами познакомиться! – крикнула Гастингс ему вслед. – Надеюсь, лорду Грилэму удалось обучить вас обхождению с дамами.

Северн застыл на месте, потом не спеша обернулся к ней и произнес:

– Тебе еще предстоит доказать, что ты не являешься дочерью своей матери. Может, тогда я и стану обращаться с тобой, как с леди. Ступай. Твой вид меня не радует.

Гастингс чуть не взорвалась от потока слов, просившихся наружу. Но тут из-за плеча хозяина снова выглянула куница. Зверек смотрел на нее, забавно покачивая головкой, и это было так уморительно, что Гастингс расхохоталась. Северн развернулся на месте и уставился на нее.

– Ты мне тоже не очень-то мил. Еще я ненавижу серое, – добавила Гастингс, убедившись, что он уже вне поля зрения, а возможно, и слуха.

Но в ответ кто-то рассмеялся. Неужели Северн Лэнгторн? Нет, это смеялся Грилэм де Мортон.

И вот она стоит у постели отца. Его глаза закрыты, дыхание частое, прерывистое.

– Отец, я здесь. Пора.

Открыв глаза, тот отшатнулся от нее, восклицая:

– Ты здесь? Ах, Жанет, ты здесь! Как ты сюда попала? Как?

– Я – Гастингс, отец, не Жанет. Я – не твоя жена. Я – твоя дочь. Твоя дочь!

Дыхание у него выровнялось, но он так и не поверил ей. Пелена замутила его глаза. Гастингс собирала васильки, отваривала, делала ему примочки, которые приносили лишь временное облегчение, и с каждым днем отец терял зрение. Вот он отвернулся, не желая разговаривать.

– Пришел отец Каррег, – прошептал Грилэм де Мортон.

– А мой жених?

– О да, соблаговолите обернуться, и увидите, что я здесь.

Обернувшись, Гастингс увидела, что он стоит рядом. Все в той же серой одежде, правда, уже без кнута и меча. Куница лежала на шее хозяина, словно пушистый воротник.

– Ты выглядишь немного лучше, – заметил он, смерив ее взглядом с головы до ног.

– Я не желаю, – выпалила Гастингс, вцепившись в бархатный рукав нарядного платья Грилэма. – Я не желаю выходить замуж. Кто он такой? Зачем он здесь? Разве нет иного способа?..

– Можете обращаться ко мне, мадам. Через несколько минут вы будете принадлежать мне, как и все остальное, даже платье и туфельки, что сейчас на вас надеты.

– Я вас не знаю. И хотела бы обождать.

– Это невозможно. Мы должны вступить в брак прежде, чем твой отец умрет. Есть много алчных людей, готовых захватить тебя и заставить выйти замуж силой. Твое единственное спасение – стать моей женой.

Гастингс уже тысячу раз слышала эти доводы. Отец с большим отвращением упоминал имя Ричарда де Лючи, который не на шутку испугал ее, когда она столкнулась с ним на прогулке два года назад.

– Ричард де Лючи женат, – сказала она, – для меня он не опасен.

– Жена его не остановит, – жестко произнес Северн. – Я думаю, она уже мертва.

– Я забью тебя до смерти кнутом, как забил твою мать, если ты сию же минуту не подчинишься. Начинайте обряд. – Фоук Трент нашел в себе силы приподняться на локтях и мрачно переводил взгляд с дочери на Северна Лэнгторна. – Начинайте обряд. Мой конец близок. Вы должны заключить союз, чтобы сохранить мои земли и родовое имя.

«А я при этом ничего не значу».

Отец игнорировал дочь с тех пор, как до смерти забил ее мать. От созерцания этого девочку избавили только хлопоты старой няни, но она не могла не слышать криков матери. Гастингс облизала пересохшие губы.

– Я готова, – вырвалось у нее, и она протянула руку жениху.

Отец Каррег не заставил себя ждать. Бормоча латинские фразы составленной им самим молитвы, он глядел то на Северна, то на Фоука Трента, и Гастингс заметила, что в спешке он даже пропускает некоторые части обряда. Едва прозвучали заключительные слова, эрл испустил дух. Отец Каррег облегченно вздохнул и отер пот со лба.

– Я уже отпустил ему грехи. Теперь мне остается лишь молиться за упокой его души. Можете прощаться с ним.

– Дело сделано, – произнес Северн и осторожно закрыл Фоуку глаза, ничего не видевшие в последние месяцы.

Гастингс в оцепенении смотрела на отца. Он лежит мертвый, а она вышла замуж. Что она должна сказать на прощание? Может, поблагодарить его за то, что отдал дочь человеку, который станет обращаться с нею не менее жестоко, чем он сам? Она заставила себя прикоснуться к щеке умершего и тут же отпрянула.

Куница, ни разу не показавшаяся за время церемонии, высунула мордочку, огляделась и недовольно заворчала.

– Куница не любит запах смерти, – объяснил Грилэм.

– Распорядись, чтобы позаботились о твоем отце, – приказал Северн, – потом иди в главный зал. И не забудь про свинину для Триста. Похоже, ему нравится, как ее готовит здешний повар.

– Милорд, – вмешался отец Каррег, – я уже оповестил всех, что вас теперь зовут Северн Лэнгторн-Трент, барон Лугез, эрл Оксборо.

– Дело не в имени. Главное, что я – их лорд. – С этими словами новый хозяин покинул спальню.

– Я верю ему, – заявил Грилэм, привлекая к себе Гастингс, – он хороший человек.

– Мой отец умер.

– О да, Гастингс, но ведь он прожил славную жизнь. И был моим другом. Нам всем будет его не хватать.

– Должна ли я возлечь с этим человеком в ночь смерти отца?

– Нет. Я поговорю с Северном, он не придет к тебе сегодня. Но послушай меня, Гастингс. Он – мужчина, воин, а теперь и лорд Оксборо. Он должен влить в тебя свое семя не только, чтобы защитить тебя, но и чтобы укрепить ваш союз. Так уж повелось. Ты сама это знаешь.

– Мне понравилась куница.

– Трист – ужасный пройдоха, хитрее многих людей. Северн говорит, ты его погладила, а он тебя не укусил. Мне же пришлось уговаривать его не один месяц, прежде чем я смог хотя бы прикоснуться к нему. Пусть теперь женщины обмоют Фоука, мы же пойдем в главный зал. Предстоит свадебный пир. Все надо сделать как положено.

– Сколько ему лет?

– Всего лишь двадцать пять. – Грилэм лукаво посмотрел на девушку, грея ее ледяные руки в своих. – Не такой старик, как я, мне ведь уже тридцать один.

Гастингс взглянула на отца, над которым уже хлопотали две женщины.

– Прощай, отец, – прошептала она и обернулась к Грилэму. – Я помню, хотя была совсем маленькой, как мама сказала мне, что отец обрадовался, когда я родилась первой. Было кому передать имя Гастингс и сохранить традицию. Но после меня не родилось ни одного мальчика. Наверное, поэтому он возненавидел меня.

– Идем. – Вместо ответа Грилэм увел ее из комнаты.