Ртуть

ГЛАВА 22.

ЗУД

Он нашел меня через полчаса.

Я сидела перед камином в военном штабе и пила горячий сидр, который дал мне Рен. Его глаза были дикими, а волосы — еще хуже. Он направился прямо ко мне, но успел прорычать вопрос Рену.

— Ты нашел его?

— Да, — устало ответил Рен.

— Надеюсь, ты говоришь не обо мне, — сказал Кэррион, но Фишер не удостоил его ответом.

Он протянул мне руку и сказал:

— Возьми ее, или я понесу тебя.

Я взяла его руку.

— Мы вернемся утром, — сказал он Рену. А затем он шагнул назад, в клубящийся черный вихрь, возникший за его спиной, и втянул меня в темные врата.

Оникс зарычал, оскалив зубы, когда я вошла в спальню Фишера. Здесь все было так же, как и во время моего вынужденного заточения после нападения вампиров. Мрачно. Комната была полна теней и темных углов. Иными словами, идеально подходила Фишеру. Я напряглась, вдыхая запах дикой мяты и хвои, но на этот раз дело было не в комнате. Дело было в мужчине, стоявшем так близко, что тепло его тела согревало мне спину. Покрытые татуировками руки Фишера обхватили меня и ловко справились с завязками плаща так, что он соскользнул с моих плеч.

— Ты никогда не надевала платья, которые я для тебя выбирал, — пробормотал он мне в волосы.

— Я не хочу говорить о платьях, — прошептала я.

— Справедливо. Тогда давай поговорим о еде.

— Еде?

Он кивнул.

— Больше не делись едой с этим придурком, малышка Оша.

— Что?

— Свифт. Раньше. В штабе. Вы целую вечность передавали туда-сюда этот пирог.

— Это был не пирог.

— Мне все равно, что это было. Просто перестань делить с ним еду. — В его голосе послышались опасные нотки. Те самые, которые вызывали у меня желание поспорить.

Если он до сих пор не понял, что я не из тех, кому можно указывать, что делать, то, возможно, ему нужно было напомнить об этом.

— Почему нет?

— Потому что я, блядь, так сказал.

— Это какой-то странный обычай фей, о котором я не знаю?

— Нет, — непреклонно ответил он. — Это ничего не значит. С Лорретом или Реном ты можешь разделить столько тарелок рагу, сколько захочешь. Только не делись едой с этим уродом. Достаточно того, что ты настаиваешь на том, чтобы дышать с ним одним воздухом. Я бы предпочел, чтобы вы не ели из одной гребаной тарелки.

— Что ты имеешь против Кэрриона?

— Я не хочу говорить о Кэррионе, — прорычал он.

Я чуть не рассмеялась. Почти.

— Хорошо. Прекрасно. — У меня покалывало шею. Что-то внутри меня таяло. Я чувствовала эти постепенные изменения, и это пугало. Стена между нами — барьер, защищающий меня, — опускалась, разрушаясь по кирпичику за раз. Я могла остановить это. Если бы захотела, то смогла бы поднять свою стену снова. Но… я не могла дышать рядом с ним, и теперь я знала, как ощущаются его руки на моем теле. По-настоящему. Я жаждала большего, даже несмотря на то, что он мог быть эгоистичным и жестоким, и даже зная, что желание обладать им, скорее всего, приведет меня к погибели.

— Тогда я сама выберу, о чем нам говорить. Давай поговорим о том, что только что произошло…

— В палатке? — Он не использовал свой магический трюк с голосом. В этом не было нужды. Он стоял так близко, что его рот коснулся бы кончика моего уха, если бы я отклонилась назад хоть на дюйм.

— На берегу реки.

— Я привел тебя сюда, чтобы забыть об этом.

Забыть? Как он мог подумать, что я когда-нибудь забуду об этом?

— Если бы эти вампиры попали на нашу сторону реки…

— Я бы порубил их на куски и сложил кучу из их костей. — Он был так чертовски уверен в себе. Ни тени сомнения в своих способностях.

— Люди могли пострадать.

От резкого смеха Фишера у меня волосы встали дыбом. — Мы на войне. На войне так бывает. Люди получают ранения. Люди умирают. Иногда они воскресают и питаются живыми. Это цикл.

Мое сердцебиение ощущалось повсюду. Оно отдавалось в моих ладонях, в висках, во впадинке горла. Я повернулась к нему лицом, мне нужно было видеть его глаза. Его сильная челюсть, покрытая щетиной, была всего в нескольких дюймах от меня. На шее сверкала пектораль, а на груди, на уровне моих глаз, — волк. Его рубашка была грязной и слегка расстегнутой — ровно настолько, чтобы виднелась полоска извивающихся черных татуировок. Он смотрел на меня без всякого выражения, ожидая, когда я заговорю.

— Это не шутка! Я… я… — Я знала, что собиралась сказать. Но не могла заставить себя сделать это. Здесь была точка невозврата, и я не была готова переступить черту.

— Ты беспокоилась обо мне, — грубо сказал Фишер.

— Нет! Я…

— Я видел выражение твоего лица. В штабе, когда Дания хотела оторвать мне голову. Ты испугалась. За меня.

— Я боялась, что ты умрешь, и я не смогу вернуться домой. Ты дал клятву отправить меня обратно, когда я закончу с кольцами. Другие могут не согласиться, и…

Ироничная улыбка Фишера не оставила никаких иллюзий, что он хоть немного верит в то, что я говорю. Однако он не стал опровергать мои слова.

— Они разорвут тебя в клочья, когда ты вернешься утром, — прошептала я.

— Со мной все будет в порядке, — возразил он.

— А тебя не беспокоит, что твои так называемые друзья подумают, что ты помогал этому парню, Малкольму, и…

Фишер прикусил нижнюю губу, я никогда не видела в его глазах столько нежности. Осторожно собрав выбившиеся из косы пряди, он аккуратно завел их мне за ухо.

— Дыши, малышка Оша.

— Ты не можешь просто сказать мне дышать, когда они почти перешли эту чертову реку, ясно?

— Они не почти перешли через реку. Они прошли половину пути. Так далеко они еще не заходили. Малкольм время от времени посылает свою армию, просто чтобы напомнить нам, что он здесь. Мы ломаем лед. Он теряет часть пехотинцев. На какое-то время все возвращается на круги своя.

— Ты только что утопил сотни вампиров!

— Нельзя утопить то, что уже мертво.

Почему его это ничуть не беспокоило? Мне казалось, что он вляпался в серьезное дерьмо и мало что делает, чтобы выбраться из него.

— Дания…

— Дания справится. Все справятся. К утру все забудется. Феи живут долго. Мы давно поняли, что обида — это отличный способ испортить десяток-другой лет. Мы быстро все уладим, и покончим с этим.

Он заблуждался.

— Я была в штабе. Ты ничего не решил с теми капитанами, Фишер.

— Может ты перестанешь беспокоиться о моих друзьях и начнешь о…

— Мне нужны ответы! — воскликнула я. — Почему Малкольм был другим? Он не был похож на вампиров. Он казался…

— Нормальным?

— Да!

— Малкольм — вампир из высших фей. Самый первый. Тысячи лет назад нас прокляли, и феи превратились в нечто очень похожее на Малкольма. Когда было найдено лекарство, мой прадед и большинство других ивелийских фей приняли его. Они были в ужасе от того, в каких чудовищ превратились, и хотели вернуться к прежней жизни. Но были и те, кому понравилась темная магия, которую подарило им проклятие. Им нравилась власть и обещание бессмертия.

— Разве феи не бессмертны?

Фишер усмехнулся.

— Нет, малышка Оша. Мы не бессмертны. Продолжительность нашей жизни — предмет многочисленных исследований и предположений. Мы переживаем ваш род на много-много лет. Но мы стареем. В конце концов, мы умираем. Были и такие, как Малкольм, которые не хотели стареть. Им недостаточно было тех тысяч лет, которые им уже были дарованы. Поэтому они приняли то, что должно было стать наказанием, с распростертыми объятиями. Малкольм — самый сильный из них. Их король. Из всех фей, решивших остаться вампирами, он один достаточно силен, чтобы полностью обратить кого-то и сделать так, чтобы он остался самим собой. Сохранил личность и черты характера. Когда его принцы кусают и обращают кого-то, их жертвы умирают и возвращаются без души, не более чем бездумные, голодные оболочки. Они подчиняются своим хозяевам и питаются.

В словах Фишера был бездонный колодец ужаса. Я даже представить себе не могла, как ужасно быть полностью опустошенным одним из принцев Малкольма и знать, что ты обречен вернуться одним из этих существ.

— А с людьми такое тоже случается? — спросила я, боясь услышать ответ.

— Как ты думаешь, куда делось большинство представителей твоего вида? Подавляющее большинство орды Малкольма когда-то были людьми. Феи, которые решили излечиться от своего проклятия, пытались защитить низших существ и людей, живущих в этом мире, но на них было легче напасть. Они были более уязвимы. У них не было магии, чтобы защитить себя, так что…

— Так что… — Меня сейчас стошнит. Я хотела знать, но теперь, когда он рассказал, мне было невыносимо думать об этом. — Ты был с ним, не так ли? Все те годы, что отсутствовал.

Лицо Фишера стало непроницаемым.

— Я не могу тебе этого сказать, — ответил он.

Я не могу тебе этого сказать.

Наблюдая за тем, как его лицо напряглось еще больше, какая-то часть меня узнала эту реакцию. Как будто он сопротивлялся или пытался преодолеть что-то. Как будто он не контролировал себя…

И так оно и было.

Он не контролировал себя.

— Ты связан, не так ли? — Потрясенно спросила я. — Ты буквально не можешь сказать мне…

— Прекрати, — приказал он. Я ожидала, что он испытает облегчение. По крайней мере, немного радости, что наконец кто-то понял, почему он не хочет делиться тем, где был и что делал. Но реакция Фишера была похожа на беспокойство. Даже на раздражение. — А ты не думала, что я могу не рассказывать, потому что это не твое дело? — резко спросил он.

— Это мое дело. — Я приняла жесткую позу, упершись ногами в его ковер.

— Нет, не твое.

— Все, что происходит с тобой, касается и меня. И я не дура. Последние пятнадцать минут ты казался не таким придурком, каким был с тех пор, как поднял меня с пола в Зеркальном зале и спас. Ты снова начал огрызаться, только когда захотел оттолкнуть меня. Холодные колкости и отвратительное дерьмо, вылетающее из твоего рта, — это способ держать людей на расстоянии, не так ли?

— Ты понятия не имеешь, какой я, — прорычал он.

Возможно, он был прав. Но я начинала догадываться. Начинала понимать его. И сколько раз Рен говорил это? Я знаю его. Он не такой, каким кажется. Он сейчас не в себе. Все это было прикрытием. Словно завеса медленно отодвигалась, и я начинала видеть сквозь нее.

— Ты не так сильно ненавидишь меня, как притворяешься, — сказала я.

Он шагнул ко мне, словно лев, хищный, опасный.

— Разве нет?

— Нет.

— Интересная теория.

— Я не думаю, что ты меня ненавидишь.

Он рассмеялся, но сделал еще один шаг вперед.

— Значит, ты очень высокого мнения о себе, не так ли?

— Я знаю, что ты хочешь меня. — Я не отступила, хотя мое тело кричало мне, что я должна это сделать.

— Я могу хотеть трахнуть тебя и при этом ненавидеть, малышка Оша.

Я покачала головой, стараясь не обращать внимания на жар в его глазах.

— Нет. Дело не в этом.

Еще один шаг, и он снова окажется лицом к лицу со мной.

— Тогда в чем же дело?

— Между нами что-то… есть. Ты знаешь, что есть.

— Ты уверена, что ничего не выдумываешь? Многие женщины становятся жертвами своих собственных отчаянных фантазий, когда дело касается меня.

— Просто… прекрати, ладно? Хватит! Как только ты меня трахнешь, между нами, все изменится.

— Конечно. Я удовлетворю свое маленькое порочное желание. Я смогу жить дальше. — Его губы приоткрылись, и от вида его острых клыков у меня между ног разлилось тепло.

— Ты хочешь укусить меня, — прошептала я.

— Ха! — Он запрокинул голову и расхохотался. — О, ты даже не представляешь, на каком канате ты сейчас балансируешь, не так ли?

— Ты почти сделал это. Еще в палатке. Ты поцарапал меня зубами. Ты пустил мне чертову кровь!!!

Небольшое пространство между нами исчезло в одно мгновение. Рука Фишера сомкнулась на моем горле, ярость исказила черты его красивого лица.

— Осторожно, — прорычал он. — Опасно так легкомысленно говорить о вещах, которых ты не понимаешь.

— Тогда объясни мне. Покажи мне, — выдохнула я.

Его гнев утих.

— Что?

— Покажи мне. Заставь меня понять. Докажи мне, что я не права.

— Глупый, безмозглый человек…

Больше мне нечего было сказать. Провоцировать такого мужчину, как Фишер, было опасно. Слишком легко все могло пойти наперекосяк. Но все в любом случае плохо закончится, а после того ожидающего нас всех кошмара, который я увидела сегодня ночью на другом берегу реки, я не собиралась умирать, не проверив хотя бы эту теорию.

— Я говорю тебе трахнуть меня, Фишер. Я прошу тебя…

Его губы обрушились на мои. Он украл мои слова, завладев моим ртом с хриплым рычанием. Поцелуй был воспламеняющим. В тот момент, когда я почувствовала его вкус и ощутила, как его язык скользнул по моим зубам, я застонала и схватилась за низ его рубашки.

Больше никаких колкостей в адрес друг друга.

Больше никаких тонко завуалированных намеков.

Никаких угроз.

Это происходило потому, что я сама этого хотела.

Я разорвала рубашку Фишера, и мне пришлось поднять руки над головой, чтобы хоть наполовину снять с него эту проклятую вещь. Он прервал поцелуй на долю секунды, срывая ее через голову. В то же мгновение, как он выпустил ее из рук, он снова навалился на меня, его рот впился в мой с такой силой, что я потеряла ориентацию в пространстве. Его движения не были судорожными, как у меня. Его руки были уверенными и твердыми, когда он схватил ворот моей рубашки и сорвал ее с моего тела. Без корсетов и платьев, которые Эверлейн заставляла меня носить в Зимнем дворце, я стала перевязывать грудь тканью, как делала это дома. Фишер издал недовольный звук, когда увидел, что ткань обернута вокруг моей грудной клетки. Я подняла руки, ожидая, что он так же быстро размотает ее, но нет. Он провел указательным пальцем по передней части материала, и ткань разошлась под его прикосновением.

Моя грудь вырвалась на свободу, соски запульсировали, и Фишер застонал, принимая их тяжесть в свои ладони. Он мял мою плоть, шепча проклятия, его глаза не отрывались от моей груди. Думал ли он обо мне вот так? Обнаженной и в его власти? Представлял ли он, каково это — прикасаться ко мне, пробовать меня на вкус, чтобы я с готовностью исполняла его приказы?

Я была виновна в том, что позволила своему воображению разыграться. Я притворялась, что не его рук я жажду, когда прикасалась к себе. Я обманывала себя, заставляя поверить, что не его понимающая ухмылка преследует мои сны. Но это было так. И вот теперь он стоял передо мной, без рубашки, рельефные мышцы его груди блестели от пота, татуировки были повсюду, спиралью обвивали его торс, и я не могла поверить, что мы наконец-то дошли до этого момента.

Карты уже давно лежали на столе. Нам предстояло либо убить друг друга, либо трахнуться, и я была рада, что мы оба выбрали последний вариант.

Глаза Фишера вспыхнули, когда он схватил меня за пояс брюк и грубо притянул к себе.

— Ты сама попросила об этом. Когда тебе будет больно кончать, и ты не сможешь выговорить собственное имя, вспомни об этом, малышка Оша.

Он не сводил с меня взгляда, расстегивая мои штаны и стягивая их с бедер. Его взгляд был тяжелым, как лезвие меча, упирающегося мне в горло, достаточно острым, чтобы порезать. Он просунул правую руку мне между ног, а другой схватил за горло, напугав до смерти.

Я бы задохнулась, когда он разорвал на мне нижнее белье и погрузил пальцы в мой расплавленный влажный жар, но его рука сомкнулась вокруг моего горла, лишив меня возможности дышать. Словно темноволосый падший ангел, Кингфишер мурлыкал, проникая в меня своими пальцами.

— Боже мой. Уже так возбудилась? Ты чертовски мокрая. Какая ты на вкус, мм? Будешь ли ты кричать, как хорошая девочка, когда будешь скакать на моем лице?

— Д-да… — Это было бесполезно. Я не могла говорить. Голова кружилась, как от недостатка крови, так и от вожделения, которое сотрясало меня. Я хотела его. Но я также хотела разобраться в этом чувстве внутри себя. На каждом шагу Фишер доказывал, что он невыносимый засранец. Я могла по пальцам одной руки пересчитать, сколько вежливых слов сказал мне этот ублюдок. Но было что-то еще, что привязывало меня к нему. Тянуло меня к нему, словно в ловушку. Какая-то часть меня знала, что ловушкой был сам Фишер, и я действительно попалась…

Мир погрузился во тьму, и остались только я и он. Я и эти сверкающие серебристо-зеленые глаза. Фишер наклонил голову и прильнул ко мне, его губы были так близко к моим.

— Когда ты примешь меня целиком, не забывай дышать. — Он отпустил мое горло, и у меня поплыла голова, когда я втянула в себя воздух.

Он не дал мне времени собраться с мыслями. Было бы разумнее избавиться от ботинок, а потом снять штаны, но это было невозможно, когда имеешь дело с самым нетерпеливым мужчиной во всей Ивелии. Сначала мне казалось, что дым шел от рук Фишера. Затем, что он клубился за его спиной. Кто знает, откуда, черт возьми, он появлялся. Я знала только, что он исходит от него — тот самый дым, который затолкал орду вампиров под лед реки, — теперь клубился над моим телом, как…

Он растаял как раз в тот момент, когда я начала напрягаться. А вместе с ним исчезла вся моя одежда. Фишер на секунду отступил, осматривая свою работу, его полные вожделения глаза трижды провели по моему телу вверх-вниз, как будто одного раза было недостаточно.

— Мне не терпится услышать, какие звуки ты будешь издавать, когда я впервые ворвусь в тебя, — промурлыкал он. — Я заставлю тебя стонать от желания, малышка Оша. А когда мы закончим, я буду закрывать глаза и воспроизводить в голове твои стоны каждый раз, когда буду доводить себя до оргазма.

Боги. Одна мысль о том, что он прикасается к себе…

Греховный образ, который начал формироваться в моем сознании, рассеялся, когда Фишер пошевелился. Он схватил меня, руки нашли заднюю поверхность моих обнаженных бедер, и в тот же миг мои ноги оторвались от земли. От ощущения невесомости и падения у меня перехватило дыхание, и я полетела по воздуху. Мягкий матрас поймал меня секундой позже, прохладные шелковые простыни скользнули по коже. Комок паники подкатил к горлу, когда я снова посмотрела на Фишера. Темноволосый воин, покрытый пеплом и сажей, стоял на краю кровати, медленно расстегивая штаны с голодным, плотоядным выражением лица, и инстинкты самосохранения подсказывали мне, что нужно спасаться бегством.

Не двигайся. Не двигайся, Саэрис. Ради всех богов…

В Зилварене у хищников не было темноты, в которой можно было спрятаться. Они использовали камуфляж и хитрость, чтобы подкрасться к добыче, что, в свою очередь, научило всех нас быстро реагировать, когда мы оказывались лицом к лицу с тем, кто на нас охотился. Каждая клетка моего тела хотела вскочить с кровати и броситься к двери, но я знала, что это было бы безумием. Как адская кошка, Фишер бросится в погоню. Я вцепилась в простыни, заставляя себя не двигаться, наблюдая за каждым его движением.

— Согни колени. — Он не использовал клятву. Просто приказал. Хотя это могло быть и принуждением, учитывая, что я была беспомощна перед его приказом. Я сделала то, что он сказал… и воздух вокруг мощных плеч Фишера, казалось, наполнился необузданной силой. Размеренными, дразнящими движениями он спустил свои заляпанные грязью штаны, и…

Милостивые боги и святые мученики. На нем не было нижнего белья. Это меня не удивило. Но от размера его эрегированного члена, выскочившего из штанов, у меня округлились глаза.

Неужели все мужчины-феи так одарены? Это ивелийская особенность? Или это особенность Фишера? Теперь, когда одежды на нем не было, Фишер не двигался, позволяя мне рассмотреть его, и легкая улыбка так и просилась на свободу, расцветая в уголках его рта. Он был просто охренительно красив, все эти твердые линии, выступающие мышцы и переливающиеся чернила. Его член был совершенен — жесткое железо, обернутое в шелк и бархат. По нижней стороне его члена проходила толстая вена, гордо выступающая из ствола. Мои ладони покалывало при одной мысли о том, чтобы прикоснуться к нему.

Фишер обхватил член рукой, словно зная, о чем я только что подумала, и медленно провел вверх-вниз.

— Раздвинь колени, — потребовал он.

— Я…

— Не спорь, Оша. Я чуть с ума не сошел, гадая, как ты выглядишь. Мне нужно, блядь, увидеть. Избавь меня от страданий.

Я никогда раньше не робела в постели. Но в этот раз я была смущена. Я боролась с волнением, когда заставила себя раздвинуть колени, и Фишер издал напряженный рык.

— Идеальная. Ты просто охренительно идеальная. Если завтра Дания оторвет мне голову, то, по крайней мере, теперь я умру счастливым.

Восхищенное выражение его лица было опасным. Девушка могла легко попасть в зависимость от такого выражения лица Фишера, и что тогда? Я бы потерялась навсегда. Была обречена. Я позволила себе наслаждаться его вниманием, понимая, что ступаю на опасную почву. Но, если Фишер был прав на этот счет, то, что с того? Это будет всего одна ночь. Один раз, а потом он покончит со мной. Я не собиралась испытывать это снова, так что могла просто наслаждаться…

— Такой красивый цветок, распустившийся только для меня, — пробормотал он, забираясь на край кровати. Его руки сомкнулись вокруг моих лодыжек, и я перестала дышать. Он собирался…

Я вскрикнула, когда он притянул меня к себе. Еще один тихий возглас вырвался у меня, когда он опустился между моих ног. Сначала его рот нашел складку на внутренней стороне моего бедра. Я задрожала, едва не лишившись чувств, когда посмотрела вниз и встретилась с ним взглядом. Он провел кончиком носа вверх, вверх, вверх, глубоко вдыхая. Когда он слегка приподнял голову, чтобы заговорить, его клыки были не просто выставлены напоказ. Они были длиннее, чем я когда-либо видела. И острее. Левый клык проколол нижнюю губу, из нее пошла кровь.

— Ты пахнешь так чертовски вкусно, — хрипло произнес он. — Еще в кузнице во дворце я уловил намек на это. Тогда я понял, что должен попробовать тебя на вкус. Этот запах преследовал меня в моих гребаных снах. Я был не в состоянии трезво мыслить, вспоминая запах твоего желания.

— Я бы не отказалась принять ду…

— Не смей, блядь, заканчивать это предложение, — прорычал он. — Мне не нужен полный рот мыла и духов. Я хочу попробовать тебя на вкус. — С этими словами он приник ко мне ртом, словно вгрызаясь в сердцевину спелого, вкусного фрукта, и весь мой мир вспыхнул.

Его язык. О, святые угодники, его язык был невероятен. От того, как он лизал, ласкал и посасывал мой клитор, у меня начались спазмы, жар его рта соединился с моим собственным жаром так, что обещал свести меня с ума.

— Фишер! О, черт возьми! Фишер! Боги! — Мне показалось, как он смеется, прижавшись к моему телу, но я не была уверена. В ушах звенело. Все мое… тело… реагировало так… странно. Нёбо покалывало. Я не чувствовала ног. — Это… о, боги… черт… я…

— Еще нет, — пробормотал он, прижимаясь ко мне. — Ты не кончишь, пока я не скажу.

— Пожалуйста! Я… о боже, я так близко!

На этот раз он определенно смеялся. Я потянулась к нему, отчаянно желая разрядки, которая была на кончике его языка. Запустив пальцы в его волосы, я потянула его голову вниз, навстречу себе, требуя большего, большего, большего. Я почувствовала, как его рычание отдалось во мне, но он не отстранился. Он ускорил попеременные круговые движения языка, усиливая давление, а затем прикоснулся ко мне рукой, дразня мой вход лишь кончиками указательного и среднего пальцев, и моя спина оторвалась от кровати.

Больше.

Я хотела больше.

Не только его пальцев. Я хотела, чтобы он был во мне больше, чем позволяла признать моя гордость.

— Фишер, пожалуйста, — задыхалась я. — Я хочу… я хочу…

— Не волнуйся. Я знаю, что тебе нужно. Он глубоко погрузил пальцы, и я вылетела из реальности. Когда я открыла глаза, все, что я увидела, — это сверкающий черный ветер. Свечи в комнате Фишера погасли, весь свет угас, но ошеломляющая сила, исходившая от Фишера, казалось, несла в себе собственное внутреннее сияние. Это было трудно понять — мы определенно все еще находились в комнате Фишера. Я чувствовала под собой его кровать. Но в то же время мы парили в черном облаке, плыли в пустоте небытия. Погружались, падали, поднимались и тонули одновременно.

Переливающиеся струйки дыма поднимались по моим рукам, обвивались вокруг запястий, касались кожи, такие мягкие и возбуждающие, что я затрепетала от их прикосновений. Это был он. Его продолжение, и оно было повсюду. Его рот ласкал меня, его пальцы подталкивали меня к крутому обрыву, падение с которого завладеет моим телом и душой.

На этот раз он не собирался меня останавливать. Он решительно вел меня к кульминации, из его горла вырвался победный рык, когда он толкнул меня через край.

Это был не просто оргазм. Это было пробуждение. Оказавшись во власти Фишера, я почувствовала, как его руки сжались на моих бедрах, когда я выгибалась и дрожала, но я также чувствовала, как его тени крепко прижимаются ко мне. Они скользили по коже, скапливаясь во впадинке у горла и разливаясь по животу, шепча над моей потяжелевшей грудью — такого экстаза я еще никогда не испытывала. Я словно вдыхала его, вбирала в себя его частичку…

— ЧЕРТ! — Мои глаза распахнулись. Фишер стоял на коленях между моих ног, головка его члена упиралась в мой вход. Его правая рука легла на мое бедро. Когда его левая рука снова коснулась моего горла, волна теней потекла вниз по его руке и вверх по моей шее теплой, пьянящей лаской.

Мои глаза снова начали закатываться. Но потом…

— О нет, малышка Оша. Ты будешь смотреть прямо на меня, — сказал Фишер. — Смотри. — Он подождал, пока я снова открою глаза, затем его рука поднялась к моей челюсти. Он обнял меня почти с нежностью: — Ты все еще хочешь этого? — Его грудь, руки, рельефный пресс, косые мышцы, образующие V-образную линию, ведущую вниз между ног — все его тело было произведением искусства. У меня перехватило дыхание. Чернила, покрывавшие его кожу, дрожали, пока он ждал ответа, который, как он уже знал, я ему дам.

— Да. Я хочу этого. Я хочу тебя.

Его улыбка выражала чистое, мощное мужское удовлетворение.

— Тогда держись крепче. Надеюсь, ты не боишься темноты. — Он толкнулся вперед, врываясь в меня, и я закричала. Не от боли. Ее не было. Только растяжение, и наполненность, и потрясающая волна энергии, которая прокатилась по моему позвоночнику серией вспышек, похожих на маленькие взрывы. Это было так много, все сразу, что мне пришлось закричать.

Словно испытывая нечто очень похожее, Фишер запрокинул голову, мышцы его шеи напряглись, челюсти крепко сжались, и он прорычал сквозь зубы:

— Чееерт!

Всего один толчок. Он вошел в меня один раз, и я была готова.

Я превратилась в облако ощущений, кипящее энергией. В темноте Фишер медленно опустил голову, его губы приоткрылись, волосы растрепались, и выражение изумления на его лице вызвало во мне прилив адреналина.

Боги и мученики. Я никогда не забуду его таким. Если мне удастся вернуться домой, то его образ, соединенного со мной, с кожей, блестящей от пота, вздымающейся грудью, останется со мной до самой смерти.

Фишер.

Кингфишер.

Лорд Калиша.

Я ненавидела его, правда. Но нельзя ненавидеть кого-то, не испытывая никаких чувств.

— Ведьма, — обвинил он. — Ты же владеешь магией. — Он был таким чертовски большим; его твердый член дергался во мне, и мое тело отвечало ему тем же, сжимаясь вокруг него. Его пальцы впились в мою кожу, все глубже погружаясь в бедра. Окутанный облаком черного дыма, кружащегося вокруг него подобно темному ветру, он начал двигаться. Сначала медленно. Сухожилия на его шее гордо вздулись, когда он отстранился и вышел из меня всего на дюйм. Он снова ударил бедрами, вгоняя свой член чуть глубже с новым толчком. Темп, который он задал, был мучительным. Я уже полностью растянулась, чтобы вместить его, и восхитительное трение между нами быстро превращалось в отчаянную боль.

— Пожалуйста… — Я потянулась к нему, как будто имела на это право. Его грудь была теплой, твердой и совершенной. Под моими ладонями ожила татуировка волка, украшавшая его грудные мышцы. Чернила потекли по его коже, переходя от него к… к… — черт возьми! — к кончикам моих пальцев, растекались по коже, струились, как его дым, по тыльной стороне моих ладоней. На внутренней стороне моего правого предплечья появилась маленькая изящная птичка. Она расправила крылья и взлетела, ее крошечное тело порхало над моим животом, а крылья бились тысячу раз в минуту.

— Черт, — выдохнул Фишер. Я отдернула руки, боясь, что еще больше чернил попадет на меня, но Фишер только покачал головой, взял одну из моих ладоней и снова прижал ее к своей коже. Он больше ничего не сказал. Не предупредил меня, что его татуировки перетекут на мою кожу. Он просто врывался в меня все глубже и быстрее, с каждым толчком все больше теряя контроль над собой.

— Потрясающе, — прохрипел Фишер. Он застонал, накрыв ладонями мою грудь. Его зрачки расширились настолько, что черный цвет поглотил зеленый и серебристый. Я была заворожена, не в силах отвести взгляд, пока его руки исследовали мое тело.

Когда я впервые увидела его, я приняла его за Смерть. Теперь сходство стало еще более очевидным. Этот мужчина обладал силой, способной уничтожить целые цивилизации, если бы он захотел. Я чувствовала это — спокойный, глубокий колодец внутри него, поверхность которого вибрировала все сильнее по мере того, как он становился тверже внутри меня. Я бы утонула в этом колодце. Погрузилась в его темные глубины, чтобы никогда больше не всплывать на поверхность. И была бы счастлива.

Я распалась на миллион кусочков, лишенная воли и мыслей, когда кончила снова. Единственное, что удерживало меня в теплом коконе, который Фишер создал вокруг нас, — это его сильные руки на моей талии и грубый, напряженный голос.

— Боги и гребаные мученики. Святое гребаное дерьмо. Вот так. Кончи для меня. Покажи мне, какая ты красивая, когда взлетаешь.

Я зажмурила глаза и беззвучно закричала. Когда я достигла вершины своего второго оргазма, звезды, нарисованные на потолке спальни Фишера, вспыхнули так ярко, что их свет обжег мне глаза даже сквозь закрытые веки.

Фишер резко кончил, вонзившись в меня. Он зарычал, освобождаясь, и мы вместе разлетелись на куски.

Грохот заполнил мои уши.

Кровь билась прямо под поверхностью кожи.

Тум, тум, тум, тум, тум.

Фишер опустился мне на грудь, его вес странно успокаивал, даже несмотря на то, что он немного придавил меня. Он оставался внутри меня, все еще твердый, как закаленная сталь, его пальцы описывали маленькие круги на моей коже, и реальность того, что только что произошло, начала медленно поднимать свою уродливую голову.

Я только что занималась сексом с Фишером.

Я просто позволила ему оттрахать себя, а теперь мы лежали в кровати обнаженными, запутавшись в телах друг друга. В конце концов тени вокруг нас рассеялись, и в комнату вернулся свет свечей, а вместе с ними и остальная часть комнаты. Одна за другой медленно гасли звезды, нарисованные на потолке.

Двигаясь медленно, словно никуда не торопясь, Фишер приподнялся и вышел из меня. Его чернила снова застыли, зрачки сузились до точек. Он молча одевался.

Я накрылась простыней, внезапно осознав, что на мне ничего нет, но я продолжала смотреть на него, отказываясь отводить взгляд. Не после произошедшего.

Полностью одевшись, Фишер застегнул ботинки и наконец встретился со мной взглядом.

— Я хочу, чтобы ты осталась здесь на ночь. — Никаких преамбул. Никакого упоминания о том, что только что произошло.

— Почему?

— Потому что в лагере все еще будет царить хаос. Мне нужно будет о многом позаботиться, и я хочу точно знать, где ты.

— А у меня есть право голоса? — спросила я.

Он опустил взгляд на свои ботинки. Когда он снова посмотрел на меня, его взгляд был отстраненным.

— Не совсем. Я вернусь за тобой утром. Ты проведешь день, работая над реликвиями в лагерной кузнице. А пока Арчер будет под рукой, если тебе что-нибудь понадобится. — Спальню наполнил громкий треск, несколько свечей потухли, когда позади Фишера возникли врата из клубящихся теней. — Постарайся немного поспать, — пробормотал он. Затем он отступил назад в темноту и исчез.

Постараться поспать? Что, черт возьми, с ним было не так? Я бы не смогла заснуть. Моя голова гудела. Я откинулась на подушки, разочарование боролось с растерянностью, и… подождите минутку. Я открыла глаза.

Он не сделал этого.

Он бы этого не сделал.

Я вскочила на ноги и, прихватив с собой простыню, побежала к двери. Она открылась, когда я повернула ручку и попыталась выйти в коридор…

Мои босые ноги не встретили сопротивления и коснулись холодного камня. Никакого невидимого барьера, удерживающего меня в комнате Фишера, не было. Спасибо богам за это.

— Добрый вечер, мисс.

Я схватилась за дверной косяк, чтобы не упасть.

— Боги, Арчер, ты меня до смерти напугал!

Маленький огненный эльф был один в тускло освещенном коридоре. Ну, один, если не считать Оникса, который лежал на спине, задрав лапы вверх. Судя по всему, Арчер как раз занимался почесыванием его живота, когда я выскочила из спальни как сумасшедшая, завернувшись в простыню.

— Прошу прощения, миледи. Я пришел, потому что услышал шум в комнатах мастера Фишера. Когда я пришел сюда, то обнаружил, что Оникс скулит у двери, и решил подождать, пока… ну, пока вы не закончите, чтобы узнать, не нужно ли вам что-нибудь. Интимные отношения могут быть очень напряженными.

— О боги, Арчер, нет, все в порядке, мы не… — Я густо покраснела. Ситуация могла быть хуже, только если бы Элрой застал меня после соития. И как, черт возьми, Оникс смог сбежать из комнаты?

— О? — Арчер выглядел озадаченным. — В таком случае, вам нужно к целителю? Вы ранены? Это звучало как…

— Нет, нет, я в порядке. Честное слово, я в порядке. Я… мы… — Я оглянулась через плечо на спальню, а затем прикрыла дверь за спиной. — Мы просто передвигали кое-какую мебель, вот и все. Но потом Фишер решил, что ему больше нравится так, как было, так что… так что мы снова все переставили. — Я почесала затылок и поморщилась, почувствовав, что волосы спутались, пока мы «двигали мебель».

Арчер не выглядел убежденным. Однако он был достаточно любезен, чтобы не уличить меня во лжи.

— Понятно. В любом случае, я принес кувшин яблочного сока и немного пирога, чтобы вы могли пополнить запас энергии. Вот… — Он повернулся и поднял небольшой серебряный поднос, протягивая его мне.

Я взяла его одной рукой, натянуто улыбаясь.

— Спасибо, Арчер. Это было очень заботливо с твоей стороны. Спокойной ночи.

Оникс юркнул в спальню, как только я снова толкнула дверь. Маленький огненный эльф низко поклонился. Он все еще кланялся, когда я вернулась в комнату и снова закрыла дверь.