Ручей любви

Глава 16

Луис был ранен. Оливия узнала о происшедшем только на следующее утро, когда Беатрис Паджет посетила их и в трагических тонах рассказала Оноре о событиях прошедшего дня.

— … и один из людей мистера Беллами, мистер Фронтерас, — думаю, что он мексиканец, — решил помочь Ди выстоять, и его тоже ранили, — услышала Оливия.

Она сдавленно вскрикнула. Онора и Беатрис посмотрели на нее, и Онора поспешно встала. При виде бледного лица своей дочери.

— Сядь, дорогая, — сказала она, подводя Оливию к стулу. — Все это ужасно, не правда ли?

Но Оливия вырвалась. Ее глаза были полны страдания.

— Где… где он? — задыхаясь, произнесла она. — Мистер Фронтерас. Где он?

— У доктора Пендерграсса, конечно. Мистер Кохран отвез его и Ди к доктору, чтобы он позаботился о них, — ответила Беатрис. — Девушка из салуна, та, которую зовут Тилли, вызвалась помочь мистеру Кохрану. Не правда ли, это очень странно? Удивительно, что она проделала весь этот путь до Дабл Си.

Оливия стремительно развернулась и выбежала из дома, не обращая внимания на встревоженные крики Оноры.

Луис! Беатрис не сказала, насколько серьезно он был ранен, но, вероятно, дело было плохо, раз он до сих пор находился у доктора. Впервые в жизни Оливия забыла о манерах и достоинстве. Она подобрала юбки и с панически бьющимся сердцем помчалась по улице. До приемной доктора Пендерграсса было три квартала. Она лавировала между людьми на тротуаре там, где это было возможно, или отталкивала их. Когда она добралась до приемной, волосы спадали на ее лицо и она задыхалась, но никогда внешний вид не беспокоил ее меньше, чем сейчас.

Она распахнула дверь и ворвалась в помещение. Первой встретилась ей Этта Пендерграсс.

— Где он?

Этта немедленно предположила, что требуется неотложная помощь.

— Я позову его, дорогая. Он осматривает мистера Фронтераса…

Оливия проскочила мимо Этты в указанную ею комнату.

Доктор Пендерграсс расценил стремительное вторжение точно так же, как и его жена. Несомненно, только серьезный несчастный случаи или болезнь одного из ее родителей могли заставить Оливию вести себя так.

— Что случилось, Оливия? — спросил он.

Но Оливия не ответила. Ее руки метнулись ко рту, когда она увидела Луиса, лежавшего с обнаженным торсом на левом боку. На его поясе располагалась большая белая повязка. Слезы навернулись ей на глаза, искажая видимое.

— Луис, — прошептала она умоляющим голосом. «Пусть с ним все будет в порядке, — безмолвно молилась она. — Пожалуйста, пусть с ним все будет в порядке».

Он осторожно перевернулся на спину, и его взгляд остановился на ее бледном лице.

— Вы позволите поговорить нам с мисс Милликен наедине? — обратился он к доктору скорее тоном приказа, чем просительным тоном.

Доктор Пендерграсс слегка поднял брови.

— Конечно, — сказал он и вышел из комнаты, закрыв за собой дверь.

Луис протянул руку, и Оливия бросилась к нему. Она дотрагивалась до его лица, груди, плеч и неразборчиво шептала что-то, а по ее щекам катились слезы. Понижав левую руку к повязке на боку, он с трудом сел.

— Со мной все в порядке, — успокаивал он ее, привлекая к себе и целуя ее волосы. — Кости не задеты. Я малоподвижен и слаб, но это не опасно.

— Я только что узнала, — бормотала она, прижавшись к нему. — Я была бы здесь ночью, если бы знала. Почему ты не послал кого-нибудь за мной? Почему?

Он вытер ей щеки пальцем.

— Чтобы все узнали? — мягко спросил он. Она пожала плечами и попыталась успокоить дыхание.

— Теперь все знают, — выпалила она. — Я бежала по городу как сумасшедшая.

Успокаивающе поглаживая ей спину, он помолчал минуту.

— Если хочешь, я могу придумать какое-нибудь оправдание.

Оливия застыла, положив голову на его плечо. Он не собирался воспользоваться ситуацией, чтобы добиться своего. Луис сказал, что решение остается за ней, и он ждал его. Но могла ли она снова сомневаться в своей любви? Известие о том, что он ранен, вымели из ее головы последние крохи сомнения. Почему она должна колебаться, испытывая к нему такие чувства? Она никогда не была глупой, но, несомненно, вела себя глупо последние два месяца. Ее величайшая мечта исполнилась, и она боялась признать это, потому что Луис Фронтерас не был джентльменом, а был бродягой, скитающимся по свету.

Она медленно подняла голову, и ее полные слез голубые глаза встретились с его темными. Слабая улыбка трепетала на ее губах.

— Нет, я не хочу, чтобы ты лгал ради меня, — сказала она настолько твердо, насколько ей это удалось. — Что я хочу, так это выйти за тебя замуж, Луис Фронтерас.

Его взгляд стал пронзительным, и он взял ее за подбородок так, чтобы она не могла смотреть в сторону.

— Ты уверена? Хорошо подумай, Оливия, потому что, если ты скажешь «да», я не отпущу тебя ни при каких обстоятельствах. Я не джентльмен. Я храню то, что принадлежит мне, и буду бороться любыми способами, чтобы сберечь это.

Она обхватила его лицо ладонями и нагнулась, чтобы поцеловать его.

— Да, — сказала она, при этом улыбка вспыхнула на ее лице, как взошедшее солнце, осветив всю комнату. — Да. Да, да, да. Сколько раз я должна произнести это слово, чтобы ты поверил?

Его темные брови поднялись, и он заключил ее в объятия.

— Мы поженимся, как только это будет возможно, — сказал он.

— Мать захочет, чтобы я венчалась в церкви. Потребуется по крайней мере месяц, чтобы все подготовить.

— Месяц! — проворчал он. Потом предупредил:

— Не удивляйся, если твои родители не захотят общаться со мной.

Ее огорчила эта возможность, но она признала ее.

— Если они поступят так, то только проиграют.

Потому уже не смогло бы заставить ее отказаться от брака с Луисом. Теперь для нее не имело значения то, как они собирались жить, и даже где. Они будут вместе, и это самое главное. Она любила его. Не могла без него жить. Единственное, что удивляло ее, — почему ей потребовалось столько времени, чтобы осознать это.

Сегодня утром, пережив ужасные мгновения, она поняла, как быстро может распорядиться судьба, отбирая, возможно навсегда, самых любимых, самых близких. И ей хотелось поднести ему дар своей любви. Она просто сказала:

— Я люблю тебя.

Его зрачки расширились, и глаза стали черными и бездонными.

— И я люблю тебя. Может быть, мы не будем жить в большом доме, но я буду очень хорошо заботиться о тебе.

— Я не сомневаюсь в этом и во всех других важных вопросах.

Когда она произнесла эти слова, на ее щеках вспыхнул румянец, но взгляд оставался серьезным.

На его лице появилась самая бесовская улыбка из всех, которые она когда-либо видела, и ее сердце чуть не остановилось.

— Да, дорогая, и в этом вопросе тоже.

Он поцеловал ее, и это было даже более сильным ощущением, чем раньше, потому что теперь ей не нужно было отстраняться. Она ответила ему со всей страстью и дала полную свободу своему телу. Лишь сдавленный стон, вырвавшийся у него, когда он сделал слишком резкое движение, заставил их вспомнить, где они находились, и разжать объятия.

Ее тревога, которая забылась, когда она увидела, что он ранен не смертельно, вернулась с полной силой. Теперь она заметила, каким изнуренным, бледным, с темными кругами под глазами было его лицо.

— Ляг, — велела она, нажав на его плечо.

Он подчинился, потому что был слаб, как котенок.

Оливия поправила подушку и натянула одеяло ему на грудь, потом села рядом, держа его за руку. Сейчас она еще не могла расстаться с ним.

— Как это случилось? — спросила она. — Кто подстрелил тебя?

— В такой схватке это не имеет значения. Так много людей стреляло, что узнать это невозможно.

— Но что случилось? Почему это произошло?

— Беллами решил перегнать скот на землю Ди Сван. В Бар Би осталось мало воды, и я думаю, что он был в отчаянии. В таком состоянии люди делают глупости. — Луис устало вздохнул. — Я полагал, что она дала ему разрешение, но это оказалось не так, и она начала стрелять, чтобы напугать скот и повернуть его обратно. Беллами, похоже, взбесился. Он начал стрелять в нее, и часть его людей присоединились к нему.

— И ты помог ей. Ты когда-нибудь видел ее раньше?

Оливия была переполнена восхищением за его поступок.

— Нет, но она одинокая женщина, и земля принадлежит ей. Это было ее право.

Он решил, что неразумно рассказывать своей будущей жене о его чувстве к женщинам, которое не позволяло ему не вмешиваться, когда обижали женщину.

— Похоже, что Ди Сван даже не испугалась, — восхищенно отметил он. — Она схватилась с Беллами, как амазонка.

— Ди — прекрасная подруга, — тихо произнесла Оливия. — Спасибо тебе за то, что ты спас ей жизнь. Я слышала, некоторые мужчины в городе даже не попытались помочь ей. Я думаю, из-за того, что она живет отчужденно и ни в ком не нуждается, но это ее дело. Я рада, что ты оказался там, когда она действительно нуждалась в чьей-то помощи. Жаль только, что тебя ранили.

— Дело не только во мне. Если бы Тилли не поехала за Кохраном и он бы не прибыл туда вовремя, Ди и я были бы мертвы.

Оливия гладила его руку, наслаждаясь силой его тонких пальцев.

— Я поеду и помогу ей восстановить дом.

— Ее нет в доме. Доктор сказал, что она довольно сильно порезалась и потеряла слишком много крови. Он провозился с ней всю ночь, а теперь появился жар. Он волнуется за нее.

Оливия побледнела и вскочила. Она даже не спросила, ранена ли Ди! Ее мысли были заполнены одним Луисом, когда она узнала, что его ранили.

— Господи, — сказала она, и по ее щекам заструились слезы.

Луис успокаивающе прикоснулся к ней, но она прошептала, выбегая из комнаты:

— Я должна идти к ней.

Ее подруга лежала безмолвно и неподвижно, и только ее грудь тихо вздымалась и опадала. Единственным цветом на ее лице был цвет свежих порезов, покрывавших кожу. Ди всегда была такой живой, энергичной. Оливия едва узнала ее, беспомощно лежавшую на кровати. Она не могла представить себе Ди в таком состояний.

Этта сидела у постели, меняя холодный компресс на лбу Ди. Оливия отчетливо видела тревогу у ее глазах.

— Она просыпалась? — спросила Оливия, испытывая мучительную боль. Этта покачала головой:

— Она не пошевельнулась с тех пор, как Лукас привез ее прошлой ночью.

Оливия вытерла свои мокрые щеки.

— Вы, должно быть, так устали, что еле сидите, — сказала она. — Я посижу с ней, пока вы будете отдыхать.

Тилли отправилась в Бар Би. Там она увидела какое-то странное запустение, хотя вокруг дома и было заметно некоторое движение. Все люди выглядели изможденными, даже те, которые не участвовали в схватке, поскольку большую часть ночи они сгоняли разбежавшийся скот.

— Где мистер Беллами? — обратилась она к одному из них.

— В доме, мэм.

Она постучала, но никто не откликнулся, и, постучав вторично, она открыла дверь.

— Кайл?

Никто не ответил. Она обошла нижний этаж и никого не обнаружила, потом поднялась наверх. Спальня Кайла располагалась слева. Она постучала в приоткрытую дверь и вошла.

Он лежал на кровати, полностью одетый, но без сапог. На его рубашке были красно-коричневые пятна. Она подошла и встала около кровати, глядя на него. Ее глаза потемнели от сострадания. Он пытался вытереть лицо. Испачканный платок валялся на полу, а засохшая кровь лежала сгустком у носа и была размазана по волосам и шее. Его несчастное лицо было таким распухшим и изуродованным, что она с трудом узнала его. Оба глаза потемнели и вздулись, нос был сломан, огромные синяки покрывали скулы и подбородок.

— Кайл, — тихо произнесла она. Он слегка шевельнулся и застонал. Один глаз чуть приоткрылся.

— Я принесу воды и обмою тебя, — сказала она, наклоняясь, чтобы он мог видеть ее, не поворачивая головы.

Он вздохнул и пробормотал:

— Ребра. — Его губы так распухли, что слова звучали неразборчиво.

— У тебя повреждены ребра?

— Да.

Она прикоснулась к его руке:

— Я сейчас вернусь.

Тилли собрала все, что ей было нужно, и вернулась в его спальню. За это время он не сдвинулся ни на дюйм.

Она взяла ножницы, проворно подрезала его рубашку и начала ощупывать ребра. Его грудь была покрыта черными и багровыми синяками, свидетельствовавшими о силе кулаков Лукаса Кохрана. С особой осторожностью она дотрагивалась до него, ища переломы. Один раз он вскрикнул, но она не обнаружила никакого смещения и решила, что это просто трещина.

— Твои ребра нужно забинтовать, — сказала она. — Кайл, дорогой, ты должен сесть. Я знаю, что это больно, но я не могу ничего сделать, пока ты лежишь.

Она осторожно помогла ему сесть, поддерживая его, насколько это было возможно. Но Кайл был крупным мужчиной, а она недостаточно сильной, поэтому процедура была мучительна для обоих. Когда наконец он кое-как уселся на краю кровати, она обернула вокруг его груди широкую полосу ткани, туго натягивая ее. Кайл застонал, но потом вздохнул с облегчением. Тугая повязка сжала его ребра, не позволяя им перемещаться.

Пока он сидел, она умыла его лицо, стараясь прикасаться к нему как можно легче, вытерла кровь с волос и шеи.

— Пить, — пробормотал он.

Она дала ему воды. Он осторожно отхлебнул, прополоскал рот и выплюнул в таз, отчего вода в нем стала еще краснее. Потом он медленно выпил остальную воду.

— Если ты сможешь встать, я раздену тебя, — сказала она.

Но встать он не смог. Тогда Тилли помогла ему лечь и возилась до тех пор, пока ей не удалось стащить с него одежду. Она накрыла его обнаженное тело простыней.

— Поспи, — сказала она. — Я останусь здесь с тобой.

Она держала его за руку, и каждый раз, когда смотрела на его лицо, ее глаза наполнялись слезами. Она знала, что поступила правильно, предупредив Лукаса Кохрана о грозящей Ди опасности, но от этого ей не становилось легче.

Она так сильно любила Кайла, любила долгие годы. Он думал, что они по случайности поселились в одном городе, но на самом деле она нашла его и, не раздумывая, оставила роскошный дом в Денвере, где была избалованной любовницей очень богатого человека.

Кайл Беллами так хотел стать уважаемым гражданином. Она знала, в каких условиях он вырос и как стремился забыть свое прошлое. Он не был плохим человеком, хотя вполне мог стать им, окруженный с детства нищетой и жестокостью. Ранчо и то, что оно символизировало, значило для него все в жизни. И он потерял все надежды, когда оно оказалось под угрозой, а теперь утратил репутацию, которую приобрел с таким трудом. Но он был жив, а для Тилли это значило все. Когда Кайл снова проснулся, была поздняя ночь, и она поддерживала его, когда он пользовался горшком. Он попросил еще воды, но не хотел ничего есть, а потом опять погрузился в сон.

К утру он немного оживился, и Тилли накормила его размоченным в молоке хлебом. Когда он показал, что больше не хочет, она поняла, что откладывать объяснение нельзя. Она научилась не уклоняться от проблем и трудностей, особенно от самых больших. Поэтому сейчас она прямо посмотрела на него и сказала:

— Я не могла позволить тебе убить Ди Сван. Возможно, люди никогда не простят тебе твой поступок, но если бы ее убили или изнасиловали, то тебя бы повесили. Именно я позвала Лукаса Кохрана, чтобы остановить тебя.

Его левый глаз заплыл полностью, правый же с трудом открывался. Он осторожно поднял голову, чтобы взглянуть на нее, и в его взгляде не было злобы. Он был пустым.

— Я должен был сделать это, — неразборчиво произнес он. — Вода… но не получилось. Я не хотел ей вреда. Но я проиграл. Я потерял все.

— Нет, — яростно произнесла она. — Ты не потерял все. Ты жив, а это самое главное. Даже если это ранчо превратится в пыль, ты сможешь начать снова. Может быть, не здесь, но есть и другие места. У меня есть деньги, а ты всегда можешь выиграть за карточным столом. Мы выживем.

— Мы? — спросил он. Его единственный глаз неотрывно смотрел на нее.

— Да, мы. Мы будем хорошими партнерами.

Он чуть заметно кивнул.