Рук (ЛП)

Глава 21 Придурок, но не мудак

— Я больше никогда не оставлю тебя одну. Никогда. Не сегодня. Не на этой неделе. Ты застряла со мной, солнышко, — Али забирает у меня из рук ключи (как раз дополненные новой баночкой перцового спрея) и открывает входную дверь в мой дом, забирая моё пальто и сумку с вещами, которую она привезла мне в больницу, затем приглашает меня внутрь. Я иду за ней молча, потому что мне нечего сказать. Она бормочет с тех пор, как мы уехали из больницы, а у меня нет энергии вмешиваться.

Я понимаю. Она чувствует себя плохо. Но не должна. Когда я набрала ей в музее, звонок прошёл. Она подняла трубку и слышала, что происходит. Она вызвала копов и сообщила им, что на меня напали, но почему-то она думает, что сделала не достаточно. Было десять сорок, когда «скорая» везла меня через город в больницу. И ведь не полиция меня спасла, но кто знает, что тот парень в лыжной маске не погнался бы за мной и не схватил бы меня снова, если бы копы не перекрыли улицу? Кто знает, что он не убил бы меня за то, что я ударила его по голове тем железным крюком?

Не могу поверить, что он жив. Я просто не могу осмыслить эту информацию. Не могу поверить, что это реально. Прошло три дня с тех пор, как всё это произошло, но у меня до сих пор в голове не укладывается всё произошедшее. Я не видела и не слышала ничего от Рука. К счастью, я также не видела и не слышала ничего по новостям про Рука. Я считаю это победой.

Али бросает мои ключи в подставку на тумбочке в коридоре и подталкивает меня на кухню. Я сажусь на тумбочку, наблюдая за ней, пока она бегает по комнате, суетясь.

— Чего ты хочешь, кофе или чая? Я могу и ланч нам приготовить. О, подожди, — она заглядывает в холодильник, хмурясь. — Может быть, нет. Но я могу что-нибудь заказать. Что-нибудь из тайской кухни? Или, может, пиццу? — обычно она отчитывает меня за то, что в холодильнике нет никакой еды, но, наверное, в свете последних событий она меня щадит.

— Я не голодна, Али. Честно, я просто хочу вздремнуть. Я чувствую себя… — я ищу подходящее слово, любое слово, которое как-то может описать, что я прямо сейчас чувствую. Я будто хватаюсь за пустой воздух.

— Я знаю. Должно быть, ты истощена всем этим, — Али сочувственно улыбается, и мне хочется кричать, чтобы она ушла. Но она не уйдёт. Не важно, сколько раз я скажу ей, что мне нужно время побыть одной, что я устала, что надо мной суетятся, тыкают в меня, колят и спрашивают в порядке ли я. Она проигнорирует эти комментарии и откажется уходить, несмотря ни на что, так что нет смысла их говорить. Я сжимаю зубы, медленно дыша через нос.

— Я ненадолго прилягу. Может быть, позже что-нибудь съем.

Али кивает. Она разворачивается и начинает копаться в шкафчике под раковиной.

— Без проблем, детка. Я просто приберусь или что-то ещё. У тебя есть что-нибудь постиранное, что нужно разложить?

У меня может не быть в холодильнике скоропортящихся товаров, но мой дом всегда чистый и аккуратный. И у меня едва ли есть куча белья, с которой нужно разобраться. Но если она будет счастлива протереть пыль на моих полках, я не против. Что угодно ради момента одиночества в своей комнате, чтобы собраться с мыслями. Я чувствую спазм в травмированном колене, пока медленно поднимаюсь по лестнице. Мои рёбра ноют от боли каждый раз, когда я делаю вдох.

Кажется, вся моя физическая боль тает в тот момент, как я закрываю за собой дверь спальни. Я первый раз одна с тех пор, как мне удалось выбежать из музея. Медсёстры, врачи, друзья — я была окружена людьми двадцать четыре часа в сутки, начиная со вторника, и теперь, закрывшись в собственной комнате, я чувствую, что, наконец, могу себя отпустить.

Я забираюсь в кровать, планируя плакать, пока не засну, но в тот момент, как я перестаю отчаянно сдерживать свои эмоции, позволяя всему нахлынуть на меня, я немею. Нет никаких слёз. Нет никакого страха или переживания. На меня давит только холодное, тяжёлое ощущение, прижимая меня к кровати.

Я отключаюсь.

Я просыпаюсь спустя долгое время, в поту, в панике и в страхе. Каждый раз, когда засыпаю, мои сны преследует тот, кто напал на меня в музее. Он обхватывает руками моё горло; он бьёт меня кулаками; кидает меня вниз с лестницы, и я бьюсь головой о мраморный пол. Требуется время, чтобы успокоить моё отчаянное сердцебиение. Теперь я в безопасности. Его нет, а я в безопасности. Я говорю себе это снова и снова, и, в конце концов, мне удаётся восстановить дыхание.

Прошёл большой отрезок времени. Было утро, когда мы приехали домой, и когда я выглядываю в окно, то вижу, что небо не такое светлое, уже темнеет. Внизу я слышу разговоры, приглушённые и неразборчивые. Телевизор? Может, радио? Пока слушаю, я могу разобрать отчётливый поднимающийся и опускающийся голос Али, наряду со случайным словом здесь и там, я понимаю, что она с кем-то разговаривает.

— Прости. Она просто не… может быть, через пару дней… Нет, она не говорила…

Другой голос разобрать сложнее. Он глубже, не такой переменчивый. Определённо мужской. Я встаю и крадусь к двери, а затем приоткрываю её и выхожу на носочках в коридор. Там темно, не считая случайного луча света снизу, поднимающегося к потолку.

— Ты можешь просто сказать ей, что я здесь?

— На следующей неделе, Рук. Она совершенно… ну, она не в себе. Конечно, она не в себе. Она прошла через сумасшедшее дерьмо, и теперь ей просто нужно немного времени, чтобы прийти в себя, ладно?

За этим следует долгая пауза. Тишина заполнена биением моего сердца и моими нервными вдохами-выдохами.

— Нет. На самом деле, не ладно. Я увижусь с ней. Я подниму тебя и физически отодвину, если ты не уйдёшь с дороги, Али.

— Это довольно грубо!

— Что во мне заставляет тебя думать, что я вежливый парень?

Я чуть не смеюсь вслух. Я подумала о нём то же самое, когда мы занимались сексом. Висит густая тишина, и я могу представить выражение лица Али. Она не привыкла, чтобы кто-то так ей противостоял, не говоря уже о парне. Кажется, у неё есть способность вселять в мужчин страх, не важно, кто они вообще такие. Но Рук Блэкхит не просто мужчина. Он какая-то загадка, в которую никто особо не верит, пока не увидит его сам.

Я быстро спускаюсь по лестнице, игнорируя боль в колене каждый раз, когда прохожу ступеньку. Али выглядит так, будто её только что поймали на воровстве. А Рук…

Он стоит в дверном проёме. На его плечах на поношенной чёрной кожаной куртке лежит снег. Он такой чертовски высокий. Не думаю, что до сих пор я когда-нибудь замечала, насколько он высокий, его голова чуть-чуть не касается верха дверной рамы. Под левой рукой к его телу прижата стопка книг, а в другой руке он держит подставку со стаканчиками кофе на вынос. Как это… нормально. От стаканчиков исходит пар, собираясь в клубы в проходе. Я опускаю взгляд на его обувь и замечаю, что красно-коричневые кожаные ботинки на носках темнее, мокрые от того, что он шёл через дождь и снег. Я чувствую его запах со своего места на третьей ступеньке лестницы — нотки дерева и дыма, но запах свежий. Холодный и мужской, который кажется невероятно неуместным внутри моего дома.

Я замечаю всё это. Я всё осматриваю, глядя на то, как он переносит вес на правую сторону, вижу все складочки на его майке, вижу то, как его шапка надета на голову под странным углом. Я замечаю это с ярой внимательностью, обращая внимание на каждую маленькую деталь, потому что не хочу смотреть на его лицо. Я не хочу смотреть ему в глаза. Я в ужасе. Если я посмотрю на него, не знаю, что я буду делать. Я больше не знаю себя достаточно хорошо, чтобы доверять собственной реакции. Этот мужчина меня сломает. Я ужасно переживала за него. Переживала, что он сделает что-нибудь глупое и навредит себе. Теперь, когда он здесь, невредимый, на вид крайне нормальный, я хочу броситься в его объятия.

— Саша? — Али неодобрительно произносит моё имя. Я уже знаю, что она попросит меня вернуться наверх, подальше от этой ситуации и любого спора, который она может принести. Я без проблем смотрю ей в глаза, тяжело сглатывая.

— Всё в порядке, Али. Можешь его впустить.

Я удивлена, каким твёрдым тоном говорю. Этот тон не терпит споров. Али должна это услышать; она поднимает руки вверх, отходя с места. Вместо того, чтобы говорить со мной, она обращается к Руку.

— Если ты её расстроишь, клянусь богом и всем святым…

— Не переживай. Я пришёл сюда не для того, чтобы вызывать шум, — он протягивает подставку с кофе Али. — Твой слева.

Она смотрит на него странным любопытным взглядом, но протягивает руки и всё равно берёт кофе.

— Я не буду спрашивать, откуда ты узнал, что я буду здесь, не говоря о том, какой я люблю кофе.

Рук пожимает плечами, делая решительный шаг в дом.

— Ты хорошая подруга. Так я понял, что ты будешь здесь. Или, скорее, я знал, что кто-то здесь будет. Я честно понятия не имею, какой ты любишь кофе. Он просто чёрный, без сахара.

— А остальные два?

— С чертовской порцией виски.

— Боже, ей нельзя виски. Она накачана лекарствами по горло.

Я делаю шаг вперёд, вмешиваясь до того, как Али сможет снова вытолкнуть его за дверь.

— Хорошо, хорошо. Я не буду пить кофе. Ничего страшного. Рук, идём со мной. Али, я ненадолго, обещаю, — я иду в сторону столовой, поспешно прохожу через кухню, не оглядываясь, чтобы посмотреть, идёт ли Рук за мной вообще. Я держу дверь в столовую открытой, и он быстро проходит следом за мной. Я закрываю дверь, прижимаюсь к ней спиной, кладя на дерево ладони. Рук стоит рядом с обеденным столом, где мы каждую неделю проводим заседания книжного клуба, где он сидел и съел сам почти целую тарелку сыра, и теперь у меня нет выбора. Я должна посмотреть на него. Я должна увидеть намерение в его глазах.

Моё сердце в груди кажется неестественно набухшим, когда наши глаза встречаются. Рук кладёт книги и кофе на стол, а затем смотрит на меня, не моргая, кончики пальцев его левой руки касаются поверхности стола. На его лице смесь эмоций. Его щетина прямо сейчас практически выросла в полноценную бороду, и под его светло-карими глазами синяки. На его губах полуулыбка, но она немного злая.

— Ты не хмуришься, — тихо говорит он.

— Извини?

— Обычно, когда ты смотришь на меня, ты хмуришься.

— Нет.

— Ладно, — его голос такой глубокий. Это голос кого-то на годы старше и на годы мудрее его. От этого звука у меня потеют ладони. Моё горло вдруг сжимается.

— Могу с уверенностью сказать, что ты просто соглашаешься со мной, чтобы избежать спора.

— Так и есть, — его губы дёргаются, и в глазах появляется блеск уверенности. Я протягиваю руку, глядя на кофе, который он принёс. — Ты дашь мне это или нет?

— Нет, — он слегка качает головой. — Нет, если ты под кайфом от обезболивающих.

— Это не так. Я ничего не принимала. Я сказала Али, что приняла, просто чтобы она отстала.

Рук улыбается — полноценной широкой улыбкой, которая вызывает у меня странное чувство.

— Задира. Но будь я на твоём месте, я бы эти таблетки выпил. Ты выглядишь… — он затихает, его взгляд движется по моему телу.

— Дерьмово? — предполагаю я.

— Так, будто тебе нужны обезболивающие, — по крайней мере, он не говорит, что я выгляжу ужасно. В больнице он говорил то же самое, и я признаю, что мне это было важно.

— Саша? — тихо произносит он.

Я закрываю глаза.

— Саша, посмотри на меня.

Я открываю глаза, и он всё ещё стоит на месте, всё ещё смотрит на меня, всё ещё держится как призрак на другом конце стола. Снег на его плечах уже растаял, оставляя мокрые дорожки на его куртке.

— Я переживал, — говорит он. — Очень, чертовски сильно переживал. За тебя. Я не мог трезво мыслить. Мне жаль насчёт больницы. Мне следовало остаться. Я не должен был так уходить. Я просто… Я не мог с этим справиться.

— Всё нормально. Мне тоже жаль.

Он наклоняет голову на бок.

— Почему тебе жаль?

— Потому. Всё это заставило тебя психовать. Ты не должен был…

— Чёрт, — он качает головой, зло смеясь себе под нос. — Ты действительно ничего не понимаешь, да? — он показывает жестом между нами, хмурясь, на его лбу появляются глубокие морщины недовольства. — Ты дорога мне. Меня к тебе тянет. Я хочу тебя, чёрт возьми. Так что когда я увидел, как тебя, всю в крови, увозят на грёбаной «скорой», а затем не позволяют тебя проверить? Это не просто перемешало мои мысли, ладно?

Я раскачиваюсь на пятках. Я разбита в хлам. Он не может понять этого, просто глядя на меня? Почему он хочет меня такой?

— Теперь ты в порядке? — спрашивает он, сжимая зубы. — Хотя бы скажи мне это.

— Я в порядке. Я устала. Я всё ещё в шоке, наверное. Всё болит, но я буду в норме.

Рук делает шаг вперёд. Теперь он всего в трёх шагах от меня, но такое ощущение, будто он стоит прямо передо мной, будто между нами нет совсем никакого расстояния. Я одновременно в восторге и в ужасе.

— Я знаю, сейчас худшее время, Саша, но мне нужно, чтобы ты для меня кое-что сделала, ладно?

— Я не знаю. Зависит от того, что это…

— Отправь Али домой. Прямо сейчас. Я о тебе позабочусь.

— Боже, я не могу. У неё будет чёртова истерика.

Он делает шаг ко мне, еле слышно рыча.

— Это не просьба. Это должно произойти. Либо ты выйдешь туда и скажешь ей, либо я. А я использую слова порезче, я тебе обещаю.

Я чувствую себя пьяной. Я будто не в своём уме. Перспектива сказать Али идти домой ужасная, но это лучше, чем если я спущу на неё Рука. Я опускаю плечи, затем открываю дверь.

— Жди здесь, — говорю я ему. — Не вмешивайся.

Он поднимает руки вверх, словно сдаваясь.

Али стоит в коридоре, стараясь выглядеть так, будто не подслушивала секунду назад. Но по выражению её лица я вижу, что она слышала, что он только что сказал. Я даже не пытаюсь притворяться.

— Прости, дорогая. Я знаю, ты хочешь убедиться, что я в порядке, но…

— Он хорошо с тобой обращается?

— Что?

Она закатывает глаза.

— Он хорошо с тобой обращается? Правильно к тебе относится? Он осторожен с тобой? Ты чувствуешь себя в безопасности с ним?

Я ошеломлена.

— Да, — тихо говорю я.

Али просто кивает, глядя в пол.

— Тогда хорошо. В смысле, он ростом метр девяносто пять, и телосложение у него как у кирпичного дома. Если ты говоришь, что чувствуешь себя с ним в безопасности, и он относится к тебе так, как должен, то, конечно, я не против уйти. Он больше способен защитить тебя, чем я. Но знай, что за этим что-то стояло, ладно? Я такое вижу. И если он хотя бы чихнёт так, что тебе не понравится…

Я обнимаю её, перебивая.

— Спасибо.

Она осторожно обнимает меня в ответ.

— Ладно, ладно. Я приду завтра и принесу тебе какие-нибудь продукты, — я жду, пока она надевает куртку и свою странную полосатую шерстяную шапку. У входной двери она кладёт руки мне на плечи и смотрит мне прямо в глаза. — Я люблю тебя, детка. Ты ведь это знаешь, верно?

— Знаю.

— Хорошо. Теперь иди и трахнись с этим нелепо пугающим мужчиной. И нет. Я не хочу позже услышать подробности, спасибо вам большое. Не думаю, что я достаточно смелая, чтобы даже слушать об этом.

Рук прислоняется к стене, когда я захожу обратно в столовую. Али была права: он выглядит пугающе. Он определённо не такой, на кого я посмотрела бы дважды до того, как столкнулась с ним в музее. Но у него нет острых черт и мрачного оскала, скорее от него исходит крохотная аура света.

Выражение его лица невозмутимое, когда он поворачивается и смотрит на меня, и я пытаюсь решить, какую его сторону я сейчас увижу. Этот вопрос получает ответ в ту же секунду, как он открывает рот.

— Раздевайся, Саша.

— Что?

— Снимай одежду. Сейчас же. Я хочу на тебя посмотреть.

— Не думаю…

— Хорошо. Не думай. Это последнее, что тебе нужно делать. Теперь будь хорошей девочкой и сними свою одежду.

Когда я не двигаюсь, он выгибает бровь, глядя на меня. Боль в моём теле словно угасает, сменяясь чем-то другим. Лёгким намёком на нужду.

— Хочешь, чтобы я сделал это за тебя, Саша? — спрашивает он.

Я медленно качаю головой. И начинаю выполнять задание. Мне требуется много времени, чтобы раздеться. Поднимать руки над головой сложно, как и наклоняться, чтобы снять джинсы с ног. Я колеблюсь, стоя в нижнем белье, не уверенная, хочет ли он от меня продолжения. Поднимая взгляд на него, я вижу, какой глупой была эта мысль. Конечно, он хочет видеть меня обнажённой. Я спускаю по телу трусики, избавляясь от них, а затем пытаюсь расстегнуть свой лифчик. Но у меня физически не получается. Мои рёбра ноют от боли, когда я тянусь за спину, и через секунду Рук оказывается за мной, его дыхание обжигает мне шею, когда он осторожно убирает мои волосы, расстёгивая лифчик за меня. Он скользит руками по моим плечам, спуская лямки, его грудь прижимается к моей спине. Он медленно снимает мой лифчик и позволяет ему упасть на пол.

— На стол, — шепчет он мне на ухо. — Ложись на стол. Мне нужно видеть тебя должным образом.

Я за гранью возможности спорить. Он так неоспоримо контролирует эту ситуацию, что я готова делать всё, что он мне скажет прямо сейчас. У меня даже нет энергии спрашивать зачем. Полированное дерево под моей кожей холодное. Рук стоит рядом со столом, терпеливо ожидая, пока я отодвигаюсь назад и ложусь. Как только я устраиваюсь на месте, он начинает ходить вокруг стола, оглядывая мириады зелёных, синих и жёлтых синяков, которые покрывают моё тело. Он начинает с моей шеи, на секунду поворачивая свою руку, а затем прижимает свой большой палец к одному из синяков на мом горле. Он подвигает свою руку именно к тому месту, за которое парень в музее держал меня за горло, и в его глазах мелькает холодная, твёрдая ярость.

Затем он опускается к моей руке, делая то же самое, наклоняя свою руку до тех пор, пока она не сходится с синяками. Тогда я понимаю, что он делает. Он выясняет, как на меня нападали, как преступник держал и прижимал меня, как он меня тащил, как бил, как издевался над моим телом.

Я чувствую себя маленькой. Мне хочется слезть со стола и закончить эту жуткую сцену восстановления нападения в музее, но прямо сейчас Рук так сосредоточен, так несгибаем, что я понимаю, что он меня не отпустит. Ему нужно это сделать. Как он сказал, ему нужно увидеть.

Этот процесс занимает долгое время; я покрыта синяками, порезами и царапинами. Когда он заканчивает с моим передом, он заставляет меня перевернуться на живот и делает то же самое сзади.

Закончив, он ничего не говорит. Он заставляет меня перевернуться, а затем, вместо того чтобы касаться руками моих травм, прижимается к ним губами. Он будто молча молится, двигаясь по моему телу, целуя и поглаживая, спускаясь по моей шее, по ключицам, по рёбрам, по животу, по бёдрам.

Это не должно быть сексуально. Я сломана, избита, пустая оболочка человеческого существа, но в том, как Рук касается меня, есть доминирование. Будто каждым поцелуем и каждым прикосновением руки он снимает жестокость с моего тела, заменяя её чем-то более глубоким. Связь между нами двумя устанавливается снова и снова. К тому времени, как он переворачивает меня на спину и начинает ласкать мою израненную кожу там, я задыхаюсь, моё дыхание вырывается короткими резкими рывками, в голове всё плывет.

Этот мужчина обладает таким контролем надо мной. Такой головокружительной, сумасшедшей силой. Моё тело отвечает ему так, как никогда никому не отвечало. Это невероятно и пугающе, и я не знаю, как себя вести. Он поднимает меня на руки и несёт наверх.

Моё дыхание застревает в горле, когда он чуть не заносит меня в комнату Кристофера.

— Нет. Не эта. Туда… — я указываю на дверь в свою спальню, и он без лишних слов направляется в комнату. Аккуратно положив меня на кровать, он отходит на шаг назад и начинает раздеваться. Сначала ботинки. Майка. Порванные джинсы. На нём снова нет никакого белья. У него такое тело, о существовании которого в реальном мире я на самом деле не думала — мышцы на мышцах, над которыми он явно невероятно упорно работал. У него повсюду татуировки, на груди, на животе, на плечах, на обеих руках, пальцах, на шее. Он произведение искусства, шедевр собственного изготовления. Я позволяю себе минуту рассмотреть его, слишком заинтригованная, чтобы смущаться своего открытого любопытства. Должно быть, он знает, что я делаю, потому что он просто мгновение стоит, расправив плечи, держа руки по бокам, позволяя мне исследовать его.

— Ты просто нечто, — шепчу я.

— Как и ты, — отвечает он. — Но тебе не нужен был литр чернил и тысяча иголок, чтобы подчеркнуть это. Ты просто… такая.

— Ты всё равно был бы невероятным, без татуировок.

Он пожимает плечами.

— Может быть, ты права. Эти татуировки и есть я, в каком-то смысле. Всё, что я сделал. Всё, через что я прошёл.

Я прикусываю костяшку своего указательного пальца, слегка хмурясь.

— Ты расскажешь мне, что они значат?

Он снова пожимает плечами.

— Может быть, когда-нибудь. А пока… — он забирается на кровать, и по мне пробегает дрожь нервозности. Его член уже твёрдый, касается моего живота, и он смотрит на меня так, будто смотрит в ствол грёбаного пистолета. Но без страха. Не колеблясь и не стыдясь. Опускаясь на колени рядом со мной, он берёт свой член в правую руку, проводя по его длине вверх и вниз, его взгляд впитывает меня с головы до ног.

— Раздвинь мне свои ноги, Саша.

Я никак не могу ответить «нет». Не думаю, что сказала бы, даже если бы могла. Я раздвигаю ноги, выдыхая через нос, стараясь не сильно паниковать. Это по-прежнему так ново… и после всего, что произошло за последние несколько дней… наверное, это ужасная идея. Я должна быть на терапии или где-то ещё, но собираюсь заняться очень интенсивным сексом с этим сумасшедшее-горячим мужчиной. Но останавливаюсь ли я? Нет. Мне нужно почувствовать что-то кроме страха, грусти или злости. Мне нужно почувствовать это. Мне нужно почувствовать его руки на своём теле, чтобы забыться…

Только он не прикасается ко мне. Он берёт меня за руку и опускает её вниз…

— Я ведь говорил тебе, что ты будешь прикасаться к себе, чтобы меня осчастливить? Осчастливь меня, Саша. Мне нужно знать, как ты себя удовлетворяешь. Мне нужно увидеть, как ты кончишь от своей же руки.

У меня на уме было не это. Но от того, как он просто говорит, по моей коже бегут мурашки. Он действительно хочет посмотреть, как я прикасаюсь к себе, будто для него крайне важно понять, как мне нравится кончать, когда я одна.

— Ладно, — я задыхаюсь, едва выдыхая слово, но Рук прекрасно меня слышит. Он садится на пятки, мягко раздвигая мои ноги ещё шире, пока я скольжу пальцами по своей киске. Я уже влажная. Более, чем влажная. Я так заведена, что удивляюсь сама себе и, может быть, слегка смущаюсь. — Боже…

— Не делай этого, — бормочет Рук низким голосом. — Никогда не стыдись своего тела. Особенно, когда я вижу, как ты заведена. Ты хоть представляешь, каково мне? Ты хоть представляешь, что это делает со мной?

Я закусываю губу. Он тянется и берёт мою другую руку, обвивая её вокруг своего члена. Он такой чертовски твёрдый, такое ощущение, что ему может быть от этого больно. Я очень нежно сжимаю его, и Рук откидывает голову назад, его глаза закрываются.

— Чёрт, Саша. Боже.

Рыча, он убирает мою руку, заменяя её своей.

— Я так не могу, — говорит он. — Прямо сейчас я даже не могу терпеть, чтобы ты прикасалась ко мне. В итоге я сделаю тебе больно.

Мои глаза чуть ли не полностью закатываются. Как он может такое мне говорить? Слова просто слетают с его языка, будто не имеют значения, но они оказывают на меня огромный эффект. Он не может терпеть, чтобы я прикасалась к нему? В итоге он сделает мне больно? Такое заявление должно меня напугать, особенно после всего, что произошло, но перспектива того, что он потеряет контроль из-за моих прикосновений, будет груб со мной, касаясь меня руками, зубами, ртом, своим телом… От этого у меня кружится голова.

Я медленно вожу пальцами по своей киске, потирая клитор маленькими круговыми движениями. Рук наблюдает, захваченный моими действиями.

— Твоё тело идеально, — говорит он. — Твои руки самое сексуальное, что есть в мире. Я не могу отвести взгляд. Просунь пальцы в себя, Саша. Покажи мне. Покажи мне, как ты трахаешь себя.

Я никогда не использую пальцы, чтобы трахать себя. Я всегда использую вибратор. Кажется странным исследовать своё тело, впервые устраивая представление, пока Рук наблюдает. Я осторожно делаю то, что он попросил, и сначала проскальзываю в себя указательным пальцем, а затем средним. Глаза Рука стеклянные, наполненные похотью и нуждой. Он закусывает нижнюю губу, стонет, когда я начинаю вставлять и доставать пальцы из своей киски.

— Чёрт. Серьёзно. Чёрт. Кончи для меня. Я хочу увидеть момент, когда ты переступишь грань. Я хочу наблюдать, как дрожит твоё тело. Хочу видеть, как выгибается твоя спина. Как поджимаются твои пальцы. Давай, Саша. Сделай это для меня, — пока говорит, он двигает кулаком вверх и вниз по своему члену, его хватка становится крепче и крепче. Мышцы рук напряжены, как и мышцы его плеч. Его дыхание вырывается короткими, резкими рывками. Он сейчас так заведён. Я вижу напряжение на его лице. Он хочет трахнуть меня. Он хочет ворваться в меня и заставить меня кричать, но сдерживается. Он только что тридцать минут ласкал моё тело, массировал и освобождал от боли, которую я испытала. Он осторожничает.

Обычно я не из тех девушек, которые берут на себя контроль в спальне, но мне нужно, чтобы он кое-что понял. Мне нужно донести до него, что прямо сейчас я хочу, чтобы он был со мной немного грубым. Я так устала от того, что люди ходят вокруг меня на цыпочках. Я так устала от того, что люди смотрят на меня с жалостью. Я могу быть в синяках, покрытая порезами и царапинами, но я не сломана. Я тянусь и накрываю ладонь Рука своей, обхватывая пальцами его член. Он содрогается в тот момент, когда я соединяюсь с ним, и в его глазах появляется тёмная грешная тень.

— Саша…

— Рук. Не надо. Пожалуйста. Мне нужно, чтобы ты… — я не знаю, как закончить предложение. Мне так много нужно от него. Я никогда не должна была пропускать его за стену, которую так тщательно выстроила после ухода Эндрю, но теперь, когда это произошло, будет невозможно вернуться обратно. Он сказал, что я принадлежу ему, и каждая частичка меня откликалась на это заявление. Я принадлежу ему. Он моя гравитация. Каждая секунда вдали от него — потерянная секунда. Когда я лежала на спине в музее, ошеломлённая и раненная, моя голова была заполнена мыслями о нём. Если бы он сейчас развернулся и ушёл, я была бы опустошена. Я знала, что так будет. Я боролась с мыслью о том, чтобы формировать какую-либо связь с ним, потому что знала, что так всё и будет.

— Скажи мне, — говорит он. — Скажи мне, что тебе нужно.

— Просто… Мне нужен… ты.

— Я придурок, но не чёртов мудак, Саша. Я не собираюсь трахать тебя так. И не стану.

— Пожалуйста. Ты мне нужен. Я хочу тебя. Я хочу почувствовать тебя внутри. Прямо сейчас.

Я вижу, как ему тяжело остановить себя. Я сжимаю руку, крепче обхватывая его ладонь, и он рычит, звук отдаётся вибрацией глубоко в его груди.

— Если ты не отпустишь, Саша…

К чёрту. Всё время, что я знаю его, он был настойчивым и упрямым, а теперь превратился в джентльмена? Нет. Просто нет. Я двигаюсь быстро, приподнимаясь на локте, чтобы прильнуть к нему. Может быть, он не ожидает от меня такой смелости, учитывая моё состояние. Но он не реагирует, пока не становится слишком поздно, и его твёрдый как камень ствол не проскальзывает мне в рот.

— Твою чёртову мать, — стонет он. — Какого… хрена?

Внутри меня растёт удовольствие. Я впервые удивляю его. Мышцы его бёдер напрягаются, пока я скольжу ртом вверх и вниз по его стволу, мои глаза закрываются, пока я наслаждаюсь его вкусом и ощущением. Я хороша в этом. Я знаю. Знаю, потому что всё тело Рука трясётся, неконтролируемо дрожит. Он внезапно наматывает на кулак мои волосы, рыча как животное в клетке.

— Ты играешь с огнём. Хочешь, чтобы я трахнул тебя в рот? Ты хочешь этого? Потому что я в трёх секундах от того, чтобы потерять контроль, и обратного пути не будет. Как только это произойдёт, ничего не остановишь.

Я поднимаю взгляд на него, вверх по его безумно красивому телу, и просто смотрю на него. Мне не нужно говорить. Рук в ответ обнажает зубы, хватаясь за мои волосы ещё сильнее.

— Хорошо. Я хочу почувствовать твой язык, Саша. Я не буду осторожничать. Я трахну твой рот, и ты примешь это. Полностью.

Захватить всего Рука в свой рот будет тем ещё вызовом, но прямо сейчас я так возбуждена. Я готова ко всему, что произойдёт дальше. Я закрываю глаза, но Рук осторожно стучит по моей щеке кончиком указательного пальца.

— Глаза на меня, принцесса. Не отводи взгляд. Я хочу постоянно видеть выражение твоего лица. Я хочу наблюдать, как мой член скользит тебе в рот. Я хочу, чтобы ты видела, когда я кончу, одновременно чувствуя это. И чувствуя вкус.

Боже. Я читала о таком в книжном клубе — грязные разговоры парней, контроль над женщинами — но я совершенно не представляла, как приятно будет подчиняться такому доминированию. Это вызывает привычку. Это странно и пугающе, но одновременно с этим невероятно горячо. Рук отводит бёдра назад, выскальзывая из моего рта. Держа меня за волосы, удерживая меня на месте, он снова толкается в моё горло, пока мне не становится тяжело дышать.

— Чёрт! Твою мать, — выдыхает он. — Я так чертовски глубоко, — он снова повторяет действие, вынимая член, а затем толкаясь обратно в мой рот. — Перестань себя дразнить, Саша, — командует он. — Я хочу, чтобы твои ноги широко раскрылись передо мной. Я хочу, чтобы твои пальцы были в твоей киске. Сейчас же. Сделай это для меня. Не заставляй меня просить снова.

Я под его контролем. С таким же успехом я могу быть марионеткой на ниточке. У меня теперь не осталось свободной воли. Есть только сильное желание удовлетворить его, и я сделаю это любыми необходимыми средствами. Взгляд Рука опускается между моих ног, он наблюдает, как я трахаю себя пальцами. Но я не могу оторвать глаз от его лица. Его рот открыт, губы слегка приоткрыты. Его брови слегка нахмурены, и на его лице выражение мрачного сосредоточения. Он продолжает проникать глубоко в моё горло, одной рукой запутавшись в моих волосах, отказываясь позволять мне двигаться, и я чувствую, как он становится всё твёрже и твёрже с каждым движением, которое делает.

— Чёрт побери, — стонет он. — Ты меня убьёшь, Саша. Ты к чертям меня убьёшь эти своим ртом.

Я обвожу и ласкаю его своим языком, проводя им по головке его члена, и Рук снова содрогается.

— Твою. Чёртову. Мать, — он хочет кончить. Я так сильно хочу, чтобы он кончил. От его вкуса кружится голова; я не могу насытиться. Рук, наконец, встречается со мной взглядом, проводя свободной рукой по моему лицу. — Ты такая чертовски идеальная, — рычит он. — Ты моя. Ты моя, чёрт возьми. Я не допущу, чтобы с тобой что-то произошло. Я никогда не позволю кому-либо другому прикоснуться к тебе. Обещаю. Чёрт, я близко… — его голова запрокидывается назад, и я издаю стон. Он такой чертовски горячий, я больше не могу сдерживаться. Я двигаю пальцами в своей киске, моё тело будто колет холодными булавками и иголками. Я чувствую, как во мне нарастает возбуждение. Я знаю, что кончу, если продолжу делать то, что делаю, и в этот момент ничего в мире не может меня остановить.

Ближе…

Ближе…

Ближе…

Мне хочется закрыть глаза. Мне хочется погрузиться в эту эйфорию, позволить ей охватить меня и овладеть мною. Но Рук сказал мне не делать этого. Я не отвожу от него взгляд, когда оргазм накатывает на меня, как выстрел пули из оружия. Я кричу, издаю стоны, мечусь по кровати, и Рук реагирует похоже.

— Чёрт. Вот так, детка. Вот так. Кончи для меня. Кончи на свои пальцы.

Его движения ускоряются, его член погружается всё глубже и глубже в мой рот, а затем в моей голове взрываются фейерверки, и он тоже кончает, с такой силой, что рычит, его голова запрокидывается, спина невероятно выгибается, пока он испытывает свой оргазм. Я проглатываю всё. Я не хочу сплёвывать семя, которое он оставляет у меня во рту. Это часть его, жизненно важная часть, и мне хочется оставить её внутри себя.

— Твою мать, — он с трудом сглатывает, отпуская мои волосы. Я откидываюсь на кровать, всё ещё глядя на него, полностью ошеломлённая яростью того, что только что между нами произошло. Рук выглядит так, будто тоже не может в это поверить.

— Дай мне свою руку, — шепчет он. Я поднимаю левую, но он качает головой. — Другую.

— Эта в…

— Дай её мне, — в его глазах гроза, тьма и опасность. Прямо сейчас с ним лучше не связываться. Я медленно поднимаю правую руку, осознавая тот факт, что мои пальцы скользкие и мокрые от моего оргазма. — Думаешь, ты можешь просто всё проглотить, и не будет никаких последствий? Последствия будут за каждым твоим действием, Саша. Вот, что происходит, когда ты глотаешь мою сперму, — он втягивает мои пальцы в свой рот, сначала указательный палец, а затем средний. Его глаза закрыты, пока он лижет и сосёт, заботясь о чистоте моих пальцев. Если я и читала об этом в книге, то могла признать, что это будет горячо, и двинуться дальше. Но позвольте мне сейчас вам сказать: Рук Блэкхит, который сосёт ваши скользкие влажные пальцы после того, как вы только что с помощью них кончили, — это не то, от чего можно быстро отойти в реальной жизни. Это самое эротичное и сексуальное, что когда-либо случалось со мной, и я чертовски наслаждаюсь этим.

— Твоя киска моя, Саша, — тихо произносит он. Его глаза блестят, уголки губ приподняты в маленькой пагубной улыбке. — Никогда не отказывай мне. Я буду каждый день хотеть трахать, лизать её и играть с ней. Если ты попытаешься меня остановить, у этого тоже будут последствия.