Русалка

Глава 22

Ондайн удалось добраться до Лондона с группой святых сестер. В городе она потратила почти все деньги Уорика на приобретение роскошных нарядов — она хотела появиться дома в полном великолепии.

Двадцать второго октября в нанятом экипаже Ондайн въехала на мощенную булыжником дорогу, ведущую к ее дому, дворцу Дуво, названному так в честь основоположника их рода. Покрытый свежевыпавшим снегом, первым в этом году, он напоминал сказочный хрустальный дворец.

Она отодвинула с окна занавеску и, кутаясь в манто из серебристой лисицы, которое купила в Лондоне, смотрела на дом.

«Ах, как здесь хорошо! — думала она, и сердце ее сжималось от боли и сладостных воспоминаний. — Какой наш дом красивый. Совсем не похож на Четхэм!» Дворец, построенный в начале века, в эпоху Джеймса Первого, ничем не напоминал старинные постройки. Предок Ондайн, француз, служил при дворе молодой шотландской королевы Марии, которая до смерти мужа недолго царствовала во Франции. После его кончины Мария вернулась в Шотландию, и вместе с ней Дуво переехал в Эдинбургский дворец; со временем он сделался незаменимым для Джеймса, сына Марии, и, когда тот взошел на престол после смерти Елизаветы Первой, переехал в Лондон вслед за своим господином.

Тогда же он и был пожалован землями и провозглашен герцогом Рочестерским. Этот основатель английской линии рода построил не замок для защиты, а красивый дворец.

Окруженный прекрасными садами, дворец Дуво был украшен! высокими башенками, изящными арками, резными окнами. Его! пропорции пленяли совершенством. Ворота во внутренний двор всегда стояли открытыми, как: и сейчас. Хозяин обычно встречал гостей внутри, у парадной двери.

Хозяин! Рауль всю жизнь мечтал им называться!

Ондайн кусала до красноты губы и щипала себя за щеки, чтобы чрезмерная бледность не выдала ее волнения. Карета въехала через ворота во внутренний двор. Слуги, завидев гостью, должны предупредить дядю или Рауля о прибывшей карете. Возможно, они подождут, пока она сама войдет в дом. А может быть, любопытство заставит их встретить ее у входа.

Карета дернулась и остановилась. Ондайн не стала дожидаться, пока кучер откроет дверцу, и выскочила из кареты сама, кутаясь в серебристый мех и глядя вверх, на окна родного дома. Он был так прекрасен, настоящий ледяной дворец, искрящийся и переливающийся от инея.

Резные двери отворились. На пороге стоял Джем, обожаемый паж ее отца. Он состарился, лицо его покрыли морщины, чего раньше Ондайн не замечала. Он долго смотрел на девушку, потом как будто вздрогнул, побледнел и начал медленно спускаться по лестнице навстречу нежданной гостье.

— Ондайн? — благоговейно прошептал Джем се имя, как будто не верил своим глазам.

Она улыбнулась, готовая расплакаться от встречи с ним. Старик подошел к девушке, она крепко обняла его, но тут же ослабила объятия — таким хрупким и слабым показалось ей тело старика.

— Джем, !

Он с трудом оторвался от нее. Она улыбалась со слезами на глазах. До этой минуты у Ондайн ни в чем не было уверенности. Она приехала без какого-либо определенного плана, просто чтобы взглянуть в лицо тем, кто причинил ей зло. Но сейчас она поняла; — как бы ни были велики ее страдания, она выбрала правильный путь. Краткий миг встречи с Джемом убедил ее, что несправедливость не должна остаться безнаказанной.

— Госпожа, госпожа, моя госпожа! — причитал Джем, хватая ее за руки и глядя на нее с тревогой. — Мы обыскали полстраны! Молили Господа! И даже когда все сочли вас умершей, я чувствовал сердцем, что это не так! Когда я услышал страшную новость про вашего отца, я не поверил! Он был самый лучший хозяин. Я не переставая ломал голову: как он мог оказаться предателем? Он был против казни старого короля, так зачем же ему потребовалось убивать нового? И вы, госпожа, впутаны во вес это! Невозможно! — Вдруг его морщинистое лицо сделалось крайне озабоченным. — Мы спрячем вас…

— Джем! — гневно донеслось с порога.

Ондайн застыла при звуке дядиного голоса. Капюшон скрывал ее лицо и волосы, и он не узнал ее.

— Если у нас гости, — продолжал дядя, — пригласи их в дом, болван! Не стой там, как осел!

Ондайн повернулась, отбросила капюшон и взглянула дяде в лицо.

Вильям принадлежал к фамилии Дуво по какой-то весьма отдаленной родственной линии. Дедушка-Ондайн женился на матери Вильяма после смерти первой жены и дал Вильяму имя. Мальчик рос вместе с отцом Ондайн как его родной брат, ни в чем не чувствуя себя ущемленным. У братьев родились дети, и Вильям с малых лет внушал своему сыну, что со временем он женится на Ондайн и дворец Дуво перейдет прямо ему в руки. Ондайн и вообразить не могла, какой дьявольский замысел зрел в голове ее дядюшки.

Она сдержанно улыбнулась дяде, ломая голову над мучительным вопросом: остался бы в живых ее отец, если бы она тогда согласилась выйти замуж за Рауля? Сейчас она готова была заплатить какую угодно цену, но отца не вернуть.

Вильяму было под пятьдесят. Он сохранил густые темные волосы и стройную фигуру, крепкую для своего возраста. У него были очень длинный и тонкий нос, узкие губы, которые неприятно извивались, когда он желчно шутил. Но в общем, этот высокий и даже по-своему красивый человек не без оснований мог рассчитывать на внимание женщин.

— Здравствуй, дядя, — просто сказала Ондайн.

— Ондайн… — назвал он ее по имени, глядя на нее как на привидение. В этот день она оделась во все белое, так что со страха ее можно было принять за восставшего из мертвых духа. Из-под пушистого мехового манто выглядывали белая бархатная юбка и лиф из белого льна и кружев. И тем ярче казался цвет ее глаз, щек и золотистый блеск волос.

Прошло уже столько времени, и Вильям совершенно уверовал, что его племянницу давно разорвали дикие лесные звери. Но вот она вернулась, великолепно одетая, сама элегантность и красота!

Вильям схватился рукой за сердце. Ондайн, сладко улыбаясь, подумала, что он недалек от апоплексического удара. Вокруг стояла тишина. Бесшумно падали пушистые хлопья снега.

— Ты жива, — произнес он наконец. Она засмеялась:

— Да, дядя.

— И ты посмела сюда приехать, предательница!

Она снова засмеялась, но на этот раз довольно жестко:

— Брось, дядя, ведь ты разговариваешь со мной, а не с каким-нибудь олухом, которого ничего не стоит обвести вокруг пальца!

Он быстро перевел взгляд на Джема и обрушился на него с нескрываемой злобой:

— Иди в дом! Нам нужно поговорить. И присмотри за вещами своей госпожи. Ондайн, пойдем.

Она улыбнулась, наклонила голову, подобрала юбки и стала подниматься по лестнице. На верхней площадке Вильям неожиданно вцепился ей в руку длинными сильными пальцами так больно, что она чуть не вскрикнула.

— В мой кабинет! — прошипел он.

— Хорошо, дядя, — ответила девушка сдержанно.

Они прошли через зал, мимо большой комнаты справа. Ондайн быстро заглянула в нес и увидела, что ничто не изменилось с того далекого дня, когда она уехала из дома. В огромном, на всю длину стены, камине горел огонь. Длинный стол времен Тюдоров по-прежнему занимал середину комнаты. Буфет все так же украшали прекрасные ирландские кружева се матери, и в нем все так же поблескивал серебряный сервиз.

— Идем! — резко сказал Вильям, подтолкнув ее вперед так, что она чуть не упала. Опустив голову, Ондайн злорадно улыбнулась, поняв, что он чрезвычайно напуган и пытается всячески скрыть ее от глаз домочадцев.

Он влетел через открытую дверь в свой кабинет. «Его кабинет! Нет, это кабинет отца», — подумала она с болью. В окно виднелись длинные ряды живой изгороди. Большую часть комнаты занимали сундуки и книги, преимущественно французские, поскольку Вильям считал, что французские вещи придают его жизни привлекательную загадочность.

Ондайн слышала, как закрылась позади нее дверь, но не обернулась и смотрела в окно на прекрасный падающий снег, зная, что дядя не спускает с нее глаз.

— Где ты была, черт побери, все это время? — закричал он.

Она повернулась, выскользнула из манто и небрежно бросила его на подоконник.

— Ах, дядя, где я только не побывала, даже в самом аду, — ответила Ондайн беспечно.

Глядя на нее с настороженностью, он большими шагами прошел через комнату к нише в стене, где стояли бесчисленные бутылки с самыми разнообразными винами и портвейнами. Не сводя с нее глаз, он опрокинул рюмку и налил еще одну.

Теперь он, кажется, взял себя в руки. Он подтащил кресло к столу и сел в него, махнув ей рукой и приглашая тоже сесть.

— Не дерзи мне, племянница, — предупредил он с угрозой. — Достаточно мне щелкнуть пальцами, и мои люди схватят и отведут тебя в Тауэр. В моем распоряжении есть улики, которые доказывают твое участие в заговоре с целью покушения на жизнь нашего короля.

Ондайн засмеялась:

— Ох, брось, дядя! Мы же одни! Чьих это рук дело? Разве не твоих, дядя? Это ведь тебя грела мысль завладеть титулом и имуществом моего отца!

Он поднялся с кресла, налил стаканчик портвейна и подал Ондайн, глядя ей прямо в глаза с жестокой улыбкой, скривившей узкие губы.

— Ондайн, я всю жизнь подозревал, что ты не слишком умна, но под ударами судьбы ты, кажется, и вовсе перестала соображать. Дура! Если уж осталась жива, то в первую очередь тебе следовало бы постараться и дальше сохранить свою жизнь. Но ты так глупа, что вернулась. Теперь рви на себе волосы, маленькая ведьма. Все равно ты ничего не изменишь. Все ясно. Твой отец погиб за попытку убить короля. Мы, твоя семья, пребываем из-за этого в немилости. Король знает, что у меня есть документы, подтверждающие твое участие в заговоре, и знает, что я, заботливый и любящий дядя, не хочу предавать свою племянницу. Карл неравнодушен к женщинам, Ондайн. Особенно к молодым и красивым…

Он задумался. Кажется, совсем успокоившись, он налил себе еще портвейна и поднял стакан за здоровье Ондайн.

— У тебя была возможность сочетаться браком с Раулем и сделать этот дом общим, но ты отвергла моего сына. Это будет стоить тебе жизни. Ты ведь сама понимаешь, что я не могу оставить тебя в живых.

Ее сердце бешено забилось. Она отпила глоток из стакана, надеясь, что огненная жидкость придаст ей смелости.

— Вы собираетесь убить меня прямо здесь, в вашем кабинете? А что скажут слуги?

Ондайн спокойно улыбнулась и прошлась вдоль стола, небрежно постукивая пальцами по счетам, которые лежали на столешнице. Затем она обратилась к Вильяму:

— Напоминаю вам, дядя, что именно я герцогиня Рочестерская.

— Да, но я твой законный опекун, пока тебе не исполнится двадцать один год. Еще два года, Ондайн! За это время ты вполне можешь оказаться в Тауэре или на плахе!

Ондайн обошла кресло, в котором сидел Вильям, и присела на край стола.

— Нет, дядя, мне совсем не хочется умирать, — сказала она с очаровательной улыбкой. — И именно поэтому я вернулась.

Вильям, сохраняя спокойствие, подошел к столу, уперся в него руками и посмотрел на племянницу с вновь пробудившимся интересом.

— Ты что, хочешь выйти замуж за Рауля? — спросил он.

— Когда-то вы предлагали мне эту сделку, не так ли? Если я выйду замуж за Рауля, улики против меня, которые вы собирались показать королю, исчезнут. Правда?

За дверью раздался какой-то шум.

— Кто там? — взорвался Вильям.

— Рауль.

Вильям что-то прошипел, подошел к двери и впустил сына, поспешно закрывая за ним. Рауль, даже не взглянув на Вильяма, бросился к Ондайн.

Он был очень похож на своего отца: высокий и подтянутый, с темными волосами и карими глазами. Его можно было бы назвать даже красивым, если бы не вороватая манера держаться и выражение жестокости в лице. Семена зла Вильяма проросли, как видно, в его сыне. Судя по всему, Рауль с удовольствием пользовался свалившимся богатством. На нем были мягчайшие кюлоты из кожи молодого оленя, рубашка, богато украшенная галунами, а рукава и накидка из роскошной парчи.

Поначалу он смотрел на Ондайн так же, как и другие, — с удивлением, как будто не веря в реальность ее присутствия. Он протянул руку и потрогал ее огненные волосы, свободно падавшие на бархатное платье. Выражение в его глазах постепенно менялось. Вместо удивления появилась похоть. Ондайн похолодела и чуть вскрикнула в ответ на его легкое прикосновение, хотя он хотел просто удостовериться, что она — живая, а не мираж.

— Ты вернулась! — сказал Рауль.

Когда-то он был ее другом и наперсником, но до того ужасного дня она даже не догадывалась, что он любой ценой хотел завладеть ею и всем ее состоянием.

— Да, она вернулась, — сердито проворчал Вильям у него из-за спины. — И кажется, ничего не боится!

Вильям уже совсем оправился от растерянности и решил не церемониться. Он обошел стол, грубо схватил Ондайн за подбородок и повернул к себе лицом, пристально глядя ей в глаза:

— Сейчас ты выглядишь гораздо роскошнее, моя дорогая, чем при нашей последней встрече. Еще раз спрашиваю: где ты была?

— Дядя, — сказала Ондайн с королевским достоинством, которое она напускала на себя, когда считала необходимым, — не прикасайтесь ко мне. Я пришла к вам по делу, и первая моя просьба — держать от меня подальше свои обагренные кровью руки.

Вильям отрывисто и зло засмеялся, но освободил ее и, казалось, даже смутился:

— Девочка, если ты выйдешь замуж за Рауля, уверяю тебя, он-то уж даст волю рукам!

Она закусила губу, чтобы не крикнуть, что скорее умрет, чем разделит постель с Раулем, на совести которого тоже смерть ее отца.

Нет, еще не пришло время для этих слов. Ондайн опустила глаза, боясь себя выдать. Она должна быть очень осторожной и сыграть свою роль.

— Дядя, пока я не его жена. И кроме того… — Она содрогнулась от презрения. — Это он будет прикасаться ко мне. Только он один. А пока я требую оставить меня в покое!

— Ты требуешь?! — возмутился Рауль, но отец прервал его и снова уперся руками в стол.

— Ты требуешь, Ондайн? — произнес он спокойно. — Но это смешно! Вернувшись сюда, ты предалась целиком в мои руки! Твоя жизнь теперь зависит только от меня, а ты все еще разговариваешь как какая-нибудь принцесса-недотрога! Это я буду требовать, Ондайн, а ты будешь плясать под мою дуду и стараться мне угодить!

Она села в кресло и посмотрела на них с самым смиренным видом, хотя внутри кипела от ненависти и презрения.

— Рауль! — сказала она дружелюбно. — Давай договоримся, что до нашей свадьбы я могу рассчитывать на твое понимание!

Он стоял от нее так близко, что вполне мог коснуться ее еще раз. Она думала об этом с замиранием сердца. Этот человек не имел ничего общего с другом ее детства. В его темных глазах кипели ненависть, жестокость, алчность и какая-то тоска. Неужели он действительно когда-то любил ее?

— Кузина, я понимаю ваши чувства, но меня они мало волнуют. Визжите и брыкайтесь, если хотите. Самое главное, моя дорогая, чтобы вы не попортили свою красоту, а я буду делать то, что захочу. Я с превеликим удовольствием займусь после свадьбы вашим воспитанием и растолкую вам, что значит быть послушной женой, чего бы мне это ни стоило, Ондайн. Будьте уверены, я даже смогу сделать из вас пылкую любовницу. Я хочу этого, Ондайн, и будем считать, что одного моего желания достаточно. Я хочу обладать вами и вашим имуществом. Последнее я получу в любом случае. А уж от вас будет зависеть, каким будет этот случай. Выбирайте: или мои объятия — или топор палача.

Ондайн встала и, сдерживая дрожь в руках, налила еще один бокал портвейна.

— Ну разумеется, я не собираюсь расставаться с жизнью, — сказала она, повернувшись спиной к ним обоим. — Давайте лучше договоримся по-хорошему.

— Что значит договоримся! — взорвался Вильям, опять багровея лицом от ярости. — Еще раз напоминаю тебе — правила здесь устанавливаю я…

— Давайте послушаем ее, отец, — примиряющим тоном сказал Рауль, подпустив, правда, в голос легкую насмешку. — Неужели вы не хотите полностью насладиться триумфом? Титул и земли рано или поздно все равно будут нашими! Даже если она не согласится стать моей женой!

«Так! — соображала Ондайн, быстро опустив глаза. — Они боятся!» Похоже, в их кознях есть слабое место, так что дяде выгоднее видеть ее живой, а не мертвой.

— Давайте послушаем ее, — повторил Рауль.

Портвейн придал Ондайн уверенности. Надеясь выиграть время, она повернулась к ним и сказала:

— Мне нужен месяц.

— Месяц? — спросил Вильям подозрительно.

— Да, один месяц. Я выйду замуж за Рауля спустя месяц, начиная с сегодняшнего дня. Рауль не будет меня домогаться, а я снова поселюсь в доме и смирюсь с мыслью о будущем.

— А почему, — спросил Вильям, — я должен давать тебе какое-то время?

— Потому что, если вы этого не сделаете, я устрою скандал в церкви. Я расскажу слугам и всем, кого только увижу, что это вы убили герцога Рочестерского. Конечно, может быть, вы и упрячете меня в Тауэр, но тихо это сделать не удастся, уверяю вас! Все слуги во дворце любили моего отца. Стоит только дать им повод, и они заподозрят вас и поднимут бунт. Подождите один только месяц, и я буду молчать. И к тому же, — она вздохнула и бросила на Рауля загадочный взгляд, — нам нужно какое-то время побыть женихом и невестой, чтобы узнать друг друга получше перед свадьбой.

Ах, как же быстро Рауль прикусил язык! Она даже пожалела его, увидев искру надежды, блеснувшую в его глазах.

— Хорошо, я согласен ждать месяц, — сказал он хрипло и шагнул к ней навстречу.

Но отец оттолкнул его и стал надвигаться на Ондайн, сверля ее полным недоверия взглядом.

— Не торопись, Рауль! Ты просто болван и ничего не понимаешь. Я хочу знать, Ондайн, где ты пропадала все это время.

Она снова вздохнула:

— Я же говорила, дядя, что не сидела на одном месте. Сначала я скиталась с бездомными в лесу. А потом… нашла работу в одном замке на севере…

— Неужели ты купила всю эту одежду на честно заработанные деньги, Ондайн? Все равно я узнаю, откуда у тебя эти наряды.

— Я купила их в Лондоне.

— А откуда взяла деньги, девочка?

Он продолжал грозно надвигаться на нее, а она пятилась, пока не села на подоконник.

— Я их выиграла, дядя, поэтому я и вернулась домой! Мне стали ненавистны грязь и постоянная нищета! Я взяла все свои сбережения и вернулась обратно в Лондон. Там я стала играть в кости. Мне повезло, я выиграла много денег и купила все эти вещи! Я так страдала от нищеты! Наконец я поняла, что, приняв предложение Рауля, смогу снова вести образ жизни, к которому привыкла, и что это лучше, чем прозябать в нищете и грязи!

Она опустила глаза, чтобы дядя не заподозрил ее во лжи.

— Я думала… если мне дадут немного времени… я привыкну к этой мысли и смогу принять предложение Рауля, чтобы вернуть свое положение. Я… мне нужно только немного времени.

— Оно твое! Мы снова подружимся!

Рауль стоял на коленях у ее ног и страстно сжимал ее руки. Она посмотрела на его длинные, тонкие, ухоженные пальцы, без единой мозоли, и вспомнила об Уорике. Его пальцы были загрубевшими от работы, коричневыми от загара…

Ей хотелось закричать. Она не могла выносить ласковое прикосновение этих мягких пальцев, когда сравнила их с другими. Она почувствовала головокружение, вспомнив, как задыхалась от страсти, лежа с Уориком в постели. Даже в ту ночь, когда он был так груб с ней, его сладостные прикосновения достигали самой глубины ее сердца. А Рауль… Рауль только мечтал о близости с ней! Но даже мысль об этом казалась Ондайн настолько отвратительной, что она чуть не упала в обморок.

Но она не могла отвергать Рауля. Сейчас пришло время играть новую роль, и играть ее блестяще.

— Ничего подобного! — сказал Вильям, возвращаясь к столу и садясь так, чтобы видеть их обоих.

Рауль упрямо поглядел на отца.

— Я хочу ее! Она стала еще красивее…

— И все-таки меня интересует, где эта красота шаталась? — отрезал Вильям. — По правде сказать, меня интересует, не была ли наша герцогиня обыкновенной шлюхой.

— Отец!

Вильям передернул плечами, не обращая внимания на выпад сына.

— Но это нетрудно проверить. Нужно просто позвать врача, чтобы перед свадьбой освидетельствовать ее хваленое целомудрие. Тебе и самому не помешает в этом убедиться, смею тебя уверить. Если она носит ребенка, то наследником будет этот ребенок. И будь я проклят, если это поместье достанется в наследство сыну потаскухи, а не моему отпрыску!

Ондайн почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица, хотя ничем не выдала своего смятения. Один месяц… У нее так мало времени! Теперь ей хотелось покончить со всем этим как можно быстрее!

— Как скажете, отец! Мы сделаем все, что вы хотите, — холодно ответил Рауль. — Можем ли мы считать дело решенным? Тогда я поскачу к епископу, чтобы он огласил помолвку. Ондайн получит месяц за свое молчание, я получу титул, а вы, отец, — права на наследство и деньги! Кажется, каждый получит то, к чему стремился.

Вильям недоверчиво посмотрел на Ондайн.

— Я ей не верю, — сказал он сыну, не сводя с нее тяжелого взгляда.

— Чему здесь можно не верить? Она будет моей женой. Я выучу ее ходить по струнке, отец. Вам не придется волноваться.

— Чего бы тебе это ни стоило? — спросил Вильям, оскалившись в сторону Ондайн.

— Чего бы мне это ни стоило, сам знаешь! Вильям фыркнул:

— Тогда по рукам.

Он вышел из-за стола и подошел к Ондайн, держась на расстоянии, чтобы не задеть ее.

— Ну что ж, дело сделано, — повторил он тихо и пристально посмотрел ей в глаза. — Герцогиня, ваши вещи принесут в вашу прежнюю комнату. Но помните, дорогая племянница, я буду присматривать за вами, и в отличие от Рауля на меня не распространяются ваши чары. Через месяц вы обвенчаетесь с моим сыном и не вздумайте вставлять мне палки в колеса. Вы будете ходить по струнке, моя дорогая: И еще кое-что! Хотя я знаю, что вы лгунья, но очень надеюсь, все-таки не шлюха. Но у меня есть способы и средства это проверить. Я собираюсь разузнать, Ондайн, где вы проводили время с тех пор, как сбежали отсюда. И с кем. — Он выпрямился и бросил сыну: — Идем, Рауль. Проследи, чтобы помолвку огласили немедленно. У вас будет самое пышное венчание.

Рауль кивнул и быстро вышел из комнаты. Вильям повернулся и с сардонической усмешкой отвесил Ондайн поклон:

— Добро пожаловать домой, герцогиня!

Глава 23

Казалось, что замок Четхэмов содрогнулся от страшного стенания. Это случилось утром, когда Уорик проснулся и обнаружил исчезновение Ондайн.

Да, она действительно исчезла. В безумном отчаянии он бросился к брату и кузену. Трагедия последних дней сблизила их, и Уорик рассказал им всю правду от начала до самого конца. Он клялся, что его жестокое обращение с Ондайн было вынужденным и что так он надеялся ее спасти. Он клялся в любви к жене.

Наконец они сошлись на том, что леди Четхэм определенно скрывала какую-то тайну, но ни один из них не обратил на это должного внимания. Вдруг Уорик ударил кулаком по столу и сказал, что поедет во дворец короля, так как Карл, кажется, что-то знает. Юстин решил сопровождать брата, а Клинтон с Джеком должны будут прочесать деревенские окрестности и присоединиться к ним позже в Лондоне, как только похоронят Матильду.

Уорик и Юстин в считанные часы доскакали до Лондона, но как раз в это время король отправился в путешествие туда, откуда они только что приехали, — на север. Они остановились во дворце святого Джеймса, поскольку Букингем уверял их, что король рано или поздно окажется там.

Наконец Карл вернулся. Уорик не мог ждать ни минуты. Нетерпеливый и взволнованный, он напоминал пистолет со взведенным курком, готовый выстрелить в любую минуту. Не успел король выйти из кареты и добраться до своих покоев, как к нему без доклада ворвался Уорик, расталкивая опешивших королевских слуг и даже вступив в короткий бой с личной охраной короля.

В спешке он не поклонился Карлу и сказал:

— Мне немедленно нужно поговорить с вами, сэр! Опрометчивое поведение Уорика чуть не стоило ему жизни.

Он так свирепо смотрел на стражников, что те с полным правом могли бы его убить.

Карл выгнул дугой темную бровь.

— Слушаю, — сказал он сухо и обратился к стражникам и слугам: — Оставьте нас. Хотя лорд Четхэм, кажется, сегодня испытывает острый недостаток почтения, но все-таки я надеюсь, он не собирается покушаться на меня.

Уорик густо покраснел. Он был так возбужден, что просто ничего не замечал вокруг. Когда за последним слугой закрылись двери, он выпалил:

— Где она?

— Кто, мой дорогой?

— Моя жена. Она исчезла… Вы знаете, где она!

— Мой добрый друг! — сказал Карл с достоинством. — Я никогда не соблазнял жен своих друзей…

— Нет, что вы! Я совсем не это имел в виду, ваше величество…

— Ваше величество! Наконец-то он вспомнил, кто я такой!

— Карл, она исчезла! Неужели, сэр, вы и теперь скажете, что ничего про нее не знаете! Когда я впервые привез ее ко двору, она тряслась от страха как осиновый лист и все время пыталась сбежать. Но как только она увидела вас, все изменилось! К сожалению, сэр, я настолько был занят своими собственными делами, что…

— Я слышал, что ваши трудности разрешились.

— Да, Карл. Не жестокий убийца, а сумасшествие Матильды свело Женевьеву в могилу; бедная женщина хотела отправить туда и Ондайн. Девушку спасли, но Матильда умерла.

— Мои соболезнования, Уорик, хотя я испытываю некоторое облегчение. Признаться, я тогда думал, что вы просто сошли с ума от горя из-за смерти Женевьевы. Скорблю вместе с вашей семьей, но я рад, что привидения больше не будут бродить по вашему замку, — сказал Карл.

Уорик кивнул, благодарный за сочувствие.

— Сэр. — Он старался говорить спокойнее, не выказывая нетерпения. — Вы все-таки не ответили мне на вопрос, который тяжелым камнем лежит у меня на сердце.

Карл вздохнул, сбросил ботинки и уставился в пустое пространство, а потом пожал плечами.

— Значит, — пробормотал он, — ваша тайна открылась, но после этого ваша жена исчезла.

— Да, — процедил Уорик сквозь зубы.

Король смотрел, явно наслаждаясь теми величайшими усилиями, которые прилагал Уорик, чтобы сохранять видимость спокойствия.

— Вы просили меня довести до сведения церкви, что я одобряю ваш развод с той дамой, которая теперь является причиной вашего сильнейшего беспокойства.

— Господи! — взмолился Уорик, теряя остатки терпения. — Просто я боялся, что ее убьют из-за меня!

— Ах, мой друг, так, значит, вы ее любите?

— Она моя жена, Карл!

— Я вас спрашиваю не об этом. Я и так знаю, что ваш брак — законный. Я имею в виду ваши чувства.

— Черт побери! Да, я люблю ее, Карл! Не знаю, как и когда, но она проникла в мое сердце, стала частью моей жизни. Ради Бога, ваше величество! Я всю жизнь служил вам верой и правдой, я готов положить за вас жизнь! Так помогите мне теперь, умоляю вас… Нет, требую! Помогите мне!

Карл поднял обе брови, давая понять Уорику, что он все-таки король из династии Стюартов, помазанник Божий, хотя, впрочем, человек, приемлющий до определенной степени нарушения этикета, когда это оправдано ситуацией.

— Так, значит, требуете?

Уорик сжал за спиной руки в кулаки и стоял молча, потупившись в землю.

— Однако, Четхэм, экое вы грубое чудовище! Но как бы то ни было, ради такой преданной службы, как вы ее описываете, я прощаю вам дерзость языка. Но сомневаюсь, что скажу вам что-нибудь полезное, принимая во внимание ваше неуравновешенное состояние.

Король кивнул в сторону двери.

— Уорик, позовите кого-нибудь, чтобы нам принесли хорошего, крепкого эля. Длинное путешествие утомило меня, и я хочу утолить жажду, перед тем как дать вам кое-какие разъяснения.

— Но время…

— Времени у нас достаточно, Уорик. Вам пока некуда торопиться. Пошлите кого-нибудь за элем.

Уорик, хорошо знакомый с королевским упрямством, послушно выглянул за дверь и увидел слуг, ожидающих приказаний, вместе с двумя стражниками, которые еще раз подозрительно его оглядели.

Когда эль был доставлен в апартаменты короля, Уорик порадовался капризу Карла, потому что и сам почувствовал страшную жажду. Закрыв дверь за слугой, Уорик уселся на королевскую постель, пока тот в задумчивости ходил туда и обратно перед камином, потягивая эль.

— Эта история, Четхэм, началась очень давно. Некогда состоял на королевской службе один герцог. Он не принадлежал к кавалерам и находился в оппозиции королевской власти, будучи уверен, что король должен управлять страной, считаясь с парламентом, и не имеет права его распускать. Но герцог также не был и «круглоголовым», хотя имел связи с некоторыми людьми, служившими Кромвелю. — Карл вдруг остановился, словно задумавшись о чем-то, затем пожал плечами и продолжал: — По правде сказать, мой отец был честнейшим человеком, но не самым умным королем! Он так и не смог пойти на компромисс, чтобы не потерять головы на плахе! — вздохнул король. — Прости, что я говорю о прошлом, но без него нет настоящего. Итак, этот герцог не голосовал за казнь моего отца, и его участие в делах государства было настолько серьезно, что я чуть не призвал его к себе на службу, когда впервые оказался на троне. Время все расставляет по местам. Этот герцог оказался среди тех, кто требовал моего возвращения на родину после смерти Кромвеля.

Карл остановился и взглянул Уорику прямо в глаза.

— Вы хорошо помните день вашего турнира с Хардгрейвом?

— Да, Карл, — сказал Уорик, нахмурясь, — мне трудно забыть этот день.

— Ах да! — пробормотал Карл. — Прости, я совершенно забыл, что в этот же день умерла Женевьева.

Король откашлялся.

— Итак, именно в тот день я принял решение вернуть этому достойному человеку королевскую милость и снова приблизить его ко двору.

Уорик стал внимательно перебирать в уме события этого дня, вспоминая все до мельчайших подробностей. Вдруг он закашлялся и еле выдавил:

— Неужели покушение на вашу жизнь… Этот человек — убийца?!

— Вероятно. Но старый герцог Рочестерский имел дочь… Уорик закашлял еще сильнее, так что Карл покачал головой и счел необходимым похлопать его по спине. Уорик помахал рукой и поднялся, вскрикнув:

— Ондайн?

— Да, — подтвердил король, забрав у Уорика кружку с элем, потому что он угрожал расплескать ее содержимое по всей комнате.

— Тогда, ради всех святых, как же она оказалась на виселице в Ньюгейте?

— Вы не выслушали меня до конца, Четхэм! — укоризненно сказал Карл. — Сядьте! Уорик, говорю вам, сядьте! Успокойтесь, дорогой, или я не буду рассказывать!

Подавляя кипевшие в нем чувства, Уорик снова присел на край постели. Карл посмотрел на него, удостоверился, что все в порядке, и осторожно передал ему кружку с элем.

— А теперь, Уорик Четхэм, будьте предельно внимательны! Ее положение крайне неустойчиво, и только она сама сможет укрепить его, и то если будет соблюдать величайшую осторожность.

— Карл, ради Бога…

— Спокойствие и выдержка, Уорик, пожалуйста! Вы знаете, что герцога обвинили в покушении на мою жизнь, предполагается, что он убийца.

— Что вы имеете в виду, говоря «предполагается»? Разве вы не присутствовали при этом?

— Конечно, Уорик! Но я стоял спиной, а на спине у меня глаз нет. Я услышал, как кто-то закричал, и увидел умирающего на полу герцога. Его прекрасная дочь сбежала, спасая свою жизнь, а те, кто убил герцога, пустили слух, что она причастна к покушению. Из слуг никого вокруг не было, разве только двое стражников. Похоже, герцог выбрал подходящий момент, чтобы покончить со мной.

Уорик молчал; он невидящим взглядом смотрел в пространство, а потом прошептал:

— Девушка у ручья!

— Что?

— Я… я видел ее тогда. После турнира я поехал прогуляться в лес, чтобы немного успокоиться. Я прилег на траву и заснул, но был разбужен какими-то криками. Внезапно из чащи выскочила девушка. Я захотел ей помочь, но она прыгнула в протекавший рядом лесной ручей и исчезла под водой. Я попытался ее спасти, но, сколько ни нырял, найти ее не смог. Тогда я решил, что мне все это пригрезилось. Я так и сказал Джеку, что мне привиделась русалка. — Он подумал немного и добавил: — От кого она убегала?

— Уорик, — сурово обратился к нему король, — именно в этом вопросе я прошу тебя соблюдать благоразумие. Я не могу сказать с уверенностью, с кем она тогда спорила. Предполагаю, что это был либо ее дядя Вильям Дуво, либо кузен Рауль. Они ее дальние родственники и теперь — после смерти старого герцога — наследники его состояния. До меня доходили слухи о возможном браке Ондайн и Рауля, но Рочестер это отрицал. Его дочь, казалось, имела другие планы. Если она сказала мне правду — а похоже, что это так, — ее кузен и дядя сплели против ее отца интригу и, инсценировав покушение на мою жизнь, объявили его убийцей, а затем стали шантажировать Ондайн и требовать наследство.

— Но если вы все это знаете…

— У меня нет никаких доказательств, Уорик. Я доверяю только своим чувствам и бедной девочке. Немногих очевидцев этого события, наверное, заставили поверить в то, что Рочестер действительно виновен, и я, как король, обязан придерживаться закона. Девушка поняла, что ее арестуют и посадят в Тауэр, потому что ее алчные родственники состряпали какие-то подложные улики и могли заставить суд поверить в истинность этих доказательств высочайшей измены.

Уорику показалось, как будто в нем закипела кровь и огонь опалил все его существо. Голова кружилась, глаза застилал кроваво-красный туман.

— И вы отпустили ее к этим двоим? — спросил он.

— Послушай меня, человек! — взорвался король. — Она должна выяснить, что они замышляют и какие у них есть улики против нее!

— Но ведь вы король и можете ее помиловать!

— Ей этого мало! Вы же и сами ее знаете, Уорик! Она не успокоится, пока не снимет с отца обвинение в предательстве.

Уорик в нетерпении прошелся по комнате.

— И вы думаете, я буду сидеть сложа руки, в то время как моя жена находится среди людей, которые хотят ее убить? Карл! Она моя законная жена! Я имею полное право поехать туда и потребовать, чтобы она вернулась ко мне!

— Да, разумеется, вы имеете такое право, но если вы так поступите, Уорик, то потеряете Ондайн навсегда. Законная она ваша жена или нет, но ее посадят в Тауэр. И даже если я помилую ее, герцог не будет оправдан. Все вокруг будут подозревать его в предательстве, и ее жизнь превратится в сплошной кошмар.

Уорик поднял руки.

— Вы хотите сказать, что она отправилась домой, к этим подколодным змеям, и я не могу ничего сделать?

— Я не знаю, действительно ли она уехала домой, но могу предполагать это. По крайней мере так я ей советовал.

— Вы ей это советовали?

— Уорик, насколько я помню, ты женился на ней только затем, чтобы поймать убийцу?

Уорик застонал:

— А вдруг она уже мертва! Король покачал головой:

— Нет, не думаю. Вильям хочет выдать ее замуж за Рауля, чтобы окончательно закрепить за собой титул и землю. А ее кузен Рауль просто… хочет ее. Она достаточно осторожна и умна и, надеюсь, сможет найти выход из трудного положения.

— Невозможно, сэр, чтобы я знал об этом и бездействовал! — как-то равнодушно сказал Уорик.

— Знаю, знаю, — вздохнул король, но усмешка играла в уголках его губ. По правде говоря, он был очень доволен. — Вы должны быть рядом, чтобы убить дракона, если ему вздумается поднять голову. Но я прошу вас, не вмешивайтесь в эту историю. Если вы действительно любите ее, найдите другой способ помочь ей доказать свою невиновность. И ради Бога, Уорик, держите себя в руках! Ох уж этот ваш темперамент!

— Я сделаю все, что в моих силах! — сухо отозвался Уорик.

— Помните, от этого зависит жизнь вас обоих. Четхэм глубоко вздохнул:

— Где лежат земли Рочестера?

Король снова улыбнулся и вздернул бровь.

— Герцогиня живет не более чем в двух часах езды отсюда. На юго-западе, Четхэм, во дворце Дуво. Прекрасное местечко, очень живописное. И дворец гораздо красивее, чем ваш варварский северный замок.

Уорик бросил на короля оскорбленный взгляд; король в ответ только рассмеялся, хотя вполне понимал серьезность ситуации.

— Я и сам собирался нанести туда визит, — пробормотал Карл. — Недели через две. Интересно, выяснится ли что-нибудь за это время? Думаю, мы встретимся!

Уорик улыбнулся, поставил пустую кружку на каминную полку и, уходя, поклонился королю с подчеркнутой учтивостью:

— До скорой встречи, ваше величество.

Глава 24

Выйдя наконец из кабинета дяди, Ондайн поднялась по дубовой лестнице в свои комнаты, закрыла за собой дверь и задвинула задвижку. Она постояла немного, прислонившись спиной к стене, и перевела дыхание. Одно дело сделано! Она прошла живой и невредимой через первое испытание.

Едва держась на ногах от усталости, Ондайн пересекла просторную гостиную и вошла в свою спальню. Там девушка бессильно опустилась на кровать, из глаз у нее полились слезы.

Здесь тоже ничто не изменилось. Все оставалось по-прежнему: на постели — покрывала из прекрасного дамаскина, которые купил отец у испанского торговца; балдахин из светло-розовой ткани, привезенной из далекой Японии, свисал с толстых столбов кровати; на белом с золотом туалетном столике стояли кувшин с водой и ваза, купленные также ее отцом много лет назад в Венеции.

Ондайн закусила губу, удерживая рыдания. Она уже знала, что бесполезно сожалеть о прошлом, но возвращение в родные стены, где больше не было отца, разбередило ей душу. Этим домом, по праву принадлежавшим ей, владели и управляли теперь те, кто заманил в ловушку и убил герцога.

— Ах, отец! — прошептала она.

Ондайн старалась глубже дышать, чтобы успокоиться; наверняка у дяди есть свои люди среди домочадцев, которые подслушивают у ее дверей!

Она попыталась справиться с растущим отчаянием, подавленностью и чувством обреченности. Ей предстояло найти иголку в стоге сена… и она сама определила время для этих поисков. Только тридцать дней…

Кровь бросилась к ее щекам, она перевернулась на живот и зарылась пылающим от стыда лицом в подушку. Врач! Он проверит, сохранила ли она девственность до свадьбы… для этой ядовитой гадюки!

— О Господи, помоги мне! — молилась она, борясь со страхом. Нет, ей нечего бояться. Она постарается до свадьбы отыскать эти пресловутые улики, но, даже если не найдет, все равно сбежит отсюда. А пока она с улыбкой будет давать сдержанный отпор любым подобным требованиям.

Но самое плохое то, что Вильям не верил ей и поклялся узнать, где она была все это время…

Ондайн встала с постели и нервно заходила по комнате, потом подошла к двери на балкон, распахнула ее и вышла на небольшую овальную площадку. Она посмотрела вниз на лужайку, запорошенную снегом. Старый дуб напротив балкона тоже был в белоснежном уборе, и казалось, будто хрустальные звезды, упавшие с небес, запутались в его ветвях. Какая красота…

Четхэм. Интересно, как сейчас выглядит Четхэм? Он тоже похож на ледяной дворец, скованный зимой? Или, скорее, убран траурным крепом. Бедная Матильда уже отправилась к привидениям, чьи голоса не давали ей покоя. Ее тело, должно быть, лежит в склепе, и каменщики работают в ее честь. Наверное, у Клинтона все еще тяжело на сердце, и он бродит по замку с печалью на лице, а Юстин, мягкий и заботливый, старается облегчить всем жизнь и направить ее вновь по привычному руслу. А Уорик….

Где сейчас Уорик? Конечно, он рвал и метал, обнаружив ее исчезновение! Ведь он не выносит, когда не подчиняются его приказам. Как нежен он был в последнюю ночь, как заботлив и ласков…. Но цепляться за эти воспоминания было глупо. Не он ли сам с грубой прямотой сказал ей как-то, что ласковый любовник еще не любящий муж. Теперь, поняв, что не может отослать ее за океан, он, наверное, уже скачет на полной скорости в Лондон, чтобы испросить у короля разрешение на развод. Он больше не боится привидений и может выбрать невесту, какую пожелает.

Ондайн закрыла глаза, почувствовав подступившие к горлу рыдания. Она должна запретить себе думать о нем! Должна ненавидеть его, презирать, забыть и думать только о своих делах. Но увы, теперь он составлял неотъемлемую часть ее страхов. Кто знает, куда заведут Вильяма поиски ее прошлого!

Девушку стала бить сильная дрожь. Она схватилась за обледенелые перила балкона, чувствуя, как лед обжигает ей пальцы. Если Вильям узнает, что она уже замужем, он убьет ее.

Ондайн вышла с балкона и, бесконечно усталая, прилегла на постель. Но заснуть ей не удалось: стоило только закрыть глаза, как перед ней появлялся Уорик, ее муж, стройный и сильный. Обнаженные плечи поблескивают в лунном свете, золотистые глаза горят страстным желанием, и он устремляется к ней, муж — к своей жене…

— Ах! — тихо застонала Ондайн и перевернулась на постели. Нет, она не могла забыть ни его, ни его поцелуев и объятий! Она страстно желала, чтобы он был здесь, рядом, лежал с ней на этой постели, обнимал ее и успокаивал…

Негодуя на себя, она вскочила на ноги. Она не должна больше думать о нем! Ей стоит лучше подумать, с чего начать поиски бесценной иглы в стоге сена! «Сегодня вечером, когда все уснут, надо пробраться в кабинет дяди. Хотя, — горько подумала она, — наверняка там ничего нет. Вильям слишком хитер, чтобы хранить такие вещи на видном месте».

В дверь постучали; она заторопилась в гостиную.

На пороге стоял Джем с двумя слугами за спиной. Они принесли сундуки с одеждой. Ондайн улыбнулась и разрешила ему войти, радуясь, что в доме еще остались верные ей люди.

— В спальную комнату, ребята, — скомандовал Джем, и слуги повиновались.

Ондайн не знала этих двоих и, насторожившись, подумала, что дядя, должно быть, переменил большую часть слуг. Тем более казалось странным, что Джем остался на своем месте.

Парни поставили вещи на место, и Джем велел им вернуться на работу в кухню.

Когда они ушли, он схватил Ондайн за руку.

— Дорогая, любимая девочка! Если тебе потребуется моя помощь, помни, я рядом! Одумайтесь, госпожа! Вам нельзя выходить замуж за Рауля! Только пока вы живы…

Ондайн зашикала на него, боязливо оглядываясь, зная, что здесь даже стены имеют уши.

— Я не выйду за него замуж, Джем, не бойся. Но умоляю, держись от меня на расстоянии! Если что-нибудь случится, я не хочу, чтобы ты пострадал.

На морщинистом лице старика выразилось глубочайшее достоинство.

— Я готов пожертвовать жизнью, госпожа.

— Нет-нет! Никаких самопожертвований! Поверь, Джем, я сама все устрою!

Он недоверчиво посмотрел на нее и спросил:

— Прислать вам горничную, чтобы она разобралась с сундуками? Глаза Ондайн радостно заблестели. Она подумала о Лизе, славной молоденькой девушке, своей горничной, которая осталась здесь.

— Лиза! — закричала она. — Ох, как я хочу поскорее ее увидеть! Джем сокрушенно покачал головой:

— Лиза теперь на кухне. Вильям назначил к вам другую — Берту.

— Берту? — нахмурилась Ондайн. Она не знала никакой Берты.

— Она новенькая, госпожа, — задумчиво произнес Джем. — Слушается только вашего дядю и шпионит за всеми остальными!

Ондайн тяжело вздохнула и удрученно посмотрела на Джема. Она предполагала, что Вильям будет следить за ней пристальным взором. Ее плечи бессильно опустились.

— Ну что ж, тогда присылай ее, Джем. А я пока наведу здесь порядок!

Берта прибыла со сверхъестественной скоростью. Почти сразу после того, как Джем закрыл за собой дверь. Это была высокая женщина, ростом с Ондайн, довольно полная, но не грузная, с широкими плечами, мускулистыми руками и невыразительным квадратным лицом, на котором светились хитрые маленькие, как у свиньи, глазки, ни темные, ни светлые, какого-то неуловимого цвета… Она вошла в комнату и посмотрела на Ондайн чуть ли не с усмешкой.

— Мадам, мне приказано прислуживать вам, — сказала она, стараясь сделать свой голос приятным.

Ондайн готова была рассмеяться.

«Tебе приказано все что угодно, только не прислуживать!» — подумала она, но приветливо улыбнулась и сказала:

— Спасибо, Берта. Уверена, мы славно поладим друг с другом Не разберете ли вы мои сундуки?

Берта кивнула и проковыляла мимо. Ондайн подумала, что хотя Берта и обладает недюжинной силой, зато она неуклюжа неповоротлива.

Ондайн снова вышла на балкон и с наслаждением вдохнул холодный свежий воздух. Берта распаковывала ее вещи. Нескладная женщина оказалась довольно расторопной. Она быстро справилась с работой и обратилась к Ондайн:

— Его сиятельство велели передать, что обед в восемь и вам нужно спуститься вниз точно к этому времени. Уже темнеет. Приготовить вам ванну?

— Нет, спасибо, я не принимаю ванну перед обедом. Берта продолжала стоять.

— Его сиятельство… ваш дядя считает, что вы должны принимать ванну каждый день с наступлением темноты.

— Что значит, дядя считает? — раздраженно спросила Ондайн, стараясь сдержать возмущение.

У Берты хватило чутья или такта, потому что она опустила глаза и проговорила почти участливо:

— Рауль хочет видеть вас свежей все время, миледи.

— Рауль! Рауль! — огрызнулась Ондайн. — Мой кузен боится, что, если я не буду каждый день мыться, он умрет от легочной болезни. И мне еще приказывают… Ну хорошо же!

Дрожа от возмущения, она напомнила себе, что вообще-то любит принимать ванну и что это испытание не так уж ужасно. Берта откашлялась.

— Мне также приказано… миледи, если вы откажетесь, оказать вам соответствующую помощь.

Ондайн резко обернулась к ней.

— Берта, вы хотите сказать, что в случае моего отказа вам при казали приволочь меня в ванну силой?

Берта молчала, переминаясь с ноги на ногу. Ондайн вздохнула:

— Принесите ванну!

Теперь у нее не возникало сомнений, что она всего лишь пленница в собственном доме и ее положение ничуть не лучше, чем положение служанки. Даже хуже! Служанки по крайней мере были избавлены от строгого надзора дяди и омерзительных домогательств Рауля.

Когда Берта подошла и хотела намылить Ондайн, та сдержанно сказала, что теперь хочет остаться одна. Берта удалилась, и она погрузилась в горячую воду, почувствовав хоть какое-то облегчение. Но покой длился недолго. Берта скоро вернулась и встала наготове с полотенцем, а после принялась расчесывать и укладывать волосы госпожи. В этом так мало похожая на горничную служанка оказалась на удивление талантлива: локоны скользили сквозь гребень, почти не причиняя Ондайн боли. Между женщинами вновь возникло разногласие, когда Ондайн захотела сделать высокую прическу, а Берта сказала, что Рауль хочет видеть ее с распущенными волосами.

Ондайн только пожала плечами.

Затем она попросила принести ей скромное платье с глухим воротником. Берта вернулась с роскошным платьем из органди с глубоким декольте. Ондайн подумала, что эдак ее терпение скоро лопнет, но пока успокоила себя тем, что швырнула щетку на кровать и прокляла про себя Рауля. Ну что ж, кузен, смотри на меня! Пялься! Но клянусь, ты сгоришь в аду раньше, чем прикоснешься ко мне!

Одетая, как было приказано, Ондайн вышла на лестницу и прошла через холл в большой зал, где за столом ее ожидали дядя и кузен. Они встали при ее появлении и помогли ей сесть. Сквозь опущенные ресницы она отметила их взгляды: подозрительный — Вильяма, оценивающий и самодовольный — Рауля.

— Добрый вечер, племянница, — сказал Вильям довольно дружелюбно, усаживаясь на свое место, как только она опустилась на стул. — Добро пожаловать… к своему столу.

— А это разве мой стол? — спросила она вежливо. Он скорчил гримасу и налил ей вина.

— Вы прекрасно выглядите, — заметил Рауль.

— Точно как вы приказали?

— Да, я приказал именно так.

Ондайн изо всех сил старалась улыбаться. Рауля, как более слабого, она могла использовать в своих целях. Неожиданно она нахмурилась, увидев незнакомого человека, который держал серебряный поднос с телятиной. За столом должен был прислуживать Джем.

Ондайн подождала, пока они останутся одни, и спросила:

— А где Джем?

Дядя положил в рот кусок хлеба и, неторопливо жуя его, задумчиво посмотрел на девушку.

— Джем теперь работает на кухне. Ондайн задохнулась от негодования:

— Он слишком стар для такой тяжелой работы! Это убьет его.

— Думаю, он справится, — бесстрастно перебил Вильям. Рауль потянулся через стол и взял ее за руку. Она хотела толкнуть его, но сдержалась.

— Так-то лучше, — сказал он.

— Это самое лучшее, племянница, что я могу сделать для вас с Джемом! — сказал Вильям бесцветным голосом. — Он мне подозрителен, так что держитесь подальше друг от друга, Ондайн, если не хотите навлечь на вашего дорогого слугу гораздо большие неприятности!

Она глотнула вина, но поперхнулась и выкрикнула:

— Ох, как же я презираю вас обоих! Рауль онемел; Вильям улыбнулся.

— Посмотри на эту прекрасную киску, которой ты домогаешься, Рауль. Ее не назовешь послушной!

— Но, отец, ее сердце… разбито. Она еще научится с грацией и достоинством носить свои цепи. Всего через месяц, Ондайн, — добавил он тихо, — ты будешь совсем другой, полностью покорной.

Она посмотрела на него с плохо скрываемым отвращением.

— Вы совсем не едите, моя дорогая, — заметил Вильям.

Она промолчала, и дядя, очевидно, утратив к ней всякий интерес, обратился к Раулю:

— Коренная лошадь потеряла еще одну подкову. Нужно поскорее найти нового кузнеца.

Ондайн выскочила из-за стола, к изумлению их обоих. Мало того, что они отослали на кухню Джема, они собирались избавиться и от Ната, который служил нескольким поколениям Дуво.

— Джем вам не угодил, дядя, — сказала она, упрямо уперев руки в бока и подняв подбородок, — так вы собираетесь вымещать свою злобу еще и на Нате! Клянусь, что я не буду ни встречаться, ни говорить с ним! Не выгоняйте его, я… — Она помедлила, сглотнула комок в горле и смиренно добавила: — Умоляю, прошу вас! Пожалуйста, я сделаю все, что вы потребуете, только не выгоняйте Ната! Хотя бы пока не наступит лето!

Она осмелилась взглянуть на Вильяма, на лице которого играла циничная и самодовольная усмешка.

— Прелестно, очень прелестно, моя дорогая! Но увы! Мне не нужно от вас никаких взяток! Я не собираюсь выгонять из-за вас Ната. Просто он умер на прошлой неделе самой естественной смертью! Счастливый старик!

Ондайн огорченно замолчала, потом посмотрела через стол на Рауля. Его темные глаза были устремлены на нее с любопытством, ее страстная защита Ната только подогрела его похотливый интерес.

Конечно, Рауль предпочитал видеть ее мягкой и уступчивой, но не возражал и против такой перемены. Тем большее наслаждение надеялся он получить, подчиняя себе ее волю.

Ондайн подняла голову и тихо спросила его:

— Это правда?

— Да, Ондайн. Его жена сказала, что вечером он пришел домой, вполне здоровый и, как обычно, в хорошем настроении, заснул и просто не проснулся.

Ондайн снова села за стол, но есть не смогла, хотя изысканная телятина, приправленная травами и специями, была приготовлена выше всяких похвал. Один вид еды вызывал у нее чувство отвращения. Ондайн решила, что это следствие нервного потрясения, которое она испытала, вернувшись домой.

Она смиренно попросила позволения оставить их и вернуться к себе в комнату. Вильям смотрел на ее склоненную голову, пытаясь обнаружить очередное притворство.

— Вам придется научиться находить удовольствие в кругу семьи, герцогиня!

— Я очень устала, дядя, — сказала она еле слышно. — Я проделала длинный путь и так разволновалась от возвращения домой…

Ее голос совсем затих. Наконец она услышала короткое «Можете идти!», поднялась и почти выбежала из комнаты. В холле она остановилась, чтобы перевести дыхание.

— Ондайн!

На плечи ей легли руки Рауля. Он развернул ее к себе лицом и долго смотрел на нее. В этот момент Ондайн подумала, что другая женщина нашла бы его очень красивым — черты его лица были изысканны, отточены и правильны. Но она видела в этом лице только жестокость и слабость, порожденную распущенностью. Он всего лишь послушная игрушка в руках отца, хотя и способная на кровопролитие ради достижения своей цели.

Ондайн не стала высвобождаться из его объятий, но в притворном смирении склонила голову:

— Что тебе, Рауль?

Он молчал. Ей казалось, что от его близости кусок, который она успела проглотить за обедом, готов выскочить наружу. Рауль дотронулся до ее щеки. Она стиснула зубы. Он взял ее за подбородок.

— Ты так красива. Я мечтал о тебе всю свою жизнь. Я не хочу причинять тебе боль. Иди сюда!

Она пожала плечами.

— Я и так здесь, Рауль. Твой отец прекрасно со всем управляется, так что мне не остается ничего другого, кроме как выполнять все ваши пожелания.

— Полюби меня! — сказал он горячо. — Клянусь, я никогда не желал тебе зла!

— Именно поэтому ты убил моего отца, Рауль? — не сдержалась она.

— Ондайн, ты сама в этом виновата! — вспыхивая от гнева, ответил Рауль. — Разве вы все не презирали меня…

— Слава Богу! — Ондайн прервала его саркастически. — Ты хоть признаешься, что это сделал!

— Ни в чем я не признаюсь! Я хотел поговорить с тобой! Я хотел спасти тебя от себя самой! Но ты вырвалась от меня и убежала, надменная ведьма! Ты все равно за все заплатишь, моя герцогиня! Как только нас обвенчают, мадам, ты заплатишь!

Неожиданно для нее он наклонился и впился ей в губы поцелуем, стараясь глубже проникнуть в нее языком. Застигнутая врасплох, Ондайн едва могла опомниться.

— Нет! — Резким, сильным рывком она вырвалась от него и, глядя на Рауля с ужасом и отвращением, поднесла к посиневшим губам руку, чувствуя приближение дурноты: — Вы же обещали! Вы клялись, что дадите мне время!

Казалось, Рауль вот-вот ее ударит, но он все же совладал с собой и с преувеличенным интересом спросил:

— Неужели дело только во времени, Ондайн?

Она думала только о том, чтобы пресечь его домогательства.

— Мне необходимо время, — прошептала она в мольбе, чтобы забыть, что на твоих руках кровь моего отца! Чтобы привыкнуть к тебе! Пожалуйста, мы будем вместе! Я буду с тобой гулять, разговаривать… но только дай мне время!

Рауль задумался, притянул ее к себе, поцеловал в лоб и отпустил:

— Спокойной ночи! Значит, завтра мы поедем прогуляемся верхом и заодно поговорим.

Она кивнула, страстно желая убежать наконец к себе в комнату.

— Ради меня ты позволишь Берте прислуживать тебе? — спросил он.

Она снова кивнула.

«Ох, скорее бы он оставил меня в покое!» — думала она, чувствуя, что от его поцелуя ее в самом деле сейчас стошнит.

— Тогда я сейчас же пришлю ее к тебе, — сказал он почти нежно.

— Нет! Только не сейчас! — вскрикнула Ондайн и просительно добавила: — Рауль, мне так хочется побыть одной, пожалуйста!

Он еще раз поцеловал ее лоб.

— Ах, Ондайн, Ондайн… Я хочу заботиться о тебе, лелеять твое тело! Только не испорти все сама! Иди спать и думай обо мне и нашем будущем! .

Думать о нем?! И в самом ужасном кошмаре такое не привидится!

Ондайн изобразила на своем лице застенчивую улыбку. Рауль выпустил ее, и она быстро побежала вверх по лестнице, чувствуя, что он провожает ее взглядом.

Войдя в комнату, она закрыла дверь на задвижку. Берта хорошо потрудилась: в камине ярко горел огонь, и в комнатах было тепло.

Ондайн пробежала через гостиную в спальню к ночному столику и едва успела подставить вазу, как ее стошнило.

Спазмы не прекращались, и ей казалось, что она умрет. Но вскоре все закончилось. Обессиленная, едва держась на ногах, она ополоснула лицо и руки водой из кувшина и, пошатываясь, вышла на балкон, чтобы глотнуть обжигающего ночного холодного воздуха. Постепенно она пришла в себя.

«Откуда эта слабость? — с неудовольствием спрашивала она себя. — Неужели ты ей поддашься? После всего, что ты вынесла!»

Она, которая умирала от голода, скитаясь в лесах, гнила в Ньюгейте, побывала на виселице с петлей на шее и в лапах алчных бандитов! Сонный порошок и даже безумие Матильды не сломили се. Так неужели она отступит теперь перед легким недомоганием?!

Ондайн подумала, что даже в самых страшных испытаниях ее поддерживал Уорик, она была графиней Четхэм! И в ее жизни были эти волшебные минуты, когда его сила ограждала ее от всех страхов, мыслей, от всего на свете…

«Увы, миледи, его больше нет!» — напомнила она себе.

Воспоминания мешали ей привести мысли в порядок. Ондайн поежилась и поняла, что совсем закоченела, хотя на морозе чувствовала себя гораздо лучше. Призвав на помощь здравый смысл, она постаралась рассуждать логично.

Единственное ее спасение — в покорности. Она должна убедить Рауля в искренности своих слов, а также завоевать доверие Вильяма, иначе у нее не будет возможности ускользнуть из-под его надзора.

— Хорошо, я буду послушной! — прошептала она, глядя на луну, освещавшую снег серебристым светом. Но сначала ей нужно укрепить сердце… и желудок. Рауль не должен знать, что одно его прикосновение способно вызвать в ней такое серьезное расстройство.

А что касается Уорика…

— Ох, черт его побери! — зло пробормотала она и, совсем окрепшая, вернулась в спальню.

Ондайн с помощью снега, который она принесла с балкона, привела комнату в порядок, освежила вазу, затем подтащила кресло к огню и стала ждать.

Прошло несколько часов. Наконец она встала, надела теплое платье из грубой шерстяной материи и осторожно вышла из спальни.

Все было тихо.

Она бесшумно прокралась вниз по лестнице и зашла в кабинет дяди. Луна ярко отражалась на стенах дворца Дуво, но ее света все равно оказалось недостаточно.

Боясь поскользнуться и упасть, Ондайн остановилась, немного подумала, потом нашарила на полке длинные каминные спички, зажгла и поднесла одну из них к маленькой лампе на столе. Свет наполнил комнату, и она торопливо начала обыскивать ящики стола, чтобы найти ложные улики и уничтожить их. Конечно, это не оправдает ее отца, но по крайней мере положит конец их угрозам посадить ее в Тауэр!

Время шло, она быстро просматривала ящик за ящиком. Ничего особенного пока в них не было. Гусиные перья и чернила, промокательная бумага, счета и бухгалтерская книга, деньги, вырученные за аренду.

Ондайн с досадой подумала, что из Вильяма Дуво получился бы прекрасный управляющий — он выбивал долг до последнего шиллинга!

Она открыла нижний ящик и почувствовала, как на нее навалилась тоска. Там тоже ничего не было! Но она ведь предполагала, что так и будет, разве нет? Наверняка улики хранились в каком-нибудь потайном месте…

Вдруг она замерла, услышав шаги на лестнице. Тишина. Еще шаг. Она мигом сообразила, что кто-то пытается застать ее врасплох.

Мгновенно она схватила с полки книгу, взяла лампу и заторопилась к подоконнику. Она поставила на него лампу и уселась рядом с книгой в руках.

Неожиданно дверь резко распахнулась. Ондайн вскрикнула и прижала книгу к груди.

На пороге стоял Вильям Дуво в ночном халате и колпаке и смотрел на нее с величайшим подозрением.

— Ох, дядя! — выдохнула она. — Как вы меня напугали!

Он вошел в комнату и, нахмурившись, не произнося ни слова, осмотрел все вокруг. К счастью, она с величайшей тщательностью положила все вещи на место.

— Что ты здесь делаешь? — спросил он раздраженно. Она невинно посмотрела ему в глаза.

— Я не могла заснуть и решила почитать что-нибудь.

Он стремительно подошел к ней поближе, присмотрелся и выхватил у нее из рук книгу, ехидно спросив:

— И часто ты читаешь книги вверх ногами, Ондайн?

— Что? Ох, я просто уронила ее от неожиданности! — обиженно сказала Ондайн.

Он продолжал улыбаться, спрятав книгу за спиной.

— И что же ты читала, моя дорогая?

Ей хотелось закричать от отчаяния, но вместо этого она изо всех сил напрягла память. Это пыльная книга в зеленой обложке, книга с золотым обрезом…

— Шекспира! — выкрикнула она.

Догадка оказалась правильной; Ондайн подметила изумление дяди.

— И что же именно?

Она снова покопалась в памяти.

— «Короля Лира» — первую пьесу в этом томе, дядя, — сказала она безмятежно.

Он открыл книгу, посмотрел первую страницу, с шумом захлопнул и протянул ей обратно.

— Уже поздняя ночь. Вдруг ты устанешь и заснешь здесь с зажженной лампой, вспыхнет пожар и спалит нас всех. Иди в постель.

Ондайн не стала спорить, а прижала книгу к груди и быстро побежала вверх по лестнице. Она почувствовала себя в безопасности, только когда оказалась в своей комнате с дверью, запертой на задвижку. Девушка опустилась на пол, дрожа от страха.

Надо научиться быть осторожной… очень осторожной!

Постепенно она успокоилась, поднялась и пошла в спальню. Забравшись в постель, Ондайн помолилась и закрыла глаза, надеясь, что сон принесет ей некоторое облегчение. Но всю ночь ее преследовали сначала кошмары о Рауле, а потом мучительные видения, напоминавшие об Уорике.

Она проснулась усталой и совершенно разбитой, Уорик! Неужели теперь он будет управлять даже ее сновидениями! Ах, если бы она только могла рассказать ему, кто она есть на самом деле, и посмотреть на его высокомерную физиономию! Ондайн со стоном уткнулась в подушку и сжала виски, с волнением осознав, что вчерашняя болезнь преследует ее до сих пор. Она чувствовала себя отвратительно, даже лежа в постели. Тошнота, головокружение…

О Боже!

Ее бросало то в жар, то в холод, и она благодарила Бога, что Берта пока не пришла к ней.

Напрягая память, Ондайн стала восстанавливать в памяти даты, события последнего месяца, проведенного в Четхэме, одну за другой интимные подробности своих отношений с Уориком, пока окончательно не утвердилась в своих подозрениях.

Теперь она знала, что ни Рауль — каким бы омерзительным существом он ей ни казался! — ни усталость, ни перевозбуждение, ни нервозность не являются причиной ее недомогания. Просто она беременна ребенком Уорика Четхэма… и не придуманным, а самым настоящим.

Глава 25

Клинтон и Джек тем временем приехали в Лондон, и именно Джек обнаружил местечко, где можно было что-нибудь разузнать о землях, которыми владел Вильям Дуво.

На окраине Лондона, не более чем в сорока пяти минутах езды от поместья Дуво, стояла таверна под названием «Белое крыло».

Это увеселительное заведение охотно посещали всевозможные работяга, честные и не очень. Говорили, что за соответствующее вознаграждение здесь можно было достать практически все: женщин и эль, сонный порошок и яд и совершенно бесплатно — разнообразные сплетни.

Клинтон предложил ради предосторожности немного изменить внешность, поэтому все четверо: он сам, Джек и Уорик с Юстином — для начала купили простые плащи, без всяких украшений. Затем под видом рабочих с севера они поскакали к этой таверне.

Они вошли, заказали бочонок эля к баранине и большую часть времени провели, внимательно изучая обстановку. Так что пышногрудая блондинка, прислуживавшая гостям, могла не торопясь решить, кто же ей нравится больше — Уорик или Юстин. Оба заигрывали с ней и сыпали монеты ей за пазуху, а когда за несколько монет хозяин разрешил ей присесть за их столик, предложили ей огромную кружку эля. Девушку звали Молли. Она была грубоватой, но задушевной, по мнению Уорика, как раз такой, какой нужно.

Она без тени смущения сидела между двумя братьями, хихикала и сдувала пену со своего эля. Юстин нес какую-то чушь, Уорик между делом пытался выведать что-нибудь поважнее.

— Скажи-ка, подруга, как работящему парню с умелыми руками найти работу в этих краях?

— Ах, парни, держу пари, что руки у вас умелые и чуть что вы их пускаете в дело! — ответила она, заливаясь смехом. Юстин скорчил гримасу своему брату за спиной блондинки, а Клинтон прокашлялся.

Джек решил, что, наверное, они переборщили с элем.

— А если без шуток, подруга? Что это за поместье, про которое все вокруг говорят? Дворец Дуво, кажется?

— Да! Теперь там новый хозяин! По слухам, очень суровый.

— Расскажи. Девушка закудахтала.

— Ах, милый, это потрясающая история, — сказала она и икнула. — Старый герцог был прекрасным человеком, тихим и добрым. Но, как говорят, в тихом омуте черти водятся! Оказалось, что он вместе со своей дочкой покушался на жизнь нашего доброго Карла! Кто бы мог подумать! Она была просто красоткой, ни в сказке сказать, ни пером описать! — Молли энергично толкнула Уорика под ребро и подмигнула. — Из тех, что так нравятся нашему доброму королю! Так вот болтают, что эта девка сначала была вместе с отцом, а потом исчезла. А ее дядюшка с кузеном все захапали!

Молли поднесла кружку к губам и скорчила жалостливую гримасу.

— Кажется мне, все это не к добру! Я слышала, красотка вернулась и собирается выйти замуж за этого своего кузена. — Молли поежилась. — Чертовски красивый парень, но как посмотрит — кровь холодеет. А эта девушка, говорят, вроде ничего, хорошая, терпеливая и ласковая. А я вам скажу, парни, м«е жаль ее, вот что! Этот ее братец, похоже, из тех, которые бьют своих жен смертным боем!

Мужчины переглянулись, но Молли так увлеклась своим элем, что ничего не заметила. Она с улыбкой смотрела на Уорика.

— Если вас с души не воротит от таких людей, как Дуво, то там, я знаю, платят хорошо.

— В самом деле? А что ты скажешь, если, к примеру, такой парень, как я, захотел бы туда наняться?

Молли смотрела на него некоторое время в недоумении, а потом ее неожиданно озарило:

— А чего, старый кузнец у них как раз помер! Им, наверное, нужен человек! Если не боишься тяжелой работы, можешь завтра попытать счастья.

— Завтра? Когда? Где?

— Да в городе, на базаре.

— Большое тебе спасибо, Молли, — сказал Уорик; вставая.

— Эй-эй! Куда это ты собрался так быстро? — завопила Молли обиженно.

— Спать, я ведь завтра собираюсь стать рабочим человеком, дорогая! — сказал он и насмешливо взглянул на брата. — Но ты не волнуйся, подруга; к счастью, мой брат довольно ленивый парень и повсюду ищет одни удовольствия! Понимаешь, что я имею в виду? Он не даст тебя в обиду, Молли!

— Что значит, не даст в обиду? — опешил Юстин, но было поздно: Молли уже переключила на него все свое внимание, настойчиво шаря руками в складках его панталон.

Клинтон засмеялся и тоже встал из-за стола. Джек последовал его примеру. Юстин взвыл от отчаяния:

— Молли! Я обещал стать священником, правда!

— Такой красавчик, как ты? Нет! Не может быть!

— Так и есть, Молли, увы! Я хотел разгуляться напоследок, но чувствую, что моя душа отправляется в ад. Ой! Больно! — С величайшей поспешностью Юстин вскочил со скамьи, блеснул на прощание улыбкой, бросил на стол монету и со всех ног побежал за уже покидавшими таверну товарищами.

— Священник, говоришь? — обернулся Клинтон со смехом, завидев догоняющего их Юстина.

— Ай, больно! Больно! — пошутил Джек.

Юстин скорчил гримасу и бросил на Уорика обиженный взгляд.

— Она вовсе не в моем вкусе! — пробурчал он брату. — Если ты цепляешь девушек, сам с ними и разбирайся. Меня почти изувечили! У нее пальцы как клешни!

Никто не отнесся к его жалобам слишком серьезно, а Уорик разразился громким хохотом. Они отошли уже довольно далеко от таверны, когда Клинтон неожиданно остановился и серьезно посмотрел на Уорика.

— Скорее, это я должен наняться кузнецом. Я провел половину жизни около лошадей.

— А я разве нет, кузен? — Уорик предупреждающе приподнял бровь.

Клинтон отрицательно махнул рукой.

— Ты всю жизнь управлял поместьем или служил королю. Я единственный из вас, кто знает лошадей.

Уорик покачал головой.

— Я знаю их достаточно. И я должен быть там.

— По-моему, лорд Четхэм, — заметил Джек, — из нас изо всех именно вам не нужно там быть.

— Ах, черт вас побери! — выругался Уорик. — У меня достаточно здравого смысла, и я должен ее увидеть. Она моя жена.

Юстин подхватил Клинтона под локоть.

— В самом деле, я с удовольствием погляжу на нашего лорда в роли кузнеца. Боюсь, ему придется как следует попотеть, если дело выгорит.

— Да, представляю себе, — согласился Клинтон. Джек весело захихикал.

— Юстин…

— Всего одно замечание, брат, ничего больше! — сказал Юстин весело и задумчиво потер подбородок. — Видишь ли, ты слишком чистый для кузнеца. Что скажешь, Клинтон?

— Да, невероятно чистый.

— Нам потребуется изрядное количество грязи.

— Да, но сейчас нигде нет грязи, мои дорогие, так что вам лучше забыть об этом! — заявил Уорик.

Клинтон принял озабоченный вид.

— Уорик, тебе же хуже, если ты появишься в столь изысканном виде. Ты просто вызовешь подозрения у Вильяма Дуво. Я помню, у входа в таверну было очень грязно! Не помешает и черная полоска под ногтями.

— Грязь и трудовые мозоли! Вот что нам нужно! Просто восхитительно! — воскликнул Юстин.

Уорик посмотрел на свои руки.

— Здесь до черта мозолей! — сказал он.

— Ладно, — согласился Клинтон, — спасибо и на этом! Хотя они не в тех местах, где обычно бывают, когда имеешь дело с подковами.

Уорик пожал плечами.

— Ну что ж, ведите меня к этой грязи. Юстин, все равно тебе не придется долго наслаждаться моим видом. Ты вместе с Клинтоном поедешь обратно в Лондон.

— Куда? — спросил Юстин.

Клинтон, уже знакомый с планом Уорика, кивнул и объяснил Юстину:

— Мы должны выяснить подробности покушения на короля. Наверняка кто-нибудь что-нибудь видел в тот день.

— Но только не останавливайтесь во дворце, а снимите комнаты где-нибудь поблизости, — посоветовал Уорик. — Думаю, вам стоит присмотреться к простому народу. Послушать болтовню и сплетни в тавернах.

— А что с Джеком? — спросил Юстин.

— Джек останется здесь, на случай, если он мне понадобится. Порасспрашивает пока людей.

— И кроме того, — добавил Джек, и на его лице хитроумного гнома появилась улыбка, — мне очень понравилась Молли!

Подойдя к таверне, братья рассмеялись, засучили рукава и набрали полные горсти грязи. Юстин проявил недюжинный талант, превращая своего брата из графа в кузнеца. Они хорошо потрудились. Перед ними стоял на редкость грязный человек. Его задачей было не показывать, что больше всего на свете он желает вымыться и тем более что ежедневное купание вошло у него в привычку.

Когда смех улегся, Юстин встревоженно спросил брата:

— Откуда ты знаешь, что тебя возьмут на эту замечательную должность? Наверняка множество работящих кузнецов в городе захотят получить место у Дуво.

— А я и не собираюсь в город. Завтра утром я заявлюсь прямо во дворец. — Он задумался. — Я больше не могу ждать и быть вдалеке от Ондайн. Я должен хотя бы увидеть ее и убедиться, что она жива и здорова!

На следующий день за обедом Ондайн чувствовала себя гораздо увереннее. Все утро она провела вместе с Раулем, скача по заснеженному поместью. Он был сдержан с ней, и Ондайн осталась довольна прогулкой. Они болтали об отвлеченных вещах: о лондонском театре, об опере и вообще об искусстве. Рауль, знаток и поклонник великих художников, был хорошо начитан и имел необыкновенный нюх на таланты и шедевры.

Ондайн старалась выглядеть очаровательной и милой, поскольку поняла, что Рауль — единственная ее надежда на спасение, если обстоятельства будут складываться не в ее пользу.

А ведь она беременна! Пока что Ондайн не решала проблем, а лишь добавляла новые к уже имеющимся. И тем не менее она чувствовала, что обожает будущего ребенка и страстно желает выразить ему всю свою любовь, которую никогда уже не сможет дать его отцу. Наверное, это будет резвый мальчик с удивительными золотистыми глазами, как у Уорика, или чудесная девочка со светлыми кудрями, послушная и прелестная…

Даже в глубине души она не смела думать о графе Четхэме. Захотел бы он ее возвращения ради того, чтобы получить законного наследника? Позволил бы ей жить здесь ради того, чтобы вывести на чистую воду пару негодяев? Скорее всего нет. Он ведь такой властный человек! Она представила себе гнев Уорика, если он узнает, что она посмела сбежать, нося под сердцем его будущего наследника. Конечно, он простил ей украденные золотые монеты, тем более что она их заработала, но свою плоть и кровь, своего ребенка…

— Тебе нехорошо, Ондайн?

— Что? Нет! — запнулась она, переводя взгляд с кузена на дядю.

— Ты совсем ничего не ешь, — заметил Вильям.

— Наверное, это из-за бессонной ночи, — пробормотала она, пробуя кусок мяса, и поблагодарила: — Спасибо, дядя, очень вкусно.

Вильям одобрительно потрепал ее по руке.

— Как вы очаровательны, когда захотите, моя дорогая.

— Да, я так хочу, дядя, — сказала она тихо.

— М-м-м, возможно, — промычал он с сомнением в(голосе.

Ондайн с улыбкой посмотрела на Рауля. Тот, кажется, не сомневался.

— Как ты находишь нового кузнеца? — спросил Вильям сына. Рауль подумал, его рука с вилкой застыла в воздухе на полпути ко рту.

— Недурен. Но кажется, довольно дерзкий, не правда ли?

— Кузнецы не бывают слабовольными, — заметил, пожав плечами, Вильям и вернулся к еде. — Он довольно угрюмый, но север приучает к некоторой суровости. Зато он очень сильный, с такими плечами только и работать в кузнице. Но мы еще посмотрим, как у него пойдет дело.

Вильям взглянул на Ондайн, но она этого не заметила. Сегодня дичь казалась ей нежной и вкусной, а она просто умирала от голода. Тошнота чудесным образом оставила ее, и она относилась к этому, как к подарку судьбы.

— Сегодня вы поиграете нам на клавикордах? — спросил Рауль.

— Я… — Конечно, ей хотелось сбежать пораньше, но нужно было добиться доверия Рауля. Кроме того, игра на клавикордах не такой уж тяжкий труд. — Разумеется, если вы хотите, Рауль.

Обед закончился. Они вошли в бальный зал в левом крыле дома — прекрасную просторную комнату с хорошей акустикой, но довольно прохладную. Даже ярко пылающий камин не прогревал ее как следует. Ондайн играла мелодию за мелодией, то пристукивая ногой, то подпевая, находя в игре определенное удовольствие и для себя самой. Вильям сидел в большом кресле, потягивая бренди, тихий и умиротворенный, считая, что ведет себя как истинный джентльмен.

Рауль с бокалом портвейна стоял, прислонившись к клавикордам, и смотрел на нее.

Наконец Вильям остановил Ондайн, сказав, что в зале становится слишком холодно, и, взяв ее под руку, вывел на лестницу. Здесь он перепоручил ее Раулю.

Рауль с великим почтением поцеловал руку Ондайн, и она, пряча отвращение, приторно улыбнулась ему и сказала, что будет рада увидеться с ним завтра.

Ах, как славно захлопнуть за ним дверь! Она с облегчением вздохнула. Неожиданно до нее донеслись приглушенные голоса. Отец и сын о чем-то спорили при выходе из галереи. Ондайн прижалась ухом к двери и, затаив дыхание, стала слушать.

— Говорю тебе, это нужно сделать немедленно!

— Отец! Но она, кажется, начала мне доверять и находить удовольствие в моем обществе! Если ты теперь сделаешь это…

— Ты хочешь заполучить в жены шлюху? Рауль горько засмеялся:

— Если она в самом деле шлюха, отец, тем лучше: она сможет мне угодить и в постели. Девственница или шлюха, она герцогиня! И ее поведение нисколько не влияет на этот факт.

— Ладно, но я бы хотел знать это поточнее! — упрямо повторил Вильям. — Если она путалась с другими мужчинами — неизвестно, какого сорта! — я не позволю ей разгуливать по дворцу, изображая из себя святую невинность! Я настаиваю, чтобы ты немедленно послал за врачом и так или иначе выяснил это.

— Отец! Но ведь жениться на ней собираюсь я!

— Тогда, если хочешь, узнай что-нибудь от нее. Иначе я сделаю это сам. Даю тебе пару дней сроку. Все!

Рауль что-то ответил. Ондайн не разобрала; мужчины удалились. Встревоженная, она вошла в комнату, постукивая пальцем по подбородку. Что же ей теперь делать?

Рауль, единственная ее надежда. Может, броситься к его ногам с мольбой, чтобы он убедил отца оставить се в покое?

Снаружи послышался какой-то звук. Сдвинув брови, Ондайн подошла к балкону и обнаружила, что балконные двери прикрыты неплотно. Она вышла на балкон, выглянула наружу и испугалась, увидев внизу высокого и мускулистого незнакомого человека, который стоял, прислонившись к дубу. Она вгляделась повнимательнее, но мужчина постоял и исчез.

В волнении Ондайн закрыла дверь, поежившись от вечернего холода. Ах, неужели это ее судьба и какой-нибудь алчный вор придет и убьет ее во сне!

Чувствуя страшную усталость, девушка решила поскорее отправиться в постель. Завтра утром она собиралась снова проникнуть в кабинет дяди, пока он разбирает судебные дела в своей конторе. Конечно, это опасно, и ей придется соблюдать крайнюю осторожность. Она не может позволить себе и малейшей оплошности.

Но, даже лежа в постели под теплым одеялом, Ондайн не переставала дрожать от страха. Ее не так пугала мысль о незнакомце, разгуливавшем под ее окном, или о дяде, который может застать ее у себя в кабинете. Больше всего она боялась, что Уорик узнает, что она, беременная, сбежала от него!

— О Боже! — шептала Ондайн, стараясь побороть растущее внутри беспокойство. Об этом она подумает позже. Ей предстоит проникнуть в комнату дяди и сочинить какую-нибудь историю для Рауля. «Думай, думай! — подгоняла она себя. — Сохраняй спокойствие! Уорик за тридевять земель… Он — часть совсем другой жизни».

Прошло несколько дней. Ондайн научилась ладить с Бертой. По утрам служанка входила с чашкой чая, зная уже, что ее госпожа любит читать, прихлебывая чай. Она выбирала для Ондайн платье, помогала ей одеваться, умело укладывала волосы и удалялась. Ондайн спускалась по лестнице, встречалась с дядей и Раулем за завтраком, а потом отправлялась бродить по дворцу, пока они обсуждали разные дела. Девушка делала вид, что ей совершенно безразличны их разговоры, опасаясь, как бы они не подумали, что после свадьбы она рассчитывает сама управлять своими владениями!

Однажды утром Ондайн охотно приняла предложение Рауля встретиться около конюшни через час. Когда мужчины, по обыкновению, удалились в кабинет дяди, она сделала вид, что возвращается к себе, но вместо этого прошла мимо своей комнаты и вошла в дядину.

Она невольно остановилась; это были комнаты ее отца и матери. Отцовский стол, его портрет кисти Ван Дейка, огромная, на ножках в виде лап, итальянская постель… Все здесь принадлежало ее отцу, и все присвоил этот ужасный… негодяй!

Но Ондайн не могла долго предаваться отчаянию и горю. Тяжело вздохнув, она прошла через комнату, напоминая себе, что должна действовать осторожно.

Но и на этот раз ее поиски не увенчались успехом. Перерыв все, что только было можно, Ондайн не нашла интересующих ее бумаг. Она почувствовала, что готова разрыдаться.

Снизу донесся бой часов. Все, ее время истекло. Она решила, что при первой же возможности еще раз проникнет в кабинет, а сейчас ей надо возвращаться.

Она слегка приоткрыла дверь и, посмотрев, нет ли слуг на галерее, выскользнула наружу. Не успела она сделать и нескольких шагов, как на лестнице, раздувая щеки, появилась Берта:

— Где вы были, герцогиня? Я битый час стучалась к вам! Ондайн притворно зевнула:

— Неужели? Наверное, я спала. Странно, что вы не вошли без моего позволения.

Берта опустила глаза.

— Но я уважаю ваш покой, мадам!

«Ах, как бы не так!» — сказала про себя Ондайн, но радостно подумала, что, должно быть, это Рауль приказал не беспокоить се во время отдыха.

Она лучезарно улыбнулась.

— Берта, не принесешь ли ты мое манто? То, что из лисицы. Я встречаюсь с Раулем в саду и боюсь замерзнуть.

Подозрительно посмотрев на девушку, Берта неохотно отправилась исполнять приказание. Ондайн, не переставая улыбаться, подождала, пока женщина вернется и набросит на нес меховой плащ, затем помахала рукой, отпуская ее.

— Спасибо, Берта! И пожалуйста, поддерживай все время огонь в камине. Я не люблю принимать ванну в холодной комнате!

Конюшня стояла недалеко от дома, но Ондайн успел пробрать холод. Она прижимала серебристый мех к горлу. Под ногами похрустывал снег.

Рауль расхаживал снаружи в нетерпеливом ожидании. Едва она приблизилась, он схватил обе ее руки и жадно поцеловал их, но тут же нахмурился:

— Ты одета не для верховой прогулки.

— Я подумала, что сегодня слишком холодно, — сказала она. — Рауль, мне нужно поговорить с тобой.

— Пойдем обратно в дом.

— Пойдем.

— Да, очень холодно, — согласился он, но, подумав, сказал: — Вон там, за кузницей, можно укрыться от ветра. И жар от горна будет нас согревать.

— Отлично, — одобрила Ондайн.

Они направились от конюшни к соседнему домику. Позади дома был навес, а под ним даже стояла скамейка, где кузнец мог присесть — подальше от жара — и отдохнуть после тяжелого труда. Из открытого горна их окатывали волны благодатного жара.

Ондайн чувствовала растерянность. Но она уже начала этот разговор и теперь должна его закончить, и закончить хорошо. Она не смела поддаться слабости!

— Рауль… — прошептала она с болью в голосе, беря его руку и нежно проводя пальцем по тонким голубым венам. — Ах, Рауль…

— Что случилось? — Он посмотрел ей в глаза и увидел в них неподдельное горе. Тогда он взял ее руки в свои, сжал их и страстно воскликнул: — Ондайн… Я угрожал тебе только потому, что был вынужден! Но я люблю тебя, моя красавица! Я буду твоим мужем. Если ты в затруднении, скажи мне!

— Рауль! — вздохнула она, и в глазах у нее блеснули слезы. — Если твой отец узнает…

— Забудь про отца! — с жаром сказал Рауль. — Ты будешь моей женой, и герцогом буду я, а не мой отец! Скажи, скажи мне все, и я встану на твою защиту!

— Если бы ты мог! — прошептала Ондайн. Слова лились сами собой. Она прекрасно играла свою роль, и сознание этого придавало ей еще большую уверенность.

— Ондайн, ты веришь мне? — Голос Рауля дрожал. Ондайн шагнула к нему и грациозно опустилась на колени у его ног, отбрасывая капюшон и глядя ему в лицо.

— Да, Рауль, конечно! Даже не знаю, почему я тогда убежала! Хотя мне нужно поближе узнать тебя… Но теперь я уверена, что мы могли бы быть счастливы… вместе.

— Конечно! Встань, Ондайн, иди ко мне!

Он хотел поднять ее и прижать к себе. Но Ондайн осталась стоять на коленях и таким образом сумела избежать его омерзительного поцелуя.

— Что значит «могли бы быть»? Нет ничего на свете, что бы помешало мне!

— Если бы так, Рауль! — безнадежно отмахнулась она. — Я солгала тебе, боюсь теперь не за свою жизнь, а за бессмертие своей души!

— Что за чушь?

— Я боюсь! Рауль, когда я сбежала из дому, то спряталась в лесу. Там я встретила человека, который помог мне, и я вышла за него замуж. По крайней мере я думала, наши отношения будут законными. Но потом я оставила его, потому что он был просто грубый, неотесанный мужлан. Но если он еще жив, Рауль, наша свадьба невозможна. Его нужно найти живым или мертвым… и аннулировать документы о нашем браке. Ты должен отыскать его, Рауль.

Рауль рассвирепел и закричал:

— Так, значит, ты вовсе не девственница! Но мне ты отказываешь…

— Нет! — закричала она в самом патетическом тоне. — Я не тебе отказываю. Рауль, ты ведь и сам знаешь, что это не так! Пожалуйста, Рауль, найди его!

Она закусила губу, и опять в ее глазах заблестели слезы.

— Рауль! — прошептала она прерывающимся голосом. — Твой отец хочет позвать врача. Это разлучит нас навеки! И я больше никогда не смогу любить тебя!

— Люби меня сейчас!

— Да-да, конечно! Но моя душа, Рауль!

— К черту твою душу!

— Ах, я готова отдать свою жизнь ради вечного спасения!

— О Боже! — воскликнул Рауль, ломая руки.

Они не замечали напряженного и гневного лица мужчины, который держался в стороне и глядел на них через открытую дверь кузницы. Его челюсти были стиснуты, глаза горели ненавистью.

«Спокойно! Спокойно! Держи себя в руках, Уорик!» Он едва удерживался, чтобы не броситься между ними, не оттолкнуть ее от Рауля и не убить его одним ударом своего огромного молота.

«Спокойно! Господи, помоги! Еще немного терпения!» — уговаривал он себя.

И ему хватило терпения. Он стоял неподвижно, глядя на Рауля и красавицу в роскошном манто. Огонь и лед. Он перевел дыхание, разжал пальцы на рукояти своего молота, повернулся к ним спиной и стал любоваться падающим снегом. Развязка впереди, и она будет в его пользу.

Теперь уже Рауль стоял на коленях перед Ондайн.

— Клянусь, я найду этого человека! Клянусь, что мой отец не тронет тебя! Только молчи и доверься мне.

— Как скажешь, Рауль.

Улыбаясь, она погладила его по затылку и поежилась, как будто замерзла. Рауль решил, что пора возвращаться в дом, и рука об руку они побрели по снегу.

Ондайн ликовала, что день прошел как нельзя лучше. Она позвала Берту пораньше, чтобы та помогла ей вымыть волосы и высушить их перед огнем. Сегодня Берта выбрала нарядное платье с очень глубоким декольте, но Ондайн оделась безропотно.

Теперь было бы разумно поддерживать в Рауле страсть. Ондайн на какой-то момент стало его даже жалко: таким слабым и беспомощным выглядел он перед ней! Но он был беспомощен и перед отцом. Это следовало помнить прежде всего…

Что может быть проще: спуститься к обеду, мило улыбаться в ответ на их замечания, с удовольствием наслаждаться едой, даже ловить через стол взгляды Рауля, вспыхивать и стыдливо опускать глаза, чтобы потом опять как бы невзначай встретиться с его глазами.

Даже Вильям казался миролюбивым в этот вечер, обрадованный неожиданно воскресшей между молодыми людьми дружбой. Она играла на клавикордах, пила с ними бренди в кабинете и шаловливо подставила Раулю щеку для поцелуя, когда собралась подняться к себе.

Дядя остановил ее вечером, схватив за руку, прежде чем она скрылась в своей комнате.

— Герцогиня, даже я готов поклясться, что вы в самом деле изменились.

Ондайн изобразила искреннее удивление:

— Ах, дядя! Что же, по-вашему, мне остается делать? Просто я поняла, что жизнь только такая, какой мы ее сами сделаем! Кем бы я стала без вашей протекции?

— Вы действительно так думаете?

— Конечно, сэр!

Он кивнул, правда, не до конца уверенный, но довольный ее поведением, по крайней мере в этот момент.

Ондайн улыбнулась, небрежно высвободила руку и вошла к себе в комнату.

Закрыв за собой дверь и задвинув щеколду, она вздохнула с облегчением и прошла через гостиную, на ходу расшнуровывая платье. Все шло хорошо; ей больше не нужно сражаться с дядей, за нее это сделает Рауль. Завтра утром она еще раз как следует обыщет стол Вильяма.

Девушка начала насвистывать незатейливый мотивчик, вбежала в спальню и сбросила платье. В одной рубашке она томно растянулась на постели, окончательно поверив, что только ее собственные силы и воля помогут ей победить.

— Добрый вечер! — раздались слова, которые в одну секунду разрушили ее веселье.

Ошеломленная, Ондайн широко открыла глаза и увидела одетого во все черное мужчину с черным от копоти лицом, который небрежно сидел на ее туалетном столике, покачивая ногой.

Она открыла рот, набрав в легкие воздуху, но крика так и не получилось. Мужчина быстро поднялся, закрыл ладонью ее рот и сильно прижал к мускулистой груди онемевшую Ондайн.

— Не кричите, миледи, «висельная» невеста, графиня! Теперь уже даже герцогиня! Тс-с! Ай-ай-ай! Как нехорошо! Но все-таки не кричите. Это всего лишь я… грубый, неотесанный мужлан, за которого вы так необдуманно вышли замуж!

Глава 26

— Уорик! — выдохнула она его имя, как только он позволил ей это сделать. Все вокруг закружилось.

— Он самый, миледи.

Ее одолевали настолько противоречивые чувства, что она с трудом могла в них разобраться: удивление, что это действительно Уорик; радость, что он рядом и снова держит ее в объятиях; ужас и тревога, что если кто-нибудь из слуг обнаружит мужчину в девичьей спальне, то убьет его в считанные секунды и будет оправдан.

И конечно, любовь! Потом снова страх, потому что он как будто сердился на нее. Его странный вид сбивал Ондайн с толку. Что происходит?

— Новый кузнец! — догадалась она вдруг.

— Совершенно верно. К вашим услугам, мадам!

Комната все еще кружилась у нее перед глазами! Ондайн никак не могла с этим справиться и боялась упасть в обморок. Но потом подумала, что обморок безотказно действует на мужчин и сейчас был бы вполне кстати.

Она закатила глаза, вздохнула, как бы теряя последние силы, и обвисла всем телом у него на руках. .

Уорик осторожно опустил ее на пол, но никаких нежностей за этим не последовало. Сквозь ресницы она увидела, как он присел рядом с ней, опершись рукой о колено.

. — Не трудитесь, Ондайн. Я ведь вам не Рауль, миледи, вспомните, я обыкновенный грубый мужлан.

— Идите вы к черту! — огрызнулась она.

Уорик засмеялся, но его глаза — единственное, что можно было разглядеть на его лице, — оставались очень серьезными. Его измазанные сажей щеки заросли щетиной, и весь он был покрыт грязью, черной угольной пылью и копотью от кузнечного горна.

— Какой вы грязный, — пробормотала она.

— Увы, но теперь круг замкнулся, и мы, кажется, квиты.

Он смотрел на нее сверху вниз. Распростертая на полу, она осознала неловкость своего положения и попыталась сесть, но он удержал ее.

— Что вы здесь делаете?

— Думаю, нетрудно догадаться. Я пришел за вами.

— Но… — возразила она, боясь впасть в истерику.

— Хотя вы и лгунья, моя дорогая герцогиня, но все-таки пока еще моя жена.

— Больше вас это не должно волновать.

— Напротив, меня очень даже волнует. Подумайте лучше, моя любовь, о своей бессмертной душе! — рассмеялся он.

— Убирайтесь, пожалуйста, отсюда и поскорее! И вообще как вы здесь оказались?

— Через балкон… И какое-то время мне придется приходить к вам именно этой дорогой.

— Разве вы не понимаете? Они же убьют вас. Он пожал плечами.

— Неужели это вас огорчит?

— Конечно! Вы спасли мне жизнь, и я не хочу подвергать опасности вашу!

— Ах, как трогательно! А что же мне сделать, чтобы заслужить вашу любовь? Может быть, я должен стать Раулем, чтобы вы бросились передо мной на колени!

Она сжала зубы.

— Рауль просто…

— Интересно, он тоже принадлежит к числу ваших мужчин?

— Моих мужчин?

— Ну конечно. Рауль, Юстин… Клинтон туда же. Джек! Хардгрейв… Король! Кто еще, моя дорогая?

— Не будете ли вы любезны уйти? Из вас получился очень глупый кузнец!

— Еще бы, я не из тех, кого легко дурачить, не так ли?

— Уорик! — Она понизила голос и прошептала более настойчиво: — Ради Бога, вы не отдаете себе отчета… Они убьют вас!

— Леди, хотел бы я посмотреть, как с этой задачей справится ваш дядя или этот слезливый Рауль. Я бы с удовольствием пронзил мечом их обоих или даже просто сломал им шеи! — Он задумчиво посмотрел на свои руки. — И мне обидно за эти прекрасные руки кузнеца. В них достаточно силы, чтобы справляться и с инструментами, и, когда потребуется, с врагами, и даже с непослушными женами.

— Между нами все кончено, лорд Четхэм, — прошипела она, стараясь поскорее от него избавиться, потому что, похоже, он действительно не осознавал опасности и даже не старался говорить тише. — Вы женились на мне, чтобы выяснить, что случилось с… с Женевьевой. Теперь вам это известно. Вы обещали мне свободу…

— Но вы же не стали дожидаться, пока я отпущу вас на свободу, миледи?

— Я… не могла! — пробормотала Ондайн, отводя в сторону глаза. — Наверное, теперь вы уже знаете, что мне нельзя было уезжать из страны!

Он лихорадочно соображал, как заставить ее слушать. Как сказать, что в тот день, когда она чуть не рассталась с жизнью, она стала ему необыкновенно близка… Как заставить ее вернуться и полюбить его?!

— Это глупое оправдание! — сказал он.

— Глупое?! — возмутилась Ондайн. — Четхэм, вы что, слепой? Этот дом и земли принадлежат мне по праву! Но даже не в этом дело! Черт побери, как вы…

— Я разговаривал с королем.

— Значит, вы знаете, — прошептала она, — что меня до сих пор подозревают в предательстве и я легко могу лишиться головы?!

— Нет, я знаю, что вы сбежали от ужаса и по неопытности, не понимая, чем еще более усугубили свое положение. Карл никогда бы не послал вас на казнь, не разобравшись…

Она прервала его тихим стоном:

— Уорик, даже самые верные отцу люди поверили в эту клевету.

— Карл помилует вас. Она покачала головой:

— Возможно, но меня обвинят по закону. Я никогда не избавлюсь от подозрений и насмешек, и история не простит моему отцу злодеяние, которое он не совершал!

Уорик тяжело вздохнул, и она попыталась угадать, о чем он думает в этот момент.

— Ондайн, — сказал он наконец, — когда мы встретились, вы готовились умереть на виселице. Гордость — не такая вещь, за которую стоит умирать! Почему вы не сказали, кто вы на самом деле?

— Чтобы сменить виселицу на топор палача?

— Но сейчас все в прошлом. Вы разговаривали с Карлом. Вы знаете, что он уверен в вашей невиновности.

Ондайн пожала плечами:

— Карл не может ее доказать. Только я могу сделать это. Уорик поднялся и медленно прошелся по комнате. Ондайн наблюдала за ним. Наконец он опять подошел к ней, опустился рядом на корточки и твердо проговорил:

— Вы же понимаете, что я могу прийти сюда с представителями закона — с целой королевской армией, если хотите, — и потребовать вашего возвращения, потому что вы моя жена, герцогиня. Я могу заявить на вас свои права и сам уладить эту историю. Слезы навернулись у нее на глаза.

— Но у меня ведь еще есть время! — взмолилась Ондайн тихо, не зная, заботится он о ней от любви или просто потому, что не может позволить никому действовать помимо его воли и против его желания. — Пожалуйста, Уорик! У меня осталось меньше месяца, прежде чем меня принудят к… э-э-э…

— Это называется двоемужием, моя любовь. Она нервно облизнула губы и покачала головой.

— Я никогда всерьез не думала об этом…

— Ах, дорогая герцогиня! Но зато как убедительно и прекрасно вы играли сегодня! Вам повезло, мадам, что я не досмотрел ваше представление до конца.

— Уорик! Я должна найти эти подложные улики! Тогда я смогу использовать их как доказательство против них самих!

— Но я не могу ждать целый месяц, сударыня. Ее сердце учащенно забилось.

— Значит, вы уйдете? Вы не будете вмешиваться?

— Да нет уж, я буду вмешиваться, как бы вы ни старались избавиться от меня. Мне все это очень не нравится, слишком это бесшабашно и опасно. Так что я не уйду и буду сторожить вас день и ночь, моя любовь. И я вам даю, чтобы управиться, не месяц, а только две недели.

— Две недели!

— Чем ближе ваша «свадьба», тем опаснее здесь находиться. И кроме того, советую вам, миледи, впредь следить за своим поведением и не выводить меня из терпения.

Она возмущенно тряхнула головой, отчего ее волосы заструились по спине, как огненный поток, и сапфировые глаза ослепительно блеснули.

— Сэр, кажется, вы успели заметить, что я не простолюдинка. Я — герцогиня Рочестерская, Уорик, и не позволю вам обращаться со мной как….

— Моя госпожа, я не дам за вас и ломаного гроша, если даже в ваших жилах течет кровь и полусотни королей! И вы будете слушать меня, потому что вы Четхэм и я намерен уберечь вас от опасности. И еще потому — уверяю вас! — что не собираюсь терпеть, чтобы кто-нибудь домогался моей жены. Надеюсь, теперь мы пришли к общему пониманию, как вы думаете?

Она потупилась, стиснула зубы, но утвердительно кивнула.

— Послушайте, Уорик, сейчас не я, а вы находитесь в опасности!

— Тс-с! — сказал он вдруг и посмотрел на наружную дверь. В холле послышались чьи-то шаги. С минуту они молчали, потом Уорик с облегчением вздохнул. Шаги удалились.

— Пожалуйста! — прошептала она. — Уходи!

Он покачал головой. В его глазах появилось выражение, от которого ее сердце забилось, и вся она задрожала от возбуждения… Но осуществление ее сладостной мечты невозможно.

— Уорик…

— Сегодня ночью я никуда не уйду.

Господи, как это опасно! Он, кажется, совсем сошел с ума! Она ужасно встревожилась, поняв его намерения.

— Нет, Уорик…

— Но ты моя жена.

— Только не здесь и не сейчас. Я не могу…

— Какая разница, где и когда, моя любовь.

— Но ты весь в саже!

— Извини!

— Уорик…

Ее возражения растаяли в воздухе, время для слов кончилось. Он положил руки ей на плечи, притянул к себе и коснулся губами ее губ. От этого сладостного и живого ощущения она сначала ослабела, а потом почувствовала, как будто с головой погрузилась в океан счастья и радости, от которых трепетало ее сердце.

Этот влажный поцелуй был нежным и страстным, неторопливым и изысканным. Уорик оторвался от нее и посмотрел ей в глаза, загадочно улыбаясь. Его голос слегка охрип.

— Так, значит, ты все же рада видеть меня?

Она покачала головой и в смущении опустила ресницы.

— Тогда иди ко мне.

Она подняла на него удивленные глаза и прошептала:

— Уорик, но я не могу! Ты ведь весь в саже…

— Не обращай внимания, зато у меня чистая душа. Она снова покачала головой и совсем смутилась:

— Ты не понимаешь! Они же следят за мной во все глаза! Берта будет перебирать мои веши, заметит и расскажет дяде про…

— Про что?

— Про грязь на простыне! Он громко расхохотался:

— Это поправимо, моя любовь.

Он сдернул с кресла свой широкий плащ из грубой серой шерсти с подкладкой из мягкого льна. Уорик не носил его в кузнице, и плащ был чистым. Четхэм бросил его на постель и полностью накрыл тонкую простыню.

— Иди ко мне, — прошептал он и потянулся к ее рукам.

— Подожди! — тихо возразила Ондайн.

— А теперь еще что? — раздраженно спросил он, с трудом переводя прерывающееся дыхание и еле сдерживаясь от нетерпения.

— Моя рубашка… Твоя одежда вымажет ее!

Он выругался, сел на край кровати и стал стаскивать с себя ботинки, грубые рабочие штаны, рубашку, толстые шерстяные носки. Ондайн стояла и с каким-то удовлетворением и спокойствием смотрела на то, как он раздевается. Он сбрасывал с себя одежду непринужденно и совершенно без смущения, как будто считал Ондайн частью себя самого. Но теперь и он был частью ее собственной жизни! Покрытый сажей и высокомерный, он все равно восхищал ее: совершенные линии его тела пленяли глаз, рождая желание прикоснуться к нему. Ондайн любовалась его широкими плечами и улыбкой, сверкавшей на смуглом лице. Она обожала крепкие бедра и икры, плоский живот, округлые мощные мускулы, пульсирующую жилку на шее…

Ондайн улыбнулась, подумав, что любит его всего, а при виде. налившегося от желания мужского достоинства ее улыбка стала еще удовлетвореннее от сознания того, что именно она — предмет его страсти, творец всей этой мужской красоты. Ослепленная этой красотой, она трепетала от ощущения, что скоро они коснутся друг друга…

— Почему вы улыбаетесь? Или, может быть, смеетесь, миледи? — обиженно сказал он, приближаясь к ней.

Ондайн тихо вскрикнула, уклоняясь от его объятий:

— Моя рубашка…

— Тогда сними ее. И поскорее, — сказал он почти ворчливым тоном. Она засмеялась, но поторопилась послушаться, по выражению его лица поняв, что его терпению приходит конец.

Она сняла рубашку и бросила ее на пол и в ту же секунду почувствовала себя в плену мускулистых рук. Какое восхитительное ощущение! Ее обнаженное тело стало его Телом. Она вся прижалась к нему, беззащитная и доверчивая, и удивленно улыбающаяся.

— Герцогиня, миледи, простушка… жена! Как ты смеешь смеяться надо мной! — шутливо погрозил он.

Ондайн с улыбкой покачала головой и сказала без всякого притворства:

— Я не смеюсь, а улыбаюсь, милорд. От счастья.

Она услышала его восторженное восклицание, напоминавшее счастливый победный клич, такой искренний, что она снова не сдержала улыбки. Теперь она поняла, что победа любви — обоюдная победа. В любви нет победителей и побежденных, ее можно лишь разделять. Как только она поддалась Уорику, подчинилась ему, она стала частью его самого, как и он — се частью.

Он на руках донес ее до постели. Его давно не бритый подбородок покалывал ее нежное тело, но она не замечала этого. Она забыла даже об опасности, которая скрывалась за дверью. От его прикосновений в ней закипала кровь, их сердца бились в такт магической песне соединения, звучавшей высоко-высоко среди серебристых волшебных облаков. И когда мелодия достигла кульминации, у Ондайн вырвался безумный крик любви. Уорик поспешно закрыл ей рот рукой, чтобы приглушить его.

Она открыла глаза и от стыда спрятала голову у него на груди. Страсть постепенно улеглась, и к ней вновь вернулся страх.

— Теперь уходи! — прошептала Ондайн.

Он нехотя отодвинулся от нее и уставился в потолок ничего не видящими глазами.

— Но мне так не хочется.

— Пожалуйста, Уорик, мы…

Он снова приблизился, сжал ее руки, горячо прижался губами к ее губам и, заглянув ей глубоко в глаза, сказал:

— Если я вдруг пойму, что оставаться здесь по какой-либо причине больше нельзя, ты придешь ко мне по первому моему требованию… Хорошо, лучше скажем, я прошу тебя прийти…

Она опустила взгляд, благодаря Бога, что пока он ничего не знает о ребенке, иначе он увез бы ее отсюда, несмотря ни на какое сопротивление.

— Хорошо, Уорик.

Он не отводил от нее взгляда. Ондайн с удивлением на него посмотрела.

— Я люблю вас, миледи.

— Ах, Уорик!

Она обняла его за шею и прижалась к нему в приливе радости. Ненастные облака над ними, казалось, рассеялись навсегда. Их жизнь заливал солнечный свет и овевал легкий освежающий ветерок.

— Будь ты служанка или леди, браконьерша или герцогиня, я люблю тебя, — добавил он нежно, крепко сжимая ее пальцы.

Она прошептала, что любит его, любит навеки… Приближался рассвет.

— Моя любовь… — с тоской произнес Уорик, понимая, что пора расставаться.

— Любовь моя… — повторила она отрешенно.

Он посмотрел на нее, и в его глазах вновь вспыхнул огонь желания.

— Жена моя, любовь моя! Я испытал величайшее блаженство, но умоляю тебя: не касайся ногами моих ног, не мучай мою плоть возбуждающей красотой розовых бутонов на нежных холмах, иначе я не смогу уйти, прежде чем снова не утолю свое желание.

— Ах! — вздохнула она, почувствовав, что его страсть обретает новую силу. — Иди же! — Она слегка оттолкнула его от себя.

Он улыбнулся, последний раз коснулся ее губ мимолетным поцелуем, с величайшей неохотой откатился от нее на край кровати и поднялся.

Ондайн отвернулась, не в силах смотреть, как он одевается; она тоже страдала от предстоящей разлуки.

Одевшись, Уорик посмотрел на нее. Нежная улыбка тронула его губы. Какой прекрасной была его жена, стройная, с совершенными формами, целомудренная и казавшаяся еще неотразимее на сумрачной коричневой ткани его плаща, который контрастировал с золотистым солнечным блеском ее роскошных волос.

— Ондайн! — прошептал он ласково. Она повернулась.

— Плащ… Я бы с радостью оставил его, но, боюсь, он может нас выдать…

Ондайн поднялась, сдернула плащ с постели и протянула ему. Он завернулся в него, и она опять бросилась к нему на шею. Они еще раз крепко обнялись, счастливые любовники, обретшие наслаждение и восторг, пусть даже и отравленный мучительной болью.

Наконец он оторвался от нее, радуясь, что она не смущается своей наготы в его присутствии, и страдая оттого, что ему надо уходить!

Вдруг его охватил страх за ее будущее — он вспомнил о Рауле и почти грубо взял ее за руку.

— Поосторожнее с Раулем, миледи! Следите за своим поведением. Если в моем присутствии вы окажетесь слишком близко друг от друга, мое терпение может лопнуть, и тогда все пропало!

— Я никогда…

— Я уже видел! Сегодня, миледи, оно чуть не лопнуло, а ваш так называемый жених чуть не отдал Богу душу под ударом моего молота!

Она вспыхнула.

— Хорошо, я буду осторожна.

— Любимая, я еще вернусь.

Он улыбнулся на прощание, поцеловал ее в лоб, открыл балконную дверь и исчез.

Ондайн с минуту смотрела в темноту, трогая пальцами губы, как будто удивляясь и не веря, что еще недавно их целовал Уорик.

Дрожа, она вернулась в спальню.

Да, он любил ее, любил по-настоящему! И за всем ужасом ее нынешнего положения проступало будущее: жизнь вместе с Уориком в любви и радости, достатке и счастье.

Но пока ее первой заботой было раскрытие гнусного преступления.

Она нервно обошла комнату и убедилась, что ничего не упустила, затем подошла к гардеробу, вытащила ночную рубашку, надела ее и легла обратно в постель.

Она никак не могла смириться с настоящим. Она вздыхала от переполнявших ее чувств, трогала место на постели, где только что лежал Уорик, и мечтала о дне, когда сможет ему сказать, что их любовь принесла плод и вскоре они станут родителями. Она думала о зарождавшейся внутри нее новой жизни и о том миге, когда они с Уориком встретят появление в этом мире их обожаемого малыша…

Все теперь казалось ей возможным. Она не ведала слабости и страха. Уорик опять был вместе с ней. И он любил ее.

Любил…

Проснувшись на следующее утро, Ондайн сияла от счастья и, когда Берта появилась с чаем, обняла ее и с сердечной заботой спросила о ее здоровье, совершенно забыв о том, что эта женщина причиняла ей одни неприятности. Ондайн с удовольствием выпила чай и только улыбнулась, когда Берта показала, какое выбрала для нее платье.

Само собой разумеется, служанка смотрела на нее с подозрением, но Ондайн не скрывала торжествующей улыбки, поскольку ничего обличающего Берта обнаружите не могла.

Внизу герцогиня поздоровалась с дядей и Раулем необычайно оживленно; теперь ей это ничего не стоило. Близость Уорика придавала ей смелости. Отныне она была уверена, что скоро покончит с этими двумя негодяями.

— Как спалось, моя дорогая? — спросил Вильям, обескураженный ее лучезарной улыбкой и сияющими глазами. Ондайн смотрела на Рауля так, как будто ей в самом деле не терпелось поскорее назвать его своим мужем.

— Прекрасно, дядя, спасибо. Никогда еще мне не было так уютно в моей постели! — сказала она и с удовольствием отломила свежеиспеченный хлеб.

Рауль рассмеялся, возбужденный ее появлением и уверенный, что из-за него так сияют ее глаза и что скоро она будет ему принадлежать.

— Тебе будет еще уютнее, когда ты станешь моей женой, — сказал он.

В другое время она бы рассмеялась ему в лицо, но сейчас опустила глаза, зарумянившись, чем явно доставила дяде удовольствие.

Так прошел завтрак. Ондайн не торопясь вышла из-за стола и попросила через некоторое время принести к себе в комнату еще чая, когда дядя сказал, что должен поработать в конторе, и попросил Рауля присоединиться к нему. Они удалились, и Ондайн, предприняв все необходимые меры предосторожности, скользнула вверх по лестнице в кабинет дяди.

Полная решимости, она целенаправленно побежала к столу, но опять ее постигло разочарование. Перерыв все бумаги и документы самым тщательным образом, она не нашла ничего.

Девушка сидела в полной растерянности и чувствовала, как в ней поднимается отчаяние, но вдруг насторожилась и наклонилась поближе к столу. Она заметила промокательную бумагу, на которой отпечатались какие-то буквы.

Ондайн присмотрелась внимательнее и задрожала от радостного возбуждения. Хотя нужных ей документов она не нашла, зато держала в руках неоспоримое доказательство их подделки. Бумага свидетельствовала, что кто-то практиковался в ее почерке! Учился копировать ее подпись. Но это же прекрасное доказательство!

Ах, как она мечтала схватить промокательную бумагу со стола и убежать! Она закусила губу и задумалась. Этого недостаточно! Она не могла убежать из дома только с этим! Ей нужны более убедительные доказательства. Если она убежит теперь с этой бумагой, то все серьезные улики будут уничтожены, прежде чем она сможет ею воспользоваться.

Ондайн осторожно вышла из комнаты и прошмыгнула в свою, где могла успокоиться и все обдумать. Но едва она закрыла за собой дверь, постучала Берта и тут же без предупреждения вошла.

— Я пришла прибраться, — сказала она недружелюбно. — Здесь какая-то грязь вокруг вашей постели!

— Неужели? — пробормотала Ондайн. — Возможно, это я принесла ее на ботинках со двора.

Берта пристально посмотрела на нее и сказала:

— Внизу вас ожидает Рауль.

— Правда? Спасибо.

Она была рада поскорее избавиться от испытующего взгляда Берты и сбежала вниз по лестнице навстречу Раулю. Он взял ее руку и щелкнул пальцами следовавшей сзади Берте:

— Принеси герцогине меховой плащ, Берта. Мы собираемся на прогулку.

Берта повиновалась. Ондайн закуталась в манто из серебристой лисы, великодушно позволив Раулю накинуть себе на голову капюшон.

Она смиренно взяла его под руку, но, когда поняла, что он направляется к скамейке возле кузнечного горна, потянула назад.

— Рауль, сегодня так холодно…

— Увы, моя дорогая, мы можем поговорить без посторонних ушей только на прогулке!

Если бы он знал, кто его здесь может подслушать! Ревность Уорика представляла реальную угрозу. И кроме того, теперь, когда она знала, что он следит за ними, ей гораздо тяжелее было играть свою роль.

Присев на скамью, Рауль страстно схватил руки Ондайн:

— Расскажи мне все об этом человеке… Его внешность, имя, название места, где ты с ним встретилась. Я быстро найду его!

— У него светлые волосы! — задумчиво сказала она. — Очень светлые, почти бесцветные, как лунная пыль. И голубые глаза Нордическая внешность, я бы сказала.

— А имя?

— Том.

— Кто он?

— Мельник. Ах да. Вернее, сын мельника. Он решил, что лучше грабить путников, чем возиться с мукой. Если его еще не повесили, он должен скрываться где-то в лесах неподалеку от Вестминстера.

— Я отыщу его! — поклялся Рауль. — Я отыщу его! И тогда, моя любовь, ничто не будет стоять между нами. Ондайн, поцелуй меня! Только один раз! Дотронься до моих губ, почувствуй страсть моего сердца! Дай мне коснуться тебя…

Вдруг дверь кузницы с треском распахнулась. Вышел Уорик, неся перед собой на листе железа красные горящие головни. Он бесстрастно посмотрел на обоих и ничего не сказал.

Рауль с ненавистью выругался сквозь зубы на неотесанных простолюдинов и крикнул:

— Что тебе здесь надо?

— Я кузнец, — тупо проговорил Уорик, глядя на остывающий уголь.

Ондайн подальше отошла от Рауля, заметив по блеску в глазах Уорика, что он накалился не хуже железа, которое собирался ковать.

— Рауль, я замерзла! — пожаловалась она.

Но внимание Рауля привлек отец, который нетерпеливо махал ему рукой со ступенек дома.

— Моя любовь, я сейчас вернусь.

Сдвинув брови, он погладил ее по щеке и мимо Уорика поспешил к дому навстречу отцу.

Не приближаясь к Ондайн, Уорик прошептал с угрозой, от которой она похолодела:

— Я же предупреждал тебя, моя любовь, вести себя осторожно!

— Я уже почти все сделала! — взволнованно сказала Ондайн, не спуская глаз с дома. — Я кое-что нашла…

Рауль стоял к кузнице спиной.

— Расскажешь сегодня ночью.

— Нет! Тебе больше нельзя ко мне приходить! — Ондайн покраснела. — Берта кое-что заподозрила!

— Тогда, любимая, постарайся развеять ее подозрения, потому что я все равно приду!

— Уорик! — воскликнула она, но дверь в кузницу уже закрылась. Ондайн подумала, что все-таки с кузеном ей сладить гораздо легче, чем с Уориком, и побежала навстречу Раулю по заснеженной лужайке. — Я так замерзла, мой дорогой кузен, встретимся за обедом!

Она направилась к дому, взбудораженная, но все-таки довольная. Вернувшись в свою комнату, она едва справилась с сердцебиением.

Вскоре появилась Берта с подносом с едой. Наступило время принимать ванну. Но в задумчивости Ондайн не замечала ни времени, ни Берты.

Однако Берта замечала все. Стоя наготове с полотенцем, она во все глаза рассматривала молодое тело герцогини, когда та погружалась в ванну.

И хотя Ондайн не давала Берте поводов для подозрений, служанка была полна ими и наконец пришла к удовлетворившему ее заключению.

Она убрала волосы Ондайн и оставила ее одну. Та вздохнула с облегчением и прошептала вслед служанке:

— Слава Богу, хоть эта ведьма больше не шпионит за мной!

Ондайн и не подозревала, что Берта направилась прямиком к Вильяму. Пока у нее не было дурных предчувствий. Она мечтала об Уорике, вспоминая ночь, которую они провели вместе, упиваясь красотой и любовью.

Все еще в мечтах, Ондайн пошла на обед. Рауль выказывал необычайную любезность. Вдохновленная незримым присутствием Уорика, она продолжала изображать преданность и покорность. Кроме того, она так радовалась своей утренней находке в комнате Вильяма, что не заметила ничего странного в поведении дяди а он сегодня был на редкость добродушен и очарователен!

— Ваш стакан, дорогая, пуст. Поухаживать за вами?

— Да, дядя, спасибо.

— Еще мяса? Дичи?

— Пожалуй, нет. Спасибо.

— Вы сегодня выглядите немного усталой! Вам не стоит играть для нас на клавикордах или томиться в нашем присутствии. Если хотите, идите в свою комнату и отдыхайте.

— Да, я немного устала.

Устала! Да ее просто переполняла радость. Все шло по ее плану…

Подставив Раулю лоб для поцелуя, герцогиня отправилась к себе в комнату, надела ночную рубашку и стала ждать. Ожидание сменилось нетерпением и тревогой. Она сбросила с себя рубашку, завернулась в серебристый мех лисицы и принялась ходить туда-сюда около балкона в ожидании и тревоге, тревоге и ожидании.

Пришла полночь, а вместе с ней и Уорик.

Она встретила его счастливым восклицанием и обняла за шею:

— Любимый! Я так счастлива видеть тебя, но как же мне страшно! Все это так опасно…

— Стоило прийти ради одного того, чтобы услышать это от тебя. Я постарался притащить не так много грязи.

— Мне все равно.

— Люби меня…

— Люблю.

Уорик крепко обнял ее, потерся подбородком о волосы, вдыхая их аромат. Его руки касались шелковистого лисьего меха, но се кожа под ним была еще шелковистее. Он подумал, что она стала еще прекраснее.

— Люби меня прямо сейчас…

— С радостью, Уорик…

— У тебя под манто ничего нет.

— Ничего… Только та, что любит вас так безумно, милорд! — ответила она.

Вместе с полночной темнотой пришло наслаждение, тихое перешептывание в слабом мерцании поленьев в очаге! Утолив страсть, они лежали рядом, тихие и умиротворенные. Он снова пенял на ее поведение с Раулем, она припомнила ему прошлое — леди Анну и ночные прогулки в Четхэме.

— Мне нужно было скакать верхом, иначе я бы сошел с ума! — клялся он. — Теперь ты и сама понимаешь, что я не смел любить тебя.

— Значит, у тебя не было другой женщины?

— Нет, — сказал он. — С того самого дня, когда я увидел тебя.

— Ах, Уорик! — Она страстно поцеловала его, прижимаясь к нему всем телом, наслаждаясь янтарным блеском в его глазах, спокойным выражением его лица. — А как же Анна?

Он пожал плечами.

— Анна — это просто… так. Ондайн, я никогда не обманывал Женевьеву. Она была милая и нежная, но все-таки я не любил ее так, как люблю тебя.

— Ах, Уорик! — повторила она и еще раз поцеловала его.

— Что же касается Рауля… — глухо проговорил он.

— Уорик! — перебила его Ондайн, вспомнив о своем посещении кабинета дяди. — Я нашла кое-что, что помогло бы мне. Конечно, это не совсем то, что надо. На столе у дяди лежит промокательная бумага, и по отпечаткам на ней легко догадаться, что кто-то учился подделывать мой почерк и мою подпись! Но вместо радости Уорик пришел в неописуемую ярость:

— Ты что, обыскивала его комнату?

— Но это было необходимо…

— А что, если бы они тебя поймали?!

— Но…

— Нет! Я сам достану эту бумагу. Завтра. Обещай, что ты и близко не подойдешь больше к этим комнатам. Мое терпение и так уже на исходе. Я возьму все, что ты там нашла, прямо завтра, и мы уедем отсюда завтра же ночью.

Она помолчала и ткнулась лицом ему в шею.

— Уорик, но этого недостаточно.

— Что?

Она чуть слышно всхлипнула:

— Пожалуйста, дай мне еще хоть несколько дней! То, что я нашла, конечно, важно, но этого мало, чтобы оправдать моего отца!

Он вздохнул:

— Три дня, Ондайн, не больше. Я не могу выносить, что Рауль домогается тебя! На третью ночь мы уезжаем!

— Ты придешь за мной? — спросила она тихо.

— Нет, ты сама проникнешь незаметно ко мне в домик, как только кончится обед. — Он задумался. — Потому что мне не очень нравится идея побега через балкон.

Уорик повернулся к ней и с силой сжал ее руку.

— Я люблю тебя, Ондайн, — сказал он, и страсть озарила его напряженное лицо, решительное и бесконечно прекрасное. — Но, увы, кажется, сейчас именно балкон ждет меня.

Она припала к нему, проклиная этот момент расставания.

— Ты придешь ко мне завтра?

— Конечно, мадам. Ведь я не могу долго оставаться вдалеке от вас! — сказал он и обнял ее на прощание.

Опять приближался рассвет.

Глава 27

Лондон

Клинтон и Юстин остановились в маленьком домике на правом берегу реки. В их задачу входило узнавать всякие сплетни. Это оказалось нетрудно, тем более что Юстин дружил с молодым Букингемом, а Букингем славился своими широкими и разнообразными знакомствами во всех слоях общества. Они принимали участие во всех развлечениях, начиная от придворных балов и кончая уличными плясками в толпе пьяных гуляк. Друзья давали обеды и даже познакомились с молодыми деревенскими парнями и дамами определенного сорта.

Непосвященному взгляду они казались просто богатыми, знатными юношами, которые пустились во все тяжкие, чтобы развеять тоску.

Первую важную информацию получил Клинтон от одной молодой леди, шестой по счету дочери графа, с маленькой надеждой на наследство и еще меньшей — на замужество по любви. Отец девушки твердо решил, что она выйдет замуж только за человека своего круга, даже если он окажется престарелым людоедом.

Молодую леди звали Сара, и Клинтон полюбил ее за красоту, открытый характер, честность, нежность и страстность.

Однажды они проводили приятный вечер, лежа в постели, когда она сказала, что один из королевских стражников сразу после турнира умолял короля об отставке, хотя не мог объяснить причину своей неожиданной просьбы. Когда Клинтон спросил, можно ли узнать об этом человеке поподробнее, девушка призналась, что когда-то давно находилась в любовной связи с этим человеком и хорошо его знала.

Клинтон сказал, что эта встреча для него — дело величайшей важности и неотложности. Сара согласилась помочь. На следующий день, ближе к полудню, она пришла в дом у реки и сказала, что Клинтон с Юстином могут встретиться с этим человеком в трактире около Чаринг-Кросс.

Наступил вечер. Юстин в отличие от Клинтона не был влюблен в девушку до потери памяти, но все-таки решил ей довериться. Он знал о ней от Букингема. Ее отец, не дав за ней никакого приданого, тем не менее держал ее очень строго. Внешне она подчинилась ему и не строила планов побега с возлюбленным. Но, гордо подняв маленький подбородок, она все же жила так, как считала нужным. Не чуждая удовольствиям придворной жизни фрейлина королевы, она пользовалась свободой и наслаждалась молодостью, пока не объявился этот «людоед»-муж, охочий до юных невест с наследством или без такового.

Юстин не раз замечал в блестящих коричневых глазах Сары явное обожание, с которым она обращала свои взоры на его кузена.

— Сара пойдет вместе с нами, — сказал Юстин Клинтону. — Иначе мы не узнаем этого человека. Ошибиться в этом еще опаснее, чем вообще ничего не узнать.

Сара сказала:

— Джон Робине очень боялся этой встречи, Клинтон. Я ничего не понимаю, но вижу, как сильно он чего-то боится. Он сказал, что согласен встретиться только там, где много людей. Мне кажется, он боится кого-то, кто может расправиться с ним.

Юстин переглянулся с Клинтоном поверх головы Сары. Наверное, в общем гомоне никто не станет прислушиваться к их разговору о том далеком дне, когда был убит герцог Рочестерский, якобы поднявший меч на короля.

— Мы все пойдем, — решил Юстин.

Пожав плечами, Клинтон помог Саре надеть накидку, и они вышли на улицу, поджидая экипаж.

В трактире было полно народу. Здесь собирались отбросы лондонского общества. Мужчины пили, сквернословили и пыхтели трубками, дым которых перемешивался с копотью от кухни и горящего очага. Все казалось покрытым густым туманом.

— Прекрасно, — одобрил Юстин.

Повсюду сидели люди. Отыскать свободное место на скамье казалось еще менее вероятным, чем отыскать какого-нибудь человека среди других.

— Пойдем в самый дальний конец, — предложила Сара. — Там темнее всего, и Джон Робине наверняка будет искать нас именно там.

Какой-то мертвецки пьяный бедолага попытался приласкать Сару, пока они пробирались через комнату. Клинтон стукнул его по руке, и человек взвыл от боли и неожиданности:

— Ах ты, дрянь! Ты, видно, не уважаешь простой народ! Я же только пошутил!

— Шути как-нибудь поудачнее! — огрызнулся Юстин. — Ты, как видно, не можешь отличить благородную леди от веселой подружки?

Пьяный засмеялся:

— Ах, сэр, вы, наверное, не знаете, какое это заведение?

— И какое же? — спросил Юстин. Пьяный посмотрел в кружку и рыгнул.

— Веселое! — усмехнулся он, посмотрев снизу вверх на Юстина уже довольно добродушно. — Вы, я смотрю, и сами из благородных, мой молодой лорд. Но, впрочем, не такой уж молодой, чтобы не знать, что кровь играет и в благородном теле!

Он погрузился в молчание, схватив кружку, а потом поманил Юстина, чтобы тот подошел поближе.

— Там сзади, сэр, есть комната. Простой человек или лорд, служанка или госпожа найдут там все, что пожелают. — Он скорчил гримасу. — Ну, я имею в виду всякие необычные желания! Вы понимаете, о чем я?

Юстин опустил ресницы и понимающе улыбнулся; да, он понимал, о чем говорил этот забулдыга. Букингем хорошо знал это место! За известную плату здесь мог развлечься любой лорд; равно как и благородная дама, надев плащ и маску, могла повеселиться втайне от семьи и друзей. Пьянчуга не сомневался, что Сара как раз и была из таких охотниц за приключениями.

Юстин бросил монету на стол и сказал:

— Выпей за мое здоровье, человек, но предупреди своих дружков, что эта дама не про них.

— Спасибо, сэр! Спасибо! — промычал пьяный, а Юстин заторопился вслед за Клинтоном и Сарой.

В дальнем углу они отыскали свободные места. Юстин заказал эля, и они сели за стол, провожая глазами каждого входившего и выходившего из трактира. Через некоторое время к ним подошел высокий, худой человек, плотно укутанный в серый шерстяной плащ, как у пилигрима.

Похоже, он знал их, вернее, Сару. Он опустился за стол рядом с Юстином и потянулся к кружке с элем, как будто ее заказали именно для него. Он держал голову низко склоненной, так что было трудно разглядеть черты его лица, но Юстин все же заметил, что на вид ему не более тридцати лет, у него нервное, усталое лицо и печальные глаза.

— Я пришел сюда только ради Сары, — сказал он. — Говорите быстрее, а я постараюсь ответить на ваши вопросы, если смогу!

Он бросил на Сару быстрый взгляд. Глубокая печаль мелькнула в его глазах и пропала. Он снова уставился на свою кружку.

— Нам нужно кое-что выяснить о покушении на короля и о человеке, которого за это убили, — сказал Юстин.

Джон Робине замер.

— Э-э-э, вся эта история уже в прошлом, — сказал он. — Какой прок вспоминать о ней! Герцог мертв, его дочь, думаю, тоже.

Юстин схватил его за руку.

— Нет, она жива! И ей очень нужна ваша помощь.

Джон Робине испуганно оглянулся по сторонам; даже здесь он боялся.

— Приятель, мы не угрожаем тебе! — заверил его Юстин. — Это делает кто-то еще?

— Да, и не только мне! Если узнают, что я проболтался… — Он вздохнул, отхлебнул эля и добавил: — Моя мать доживает последние дни, и у меня есть четыре сестры, молодые, прелестные и ни в чем не повинные. Возможно, за мои слова расплачиваться придется не мне, а тем, кого я люблю.

— Но кто же вам угрожает? — спросил Юстин. Человек в капюшоне вдруг посмотрел ему в лицо.

— Говорите, она жива? Дочь герцога? Но как вы это докажете? Она убежала в день покушения, и все, что я мог для нее сделать, это не участвовать в преследовании ее! Тогда я даже не посмел ничего говорить, потому что все делалось от имени короля. Я и сам не понимал, что же тогда произошло, потом пришел знатный господин, который мне все объяснил.

— Кто он? Вильям Дуво? Человек покачал головой:

— Нет, его сын. Рауль. На его руках кровь старого герцога. Он сказал мне, что хорошо знает, где живет моя мать с сестрами, и если его посадят в Тауэр, то по его приказу моих сестер похитят… а матери перережут горло.

Джон замолчал и жадно припал губами к кружке с элем, затем безучастно посмотрел на своих собеседников.

— Даже если бы мне не угрожали, я, кажется, мало что мог бы вам рассказать. Понимаете, все это напоминало волшебный трюк и произошло так быстро. Неожиданно у старого герцога появился в руках меч. Так же неожиданно герцог умер. Все казались взбудораженными и искали его дочь, чтобы убить ее прямо на месте.

— Тебе нечего бояться! — горячо сказал Клинтон. — Сам король хочет, чтобы с дочери герцога сняли подозрения и вернули ей дворец Дуво.

Джон Робине посмотрел недоверчиво.

— А при чем здесь вы? Кто вы такой? Откуда вам известно, что дочь герцога жива? Почему я должен верить, что король на вашей стороне?

— Мой брат, — сказал Юстин тихо, — Уорик Четхэм, граф Северной Ламбрии.

— Любимец Карла… — пробормотал Робине.

— Да, он самый. Теперь он скрывается под видом слуги в поместье Дуво, не спуская глаз с дочери герцога, потому что она его жена. Мы — Четхэмы и, клянусь вам, имеем большое влияние..

— Ах, вот и Четхэм! — раздался откуда-то из-за его спины женский голос.

Опешив, Юстин обернулся и окаменел от ужаса.

— Леди Анна, — пробормотал он.

— Да! И очень удивлена встретить вас в таком месте!

Она обошла вокруг их стола с явным намерением к ним присоединиться; это уже оказалось чересчур для перепуганного Джона Робинса. Он вскочил и, сбивая всех по дороге, бросился к двери.

— Ох, будьте вы прокляты! — взревел Юстин, вскакивая на ноги и устремляясь в погоню. Он с трудом пробирался между столами, расталкивая пьяных, вслед за Джоном Робинсом, но было уже поздно: когда Юстин выбежал на улицу, Робинса и след простыл. Юстин бросался во все стороны, но снег вперемешку с черной грязью был сплошь истоптан людьми и лошадьми.

Выругавшись, Юстин оставил поиски и вернулся в таверну. Он не знал, какую роль в происходящем играет Анна. Теперь она сидела на его месте.

Анна! Черт бы ее побрал! Она всегда появлялась именно в тот момент, когда ее меньше всего ждали! Сейчас она облокотилась на стол и весело болтала. Юстин подошел ближе и коротко кивнул Клинтону, дав понять, что их подопечный скрылся.

Анна! Юстин должен был догадаться, что она посещает подобные заведения! Она была слишком сластолюбива, чтобы, потерпев неудачу с Уориком, дожидаться, пока найдет ему достойную замену. То, что притягивало к ней мужчин, впоследствии надоедало и утомляло их. Она свободно говорила о плотских удовольствиях и производила впечатление женщины, которой ни в коем случае нельзя доверять.

Уорик! Если бы его брат предвидел последствия своей легкомысленной погони за удовольствиями. Из-за Анны дело, не терпящее отлагательств, оказалось на грани провала, а это грозило смертельной опасностью графу Северной Ламбрии и его супруге. Впрочем, безрассудство страсти в той или иной мере было присуще всем Четхэмам, и многие это знали. Вероятно, по этой причине свадьба Уорика ничего не значила для Анны. Юстин знал, что, любимая или презираемая, Анна намеревается вернуть его. Она отказывалась понять, что Ондайн для Уорика не мимолетная вспышка страсти, что она его жена, единственная женщина, которую он полюбил навсегда, страстно и нежно.

Юстин тяжело вздохнул. Сейчас Анна мешала, как бельмо в глазу. Теперь им придется много часов потратить на поиски Джона Робинса, снова уверять его и клясться, что они защитят его и его семью, и убеждать рассказать королю всю правду.

— Юстин! Как это невежливо с твоей стороны уходить, когда я появляюсь! — медоточиво сказала Анна.

Юстин заметил, что Клинтон кипит от раздражения и, кажется, готов убить Анну, на щеках у Сары румянец, а в глазах возбужденный блеск, как у бойца, готового к драке.

— Ты помешала нам, Анна, — сказал он небрежно и придвинул поближе кружку, изнывая от жестокой жажды.

— Да, я вижу! Прошу прощения, но мне до сих пор не верится, что вы назначаете таинственные встречи в таком месте! — засмеялась Анна. — Не поделишься ли со мной, Юстин! Кто этот человек?

— Я рассказал ей, что у нас украли лошадь, — быстро вставил Клинтон, — и что нашелся человек, который обещал вывести нас на вора… Но теперь мы его потеряли.

Юстин пожал плечами и посмотрел на Анну.

— Так ты же все уже слышала, — любезно улыбнулся он и решил перейти в наступление, прежде чем она задаст следующий вопрос: — Ах, Анна, леди Анна! До чего довела вас жизнь, что и вы оказались в таком пошлом и… отвратительном месте.

Анна вызывающе откинула за спину свои длинные черные волосы и ответила, живо блеснув глазами:

— Да, я стала умирать от придворной скуки и этого бесконечного этикета! Так интересно время от времени приобщиться к жизни низов. Это даже возбуждает, разве не так?

Юстин посмотрел на нее долгим взглядом и снова подумал, что она в самом деле пленительная женщина, ошеломляюще красивая… и настолько чувственная в каждом своем слове и жесте, что у любого мужчины при одном только звуке ее хрипловатого голоса, при одном только взгляде на нее закипала кровь. Вокруг нее витал какой-то иссушающий густой аромат. И все-таки она не могла сравниться с его невесткой. Изысканная красота Ондайн производила гораздо более глубокое впечатление: соблазнительной посадкой головы, звуком прелестного голоса, который проникал до глубины души. Ондайн обладала не только смелостью, в которой нельзя было отказать и Анне, но и страстностью: если она любила, то до гроба. Но Юстин, уже знакомый со способностью Анны возбуждать чувственность в мужчинах, знал и другие ее стороны и потому, не опасаясь, мог позволить себе поиграть с ней.

Он улыбнулся и насмешливо спросил:

— Скажи, ты пришла сюда только затем, чтобы посмотреть на других?

Она тихо засмеялась, ничуть не задетая его насмешкой:

— Юстин Четхэм, да вы просто шантажист, сэр! Скажи, к чему этот вопрос, и, возможно, я на него отвечу.

— Праздный вопрос.

— М-м-м. — Анна откинулась на спинку стула и бросила взгляд через стол. — Странно, что и Сара здесь.

— Она с моим кузеном, — пояснил Юстин. Анна воодушевленно воскликнула:

— Ах да, какая надежная защита! Клинтон, я всегда знала, что ты прекрасно разбираешься в породистых лошадях! Впрочем, это твоя работа. Да, дорогая Сара! Твой выбор хорош! Только не обманывайся насчет будущего, дорогая. Твой отец не одобрит Клинтона, ведь он не настоящий Четхэм, а всего лишь побочный сын и носит это имя, потому что живет в их доме! Бедная Сара, брак тебе не светит, увы! Но не могу не согласиться, что для получения удовольствия твой выбор удачен. Уж я-то, поверь, хорошо разбираюсь в мужских достоинствах этой фамилии. Один их рост чего стоит! Да, надо признаться, ты со вкусом выбираешь себе любовников.

Юстин задержал дыхание. Он раздумывал, задушит ли Клинтон Анну прямо сейчас или чуть попозже, поскольку в этом его темпераментный кузен до смешного напоминал Уорика. Разумеется, Анна вела себя как обычно, но сегодня это могло стоить ей жизни, и потому Юстин решил ей ответить, не дожидаясь, пока это сделает Клинтон. В этом, однако, не оказалось необходимости, поскольку Сара была не из тех, кто лезет за словим в карман:

— Ты права, Анна! Впервые я нашла для себя сильного и любящего защитника. Я всегда выбирала любовников с величайшей осторожностью, но даже если дело и не доходило до свадьбы, я всегда была искренна и преданна в любви. А что касается фамилии Четхэм… Да, я считаю, это имя вполне соответствует истинному благородству Клинтона.

— Браво! — воскликнула Анна, хлопая в ладоши от удовольствия, и снова повернулась к Юстину с вопросом: — Я слышала, вы с Клинтоном широко гуляете и, наверное, уже лишили целомудрия не одну неопытную девицу, а где же твой брат, великий лорд Четхэм? И его прелестная жена?

Юстин пригубил эль и заговорщицки улыбнулся:

— А я-то думал, что ты лучше всех осведомлена об этом, Анна! Они страстно влюблены и, не ставя никого в известность, просто сбежали, чтобы наслаждаться друг другом в полном одиночестве!

Анна побледнела от злости, доставив этим Юстину бесконечное удовольствие. Наконец она процедила ядовито:

— Как прекрасно! И как романтично! Да, я хорошо себе это представляю. Благородный граф спасает от виселицы какую-то простолюдинку, и они… убегают из замка и живут, как простые крестьяне!

— Не нуждаясь ни в чем, кроме любви! — радостно закончил Клинтон.

Если бы в этот миг взгляд Анны превратился в кинжал, ее собеседники получили бы смертельные раны. Анна поднялась с холодной улыбкой, сделав вид, что разговор ей наскучил:

— Спасибо, мне пора. Оставляю вас наедине с вашими мыслями. Да, говорят, у вас прекрасные званые обеды! Обязательно пригласите меня.

— С величайшим удовольствием, Анна! — сказал Клинтон, обнимая Сару. — Конечно, только если ты можешь вынести общество незаконнорожденных.

— Брось, Клинтон! Я нахожу их — так же как и публику в этом трактирчике, — даже привлекательными!

Она ушла, но на этот раз Клинтон не обиделся, а только рассмеялся и покачал головой:

— Откуда в такой великолепной красавице столько злобы?

— Не думаю, что она злая, дорогой! — сказала Сара, погладив его по щеке. — Просто она как испорченный ребенок! Если не получает, чего хочет, думает только о том, как это заполучить… любыми средствами, не обращая внимания, что кого-то при этом ранит. Наверное, она действительно его любит.

— А по-моему, она даже не знает, что такое любовь, — раздраженно сказал Юстин. — По крайней мере сегодня она очень сильно нам навредила.

Сара хлопнула его по руке:

— Я найду Джона Робинса еще раз.

Юстин с сомнением взглянул на нее. Время работало против них. Его беспокоило, что Уорик все еще находился во дворце Дуво. Конечно, Четхэм обычно проявлял осторожность и расчетливость, а в открытом бою — недюжинную силу, но теперь все было по-другому. Юстин вспоминал взгляд брата, бросившегося в погоню, когда Ондайн исчезла со скачек. Не мог он забыть и ужас, изобразившийся на его лице, когда он увидел девушку в церкви, в двух шагах от смерти.

Юстин вздохнул:

— Время… работает против нас. Нужно торопиться. Чтобы предстать перед королем, нам нужно, во-первых, найти Джона Робинса и, во-вторых, прибыть во дворец Дуво прежде…

— Прежде чем что? — осторожно спросила Сара.

— Прежде чем мой брат увидит свою жену в объятиях этого проклятого ее кузена и потеряет рассудок вместе со своей жизнью!

— Но как же вы отпустили его туда! — воскликнула Сара.

— Никто не в силах его куда-либо отпустить или не отпустить, — грустно сказал Юстин, затем решительно встал. — Пойдемте из этого сомнительного заведения.

Клинтон и Сара последовали за ним. Юстин заметил, что Сара сочувственно погладила по руке Клинтона, и расслышал, как она тихо прошептала:

— К сожалению, Анна права. Мой отец никогда не разрешит нам пожениться. Но несмотря ни на что, я люблю тебя… и буду с тобой!

«Чертова Анна! — с досадой подумал Юстин. — Как походя она ранит других!»

Впрочем, он тут же забыл о ней, обеспокоенный тем, как им побыстрее найти Джона Робинса. Робине теперь будет еще осторожнее, если вообще не исчезнет на время в какой-нибудь из бесчисленных лондонских трущоб.

Попрощавшись с Четхэмами, Анна вовсе не ушла из трактира, а отправилась в задние комнаты, где рекой разливалось вино, обделывались темные делишки и развратники воплощали в жизнь свои фантазии.

Там сидел Хардгрейв с осоловевшими от пьянства глазами и, громко смеясь, играл с хозяином в кости. Две молоденькие девушки в ожидании сидели на скамье рядом со столиком. Анна холодно посмотрела на девушек, которых Лил припас для ночных развлечений. Но он пока не торопился. Время было не позднее, и, прежде чем завалиться в постель, ему хотелось поиграть.

Анну не интересовало ни то, ни другое. Не обращая никакого внимания на партнера Хардгрейва, она подошла к виконту:

— Нам пора уходить!

— Куда еще? — раздраженно заворчал Хардгрейв, не глядя на нее. — Зачем? Мы только начали…

Анна наклонилась и прошептала что-то ему в ухо. Он тупо и немного сконфуженно смотрел в пространство, затем, кажется, до него постепенно начал доходить смысл ее слов.

— Где? — пророкотал он и встал, опрокидывая стул.

Анна улыбнулась, довольная, что ей удалось его расшевелить. Она одобрительно похлопала его по руке, обращаясь с ним как с маленьким ребенком.

— Успокойся, Лил! — сказала она. — Не стоит бежать туда сломя голову. Положимся пока на волю случая! Нам нужно придумать, как получше воспользоваться этой ситуацией. Пожалуй, есть один способ…

— Так расскажи мне скорее! — рявкнул он.

— Лил! Пойдем, теперь нам нужно поговорить с глазу на глаз. Возможно, это наш последний шанс, и мы должны быть очень осторожны. У меня есть идея.

Хардгрейв застонал:

— Твоя последняя идея чуть не довела меня до Тауэра!

— Но теперь у нас гораздо больше возможностей, и, кроме того, я надеюсь найти сообщников.

— Как ты все это узнала?

Она поднесла губы к самому его уху и прошептала:

— Здесь был Юстин Четхэм. Я подслушала их разговор! Сейчас Уорик и его золотая девочка совершенно беспомощны! Лил, она, оказывается, вовсе не простушка… Впрочем, это даже к лучшему. Ах, Лил! Думай! Думай только о своем неистовом желании отомстить ему и о своей страсти к ней. Лил, кажется, наша дружба наконец-то принесет достойный плод. Тебе достанется девочка, а мне — Уорик!

Раскрасневшийся и возбужденный, Хардгрейв некоторое время колебался, затем бросил на стол кости и сказал хозяину:

— Считай, что сегодня ты выиграл, Тэдди. Спокойной ночи, парень! — Он махнул шляпой девочкам, сидевшим на скамейке: — Еще увидимся, подружки!

Анна схватила Хардгрейва за обшитый галунами лацкан щегольского камзола и поволокла его прочь, чтобы пошептаться с ним в каком-нибудь укромном уголке. Она так явственно представляла Уорика, который снова ищет успокоения в ее объятиях после потери очередной жены.

Хардгрейв под руку с Анной вышел из трактира. Свежий холодный воздух быстро отрезвил его, и виконт пронзительно посмотрел на Анну.

Да, это действительно странная дружба! В ней не было ничего общего с любовью, но она казалась даже глубже, чем любовь, сильнее, чем страсть. Их дружба была замешена на вожделении и мести.

— Лил! Думай! Эта маленькая ведьма появилась на сцене как раз в день твоего турнира с Уориком! Турнира, который ты проиграл! Все расписано как по нотам. И теперь круг должен замкнуться! Теперь ты в отместку заберешь ее у него!

Лил посмотрел в ее горящие предвкушением глаза.

— М-м-м, — пробормотал он. — Как мы раньше и задумали, я, получу ее… Потом мы подделаем свидетельство о ее смерти. Щ наконец твой Четхэм вернется к тебе.

— Да! — радостно выдохнула Анна. — Он быстро забудет ее. Й знаю, что смогу заставить его забыть ее! Я сделаю его счастливым! Я доставлю ему необыкновенное удовольствие! Я могу удовлетворить любого мужчину!

— Конечно, моя дорогая. Я нисколько в этом не сомневаюсь, Анна, — промычал Лил Хардгрейв и про себя добавил: «А вот здесь-то наши дорожки и расходятся… Я-то вовсе не хочу, чтобы он был счастлив. Я желаю его смерти…»

Он сделал знак кучеру, чтобы тот подал поближе карету, и сказал Анне, стараясь не выдать своих мыслей:

— Так, значит, наша простолюдинка оказалась благородной дамой. Но как же мы сделаем все это и с какими такими помощниками?

Анна даже застонала от нетерпения:

— Ты больше ничего не помнишь о дне своего турнира с Уориком?

— Только то, что я проиграл, — ответил он горько.

— В тот же день убили герцога Рочестерского — за высочайшую измену и покушение на жизнь короля! Хотя… в этот момент ты действительно был слишком занят! Тогда же умерла Женевьева, поэтому я так хорошо вес помню. Ондайн, эта глупая маленькая девочка, убежала, и поместье попало в руки ее родственников, которые только об этом и мечтали! Ее дядя или кто-то еще взял поместье в управление, но, я слышала, она вернулась домой. Уорик устроился там же… слугой, представляешь! Но здесь явно что-то не так, какая-то ошибка… потому что говорят, что она собирается выйти замуж за своего кузена. Ну а теперь, мой дорогой лорд, даже самый большой тупица догадается, что человек, завладевший ее имением, не захочет, чтобы оно вернулось к законной наследнице! Можно предположить, что он собирается женить на ней своего сына, потому что не располагает полными сведениями о ее прошлом и, думаю, не откажется об этом узнать!

— Но в этом случае он наверняка предпочтет, чтобы она умерла.

— Нет, не умерла, а просто исчезла. Мы убедим его и пообещаем, что она исчезнет из страны и никогда больше здесь не появится. Когда она тебе надоест, это можно будет легко устроить!

— Как в прошлый раз? — ядовито спросил Хардгрейв. Анна гордо вскинула подбородок:

— Ты и в самом деле трус? Все еще боишься Уорика Четхэма? Хардгрейв напрягся и заскрежетал зубами. Она затронула самую больную струну.

— Ну ладно! Тогда давай держаться поближе к этому дворцу, — сказал он. — Пошлем этому человеку записку и намекнем, что можем быть друг другу полезны.

— Да, давай. И сделаем это немедленно! — промурлыкала Анна.

Глава 28

Утром Ондайн проснулась усталой и разбитой после бурно проведенной ночи и медленно приходила в себя. Снизу доносились громкие голоса. Это спорили о чем-то дядя и Рауль. Неожиданно голоса стихли — кто-то сказал, что их крики прекрасно слышны наверху и скоро весь дом узнает об их личных делах.

Ондайн подумала, что их, должно быть, предупредила Берта. После этого наступила тишина, а Берта вошла к ней в комнату.

Ондайн отвернулась, зевнула и зарылась лицом в подушку, не испытывая никакого желания видеть Берту. Но разве у нее был выбор?

— Герцогиня, просыпайтесь! Вставайте. Ваш дядя требует, чтобы вы немедленно сошли вниз.

— А в чем, собственно, дело? — сухо спросила Ондайн.

— Герцогиня! Вставайте!

— Встаю, встаю, Берта. Я уже проснулась.

Наскоро выпив чай, она оделась с помощью Берты, горя желанием увидеть Вильяма не меньше, чем он хотел увидеть ее. Ей предстоял трудный день. И хотя Уорик был против, она все же решилась еще раз проникнуть в кабинет дяди. Это необходимо было сделать, тем более что время работало против нее.

Ондайн сидела в кресле перед туалетным столиком, пока Берта ее причесывала, с ворчанием разбирая спутанные локоны. Герцогиня сдерживала смех и желание сказать Берте, что ничего нет удивительного в том, что ее волосы спутаны, — ее муж всю ночь играл с ними.

Через пару минут она спустилась по лестнице в обеденный зал и с удивлением увидела, что Вильям и Рауль стояли в странных напряженных позах в другом конце комнаты, не обращая никакого внимания на дымящиеся блюда, ожидавшие их на столе. Высокий, мускулистый незнакомец с отсутствующим выражением на желтоватом лице, выполнявший теперь обязанности дворецкого, заложив руки за спину, ждал у дверей, когда хозяева приступят к еде.

— А, наконец-то племянница соизволила к нам присоединиться, — отрывисто проговорил Вильям, сверля ее глазами.

В его словах не чувствовалось даже намека на любезность; он как будто предупреждал, что дальше будет гораздо хуже.

— Я опоздала? — спросила она невинно и заняла свое место.

— Да, племянница, опоздала.

Она с удивлением слегка приподняла бровь и посмотрела на Рауля, мрачно стоявшего в углу комнаты.

Рауль вспыхнул и отвел взгляд. Ондайн пожала плечами, затем повернулась к похожему на обезьяну дворецкому:

— Пожалуйста, принесите мне чашку чая. Прямо сейчас. К сожалению, я не знаю вашего имени.

Наверняка этого человека выбрали за способность слепо повиноваться ее дяде. Услышав приказ, он сначала посмотрел на Вильяма. Вильям готов был взорваться, но справился с собой и с дьявольской усмешкой сказал:

— Подай герцогине чай. Ондайн, его зовут Берольт, на случай если в дальнейшем тебе что-нибудь потребуется.

— Спасибо, дядя. Спасибо… Берольт.

— Берольт, можешь идти, — клацнув зубами, выдавил Вильям.

Ондайн внутренне сжалась, не зная в чем дело. Неужели Вильяму что-то стало известно? Она, стараясь выглядеть безмятежной, добавила сливок в принесенный Берольтом чай и снова посмотрела в сторону Рауля. Теперь в его глазах была мольба, хотя он по-прежнему казался взвинченным и сердитым.

Ондайн сделала глоток и выжидательно посмотрела на дядю:

— Вы упрекнули меня за опоздание, а сами вот уже полчаса не сводите с меня глаз. Неужели, дядя, у меня выросли рога?

— Рога? Нет, вроде не похоже. Ты по-прежнему сладка, как мед… и чиста, как свежевыпавший снег.

Он подошел к Ондайн, уперся руками в стол и навис над ней, пристально глядя ей в глаза.

— Господи, дорогая, ты и впрямь выглядишь больной! Тени под глазами… бледная, усталая. Ты уверена, что вернулась домой здоровой?

— Я чувствую себя прекрасно! — сказала Ондайн, прищурив глаза и желая поставить точку в этом разговоре. — Сэр, признаюсь, я очень удивлена, что вас так беспокоит мое здоровье! По правде говоря, дядя, в ваших словах есть некоторое притворство! Вы бы безмерно обрадовались, узнав, что я безнадежно больна и лежу при смерти.

Он взял ее за подбородок. Ондайн, казалось, даже не замечала его прикосновения и с чувством полного превосходства прямо ответила на его горящий ненавистью взгляд.

— Вы слишком молоды и здоровы, моя дорогая, чтобы раньше срока оставить этот мир!

— Ваша правда, дядя, — живо согласилась она. — Я вовсе не собираюсь облегчать вам жизнь! Бог знает мою правоту и, надеюсь, не откажет мне в прекрасном здоровье!

Он улыбнулся и отпустил ее.

— Ну вот мы и вернулись снова к самому главному вопросу! Видите ли, поскольку вы помолвлены с Раулем, он обязан следить за состоянием вашего здоровья. Ведь вы скоро станете членом нашей семьи.

Ондайн допила чай, стараясь выглядеть совершенно спокойной, но внутри у нее нарастала тревога.

— Но этот вопрос, кажется, уже решен.

— Я бы сказал, в процессе решения.

— И что же дальше? — спросила она вежливо.

Вильям улыбнулся с таким самодовольством и злобой, что у нес екнуло сердце. Да, что-то произошло. Уорик! Неужели его поймали при выходе из ее комнаты? А вдруг он ранен или убит? О Боже! У нее упало сердце. Все как будто покрылось туманом. Ею овладел смертельный ужас.

— Ондайн, моя дорогая… — начал Вильям, но так и не закончил.

Дверь вдруг с шумом распахнулась, и в комнату ворвался Берольт. Болезненное тупое выражение исчезло с его лица. Он был крайне взволнован.

— Я не звал тебя! — завизжал Вильям.

— Но…

— Я должен повторять до бесконечности? Вон отсюда!

— Но там король! — успел выпалить Берольт.

— Король? — повторил Вильям в изумлении.

— Да, сам король! Сейчас подъедет его карета! С ним отряд по крайней мере из дюжины всадников. Мы совсем не готовы! Что прикажете делать?

Ондайн с облегчением вспорхнула с кресла, радуясь, что Карл неподалеку, но все еще опасаясь за Уорика. О Боже! Что же все-таки случилось? Тут же она вспомнила, что должна изображать страх перед королем.

— Ах! — воскликнула она.

Вильям бросил на Ондайн неприязненный взгляд:

— Не будь дурой! Веди себя естественно! Я не собираюсь тебя выдавать! С тобой все будет в порядке. Берольт, ступай на конюшню и предупреди, чтобы встретили карету, а лошадям дали овса и воды. После зайди на кухню и посоветуйся с Джемом. Он проследит, чтобы подали наш лучший эль и приготовили что-нибудь из еды для его величества.

Берольт немедленно удалился выполнять приказания Вильяма.

Ондайн вдруг почувствовала, что ее сердце сжалось от боли, а глаза наполнились слезами. Дядя посмотрел на нее, схватил за волосы на затылке и резко их дернул, так что ухо Ондайн оказалось перед самым его ртом.

— Теперь, моя прекрасная племянница, — прошипел он, — следи за каждым своим словам и движением. Я не выдам тебя, потому что ты вернулась, но если ты вздумаешь пожаловаться королю, я предъявлю ему доказательства твоего участия в заговоре. Если я погибну, девочка, клянусь, я утащу тебя с собой! Смерть приходит мгновенно, ты сама это прекрасно знаешь. Ты видела, как умер твой отец. Какая тонкая черта отделяет дневной свет от могильной тьмы! Не вынуждай меня класть под топор твою прекрасную голову.

Он потащил ее за собой вниз, в зал.

— Отпустите меня! — гневно закричала Ондайн. — Мы уже давно обо всем договорились, и перестаньте меня запугивать!

Но он не отпускал ее от себя до приезда короля.

Король прибыл с гвардией. Пять всадников ехали впереди кареты, пять — сзади. Берольт возвестил о приближении короля, хотя все и так пришло в движение. Люди бежали от конюшни, готовые принять лошадей у стражников. Лакей с подобострастием выдвинул из-под дверцы королевской кареты ступеньку, и через секунду показался Карл. Он обвел всех веселым любопытным взглядом, на его губах играла беззаботная улыбка.

— Ваше величество!

Ондайн приблизилась к королю и низко склонилась в грациозном реверансе, поцеловав кольцо на руке монарха. Дядя не без изящества повторил за ней ритуал приветствия. Но Рауль превзошел в элегантности всех, обнаружив прекрасное знание королевского этикета.

Ондайн очень обрадовалась приезду Карла, но ее сердце щемило от страха за Уорика. Вдруг она увидела его. Он стоял в толпе мужчин, прибежавших из конюшни, и держал под уздцы кобылу одного из королевских стражников.

— Герцогиня, как я рад вновь видеть ваше прекрасное лицо! — ласково сказал Карл, приветствуя ее в первую очередь и целуя в обе щеки. — Ах, несносный ребенок, я так расстроился, когда ты сбежала! Тебя никто ни в чем не обвинял, моя дорогая. Ходили слухи о каких-то там доказательствах, но так ничего и не появилось. Я очень рад, что ты вернулась в свой дом!

— Спасибо вам, сэр, — пробормотала она, едва сдерживая смех, потому что Карл был прекрасным актером, а Уорик — жив, здоров и на свободе.

— Вильям, Рауль, также рад вас видеть.

— Ваше величество, — ответил Вильям, низко поклонившись, — вы бесконечно милостивы, что посетили наше убогое жилище.

— Убогое? — Карл разразился смехом и хлопнул Вильяма по спине. — Да что вы, сэр, это же самые прекрасные земли чуть ли не во всей Англии! Убогое! Между нами говоря, стоимость поместья во много раз превосходит мое личное состояние!

— Не окажете ли любезность войти в дом, ваше величество? — пригласила Ондайн. — Мы рады вам служить.

— Да, конечно. Я приехал ненадолго, только чтобы удовлетворить свое любопытство. Ах, пардон! Кажется, я испачкал туфли…

Король остановился и поглядел вокруг. Ондайн нахмурилась, не понимая его намерений. Она не заметила, что Карл узнал Уорика, в простой одежде, небритого и перепачканного сажей.

Впрочем, почему бы и нет? Ведь король знал Уорика много лет и был его самым близким другом, настолько близким, конечно, насколько это позволяла его корона. Карл махнул рукой в сторону Уорика:

— Эй ты, парень! Да, ты, верзила с широченными плечами. Подойди-ка сюда!

Уорик помедлил всего лишь мгновение, затем передал лошадь, которую держал под уздцы, стоявшему рядом мальчику-конюху и подошел к королю, став боязливо перед ним на колени.

— Хороший работник, Дуво! Настоящий кузнец! Кажется, работа как раз по нему, он как будто создан для нее. Тебе нравится здесь служить, парень?

— Да, спасибо, — пробормотал Уорик, стоя на коленях. Король, похоже, был в хорошем настроении и не собирался его отпускать.

— Мои туфли, человек, совсем испачкались. Почисти их хорошенько! Ты понял?

— Да, ваше величество.

Ответ прозвучал после некоторой паузы, но громко и отчетливо. Ондайн еле сдерживала смех, когда встретилась глазами с Карлом. Только они вдвоем могли расслышать, как Уорик скрипит от ярости зубами, и наслаждаться зрелищем унижения гордого лорда Четхэма, любимца короля и армии!

— Ну вот и прекрасно! Спасибо, мой мальчик! Удачи тебе!

С этими словами Карл прошел мимо него, взял под руку Ондайн и вошел с ней в дом.

Оторвавшись от Рауля с Вильямом, король прошептал ей в самое ухо»:

— Я просто не мог устоять! Кузнец, а?

— Совершенно верно, сэр! И должна признаться, что я несказанно обрадовалась вашему приезду!

— Зная твои обстоятельства, моя дорогая, я был уверен, что рано или поздно тебе придется столкнуться с его властной натурой, так что наш дорогой лорд Четхэм сегодня заслуженно попробовал, каково на вкус лекарство, которым он сам всех потчует.

— Конечно! — тихо рассмеялась Ондайн, блеснув глазами. — Значит, вы знали, что Уорик здесь?

— Мне пришлось ему все рассказать, моя дорогая. Он слишком хорошо меня знает, чтобы я мог скрыть от него что-нибудь. Вы не сердитесь, что я выдал вас?

— Я сердечно благодарю вас за это, хотя и очень боюсь за него. Он такой вспыльчивый.

Король сказал тихим и мягким голосом:

— Игра — это то, чем все мы время от времени наслаждаемся, но никогда не стоит переигрывать. Вы нашли что-нибудь?

Она хотела сказать ему о промокательной бумаге, которая по крайней мере может дать ключ к дьявольским замыслам, но возможности говорить больше не было — Вильям оказался рядом с ними.

— Вы слышали, ваше величество, о помолвке моего сына и герцогини и, следовательно, об объединении наших домов?

— Ах да, до меня долетали какие-то слухи о свадьбе!

Они вошли в зал. Карл скинул плащ, и Ондайн увидела, что на нем парадная одежда Стюартов, а на боку шпага. Король сел во главе стола, а следовавшие за ним два стражника стали по обе стороны от него.

Его величество бросил на стол перчатки и принял бокал с элем, который Джем принес с кухни. Карл пригласил хозяев к столу:

— Я прервал вашу трапезу! Присаживайтесь и продолжайте. Я посижу вместе с Вами.

Все заняли свои места. Король отказался от еды и только одобрительно улыбался, когда Берольт сервировал теперь уже совершенно холодный завтрак. Никто этого не заметил.

— Если все у тебя в порядке, — сказал Карл, — я доволен. По правде сказать, моя дорогая, я не держу зла на твоего отца… Думаю, в этом поступке было больше безумия, чем продуманного злодейства. Мне тяжко думать, что такую прекрасную молодую девушку подозревают в высочайшей измене. Но, я вижу, все кончилось благополучно! Теперь, когда эти два джентльмена, твои родственники, стоят на страже твоей жизни и интересов, я спокоен за тебя!

— Я был страшно опечален, сэр, — вступил в разговор Вильям, — когда узнал, что моего брата постигло безумие и он поднял на вас руку… Сэр, поверьте, это самый ужасный день в моей жизни, но теперь мы стараемся забыть печальное прошлое…

— И правильно, оставьте все в прошлом! — сухо согласился король и, вытащив из-за пояса короткий нож, принялся не торопясь чистить ногти. Вдруг он чертыхнулся: — Черт возьми, это лезвие совсем затупилось. Рауль! Дуво! Позовите-ка сюда вашего кузнеца! Я хочу, чтобы этот парень как следует наточил мое лезвие!

Рауль тут же поднялся, поклонился и вышел. Король остался в зале. Вильям еще раз поблагодарил Карла за высочайшую милость к семье, которая, по справедливости, заслуживала только его гнев.

Вскоре следом за Раулем в зал вошел Уорик. По его золотым глазам было видно, что он уже знает, зачем его позвали.

— А, вот ты и здесь! Кажется, у меня затупился нож, но я уверен, ты сможешь его хорошенько заточить.

— Ваше величество, я постараюсь сделать все от меня зависящее. Уорик встал на колени перед королем и Ондайн и протянул руку за ножом. Карл уронил его на пол.

— Ах, кажется, мои пальцы закоченели от холода.

— Ничего страшного, сэр, — ответил Уорик и поднял нож. — Всей моей жизнью я рад служить своему королю.

— Правда? Как это очаровательно! — зааплодировал король. Ондайн уткнулась в тарелку, давясь от смеха. Она чувствовала, что вся эта хитрая игра короля имеет какой-то тайный смысл, но пока не могла его разгадать.

Ей надо было срочно поговорить с Уориком наедине и узнать, удалось ли ему похитить промокательную бумагу со стола дяди.

Возможно, король вызвал Уорика именно за этим, потому что вдруг поднялся и пошел в дальний конец комнаты к окну и начал разговор о том, как используются принадлежащие Рочестерам земли. Вильям и Рауль приблизились к королю, оставив коленопреклоненного Уорика наедине с Ондайн.

Она притворилась, что допивает чай, и, опустив низко голову, торопливо спросила:

— Ты достал бумагу? Мы могли бы прямо сейчас передать ее Карлу…

— Нет! — ответил он, тяжело дыша. В его золотистых глазах мерцали огненные искорки. — Она исчезла. Когда я пришел, на столе ничего не было.

Ондайн с ужасом посмотрела на него. Он жестом напомнил ей, что вокруг люди. Герцогиня поборола отчаяние и страх и повернулась к подходившему королю с улыбкой.

— Ах, можешь встать, человек! — сказал король Уорику. — Иди посмотри, что можно сделать с моим ножом!

Уорик поднялся, коротко поклонился и заторопился прочь из зала. Король с удовольствием допил эль и еще раз заметил, что не держит зла на семью Дуво. Затем он сказал, что ему пора ехать, но что он вскоре вернется.

— Мы пришлем ваш нож во дворец… — предложил Вильям.

— Нет нужды. Я сам с удовольствием загляну в кузницу! — сказал король, накинул на плечи плащ и вышел из зала быстрым шагом.

Рауль и Вильям переглянулись и бросились за ним следом. Ондайн осталась на своем месте, напряженная и снова обеспокоенная. Промокательная бумага исчезла. Неужели они видели ее выходящей из комнаты? Может быть, просто Вильям решил прибраться у себя на столе?

О Боже! Но чем объяснить тогда этот острый сарказм и гнев дяди сегодня утром? Что-то все же ему стало известно. Но ее видел здесь король, и теперь они не посмеют убить ее. Хотя они ухитрились убить ее отца при свидетелях и остаться героями. Возможно, Уорик прав. Ее дальнейшее пребывание здесь смертельно опасно. Тем более что ей не удалось отыскать ни одной улики.

Она тихо вздохнула и повела плечами. Опасно или нет, ей все-таки придется довести дело до конца. Она горячо любила отца и всем сердцем хотела восстановить его доброе имя.

Карл знал, что Вильям и Рауль Дуво следуют за ним. Все равно они не посмеют войти в кузницу, если он закроет перед ними дверь.

Именно так он и сделал.

Уорик стоял около огня, даже не делая попытки упасть на колени… За последние десять лет службы он не раз уже доказывал преданность и почтение своему королю.

Лорд только грустно улыбнулся, протянул Карлу отточенный нож и склонился в преувеличенно подобострастном поклоне:

— Ваше величество! Надеюсь, этот нож теперь достаточно острый, как вы хотели!

— Все равно не острее, чем твой язык! — быстро ответил Карл и улыбнулся. — Скажи, и побыстрее, что здесь происходит.

Уорик вздохнул почти с отчаянием.

— Ничего! Ондайн нашла какую-то бумагу, но, когда я собирался ее похитить, она исчезла. Карл, в пребывании здесь нет никакого смысла! Она должна это понять. Она ослепла от любви к отцу, и гордость не позволяет ей отступить. Даже если она найдет эти улики, эти подложные письма, которыми они ее пугают, к чему все это? Все равно она не докажет, что ее отец невиновен. Я дал ей три дня и все. Я сказал, что, если потребуется, я уеду с ней из этой страны. Все равно я увезу ее отсюда, поскольку имею на это полное право! И да поможет мне Господь! Эти двое — воплощенное зло, и, кажется, мы уже зашли слишком далеко. Ондайн достаточно перенесла ужасов за свою жизнь. Сколько раз может Женщина обмануть смерть?

Карл посмотрел на своего взволнованного друга и вздохнул:

— Уорик, именно поэтому я приехал сюда. Уверяю, теперь, когда они знают, что мне известно о местонахождении Ондайн, они десять раз подумают, прежде чем решатся повредить ей. — Король на мгновение замолчал. — Хотя я согласен с тобой: оставаться здесь больше трех дней ни к чему. Лучше потерять эти земли, но сохранить жизнь. Уорик кивнул:

— Мне тоже нельзя слишком долго оставаться здесь кузнецом. Хорошо еще, что я знаком с ремеслом и могу выдать себя за простого человека!

Король собрался уходить.

— Карл! — позвал его Уорик. Король обернулся. Уорик встал перед ним на колени, на этот раз лицо его выражало искреннее волнение.

— Спасибо за твою заботу. Король улыбнулся:

— Когда-то давно ты спас мне жизнь. Помнишь? Четхэмы всегда верно служили своему сеньору; я не забуду кровь, которую твои предки пролили за моего отца. Видишь ли, Уорик, — добавил он и криво улыбнулся, — я понимаю Ондайн. Моего отца тоже убили предатели, хотя и совсем по другому поводу. Ну, поднимайся с коленей! У тебя все равно это не слишком хорошо получается!

Уорик поднялся. Король обнял его и ушел. Стоя на пороге кузницы, Уорик слышал, как король весело сказал, что очень доволен работой кузнеца и своим ножом. Он посмотрел вслед удаляющемуся королевскому эскорту и вернулся к огню, радуясь, что у него было много работы и можно занять руки, потому что в голове царил невообразимый хаос.

Уорик начал плавить железо, но его работу прервали. Проводив короля, Вильям и Рауль Дуво, вместо того чтобы вернуться домой, направились к кузнице, о чем-то горячо споря по дороге.

Уорик спрятался за дверью, стараясь не пропустить ни одного слова из их разговора. Это оказалось несложно. Звук их высоких голосов ясно раздавался в морозном воздухе.

— Говорю тебе, это правда! — бушевал Вильям.

— А я говорю, это не больше, чем предположение! — отвечал Рауль.

— Предположение? Тогда скажи, сын, разве уже одно это тебя не настораживает?

— Ты веришь на слово какой-то толстозадой и тупоумной крестьянке!

Наступила долгая пауза; затем послышалось учащенное дыхание и сопение Вильяма Дуво.

— Берта нам очень пригодится, если твоя прекрасная и божественная невеста окажется в интересном положении. Берта очень умна и проницательна, особенно в отношении женских секретов. Она не могла ошибиться. Твоя драгоценная девственница беременна.

Уорику показалось, что его сердце на мгновение перестало биться. Холодный пот выступил на лице. Его мозг лихорадочно заработал. Боже правый! Как же она могла это сделать? Оставить его, оставить Четхэм, нося под сердцем его наследника! Как решилась играть в эти опасные игры, ставя на карту не только свою собственную жизнь?

И какой же он сам дурак! Служанка заметила, а он — нет! Он, ее муж, который ласкал и обнимал, и любил ее целую ночь…

— Я знаю, что она не девственница, отец. Она рассказала мне правду, которую не посмела открыть тебе. Но какое это имеет значение? В конце концов, это я собираюсь на ней жениться!

— Ты меня плохо слушаешь! Она не просто лишилась девственности, но носит ребенка какого-то олуха!

— С этим, отец, тоже легко управиться! Нужно только держать ее взаперти, пока она не разрешится от бремени, а потом избавиться от ребенка.

— И ты действительно думаешь, что она будет любить и слушаться тебя, после того как ты убьешь ее ребенка?! — фыркнул Вильям.

Рауль засмеялся:

— А что в этом такого, сэр? Мы же убили ее отца!

— Нужно избавиться от нее немедленно…

— Что? Король будет подозревать нас! Отец, я не откажусь от нее!

— Дурак! Весь твой ум — у тебя в панталонах!

— Отец…

— Хватит, я больше не буду с тобой препираться! Веселись с этой ведьмой, если ты так в нее влюблен! Бери ее, но помни, что ты попадешь прямо в ад!

Уорик, стоявший в стороне, сжал кулаки.

«Нет, Рауль Дуво и сэр Вильям, — подумал он. Мир перед его глазами окрасился в красный цвет. Цвет крови. — Я отправлю прямиком в ворота ада вас обоих!»

— Я умываю руки! — воскликнул Вильям и насмешливо добавил: — Делай что хочешь, Рауль, а я посмотрю, как у тебя пойдут дела. Завтра меня не будет целый вечер.

— Куда ты собираешься?

— Ничего особенного. Я получил письмо от одной старой приятельницы и хочу повидаться с ней и провести вместе вечер.

— Женщина? — захихикал Рауль. — Ах, отец! Значит, есть еще порох в пороховницах?

— М-м-м. Вполне возможно. Ну, ладно. Я пойду, а ты целый вечер можешь наслаждаться обществом своей бесценной красотки. Лучше сказать, соломенной вдовушки!

— Отец, я без ума от нее!

Вильям что-то ответил. Они удалялись, и Уорик не расслышал последних слов.

Хорошо, что они ушли. Страшный гнев, от которого весь мир погружался в кроваво-красный туман, кипел внутри Уорика. Задержись они хоть на минуту, и он издал бы первозданный дикий клич, бросился на них и задушил их голыми руками или погиб сам в смертельной борьбе.

Фу, какая глупость! Ведь если он умрет, то Ондайн окажется полностью в их власти. Ондайн… и их будущий ребенок.

Теперь по крайней мере в одном он не сомневался: это сражение касается не только Ондайн. В глубине души он предчувствовал, что двое негодяев вскоре погибнут в открытом бою от его руки.

Ондайн…

Он стиснул зубы. Ему больше не придется подыскивать веские доказательства в спорах с женой!

Глава 29

Джек сидел в дальнем углу таверны «Белое крыло» и лениво потягивал из высокой кружки эль. Он забросил ноги на скамейку и удобно прислонился спиной к теплой стене. С добродушной улыбкой он следил за происходящим в зале: в одном углу играли в кости, в другом — в карты. Мужчины пили и смеялись. Веселые девушки, выставив пышные груди, смеялись в ответ и подавали им еще эля. Мясо дикого оленя поджаривалось над открытым огнем очага, источая дразнящий аромат. Здесь было уютно и тепло. Прекрасное местечко, чтобы укрыться от пронизывающего, холодного ветра, который свирепствовал за дверями.

Джек улыбался, глядя, как Молли, предмет его страсти, накладывает на тарелку мясо и половником наливает жирную подливку. Он оказался в выигрыше от этого приключения. Лорд Четхэм работал у наковальни, Юстин и Клинтон рыскали по Лондону, а он всего-то должен был пару дней держать ухо востро и глядеть во все глаза. Вот так работка! К тому же Молли, кажется, оценила его доброе сердце и не имела ничего против его внешности, так что свободное время он проводил в ее обществе. Единственное, о чем он сокрушался, было то, что рано или поздно ему придется уйти.

Молли поставила перед ним еду и, покраснев, как невеста, обтерла руки о юбку.

— Что ты за прекрасная девушка, Молли! — сказал Джек, засовывая монету между ее роскошными грудями. Она снова зарделась и слегка хлопнула его по руке.

— Ешьте лучше, сэр, пока не остыло! И следите за своими руками! Хозяин смотрит!

Джек разразился смехом, поскольку хозяин был готов продать все, что только можно. Джек подмигнул проходящей Молли, окунул кусок хлеба в подливку и засунул в рот. Что бы там ни говорили про это заведение, но никто не стал бы отрицать, что «Белое крыло» славится прекрасной кухней и всегда горячей едой.

— Пальчики оближешь, Молли, подружка! — похвалил Джек и добавил: — А ты сама, красотка, еще более лакомый кусочек!

— Да, так я тебе и поверила! Все вы сладко поете!

Она чмокнула его и собралась уходить, но Джек вдруг напрягся, устремив глаза на дверь таверны.

Она резко распахнулась, впуская нового посетителя, а вместе с ним и порыв сильного ветра с хлопьями снега.

Однако Джек не заметил ни ветра, ни снега, а во все глаза смотрел на запоздалого гостя. Точнее — гостью.

Это была леди Анна, закутанная с головы до ног в темный плащ, только прекрасные глаза сверкали из-под капюшона. Но Джек узнал эти глаза. Да, он знал их очень хорошо!

Какой-то бедолага закричал, чтобы поскорее закрыли дверь. Джек увидел, что Анна не одна; следом за ней вошел огромный неуклюжий человек, при первом появлении которого в трактире все стихло. Широченные плечи и рост выдавали в нем опасного противника, привыкшего пользоваться мечом и пистолем, который торчал у него из-за ремня.

— Хардгрейв, — прошептал Джек, прижимая к себе Молли.

Молли промямлила что-то и попыталась высвободиться из его рук.

— Еще не хватало, Джек, чтобы ты щипал меня за задницу!

— Молли! Тихо! — Он перешел на тревожный шепот, прячась за ней и стараясь повернуться так, чтобы остаться незамеченным вошедшими. — Молли, девочка, ты меня любишь?

— Что такое, Джек? — спросила, она подозрительно.

— Молли, ты любишь меня хоть немножечко? Если любишь, тогда помоги мне.

Молли нахмурилась, но, кажется, почувствовала важность момента.

— Ну ладно, Джек, милый, что тебе надо? — спросила она, как и он, переходя на шепот.

— Вон леди и джентльмен, которые только что вошли… Пойди обслужи их и слушай как можно внимательнее, о чем они говорят.

Молли обернулась и с любопытством посмотрела на Хардгрейва и Анну. Они сели на длинную скамью напротив очага, неподалеку от Джека. Хардгрейв бросил перчатки на стол, с отвращением оглядывая комнату.

— Фу, постоялый двор! Девка, сюда!

— Но он ведь только что присел! — оскорбившись, сказала Молли. — Не иначе как какой-нибудь важный лорд.

— Молли, иди к ним, пожалуйста! Будь хорошей девушкой. Давай быстрее! И ни слова обо мне. Давай!

Молли секунду подумала и пошла, раскачивая бедрами, между столами.

Джек вжался в стену и вытянулся к ним, стараясь расслышать слова. Шум в трактире, затихший было при появлении гостей, постепенно стал возрастать, но лорд Лил Хардгрейв, казалось, вовсе не опасался, что его могут подслушивать, и орал во весь голос:

— Какое у вас есть вино, девочка?

— Никакого, сэр. Только эль…

— Принеси! Да смотри — самого лучшего! Если это окажется какое-нибудь свиное пойло, я его вылью тебе на голову, попомни меня!

— Хорошо, сэр, самого лучшего! — сказала Молли, делая небольшой реверанс. Он распорядился подать ему также жаркое и предупредил, что и оно должно быть отменным, иначе на ее голове окажется и подливка. Молли снова поклонилась. Леди Анна неодобрительно покачала головой и отказалась от еды, но охотно согласилась выпить эля. Молли заторопилась выполнять заказ, а леди Анна посмеялась над привередливостью Хардгрейва.

— Лил, чего ты ждал? Это ведь обыкновенный деревенский трактир, не более! Ты думал, что тебе предложат коллекционные вина от лучших виноделов Франции?

Она рассмеялась, довольная собственной шуткой. Джек заметил, что она выглядела на редкость взволнованной в этот вечер. Ее глаза блестели, как алмазы, от радостного возбуждения.

— Нужно было пообедать в Лондоне, — обиженно заворчал Хардгрейв.

— Как ты можешь думать о еде в такой момент! — воскликнула Анна. Ничто, казалось, не могло испортить ей настроение. Когда Молли вернулась с хлебом и элем, она одарила ее ангельской улыбкой и сказала Хардгрейву, что считает обслуживание превосходным.

Молли сделала реверанс и поспешно отошла к очагу. Джек наблюдал, как она кладет на тарелку Хардгрейва куски мяса. Неожиданно он нахмурился, потому что Хардгрейв вдруг заговорил, понизив голос, и Джек уже ничего не мог расслышать.

Анна снова засмеялась серебристым, мелодичным смехом, который очень беспокоил Джека, гораздо больше, чем даже то, что эти двое сидели рядом с ним! Все это неспроста! «Белое крыло» не принадлежало к числу заведений с дурной репутацией, которые обычно посещала знать, желавшая ознакомиться с жизнью низов!

Молли поставила тарелку перед Хардгрейвом и не отходила от его стола до тех пор, пока он не потерял терпение:

— Что тебе еще, девочка? У меня уже есть еда… Можешь убираться отсюда!

Молли убежала на кухню и вернулась с кружкой для Джека, хотя он ничего не заказывал. Она была умная девушка, эта Молли, и сделала так специально, чтобы иметь возможность прошептать ему на ухо:

— Я не могу стоять около них, Джек! Но если я встану здесь, у огня…

— Нет, Молли, теперь я и сам прекрасно их слышу! Иди по своим делам, дорогая!

Она кивнула и ушла, убедившись напоследок, что ничего не упустила.

— Поторапливайся с едой! — подгоняла Анна Хардгрейва. — Я не хочу, чтобы Дуво застал тебя!

— А почему? — спросил лорд Хардгрейв, облизывая жирные губы и прополаскивая рот глотком эля. Он вздохнул и шутя погрозил Анне коротким пальцем. — Ты хочешь встретиться с ним наедине, чтобы э-э-э…

— Нет, дело не в этом! — сказала Анна раздраженно. — Просто ты быстро выходишь из себя и грубишь! А я быстрее все улажу. Я написала записку, и мы тут же получили ответ. Дуво — мужчина… А я лучше всех справляюсь с мужчинами! Разве мы не хотим сделать все тихо и быстро?

Хардгрейв что-то пробормотал. Но как Джек ни напрягался и ни вытягивал шею, ему не удалось ничего расслышать. Но и того, что он уже знал, было достаточно, чтобы кровь застыла в жилах. Дуво! Один из родственников Ондайн — дядя или кузен — придет сюда на встречу с этой не вызывающей доверия парочкой, от которой одни только неприятности, если не сказать настоящие беды.

Хардгрейв недовольно встал, вытер рот рукавом и рявкнул, вызывая служанку. Молли тут же подошла к нему.

— Убери здесь и пошевеливайся! Да принеси еще одну кружку этой обезьяньей мочи, которую ты называешь элем!

— Да, милорд, прямо сейчас! — пообещала Молли. Лил Хардгрейв посмотрел на Анну:

— Я выйду на улицу, мне полезен свежий воздух.

— Не торчи… на виду, Лил! Я не хочу, чтобы он видел тебя сегодня! Сначала надо понять, что у него на уме!

Хардгрейв направился к двери и рванул ручку с такой злостью, что Джек усомнился в том, что свежий воздух улучшит его настроение.

Анна сидела за столиком: прекрасное лицо было скрыто капюшоном, голова опущена, но на губах видна улыбка. Она изучала свои маленькие, изящные ручки, попивала эль и нервно постукивала ножкой по полу.

Но Джек ждал с еще большим нетерпением, натянутый, как струна, вот-вот готовая лопнуть.

В трактире по-прежнему смеялись мужчины, кокетничали девушки, стучали игральные кости. Потрескивали и пощелкивали поленья в очаге, наполняя комнату теплом и дымом. Ожидание не беспокоило Анну. Она выглядела безмятежной.

Джек, напротив, вздрагивал от каждого звука, сгорая от нетерпения. Леди Анна вдруг подняла голову. Он прижался к стене, так что почти слился с ней. Анна его не заметила. Ее мало интересовало, что творится вокруг.

Наконец, когда Джек уже думал, что вот-вот сойдет с ума, дверь снова открылась. Вошел мужчина, уже немолодой, но с прямой осанкой, подтянутый и красивый.

«Это дядя!» — решил Джек. Без сомнения, вошедший был именно тем, кого ждала Анна. Он был хорошо и богато одет: в бархатные панталоны неброских серых тонов и накидку, отороченную по краям и у горла мехом.

Ему не потребовалось много времени, чтобы узнать Анну среди царившей вокруг суматохи. Он подошел прямо к ее столику и встал перед ней, настороженно глядя на нее. Анна ответила на его испытующий взгляд обольстительной улыбкой.

— Вы та самая дама, которая прислала мне записку? — спросил Дуво.

— Да, я.

— Почему я могу доверять вам?

— Садитесь, мой прекрасный сэр, и я расскажу вам.

Дуво сел, но отказался от эля, отодвинув кружку с отвращением.

— Кто вы? — спросил Дуво.

— Я не стремлюсь к известности, — сказала Анна кокетливо. — Зовите меня хоть Джеком, если хотите.

— Как?

— Я расскажу, что мне известно, сэр, и вы все поймете! А мне известно, что вы приемный брат герцога Рочестерского. Наследственные земли по праву принадлежат его дочери, вашей племяннице, но, я думаю, вы ничего не имеете против, чтобы взять их себе! У вас есть сын…

— Рауль, — вздохнул Дуво.

— Да, именно так! — улыбнулась Анна. — Да, я представляю! Обманутый маленький мальчик…

— Откуда вы все это знаете? — спросил Дуво хрипло.

Анна перегнулась к нему через стол, ее глаза горели в темноте, как у кошки.

— Я даже знаю, что герцогиня всего лишь очаровательная шлюшка! Хороша же невеста для вашего сына!

На этот раз красота подвела Анну. Дуво неожиданно схватил ее за руку и больно дернул.

— Это шантаж!

Анна сначала растерялась, но потом звонко и с удовольствием рассмеялась:

— Шантаж? Да нет, сэр! Я всего-навсего хочу предложить вам некоторую сумму денег!

— За что? — подозрительно спросил Дуво.

— Как я уже намекнула в письме, у нас есть общие интересы. Сэр, мне кажется, вам очень понравится, если ваша племянница навсегда исчезнет и ее исчезновение будет подтверждено документом о смерти. Тогда вы, будучи наследником, беспрепятственно завладеете всем имуществом и вам не придется коротать жизнь вместе с ненавистной невесткой, которая стоит у вас поперек горла. Дуво молча смотрел на нее и тяжело дышал.

— А вам зачем все это? Каков ваш интерес? И откуда деньги?

— Значит, вы все-таки заинтересовались! — просияла Анна. — Я очень рада.

— Подробности! — рявкнул Дуво.

— Понимаете, один джентльмен, мой друг, без памяти влюбился в эту девочку и готов заплатить за нее большие деньги.

— Нет! Я не согласен. Она сбежит от него и появится здесь снова.

Анна покачала головой:

— Мой друг этого не допустит. Он поживет с ней во Франции, пока она ему не наскучит, а затем… м-м-м, ну скажем… захочет вернуть свои деньги, заключив другую сделку с какими-нибудь моряками, которые считают прелестные личики наиболее прибыльным грузом.

— Но она будет жива.

— Да, почти, если можно так сказать. Не герцогиня, не леди, а наложница какого-нибудь жестокого султана!

Дуво задумался, затем откинулся назад, глядя на Анну с прежним недоверием. Она улыбнулась и положила на стол кожаный кошелек.

— Здесь золото, — прошептала Анна нежно.. — Прошу вас, дотроньтесь до него! Возьмите его в руки. Попробуйте его тяжесть…

Глаза Дуво заблестели. Он подумал еще секунду, взял кошелек, взвесил на ладони содержимое и, опустив его под стол, » заглянул внутрь. Затем он осторожно вытянул монету и, попробовав ее на зуб, торопливо бросил обратно и спрятал кошелек под плащом.

— Так каков же ваш интерес во всем этом? — спросил он Анну.

— Ах, — промурлыкала она, — уверяю вас, сэр, я внакладе не останусь!

— Значит, когда и как?

— Завтра вечером я со своим другом приеду к вам во дворец в закрытой карете. На дне кошелька, — она ткнула пальцем ему в грудь, туда, куда он только что его спрятал, — вы найдете пузырек с порошком, который подсыплете ей во время обеда. Сначала она как будто быстро устанет, а через полчаса будет спать мертвым сном.

— Но тогда как же я объясню ее исчезновение королю? — сердито спросил Дуво.

— Очень просто! — воскликнула Анна. — На следующее утро вы сделаете вид, что поехали на прогулку. Наверняка у вас найдется верная служанка, которая наденет какое-нибудь платье герцогини. На вас нападут воры, сэр, бандиты. Герцогиня исчезнет. Вам останется только немного растрепать себе волосы и кричать: «Караул!» Мы с моим другом позаботимся, чтобы в Лондоне нашли неизвестный труп, в котором опознают леди Дуво герцогиню Рочестерскую. Все прекрасно продумано! Не подкопаешься, милорд!

— Нет… не так уж прекрасно! Что делать с моим сыном?

— Отошлите его куда-нибудь по делам; он ничего не должен знать.

Дуво некоторое время обдумывал предложение.

— Пожалуй, это можно устроить, — сказал он.

— Ну конечно, сэр! Мы все сделаем как надо! — Анна соблазнительно улыбнулась и добавила: — Да, кстати, сэр, позаботьтесь также убрать куда-нибудь подальше вашего кузнеца.

— Это еще зачем? — настороженно прищурился Дуво. — Откуда вы его знаете?

Анна немного нервно рассмеялась:

— Я его не знаю! Но говорят, что он большой грубиян! Ответ, кажется, не удовлетворил Дуво, но Анна больше ничего не сказала. Дуво подвинул к себе отвергнутую сначала кружку и одним махом ее выпил, только слегка поморщившись.

— Так что же, сэр? — нервно спросила Анна. — Вы хотите, чтобы ваша племянница исчезла, или нет? Сделайте, как я сказала, и никто вас не заподозрит!

— Да, я хочу, чтобы она исчезла! — с ненавистью сказал Дуво. Анна улыбнулась и поискала глазами служанку. Джек нахмурился. Молли поблизости не было. Куда она подевалась?

— Эй, подайте сюда эль! — скомандовала Анна.

— Нет, с меня довольно. — Дуво поднялся со своего места и посмотрел сверху вниз на Анну. — Мадам, знайте, женская красота на меня не действует. Если план не удастся и я окажусь ни с чем, обещаю, что найду вас… и убью вместо нее.

Анна совсем не испугалась.

— Дуво, нет слов, как я довольна нашим разговором! Я не допущу провала, потому что заинтересована в успехе этого мероприятия не меньше вас!

Очевидно, ее страстное уверение убедило его. Он кивнул и вышел из трактира.

Джек, ни жив ни мертв, сидел в своем углу, не смея пошевелиться. Леди Анна наверняка узнает его, если он встанет сейчас со своего места. Но прежде чем искать способы предупредить Уорика, надо ждать, пока вернется Хардгрейв и эти двое уйдут из трактира.

Время тянулось бесконечно долго. Хардгрейв был, наверное, сам дьявол, что мог так долго выдерживать такой холод!

Даже леди Анна стала терять терпение, хмурилась, барабанила по столу пальцами и время от времени поглядывала на дверь.

Прошло не меньше десяти минут, прежде чем вошел Хардгрейв. Он почти задел Джека, проходя мимо него к огню, чтобы согреть руки и спину.

— Ради Бога, что ты там так долго делал? — набросилась на него Анна, когда Хардгрейв подошел к столу.

Он пожал плечами:

— Мне кажется, я просто потерял счет времени. Ну что, дело сделано?

— Да! — радостно воскликнула Анна, тут же потеряв интерес к тому, почему же он так долго торчал на улице.

Хардгрейв одобрительно кивнул:

— Ладно, а теперь давай побыстрее уберемся отсюда.

Он бросил на стол монету. Анна поднялась. Хардгрейв обнял ее за плечи, и вместе они удалились.

Джек встал и потянулся, разминая затекшее тело, когда в таверну ворвалась Молли, дрожа от холода и потирая красные озябшие руки. Она была так возбуждена, что бросилась Прямо к Джеку, не обращая внимания на бившую ее дрожь.

— Молли, — начал он, — мне требуется твоя помощь…

— Даже больше, чем ты думаешь! — перебила она его встревоженным шепотом. — Этот отвратительный и надменный господин — я видела из кухни — кого-то поджидал на улице и вел себя так, как будто у него на уме что-то недоброе! Я подкралась к нему, Джек, и узнала все, что он собирается сделать…

— Прямо так, в одном платье? Храни тебя Бог, девочка!

— Тихо, тихо! Слушай дальше! Когда Дуво…

— Откуда ты знаешь Дуво?

— Ну это же я сказала тебе о Дуво! — напомнила Молли с достоинством. — Теперь слушай! Когда Дуво вышел и кликнул лошадь, этот человек подошел к нему. Дуво хотелось побыстрее уехать, но лорд заговорил об этом твоем друге ..

— Уорике? — спросил Джек.

Молли отвела в сторону глаза и спросила:

— Он не настоящий кузнец, правда?

— Ах да, Молли, только это между нами…

— Ты думаешь, что нельзя доверять девушкам из трактира, я знаю! — упрекнула она его. — Ладно уж, все равно теперь придется это делать, Джек!

— Молли, я верю тебе! Ради Бога, говори, что было дальше!

— Лорд сказал Дуво, что он и есть тот джентльмен, о котором шла речь, и что все сказанное леди — правда, но не вся правда. Есть еще кое-что. Этот человек сообщил, что кузнец — любовник герцогини. Дуво закричал, что убьет этого подлеца, а лорд сказал, что хочет убить его сам, но та леди ничего не должна знать об их разговоре! Лорд очень настаивал. Дуво даже начал сердиться, тогда лорд сказал, что он сам расправится с Уориком, потому что ждал этого случая много лет. Дуво наконец успокоился, и лорд отдал ему какой-то пакет и сказал про порошок, который Дуво должен подмешать в питье кузнеца, чтобы тот крепко заснул. И еще джентльмен сказал, что нужно сделать это все завтра к обеду.

Джек схватил ее за щеки и звучно поцеловал.

— Ах, Молли, ты самая прекрасная девушка на свете!

— Ты тоже мне нравишься, Джек. Сам знаешь!

— Но сейчас я как-то должен добраться до Уорика, — пробормотал он озабоченно.

Молли засмеялась и прыгнула к нему на колени:

— Я действительно самая прекрасная девушка на свете, Джек! Моя сестра замужем за сыном одного старого слуги во дворце Дуво; она может послать сынишку отнести дедушке гостинец вместе с твоей запиской. А старый Джем передаст записку кузнецу! Джем — настоящий друг!

— Тогда дай мне скорее перо, Молли! И знай, что ты тоже настоящий друг, а этот кузнец — любимец короля. Он тебя отблагодарит, Молли!

— Это не ради награды, Джек! — призналась Молли. — Это ради любви!

В своем домике неподалеку от дворца на жестком тюфяке лежал Уорик и смотрел в потолок, ожидая глубокой темной ночи. Отблески пламени от очага танцевали на потолке. Он следил за постоянно меняющимся рисунком. Его мысли то и дело путались, а тело то напрягалось, то расслаблялось.

Ах, эти чувства! Они мучили его, глаза застилала кроваво-красная пелена, а кулаки непроизвольно сжимались, когда он думал о Вильяме и Рауле. Как он хотел расправиться с ними в открытом бою! Даже если сам дьявол будет на их стороне! Хладнокровные убийцы! Предатели, хитрые и коварные гадюки!

Рауль, готовый убить ребенка! Его ребенка!

— О-о-о-о! — застонал он и перевернулся на живот, пытаясь успокоиться. Решение уже было принято — он вызовет этих двоих на бой. Трусы… Их нельзя считать достойными противниками! Они привыкли действовать хитростью и коварством. Они подстроили убийство герцога так, что он до последней секунды не подозревал об их предательстве!

Но Ондайн…

Уорик снова перевернулся на спину и стал смотреть на танцующий узор на потолке. Он почти боялся встретиться с ней этой ночью. Господи, как же она посмела оставить его, убежать из Четхэма, приехать в это разбойничье логово, будучи беременной! Его душили гнев и обида. Чем дальше, тем сильнее он чувствовал горечь. Нет, он больше не пойдет к ней. Но ему нужно идти. Хотя бы для того, чтобы сказать, что завтра они уедут отсюда навсегда. Он ее законный муж и отец ребенка, которого она носила под сердцем и столь беспечно подвергала опасности. Он человек, который любит ее больше всего на свете!

Уорик вскочил с кровати и накинул плащ. Завтра он увезет ее отсюда, а потом вернется, чтобы отомстить и восстановить справедливость. Конечно, Карл, если захочет, выгонит его за это из королевства, но Четхэму все это уже было безразлично.

Вдруг он прислушался. Чья-то тень мелькнула мимо его окон, и послышались шаги около двери. Уорик приготовился распахнуть ее и встретить пришельца ударом, когда раздался тихий стук. С любопытством и осторожностью он открыл дверь.

На пороге стоял старик и дрожал от холода. Уорик узнал старого дворецкого. Сухонький и сморщенный, дрожащий, как осиновый лист на ветру, он определенно не представлял угрозы.

— Входи, старик, — сказал Уорик, подавая ему руку и подталкивая поближе к огню.

Человек благодарно кивнул, присел на деревянный чурбан поближе к очагу. Уорик, скрестив руки на груди, смотрел на него и терпеливо ждал.

Постепенно зубы старика перестали выбивать дробь, и, прежде чем Уорик задал вопрос, он заговорил:

— Кузнец, у меня к тебе записка из «Белого крыла» от человека по имени Джек.

— Послание? Давай его сюда скорее, старик!

Сдвинув брови, с величайшей озабоченностью Уорик взял запечатанный конверт из трясущихся старческих рук.

— В чайнике на огне есть чай. Согрейся немного, — бросил он с отсутствующим видом, вскрывая конверт.

Послание Джека было кратким.

«Замышляется заговор, — гласила записка. — Приходи в трактир. Срочно. Не ходи к Ондайн сегодня ночью!»

Уорик посмотрел на старого слугу, предпринимавшего попытки налить себе чай в оловянную кружку. Но дрожь колотила его так сильно, что чайник только звякал об олово.

Уорик взял чайник из рук старика, налил в кружку дымящуюся жидкость и присел перед ним на корточки, ожидая, пока тот сделал несколько глотков.

— Как ты получил эту записку? — спросил он. В глазах старого дворецкого блеснула гордость.

— Мне это несложно, сэр! Сестра моей невестки прислуживает в трактире. Сегодня вечером ко мне пришел внук с гостинцем и дал мне для вас этот конверт. Еще мальчик сказал, чтобы я предупредил вас ни в коем случае не ходить во дворец.

— Ты можешь передать от меня послание госпоже? — сказал Уорик напряженно.

Глаза старика ожили, и он охотно кивнул.

— Я не хочу подвергать тебя опасности… — начал Уорик.

— Сэр, я вижу, что вы такой же кузнец, как эти двое — лорды! Если вы здесь, чтобы помочь герцогине, я с радостью рискну ради нее своей жизнью, потому что служил ей так много лет и скорее готов умереть, чем видеть ее замужем за этим вероломным негодяем!

— Спасибо, хороший ты человек! — сказал Уорик с ласковой улыбкой. — Тогда скажи ей вот что: она во что бы то ни стало должна прийти сюда завтра не позже полудня! Сможешь это сделать?

— Да. Они стараются держать нас подальше друг от друга но я передам, сэр! Клянусь в этом!

— Спасибо.

— Джем, сэр. Меня зовут Джем.

— Спасибо, Джем. Благослови тебя Господь. Если завтра все пройдет удачно, ты снова будешь встречаться со своей госпожой в любое время, когда только пожелаешь!

Джем отдал Уорику оловянную кружку и поднялся. Он больше не дрожал. Его худые плечи распрямились.

— Завтра вы заберете ее отсюда?

— Да.

— Да благословит вас Бог, сэр! И да пошлет этим двоим вечное проклятие!

— Аминь! — закончил Уорик.

Он выпустил Джема за дверь и потянулся за плащом. Ему предстояли длинное путешествие и тайная встреча с друзьями в «Белом крыле».

Глава 30

Ондайн так и не узнала, что послужило причиной плохого настроения дяди в то утро. После отъезда короля Вильям ненадолго зашел в дом и тут же уехал, бросив ей на ходу, что допоздна не вернется.

Рауль также все утро был в отъезде. Берольт пояснил, что он уехал куда-то по делам. Ондайн подумала, что вряд ли еще когда-нибудь представится такой случай. Ускользнув от вездесущего ока Берты, она направилась в комнаты Рауля, надеясь там найти нужные ей бумаги.

Она так увлеклась, обыскивая его гардероб, что не заметила, как вошел Рауль.

— Что ты здесь делаешь, Ондайн? Неужели жгучий интерес к моим чулкам завел тебя в мои апартаменты?

Она вспыхнула, но тут же рассмеялась:

— Нет, Рауль! Конечно, я пришла сюда не из-за твоих чулок. Я пришла, чтобы…

— Чтобы что? — рявкнул он. Она запнулась, но потом сказала:

— Я просто… Мне хотелось увидеть твою комнату.

— Герцогиня, — сказал Рауль с недоверием и угрозой в голосе. Его темные глаза совсем почернели, а тело напряглось. — Отвечайте, что вы здесь делали?

— Рауль! Мне просто захотелось сравнить! Ведь меньше чем через месяц мы поженимся, и мне показалось разумным заранее выбрать для нас комнаты. Я так привыкла к своим апартаментам. Но поскольку считать свое самым лучшим некрасиво, я решила сравнить размеры и расположение наших комнат и подумать, какие будут удобнее… для нас обоих. И вот… Ну хорошо, я признаюсь! Меня одолело обыкновенное любопытство. Я покопалась в твоих вещах и обнаружила чудовищный беспорядок!

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Рауль расслабился, приняв эту сладкую вдохновенную ложь за правду.

— Никогда еще женщина не заботилась обо мне, — сказал он, погладив ее по волосам.

Он подошел к ней совсем близко.

— Уже темнеет! Мне надо торопиться, чтобы успеть принять ванну перед обедом! — воскликнула Ондайн. — Рауль! Дяди сегодня не будет целый вечер, так что мы остались одни!

С этими словами она покинула его.

Она не успокоилась, пока не добежала до двери своей комнаты и не захлопнула ее за собой. Наконец она отдышалась и подумала, что поторопилась сбежать от Рауля и даже не спросила ничего ни о странном поведении дяди за завтраком, ни о его вечернем исчезновении. Что ж, придется поговорить о Вильяме за обедом.

— Герцогиня, вы побледнели!

Она открыла глаза и с раздражением обнаружила Берту, которая стояла перед ней, уперев в плотные бока полные руки и глядя на Ондайн самодовольно и чуть ли не с насмешкой.

— А я думала, что вы не входите в мою комнату без моего разрешения, — сухо сказал герцогиня.

Берта невинно всплеснула руками:

— Миледи! Но ведь уже так поздно. Я приготовила ванну. Вам нужно торопиться, пока вода не остыла.

Ондайн улыбнулась и, раздевшись, погрузилась в ванну, отомстив Берте тем, что-то и дело роняла мыло, всякий раз вежливо прося служанку подать ей его. Конечно, Берта понимала, что Ондайн издевается над ней, но что она могла сделать?

Уже одетая к обеду, Ондайн снова почувствовала страх. Рауль был так суров, застав се у себя в комнате. Она пыталась догадаться, что же на самом деле было у него на уме… как и у его отца.

Она горделиво подняла подбородок и спустилась вниз по лестнице. Прежде чем войти в зал, она сложила губы в любезную улыбку и только тогда скользнула внутрь.

Рауль ожидал ее, стоя перед очагом и заложив руки за спину. Она прошла мимо, привлекая его внимание, затем присела в реверансе и покружилась в пируэте, чтобы он полюбовался темно-лиловым платьем из легчайшего органди, которое он выбрал специально для этого вечера.

— Прекрасно, — одобрил Рауль.

Ондайн тут же подумала, что не стоит выглядеть слишком очаровательной, чтобы лишний раз не вызывать в глазах Рауля похотливый блеск.

Его взгляд совершенно не походил на тот, которым Уорик время от времени смотрел на нее. В глазах Четхэма искрились юмор и озорство, но также восхищение и страсть, от которой огонь загорался в ее крови и все внутри начинало трепетать в сладостном предвкушении. Взгляд Рауля был другой. Хотя, возможно, намерения те же самые. Рауль понятия не имел о гармонии, об удовольствии отдавать, а не только брать, о возможности делить чувства с другим человеком. Он был просто сластолюбцем, который замышлял что-то недоброе, и Ондайн замечала его порочность всякий раз, когда он глядел на нее.

Она заторопилась к своему месту за столом и даже не обратила внимания на стоявшего у нее за спиной презренного Берольта, собиравшегося отодвинуть для нее стул. Заметив свою оплошность, Ондайн позволила ему помочь ей. Рауль подошел следом за ней и, воспользовавшись отсутствием отца, занял его место во главе стола.

Она наклонилась к нему и тихо прошептала, пока Берольт отошел к буфету за тарелками:

— Нельзя ли его отослать, как только подадут еду? У меня к тебе дело чрезвычайной важности и секретности.

Любопытство засветилось в темных глазах Рауля, и он кивнул в знак согласия.

Берольт стоял сзади. Ондайн положила себе на тарелку вареные овощи и телятину и следила за Раулем, сделавшим то же самое.

— Можешь идти, — сказал Рауль.

Берольт замялся. Неужели ему было приказано шпионить за ними?!

— Я сказал, можешь идти! — закричал Рауль.

У Берольта не осталось выбора. Он неохотно вышел из зала и закрыл за собой двойные двери.

Но ни Рауль, ни Ондайн не обратили внимания на его настроение. Рауль потягивал вино.

— Так в чем же дело? — спросил он.

Ондайн поводила вилкой по тарелке и посмотрела на него исподлобья.

— Скажи, почему твой отец был в таком настроении сегодня утром? Допрашивал меня с такой ненавистью и упорством! Почему, когда приехал король, он вцепился мне в волосы, так что чуть не выдрал их с корнем? Зачем угрожал мне? Рауль, титул пока что принадлежит мне… и тому, с кем я его разделю! Что случилось с твоим отцом? Разве не ты будешь герцогом и хозяином, а он?

Рауль ответил ей не сразу, осторожно, не спуская с нее глаз, как орел, высматривающий добычу.

— Конечно, ты герцогиня, я буду герцогом.

Ондайн презрительно фыркнула и снова переключила внимание на свою тарелку.

— Я очень удивлена, Рауль, — сказала она вкрадчиво. — Дядя чуть не разорвал меня сегодня в клочки, а ты даже не заступился за меня, хотя поклялся защищать!

— Трудно, моя прекрасная невеста, тебя защищать, если ты лжешь или говоришь полуправду!

Она укоризненно посмотрела на него.

— Когда же я солгала? Я доверилась тебе! Призналась, что я замужем! Так что же, эта моя дурацкая ошибка вызвала ярость твоего отца?

— Нет, — ответил Рауль, все так же не спуская с нее глаз и не обращая внимания на еду. Он откинулся на спинку стула и положил ноги на стол. — Мой отец не знает ничего о твоем замужестве.

Глаза Рауля сверкали, и Ондайн поняла, что он собирается ей что-то сказать и наблюдает за ее реакцией. Она внутренне собралась и приготовилась.

— Отца привел в бешенство ребенок, которого ты носишь под сердцем.

— Ах!

Никакая подготовка не могла помочь Ондайн. Она вздрогнула и побледнела. Как Вильям мог догадаться? Как? Ведь она не прибавила в весе, ничуть не изменилась!

— Так, значит, это правда, — сказал Рауль с тяжелым вздохом. Ледяной ужас сковал ее сердце. Она подумала, что он, не задумываясь, убьет ее на месте, ведь однажды он уже совершил убийство.

— Да, — прошептала она чуть слышно. Отпираться не имело никакого смысла. Застигнутая врасплох, она выдала себя.

Он вдруг вскочил на ноги, обнял ее за шею и наклонился к ней, коснувшись ее щеки длинным острым носом.

— Отец хочет убить тебя, — поставил ее в известность Рауль бесстрастным голосом, от которого холод проник ей в самое сердце. — Теперь ты можешь убедиться, как я тебе предан. Я прощу тебе ребенка. Я даже готов его признать. Я так и сказал отцу. И так будет. Я стану герцогом и твоим повелителем, а у тебя появится хороший повод для благодарности!

Ей не нужно было смотреть на Рауля, чтобы почувствовать исходившие от него ненависть и злобу. Дядя хотел убить ее, но она знала, что и Рауль не лучше. Он согласился признать ее ребенка, но он мог его и убить!

«Берта!» — вдруг догадалась Ондайн. Эта омерзительная жирная свинья, которая притворно охала и ахала, выражая сочувствие, выдала ее. Заметив легкую перемену в ее теле, она просто стала за ней следить. Берта, эта проклятая, порочная женщина!

Ондайн сцепила руки и сложила их на коленях. Она наклонила голову, как будто от застенчивости, но на самом деле чтобы скрыть вспыхнувшую ненависть в глазах.

— Так, значит, ты женишься на мне в любом случае, — сказала она тихо. — И примешь ребенка простолюдина как своего собственного? Да, кузен, я в самом деле удивлена. И конечно, сердечно благодарна!

Ее слова, кажется, льстили Раулю и развлекали его одновременно. Он снова сел и вытянул ноги, в этот вечер представляя себя лордом и хозяином поместья.

— Тебе придется сносить отцовские оскорблений.

— Да, я понимаю.

— Он бывает очень грубым.

— Да, я Знаю.

— Ничего, я всегда буду рядом. Я готов на все, чтобы обладать тобой.

Она подняла голову и посмотрела ему в глаза. На ее губах заиграла улыбка.

— Мной, титулом и поместьем. Он пожал плечами:

— Но это одно и то же!

— Да, до тех пор, пока я жива.

Он снова вскочил и раздраженно выкрикнул:

— Я получу все, что захочу! Отец еще увидит! Если ты будешь терпеливо сносить его гнев, который вполне заслуживаешь, во всем повиноваться ему и не спорить, я все устрою.

Она встала и оттолкнула от себя кресло, едва держась на ногах. Он поднялся, желая задержать ее, но она взмолилась:

— Рауль, я очень расстроена. Я…

— Но у нас только одна ночь! — сказал он с тревогой. Она покачала головой:

— Я плохо себя чувствую. Пожалуйста, прости меня, Рауль. Скоро мы соединимся навсегда. Пожалуйста! — Последние слова она произнесла почти с отчаянием. — Рауль! Я так благодарна тебе, так счастлива и жду не дождусь дня, когда мы соединимся! Но сейчас я так слаба и так устала!

В ее словах не было притворства; она чувствовала головокружение, слабость и неимоверный страх.

Рауль медленно кивнул.

Ондайн только этого и нужно было. Она повернулась, подобрала юбки и заторопилась вверх по лестнице, чтобы поскорее ощутить себя в безопасности за дверью с задвинутой щеколдой.

Но теперь ничто уже не могло ее успокоить. Так, значит, дядя все знал… О Боже, кто бы мог предвидеть такое? А Рауль… Рауль — бессердечный лжец. Она-то уж наверняка знала, что он не потерпит ребенка от другого мужчины, тем более от неграмотного сына мельника, как она Представила дело.

Ондайн металась по комнатам, из гостиной в спальню и обратно. Рауль все еще верит в их свадьбу… Но она поняла, что Вильям не допустит этого. Значит, он что-то замыслил. Но что?

Наконец она легла на постель, прижавшись горячей щекой к прохладной подушке. Наверное, Уорик прав и ее идею надо признать дурацкой. Сейчас самое время сбежать, не дожидаясь дальнейших неприятностей…

Уорик! Если Берта заметила ее состояние, то обнаружить се мужа и любовника было только делом времени. Она тихо застонала. Поверит ли когда-либо Уорик, что она приехала сюда, ничего не зная о ребенке, которого носила и любила.

Уорик…

Скоро он придет. Он придет ночью, скользнув в ее комнату, как большая темная тень. Он обнимет, приласкает и успокоит ее, прогонит страх, который гибельной петлей, казалось, стягивался вокруг ее шеи.

Когда он обнимет и прижмется к ней со всей силой, она согласится бежать немедленно, потому что здесь больше ничего нельзя добиться. Но какая же она дура! Как ужасно она рисковала! Своей жизнью, жизнью ребенка… и даже жизнью Уорика.

Ее горящее лицо не освежали даже прохладные простыни. Она закрыла глаза и решила, переборов страх, спокойно обдумать ситуацию. Сейчас она должна дождаться своего мужа и, предав в его руки свою жизнь, целиком на него положиться. .

Немного успокоившись, она встала с кровати, ополоснула холодной водой лицо и села перед туалетным столиком, расчесывая волосы. Она чувствовала тепло очага, всматривалась в темноту ночи за окном. Какой холодной была эта ночь! Снег укутал землю как одеялом. Стонал и завывал ветер.

Ондайн отложила щетку для волос и встала, ожидая, что Уорик скоро придет, сильный и смелый. Они не скажут друг другу ни слова. Он явится и потушит огонь, и в их сердцах вспыхнет другое, испепеляющее пламя, пламя любви и страсти. Они стиснут друг друга в объятиях и обрадуются тому, что живы и вместе, пока…

Грустно улыбаясь, Ондайн не торопясь начала снимать с себя одежду: туфли, чулки, подвязки, верхнюю юбку и нижние. Затем, дрожа от холода, вскарабкалась на постель, забралась под одеяло и потеплее укуталась.

Он придет. Скоро он придет. Он согреет ее…

Свет от камина освещал комнату. Ондайн смотрела на движение теней на потолке и думала об Уорике. Она представляла его лицо, глаза, щеки и подбородок, такой упрямый и правильный, его руки, бронзовые по сравнению с ее белой кожей, ..

Ее сладкую дремоту неожиданно нарушили тяжелые удары в дверь.

Она прижала одеяло к груди. Сердце бешено колотилось.

— Ондайн! Впусти меня!

— Секундочку, дядя! — еле слышно выдавила она из себя. Ей пришлось облизнуть губы и повторить.

Это непредвиденное вторжение посеяло в ней новые страхи. Она подлетела к гардеробу, второпях нашла какое-то платье и, на ходу застегивая пуговицы, побежала к двери. О Боже! Зачем бы дядя ни пришел, она должна избавиться от него прежде, чем появится Уорик…

Запыхавшись, со спутанными распущенными волосами, она открыла дверь.

Дядя оттолкнул ее в сторону и почти вбежал внутрь, огромными шагами пронесся через гостиную в спальную комнату. Потом он вернулся обратно и подошел к ней. При вспышках пламени она посмотрела ему в глаза и вздрогнула: в них пылала такая безумная ненависть, как если бы она была причиной всех бед и несчастий в его жизни!

Дядя моргнул, и этот странный взгляд исчез, как будто его никогда и не было, сменившись на хитрый и немного насмешливый.

— Ондайн… Ах, дорогое мое дитя, я страшно обеспокоен!

— Обеспокоены? — повторила она, не без основания сомневаясь в его словах.

— Да, — пробормотал он, подходя к огню, чтобы отогреть руки. Она последовала за ним, сохраняя дистанцию и раздумывая, какая новая опасность скрывается за его неожиданным появлением.

— Я был в городе, — сказал он, бросив на нее испытующий взгляд. — Кажется, в нашем краю появился какой-то сумасшедший. Убийца, который обычно орудует в полнолуние, пробираясь к молодым девушкам через окна и балконы и убивая их прямо в постели.

— Убийца, дядя? — повторила Ондайн, в невинном изумлении округлив глаза и про себя думая только о том, чтобы в этот момент не пришел Уорик.

— Как только я это услышал, сразу бросился обратно домой, вспомнив про дуб, который стоит прямо перед твоим балконом. Ведь этот человек может легко к тебе взобраться.

Ондайн опустила ресницы, решив проверить правдивость слов Рауля и заодно выпроводить дядю.

— Конечно, дядя, я могла бы поверить, что ты с удовольствием вышвырнул бы из окна этого убийцу, если бы он появился в нашем доме, но, Вильям, я знаю, что тебе все обо мне известно! Так что, думаю, ты даже был бы рад найти меня в постели мертвой. Наверное, ты медлишь с убийством только потому, что боишься короля. Поэтому скажи мне, дядя, прямо, к чему вся эта твоя история?

Он отошел от огня и поудобнее устроился в кресле, стоявшем недалеко от камина.

— Ондайн, это правда, я знаю все о тебе и ненавижу тебя за то, что ты оказалась хитрой шлюхой! — ответил он с приятной улыбкой, которая удивительно не подходила к его грубым словам. — Но, увы! Этот глупый ребенок, мой сын, влюбился в тебя по уши, поэтому я, любящий отец, должен сделать все от меня зависящее, чтобы с тобой ничего не случилось! И, мое драгоценнейшее дитя, — он поднялся, подошел к ней и слегка коснулся пальцами ее щеки, — если бы я захотел убить тебя, то не отказал бы себе в удовольствии сделать это собственными руками! Нет, уверяю тебя, девочка, сегодня я пришел защитить тебя от всякого, кто попытается взобраться на эти стены!

Побледневшая и дрожащая, она отпрянула от него. Он опять улыбнулся и с довольным видом уселся обратно в кресло.

Ондайн смотрела на него в ужасе. Он не скрывал торжествующей улыбки. Она попыталась что-то придумать, но ее разум был парализован, как и все тело, от страшной мысли, что дядя и не собирается уходить! Он явно намеревался просидеть в этом кресле всю ночь напролет!

Нет, это невозможно! Вот-вот придет Уорик. Он же безоружный. Если Вильям нападет на него с пистолем или мечом, Уорик не сможет дать ему отпор.

— Девочка, ты выглядишь как привидение. Не стой у меня над душой! — обозлился Вильям. — Иди в постель!

Но она не двигалась. Нет, он не может подозревать Уорика! Конечно, он знает о ее беременности, но скорее всего Рауль уже рассказал ему историю, что она вышла замуж за вора в лесу и зачала от него ребенка.

— Иди в постель!

Нет, нельзя! Надо стоять около балкона и дать знак при первом его приближении.

— Так вы считаете, дядя, что этот убийца, — заговорила она, придя наконец в себя, — перелезает ночью через балкон?

Она подошла к балконным дверям и резко распахнула их, надеясь, что Уорик окажется внизу и она успеет его» предупредить. Но на снегу не было никаких следов. Совсем никаких.

— Ондайн! Уходи отсюда! — Вильям вскочил на ноги, бросился к ней, захлопнул двери и втолкнул ее в комнату: — Иди в постель, девочка! Немедленно! Я посплю в кресле!

Поспит… Да, он должен заснуть. Это казалось сейчас ее единственным спасением.

Она покорно опустила голову, проскользнув мимо него, легла в постель и натянула одеяло до самого подбородка.

«Нет, не приходи, моя любовь. Только не приходи!» — твердила она про себя.

Ах, как невыносимо медленно идет время, когда лежишь без сна, в страхе и отчаянии! Каждое потрескивание дров в камине, каждый порыв ветра мучительно отзывались у нее в душе. Она ворочалась с боку на бок и дрожала от страха. Ветер без устали шуршал ветками старого дуба.

Вильям задремал. Она тихо выбралась из постели и свернулась калачиком на полу возле балкона. Если Вильям обнаружит ее здесь, то изобьет или даже задушит на месте. Но она будет кричать и визжать, и Уорик по крайней мере успеет спастись.

Время…

Время шло. Ондайн пыталась поначалу бодрствовать, но потом задремала. В страхе проснулась она от поскребывания веток о каменную стену, совершенно замерзшая, с болью в затекших суставах, но вскоре опять задремала…

Вновь она проснулась, когда забрезжил рассвет.

Рассвет. А Уорик так и не пришел.

Слезы навернулись у нее на глазах. Она не знала, предупредил ли кто-нибудь Уорика, или он просто покинул ее. А что, если — ох, не дай Боже! — его поймали и он лежит, истекающий кровью…

Где же Уорик?! Что с ним случилось?

Глава 31

Ондайн перебралась на постель и лежала без сна, пока не встало солнце, разогнав последние ночные тени. Она отчаянно пыталась понять, что заставило Вильяма Дуво сторожить ее всю ночь напролет и почему не пришел Уорик. Она убеждала себя, что с ним ничего не случилось. Очевидно, Вильям пронюхал что-то о ее ночном госте. Иначе зачем придумывать такую странную историю про балкон и какого-то убийцу? Но если «преступление» Уорика было уже установленным фактом, то наверняка Вильям нашел бы средство с ним разделаться, не мучась целую ночь в ее кресле!

Нет, наверное, Уорик каким-то образом узнал о подозрениях Вильяма и предусмотрительно не пришел! Вильям провел ночь в пустом ожидании, а с Уориком все в порядке.

Больше она не могла оставаться в постели. Она должна как-нибудь увидеть Уорика, удостовериться своими глазами, что он в самом деле жив и здоров. Теперь она не допускала и мысли, что дяде что-нибудь известно. Она найдет Уорика… и согласится бежать отсюда прямо сейчас!

Ондайн быстро оделась, надеясь спуститься вниз и выйти из дома прежде, чем появится Берта или проснется дядя. Надев самое теплое платье и меховую накидку с капюшоном, она, едва дыша, тихонько прокралась к двери мимо скрюченного в кресле Вильяма и отодвинула щеколду.

Оказавшись за дверью, Ондайн облегченно вздохнула и побежала вниз по лестнице и через зал к выходу. Здесь ей пришлось остановиться, поскольку в дверях стоял Рауль, отдавая властным голосом приказы одному из фермеров. Они о чем-то спорили. В этом году зима выдалась на редкость суровая, и фермеры опаздывали с рентой. Казалось, Рауля это не касалось. Он не намеревался давать какую-либо отсрочку выплаты денег.

В какой-то момент Ондайн почувствовала сильное желание вмешаться: ведь это ее люди, люди ее отца. Любой рачительный хозяин понимает, что нельзя отнимать последнее и что сейчас проявленная милость принесет большую выгоду в будущем.

Ондайн кусала губы от досады. Но пока что она здесь никто. У нее нет ни власти, ни возможности управлять хозяйством, и она сама в тяжелейшем положении. Радуясь, что спор отвлекал все внимание Рауля, давая ей возможность пройти незамеченной, она поспешила через зал к черному выходу из кухни.

Герцогиня прошла через темный зал с занавешенными окнами к буфетной и дальше — в кухню, подумав, что хотя слуги уже наверняка встали, но они заняты привычными заботами. Она молилась только о том, чтобы в кухне не оказалось Берольта или Берты. Войдя в освещенное солнцем помещение, Ондайн остановилась, ожидая, пока глаза привыкнут к яркому свету. Здесь только и было слуг, что молодая девушка, склонившаяся над очагом, да Джем.

— Джем! — радостно прошептала Ондайн, уверенная, что старый слуга не выдаст ее. Как хорошо, что он оказался в этот момент здесь.

Джем оторвался от доски, на которой резал хлеб, и посмотрел на нее. Его лицо озарилось улыбкой.

— Миледи! — вскрикнул он и бросил боязливый взгляд на девушку около огня, но она не обращала на них никакого внимания. Джем засуетился и подошел к Ондайн, которая все еще стояла в дверном проеме.

— Миледи! — повторил он, понизив голос до тихого шепота. — У меня для вас послание от кузнеца. Он заберет вас отсюда сегодня. Вы должны прийти к нему в домик до полудня. Поняла, дочка?

Она кивнула. Слава Богу! Уорик цел. Его предупредили. Теперь все устроится, как только она доберется до него.

— Я не спал всю ночь, — пробормотал Джем. — Ломал голову, как поскорее до вас добраться! Ах, миледи…

— Герцогиня! Вот вы где!

Берта! О Боже! Как некстати сейчас эта коварная низкая шпионка!

— Да вы совсем одеты! И ваше прекрасное манто на вас, миледи! Похоже, вы далеко собрались!

Ондайн гордо выпрямилась.

— Да, на улицу, Берта. Мне просто дурно от жары в доме! Мне нужно немного свежего воздуха!

Она хотела пройти через кухню и вздрогнула от неожиданности: Берта остановила ее, схватив за рукав. Ондайн брезгливо поморщилась, как будто к ее одежде прилипла грязь. Но Берта была не из тех, на кого действует презрение. Служанка улыбнулась:

— Только не сейчас, герцогиня. Ваш дядя ждет вас. Наш дорогой хозяин очень расстроился, когда проснулся и обнаружил, что вы ушли! И это после того, как он сторожил вас ночь напролет, миледи!

— Я хочу пройтись перед завтраком… — начала Ондайн, но Берта снова улыбнулась и неожиданно громко крикнула: — Берольт!

Берольт не замедлил появиться.

Ондайн поняла, что они готовы тащить ее силой, если она не пойдет сама. Она вскинула подбородок, сбросила руку Берты и тщательно отряхнула мех, как будто служанка его запачкала. Теперь лучше идти по своей воле. Она сбежит после завтрака.

Ондайн вздохнула и взглянула на Джема. Он смотрел на нее так безнадежно, что она ободряюще ему улыбнулась, затем повернулась к Берте с выражением крайнего недовольства:

— Ох, ради Бога! Я приду позже!

Берольт посмотрел на нее подозрительно, готовый в любой момент пустить в ход силу.

— Берольт! — Ондайн приподняла бровь. — Дай мне пройти! Он отодвинулся в сторону. Ондайн прошла через буфетную обратно в зал. Около камина стоял Рауль. Он удивился, увидев ее входящей со стороны кухни.

— Я хотела с утра пройтись по снегу, — сказала она холодно в ответ на его невысказанный вопрос, — но, кажется, другие знают лучше, что мне делать.

— В чем дело? — переспросил он, строго взглянув на Берту и Берольта, переминавшихся позади нее.

Ответ не потребовался, поскольку появился Вильям Дуво, с трудом двигаясь после ночи, проведенной в кресле.

— Ах, вот ты где, неблагодарная! — обратился он к Ондайн.

— Что здесь происходит? — рассердился Рауль. Вильям не спеша прошелся по комнате.

— Я узнал в городе об одном опасном преступнике, — коротко объяснил он сыну, — и счел необходимым самолично сторожить целую ночь твою невесту. И вместо благодарности за мое самопожертвование она исчезла! Берта, снимите манто с герцогини. Она сейчас в нем не нуждается.

Берта повиновалась, взяла у Ондайн манто и понесла его в комнату. Рауль хотел было возмутиться, но отец махнул на него рукой.

— Да, какой-то парень охотится за женщинами. Бедные создания! Но нам нечего беспокоиться, своих мы сумеем защитить. Меня огорчает только Ондайн. В ней нет и капли благодарности!

— Я просто хотела прогуляться! — воскликнула Ондайн и про себя подумала: «Ох, дядя, какой же ты лжец! А ты, Рауль, полный идиот!»

Больше всего она смутилась потому, что. не знала наверняка, почему дядя так странно себя ведет.

— Я возьму тебя на прогулку сразу после завтрака — успокоил ее Рауль.

«Только не это!» — подумала она, но проблема решилась сама собой. Вильям неожиданно заявил:

— Боюсь, сын, у тебя не будет свободного времени для прогулки с невестой. Сегодня ты поедешь во Фрамингам.

— Фрамингам?! — воскликнул Рауль. — Да туда же ехать два дня, с остановкой ночью! Почему я должен ехать в Фрамингам?

— Чтобы встретиться с испанскими купцами, которые привезли с Востока прекрасный шелк…

— Шелк! Чепуха! Зачем это еще…

— Для свадебного платья твоей невесты, сын, и для тебя тоже! Разве тебя не волнует…

— Ах, новое платье! — Ондайн радостно захлопала в ладоши, думая, что Рауль уедет на целых два дня и она без помех сбежит к домику кузнеца.

Берта вернулась в комнату и встала позади Берольта. Рауль, не обращая на них внимания, с неудовольствием возразил:

— Отец, но купцы могут сами приехать к нам…

Вильям покачал головой, кивнув в сторону слуг: В их присутствии разногласия между господами не обсуждались.

— Берольт! Посмотри, все ли готово к завтраку!

Берольт испарился. Берта, тяжело ступая, отправилась вслед за ним. Вильям улыбнулся, отодвигая от стола кресло для Ондайн.

— Садитесь, моя дорогая, — сказал он, улыбаясь с каким-то тайным удовольствием. Ондайн трепетала при мысли о том, что зреет в его голове. — Ондайн?..

Она подошла и села. Рауль занял свое место, все еще дуясь на отца. Вильям тоже сел, положив на стол руки.

— Рауль, я узнал об этом человеке из Фрамингама вчера вечером. Если бы ты был герцогом, тебя бы обожали и хотели видеть все купцы! Но пока он не видит смысла путешествовать так далеко на север, и ты должен сам поехать к нему. У него превосходные ткани. Тебе нужно заключить с ним сделку.

— Но я же не портной…

— Рауль! Ты выберешь все сам!

Берольт вернулся в комнату, за ним следовали Джем и Берта. Они быстро накрыли стол, подали еду. Рауля не заботило, что они слышат его жалобы.

— Целых два дня! И как же я буду улаживать дела с этим торговцем?

Вильям с невозмутимым видом добавил сахар в чай.

— Возьми с собой кого-нибудь из слуг! Мне все равно, как ты с этим справишься, сын, но эта свадьба будет целым событием для округи, и ты должен быть уверен, что ты и твоя невеста одеты подобающим образом.

— Это женское дело! — презрительно бросил Рауль, но тут же его глаза заблестели. — Хорошо, тогда пусть со мной поедет Ондайн.

Ондайн едва удержалась от восклицания. Джем, убирающий посуду со стола, не сумел скрыть своих чувств и уронил серебряный поднос. В ту же секунду он получил удар в плечо и выговор от Вильяма:

— Пошел на кухню, старый олух! — Затем Вильям гневно бросил Раулю: — Нет! Она останется здесь.

— Отец…

— Ты доверяешь ей, а я нет. Когда она станет твоей женой, ты будешь за ней следить и ею распоряжаться, если сможешь! А пока она на моем попечении, и я ей не доверяю. Она останется здесь.

. — Не расстраивайся, Рауль, — поспешила успокоить его Ондайн, почувствовав большое облегчение.

Он проворчал что-то и вцепился зубами в кусок мяса. Трапеза продолжалась в полной тишине. Ондайн ела, не разбирая, что лежит у нее на тарелке; она горела, как в лихорадке, от желания поскорее выйти из дома.

Наконец Вильям проворчал с нетерпением, обращаясь к сыну:

— Ты закончил? Иди собирай вещи! Тебе нужно торопиться, иначе купец уедет из города, не дождавшись, когда ты дотащишь до него свою ленивую задницу!

Рауль выругался, бросил вилку на стол, но подчинился команде отца. Ондайн опустила голову, подумав, что при первом удобном случае Вильям и Рауль предадут друг друга.

Рауль обошел вокруг ее кресла, положил руки ей на плечи и, нагнувшись, прошептал:

— Всего через пару дней, моя любовь, я привезу для тебя прекрасную материю. Твое свадебное платье будет самое красивое на свете!

— Спасибо! — пробормотала она и даже не отвернулась, когда он попытался поцеловать ее в щеку. Больше уже ей не придется сносить его прикосновений!

Рауль вышел из комнаты. Она услышала, как он взбежал вверх по лестнице.

Ондайн подождала с минуту, потом зевнула и отодвинула стул.

— Я засыпаю прямо на ходу! Но теперь, надеюсь, я могу пойти на прогулку, чтобы освежиться.

Вильям грубо схватил ее за руку и посмотрел на нее с откровенной злобой.

— Нет, моя дорогая племянница! Ты никуда не пойдешь!

Мороз побежал у нее по коже. Она почувствовала себя добычей в лапах разъяренного медведя, но все же сумела побороть свой страх.

— В самом деле, дядя, — она раздраженно отодвинулась от него, пытаясь освободить руку, — я хочу погулять…

— Ты хочешь сбежать со своим любовником, моя дорогая. Но у меня есть другие планы для вас обоих. Иди в свою комнату.

— Нет! — закричала она, испугавшись его решимости и отчаянно вырываясь. Он посмотрел куда-то поверх ее головы, и Ондайн тут же поняла, куда был устремлен его взгляд.

Сзади к ней подошел Берольт, обхватил ее огромными, привыкшими к черной работе руками и встряхнул. Больше она не могла сопротивляться и безвольно обвисла в его каменных объятиях.

Ей показалось, что ее несут куда-то вниз. Она завизжала, проклиная дядю, но тяжелая рука Берольта зажала ей рот. Ондайн не могла даже вздохнуть. Он нес ее куда-то. Она глядела в его бессмысленные глаза и чувствовала, что он лишил ее возможности не только кричать, но и дышать.

— Смотри не порань ее! — приказал Вильям. — Я обещал доставить ее в целости и сохранности!

Берольт кивнул, но Ондайн от этого не стало легче. Рука по-прежнему плотно прижималась к ее лицу, хотя она отчаянно извивалась и выворачивалась, пытаясь вдохнуть хоть немного воздуха. Но Берольт был неумолим. Силы начали оставлять ее, в глазах потемнело, и в сознании, едва пробивавшемся сквозь пелену тумана, мелькнуло, что она умирает…

Она не умерла, а только потеряла сознание. Руки, которые минуту назад яростно колотили по груди Берольта, теперь безжизненно опустились вниз. Казалось, Берольт нес пустую скорлупку.

Джем, выгнанный из зала, притаился в буфетной. Мертвенно-бледный, он стоял незамеченным за дверью и заламывал руки, когда Берольт схватил Ондайн. Что же ему теперь делать? Он не знал, что предпринять. Броситься ей на помощь или оставаться в своем укрытии, чтобы проследить, что насильники будут делать дальше? Конечно, он готов был ринуться в бой, но его мышцы совсем ослабели, а кости сделались такими хрупкими!

Он раздумывал, однако, не долго, затем осмотрелся. Берольт пошел вверх по лестнице. Берта слушала наставления Вильяма: Ондайн нужно запереть в ее комнате до вечера, Вильям сам хочет проследить за приготовлением пищи, которую ей отнесут.

На кухне осталась лишь одна кухарка, милая девочка, но придурковатая от рождения. Джем пробормотал ей что-то о том, что собирается подыскать в курятнике курицу, чтобы приготовить ее к обеду, и, выскользнув через черный ход, побежал по снегу к кузнице.

Ему не хватило времени одеться, а зимнее солнце ничуть не грело. Старик скользил по обледенелой дорожке. Вдруг острая боль пронзила его сердце. «Нет, надо идти! — сказал он себе. — Вперед!»

Он дошел до кузницы, но кузнеца там не оказалось. Джем постоял, перевел дыхание и направился к домику, где жил кузнец. Он с трудом передвигал ноги, слушая, как пульсирует в голове кровь.

Домик кузнеца был первый с краю небольшой деревушки, где обитали все работники. Джем из последних сил навалился на дверь, дрожа от холода и страха. На его счастье, кузнец оказался дома. Уорик подхватил старика под руку, подвел к огню и кое-как усадил. Сам опустился перед ним на корточки, совсем так же, как прошлой ночью.

— Что случилось, старик? — спросил Уорик встревоженно. Джем не мог вымолвить ни слова и только тяжело дышал. Потом он сказал:

— Она попыталась выйти сегодня утром, но они схватили ее. Вильям выслал Рауля из дворца и запер Ондайн в ее комнате. Я слышал, как она кричала, когда ее тащили наверх.

Уорик разразился проклятиями, вскочил и тяжело зашагал по комнате за спиной Джема.

— Мы слишком долго медлили. Вильям узнал, кто я такой на самом деле! Работорговля назначена на вечер, но у него ничего не получится!

Он продолжал ходить по комнате из конца в конец. Джем смотрел в огонь. Жизнь, казалось, покидала его, но он выполнил свой долг.

Уорик вдруг остановился и, подойдя к старику, взял его руки в свои.

— Джем, тебе пора возвращаться. Веди себя так, как будто непричастен к этому. Не бойся, я сейчас пойду за ней.

Джем посмотрел недоверчиво:

— Но как?

— Через балкон. Ей придется спускаться вниз этим путем. Джем, ты самый любимый и преданный слуга. Потерпи немного, и ты тоже окажешься на свободе.

Джем опустил взгляд и еле слышным голосом пробормотал:

— Что вы, сэр, я не могу об этом и мечтать. Уорик чуть насмешливо улыбнулся и сказал:

— У меня сейчас нет времени на длинные истории, Джем, но ты должен знать, что Ондайн моя жена перед Богом и я люблю ее больше жизни. Я ничего не знал об этом дворце, населенном змеями, пока она не приехала сюда. У меня есть замок далеко на севере. Человек, пославший мне записку прошлой ночью, мой самый дорогой слуга, теперь скачет в Лондон, чтобы позвать ко мне на помощь моих друзей. Если они приедут, когда нас с герцогиней здесь уже не будет, ты просто скажешь им, что граф Северной Ламбрии просил тебя служить у него в замке.

Джем посмотрел в глаза Уорика, горевшие силой и убеждением, и кивнул. Он испытывал почти благоговейный страх перед этим человеком и был уверен, что если кто-то может спасти его герцогиню, то только он, вне зависимости от того, насколько правдива рассказанная им история.

— Иди, — мягко сказал Уорик. — Ты должен вернуться обратно в дом.

Джем снова молча кивнул. Его силы были на исходе.

— Вскоре я последую за тобой, — сказал Уорик, открывая дверь. Джем остановился и сказал напоследок:

— Осторожнее, милорд! Будьте осторожнее…

— Хорошо. Буду. Иди, Джем.

Ондайн очнулась в своей постели. Несколько секунд она вдыхала воздух, радуясь тому, как он свободно наполняет ее легкие, потом спрыгнула с кровати и бросилась через гостиную к двери, хотя наперед знала, что она наглухо заперта.

Нет! — кричало все у нее внутри. Она принялась рыдать и бить изо всех сил в дверь. Остатки здравого смысла спасли ее, не дав поддаться панике.

Ондайн в бессилии опустилась на пол. Нет, ей никогда не сломать запоров на дверях из крепкого дуба. Отсюда не убежишь. Даже если каким-то чудом дверь откроется, повинуясь одному ее желанию, наверняка снаружи сидит Берта и самодовольно сторожит свою пленницу.

Но надо добраться до Уорика! Он ждет ее, должен ждать…

Воспоминание о муже придало ей сил и уверенности и натолкнуло на новую мысль.

Балкон. Ведь он приходил к ней через балкон, значит, и она может воспользоваться тем же путем.

Она остановилась у двери и прислушалась к звукам, доносившимся снизу. Рауль вернулся и снова спорил с отцом. Она не могла расслышать всех слов, но знала, что спорят о ней и о предстоящей поездке Рауля. Он считал поручение отца унизительным и отказывался таскать товары, как рабочая лошадь. Отец еще раз посоветовал ему взять с собой кого-нибудь из слуг.

Ондайн не стала их больше слушать, а решила сбежать прямо сейчас, пока Вильям с Раулем заняты спором.

Она вспомнила о холодной погоде и подбежала к гардеробу, обрадовавшись, что Берта повесила на место теплое манто, которое теперь очень пригодится. Ондайн набросила его на плечи, выбежала на балкон, стараясь не смотреть вниз, но не удержалась.

Земля показалась ей так далеко, а сучья старого дуба, за которые она собиралась ухватиться, такими тонкими и непрочными.

Но у нее не было выбора! Ондайн закинула ногу через перила и снова посмотрела вниз. Какой белый снег внизу! Под ней лежало как будто одеяло из облаков, которые защитят и смягчат удар, если она упадет.

Но нельзя сейчас думать о том, что она может сорваться с балкона и сломать ногу или причинить вред своему ребенку. Она внушала себе, что снег — это поле из мягких облаков, но что она ни за что не упадет на него.

Ондайн глубоко вздохнула и схватилась за ближайший к ней сук, думая о том, что он выдерживал ее мужа, гораздо более тяжелого, чем она. Она почувствовала головокружение и закрыла на секунду глаза. Справившись со слабостью, она перелезла через перила и ступила на сук.

Добравшись до ствола дерева, Ондайн стала осторожно спускаться вниз. Наконец она добралась до самого нижнего сука, но земля по-прежнему казалась очень далекой! Она прижалась к стволу. Слезы застилали ее глаза. Изо рта валил пар от частого дыхания. Она зажмурила глаза и разжала руки.

Снег набился ей в рот и в нос. Минуту она лежала под деревом, тяжело дыша и не шевелясь. Потом, убедившись, что все в порядке, поднялась на ноги, отряхнулась, запахнула манто и побежала к видневшимся вдали домикам.

Она бежала, и на душе у нее было легко и свободно. Дело сделано! Само худшее позади! Они хотели посадите ее в темницу, но она убежала. Все, что ей осталось сделать, — это добраться до Уорика и поскорее уехать прочь отсюда.

Внутри нее звучала песня. Сладостную песню победы распевало ее сердце, пока она бежала вперед, торопясь поскорее увидеть лицо Уорика, почувствовать его прикосновение, услышать его голос!

Тяжело дыша, она добралась до домика, вбежала внутрь, шепча его имя, и замерла озадаченно у входа.

Уорика не было. В печи горел огонь. В теплой комнате ощущалось его недавнее присутствие, но его самого не было. Она нетерпеливо вздохнула и подумала, что он, наверное, занят подготовкой к побегу. Она присела на жесткий матрас и провела по нему рукой, грустно улыбаясь. Придется решать, что делать дальше с дядей и Раулем, но для этого требовалось время. С ними пока можно подождать. Теперь же она испытывала бесконечную благодарность и уверенность, что муж любит ее и что она любит его всем сердцем. Скоро у них будет настоящая счастливая семья! Неплохая судьба для «висельной» невесты и кузнеца-самозванца! Если бы он был здесь! Если бы наконец ушел этот страх, гнездившийся в ее груди, страх, который не оставит ее до тех пор, пока дворец Дуво не окажется далеко позади…

В доме кто-то яростно спорил. Уорик, пробравшийся тихо к парадному входу, различал если не сами слова, то сквозившую в них ненависть.

«Вот и прекрасно», — подумал он и отошел от двери, где его можно было легко заметить.

Он обогнул угол дома и подошел к стороне, где стоял дуб, подаривший ему счастье любви прошлой ночью. Привычным движением он зацепился за ствол и полез вверх по дереву к балкону. Наконец под ногами он нащупал твердую поверхность, ступил на балкон и тихо шагнул через открытые двери в комнату Ондайн. Ее там не было.

С опаской он обыскал все кругом, проверил дверь и обнаружил, что она заперта снаружи. Сначала он до смерти испугался. Она могла уйти только тем же путем, каким пришел он сам. Оставалось надеяться, что она цела и невредима, спустившись по дереву без посторонней помощи.

Уорик тихонько вышел снова на балкон, посмотрел на снег и улыбнулся с горечью и любовью. Конечно, повсюду виднелись следы ее маленьких ножек, четко отпечатавшиеся на снежной белизне. Он хорошо знал свою жену, свою любовь. Ее нельзя запереть в темницу. Она боролась, пока в ней теплилась жизнь, и он любил ее за это.

Но даже теперь он сердился на нее за ее удаль!

С тихим вздохом он спустился по дереву и прыгнул на снег.

Когда он снова оказался у парадного входа, споры прекратились, но Уорика мало заботило происходящее внутри дома. Теперь он должен побыстрее встретиться с Ондайн, покрепче обнять ее и увезти прочь.

Уорик не знал, чем кончился страстный спор в доме. Для Джема он чуть не закончился сердечным приступом. Рауль хныкал и жаловался на унизительное поручение отца. Вильям напомнил еще раз, что Раулю не нужно тащить все самому, а просто взять с собой человека.

Рауль отправился на кухню за провизией и бутылкой вина в дорогу. Он стоял, дожидаясь, пока Джем уложит все в корзину, и бормотал:

— Кузнец! Пожалуй, я возьму с собой нашего нового кузнеца. У этого парня спина и плечи, как у Атласа. Он выдержит все!

Рауль взял у Джема корзину. Его глаза горели от ярости.

— Эй ты, пошевеливайся! Я вижу, ты совсем отупел! Благодари Бога, старый осел, что мы еще держим тебя в кухне!

Рауль ушел. Джем стоял как вкопанный, остолбенев от ужаса. Он дождался, пока Рауль отойдет подальше от кухни, и вздохнул. Опять нужно выходить на улицу, идти по снегу. Он решил сначала закутаться в теплый платок, который прислала недавно невестка. Как он скоро пожалеет об этих потерянных минутах!

Дверь распахнулась. Ондайн со счастливым криком выскочила на крыльцо и бросилась в объятия мужа. Уорик, ошеломленный такой встречей, обнял ее. Она была прелестна в манто из серебристой лисицы, и он забыл свой гнев, держа ее в объятиях. Однако вскоре он подумал, что здесь их легко увидеть и стоять снаружи опасно. Уорик поймал ее за руку и потащил в дом.

Ондайн не замечала его напряжения. Она была счастлива видеть и обнимать его, отчаянно желала говорить с ним.

— Уорик, моя любовь, бежим скорее! Сейчас же) Я чуть не умерла от страха за тебя сегодня ночью! Вильям сторожил меня целую ночь! Ему что-то стало известно. Я не знаю, что именно. Уорик…

Его лицо стало суровым. Он отстранил ее от себя. На скулах у него заиграли желваки. Глаза засверкали. Она почувствовала, как напряглись и сделались твердыми его руки.

— Уорик? — позвала она и отступила назад, хорошо зная это его угрожающее выражение. — Уорик, ты слышишь меня? Мы должны бежать…

— Да, моя любимая! — Он подбросил поленьев в огонь, любуясь ее красотой. Распущенные по спине волосы Ондайн горели ярче солнца. — Мы в самом деле уезжаем. Я послал конюшего за лошадью, которую нанял. Я не решился приехать сюда на Драконе. Он слишком породист для кузнеца.

Уорик улыбнулся, но на этот раз в его улыбке не было угрозы.

— Да, моя любовь, — сказал он, — я просто мечтаю поскорее забрать тебя отсюда и отвезти домой, чтобы как следует отшлепать тебя!

«Нет, наверное, он имеет в виду что-то другое!» — подумала Ондайн, глядя на него с изумлением. Скорее, его угроза — обычная мужская буффонада. Но за что же он на нее сердится? Самое плохое теперь позади…

— Уорик…

Он стоял и посмеивался:

— Бедная моя девочка, ты ведь не знаешь и половины этой истории! Ума не приложу, с чего лучше начать. Сегодня вечером, Ондайн, тебе хотели подсыпать в еду порошок и, сонную, продать моему старому врагу, лорду Хардгрейву!

— Хардгрейву?! — воскликнула она, удивленная, что и он замешан в это дело. — Не понимаю. Откуда тебе известно…

— От Джека. Он околачивался некоторое время в одном увеселительном заведении с дурной репутацией под названием «Белое крыло». Слышала?

Ондайн кивнула уклончиво.

— Как Хардгрейв пронюхал о нашем присутствии во дворце, я не знаю. Но он это сделал.

— Хардгрейв… и Анна?

— Да, — сказал Уорик и поворошил в очаге поленья. Затем он снова приблизился к ней. — Хорошенькая здесь у нас подобралась компания, а? Кажется, именно Анна нас разыскала. Она хотела расправиться только с тобой, надеясь, что я сначала буду в бешенстве, но со временем в поисках утешения попаду снова в ее похотливые объятия. Хардгрейв в любом случае намеревался меня убить. Они хотели усыпить тебя порошком и тихонько увезти отсюда сегодня вечером. Я должен был убиваться от горя. Анна состряпала первую часть дела, но Хардгрейв, заплатив твоему дяде, договорился о второй. Хардгрейв, если красотка Джека не ошиблась…

— Какая еще красотка?

— Прелестная служанка из трактира по имени Молли. Если Молли расслышала правильно, Хардгрейв договорился приехать сюда пораньше — сегодня в полдень, — чтобы насладиться моим отчаянием и убить меня. Анна ничего бы не узнала, пока меня, как и тебя, не признали без вести пропавшим.

Ондайн, как будто не веря своим ушам, качала головой, слушая невероятные подробности этой истории. Уорик мрачно улыбнулся и продолжал:

— Чтобы окончательно удивить тебя, могу добавить, моя любимая, что твой кузен ничего не знал о заговоре. Он настолько был очарован тобой, что твой дядя решил обделать все, пока Рауля не будет!

— Ах! — вскрикнула Ондайн, не в силах поверить во все это и боясь, что негодование Уорика распространится и на нее!

Но Уорик подошел к ней с улыбкой и посмотрел на нее с упреком.

— Моя любовь, мне известно все. Даже то, что твой дядя сначала хотел убить тебя, потому что… потому что ты беременна!

Последние слова он выкрикнул в гневе, который все это время клокотал в его груди.

Но она уже искупила свою вину, и он не мог отвергнуть ее мольбы. Ондайн положила руку к нему на грудь, надеясь, что он не будет долго сердиться.

— Уорик, я…

— Нет, не надо делать этого прелестного и невинного выражения лица! Я не какой-нибудь похотливый дурак, потерявший разум от вашей соблазнительной улыбки, мадам. Клянусь, вам придется попробовать тяжесть моей руки! Вы бросились в эти опасные игры, сбежали из дома, зная, что носите моего наследника!

— Нет, Уорик, я не знала!

— Да! — закричал он, сверкнув глазами и приблизив к ней лицо. — И вы еще смеете настаивать на своей невиновности, честно глядя мне в лицо! Мне, лорду и вашему хозяину!

— Хм! — хмыкнула Ондайн, постепенно накаляясь и не выдерживая его ярости. — Лорду, возможно. Но только не хозяину! У меня нет хозяина, пока я сама его не выберу!

— Выбираю я! — возразил Уорик, но она заметила в его глазах искорки смеха.

Ондайн подняла руки и обвила его шею.

— Уорик! Клянусь, я ничего не знала, когда уходила из Четхэма! Тем более что ты ясно дал мне понять, что хочешь от меня избавиться!

— Никогда… И ты это знала!

— Не знала! Ты ведь ничего не говорил мне о своей любви… Он прервал ее нежным поцелуем, прижав ладони к ее щекам и грустно улыбаясь:

— Признаюсь моей любимой в любви сейчас и обещаю, как только мы отсюда уедем, предаться ей душой и телом! Но все-таки сначала я тебя хорошенько отшлепаю, как того заслуживает такая гулящая жена, как ты…

— Уорик! — засмеялась Ондайн, вставая на цыпочки и прижимаясь к нему в сладостной истоме. — Я люблю тебя, люблю…

Они были настолько поглощены друг другом, что не слышали крадущихся шагов и не заметили, как дверь распахнулась и на пороге появилась фигура Рауля.

— Шлюха! — раздался дикий, полный ненависти крик. Ондайн не успела даже глазом моргнуть, Уорик — пошевелить и пальцем.

В следующий момент прогремел выстрел.

Ондайн истерически вскрикнула. Пуля просвистела у нее над самым ухом и задела Уорика. Его висок обагрился кровью.

В ужасе Ондайн смотрела в его золотые глаза. Смотрела, как они погасли и закрылись. Его руки скользнули вниз с ее плеч, и лорд Четхэм рухнул на пол.

Не замечая Рауля, она завыла и упала рядом с мужем, моля Бога, чтобы рана оказалась несмертельной.

— Уорик! Боже мой, Уорик!

Она оторвала кусок ткани от своей нижней юбки, пытаясь остановить кровь, его кровь, кровь ее жизни.

— Шлюха! — опять раздался голос Рауля.

Только сейчас Ондайн заметила его. Он грубо схватил ее за руку и оттащил, рыдающую и сопротивляющуюся, от Уорика. Ондайн как будто обезумела и вцепилась зубами в его руку.

Рауль выругался и выпустил ее, но только затем, чтобы в следующий момент с силой ударить ее в лицо. Она покачнулась и, потеряв сознание, рухнула на убогий тюфяк. Последнее, что она запомнила, было склонившееся над ней лицо Рауля, перекошенное дьявольской улыбкой и отвратительной похотливой страстью.

— С ним покончено, мадам. Ваш грязный любовник мертв. Вы отказывали мне и бежали к нему! Но с этим покончено, моя благородная шлюха! Он уже получил заслуженную награду. Теперь вы получите свою. Со временем.

Глава 32

Ондайн ничего не чувствовала, кроме саднящей боли от удара. Это ощущение было последним, что ее связывало с миром отчаяния и горя.

Теперь Рауль может, делать с ней все, что захочет. Для нее это не имело никакого значения. Она умерла, жизнь ничего для нее не значила. Ей стало холодно, снег, казалось, навеки сковал ее. Холод и немота, и в мыслях только одно — Уорик мертв. Сражаться больше не за что.

— Эй ты, девка, невеста дьявола, посмотри на меня!

Он снова ударил ее по лицу, пытаясь привлечь к себе ее внимание. Она перевела на Рауля замутненный, отсутствующий взгляд, но, казалось, не узнала его, пребывая в каком-то запредельном мире, — настолько велико было пережитое ею потрясение.

— Ну погоди же, ты меня сейчас признаешь! — выругался он вне себя от ярости и сорвал с нее манто. Ондайн осталась безучастной к его действиям.

Но когда Рауль попытался в бешенстве разорвать ее платье, она очнулась. Ей показалось неслыханным кощунством, что он дотронется до того, чем так нежно владел Уорик. Прикоснется к ней руками, дважды запятнанными кровью. Крик вырвался из ее груди, и она оттолкнула Рауля. Гнев придал ей сил. В этот момент она не думала о поражении, не допускала и мысли о том, что он сильнее ее и в конце концов победит.

Как раненая львица, она напала на него, готовая сражаться до смерти. Но после недолгой борьбы Рауль перехватил кисти ее рук. Ондайн все еще вырывалась, но скорее от безумия, чем от храбрости.

Он навалился на нее всем телом, и с отчаянием она поняла, что побеждена. Неожиданно дверь в домике распахнулась.

— Рауль!

На пороге стоял Вильям Дуво. Рауль не пошевелился. Тогда отец схватил его за плечо и оттащил от Ондайн. Ошеломленный, Рауль смотрел снизу вверх на отца.

— Она мерзкая шлюха! — сказал он, объясняя происходящее и пытаясь скрыть смущение оттого, что его так внезапно застали. — Мерзкая шлюха! Она спала с грязным кузнецом все это время, а от меня воротила нос!

— Я знаю…

— Знаешь?!

— Мы должны от нее избавиться!

— Избавиться? Нет, она будет принадлежать мне, как всем тем, кому принадлежала до меня!

Вильям переменил тон и сказал примирительно:

— Хорошо, сын, она будет твоей, но не здесь же. Кроме того, на ней не должно быть телесных повреждений.

— Повреждений? Да я разорву ее пополам!

Оглушенная и притихшая, Ондайн заметила Джема — дорогой Джем! — который неуверенно мялся возле порога. «Неужели это он привел Вильяма Дуво? — подумала она. — Привел сюда? Ах Джем! По правде сказать, это уже не важно». Для нее все потеряно в этой жизни! Все, что имело хоть какое-то значение, было отнято у нее!

Вильям оттолкнул Рауля в сторону и дотронулся до щеки Ондайн, осматривая ее, как будто лошадь, на которую поставил. Он увидел синяки.

— Рауль, слушай! Ты уже и так допустил оплошность, убив кузнеца; другой человек хотел это сделать! Мы очень дорого заплатили, чтобы эти двое исчезли из нашей жизни. У нее не должно быть никаких синяков!

— Нет! Нет! — запротестовал Рауль. — Я никому ее не отдам…

— Ради Бога, сын! Где твое достоинство? Эта проститутка никогда не станет твоей женой!

— Не женой, а наложницей! — капризно протянул Рауль.

— Тогда все нужно сделать быстро. Лорд, который заплатил за нес, очень скоро приедет. Приложи к ее щекам снег, чтобы синяк не казался таким ярким.

— Лучше я еще раз ударю ее…

— Не смей этого делать! Черт тебя побери, хотя ты мое собственное отродье! Ты разрушаешь все, что я строю! Уходи сейчас же! Иди в дом! Я сам приведу ее. Иди прямо к ней в комнаты и придумай слова, которые ты ей скажешь, чтобы разбудить в ней страсть и сделать из нее чудесную любовницу!

Рауль с недоверием посмотрел на отца. Терпение Вильяма иссякло.

— Убирайся немедленно! И не трать время, если вообще хочешь ее получить!

Ондайн как сквозь пелену густого тумана увидела, что Джем спрятался за дверь, чтобы Рауль его не заметил. Вильям Дуво склонился над ней и приложил холодное лезвие своего ножа к ее щеке. Ее глаза наполнились слезами, и она тихо засмеялась:

— Чем быстрее ты воткнешь в меня этот нож, дядя, тем больше будет моя благодарность!

Он улыбнулся, проведя ножом от ее горла к груди и еще ниже — к животу.

— Ты что-то путаешь, моя дорогая племянница! Ведь в животе у тебя последняя надежда на продолжение жизни человека, которого ты звала любовником и лордом. И ты так легко готова умереть? Возможно, ты и умрешь, но неужели ты вместе с собой предашь смерти нерожденного ребенка?

Она презирала себя, поскольку его изуверская насмешка дала ей понять, что она жестом или взглядом выдала свой страх. Да, это была правда. Уорик лежал мертвый, но его ребенок жил внутри нее. Если она любила его — да, любила, хотя и наделала глупостей, которые стоили ему жизни! — разве не обязана теперь во что бы то ни стало сохранить жизнь его маленькой крошки?

Отчаяние снова захлестнуло ее. Теперь она всего лишь пленница. Ее отдадут Хардгрейву, у которого нет ни капли милости — он не пожалеет ни ее, ни ребенка.

Казалось, Вильям прочел ее мысли, потому что вдруг сказал:

— Надежда умирает последней, моя дорогая.

Нет, ей не на что надеяться. В этой жизни ничего хорошего уже не случится…

— Вставай. Вставай немедленно и вместе со мной потихоньку двигайся к дому. Если ты сейчас же не встанешь, Ондайн, я убью тебя прямо здесь. Но не простым и быстрым способом. Сначала я разрежу тебе живот и вытащу ребенка, а потом и твои кишки. Я постараюсь действовать очень медленно, чтобы показать тебе твоего отпрыска, прежде чем ты испустишь последний вздох.

Она смотрела на дядю и знала, что он не преувеличивает. Он способен на такое преступление.

Вильям снова заговорил:

— Неужели ты позволишь убить свою плоть и кровь, его плоть и кровь? Тогда ведь ты будешь повинна в смерти ребенка!

Она заставила себя встать, но чуть не упала, так что Вильяму пришлось ее поддержать. Заметив, что Ондайн дрожит всем телом, он набросил ей на плечи серебристое манто и вывел из коттеджа. Она даже не взглянула назад. Вид мертвого Уорика, лежащего на полу, заставил бы ее вновь молить о смерти.

Джем все еще топтался снаружи, прячась от Вильяма. Ондайн улыбнулась ему на прощание полной отчаяния улыбкой, ведь бедный Джем старается изо всех сил.

Они пошли назад к дому. Ондайн почти не замечала морозного воздуха, освежавшего лицо, поскрипывания снега под туфлями, Вильяма, который крепко держал ее за руку.

Вдруг дядя вполголоса выругался, и Ондайн увидела, что на дворе перед домом стоит карста и из нее выпрыгивает человек.

Приехал Хардгрейв.

Переваливающейся походкой он пошел по снегу к ним навстречу. Вильям не переставал цедить сквозь зубы проклятия. Хардгрейв же разразился проклятиями в полный голос, нарушив тишину закутанного снегом пространства.

Ондайн тупо смотрела на них обоих, не изменившись в лице, даже когда Хардгрейв схватил ее за подбородок, изучая синяки.

— Черт бы вас побрал, Дуво! Что здесь происходит? Я говорил, чтобы вы не прикасались к ней и пальцем.

— Это всего лишь маленький синячок…

— Где Четхэм?

— Боюсь, уже мертв. Я…

— Черт бы вас побрал, Дуво! — злобно повторил Хардгрейв. — Я же говорил, что я…

— Возникла небольшая трудность, и нам пришлось его убить.

— Вы забыли об условиях нашего договора. Вильям издал нетерпеливый звук.

— Какая разница? Он мертв, а девчонка — ваша. Синяк совсем небольшой. Приложить к нему немного холодного снега — и все быстро пройдет, даже следов не останется.

Хардгрейв заглянул внимательно в глаза Ондайн.

— Что с ней такое? Она выглядит безумной.

— Шок, наверное. Но она обязательно придет в себя. Нужно только помочь ей выйти из этого состояния.

Хардрейв снова выругался.

— Если Четхэм мертв, какой мне смысл похищать его жену? Дуво, желаю вам сгнить на морской веревке! Вы просто набитый дурак. Теперь я буду звать вас именно так. Можете оставить себе труп и забавляться с вашей герцогиней по своему усмотрению.

— Но я уже получил ваше золото, — напомнил ему холодно Дуво. — Мне все равно, убить ее или отдать в ваше распоряжение. Так вы возьмете ее или нет?

Лил Хардгрейв задумался, переминаясь с ноги на ногу. Его бесцветные глаза внимательно осмотрели Ондайн.

— Где Четхэм? Я хочу увидеть его тело.

— Там, в небольшом поселке для слуг. Первый домик. Он убит выстрелом в голову и лежит около двери. Идите посмотрите на него сами.

Хардгрейв уничтожающе взглянул на Дуво, сжал свои огромные ручищи в кулаки и помахал ими перед носом Вильяма.

— Я взгляну на Четхэма и вернусь за ней. Смотрите, как ВЫ разукрасили ее лицо. Оденьте ее в чистое платье, и если вы снова посмеете не выполнить мои приказания, я покончу с вашей мерзкой семьей разом!

Вильям вздрогнул, но ничего не ответил. Хардгрейв прошествовал мимо. Ондайн почувствовала, как Вильям сжал ее руку.

— Пойдемте, миледи. Кажется, у вас есть возможность бросить прощальный взгляд на дворец Дуво! Ах да! И сказать последнее прости вашему несостоявшемуся мужу.

Оставшись один, Джем торопливо вошел в домик, ругая себя за то, что, замешкавшись, потерял драгоценное время. Приди он всего на секунду раньше, он предупредил бы любовников, что Рауль рядом. И тогда лорд Четхэм, возможно, избежал бы пули и остался в живых.

Удерживая слезы, Джем наклонился над телом, чтобы убедиться, закрыты ли глаза умершего, если нет, то оказать ему хотя бы эту последнюю услугу. Старик перевернул тело и ужаснулся, когда увидел сочившуюся из головы кровь, а услышав слабый стон, слетевший с помертвелых губ, и вовсе затрясся, как заяц.

— Вы живы! — выдохнул он и оживился.

Джем проворно подбежал к кувшину с водой и намочил в нем лоскут, который нашел тут же. Затем он вернулся к раненому, опустился перед ним на колени и осторожно стал смывать кровь. Ее было много, но, по правде сказать, рана оказалась совсем пустячной»; только кожа поцарапана, а кость осталась нетронутой.

— Очнитесь, сэр, очнитесь! — горячо приговаривал Джем, обмывая лицо Уорика чистой холодной водой. — О Боже, молю тебя, верни ему сознание! Сэр, несчастье!

Снова послышался стон, но губы Уорика теперь уже приобрели естественный розовый цвет, и вскоре он открыл затуманенные глаза и посмотрел на Джема с отчаянным усилием понять происходящее.

— Джем!

Он двинулся, пытаясь сесть, но тут же опять застонал, схватившись руками за голову.

— Я думал, вы мертвы! — закричал Джем. — Они тоже так думают!

— Наверное, даже смерть показалась бы прекрасной в сравнении с болью, которая раздирает мой висок! — пробормотал Уорик и оперся на плечо Джема. Неожиданно, забыв про боль, он встрепенулся: — Где она? Где Ондайн?

— Ее увели, сэр, в полуобмороке. Она думает, что вы убиты! Она умоляла, чтобы ее тоже убили, но ей жестоко напомнили о… о вашем ребенке.

Уорик поднялся на ноги, опираясь на тщедушного старика. Сознание его прояснилось, туман вокруг него рассеялся. Он решительно прошел по комнате к своей кушетке, поискал что-то под ней и наконец извлек длинный смертоносный меч. Посмотрев на Джема еще раз, Уорик спросил хрипло: .

— Они увели ее… в дом?

Джем пожевал губами и кивнул; кровь потекла сильной струей по виску Четхэма.

— Сэр! Я верю в вас.

Джем подошел к двери и, скрипнув ею, выглянул наружу. Затем он глубоко вздохнул.

— Милорд! Кто-то идет сюда уверенной походкой и прекрасно одетый.

— Хардгрейв! — выругался Уорик, прищурив глаза. — Иди в дом, Джем, посмотри, что там происходит. Пройди мимо этого господина, не обращая на него никакого внимания, как будто идешь по своим делам.

Джем судорожно сглотнул, сомневаясь, что лорд Четхэм достаточно хорошо себя чувствует, чтобы сражаться с широкоплечим господином, который столь решительно прокладывал себе дорогу через снежное поле.

— Иди, Джем!

Он увидел, что Уорик Четхэм снова лег на пол в прежней позе.

— Идет!

Джем выбежал из домика. Какой толк, что Четхэм спасся от смерти, если сейчас она настигнет его снова? Но наверное, толк был в том, чтобы побыстрее двигаться, поскольку, возможно, он в какой-то степени сможет оказать помощь своей хозяйке.

Проходя быстро мимо сурового господина, Джем почувствовал, что его пробрал могильный холод. Этот человек с безжизненными голубыми глазами казался самим ангелом смерти.

Хардгрейв ввалился в домик, все еще разгневанный после разговора с Дуво, но вдруг затих, испытав необычайное удовлетворение, когда увидел вместо Уорика Четхэма, великого и могучего графа Северной Ламбрии, безжизненное тело, груду безвольной плоти на полу.

Он засмеялся и прошелся по комнате, думая, что наконец-то его мечта сбылась, хотя и сожалел, что претворил ее в жизнь не собственными руками. Затем он подошел ближе и хотел встать на колени, чтобы посмотреть, где пуля прошила эту величественную голову, но только он присел на корточки и наклонился, как «труп» зашевелился! Пронзительные золотистые глаза уставились на него, полные огненной ненависти.

— Четхэм! — вскрикнул Хардгрейв и вскочил на ноги. Мысль о том, что враг еще может принять смерть из его рук, будоражила его. Он приготовился к сражению.

— Да, Хардгрейв! Я жив, мой друг!

Уорик, живо поднявшись с пола и перенося центр тяжести то на одну, то на другую ногу, обошел противника. Меч, который лежал в ножнах рядом с его распростертым телом, теперь опасно поблескивал в его руке.

Хардгрейв издал громкий военный клич и тоже вытащил оружие. Сталь заскрежетала о сталь. Хардгрейв стиснул зубы и перевернулся, отражая мощнейший удар своим мечом.

Но с этого момента он вдруг понял, что приговорен. Уорик пошел в атаку, нанося удар за ударом. Хардгрейв отходил назад, все ближе и ближе к стене. Он видел лицо Уорика, непроницаемое, холодное и непреклонное, и ему казалось, что он воюет с каким-то демоном. Уорик ударил еще раз и выбил меч из рук виконта. Хардгрейв всем телом обрушился на пол. Уорик приставил конец меча к его шее.

— Проси пощады!

— Убей! Просить пощады я не буду!

— Проси!

— Нет! Никогда!

Губы Уорика побелели и вытянулись в тонкую линию. Не спуская ненавидящих глаз с Хардгрейва, он поднял выбитый меч и бросил его противнику.

— Тогда дерись.

Хардгрейв улыбнулся, решив, что Четхэм спятил. Он схватил меч, вскочил на ноги и сделал поспешный выпад против Уорика, надеясь, что тот плохо приготовился и не сможет парировать прямой удар.

Но Уорик был готов. Он просто отошел немного в сторону и выставил вперед свой меч.

Хардгрейв напоролся на него.

Виконт смотрел на Уорика, пока его глаза не заволокло смертельным туманом.

На его губах застыла горькая усмешка: он проиграл решающий бой и потерял присутствие духа. Хардгрейв схватился за рукоять меча, торчавшую из его груди, издал нечленораздельный звук и умер.

Уорик смотрел на него и никак не мог вспомнить то давно забытое событие, из-за которого они стали заклятыми врагами.

Но времени на долгое раздумье не было. Его жена находилась в чрезвычайной опасности. Уорик хладнокровно вынул свой меч из тела Хардгрейва и бросился вон из домика.

Они уже почти дошли до дома, когда Вильям Дуво вдруг остановился, подумав, что Хардгрейв — полный идиот, даже больший, чем его сын. Он посмотрел на Ондайн и нахмурился, недовольный синяком, который появился от удара Рауля.

Вильям отпустил ее, решив, что сейчас она немногим лучше безмозглой куклы, и наклонился, чтобы захватить немного снега и приложить к ее лицу.

Сначала Ондайн не двигалась. Она тупо смотрела на его седую голову и слушала, как он продолжает ругать Хардгрейва. Затем ее неожиданно осенило, что Вильям хочет отдать ее сначала в руки Рауля, а потом — Хардгрейва. Этот человек, не только предавший ее отца, но и погубивший ее мужа, будет и дальше процветать, нажившись на продаже ее тела. Она не думала о спасении своей жизни. Какая у нее могла быть надежда?

Она знала только одно: дьявольская алчность Вильяма Дуво должна быть наказана. Покинувшие было ее силы вернулись к ней. Ондайн изо всех сил пнула Вильяма ногой и посмотрела, как он зарылся лицом в снег.

Не теряя времени, она повернулась и побежала обратно через снег мимо конюшен, кузницы, амбаров и домиков, через покрытое чистым снегом поле по направлению к лесу.

Ее сердце бешено колотилось. Она больше не чувствовала холода, напротив, ее лицо горело от жара. Когда перед ней показался густой лес, она осмелилась передохнуть и перевести дыхание, обернувшись на главный дом.

Оттуда донесся крик. Она увидела, что Рауль поддерживал едва державшегося на ногах отца, а тот указывал на лес. Несмотря на расстояние, Рауль увидел Ондайн и бросился бежать прямо в ее сторону.

Задыхаясь, хватая воздух ртом, готовая разрыдаться, Ондайн двигалась вперед, спотыкаясь о корни старых дубов, с трудом продираясь сквозь кустарник. Она не знала, куда идти, и тешила себя только надеждой, что лес, однажды спасший ее, сделает это еще раз. Деревья отбрасывали на снег неяркие серые тени. Ондайн бежала вперед. Замерзшие ветки, как прочная паутина, преграждали ей путь.

Кто-то продирался сквозь кустарник позади нее. У Ондайн перехватило дыхание, а сердце застучало вдвое быстрее.

— Ондайн!

Рауль. Это Рауль звал ее…

Когда-то давно он так же звал ее. Тогда она тоже от него убегала. Бежала все дальше и дальше. Он схватил ее, но она вырвалась из его рук, нырнув в протекавший рядом ручей.

Тогда она спаслась от него, потому что Рауль не умел плавать и появился какой-то славный рыцарь в старомодных доспехах, который вышел к ним на шум из леса.

Здесь тоже была река, которая проходила через их владения и бежала дальше на восток, пока не впадала в Темзу. Если бы она могла добраться до нее…

Но сейчас зима, и очень просто замерзнуть в ледяной воде.

Все равно ей придется рискнуть ради ребенка. У них только один выход.

Уорик вышел из домика. С его меча капала кровь Хардгрейва. Граф напоминал карающего ангела, когда настиг Вильяма Дуво, который все еще отряхивал снег с одежды и ворчал, проклиная Ондайн, своего сына и Лила Хардгрейва.

Услышав скрип шагов по снегу, Вильям поднял голову, ожидая увидеть Хардгрейва. Он беспокоился только о том, как объяснить последние события: бегство Ондайн и преследование Рауля, такого же похотливого и мстительного, как и сам Хардгрейв.

Но к нему быстро приближался вовсе не Хардгрейв. Казалось, это был злой дух, чудовище. Закутанный в черный плащ, высокий и темный, с запекшейся кровью на всклокоченных волосах и яростно размахивающий мечом, Уорик Четхэм сокращал дистанцию между ними.

Вильям слишком растерялся, чтобы хладнокровно рассуждать. Повинуясь инстинкту, он отступил, но поздно. С какой-то безнадежностью он подумал, что, наверное, близок его конец.

Но он не умер. На него обрушился удар невероятной силы, и он оказался лежащим на снегу. На нем сверху сидел разъяренный незнакомец и держал окровавленный меч около его глотки.

— Где она?

Лезвие больно кольнуло Вильяма в шею. Он вздрогнул и потерял дар речи, с отвращением осознавая собственную трусость. Он боялся боли и готов был сказать или сделать все, что прикажет этот человек, лишь бы он убрал от него свой меч.

Но пока Вильям молчал, ощущая меч около сонной артерии, и только судорожно сглатывал. Он как зачарованный не отрываясь смотрел в горевшие дьявольским огнем глаза пришельца и лишь махнул рукой по направлению к лесу. Незнакомец отвел меч в сторону.

— В лес! — выдохнул Вильям. — Она убежала в лес. Рауль… Вильям не договорил — огромное черное чудовище было уже далеко. Словно какой-то волшебный скороход, оно летело вниз по дорожке, по которой удалились и все остальные.

Вильям поднес руки к горлу и коснулся покрасневшей кожи, потом поднялся и медленно поплелся по следам Четхэма.

Зачем, зачем он идет за ними? Ему нужно бежать отсюда прочь, прежде чем придется опять встретиться с этим чудовищем лицом к лицу. Но он продолжал идти. В лесу был Рауль, и Вильям пока не осознавал, что влечет его туда. Быстро двигаться он не мог, с трудом переставляя одеревенелые ноги.

До него донесся какой-то звук, но он не обратил на него внимания, шагая вперед и глядя перед собой ничего не видящим взором. Он приобрел эти земли. Разработал дьявольский хитроумный план! Это дело его рук. И теперь все рушилось из-за какой-то щуплой золотоволосой девчонки. Он обманул знать и самого короля и оказался бессилен перед пигалицей, которая едва доставала ему до плеча.

— Стой, человек!

Вильям последовал приказу, вздрогнув не столько от звука голоса, сколько от руки, легшей на его плечо.

Он повернулся и слегка улыбнулся — на этот раз наверняка перед ним стояло настоящее привидение. Сначала это был восставший из мертвых кузнец, а теперь какое-то странное и бесцветное подобие того же кузнеца, но только гораздо тоньше и не такого высокого роста, но все-таки довольно плотного сложения, с глазами, горевшими, как изумруды, вместо кошачьих золотых.

Вильям потряс головой. За привидением маячила еще одна фигура, с очень мощными плечами.

— Что здесь происходит? — спросил зеленоглазый монстр, ощутимо встряхнув Дуво. Вильям посмотрел на новоприбывших и, обернувшись, увидел на дворе еще одну карсту. Ах, какой шумный день выдался сегодня во дворце Дуво! Редко больше одной карсты приезжало зараз! Около кареты стояли двое мужчин и женщина, все элегантно одетые, и с напряжением смотрели в его сторону.

Вильям медленно поднял руку и вяло махнул. Зеленоглазый незнакомец потряс его еще раз.

— Что случилось? Где лорд Хардгрсйв? Где Ондайн? Где Уорик Четхэм?

Вильям улыбнулся и указал пальцем.

— Кузнец и герцогиня в лесу. Давайте все пойдем туда!

— А Хардгрейв?

— Должно быть, он мертв, — льстиво сказал Вильям и покачал головой. — Я знал. Знал, что нужно было убить ее сразу, когда она приехала. Ах, молодость! Рауль воспылал к ней любовью! — Он засмеялся. — Наверное, он так и умрет!

Юстин и Клинтон обменялись встревоженными взглядами и, не обращая больше внимания на Дуво, побежали в застывший зимний лес.

Перед ней струилась река, бурлящая и сверкающая под солнцем, лучи которого проникали сквозь толщу холодной воды и играли на ее поверхности всеми цветами радуги.

Ондайн замешкалась на покрытом снегом берегу, прикинув, что ей нужно только пересечь речку, чтобы очутиться в безопасности на другой стороне. Это казалось возможным. Вода здесь неглубока. Наверное, меньше человеческого роста, но Рауль, не зная этого, не решится броситься в реку.

— Вот вы и попались, мадам! Теперь ты за все заплатишь!

Ее грубо схватили за плечи. Ондайн не слышала, как Рауль подкрался к ней, так как снег, припорошивший землю, приглушал звук шагов. Рауль развернул ее к себе лицом так резко, что се голова запрокинулась.

— Черт бы тебя побрал!

Он с ненавистью тряс се за плечи. Она вдруг рассмеялась. Он ударил ее. Она осела в снег, ее голова поникла, смех затих.

— Проклятая ведьма! Ведь только я могу спасти тебя! Боже, неужели ты так дешево ценишь свою жизнь, что даже ради ее спасения не вернешься ко мне?

Она посмотрела на него снизу вверх и произнесла:

— Ты безумен, Рауль! Никогда, ни за какие деньги я не вернусь к тебе! Ты убил моего отца… — От рыданий у нее перехватило в горле. — Ты коварно убил моего отца. Ты убил Уорика, выстрелив ему в спину! До скончания века я буду тебя ненавидеть! Мысль о смерти кажется мне милее, чем прикосновение твоих омерзительных рук, покрытых кровью!

Он побагровел от злобы и затрясся. Вены вздулись у него на лбу и, казалось, готовы были лопнуть. Он замахнулся, и Ондайн поняла, что он сейчас ударит ее и будет бить, пока не забьет до смерти.

Стараясь уклониться от ударов, она покатилась по склону берега прямо к воде. Поднявшись и посмотрев вверх, Ондайн увидела, как преследовавший ее Рауль с мрачной гримасой осторожно спускается вниз по склону.

— Нет! — крикнула она и с отчаянной смелостью бросилась в реку. Вода была ледяной; намокший тяжелый плащ тянул ее вниз.

Руки и ноги свело от холода, и они не слушались се. Ондайн не могла двигаться. Холод сковал ее и как будто обольстительно звал ее расстаться с этим миром…

Она вынырнула на поверхность, стараясь глубже дышать. Сильное течение сносило ее вниз, но у нее не было выбора. Она отдалась на волю потока и только молилась, чтобы река выбросила ее на противоположный берег.

«Стой!» — послышался ей какой-то далекий крик, похожий на рев разъяренного чудовища, но в этом крике ей почудилось что-то до боли знакомое. Ах, это смерть! Ее тень приблизилась к Ондайн, и зовущий голос был голосом Уорика. Этот звук показался ей настолько сладостным и благословенным, что она перестала чувствовать холод, ледяными пальцами схвативший ее за сердце. Уорик пришел встретить ее на другом берегу!

Течение безжалостно крутило и несло Ондайн. У нее совсем не осталось сил для сопротивления. Нет, течение не вынесет ее на берег, и она утонет; Ондайн снова вынырнула на поверхность, чтобы еще раз услышать сладостный зовущий голос!

— Ондайн! — пронзил воздух крик боли. — Молю тебя, держись! Я помогу тебе!

Она улыбнулась. Разве могла она бороться со смертью, когда Уорик ждал ее на том берегу?

Вдруг она почувствовала, что чьи-то руки, большие и сильные, подхватили ее, удерживая в холодном потоке, и повлекли против течения.

Это был Уорик. Она улыбнулась. Его щеки все еще не бриты, лицо измазано копотью, на лбу запекшаяся кровь в том месте, где его задела пуля.

— Любимый, — прошептала она и закрыла глаза, но тут же открыла их снова, поняв, что не умерла. Ее била нещадная дрожь и пронизывал до костей ледяной ветер. Никто не поддерживал ее. Она лежала на берегу, и рядом с ней происходила какая-то возня. С усилием она приподнялась на локте и осмотрелась.

— Защищайся, черт тебя побери! — послышался голос Уорика. Насквозь мокрый, он стоял спиной к Ондайн, уперев руки в бока, и смотрел вниз на какое-то хныкающее существо, которое пыталось спрятаться обратно за дерево, откуда его, по всей видимости, только что достали.

— Дуво! Я не убиваю безоружных людей! — вновь крикнул Уорик. — Возьми шпагу и защищайся!

— Пощади меня! — скулил Рауль. — Возьми ее. Я пальцем до нее не дотрагивался! Возьми… Она твоя!

— Проклятие! Будь мужчиной!

Перед ней все поплыло. Тихий, погребенный под снегом лес вдруг ожил. Послышались шаги и громкие голоса.

Ондайн тряхнула головой, пытаясь прийти в себя. От холода у нее не попадал зуб на зуб. Неожиданно она почувствовала, что ее окутало тепло. Все еще стуча зубами, она обернулась.

Человек, накрывший Ондайн плащом, стоял над ней и, поддерживая сильными, уверенными руками, пытался поднять ее на ноги. Это был родной человек, которого она уже не надеялась снова увидеть.

— Юстин! — воскликнула она с нежностью и дотронулась до его щеки.

Он озабоченно и мрачно посмотрел на нее, прижимая к себе, — драма еще не закончилась.

— Встань с коленей, подлый трус! — приказал Раулю властный голос, не принадлежавший Уорику.

— Он убьет меня! — захныкал Рауль.

Уорик не двигался. Вдруг Рауль с каким-то жалобным всхлипом ткнулся лицом в снег. Ондайн увидела, что из его спины торчит рукоять ножа, из-под которого хлещет кровь.

Это казалось невероятным.

Уорик, не веря своим глазам, сделал шаг назад.

Вильям подошел к поверженному сыну, встал рядом с ним на колени и вытащил свой клинок из его спины. Затем он перевернул тело, странно улыбнулся и закрыл Раулю глаза.

Он взглянул на Уорика и объяснил:

— Все равно он бы не выдержал пыток. Он бы мучился, сидя в Тауэре и ожидая смерти от руки палача. Увы, у нас больше не осталось ни чести, ни достоинства. Такой конец лучше, быстрее и милосерднее.

Наступила тишина, которую нарушало лишь завывание зимнего ветра.

Уорик отыскал глазами жену.

Ондайн, не улыбаясь, смотрела на него. Выражение удивления, что они оба живы, казалось, застыло на ее лице. Она просто помахала ему рукой.

— Уорик! — раздался издали чей-то предупреждающий возглас. Клинтон! Да, теперь они все были здесь, ее мужчины-Четхэмы. О таком она не могла и мечтать.

Предупреждение подоспело вовремя. Уорик обернулся, готовый отразить опасность, поскольку Вильям Дуво поднялся и бросился на него, как бешеная собака. Уорик едва успел поднять меч.

Как и Хардгрейв, Вильям Дуво сам напоролся на смертельный клинок, пронзивший его насквозь. Уорик наклонился, позволяя Дуво упасть на землю.

Этот человек все еще дико улыбался. Он двигал губами, пытаясь что-то сказать Четхэму. Наконец он простонал:

— Спасибо. Я тоже не хотел умирать под топором палача… из-за девчонки… Ондайн…

Его губы больше не шевелились. Уорик посмотрел на умершего, бросил рядом с ним свой меч и повернулся к Ондайн.

Она, тихо ожидавшая его в стороне, протянула к нему руки. Ее сапфировые глаза блестели. Юстин подвел ее к Уорику. В глазах Ондайн все еще стоял ужас.

— Ты жив! — наконец выдохнула она. — Мы живы. Потрясение оказалось слишком велико. Она закрыла глаза и, потеряв сознание, упала к нему на грудь.

Глава 33

Когда Ондайн снова открыла глаза, то увидела колыхавшееся перед ней море лиц, и среди них самое дорогое и любимое…

Она совсем очнулась ото сна и поняла, что лежит в своей комнате в постели. Ей больше не холодно. Горит камин, и в нем весело потрескивают поленья. Мокрая одежда исчезла. На ней надета муслиновая ночная рубашка, такая миленькая, с пуговичками до ворота. Она укрыта одеялами, а сверху парчовым покрывалом.

Справа от нее сидит король, хитро улыбаясь, держит ее за руку. Другая ее рука тоже в чьих-то теплых ладонях. Она повернулась и увидела мужа, тщательно выбритого, чистого, прекрасного. Вдруг она нахмурилась, заметив свежую ссадину на виске, которая сразу напомнила ей, как близко он находился от смерти. Ведь тогда, решив, что он мертв, она пришла в такое отчаяние, что готова была совершить безумный шаг… и потерять навсегда Уорика, свое счастье и свою жизнь.

— Ах, герцогиня! — обрадовался король. — Вы снова с нами!

Ондайн оторвалась от взволнованных янтарных глаз мужа, перевела взгляд на короля и улыбнулась. Да, это правда… Они все теперь вместе. Дорогой Юстин, Клинтон, милая женщина, которую она встречала при дворе в окружении королевы, и… какой-то незнакомец, высокий и стройный, с печалью на лице.

— Ваше величество! — смущенно обратилась она к королю. Он рассмеялся:

— Что, моя дорогая?

— Я так вам благодарна! Но как вы здесь оказались?

Он пожал плечами, его усы повторяли удивительный изгиб его губ.

— Видите ли, я решил вернуться и убедиться, что все благополучно, но захватил на всякий случай кое-кого из стражников! К сожалению, я прибыл, когда основное представление уже закончилось, но как раз вовремя, чтобы поздравить вас с началом новой жизни!

Ондайн опять перевела взгляд на Уорика и сжала его руку. Затем она, не обращая внимания на присутствующих, погладила его по щеке, как будто все еще не в силах поверить, что он живой и что для них начинается совсем новая жизнь.

Он улыбнулся и, тоже не замечая окружающих, поймал ее руку и поднес к губам.

Юстин кашлянул и присел на постель у нее в ногах.

— Дорогая сестра, я знаю, как ты обожаешь это чудовище, моего брата, но разве тебе совсем не интересно, как мы все здесь оказались?

Она улыбнулась Юстину в ответ:

— Дорогой мой брат, я, кажется, это уже знаю! Наверняка Джек сказал тебе, что мы попали в беду, и ты немедленно бросился сюда к нам на выручку! Юстин и Клинтон, не сомневайтесь в, моей благодарности! Я благодарю вас за заботу от всего сердца! Юстин снова кашлянул, но на этот раз от смущения.

— Боюсь, именно из-за нас ты оказалась в такой опасности! Видишь ли, нас с Клинтоном послали разузнать что-нибудь про тебя и твоих родственников. Очень некстати мы встретились с леди Анной. К несчастью, она подслушала нашу беседу и решила воспользоваться всей этой историей с выгодой для себя и заодно вовлекла Хардгрейва.

При этих словах Ондайн задрожала и посмотрела на Уорика.

— А где Хардгрейв? — пробормотала она.

— Мертв, — отрывисто бросил Юстин.

— Рауль и Вильям также мертвы, — тихо прошептала она, глядя на Уорика. — Как странно, что Вильям убил своего сына и потом набросился на тебя! Он ведь наверняка знал, что не победит!

— Да, знал, — мрачно согласился Уорик.

— Моя дорогая, — сказал король. — Эта пьеса сыграна.

— Да, — вздохнула она. — Все хорошо, и я так вам благодарна. Хотя теперь, боюсь, я уже никогда не докажу невиновность моего отца.

— Нет, она уже доказана! — воскликнул Юстин.

— Мы с Юстином были озабочены не только вашим спасением из рук Дуво, — сказал Клинтон, как будто оправдываясь. — но и, видит Бог, хорошо поработали для вашего отца! Впрочем, больше всего за это нужно благодарить Сару и Джона Робинса, этого молодого джентльмена, которого мы привели сюда в качестве свидетеля.

Ондайн смущенно потупилась. Уорик кивнул ей. Его глаза излучали любовь. Клинтон продолжал рассказывать конец этой истории:

— В Лондоне мы потихоньку расспрашивали людей, надеясь найти кого-нибудь, кто мог помочь нам, и встретили Сару. Она что-то слышала об этом деле и знала Джона, который в нем участвовал. Джон — один из стражников, служивших в тот день королю.

Грустный незнакомец выступил вперед:

— Моя леди, приношу вам самые искренние сожаления! Тогда я струсил! Мне показалось, я сошел с ума. По правде сказать, я и сам до конца не понимал, что же случилось. Вскоре мне пригрозили убить моих сестер и мать, если я кому-нибудь расскажу о том, что произошло в тот день. Ведь я видел, как Рауль вытащил меч, убил вашего отца и убежал!

— Благослови тебя Господь, Джон Робине! И тебя, Сара! О Боже! — вздохнула она, чуть не плача от счастья и бормоча: — Мне кажется, я в раю!

— Нет, нет! — уверил ее Юстин. — Скорее, ты испытываешь сейчас то, что чувствуют утомившиеся от страстной любви супруги!

— Юстин… — предостерег его Уорик. Но Ондайн засмеялась:

— Ох, Юстин, это правда! Я чувствую себя именно так! Король тоже остался доволен шуткой, затем встал и задумчиво хмыкнул.

— Но мы забыли еще об одном злодее, участвовавшем в этой необыкновенной шараде, — напомнил он. — Точнее, злодейке.

— Анна! — с раздражением вспомнил Уорик.

— Ты говорил, она должна приехать? — спросил король.

— Не позже сегодняшнего вечера, Карл, — ответил Уорик. — После восьми. Джек там, не спускает глаз с этой… мадам.

— Значит, она все еще сидит в этой таверне, «Белое крыло», кажется?

Уорик пробормотал:

— Думаю, мы все заслужили сомнительное удовольствие встретить Анну.

Юстин расхохотался глубоким гортанным смехом:

— Все без исключения, брат?

— Так точно.

Уорик и Юстин поднялись одновременно.

— Сара! — обратился Уорик к миловидной даме. — Ты побудешь здесь с моей женой?

Ондайн нетерпеливо возразила:

— Нет! Это несправедливо! — Мы с Сарой тоже заслужили пойти с вами!

— Любимая, ты останешься в постели! — твердо сказал Уорик. — Ты пострадала от жестокого обращения, замерзла в ледяной воде…

— А в тебя стреляли! И кроме того, ты тоже пострадал в холодном потоке!

— Она очень живая женщина! — сказал король Уорику, словно не замечая присутствия Ондайн. — Жизнь кипит в ней. Ясно, что с ней вам придется нелегко.

— И увы, она слишком остра на язык! — усмехнулся Юстин. Ондайн бросила в него подушкой. Юстин легко поймал ее и смиренно потупил глаза, встретив ее уничтожающий взгляд.

— Со своей женой я справлюсь, — уверенно сказал Уорик, — если вы все на минуту покинете эту комнату…

— Уорик… — устало застонала Ондайн.

Карл вышел. За ним последовали остальные. Ондайн осталась наедине с мужем, глядя на него с любопытством, смешанным с негодованием и любовью.

Он присел рядом с ней, взял ее за обе руки и склонил голову, хотя от нее не ускользнула странная легкая улыбка у него на губах.

— Ондайн, — сказал он ласково и посмотрел на нее.

— Уорик!

— Ондайн… — Он не сводил с нее глаз и нежно улыбался. — Скажи, ты веришь, что я люблю тебя всем сердцем, больше жизни?

— Да! — прошептала она.

— Тогда ты останешься здесь…

— Ты мне приказываешь?

— Нет, я прошу тебя.

— Но ведь ты же ранен гораздо серьезнее, чем я!

— Ондайн! — Он прижал ее к груди и погладил по голове. — Я хочу, любимая, чтобы ты осталась здесь, в тепле и безопасности, ради нашего ребенка!

— Ох! — прошептала она. — Хорошо… Он поцеловал ее и тихо вышел.

Джек заметил Юстина и Клинтона, как только они вошли в «Белое крыло», но ни малейшим движением не выдал своего с ними знакомства.

Анна сидела за столом, потягивая вино. Она казалась крайне взволнованной. Хардгрейв, по какому-то недоразумению, ушел из таверны на несколько часов раньше назначенного срока, и теперь он опаздывал к ней на встречу, которая не терпела отлагательств.

— Ах, леди Анна!

Улыбаясь, Юстин с видом величайшего удовольствия коснулся поцелуем ее изящных пальчиков, затем сел от нее справа, положив ногу на скамью. Не успела она и оглянуться, как место слева от нее занял также весело улыбающийся Клинтон.

— Что же вы здесь делаете? — спросил Юстин.

— Я, кажется, уже говорила вам однажды, что нахожу это место прелестным! — огрызнулась Анна, раздумывая, что произойдет, если сейчас войдет Хардгрейв.

Как неудачно все складывается! Почему этот виконт такой непунктуальный! Она задумалась с возрастающим беспокойством. А что, если эти двое пришли сюда на встречу с Уориком?

Да, действительно, он вошел сразу за ними, но не в одежде кузнеца. На нем были шелковая рубашка, бархатные панталоны, шляпа с пером и черный как ночь плащ.

— Анна! — приветствовал он ее дружелюбно и, как и его братья, сел к ней за стол, напротив нее, и безмятежно улыбнулся, как будто они случайно встретились на воскресной мессе в церкви.

— Уорик… — пробормотала она и попыталась улыбнуться, желая показать, что и ей приятна встреча, но ее усилия не увенчались успехом. Со всевозрастающим беспокойством она осознала, что попалась в ловушку: Юстин — с одной стороны, Клинтон — с другой и Уорик Четхэм, агрессивное, ошеломляющее чудовище, — перед ней.

Он кивнул на два стакана, стоявших перед ней:

— Я вижу, ты заказала вино для двоих! Могу я воспользоваться им или ты кого-то ожидаешь?

Она почувствовала некоторое облегчение и небрежно махнула рукой, как бы приглашая его присоединиться.

— Хотя нет, вряд ли я буду это пить. Местный эль прополаскивает глотку гораздо лучше! Молли! — Он поднял руку. Молли весело подбежала к ним и вскоре принесла для Четхэмов эль, пенившийся в высоких кружках. — Молли, дорогая, — сказал Уорик, — я думаю, это место грубовато для твоего нежного возраста. Не хочешь ли ты работать в другом месте? Вскоре я вернусь к себе на север, и, может быть, тебе полюбится наш климат.

— Конечно, сэр, я только об этом и мечтала!

Она подмигнула Джеку. Анна быстро повернулась, проследив за направлением ее взгляда.

Джек приветственно приподнял шляпу и насмешливо ей поклонился.

Анна хотела встать, но Уорик и Клинтон схватили ее за руки, каждый со своей стороны, и удержали за столом.

Она тряхнула черными как смоль волосами.

— Что здесь происходит? — спросила она.

— Анна, тебе придется признать свое поражение! — сказал Уорик.

— Поражение?!

— Лорд Лил Хардгрейв мертв, Анна, — сказал Юстин.

Она вдохнула воздух, глядя на них широко раскрытыми от ужаса глазами, но быстро пришла в себя.

— Ты убил его! Виконта! Пэра! Уорик Четхэм, ты думаешь, что тебе все позволено! Но ты ошибаешься! Когда об этом услышит король…

Высокий мужчина вдруг вышел на середину таверны и подошел к их столу, приподняв поля шляпы.

Карл Стюарт элегантно поклонился Анне и, как всегда, одарил ее очаровательной улыбкой:

— Леди Анна, продолжайте. Когда король услышит об этом… От неожиданности она потеряла дар речи и молча смотрела на короля. Карл опустился на скамью рядом с Уориком и небрежно обвел взглядом помещение.

— Не слишком роскошное заведение, не так ли, мои дорогие? Голос наконец вернулся к Анне.

— Карл! Ваше величество! Я неповинна в заговоре или измене, клянусь в этом! Это просто шутка, розыгрыш, веселое развлечение — ничего больше! Хардгрейв мертв! Но я ничего об этом не знаю…

— Анна, Анна! — Король успокоительно похлопал ее по руке и заговорил более мягким голосом: — Анна, я не подозреваю тебя в измене. Мне неприятна даже мысль, что твоя прекрасная головка может оказаться на плахе под топором палача. Розыгрыш, небольшая шутка, развлечение! А что, если я пожелаю решить твою судьбу так же, как ты собиралась решить судьбу леди Четхэм?

Она смертельно побледнела и проговорила дрогнувшим голосом:

— Сэр! Вы не сможете… вы не сделаете… Он засмеялся:

— Продать тебя марокканским работорговцам? Ты это имеешь в виду? Неплохая идея, принимая во внимание тот факт, что я постоянно нуждаюсь в денежных средствах! Увы, нет, леди! Я приготовил для вас нечто другое. Я предлагаю вам выбор: темница в Тауэре или свадьба. На острове, затерянном в Карибском море, живет один правитель, который когда-то хорошо и преданно служил мне. Он чахнет без жены. Правда, он толстый, как боров, и плешивый, как канюк… но и непреклонный. Думаю, вы хорошо подойдете друг другу!

— Я не… — сердито начала Анна.

— Тебе придется! — с угрозой предупредил Карл и сделал знак. Игроки, сидевшие за соседним столом, поднялись и сбросили плащи, представ в полном облачении личной королевской охраны.

Двое из них подошли к королю.

— Анна, тебя ждут.

Клинтон с улыбкой встал и помог Анне выйти. Она посмотрела на стражников, потом на короля. Лицо Карла выражало непреклонность. Все приближенные знали, что это значит.

— Карл! — закричала Анна в отчаянии. Она попыталась еще раз его разжалобить.

— Тебя ждут! — повторил он тихо.

Только теперь Анна по-настоящему почувствовала горечь поражения и, едва сдерживая ярость, подошла к стражникам.

— Не трогайте меня! — прошипела она, когда те окружили се у выхода из таверны.

Дверь за ними закрылась. Четхэмы переглянулись друг с другом и разразились веселым смехом.

Ондайн и Сара пили чай, сидя на ступеньках кровати, когда с самодовольной улыбкой вошел Уорик.

Ондайн бросилась ему навстречу, опрокинув фарфоровую чашку, которая, несомненно, разбилась бы, если б не Сара, вовремя подхватившая ее.

— Уорик!

Он обнял ее, поднял на руки и закружился с ней по комнате:

— Все кончено! Все негодяи наказаны! Задохнувшись от смеха, Ондайн спросила:

— И как же?

Он поцеловал ее в нос.

— Анне уготована наиболее подходящая для нее судьба. Карл выдал се замуж за толстого правителя самого отдаленного острова на Карибах. Она больше не помешает нам, моя любовь.

Ондайн положила голову на его грудь.

— Я рада. Это то, чего она действительно заслуживает. Сара встала со своего места и улыбнулась. Счастье, которое исходило от этой прекрасной пары, казалось настолько заразительным.

— Я оставлю вас, — пробормотала она.

Уорик оторвался от жены и, внимательно поглядев на Сару, усмехнулся:

— Клинтон ждет вас внизу. Кажется, у него есть для вас хорошая новость.

— Что такое? — Сара настороженно сдвинула брови.

— Он сам скажет, — ответил Уорик, и Сара нервно заторопилась прочь.

— Уорик…

Его вниманием вновь целиком завладела Ондайн, и хотя он смотрел на нее глазами влюбленного, на свете действительно не было женщины красивее ее. О, эти сапфировые глаза, мерцающие, как море, и золотистые волосы, как будто отражавшие солнечный свет или лунное сияние! Он с улыбкой спросил:

— Говорил ли я сегодня, что люблю тебя?

— О да! И я люблю тебя. Но, Уорик…

— Говорил ли, что твоя красота способна затмить солнце? Что ты самое совершенное Божье создание?

— Уорик! Как это прекрасно! Но…

Она хотела вырваться от него, но он упал вместе с ней на постель, обнимая ее, лаская ее лицо и настойчиво глядя ей в глаза.

— Уорик…

— Ты хорошо себя чувствуешь? — вдруг озабоченно спросил он, нежно погладив ее живот. — Ты здорова? Никаких последствий от этого ужасного дня?

— Прекрасно! — вздохнула она, чувствуя, как его рука пытается нащупать ребенка. Эти прикосновения возбуждали ее. — Уорик!

Она поймала его руку и прижала к своей груди, не удержавшись от вопроса:

— Что это Клинтон хочет сказать Саре? Уорик! Она так сильно в него влюблена! Это, конечно, счастье, но и горе, поскольку ее отец ужасный тиран и…

— Знаю. — Уорик поднес ее пальцы к губам и нежно поцеловал их один за другим.

— Уорик…

— Говорят, моя любовь, что любопытство погубило женщину! — пошутил он, целиком сосредоточив свое внимание на мочке ее уха, целуя, покусывая и обдавая ее влажным, горячим дыханием. Затем он посмотрел на нее страстно. В глубине его глаз вспыхнуло золотое пламя. — Но ты не обычная женщина, дорогая. Ты — русалка. Да, я даже так подумал однажды, в самый первый раз, когда увидел тебя. Я никогда не рассказывал тебе об этом? Я видел тебя в день турнира, бегущую от Рауля. Конечно, я не осознавал тогда, что мне предназначено судьбой взять тебя в жены и подарить тебе жизнь. Я думал, ты — мечта, игра воображения. И ты в самом деле такая. Но по правде сказать, моя любимая, это ты подарила мне жизнь и бессмертие, твоя любовь.

— Уорик! Я люблю тебя! Неужели ты видел меня тогда?!

— Да. Это было видение. Мечта. И мечта теперь принадлежит мне.

Ондайн обняла его за шею и прильнула к его губам в страстном поцелуе, затем оторвалась от него и посмотрела Уорику в глаза. Она знала, что будет любить его всегда, всю жизнь… и даже после нее.

Он рассмеялся, вставая с постели, чтобы скинуть один за другим ботинки.

— Ах ты, маленькая ведьма, уже забыла свой вопрос. Но так и быть, я отвечу тебе. Кое-какие земли и титулы в Англии остаются свободными. Последний муж Анны не оставил наследника, и Карл решил, что эти земли получит Юстин. Так что мой брат теперь герцог. Кроме того, у Хардгрейва тоже, как ты знаешь, остались земли. И во власти короля было распорядиться и этими землями, и титулом по своему усмотрению, поэтому Клинтон теперь виконт. Надеюсь, это удовлетворит отца Сары.

— Как прекрасно!

Она привстала на колени и изо всех сил обняла его за шею. Уорик засмеялся:

— Я здесь ни при чем! У меня нет такой власти. Нужно обнимать Карла… Нет! Считай, что я этого не говорил! Если ты посмеешь обнять короля, я приму жестокие меры!

Ондайн весело рассмеялась:

— О! Ты мое самое обожаемое чудовище! Как большинство зверей, вес больше лаешь и рычишь и почти совсем не кусаешься!

— Совсем не кусаюсь! — уточнил Уорик, поднялся и, стащив через голову рубашку, бросил ее на пол. — Не кусаюсь вообще! — повторил он, снимая с мускулистых ног панталоны. Он взглянул на нее сверху вниз. Его прекрасное обнаженное, полное силы тело поблескивало при свете огня. Она любила этого совершенного мужчину.

Ондайн улыбнулась, легла на спину и протянула к нему руки:

— Всякий знает, что звери рычат и кусаются от плохого обращения! Но я, милорд, хорошо выучила этот урок: даже сильное и опасное чудовище становится нежным и ласковым, когда его любят!

Он лег рядом с ней, его смех оборвался. Теперь его прекрасное лицо дышало страстью, янтарные глаза жадно блестели. Он обнял Ондайн и прошептал с нетерпением:

— Конечно, нежным, моя любовь, очень нежным! Ты уже приручила свое чудовище, моя ведьма, русалка, любимая. Иди напои меня, жена, ибо я умираю от жажды!