Русалочка в черном

Глава десятая Русалочка в черном

— Да ты нынче просто сногсшибательна! — заявила, увидев Памелу, мулатка. — Ну-ка, покажись! Что ты сделала с лицом? Хотя… на тебе ведь нет косметики?

— Ты светишься… — Беловолосая Кирсти и сама сияла. — Настоящий, живой русалка! Только без хвоста…

— Ей только хвоста недоставало, — грозно сверкнула глазами на шведку Беверли. — Марш одеваться, цыпленок!

Репетиция прошла на удивление гладко. Памела не уставала изумляться необыкновенной легкости во всем теле, а во время дефиле ее не покидало ощущение полета, полузабытое, но необычайно приятное. Такое бывало с нею давным-давно, когда она занималась балетом. Ее все время словно приподнимало на носочки, ей хотелось раскинуть руки и взлететь…

Дело портила лишь Мадо — Памела то и дело ловила на себе холодный взгляд зеленых глаз француженки. В перерыве Памела наконец не выдержала.

— Послушай, — коснулась она острого локтя Мадо, — что ты смотришь на меня, словно на котенка, который разорвал тебе последние колготки? Что тебе надо?

— Ошибаешься… — Француженка затянулась черной сигаретой и выпустила тонкую струйку дыма чуть ли не в лицо Памеле. — Тебе померещилось, дорогая.

Неожиданно отобрав у Мадо сигарету, Памела затянулась и точно так же выпустила голубоватую струйку дыма. Затем, кинув окурок в урну, сказала:

— Вот и прекрасно. Стало быть, все в порядке?

Не удостоив ее ответом, Мадо повернулась спиной и пошла прочь, слегка покачивая бедрами. Глядя на острые лопатки странной француженки, Памела вспомнила предупреждение Беверли и отчетливо поняла, что опасения мулатки, скорее всего, вовсе не беспочвенны… Потом к ней подошел балетмейстер, и они немного поговорили. Оказалось, проницательный маэстро Тонино еще вчера распознал в ней балерину, и они легко нашли общий язык.

В гримерной, присев на диванчик передохнуть, Памела ощутила вдруг, что соскучилась по Палмеру. Сердце ее на секунду болезненно сжалось, а потом заколотилось как сумасшедшее. Вот еще новости, одернула она себя. Хороша, нечего сказать! Прошла всего пара часов, а ты нюни распустила! Не забыла, что это ты объявила ему, что любишь его, а не он тебе? А вечером он обещал…

Кто-то дотронулся до ее плеча. Вздрогнув, Памела обернулась, уверенная, что это Палмер, но перед нею стояла Кимберли, невероятно элегантная в узких коричневых брюках и шелковой кремовой блузке. Не тронутые помадой губы были крепко сжаты, в глазах застыло странное выражение то ли отвращения, то ли угрозы…

Вспомнив обещание, данное Палмеру, Памела решила взять быка за рога.

— Не трудитесь, миссис Палмер, — заговорила она, — мне все известно.

— Все ли? — холодно поинтересовалась Кимберли. — Ты в этом уверена?

Памела готова была уже раскрыть рот, но лицо женщины исказила вдруг мучительная гримаса. Господи, что же это такое?

— Ты хоть понимаешь, что сегодня вечером вы встретитесь? — Голос Кимберли предательски дрожал.

— Разумеется. — Памела силилась казаться невозмутимой. — А что в этом особенного? Палмер мне сам об этом сказал, он обещал найти меня…

— Тогда ты — настоящее чудовище! — Руки Кимберли сжались, будто для удара. — Ах ты, дрянь…

— Ну довольно! — Памела вскочила с диванчика. — Я не намерена выслушивать оскорбления! Я не заслужила…

— Ты сама не ведаешь, чего заслужила. — Кимберли справилась с собой, пальцы ее разжались, но лицо превратилось в каменную маску. — И тебе воздастся сполна.

Бросив на соперницу последний, испепеляющий, взгляд, она повернулась на каблуках и вышла, оставив Памелу в полнейшем недоумении… Похоже, Палмер солгал и эта чокнутая все еще любит его. Ничем иным объяснить поведение Ким Памела не могла.

Но, черт возьми, что означает это заклинание: «Я знаю все»? А ведь она повторила фразу как попугай! И непонятнее всего было то, что она продолжала верить каждому слову Палмера…

Настроение у Памелы тотчас испортилось, и во время дефиле она получила сразу несколько замечаний. Впрочем, совладать с собой ей в конце концов удалось, и не последнюю роль в этом сыграла Мадо, которая откровенно радовалась любому ее промаху. Вскоре все вновь пошло как по маслу — тело обрело нужную гибкость и легкость. Время летело незаметно, и когда Памела опомнилась, было уже семь часов вечера. А Палмер так и не появился.

Простившись с Беверли и Кирсти, жившими в отеле этажом ниже, она отказалась от предложения скоротать вместе вечерок и поднялась к себе. Ей сделалось вдруг так одиноко, что захотелось расплакаться, и Памела поспешила в ванную, надеясь, что проверенное средство поможет… Какое там! Горькие слезы текли по ее лицу вперемешку со струями воды, а тело содрогалось от рыданий.

Зачем ты позволила себе так влипнуть? Дурацкий вопрос. Вообще-то тебя никто не спрашивал, все случилось само собой. Но даже это не самое худшее. Вполне возможно, ты беременна, детка. И если даже пять лет назад, когда Шон тебя предал, ты думать не могла об аборте, что станется с тобой теперь?

С ужасом коснувшись груди, Памела замерла. Нервы, видимо, сдавали — она явственно ощутила ноющую боль в сосках, точно такую же, как тогда… Угомонись, сумасшедшая, мысленно прикрикнула на себя Памела. Это противно законам природы. Пройдет еще немало времени, прежде чем ты узнаешь…

— Ты уже все знаешь, Русалочка.

Она задохнулась от ужаса и зажала руками уши — так явственно прозвучал совсем рядом голос Мириам. Ей сделалось по-настоящему страшно.

В гостиной зазвонил телефон, и Памела в чем мать родила кинулась туда.

— Это ты? — в отчаянии закричала она в трубку.

И его голос, уже такой родной, откликнулся:

— Через две минуты я у тебя. Жди.

Едва накинув халат и прижимая руки к груди, словно боясь, как бы сердце не выпрыгнуло, она бросилась к двери. Распахнув ее прежде, чем Палмер успел постучать, Памела, уже не думая ни о чем, кинулась ему на грудь. Подхватив ее на руки, он отнес ее в спальню, уложил на кровать, а сам, опустившись на колени, не отрываясь стал смотреть на нее.

Почему он молчит? Памеле казалось, что еще секунда — и она закричит от ужаса. Но вдруг…

— Спасибо тебе, детка. — Палмер ласково улыбнулся.

— За что?

— Ты выполнила мою просьбу.

— Ведь я обещала…

Губы Памелы задрожали, глаза наполнились слезами. Видя, как она мужественно борется с собой, Палмер стал целовать ее руки. Чувствуя, как глубоко внутри просыпается желание, она распахнула полы халата. Горячие губы Палмера прильнули к гладкой коже ее живота, и сердце на несколько секунд перестало биться. А он… он даже не подозревал, что означают эти поцелуи.

Неожиданно Палмер поднял голову, взгляды их встретились… и Памела едва не лишилась чувств. Безумие, полный бред, но сейчас она могла поклясться, что он все понял! Словно в подтверждение ее сумасшедшей мысли, он вновь стал покрывать поцелуями ее живот, затем губы его коснулись груди, сильные руки стиснули ее в объятиях…

Медленно возвращаясь к реальности, она вдыхала пряный запах кожи любимого, запечатлевая его в памяти навсегда. Ведь что бы ни случилось, они связаны до конца дней. Может быть, это последнее их свидание. Однако отчего-то эта мысль уже не пугала.

— Ты сегодня была великолепна, — тихо проговорил Палмер, едва касаясь губами ее виска. — В финал прочат двенадцать девушек, первой называют тебя. Ты рада?

— Не знаю. — Не могла же она сказать, что ей плевать на результаты конкурса! — Я старалась, и все.

— Даже взыскательная Ким тебя оценила.

Упоминание о Кимберли заставило ее вздрогнуть.

— Да твоя жена сегодня меня едва не ударила!

— Знаю, — погладил ее по голове Палмер. — Мы с ней уже беседовали.

— Ах, беседовали! Тогда, будь добр, побеседуй и со мной! Не находишь, что настал час мне узнать, в чем, собственно, дело?

— Всему свое время, — спокойно ответил Палмер. — Терпение, девочка моя…

У тебя язык не повернется объявить сейчас, что двумя этажами выше, в номере, спит твоя дочь. Наша дочь… Это было бы чересчур даже для такой мужественной, такой храброй женщины, как Памела. А потом ты что-нибудь придумаешь…

Прерывисто вздохнув, Памела отвернулась к стене. Плечи ее вздрагивали.

— Я люблю тебя, маленькая, — отчетливо услышала она вдруг, и дыхание у нее перехватило. — И знаю о тебе куда больше, чем ты сама о себе знаешь!

Слушая его голос, Памела больше всего на свете хотела умереть — умереть сейчас, в его объятиях. Ведь счастливее она никогда уже не будет…

— Ты очень сильная, ты чистая и нежная, ты самая прекрасная женщина в мире, — говорил меж тем Палмер. — На твою долю выпали страдания, которые сломили бы любую другую. Другую, но не тебя… Ты умеешь любить и станешь прекрасной матерью…

Неужели он знает? Откуда? Опять колдовство или наваждение? Но ведь жизнь — это сон. Она просто спит. А что будет, когда она проснется?..

Они любили друг друга до самого рассвета, время от времени ненадолго забываясь беспокойным сном. И лишь когда сквозь шторы стал просачиваться розовый рассвет, Палмер нежно поцеловал ее в лоб.

— Теперь спи, любимая. И ни о чем не тревожься. Когда ты проснешься, меня не будет рядом, но не бойся. Автобус придет в два, поедешь вместе с девочками…

Памела сонно кивала, не в силах разлепить веки. Голос Палмера доносился до нее словно сквозь толстый слой ваты.

— Платье для тебя уже готово — такое, как ты просила. И еще… Кое-что ты найдешь на туалетном столике. Спи, моя маленькая. Мы скоро встретимся, я обещаю…

Она шла по цветущему лугу, залитому светом полуденного солнца. Нет, не шла, а летела, раскинув руки, не касаясь ногами травы. Над землей висела необыкновенно яркая радуга, и Памеле казалось, что еще немного — и она сможет коснуться ее кончиками пальцев.

Навстречу ей шел он — она видела, как он улыбается, как раскрывает ей объятия. А рядом с ним — маленькая девочка. Лица ее Памела не могла различить, как ни силилась, видела лишь темные волосы да челку до самых бровей. Какие у нее глаза? Серые? Нет, кажется, голубые или…

Проснувшись от телефонного звонка, Памела едва добрела до аппарата и сняла трубку, не открывая глаз.

— Привет, соня! — зазвенел в ухе голос неутомимой Беверли. — Ноги в руки! Через полчаса в вестибюле. Пока!

Положив трубку, Памела еще с минуту сидела, смакуя свой необычайно яркий сон. Ощущение счастья, испытанное во сне, не покидало. Наверняка девочка — ее будущая дочка, подумала она с улыбкой, касаясь живота. И поняла, что уже любит малютку, любит так, как не довелось полюбить умершего сына…

Странно, но даже мысль о потерянном ребенке, от которой обычно темная тоска наполняла душу до краев, не опечалила Памелу. Напротив, ее вновь охватило чувство необычайной легкости — сродни испытанному во сне ощущению полета.

Уже выйдя из ванной, она вспомнила, что Палмер говорил на рассвете, и бросила взгляд на туалетный столик. Открыв маленькую коробочку из синей кожи, Памела ничуть не удивилась, увидев кольцо — то самое, с аквамарином, которое они рассматривали недавно вместе в ювелирном магазине. Зачарованная, она, как тогда, коснулась мизинцем камня — и тот опять закачался, разбрасывая вокруг пучки голубых искр.

В коробочке обнаружилась и короткая записочка:

Доброе утро, моя маленькая! Я мог бы дождаться твоего дня рождения, но не утерпел. Надень кольцо на указательный палец левой руки, и пусть оно принесет тебе сегодня удачу. Помни, я люблю тебя.

Б. П.

Опять Б. П., подумала она с нежностью, падевая на палец кольцо и даже не удивляясь, что Палмер верно угадал размер. Странно, но у нее, всегда такой щепетильной, даже мысли не возникло о том, удобно ли принимать от него столь дорогой подарок. Записку Памела, поцеловав, спрятала в сумочку — для нее этот клочок бумаги был много дороже кольца…

— Клевая цацка, — тотчас заметила кольцо Беверли, — и дорогая, небось. А знаешь, тебе идет необычайно — камушек под цвет глаз.

— Мой талисман, — односложно пояснила Памела.

— Подарок твой влюбленный? — спросила шведка, держа Памелу за руку и играя камушком, словно малый ребенок.

Господи, какая она еще маленькая, с нежностью думала Памела, глядя на блондинку.

— Ну, если это подарок ее милого, то он как минимум Рокфеллер! — хмыкнула мулатка. — Колечко потянет тысяч на десять.

Площадь перед студией вновь была запружена народом — репортеры вели себя еще нахальнее, а девушки, выходя из автобусов, норовили как можно ослепительнее улыбнуться в объективы.

— Послушай, Бев, — спросила Памела, когда они добрались наконец до гримерной, — а как ты оцениваешь свои шансы?

— На что? Стать «Лицом года»? — изумленно уставилась на нее мулатка. — Очумела, что ли? Я же черная.

— А Наоми Кэмпбелл? — возразила Памела.

— Я не Наоми, и прекрасно это понимаю, — отрезала Беверли. — Самое большее, что мне светит, — это недурной контракт с каким-нибудь домом моды. Я знаю все свои сильные и слабые места. Двигаюсь я классно, что есть, то есть, но…

— Ты как черный пантера. — Кирстен смотрела на подругу с искренним обожанием.

— А у этого вот цыпленка чудная кожа, — потрепала мулатка Кирсти по нежной щечке. — Косметическая фирма вроде Эсте Лаудер такую не упустит — по крайней мере, по моим расчетам.

— Ну а что ты думаешь обо мне? — рискнула спросить Памела.

— Застегни-ка лучше мне молнию, — повернулась к ней спиной мулатка.

С утра стилист уложил ее пепельные косички в сумасшедшую прическу, открывавшую стройную шоколадную шею, и Памела залюбовалась дикой красотой Беверли. Застегивая длинную молнию на жемчужном, узком, словно чулок, платье, обрисовывавшем великолепные бедра мулатки, она вновь спросила:

— Как думаешь, мне удастся… — И замялась.

— Хорошо, — усмехнулась сдаваясь Беверли, — если тебе так уж неймется, то слушай. Финалисток будет двенадцать. Кирсти, скорее всего, вылетит после первого тура — мала еще, зелена… Я войду в дюжину, ты тоже. Хотя… у тебя ведь не закружится голова, если я скажу, что хорошие шансы есть лишь у тебя… и у этой стервы Мадо?

— У нее? — Памеле показалось, что он ослышалась.

— Чего уставилась? — изогнула бровь Беверли. — Не веришь?

— Честно говоря…

— Одевайся лучше, горе мое. — Мулатка вдруг нежно обняла Памелу и шепнула на ухо: — Помнишь, что я говорила тебе насчет этой французской змеи?

Памела в ответ растерянно кивнула.

— Так вот, я не шутила, запомни крепко… Да одевайся же! — прикрикнула на нее Беверли. — Потрясающее платье между прочим.

Длинное, без бретелек, черное платье, с серебристой неширокой полосой, обвивающей фигуру, словно змейка, и впрямь выглядело необычайно эффектно. Но важнее всего было то, что Палмер сдержал обещание.

— А оно не слетит с меня на ходу? — встревожилась Памела, глядя в зеркало на свои обнаженные плечи. — Бев, оно же ни на чем не держится!

— Еще чего, дурочка! — рассмеялась мулатка. — Чувствуешь, как сидит! — Беверли обхватила ладонями тонкую талию Памелы. Такое могла сморозить Кирсти, но ты… — в голосе ее было столько уверенности, что опасения Памелы как рукой сняло.

Весь следующий час она стоически переносила «издевательства» визажиста и стилиста по прическам. Но, взглянув на себя в зеркало, поняла, что и тот, и другой были мастерами своего дела. Визажист, мрачноватый молодой человек, лишь слегка подчеркнул темными румянами ее скулы и еще что-то сделал с глазами — теперь они казались вдвое ярче. Парикмахер не стал особенно мудрить с ее длинными волосами, — чего она опасалась, — а просто зачесал иссиня-черную гриву на одну сторону, слегка сбрызнув волосы лаком, — и белая прядь тотчас заиграла, перекликаясь с серебристой полосой на платье.

— Высший класс! — искренне восхитилась Беверли.

Сама мулатка тоже несказанно похорошела — перламутровые, в тон платью, тени отлично смотрелись на темной коже, выделяя выразительные глаза девушки. Памеле подумалось, что Беверли излишне скромно оценивает свои шансы.

— Мама Бев, а я?

Кирсти с высокой, но очень лаконичной прической, в элегантном платье из золотистой парчи, смотрелась старше своих лет, чему была явно рада. Однако Беверли осталась неумолимой.

— Все равно ты козявка! Еще пару лет поскачешь по подиуму, вот тогда поглядим.

На лестнице Памела, нагнав мулатку, укоризненно спросила:

— Ну зачем ты так с девочкой?

— Чтобы потом не рыдала! — отрезала Беверли. — А если я ошибусь, что может быть лучше? О-о-о! Гляди в оба, русалочка, береги хвостик!

Навстречу им кошачьей походкой двигалась француженка. Темно-зеленый бархатный комбинезон с вырезами во всех мало-мальски мыслимых местах облегал гибкое тело Мадо, словно вторая кожа, на стройных ногах красовались сапоги-чулки выше колен. Столь фантастический наряд смотрелся бы дико на ком угодно, но экзотическую красоту француженки лишь подчеркивал. Пристально глядя на Памелу таинственно мерцающими глазами, Мадо приветствовала ее царственным кивком.

— Нехорошо, — процедила сквозь зубы Беверли. — Скверно… Королева не в духе.

Но Памела уже изучала других претенденток, и вскоре у нее в глазах зарябило от множества прелестных лиц, изысканных туалетов и умопомрачительных причесок. Но все это великолепие было каким-то безликим. И Памела наконец-то поняла, что Беверли права: по крайней мере, в том, что касалось Мадо. Француженка явно выделялась на общем фоне, не будучи при этом самой красивой и правильно сложенной.

Ее явно портили слишком острые плечи, да и руки были чересчур длинны. И тем не менее у Мадо было то, чем далеко не всякая красавица может похвастаться. Именно это и называется шармом, подумала Памела, глядя, как француженка курит свою неизменную черную сигарету. Глаза ее, обведенные темными тенями, светились теперь точь-в-точь как у дикой кошки, даже жуть брала. Была не была, решила Памела и смело направилась к сопернице.

— Привет. — Она смело взглянула в светящиеся глаза, поняв, в чем секрет: ресницы Мадо были густо накрашены изумрудной тушью. — Угостишь сигаретой?

Француженка молча протянула пачку. Закурив, Памела поморщилась — черная сигарета показалась ей чересчур крепкой.

— Ты сердишься? — напрямик спросила она.

— Конечно, — последовал невозмутимый ответ. — И на тебя, и на всех прочих.

— Но почему?

— Злость — мой лучший товарищ на подиуме. Хочешь еще о чем-то спросить?

Такого желания Памела явно не испытывала и, бросив окурок в урну, отошла от Мадо подальше. Настроение у нее испортилось, тем более что и Палмера нигде не было видно.

В ожидании выхода на ярко освещенную сцену девушки вели себя по-разному. Кто-то крестился, кто-то шептал что-то, вот китаянка молитвенно сложила ладони, вот русская зажмурилась и украдкой поцеловала крохотный золотой крестик… Непостижимая Мадо лишь смачно сплюнула через левое плечо и, изгибаясь словно кошка, зашагала вперед…

Когда настала ее очередь, Памела нежно коснулась губами кольца, украшавшего указательный палец, и остатки страха покинули ее. Если он вообще был, этот страх…

Как и предсказывала Беверли, в финал прошли двенадцать участниц, среди которых были мулатка, Памела, Мадо, русская и, как ни странно, Кирсти. Стоя в ярком свете прожекторов, Памела слегка повернула голову — и словно два зеленых луча уперлись в нее. Глаза француженки полыхнули такой ненавистью, что Памела вздрогнула.

Да пошла ты! — мысленно выругалась она. Хоть лопни от злости, не испугаюсь. И все-таки хороша, чертовка. Необыкновенно хороша!

За кулисами Памела, скинув туфли на высоченной шпильке, огляделась, ища глазами Палмера, но его и тут не было. Зато Кимберли решительно направилась к ней. Час от часу не легче!

— Господи, чего вам еще нужно от меня? — воскликнула Памела. — Разве вы не все мне сказали?

— Нет, не все. — Кимберли посмотрела на нее с такой тоской, что Памела растерялась. — Будь счастлива. И постарайся полюбить…

— Ким! — раздался совсем рядом голос Палмера. — Я предупреждал тебя!

Рука его тяжело опустилась на плечо бывшей жены, но та стряхнула ее и не оглядываясь пошла прочь.

— Чего она тебе наплела? — встревоженно спросил Палмер.

— Да ничего. Пожелала счастья… А что она должна была мне сказать?

— Не торопись… — начал Палмер, но Памела резко оборвала его:

— Все! Хватит! — Хотелось кричать, драться, кусаться, ярость слепила ее. — Не хочу больше тайн! Говори, говори сейчас все — или…

Сделав шаг вперед, Палмер, ни слова не говоря, обнял Памелу и поцеловал на глазах у пораженных участниц конкурса. Сначала возникло желание вырваться, но это оказалось выше ее сил, и вот она уже страстно отвечает на поцелуй, забыв обо всем на свете — и о переполненном зрительном зале, и о странном поведении Ким. Все исчезло, остались лишь он и она.

— Пора, девочка. — Губы Палмера прильнули к ее пылающей щеке. — Я люблю тебя. Помни только об этом.

Оказывается, финалисток уже пригласили на сцену, а она этого даже не слышала. Подхватив туфли, Памела поспешила к кулисе. Ей не нужно было оглядываться — она и без того знала, что Палмер неотрывно смотрит ей вслед. Теперь девушки выходили по одной, и Памела замерла с туфлями в руках, дожидаясь своей очереди — девятой в дюжине финалисток. Вот вышла седьмая, восьмая… Сунув ноги в черные лодочки, Памела еще успела изумиться тому, что они стали как будто на размер меньше.

— Номер сорок пять, Памела О'Доннел, модельное агентство «Гламур», Нью-Йорк!

Сделав первый шаг, Памела услышала странный хруст и ощутила в ступнях острую боль, но остановиться было уже нельзя. С опозданием вспомнив наставления Беверли и чувствуя, как осколки стекла впиваются все глубже, Памела ощутила себя вдруг той самой андерсеновской Русалочкой, которая во имя великой любви умолила ведьму превратить ее рыбий хвост в стройные ножки. Однако с той поры каждый шаг причинял бедняжке такую боль, словно она ступала по лезвиям остро отточенных мечей.

И подобно сказочной Русалочке Памела не могла сейчас ни вскрикнуть, ни закусить губу, а до середины сцены идти было еще ой как далеко… Ох, Мадо, думала она, не ощущая к сопернице ничего, кроме пронзительной жалости. Наверняка ты никогда не была такой счастливой, как я, еще минуту назад, за кулисами.

Остановившись в луче прожектора, Памела повернулась лицом к залу и улыбнулась так ослепительно, что публика взорвалась аплодисментами. Где-то рядом стояла француженка. Даже не смотря в ее сторону, Памела чувствовала на себе ее ненавидящий взгляд. Зачем все это, недоумевала она, не вслушиваясь в то, что говорит председатель жюри.

Слова его сливались в однообразный гул, шквалы рукоплесканий напоминали шум прибоя, и Памеле хотелось, подобно сказочной героине, поскорее окунуть пылающие ноги в прохладную воду. Неужели можно бестрепетно сделать такое — пусть ради победы, пусть ради круглой суммы, ожидающей победительницу? С немым вопросом взглянула Памела на Мадо. Француженка стояла вполоборота к ней умопомрачительно эффектная.

— Мисс Экстравагантность — Мадлен Бушерон, модельное агентство «Бон Шанс», Париж!

Не обращая внимания на боль, Памела направилась к француженке. Как тяжело дались ей эти несколько метров, не знал никто, кроме нее… и Мадо. Когда Памела обняла зеленоглазую соперницу, та не шелохнулась. Лицо ее было залито слезами. Не поднимая глаз, Мадо глухо уронила одно лишь слово:

— Поздравляю.

И словно эхом откликнулся на ее голос председатель международного жюри:

— Наши поздравления победительнице! «Лицо года» — умопомрачительная Памела О'Доннел, жемчужина агентства «Гламур», Нью-Йорк!

Кто-то поцеловал ее, кто-то повис у нее на шее — кажется, Кирсти. Вздрагивая от острой боли, Памела не испытывала особенной радости — скорее безмерное изумление. Ей не раз приходилось видеть лица девушек, которых торжественно объявляли «Мисс Чего-То-Там» — они обливались слезами счастья, хватались за голову… А Памела лишь слабо улыбалась, мечтая об одном: чтобы ушла боль, которую было все труднее выносить. Она чувствовала, что туфли полны крови. Господи, когда же вы натешитесь, сокрушенно думала она, подставляя голову, на которую кто-то водрузил сверкающую корону.

Осторожные и нежные пальчики дотронулись до ее руки, и Памела словно сквозь пелену тумана увидела запрокинутое детское личико. Необычайно светлая кожа, черная челка до бровей… Точь-в-точь девочка из ее сна — она была уверена в этом, хотя тогда не рассмотрела лица ребенка. Прозрачные голубые глаза смотрели на нее — и в черных зрачках Памела различила свое отражение…

Нет, совсем не то, — она словно гляделась в волшебное зеркало и видела себя такой, какой была много лет назад. Уже не ощущая боли в израненных ступнях, Памела склонилась, подхватила девочку на руки, не понимая ничего. Граница между сном и явью исчезла — она окончательно убедилась в этом, когда услышала тихое:

— Мама…

Фотография обошла потом все крупнейшие журналы мира: два лица, словно отраженные друг в друге. Все были единодушны: снимок века. Но это было потом, а пока…

— Где ты была так долго? Я тебя ждала…

Детские губки задрожали, по щекам покатились огромные слезы. Вытирая их ладонью, Памела не замечала, что сама плачет. Зная, что спит, она молилась, чтобы сон длился вечно.

— Мамочка моя, ты не уедешь больше? — спросила девочка.

— Никогда, моя хорошая… никогда, — прошептала Памела в ответ странные слова, которые ей словно подсказывал кто-то.

Как очутились они за кулисами? Откуда взялся Палмер? Почему девочка обнимает его?..

— Отдай! — протянула руки Памела. — Это моя…

Что с ее ногами? Откуда эта боль? Скинув туфли, она кинулась к Палмеру, оставляя за собой цепочку кровавых следов, но не добежала — сознание покинуло ее.