Часть четвертая, в которой духи и гроза

— Ты спятила? Что на тебя нашло? — Ален плюхнулся на сиденье и кинул под ноги зонт, мокрая до нитки Моник была уже за рулем и заводила мотор. Хорошо хоть кожаная обивка, подумал он, с отвращением глядя на лужу под ее ногами. — Ты же не хотела ехать! Закатила сцену! Нажаловалась сестре, что я тебя гоню! А теперь сама несешься как наскипидаренная! Какая кузина? Откуда она взялась?

— Да? Ты не выгонял? Трус! — не обращая внимания на вопрос о кузине, сквозь зубы выдала Моник. — А кто первым захотел уехать? Разве не ты? Так теперь чем ты не доволен?

— Сестра просила меня остаться, обнаружила, что пропал ключ. Ей было бы спокойнее, если бы мы ночевали за стеной.

— Обнаружила! Болтай! Да ты просто струсил! Ты сам велел запереться ей на задвижку.

А кто бы не струсил в моей ситуации? — подумал Ален. Он очень явственно представил себе, как в первую брачную ночь Моник проделывает с ним, Аленом, ставшим к тому времени владельцем замка, ту же самую процедуру — укол смертельной дозы наркотика в руку спящего, несколько доз подбрасываются в его вещи, скажем, в кейс или в «аптечку» в ванной. Бррр… Леший с ним, с этим замком! Конечно, расставаться с Моник не хочется, уж слишком хороша… Но единственный выход — не допустить, чтобы Моник прикончила сестру, и никогда не регистрировать брак с кровожадной красоткой. Только так Ален сможет обезопасить себя.

— А если какой-нибудь бенорельский болван возжелает ее ночью? — Ален сменил тему и перешел в наступление. — Естественно, я выразил заботу. Как-никак она моя сестра. И ты сама просила меня быть с ней поласковее, а теперь своей выходкой поставила в идиотское положение! Что ты там всем плела про кузину? Откуда она взялась?

— Ты действительно идиот, мой дорогой! — Моник снова обошла молчанием обидчивую родственницу, съехала с дороги и остановилась. — Лучше момента не будет! Никакие уколы не нужны! Завтра утром Анабель идет на башню с этими кретинами, дедом и внуком, и они все дружно сваливаются с башни.

Она точно спятила, леденея, подумал Ален.

— Идеальное алиби — Жозефина и ее люди. Дед и внук никому не нужны, — рассуждала Моник. — Если же она свалится в компании с Жозефиной, то следствие будет колоссальным. А так — просто несчастный случай. Дай мне сигаретку, дорогой.

— Почему они должны свалиться? — Ален протянул ей сигареты, себе тоже взял одну и щелкнул зажигалкой, чувствуя, что едва справляется с трясущимися руками.

— Там опасно. — Моник безмятежно выпустила дым через ноздри, как дракон. — Твоя сестра сама сказала мальчишке, что там опасно, — выразительно повторила она.

— Да это отговорка, чтобы не переться туда ночью!

— Поэтому мы с тобой должны сделать так, чтобы было действительно опасно. Все очень просто: разворотить камни стены — они облокотятся и упадут вниз. Идем, Котик.

Моник мотнула головой в сторону замка, открыла дверцу, швырнула в дождь недокуренную сигарету, вышла из машины и захлопнула дверцу. Как замедленная съемка или даже картинки комикса, подумал Ален, делая затяжку. Происходящее не могло иметь к нему никакого отношения.

— Да идем же! У нас мало времени! Ну чего ты расселся! Идем! — Моник открыла дверцу с его стороны и потащила наружу. — Дождь теплый! Пошли, пошли! Ну, Котичек! — Она прильнула к нему. — Ну, не будь трусишкой! Все получится!

В мокром платье она была такая обольстительная, даже еще более эротичная, чем вообще без одежды. Ров давным-давно зарос травой и кустами. Наверное, это был самый восхитительный половой акт в жизни Алена: под вспышки молний и раскаты грома, в потоках воды на пружинящей от влаги траве. Словно под ним извивалась настоящая русалка, а происходило все на дне морском.

— Ты великолепен, мой тигр! Мой герой!..

В стене было полно проломов. Они вошли в замок, пробрались в подвал Капустной башни. Алена снова трясло от вожделения, когда его русалка с крошечным фонариком — вся такая аппетитная, с изящной головкой, облепленной мокрыми волосами, искала что-то в заставленном бочками подвале.

— Я хочу тебя, Моник!

— Да, да, мой дорогой! Да!..

Они покатились по мягкому от вековой пыли каменному полу. Слабого луча фонарика хватало как раз на то, чтобы видеть, как сладостно вибрирует ее змеящаяся тень.

По изъеденным временем ступеням они поднимались почти на ощупь, потому что Моник велела ему нести капустную сечку, а в другой — у Алена был фонарик, но этой другой рукой он все время ласкал ее русалочье тело, предвкушая, как очередное соитие произойдет на башне. Можно сказать, в небесах! Бесценная баба — третье желание за какие-то полчаса!

— Нет, Котик. Потом, я устала. Давай сначала сделаем дело.

На площадке башни на фоне готических зубцов, в потоках дождя и в таинственном серебристом свете мокрая русалка была еще притягательнее! Но он все же нашел в себе силы, чтобы попытаться убедить Моник в бесполезности ее затеи.

— Кладка очень прочная. Посмотри сама, тут не вывернуть ни одного камня.

— А я говорю, мы сделаем это! — Она решительно топнула.

Железные плиты пола звонко отозвались пустотой. Моник насторожилась и топнула еще раз, вглядываясь в узор из крупных, средних и мелких мокрых квадратов.

— Что там, Ален?

— Моник, там ничего нет. — Он шагнул ближе и впился руками в ее бедра. — Моник… Не хочешь здесь, поехали домой. — Сейчас он мечтал уже не только о ней, но и о том, как бы убраться отсюда поскорее. В мокрой одежде было холодно. — Пол металлический, стены крепкие, хватит ерунды, Моник!

— Металлический? Под ним ничего нет? — Она отпихнула Алена и встала на колени. — Отлично!

Она ползала по полу на коленях, выставив вверх круглые обтянутые мокрой тканью ягодицы, и пыталась поддеть своей дурацкой сечкой хотя бы одну из плит. Глупышка, меланхолично думал Ален, наблюдая, как двигаются ее ягодицы. Для удобства наблюдения он присел на лавку. Плевать, сегодняшний вечер стоит загубленного костюма.

— Смотри! Я нашла! — вдруг завопила Моник. — Самый маленький квадратик поддался!

Соблазнительно присев на корточки, она действительно начала вытягивать что-то из пола. Невероятно…

— Эта плитка — как бы головка штыря. Смотри, смотри, Котик, я его вытаскиваю! Да помоги же ты мне!

В серебристых потоках ее лицо было потрясающим, неземным! И вдруг прямо над головой Моник сверкнула молния! Ужас, зачем она тянет эту железку? Молния может влететь в нее!

— Прекрати! — возвращаясь из сказки про русалку и перекрикивая раскаты грома, заорал он. — Прекрати! Это опасно!

— Ты должен мне помочь! — Штырь был уже на уровне ее колен; она распрямилась. — Если ты любишь меня, помоги!


Впервые в жизни Винсенту предстояло спать на трехсотлетней кровати с балдахином в комнате, обитой еще более древними поблекшими гобеленами, и трогать руками такие предметы, каждым из которых мог бы гордиться любой музей: каминные часы восемнадцатого века с Амуром и Психеей, бронзовую вазу в виде слона, наверное, ровесницу Крестовых походов, видно же, восточная и очень старая. Безделушки на комоде вишневого дерева с элегантно выгнутыми ножками и круглыми же бочками — барокко. Музыкальная шкатулка, которая тоненьким колокольчиком играет: «Ах, мой милый Августин…», когда поднимешь крышку и начнет танцевать потешная обезьянка в чепце и кринолине. Или вот — самые настоящие дуэльные пистолеты в футляре, пахнущем мускатным орехом, на красном бархате. Есть даже шомпол и две блестящие пули. Но все равно — это не то. Подумаешь, возраст — два-три столетия! Разве это древность?

Мальчик погладил резные столбики кровати и посмотрел на бронзовую слоновую вазу. Вот перенестись бы в настоящие рыцарские времена! А что? Можно же потихоньку спуститься в вестибюль — все давно спят, а дед вряд ли расстанется до утра со своим новым другом — мсье Гереном.

Винсент прислушался: болтают в соседней комнате и хихикают, совсем как мальчишки. Мимо них, конечно, не пройдешь, но ведь можно запросто улизнуть в окно — прямо на крепостную стену. Потом пробраться в Капустную башню; госпожа баронесса говорила, что ее лестница где-то выходит на стену. Затем подвалом в кухню, а там и вестибюль! Примерить латы и шлем. Можно, конечно, и завтра, госпожа баронесса разрешит примерить, видно же, что она добрая.

Но ведь до завтра так долго! Лучше сейчас. Винсент снял с кровати шелковое покрывало. Тяжелое, синее, на подкладке — настоящий рыцарский плащ! Прихватил фонарик, на всякий случай проверил в кармане запасную батарейку, завернулся в «плащ» и вылез в окно.

Он побежал к Капустной башне. Внизу бушевали темные вершины каштанов, над головой гремел гром, сверкала молния, ночь раздирал ливень, ненормальный от ветра. Конечно, это очень страшно. Но настоящий рыцарь не боится ничего!

Найти вход в башню оказалось совсем просто — там не было никакого другого. Винсент зажег фонарик, начал подниматься по лестнице. Рыцари из вестибюля не уйдут никуда, а он побывает на башне и, как дозорный, оценит обстановку. Вдруг, перебравшись из комнаты на стену, через это окно он перепрыгнул в другое время? Так ведь бывает, что люди — раз! — и оказываются на много веков назад.

Ступени были слишком высоки для его роста, да и намокший «рыцарский плащ» тоже мешал, поэтому подняться быстро — шагая через две ступеньки — не получалось. Но на лестнице было тихо и тепло после пронзительного ветра и дождя. Вообще-то даже уютно и совсем-совсем не страшно!

Винсент преодолел множество ступеней, остановился, чтобы перевести дух, раздумывая, не оставить ли здесь временно тяжелый «плащ»? Но вдруг услышал женский голос.

— Если ты любишь меня, помоги! — молил он.

Винсент застыл на месте.

— Но, дорогая… — через мгновение отозвался мужской.

— Да помоги ты мне! Какой он огромный!

— Не стоит, пойдем отсюда…

— Да сильнее, ты! Тяни, тяни!

— Тяну, тяну…

И тут оцепеневший Винсент услышал жуткий скрежет, словно действительно заработали несмазанные шестерни и колеса настоящей машины времени! Он перестал дышать. Но скрежет заглушил еще более шумный грохот и нечеловеческие крики… Привидения! Не помня себя Винсент пустился наутек, удивительно легко перепрыгивая теперь через две ступени! Сердце стучало в его груди громче всех этих грохотов и криков.

Тук-тук-тук-тук-тук! Но ведь это только его собственное сердце, а никакого скрежета, грохота и криков больше нет. Это что же? Рыцарь Винсент струсил?

И он решительно начал снова взбираться на самый верх. Еще одна дверь, а вот и площадка башни. Ух, ну и красотища! Мальчик смело обвел глазами панораму бушующего за зубцами башни пространства. Да никаких голосов не было! С ним всегда так — сам придумает и сам же трусит. Только бы опять не проболтаться деду. Тот запросто может поднять его на смех.

Винсент шагнул к проему между зубцами и вдруг на что-то наткнулся. Он посветил фонариком. Из пола торчал металлический штырь, темный, сливающийся с окружающей темнотой и темнотой пола. Примерно метр в высоту, машинально прикинул Винсент. Как истинный исследователь он любил точность. Потрогал штырь пальцем, принялся внимательно его рассматривать и обнаружил, что находка достаточно медленно, но неумолимо опускается, уходя в пол. Винсент взглянул на часы — надо же знать скорость. Через сто шесть секунд штырь опустился окончательно, и его шляпка — в виде квадратика — лязгнув, слилась с остальными плитами…

Винсент поморгал и помотал головой. Пол был абсолютно ровным с узором из спаянных квадратов разной величины, выглядевших так, что смешно было бы думать, будто один из них только что вздымался над остальными. Ну их, эти рыцарские латы в вестибюле, решил Винсент, лучше я пойду спать.


Всю ночь меня трясло. От холода — в том числе: стены замка пропитались сыростью, а камин опять дымил и не разгорался. Можно было бы позвать на помощь Герена, но я так основательно забаррикадировала входную дверь — задвижка, естественно, оказалась сломанной, — что я поленилась. А если честно, я была обижена на него. И не только на Герена, но и на брата, и на весь свет.

От обиды меня и трясло. Все против меня! В замке хозяйничают чужие люди — до самого рассвета даже его метровые стены были не в состоянии защитить меня от их так называемой «музыки»: ощущение такое, словно в парадных залах расположилось кузнечное производство. А брат? Тоже хорош: обещал остаться, но стоило заблажить его подружке — в том, что она именно заблажила, я не сомневалась, — как тут же бросил меня, вильнув хвостом: «Запрись на задвижку изнутри»! «Как ты могла позволить им гостить»! А кто верноподданнически вился вокруг Жозефины вместо того, чтобы помочь родной сестре выставить за дверь птицу-фрегат в первые же минуты ее появления?

Я еще могу понять Патрисию, которая тенью следует за Бенорель, — это ее работа, ей нужно обхаживать клиента. А вот возьму и сведу на нет всю ее кипучую деятельность: утром же заявлю Бенорель, что я передумала продавать замок — я передаю его Министерству культуры! И при ней позвоню Дюлену, у меня ведь есть его визитка, мол, я все решила, приезжайте!

Отличная идея! Я могу позвонить прямо сейчас, ночью, ведь бизнес не знает уик-эндов. Вдруг он тут же приедет? Мало ли как складываются его дела там, куда он уехал на неделю. Прошло уже три дня, мог ведь и управиться. Дюлен приедет, птицы-фрегат с ее стаей не будет к тому времени. Плохая погода тоже кончится; мы с ним поднимемся на башню, и все произойдет еще лучше, чем в том моем сне.

Позвоню! Да, но телефонные аппараты есть только в папиных апартаментах и в охотничьей гостиной — придется выходить из апартаментов. Идиотизм! Как будто нельзя было давно обзавестись нормальными радиотелефонами! Или хотя бы вставить батарейки в свой мобильник, Нана, упрекнула я себя. А может, и к лучшему: не такие мы близкие друзья с Дюленом, чтобы я звонила ему среди ночи. Ах да, бизнес…

Не знаю, удалось ли мне заснуть, но, во всяком случае, никаких снов я не помню, только ощущение отвратительного озноба, вновь вернувшееся ко мне. За окнами с серенького неба летела такая же сероватая мерзость, в дверь стучали.

— Да, сейчас открою, Герен!

Я нехотя спустилась с кровати, поёживаясь, накинула шаль, пробежала из спальни в приемную и, освободив дверь от баррикады из кресел, спросила:

— Вы нашли мой ключ?

— Доброе утро, мадемуазель Анабель. Позвольте узнать, какой ключ? — с искренним интересом произнес старик и с не меньшим — уставился на сдвинутую со своих мест мебель.

От моих апартаментов, старый маразматик, подумала я, но не успела напомнить, как Герен важно доложил:

— К вам посетитель, госпожа баронесса!

— Кто же? — Мое сердце забилось, вытесняя мысли о ключе.

— Мсье Тиньяк! Шеф полиции города Люанвиля!

— Хорошо, Арман. — Этому-то что от меня надо? Принесло же в такую рань! — Через десять минут я спущусь к нему. Я должна одеться.

— Мои извинения, мадемуазель де Бельшют. — Голова Тиньяка уже заглядывала в дверь. — Но дело не терпит отлагательства! Мне хотелось бы поговорить с вами наедине.

— Проходите, мсье Тиньяк.

А что мне оставалось делать? Шеф полиции вошел, без приглашения плюхнулся в ближайшее кресло. Арман беззвучно закрыл дверь со стороны коридора.

— Вы бы тоже присели, мадемуазель, — посоветовал Тиньяк с сочувствием в глазах и в голосе.

Я последовала его рекомендации.

— До разговора с вами, мадемуазель де Бельшют, я еще не беседовал ни с кем, но, как я понял, мсье Жердоля нет в замке?

— То есть вам нужна не я, а мой брат? Но вчера вечером он уехал домой со своей невестой. Я могу дать вам его телефон.

— Мадемуазель, я полицейский, все телефоны граждан имеются в компьютерной базе, — усмехнулся Тиньяк. — Дело в том, мадемуазель, что в пять часов утра мои люди, осуществляя объезд территории, обнаружили пустую машину мсье Жердоля. В кустах, примерно в километре от вашего замка. Мне хотелось знать, не угоняли ли ее?

— Нет. Я же говорю, что вечером они уехали. На ней!

— Видите ли, есть одна деликатная деталь, потому я сам и занялся этим делом, зная вас, вашего отца… Не могли бы вы сами позвонить брату? Домой, в офис, на мобильный? Чтобы никого не напугать преждевременным вмешательством полиции. Не исключено, что машина действительно угнана.

Я позвонила брату по всем возможным телефонам, но его не было нигде, а секретарь был взволнован исчезновением патрона: в приемной мсье Жердоля ожидали клиенты.

— Надо организовывать поиски, — подытожил шеф полиции. — Не заметили ли вы чего-нибудь необычного при их отъезде?

— Необычного… Что с моим братом, мсье Тиньяк?!

— Возьмите себя в руки, мадемуазель де Бельшют. Пока я знаю меньше вас, но, клянусь, все закончится благополучно! Помогите же мне, вспомните, что вчера было не-о-быч-но-го?

— Ничего. Разве что Моник, невеста брата, странно повела себя. Видите ли, мсье Тиньяк, они собирались ночевать в замке, но у брата возникли какие-то непредвиденные обстоятельства и потребовалось срочно уехать домой. Нет, мсье, я не знаю, что за обстоятельства. Так вот, Моник устроила сцену, лишь бы только ночевать здесь. И я уговорила брата остаться.

Рассказывать или нет про ключ? — засомневалась я. Лучше не буду: глупо получится, если он лежит где-нибудь на полу.

— Я думала, что Моник будет рада, но она вдруг вспомнила про какую-то кузину, которая якобы приехала в гости и ждет под дверью. Сто часов возбужденно рассказывала всем подряд про эту кузину и уволокла брата домой, дескать, кузина обидится. В грозу! Вы же помните, мсье, какая вчера была ужасная погода?

— А вы не знаете, что это за кузина? Кто она?

— Мсье Тиньяк, я вообще уверена, что никакой кузины не существует. Просто Моник захотелось показать, что мой брат у нее под каблуком! И, скажу я вам, вела она себя просто неприлично. В замке столько посторонних…

— Посторонних? — перебил Тиньяк.

— Я неудачно выразилась, мсье. Вы же знаете, что я продаю замок. Так вот, телепродюсер мадам Бенорель, одна из потенциальных покупателей. А все остальные — ее обслуга.

— Но вы вроде бы собирались передавать замок Министерству культуры? Впрочем, это не мое дело. Как вы сказали, мадам Бенорей?

— Бенорель. Жозефина Бенорель. Достаточно популярная персона. Владелица канала «Мажестик».

— Великолепная Жозефина! Моя жена — ее страстная поклонница. Как вы думаете, удобно попросить у нее автограф для супруги?

— Вполне. — С ума они, что ли, все посходили?

— И еще один вопрос, мадемуазель де Бельшют. Весьма, весьма деликатного свойства. Напомню, что из уважения к вашей семье я взял это дело на себя. Все останется между нами. Скажите, вы не замечали или, допустим, предполагали, что ваш брат или упомянутая Моник употребляют наркотики?

— Наркотики?!

— Когда мои люди обнаружили машину, я лично обследовал находящиеся там вещи. В дамской косметичке, которая почему-то лежала в кейсе вашего брата, я обнаружил шприцы с некой жидкостью и некое количество белого порошка и таблеток. Препараты и таблетки я пока не отправлял на экспертизу, повторяю, из уважения к вашей семье, но порошок не вызвал у меня ни малейших сомнений. Возьмите себя в руки, мадемуазель. Вы сильная девушка. И постарайтесь вспомнить все, что могло бы, по вашему мнению, быть полезным.

— Что с моим братом?! Где он?!

— Успокойтесь. Мои люди уже начали поиски. А я пока опрошу ваших гостей. Может быть, кто-то случайно видел вашего брата или его подругу уже после их отъезда. Честь имею.

Тиньяк галантно кивнул, щелкнул каблуками и удалился.

Боже мой, мой брат и наркотики… Моник?..

Чтобы справиться с шоком, надо привести себя в порядок и одеться. Еще лучше — принять горячую ванну. Я поплелась в ванную комнату. Проклятье! Толпа Жозефины истребила всю горячую воду! Баста! Я сейчас же выставлю из моего замка эту свору. Я потеряла отца, теперь — неизвестно что с братом. Я не обязана терпеть людей, равнодушных к моему горю!

Я влезла в черное платье, набросила шаль, спустилась вниз с полной решимостью избавиться от оккупантов. И потеряла дар речи. В гербовом зале проходила съемка! Юпитеры, камеры, микрофоны, какие-то люди в наушниках… Шеф полиции, возбужденный и приосанившийся, давал Жозефине интервью! Клялся оправдать надежды нации — при чем здесь нация? — улыбался, целовал птице-фрегат коготки. Полный бред!

Я вышла из оцепенения, только когда Тиньяк, щелкнув каблуками, отбыл. А Жозефина начала рассылать своих вассалов по замку и окрестностям, одновременно давая указания по мобильному кому-то, кто уже снимал замок с вертолета. А ее свита тем временем брала интервью друг у друга, рассуждая про инопланетян, грозу, полночь и тому подобное. Я коршуном двинулась на птицу-фрегат и заорала прямо ей в ухо:

— Судьба моего брата не шоу! Как вы посмели! Какие еще инопланетяне!

— А вот и хозяйка замка! — радостно сообщила в камеру Жозефина, а одна из ее приближенных тем временем замахала пуховкой с пудрой по моему лицу.

— Оставайтесь с нами, дорогие телезрители! — Жозефина сунула микрофон мне почти в рот. — Баронесса, расскажите нам, что вы пережили в эту ночь? Вы видели одну тарелку или две?

— Прекратите! — Я резко отмахнула микрофон, чуть не заехав локтем в лицо гримерше. — Убирайтесь отсюда!

— Баронесса чересчур возбуждена, — прокомментировала мои действия Жозефина. — Она принимает нашу съемочную группу за десант инопланетян, похитивших сегодня ночью ее брата и его невесту! Оставайтесь с нами! Мы продолжим интервью с баронессой после того, как наш доктор даст несчастной успокоительного! — И замахала руками, чтобы эстафету приняла другая камера, перед которой откровенничал не кто иной, как предатель Герен, солидно вещая о временах гран-барона!

Я метнулась к нему и открыла рот, но путь преградили двое дюжих молодцов с креслом и рюмкой коньяку!

— Успокойтесь, милая баронесса, — благодушно изрекла Бенорель. — Вы теперь — моя новая звезда. Будьте умницей. Присядьте в кресло! Выпейте, моя милая, коньячку, и давайте спокойно побеседуем об инопланетянах.

— Это не инопланетяне! — Вдруг откуда-то перед Бенорель возник Винсент. — Это привидения! В этом замке привидения!

— Камера! — скомандовала Жозефина. — Живо!

Всё засуетилось и пришло в движение. Такой полной и всеобщей заинтересованности я не видела никогда в жизни!

— Как тебя зовут, мальчик?

— Винсент Фюже из Прованса, мадам Бенорель. Вы забыли? Мы же познакомились вчера!

— Итак, дорогие телезрители, с нами юный мсье Фюже из Прованса! — Жозефина продемонстрировала безупречную фарфоровую улыбку. — Ты видел привидения?

— Я слышал голоса!

— Как тебе не стыдно, Винс! — Дед появился так же внезапно, как и внук. — Какие еще привидения? А ну пошли! Извините, мадам, но я не позволю забивать голову ребенку!

И увел его! Этот щуплый старикашка вовсе не боялся ни птицы-фрегат, ни ее стаи! Так почему же струсила я?

— Вам лучше, милая баронесса? — как ни в чем не бывало поинтересовалась Бенорель.

— Убирайтесь, — тихо, но решительно произнесла я. — Убирайтесь из моего дома.

— Вас к телефону, госпожа баронесса. — Вместо нее передо мной вырос Герен. — Мсье Брунар.

Я не стала особенно раздумывать о том, как дворецкий умудряется одновременно давать интервью и подходить к телефону, а просто побежала в охотничью гостиную.

— Хорошие новости, Нана, — сказал Брунар.

— Нашли моего брата?

Брунар изумился, он ничего не знал об исчезновении. Я сбивчиво поведала ему все, что знала от Тиньяка, и пожаловалась на Жозефину, устроившую шоу из моего горя.

— А вот по этому поводу переживать не стоит. Пригрози иском за незаконное вторжение в частную собственность. Поняла, Нана? Или дождись меня. Я буду минут через сорок.

Терпеть Жозефину еще сорок минут я не могла! Но, пока я разговаривала с Брунаром, съемка ускакала во двор замка, причем над замком кружил вертолет. Я бросилась туда и пригрозила Жозефине слово в слово, как научил меня папин друг. Но птица-фрегат лишь презрительно ухмыльнулась.

— Вы номинальная хозяйка, милочка! Ваш замок выставлен на торги. А я готова купить его хоть сию секунду! Вы не владелица — вы банкрот! Работаем, работаем! Меня и баронессу — общий план без звука!

— Я продам замок кому угодно, но не вам!

— Очень неблагодарно взвинчивать цену до небес, пользуясь тем, что я сама же создаю вам рекламу! — как бы обиделась Жозефина. — Да после показа по телевидению покупатели и туристы повалят к вам валом! Мистическое исчезновение! Инопланетяне!

— У вас нет сердца! Это мой брат! Я переживаю за него!

— Куда он денется, ваш брат. Найдут. И вы еще будете благодарны мне: полиции придется постараться, ведь вся Франция переживает за вашего брата, похищенного инопланетянами. А не сами ли вы подстроили это исчезновение в день моего приезда? — Она прищурилась. — Вы неплохо рассчитали: эта телевизионщица не устоит перед такой историей. Реклама замку обеспечена! Я не права?

— Делайте, что хотите! — в сердцах бросила я и ушла.

Пусть Брунар разбирается, это его племянница все устроила. Может, правда ради рекламы? Вот и не показывается мне на глаза. Но тогда она должна была сговориться с моим братом. А что? Логично, он ведь совершенно неожиданно собрался уезжать, а потом был готов остаться из-за моего ключа. Но Моник все-таки увезла брата. Значит, действительно ради рекламы замка? Бред какой-то. И вообще, если так, могли бы поставить меня в известность. Понятно, я бы возражала… А почему в машине брата Тиньяк нашел наркотики? Лучше не думать до приезда Брунара. Пока же у меня есть два простых дела: нагреть воды для ванны и поискать в коридоре ключ.

Я спустилась в подвал, включила насос, потом — нагреватель, а на обратном пути захватила в кухне бутылку вина. Если так пойдет дальше, я наверняка сопьюсь, размышляла я. Но как мне согреться, если даже огонь в моем камине снова не желает гореть? Весь мой мир разваливается на куски: умер папа, теперь непонятно что с братом, а в замке хозяйничает птица-фрегат. Хоть бы поскорее приехал Брунар. Все-таки он папин друг. Папочка, как же плохо, когда обо мне больше некому позаботиться! Между прочим, «я позабочусь о баронессе», — заверял Дюлен моего дворецкого, забирая у того фонарь. «Я позабочусь о баронессе»… Если бы!

Я внимательно изучила ковер в коридоре возле дверей моих апартаментов. Нет, ключа нигде не видно. Вошла. Удивительно, в моих комнатах тепло! Милый старина Арман догадался растопить камин. Я опять, как ночью, забаррикадировала входную дверь креслами — дворецкий постучится, когда приедет Брунар, — прошла в спальню.

И застыла на пороге, чуть не выронив бутылку вина. В моей кровати лежал торговец недвижимостью! Как он посмел?! Что это еще за новости?!


Дюлен улыбался и манил руками, широко распахнув объятия. Он определенно был под одеялом без одежды — красивый торс и плечи, загорелое открытое лицо, голубые глаза, светлые непослушные волосы…

Иди ко мне, скорее! Я так соскучился! — звал он меня, но вслух не произносил ни слова!

Я тоже! — безмолвно ответила я, расстегивая «молнию» на платье. Но ведь наш «день через неделю» еще не наступил и мы разговариваем без слов, значит, это сон?

Это лучше! Иди скорее! Он приподнял край одеяла.

Я избавилась от платья, скинула туфли и нырнула к нему под одеяло. Он лежал на спине и был замечательно горячий и радостно-сильный! Я прижалась к его груди и животу, а его руки ловко расправились с застежками моего бюстгальтера и проворно побежали ниже, ликвидируя остатки моего туалета. А его губы тем временем покрывали поцелуями мой рот и лицо.

Я закрыла глаза, зарылась пальцами в его волосы и тоже целовала. Его губы приятно пахли мятой, а щеки — тем самым юношеским огуречно-укропным лосьоном, зато волосы — и это было совершенно потрясающе и неожиданно — пахли морским ветром! Или — «ожиданно»? Я ведь видела его во сне на борту яхты… Я отстранилась, чтобы уже с открытыми глазами всмотреться в его лицо и запомнить — навсегда запомнить лицо рыцаря моих снов. Я же собираюсь жить долго, а сон про «день через неделю» вряд ли повторится еще…

— Ты хочешь сверху? — вопросительно прошептал он, заглядывая мне в глаза. — Садись, садись! Это хорошо! Я буду видеть тебя всю!

Его руки поправили мои бедра и сжали их, а его губы коснулись моих колен, которыми я тут же из всех сил стиснула его бока. И внутри меня все заклокотало и забурлило таким бешеным жаром, от которого наверняка растаяли бы все снега Антарктиды…

— Еще моя наездница! Сильнее! О-о-о… Еще! О…

— Молчи, молчи… — тоже задохнулась я, откидывая голову назад и своей ладонью зажимая его рот: во мне стремительно нарастала вторая мощная лавина. — Нельзя разговаривать во сне!

— Ты потрясающая! О, как я тебя хочу! — целуя мою руку, зашептал он. — Ты самая потрясающая женщина на свете! Я хочу запомнить тебя всю! Всю! Всю!

— Я тоже запомню… Навсегда… Только ничего не говори! Не говори во сне!

— Это не сон! О… Это лучше чем во сне! Боже мой, сильнее, моя зеленоглазая баронесса! Ну… — Он заскрипел зубами, зажмурив глаза. — Еще! Еще! Я держусь! Я хочу, чтобы ты первая! Ну, не стесняйся! Кричи! Я хочу, чтобы ты закричала!

— Заткнись! Ты мне… О… О… Ты мне мешаешь! Фонтан-Дюлен! — Я изо всех сил стиснула пальцами его запястья: моя лавина неслась с гор, сметая на пути валуны, деревья, крыши, почему-то пингвинов, и рухнула в море… Я тоже рухнула на его грудь. — Боже мой…

— Все хорошо? — из-под снега заботливо спросил он.

— Болтун. — Я лизнула его плечо. — Ты всегда такой болтун?

— Не знаю. — Он поцеловал мой лоб у кромки волос. — Но всегда мы будем вместе.

— Всегда?

— Да. Ты и я. Тебе так лежать удобно?

Очень, хотела ответить я, но пошел снег. Я сразу узнала этот теплый снег, и сон я тоже узнала: белый шатер во дворе нашего замка, увитый лентами и цветами.

Это не снег, сказал мой папа. Это шуба из ягуара.

Никакая это не шуба, папочка, сказала я. Это рыцарь в серебряных доспехах с ягуарами и в белом плаще. Помнишь, мы все вместе летели на самолете? У него выгоревшие волосы.

Это хорошо, сказал папа. Только, похоже, нам пора прощаться. За мной пришли. Слышишь, как в дверь стучат?


Я прислушалась: правда, настойчивый стук в дверь. Я глубоко вздохнула и открыла глаза. Но тут же снова опустила веки: то, что я увидела, было слишком неправдоподобно! В моей комнате — сероватый полумрак, и часы показывают половину третьего — значит, я уснула днем, чего прежде со мной не случалась никогда. Я абсолютно голая, но ни капельки не мерзну! Рядом, опираясь на локоть, лежит и восторженно рассматривает меня мужчина с выгоревшими на солнце волосами, которого я только что опять видела во сне, где мы страстно любили друг друга. Но я не знаю его имени! А в дверь настойчиво стучат, и это единственное нормальное обстоятельство, хотя с тем же успехом стук в дверь может мне и сниться.

— Привет, — осторожно произнес мужчина. — Ты ведь уже не спишь? На всякий случай: я Люк.

— А я Анабель… — Я открыла глаза, не особенно, впрочем, доверяя реальности. — В дверь стучат.

— Стучат, — согласился Люк.

— Давно?

— Давно. Открывать будем?

— Надо бы. — Я встала с кровати, набросила шаль и подошла к двери. — Что случилось, Герен?

— Это я, Брунар, — ответили с той стороны. — У тебя все в порядке? Ты так долго не отзывалась, я даже хотел звать старика Армана с ключами!

— Все хорошо! — Уточнять про ключ я не стала. — Я принимала ванну. Сейчас приду. Посиди в охотничьей гостиной.

Я вернулась в спальню. Люк торопливо одевался.

— Ты уже уходишь? — растерянно спросила я.

— Конечно, я вовсе не хочу компрометировать мою невесту, пока мы официально не объявили о помолвке.

Я оторопела.

— То есть ты… Я… Если я правильно поняла…

— Да, да, все правильно, — согласился он, застегивая брюки. — Я делаю тебе предложение.

— А если я откажу?

— Вряд ли.

— Почему?

— Сейчас некогда объяснять, Анабель. Тебя ждут, одевайся! Поговорим потом.

— Когда?

— Когда у меня на руках будет двести тысяч, чтобы выплатить твои долги. — Заглянув в зеркало, он поправил свою прядь и характерным мужским жестом провел ладонью по щеке, как бы проверяя, не пора ли бриться. — Одевайся скорее, здесь достаточно прохладно.

Какая прелесть! Он все решил!

— Ты хочешь купить меня?!

— Я хочу, чтобы ты не продавала замок из-за каких-то паршивых двухсот тысяч евро! Он стоит миллионы!

— Матримониальная сделка?

— Свадебный подарок.

— Торгаш!

— О-о! Тем более мне лучше поскорее уйти. — Он придирчиво осмотрел свои белоснежные брюки и стряхнул с них невидимую пылинку.

— Подожди… Ты сказал — двести тысяч? Всего двести?

— Примерно. Даже меньше. А ты не знала?

— Но ведь одни только латы в вестибюле стоят дороже!

— Ты действительно не знала? Милые люди тебя окружают.

— Всего двести тысяч… Как же так? — Я в изнеможении опустилась на кровать. — Я была уверена, что, продав замок, мне едва-едва хватит средств, чтобы расплатиться с долгами.

— Пожалуйста, одевайся, Анабель, — жалобно попросил он. — Иначе я не смогу отпустить тебя к твоему визитеру.

— Почему?

— Ну…

Он откровенно засмущался, одернул свой джемпер и покраснел! Взрослый мужчина! Это умиляло.

— Не придумывай, Люк, — тем не менее строго сказала я. — Отправляйся в охотничью гостиную. Я хочу поговорить с Брунаром при тебе. Он друг и поверенный моего отца. Мне трудно представить, что он умышленно скрывал от меня истинное положение дел.

— Годится! — повеселел Люк. — Значит, ты выйдешь за меня!

— С чего ты взял?

— Ты ведь доверяешь мне больше, чем этому Брунару! — Вскинул свою прядь и вышел из спальни.

Я услышала, как он разбирает «баррикаду». Потом деликатно открылась и закрылась дверь.

В охотничью гостиную я пошла самым коротким путем — через библиотеку. Представшая моим глазам сцена среди книг была не менее умилительной, чем красный от смущения Дюлен. Старик-историк, мсье Фюже, про которого я, кстати, начисто забыла, громко и счастливо читал вслух какую-то древнюю книгу на латыни. А в кресле напротив мирно дремал Герен, убаюканный торжественной латинской речью.

— Ах, госпожа баронесса! — Заметив меня, Фюже вскочил из-за стола. — Ах, какие сокровища! Ах, как я вам благодарен!

Он достаточно долго изливал свои восторги по поводу библиотеки и милости госпожи баронессы, позволившей ему насладиться всеми этими раритетами, поэтому, когда я добиралась до охотничьей гостиной, Люк давно уже был там и успел познакомиться с Брунаром.

— Огромное спасибо, Эдуар, — поблагодарила я юриста, не решаясь с ходу спросить папиного друга про долги. — В замке тишина и спокойствие. Как тебе удалось это сделать?

— Удивляюсь, что ты не справилась сама. Что-то на тебя не похоже, — ласково попенял Брунар. — Стоило только припугнуть иском о незаконном вторжении в частные владения и потрясти перед носом бумажкой в роли искового заявления, как мадам Бенорель испарилась мигом. Три часа назад, — многозначительно уточнил он. — Что же вы, Дюлен, не помогли нашей баронессе избавиться от оккупантов? Вы, я так понял, давно в замке.

— По правде говоря, мне самому не хотелось попадаться баронессе на глаза, — вывернулся Люк. — Я ведь тоже не очень законно полазил тут с видеокамерой.

— И где же ваш инструмент?

— Отнес в машину.

— Так это ваш «ягуар» у замка? А я-то переволновался: чье еще авто? Вроде бы все папарацци бежали, неужели кто-то умудрился остаться?

— Чтобы доснимать привидений? — предположил Люк.

— Вот именно, — усмехнулся юрист и уже серьезно добавил: — Неприятная история с нашим Аленом.

— Куда уж там, — вздохнула я, хотя сейчас его исчезновение больше не казалось мне такой уж необратимой катастрофой и вопрос о том, почему Брунар не известил меня о сумме долга, волновал значительно сильнее. — От шефа полиции никаких известий?

— Никаких. — Брунар покряхтел. — Но будем надеяться на лучшее. Не так ли? Кстати, Нана, у тебя, оказывается, кроме Бенорель еще гости? Наш старина Герен просто очарован этим учителем истории, как его?

— Мсье Фюже. Ох, я ведь обещала мальчику показать вид с Капустной башни!

— Какому еще мальчику?

— Внуку этого мсье Фюже.

— Так он не один?

— Нет, с одиннадцатилетним внуком. — Я удивленно посмотрела на адвоката. — Вы же сами сказали «гости» во множественном числе.

— Мсье Фюже и мсье Дюлен. Я не видел никакого внука. Еще одно таинственное исчезновение? Извини, Анабель, но на месте мальчишки я бы уже давным-давно самостоятельно побывал на любой башне.

— А в сегодняшней неразберихе особенно, — добавил Люк.

— Как насчет кофе, господа? — предложила я, все еще не решаясь задать главный вопрос.

— Дружочек, только позволь мне похозяйничать на кухне самому, — взмолился Брунар. — Ваш услужающий уже пытался напоить меня жуткой отравой, пока ты полдня спасалась в ванне от Бенорель.

Брунар сосредоточенно варил кофе в трех турочках одновременно. Это походило на священнодействие. Люк был поражен, что в замке нет нормальной кофеварки.

— Кстати, Эдуар, — спросила я, глядя на турочки, — а где наша крошка Пат? Я не видела ее с самого утра.

— Крошка Пат! — хмыкнул Брунар. — Боюсь, что она теперь в жизни не простит меня. Я ведь гнусно и бестактно обошелся с мадам Бенорель! Наша разобиженная Патрисия покинула замок вместе со своей клиенткой. А жаль. — Брунар как-то особенно взглянул на Люка. — Я бы познакомил вас с ней, Дюлен. Моя племянница очень хорошенькая. И у вас, так сказать, родственный бизнес.

От откровенного сватовского тона Брунара мне стало не по себе. Но Люк не повел и бровью!

— Кстати, мсье Брунар, если не секрет, сколько Бенорель была готова выложить за замок? — небрежно спросил он.

— Секрет, — игриво отозвался Брунар. — Коммерческая тайна. Только мадемуазель де Бельшют вправе разгласить ее.

— Эдуар, но я тоже не знаю.

— Неужели? Разве вы с Патрисией не обсуждали цену?

— Нет. Мы как-то больше говорили о другом. Но мне хотелось бы знать. Сколько?

— Видишь ли, Нана, замок находится в весьма запущенном состоянии, да и бытовые удобства весьма далеки от требований современного человека. Взять хотя бы ванные комнаты. Всего четыре! И этот допотопный водонагреватель, я уж не говорю об электричестве и единственном номере телефона. О, господа! Наш кофе готов. Анабель, тебе не трудно подать мне чашки?

— Эдуар, сколько? — Я поставила перед ним три чашки.

— Видишь ли, Нана, сами постройки, так сказать каменные стены, плюс земля стоят миллионов сорок, не больше.

Сорок миллионов! Я не поверила своим ушам. И ради каких-то двухсот тысяч я должна продавать замок? Терпеть издевательства Бенорель, других покупателей? Но я ничего не сказала, Люк тоже молчал.

— Конечно, кое-какие коллекции, гобелены, мебель, портреты… Но ведь здесь нет ни одного настоящего шедевра, Нана, просто старинные вещи. Ну, на круг, с учетом, так сказать, обстановки и сада, цена раза в полтора, в лучшем случае — в два побольше. Но вообще-то, Нана, мне не хотелось бы обсуждать это при мсье Дюлене. Надеюсь, вы не обидитесь, мсье? Вы же меня понимаете?

— Естественно. — Люк кивнул. — Девяносто шесть.

— Что девяносто шесть? — Не поняла я.

— Девяносто шесть миллионов по оценке экспертов Министерства культуры. Они — чиновники, ни на грош не завысят цену. Не скрою, японский бизнесмен Сикаруки-сан, уверен, господа, это имя вы знаете, выложил бы и все сто, а при умелом подходе — сто три, сто четыре. Мадам Бенорель, с учетом ее снобизма, наверняка подписала бы купчую не на меньшую сумму. Похоже, мсье Брунар, гонорары вашей племянницы измеряются миллионами? Не так ли?

— Боже мой… — прошептала я.

— А-а-а! Там привидения! — Вдруг в кухню со стороны подвалов выскочил Винсент и прижался ко мне, обхватив за талию, словно я была его мамой.

— Где?

— На Капустной башне! В башне! В подвале! Везде!

Общими усилиями мы кое-как успокоили внука мсье Фюже. Сейчас это был просто перепуганный до полусмерти ребенок, а вовсе не вчерашний исторический вундеркинд.

Брунар угостил его кофе, а Люк, присев рядом на корточки, очень убедительно уговорил мальчика сходить туда всем вместе еще раз, чтобы удостовериться в отсутствии каких бы то ни было сверхъестественных существ.

Идти подвалом Винсент отказался категорически, поэтому мы отправились по крепостной стене. Низкое небо было по-прежнему затянуто тучами, но дождь перестал. Деревья и цветники под нами выглядели очень грустно — всюду сломанные ветви, погубленные цветы, кое-где валялись куски сорванных крыш. Хорошо, что вовремя появился Винсент, думала я. Плохо, конечно, что он напуган, но мы поможем ему справиться со страхами и переживаниями. А что делать мне с моими переживаниями? Как вместить новый образ папиного друга и его племянницы?

Мы вошли в Капустную башню, поднялись по лестнице. Все было тихо. На верхней площадке Винсент успокоился окончательно и виновато произнес:

— Госпожа баронесса, я вообще-то был тут ночью. Только, пожалуйста, не говорите деду! Он будет смеяться. Я ведь и ночью слышал разные голоса! Я нарочно пришел сюда снова, чтобы убедиться, что мне тогда показалось. Но я опять услышал голос! Может, потому что я был один? Да, госпожа баронесса?

— Может быть, — сказала я, понимая, как мальчику нужна поддержка. — Когда я одна, я тоже иногда слышу голоса моих любимых людей и даже разговариваю с ними.

— Но это были чужие голоса, госпожа баронесса, мне совсем не хотелось с ними разговаривать! Но я все равно пошел посмотреть, кто это, но ничего не увидел, кроме штыря. А теперь нет и штыря.

— Какого штыря? — удивилась я. — Нет тут никакого штыря!

Винсент вздохнул и рассказал про какой-то штырь, якобы торчавший ночью из пола площадки башни, который на его глазах за сто шесть секунд опустился вниз и слился с полом.

Я не понимала ровным счетом ничего! Люк и Брунар — явно еще меньше.

— Почему ты утром не рассказал об этом госпоже баронессе? — спросил юрист, пытаясь извлечь хоть какую-то здравую подробность.

— Я говорил всем! Я всем сказал про привидения! Но мне никто не поверил, а дед даже обругал! Вы же мне и сейчас не верите? Правда, госпожа баронесса? Не верите? Но штырь был. У него шляпка в виде квадратика. Я его найду!

Мальчик опустился на колени и стал ползать по плитам. Я проследила за ним глазами и вдруг возле скамьи увидела сечку для капусты. Я еще не успела подумать, откуда она тут взялась, как Винсент радостно сообщил:

— Нашел! Вот этот квадратик! Чем бы поддеть? — Схватил сечку, подцепил одну из мелких плиток и потянул вверх.

Удивительно, плитка поддалась, вытягивая железный штырь за собой. Мы смотрели на штырь как завороженные. Потом вдруг раздался скрежет, лязг, и за спиной мальчика начали расходиться плиты. А он все тянул и тянул вверх этот самый штырь.

— Вот видите, а вы мне не верили, — с гордостью произнес внук историка, распрямился, намереваясь сделать шаг назад — прямо в проем между плитами.

Мы оцепенели. Первым отреагировал Люк, прыгнул на мальчика, на лету резко отбрасывая его от разверзшейся дыры, из которой вдруг послышались вопли и стоны. Винсент благополучно откатился к скамье, а я узнала голос моего брата! Однако Люк не удержал равновесие, обрушиваясь прямо в проем, но тем не менее успел вовремя зацепиться за край плиты и повиснуть на руках.

— А! О! О-о-о! — неслось из глубины.

— Ален! — закричала я. — Братик!

Тем временем штырь начал медленно врастать обратно в пол, а плиты-створки — сходиться, норовя вот-вот раздавить Люка. Теперь уже не растерялся Винсент, заклинив шляпку штыря сечкой, а Брунар шагнул к проему и протянул руку.

— Держитесь, Дюлен!

Я тоже приблизилась. При дневном свете было видно, что между раскрывшимися плитами вниз ведут ступени деревянной лестницы, древней и гнилой. Темнота в самом низу, но на глубине метров трех над черной бездной на каком-то одиноком качающемся куске лестницы полусидит-полулежит Ален и выкрикивает что-то бессвязное. Из дыры тянет жуткой гнилью и вековой затхлостью. Боже мой, подумала я, вспомнив, что у Люка аллергия, только бы он не задохнулся! Все происходило молниеносно и как под водой одновременно.

— Лучше найдите фонарь и веревку, — ответил Брунару Люк, и по лицу и голосу я убедилась, что его уже мутит от вони.

— Вот фонарь, мсье. — Винсент протянул ему почти игрушечный фонарик. — Я сбегаю за веревкой!

— Люк! Пожалуйста, — хрипло зашептала я, потому что мешал комок в горле. — Вылезай! Ты задохнешься! Вызовем спасателей, они…

— Некогда, лучше свяжи свою шаль с пиджаком Брунара и еще с чем-нибудь подлиннее, — перебил меня Люк и закашлялся, а его глаза уже слезились от вони. — Деревяшка под твоим братом может обломиться в любой момент.

Мы связывали вместе все, что могли, из одежды, со страхом наблюдая, как Люк уверенно спускается по выступам камней к останкам лестницы. Наконец он подобрался к моему вопящему брату, с ловкостью иллюзиониста обмотал его нашей импровизированной веревкой, и мы втроем — Брунар, Винсент и я — выволокли Алена наружу. Кошмар! Брат едва держался на ногах, уверяя, что он уснувшая Белоснежка, и ругался, зачем мы его разбудили, ведь еще не приехал прекрасный принц…

Брунар и Винсент водворяли Алена на лавку, а я с «веревкой» метнулась к дыре: я больше не могла слышать надсадный кашель Люка, доносившийся из недр башни.

— Вылезай скорее! — закричала я вниз, кидая туда «веревку».

Но или я сделала что-то не так, или Люк устал, но он сорвался и поехал вниз по каменной стене. Я чуть не умерла! Но он опять умудрился быстро зацепиться за что-то. На наше счастье, «веревки» еще хватало, но Люк лишь крикнул:

— Погоди! — и осторожно пополз вниз.

— Что ты делаешь! Вылезай! Пожалуйста! Ты задохнешься!

— Там на дне кто-то есть! — сообщил он.

— Да, — сзади меня сказал Винсент, — ночью был еще женский голос.

Моник, догадалась я, даже не давая себе труда подумать о том, почему брат и она попали в башню: я с замиранием сердца следила за силуэтом Люка, уже плоховато различаемым в темноте. Он кашлял все сильнее и вдруг снова сорвался!

— Люк! Люк! — дико закричала я, но в ответ — только глухой звук от падения, повторенный эхом. — Люк! Люк!

Он не отзывался. Я была готова прыгнуть следом!

— Успокойся, Нана. — Брунар погладил меня по спине и отвел от провала между плитами. — Будем надеяться, что ничего страшного не произошло. Он мог просто потерять сознание. Вот уж не думал, что у тебя роман с сыном Дюлена…

— Где мой принц? — бормотал Ален. — Зачем вы разбудили меня? Мошенники! Я хочу обратно в пещеру!

— Господи! Я не переживу, если еще и он!.. Что же это такое, Эдуар? Почему все против меня? Только что не стало папы, теперь Люк… — Не испытывая ни малейшего стеснения, я зарыдала в голос на плече адвоката. — А Ален свихнулся! А ты, ты, ты, дядюшка Эдуар! Как ты мог все скрывать от меня?

— Не плачьте, госпожа баронесса, — всхлипнув, сказал Винсент. — Мне кажется, я опять что-то слышу.

Я притихла и подошла вслед за мальчиком к дыре.

— Я жив! — не очень внятно донеслось из темноты.

— Жив-шив-шиф! — повторило эхо.

Никогда в жизни я не слышала более чудных звуков!


С большим трудом мы поволокли моего невменяемого брата вниз по узкой лестнице. Он кряхтел и упирался.

— Я ведь совершенно забыл сказать тебе, Анабель, — вдруг сообщил Брунар. — Кредиторы отозвали иски! Все выплатил наш бедолага Ален. И что его понесло ночью на башню?

Я пожала плечами.

— Не обижайся, Нана, я хотел сообщить тебе это сразу, для того и звонил. Но потом совершенно вылетело из головы с этими телевизионщиками! — оправдывался бывший друг.

— А по-моему, господа, зря вы их прогнали и не захотели вертолет, — заметил Винсент. — На вертолете они бы запросто доставили этого мсье прямо из башни в больницу. И нас бы всех показали по телевизору. Теперь мне никто в классе не поверит…

Загрузка...