Я вышла на балкон и под солнечными лучами сладко, по-кошачьи потянулась. Мне непреодолимо хотелось позавтракать на свежем воздухе — после оргазмов всегда была голодна, — я надела спортивный костюм и спустилась в бар на площади.
Метаморфоза Борна: мой район был непостижим. Я до сих пор помню наркоманов на площади Сант-Агусти-эль-Велл и нищих соседок, болтавших в прачечной, которой давно уже нет: только в бедных районах остались прачечные. Моя улица, ранее такая неприметная, ожила благодаря всевозможным архитектурным новациям, которые объединяли в себе строгий дизайн и обилие второстепенных деталей.
Когда я пришла на площадь, это новое бедствие, туристы, обрушившиеся на Барселону в поисках счастливых воспоминаний, заняли уже практически все столики на террасе кафе «Амбос Мундос». На их лицах, обращенных к солнцу, застыли блаженные улыбки — подтверждение нашего статуса нового рая. На соседней улице громко звучала какая-то песня. Раздавались карибские ритмы и крики удовольствия, которые до предыдущей ночи казались мне невыносимыми… Звуки эти исходили от представителей Доминиканской республики, которые построили свой бар в ста метрах от моего дома.
Мне повезло с квартирой: я унаследовала ее от моих дедушки с бабушкой. Сейчас купить ее было бы невозможно. Вначале я даже расстроилась: даже по метаморфозе Борна этот район не считался престижным в соответствии с городской иерархией, по которой мы характеризуем себя в зависимости от места жительства. Но я чувствовала, что привязана к этой семейной квартире, и постепенно стала приводить ее в порядок, пока она не превратилась в комфортную раковину. Как раз в то время муниципалитет занялся реорганизацией района, и я во второй раз приняла участие в лотерее с недвижимостью в Барселоне, где иметь жилье — это самое главное и более трудное занятие, чем иметь пару.
Мне все-таки удалось сесть за столик и в два приема съесть круассан. Как туристы, я подняла лицо к солнцу и закрыла глаза, чтобы погрузиться в приятные воспоминания. Уже долгое время я не чувствовала себя такой счастливой, мне было непередаваемо хорошо. Меня прельщала идея позвонить и разделить эту победу с доктором Тресеррасом, терапевтом. У меня в голове крепко засели его ободряющие слова: «Девушка, вы молоды и должны развлекаться…» Этот хороший человек вовремя обнаружил мое душевное волнение. Спазмом сжало грудь, и я задыхалась, думала, что умру. Мне повезло, что моя сестра Мария стала свидетелем моего второго припадка и, увидев, что я задыхаюсь, лежа на полу, вызвала «скорую». Ей тоже показалось, что я умираю. В больнице ничего серьезного не обнаружили, и доктор Тресеррас не нашел ничего странного. Он предположил, что моя проблема не физиологического свойства, и направил меня к психиатру.
Я долго не могла решиться позвонить и договориться о приеме. Меня ужасала сама мысль, что у меня какое-то психическое заболевание. Я сумасшедшая? Только воспоминание о случившемся приступе подтолкнуло меня к этому звонку.
Вы замужем? Дети есть? Делали когда-нибудь аборт? Пьете? Сколько рюмок в день? Курите? Психиатр задавала мне эти и многие другие вопросы, казалось не обращая на меня никакого внимания. Диагноз, который она мне поставила, был шокирующим: я страдаю перфекционизмом. Берусь за все и стремлюсь делать все лучше других. Я хочу быть лучшей сотрудницей, лучшей дочерью, лучшей сестрой, самой близкой подругой, самой соблазнительной любовницей… Когда она мне сказала об этом, я тут же поняла, что диагноз верен: не способный справиться со столькими нечеловеческими задачами, мой организм пытался защищаться.
И одно из душевных потрясений я пережила незадолго до разрыва с Рикардо. К тому времени мы уже прожили вместе три года. Рикардо родился в богатой семье и не представлял себе жизненную ситуацию, которую не сумел бы обуздать. С малых лет он привык, что любое его желание незамедлительно исполнялось, каким бы глупым оно ни было, в итоге он дошел до того, что у него не осталось желаний. Меня прельщала перспектива с ним познакомиться. Он отлично подходил для того, чтобы я могла применить мое призвание спасителя. В основе наших отношений был негласный договор: благодаря ему я имела доступ к богатому роду, в уплату помогала ему сохранять эмоциональное равновесие. Мы не общались на равных и не стремились к этому. По его вине я часто чувствовала себя не в своей тарелке. Вести со мной откровенные беседы он не мог, потому что я была сверх меры эмоциональной: «Ты слишком самонадеянна». Невзирая на это, я со всем энтузиазмом посвятила себя поиску его «я». Рикардо потерял свою индивидуальность в юности, когда впервые влюбился. Он сходил с ума по Рус, однокашнице по французскому лицею, а его мать поставила точку в этих отношениях. В замешательстве она отвела его к психологу. Рикардо навсегда запомнил тот вечер в консультации, когда мать изложила от имени сына все его предполагаемые проблемы. Психолог, не дав себе труда выслушать версию юноши, выписал ему лошадиную дозу антидепрессантов, которые погружали его в состояние эйфории. Та самая Рус была поражена. «Думаю, что от этих таблеток он стал патологическим ревнивцем», — объясняла она мне с грустной улыбкой. Приближалось время сдачи экзаменов, и Рикардо решил отказаться от лекарства. Ему стало намного хуже. Состояние после отмены таблеток, отчужденность невесты, страх перед экзаменами на этот раз погрузили его в настоящую депрессию. И Рикардо приравнял любовь к психическому заболеванию.
Когда мы познакомились, к нему уже прочно приросла слава золотого холостяка. Я, дурочка, подумала, что смогу пробудить в нем человека. Он хотел мне верить и следовал моим советам в течение трех лет, до тех пор, пока не наступил тот зловещий день, когда я подумала, что забеременела. Великая проверка любви: «Рикардо, я хочу этого ребенка». Его ответ пронзил мне сердце: «Решай сама». Оказалось, что я не беременна, но наши отношения стали для меня понятны. Душевный кризис повлек за собой дерматит, и через восемь месяцев мы разошлись. Я чувствовала себя покинутой, ненужной. Рикардо же вел себя так, будто мы и не расставались. Ему не нужно было бороться с болью, о которой говорила мне мой психиатр.
«Я бы хотел быть рыбой, чтобы плавать у твоих ног…» Тропический ритм пробудил в моей памяти образ Ивана, и я улыбнулась, но звонок мобильного прервал песню.
— Бонжур, Исабель…
Это был не Иван, а Рикардо, единственный человек, который называл меня полным именем. После расставания я не хотела его видеть — не хотела, чтобы в моей жизни был мужик с эмоциональными проблемами, но избежать общения оказалось не так просто. У нас были общие друзья и знакомые, к тому же Рикардо подключал все свое обаяние для примирения. Постепенно он добился того, что я стала отвечать на его звонки, время от времени мы встречались в компаниях. Сейчас наступила фаза номер три: уже несколько дней он бился над тем, чтобы мы встретились наедине. В эту субботу он застал меня врасплох, — я была переполнена любовью, я любила все в этом мире.
— Бонжур! Как себя чувствует маленький принц?
— Счастлив от мысли, что сегодня вечером мы вместе поужинаем.
— Ты, я и все остальные, — уточнила я. — Мы договорились в кафе «Арк», верно? — По субботам мы всегда ужинали компанией в одном и том же кафе.
— Сегодня да, — вздохнул Рикардо, — но мы договорились, что в четверг встретимся только ты и я, помнишь? Я уже заказал столик. — В какой-то момент я дала слабину и согласилась на эту встречу, которую Рикардо планировал, как легкую игру, и я уже жалела об этом.
— А куда мы пойдем?
— Это сюрприз.
— Тогда давай уточним, где встретимся.
— Я заеду за тобой в девять.
— Предпочла бы встретиться в ресторане, — настаивала я. До ресторана каждый из нас может добраться самостоятельно.
— Но, дорогая, если я скажу тебе, что это за ресторан, уже не будет сюрприза…
— Слушай, давай все-таки встретимся в девять часов на улице Винитека, ладно?
Каким бы очаровательным Рикардо ни был, я не хотела, чтобы он поднимался ко мне домой, тем более после того, как у меня был другой мужчина. Едва подумав об Иване, я покрылась мурашками.
— Договорились, в четверг, в девять часов, Исабель. До встречи в «Арке». — И он повесил трубку.
Я заказала еще чашку кофе. Меня переполняло удовольствие от осознания того, что у меня отношения одновременно с двумя мужчинами. Снова раздался телефонный звонок.
— Дорогая, ты ничего не хочешь мне рассказать? — Это была Марта. — Ты так быстро ушла. Даже не попрощалась… Хорошо еще Плоская Стопа меня успокоил, сказав, что ты ушла не одна…
Марта та еще штучка. Не знаю, как это ей удается, но она в курсе приключений каждого.
— Да, я ушла не одна, — поспешила я сказать, чтобы избежать расспросов.
— Представь себе, я тоже. Такой симпатичный, воспитанный и богатый парень. Вот только в кровати — сама скукота. Твой мне понравился больше…
— Что ты хочешь сказать этим «твой»?
— Дорогуша, ты отхватила такой лакомый кубинский кусочек, даже и не представляешь… Не знаю, как это тебе удается, но у тебя всегда самые лучшие мужики. — Марте всегда казались более интересны чужие мужчины. Когда я разошлась с Рикардо, она бросилась за ним охотиться, но безуспешно: Рикардо считает ее резкой и необразованной, а она не может простить ему безразличие к ней. — Сегодня вечером встречаемся в «Арке», ты пойдешь? — продолжила она. Для Марты жизнь — это постоянный праздник, на который надо приходить непременно в сопровождении кавалера. Вначале мне казалось, что она так поступала под влиянием ее профессии стюардессы — сегодня здесь, завтра там, но теперь считаю, что основная причина такого ее поведения — страх одиночества. — Рикардо придет?
— Да. Он только что мне звонил. — «Надо же быть такой болтушкой», — подумала я.
— Этот парень очень тобой интересуется… Может попробуете еще раз?
— Не думаю, что следует это делать. Но что плохого, если мы просто встретимся, чтобы поговорить?
Я почувствовала себя неловко: должна ли я попросить у нее прощение за то, что мой бывший дал ей от ворот поворот? Или мне следовало защищаться, потому что я переспала с ее бывшим?
— Ладно, увидимся… — сказала Марта и повесила трубку.
Меня раздражало ее безудержное стремление завоевывать любого мужика, который был со мной. Конечно, если честно признаться, неделю назад я увела у нее Данни… Кто знает Марту, скажет, что ей не везет, а она, напротив, каждый раз рассказывает чудесные истории о своих поездках… Кроме того, я признательна ей за преданность — она была со мной рядом в самые худшие времена после расставания с Рикардо, но, положа руку на сердце, я не верю, что сочувствие было абсолютно бескорыстным.
Я заплатила за круассан и кофе и вернулась домой. Вопреки моим принципам я снова улеглась в кровать. Мне хотелось вспомнить все, что делал со мной Иван. Я принюхалась к подушке, простыне… И заснула.
Разбудил меня звонок мобильного. Было четыре часа.
— Да…
— Не вылезай из кровати, я сейчас приеду…
Голос Ивана меня обрадовал.
— Ой, привет… Как ты?
— Очень хочу тебя увидеть.
Я засмеялась:
— Я тоже.
— Тогда я еду к тебе.
— Подожди, подожди… Который час? Боже, уже четыре! А я даже еще не приняла душ…
— Обязательно прими душ, чтобы взбодриться, — посоветовал он.
Я решила не идти у него на поводу — не хотелось торопить события.
— Давай лучше встретимся завтра вечером, выпьем кофе, — предложила я.
Иван засмеялся.
— Понимаешь… завтра вечером я занят. Лучше я приеду в полдень и привезу тебе завтрак…
Чем он мог быть занят в воскресенье вечером? Эта мысль не давала мне покоя, но его предложение отложить встречу немного меня успокоило.
— Ладно. Встретимся завтра, в двенадцать, — согласилась я.
— Знай, что я думаю о тебе, — признался он и повесил трубку.
Переполненная чувствами, я встала под душ. Вода приводит мысли в порядок.
Мы договорились, как обычно, встретиться в кафе «Арк», на Ла Карабасса, средневековой улице, которую очень любят снимать в фильмах. Его расположение — мы все могли добраться до этого места пешком — всем подходило. Еще одно важное преимущество «Арка» заключалось в том, что это был рюмочный бар, и мы чувствовали себя здесь как дома. Я была одной из тех, кто жил ближе всех, и, вероятно, поэтому обычно приходила первой. Однако в этот вечер меня опередили Данни и Рикардо. Они познакомились благодаря книге с энциклопедическим названием «Испанский рок за границей: история популярных испанских групп за пределами Испании», которую какой-то банк заказал издательству Рикардо. Данни согласился написать эту книгу при условии, что ему оплатят несколько поездок на Мальту. Рок во всех его проявлениях, иберийский либо другой, был его коньком.
— Мне хотелось бы узнать, что ты называешь классическим роком, — однажды спросила его Марта, изображая знатока, хотя ее музыкальное образование оставляло желать лучшего.
— Проще простого. Начиная с «Лед Зеппелин», «Роллинг стоунз», «Эй-си/Ди-си» и «Зе Дорс», продолжая с Оззи Осборном и «Блэк Саббат», «Дип Пёрпл» и «Аэросмит». И заканчивая «Ганз-н-Роузиз». Их «Эпитайт фо Дистракшн» — это классический альбом, но моя любимая композиция — «Свит Чаилд оф Маин». Эта группа была и остается великой.
— Ты забыл про Бон Жови, — вмешался Хаиме, удивив нас. Поскольку он выходил из оцепенения, только когда говорил о культуре, эта тема, похоже, заинтересовала его, однако он был последним человеком, которому можно было приписать рокерские взгляды. На лице Данни появилась улыбка.
— Эти музыканты — группа жертв парикмахера, но дом без диска Бон Жови не дом, — согласился он, закуривая очередную сигарету. За обликом критика рока скрывался настоящий пастух с Запада, который ездил верхом вслед за звуками гитар и цокотом лошадиных копыт в поисках своей собственной истории.
— Добрый вечер. — Я поприветствовала его невинным поцелуем в щеку из любопытства: какова же будет его реакция в эту первую встречу после нашего разлада?
Он тоже поцеловал меня в щеку. Этот невинный поцелуй означал, что возврата к прошлому, то есть к постели, не будет. Я не удивилась. Коллекционер виниловых пластинок был королем флирта, вечным женихом, чья любовь никогда не находит своего хозяина.
Обтягивающие брюки на длинных ногах, пиджак из потертой кожи… Другой мужчина выглядел бы комично, но Данни все очень шло. Откровенно говоря, он был красавчик, типичный герой женских сексуальных фантазий, и еще до того, как легла с ним в постель, благодаря многочисленным описаниям Марты я уже представляла в моих фантазиях, как все будет. Она рассказала мне, что в тот же вечер, когда они познакомились, Данни, не обращая внимания на соседей, затащил ее в лифт в его доме со словами: «Поехали, детка, немного послушаем рок-н-ролл».
— Ты не представляешь себе, какой он… монстр, — восторженно сообщила мне Марта. — Он крепко прижимает тебя и не отпускает. Он из тех, кто потеет и заставляет потеть.
Несмотря на взаимоотношения в лифте, Данни и Марта встречались недолго. История не получила развития, но Марта добилась невозможного: она продолжала ужинать и спать с Данни, который всегда говорил, что «с бывшими никаких отношений». Однажды ночью я не удержалась и спросила у него:
— Ты все еще встречаешься с Мартой, а, Данни?
— Ты хочешь спросить, сплю ли я с ней?
— Ну да. — Я покраснела.
— Детка, зима длинная. Мы составляем друг другу компанию. — Он сделал паузу и посмотрел на меня. — Ты же не станешь ревновать, правда?
— К кому, к Марте?
— Послушай, если бы мы родились заново и ты не была бы девушкой Рикардо, у нас сложилась бы совсем другая история. У вас, у женщин, свои заморочки. Для меня же главное — мои друзья, и это непререкаемо. Это самое важное и священное. Но к тебе это не имеет никакого отношения, детка.
Он нежно провел пальцем по моему лицу. Я подозреваю, что этот разговор был одновременно и причиной нашего разлада, и нашим соглашением о заключении мира.
Прислонившись к барной стойке, высокий, ростом метр восемьдесят, Данни привлекал внимание своей значительностью, смешанной с грацией, которая для меня уже была очевидной.
— Как дела, детка? — Он с легкостью позволял себе тон, которого от других мы бы не потерпели. Конечно же теперь я была «принцесса» для Ивана… Впрочем, мне не хотелось думать о нем.
— Как прошла неделя? — спросила я.
— Ужасно.
Данни слишком серьезно относился к работе. Его дни проходили в постоянных встречах, презентациях и праздниках, организуемых звукозаписывающими компаниями. Репутация требовала от Данни с каждым разом все большей и большей отдачи, и он свыкся с этим, не решаясь на перемены. Может, ему и стоило подыскать другое место, но он упрямился. С женщинами у него была похожая история. Сослуживцы постоянно им восхищались, но он быстро их отвергал. Только Марте удавалось сопровождать его в «Арк».
Именно в тот момент она вошла, как всегда обворожительная.
— Привет, привет, привет.
Ужин обещал быть интересным. Всплески эмоций Марты поднимали нам настроение. Она планировала развлекаться до разумного возраста, затем найти постоянного мужчину и создать семью. Она мечтала иметь деток со светленькими волосиками, одинаково их одевать, отводить на занятия по теннису, а летом вывозить их на побережье. Пока она пребывала на первой стадии: развлечения на всю катушку.
— Дорогая, с чего это ты так вызывающе оделась? — Данни оценил наряд Марты, который привлекал внимание всех присутствующих.
— Посмотрим, что преподнесет нам этот вечер. Больше никто не пришел?
Не было Рикардо, который появлялся крайне поздно, так же как Хаиме и Луиса, которые пунктуальностью не отличались. Мы расположились за нашим излюбленным столиком, и официант принес нам бутылку белого вина. Данни заказал свой первый бокал пива.
— В среду с нами Лаура Мачадо летела. — Марта принялась перечислять тех, кто входил в ее «ВИП-список», как всегда делала. Благодаря ее работе стюардессы она держала нас в курсе передвижений известных и почитаемых людей. Судя по ее рассказу, именно она изящно указывала им на их места, просила пристегнуть ремни, сообщала о взлете и посадке. — Вживую Лаура симпатичнее, чем на фотографии, — продолжила она, — а какая воспитанная!
— Кто воспитанный? — Рикардо сел напротив меня.
— Да как же, сама знаменитость! — усмехнулся Данни.
Между ними была любопытная дружба. Данни чувствовал, что издатель в нем заинтересован, а Рикардо в свою очередь видел в Данни способность к измене.
— Лаура Мачадо очень воспитанная, дорогой. Но до тебя ей далеко. — Марте нравилось делать мужчинам комплименты, не важно, ее это были мужчины или чужие. «Никто не останется безразличным к хорошему комплименту» — это была одна из ее ловушек.
— Да ну… — Рикардо терпеть не мог пристрастных оценок. Он взял меня за руку: — Исабель, как дела?
— Скажем, что я пережила еще один полет в Брюссель. — Я посмотрела на Рикардо, такого ненавязчиво элегантного, и он показался мне холодным. Образ Ивана, обладающего редким обаянием, всплыл в моей памяти.
В этот момент в зал вошли Хаиме и Луиса. Очень современные молодые люди, служащие одного из учреждений культуры. Они удивительно подходили друг другу. Около двух месяцев назад они решили жить вместе, и с тех пор непунктуальность стала присуща им в еще меньшей степени.
— Ну, парочка… что случилось сегодня? — спросил их Данни.
— Мы смотрели документальный фильм о погребальных ритуалах в Азии. В сентябре мы открываем выставку «Город и культура захоронения», и надо многое изучить. — Способность этой парочки представить любые свои начинания в культурном свете была легендарной. Их мир — только культурные мероприятия, и точка!
Увидев всех нас, официант вернулся, чтобы принять заказ. Мы посмотрели на большую доску на стене, на которой было написано меню, и без долгих колебаний сделали заказ. Исключение составила только Марта, для которой было стратегически важным выбрать блюдо, соответствующее ее наряду и настроению. После того как нам принесли заказанные блюда, разговор пошел привычным путем.
— Марта летела с Лаурой Мачадо, — с некоторым ехидством Рикардо сообщил новость Хаиме и Луисе. Как сын барселонских аристократов с вековыми традициями, он насмехался над нашим интересом к новоиспеченным известным личностям.
— Она летала с нами, — поправила его Марта.
— Ну и как Мачадо? — спросила ее Луиса, более терпимая к современным культурным явлениям.
— В жизни она более красивая, чем на фото. Такая модная… и очень сексуальная.
— Это невозможно: быть сексуальной сейчас немодно, — ответила я.
— Да ну? А я считаю сексуальность уместной всегда… — Марта вернула мне мяч с недовольной гримаской.
— Девушки, а тема-то интересная. Бель, что значит для тебя быть сексуальной? — спросил Данни не без задней мысли. Я проклинала себя за то, что вмешалась в разговор. Эта фраза невольно вырвалась у меня при мысли об Иване. Иван был сексуальным, но не был модным. Однако я не хотела приводить его в пример. — Может, по-твоему, быть сексуальной — это уметь развлекаться, как делаю я? — Данни сам же взялся вытащить меня из этой ситуации.
— Понимаешь, есть показная сексуальность, но есть и скрытые проявления, — рассуждал Хаиме, как будто говорил о картине Лусиана Фреуда.
— Исабель, а что ты имела в виду? — Рикардо не хотел оставлять меня в покое.
— Думаю, я знаю, что Бель хотела сказать. Ты о кубинце, с которым мы познакомились в «Хемингуэе», да? Настоящее тропическое животное. Очень ухоженный, но конечно же его нельзя назвать модным. Хотя, может, у Бель и другое мнение о нем… — Марта победоносно на меня посмотрела.
Я метнула в нее смертоносный взгляд. Мне вообще не хотелось говорить о той ночи с Иваном, а тем более рассказывать об этом Рикардо и всем остальным. Но отмалчиваться я не могла: все взгляды были устремлены на меня, как будто я была дельфийским оракулом.
— Да, кубинец, с которым мы с Мартой познакомились в «Хемингуэе», — я употребила множественное число, чтобы сгладить ситуацию, — был сексуальным, но не модным. Мне кажется, сексуальность заключается в поведении. Поведение корректируется, но этому нельзя научиться.
— Скорее всего, мы говорим о «врожденной сексуальности», — вступила в разговор Луиса, обожающая все анализировать.
— Сексуальным рождаются, — ответила Марта, не оставляя никаких сомнений в том, что она-то точно с этим родилась. — Но затем, в процессе жизни, можно либо развивать свою сексуальность, либо сдерживать ее. Сдерживать значит обрекать себя на кучу проблем, потому в этом случае ты теряешь собственное лицо и вместе с тем многочисленные возможности…
Я чувствовала, что Рикардо смотрел на меня с немым вопросом: а нахожу ли я его сексуальным? Восемь месяцев назад ответ был бы понятен. Сейчас мне было труднее определиться.