С любовью, папочка

ГЛАВА 6

Tатум

Я чувствую себя принцессой. Нет, все гораздо лучше, потому что это не какая-то сказка. Это я и этот красивый, невероятный мужчина гуляем по парку, смеемся и едим, клянусь, лучшее мороженое в рожках, которое я когда-либо пробовала. Или, может быть, это просто так вкусно из-за компании. Лукас наблюдает за моим ртом, пока я облизываю десерт с чуть большим энтузиазмом, чем необходимо.

— Я чувствую, что о человеке можно многое сказать по тому, какое мороженое он заказал, говорю я.

— Это так? Он медленно отхлебывает из своего клубничного молочного коктейля.

— Что говорит обо мне мой заказ?

— Ну, молочный коктейль — это практично, классически и, возможно, немного безопасно.

Он смеется. — Безопасно?

— Конечно. Я здесь, перемазываю пальцы шоколадом, готова рискнуть испачкать платье на этом свидании ради того, чтобы получить то, чего я действительно хочу. А ты просто пьешь свое мороженое в виде коктейля.

— Кто сказал, что это не то, чего я действительно хочу? Он замолкает, и я оглядываю его с головы до ног. Он точно не похож на парня, который идет на компромисс, когда это действительно важно.

— Справедливо. Я восхищаюсь тем, что ты выбрал клубничный, что ты не побоялся чего-то розового.

Он снова смеется. — И что о тебе говорит твой рожок?

— О, снисходительный и психически неуравновешенный, говорю я, ухмыляясь. Он усмехается.

— Принято к сведению. Хотя выглядит неплохо.

— Хочешь поменяться? Спрашиваю я, протягивая ему рожок.

— Конечно, говорит он и мы так и делаем. Он облизывает мое мороженое, а я пью его молочный коктейль.

Мы идем дальше, пока не подходим к маленькому мостику с видом на пруд. Я прислоняюсь к перилам. Он бочком подходит ко мне, и все кажется идеальным.

Слишком идеальным.

— Почему я тебе нравлюсь? Спрашиваю я его.

Он поворачивается ко мне с удивленным видом. — Что, черт возьми, это за вопрос?

— Серьезный вопрос. Я имею в виду, не похоже, что у нас с тобой много общего, кроме того, что ты горячий, а я очаровательна.

— Я думаю, из нашей переписки становится ясно, что я нахожу тебя сексуальной и очаровательной.

Мое лицо вспыхивает. Да, я полагаю, это так…

— Просто развесели меня, Лукас.

Я ненавижу себя за то, что чувствую необходимость задать ему этот вопрос. Я не испытываю неуверенности в большинстве вещей, о которых беспокоятся девочки моего возраста. Мне нравится мое лицо, и я примирилась со своим телом до такой степени, что мне нравится носить одежду, подчеркивающую мои изгибы. Дело не в достоинстве. Дело в доверии. Как бы я ни ненавидела давать кому-либо еще контроль над своими чувствами, я не могу отрицать, что то, что меня бросили родители, не оставило нескольких шрамов и болячек.

Он откусывает от своего рожка с мороженым и долго жует.

— Ты мне нравишься, потому что, находясь с тобой, я чувствую то, чего не испытывал долгое время.

— Какие чувства?

— Надежда, для начала. Ты заставляешь меня захотеть представить себе будущее; это то, чего я не позволял себе делать с тех пор, как попал…

И сегодня у меня было собеседование на новую работу, и я почти уверен, что именно из-за тебя я ее получил.

— Подожди, правда? Это потрясающе. Расскажи мне все.

Он предлагает мне нижнюю часть рожка с мороженым, а затем вытирает руки салфеткой. — Это всего лишь столярная работа по программе возвращения заключенных. Но это приличные деньги, и я буду работать руками.

— Хорошо. Тебе нужно обставить свое новое жилище. Может быть, ты сможешь сам сделать какую-нибудь мебель.

— Это было бы не в первый раз.

— Нет?

Он качает головой, достает из кармана свой сотовый телефон, прокручивает и поворачивает экран ко мне. Посмотрев вниз, я вижу искусно сделанный стол из блестящего темного дерева и набор из четырех стульев.

— Ты сам это изготовил? Спрашиваю я. Это выглядит как фотография из мебельного каталога, и к тому же необычная.

— Ага, подтверждает он, и я вижу, как он весь светится от гордости в свете его телефона. Это то, в чем он хорош.

— Тогда зачем работать на кого-то другого? Почему бы просто не продолжать делать подобные вещи самостоятельно и продавать их?

— Материалы дорогие, а эти изделия невероятно трудоемкие. К тому же, у меня нет мастерской, так что… Лукас пожимает плечами. — Каждый должен с чего-то начинать. Итак, я начинаю сначала.

— Ну, я думаю, это фантастика. Но что ты имел в виду, когда сказал, что получила работу из-за меня?

Он засовывает руку в карман. — Ты напомнила мне, каково это — бороться за то, чего я хочу. И прямо сейчас я хочу быть тем мужчиной, которого ты заслуживаешь.

У меня сжимается грудь. Я прижимаюсь лбом к его груди и вздыхаю от удовольствия, когда он проводит пальцами по моим волосам. Всю свою жизнь я упорно боролась за то, чтобы оставаться позитивной перед лицом боли и отвержения. Нелегко увидеть луч надежды в любой ситуации, но мысль о том, что я могла бы вдохновить такого хорошего человека, как Лукас, мечтать о будущем для себя, того стоит.

— Ты когда-нибудь сделаешь что-нибудь для меня? спрашиваю я его.

— Конечно, говорит он. — Все, что ты захочешь.

— Все, что угодно? Я поднимаю на него взгляд с дерзкой ухмылкой.

Но он торжественно кивает, как будто это клятва.

— Все, что угодно.

Я постукиваю кончиком пальца по подбородку. — Может быть, постель, говорю я, не желая наводить на размышления, но его губы все равно изгибаются.

— Это доставит мне удовольствие, говорит он.

— Я думаю, ты имеешь в виду наше удовольствие.

Он прижимается губами к моим. Я раскрываю губы, позволяя шоколаду и ванили смешаться с клубникой и сливками. Как раз в тот момент, когда мои колени вот-вот подкосятся, он отстраняется с серьезным выражением лица.

— Послушай, Татум, возвращаясь к твоему вопросу…

— Не беспокойся об этом.

— А теперь подожди. Он проводит большим пальцем по моей нижней губе. — Я понимаю, что в твоей юной жизни тебе пришлось несладко. Многие люди, которые не прошли и четверти того, через что прошла ты, оказались и вполовину не такими хорошими. И все же, каким-то образом, ты оказалась доброй в этом невнимательном мире. Ты могла быть холодной, но ты, черт возьми, олицетворенный луч солнца. Почему ты мне нравишься? Потому что ты могла бы быть маленьким серым дождевым облачком, но вместо этого ты — взрыв красок. Вот почему.

Я стою там, совершенно не находя слов, с отвисшей челюстью. Но там, где мой голос подводит меня, мое тело берет верх. Схватив его за узел галстука, я притягиваю его губы к своим. Мы целуемся и целуемся, крепко прижавшись телами друг к другу, пока металлический звон собачьего поводка не возвращает нас на Землю.

— Думаю, мне, наверное, стоит отвезти тебя домой. Лукас берет меня за руку, когда мы идем обратно к его грузовику. Я плыву рядом с ним, мой разум плывет, а тело пульсирует с каждым шагом. Лукас видит мои шрамы. Он видит, где я наиболее чувствительна, и обращается с этими областями с той нежностью, которой они требуют, как будто он всегда знал, где они находятся.

Он говорит, что я вызываю у него желание представить будущее. Я уже там.

— Ты хочешь детей? Внезапно спрашиваю я.

Лукас смеется, как будто я застала его врасплох, кожа вокруг его глаз морщится от веселья.

— Не сегодня, но когда-нибудь, конечно.

— Сколько?

Он молчит несколько секунд.

— Двоих или троих, я думаю. Ты?

— Двоих, говорю я, — мальчик и девочка. Но я открыта для других предложений.

Черт, тетя Нина была права. У меня плохо получается. Мои щеки пылают, и я рада, что ночной покров скрывает румянец. Я бросаю взгляд на Лукаса, который смотрит прямо перед собой.

— О чем ты думаешь? Спрашиваю я.

Он останавливается и поворачивается, чтобы взять меня за другую руку, так что он держит обе. — Я думаю, я действительно надеюсь, что ты получишь именно то, чего хочешь в будущем. Потому что ты этого заслуживаешь.

— Ты тоже заслуживаешь лучшего.

Эмоция, которой я не могу дать названия, мелькает на его суровых чертах, наполовину скрытых тенью под теплым светом фонарного столба. Он сжимает мои руки, а затем говорит: — Кстати, о вещах, которых ты заслуживаешь, Он достает из кармана маленький предмет. — …У меня для тебя кое — что есть.

— Что? Ты и так уже дал мне достаточно сегодня вечером.

Лукас протягивает мне предмет — маленькую коробочку,

переминаясь с ноги на ногу. Он нервничает? Я приподнимаю крышку, открывая золотое кольцо с маленьким темным драгоценным камнем. Я подхожу ближе к фонарному столбу, чтобы получше рассмотреть камень: продолговатый изумруд бутылочно-зеленого цвета.

— Когда ты вообще успел это купить?

— Я купил его на распродаже недвижимости.

— Но… только не говори мне, что именно поэтому ты поставил тот комод на место.

— Оно того стоило. Он берет коробочку из моих рук и достает кольцо, которое затем надевает на безымянный палец моей правой руки. Изумруд блестит в свете фонарного столба.

Ни один мужчина или мальчик никогда раньше не дарил мне украшения. Даже мой отец.

— Спасибо, шепчу я. — Оно прекрасно.

Он притягивает меня к себе и целует в висок.

— И вполовину не так красиво, как ты, малышка. Но я рад, что ты так думаешь.

Я не могу удержаться и украдкой бросаю взгляды на Лукаса, пока мы едем по пустым дорогам, ведущим обратно домой. Он такой красивый, что это должно быть запрещено законом, с его темными волосами и точеным подбородком. Я пытаюсь вести себя спокойно, но, между нами, ощутимое напряжение. Я чувствую, как влечение нарастает, словно электричество в воздухе, и я знаю, что он тоже это чувствует. Я вижу это по изгибу его губ, по тому, как он украдкой бросает на меня взгляды краем глаза.

Когда мы въезжаем на подъездную дорожку, я едва могу дышать. Я не хочу, чтобы ночь заканчивалась, но я не уверена, как перенести вещи из грузовика в спальню. Лукас паркуется, затем поворачивается ко мне.

— Я действительно отлично провел время сегодня вечером, Татум.

Мой желудок трепещет. Я дотрагиваюсь до кольца с изумрудом, просто чтобы доказать, что оно настоящее.

— Я тоже, Лукас. Я действительно отлично провела время. Я чувствую себя такой отстойной, повторяя то, что он уже сказал, но мое сердце бешено колотится в груди. Я едва могу дышать, не говоря уже о том, чтобы говорить.

Мгновение мы смотрим друг на друга, химия, между нами, почти невыносима. Я хочу поцеловать его. Я почти уверена, что он тоже хочет поцеловать меня, но я вижу нерешительность на его лице. Я не могу не задаться вопросом, не неправильно ли я истолковала ситуацию.

Он берет меня за руку, и я чувствую, как по мне пробегает электрический разряд. Он смотрит мне в глаза и говорит: — Я не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась.

Меня охватывает облегчение. — Я тоже не хочу.

Он наклоняется и прижимается своими губами к моим. Сначала это мягкий, осторожный поцелуй, но, когда я открываюсь ему и позволяю ему скользнуть языком в мой рот, его рука обхватывает мою грудь. Я стону в его открытый рот. Мгновение спустя он прерывает поцелуй и прижимается своим лбом к моему.

— Я хочу прикасаться к тебе вот так всю ночь, хрипит он.

Я чувствую, как мои щеки вспыхивают. — Я тоже.

Он обнимает меня и притягивает к себе, и я чувствую, как бьется его сердце у моей груди. Мы сидим в тишине, просто держась друг за друга, пока я жду, что он продолжит, касаясь меня везде.

Затем он отстраняется.

— Я позвоню тебе завтра, говорит он.

Что? Завтра?

Я выпрыгиваю из грузовика, прежде чем у него появляется шанс обойти и открыть мне дверь.

— Что ты имеешь в виду под завтра? Спрашиваю я, уперев руки в бока.

— Татум.

— Ты действительно собираешься закончить вечер здесь? После вчерашнего, после того, что мы уже сделали?

— Я не могу…

— Почему нет? Требую я.

Он отводит взгляд, и внезапно моя уверенность испаряется, превращаясь в туман. Я делаю шаг назад, подальше от него.

— Ты изменил свое мнение обо мне.

Он качает головой. — Нет, Татум. Ничего подобного.

— Тогда на что это похоже? Потому что я думала, мы оба с нетерпением ждали этого.

Лукас проводит рукой по своему заросшему щетиной лицу. Когда он снова встречается со мной взглядом, в нем голод, который угрожает поглотить меня целиком.

— Если я сейчас отведу тебя наверх, я не смогу оторваться от тебя. Я сделаю тебя своей во всех смыслах этого слова.

Я таю от желания в его тоне, но ухитряюсь стоять на своем. — Я хочу быть твоей, Лукас.

Шестеренки в его глазах вращаются, и одним коротким кивком головы он, кажется, принимает решение. Он берет меня за руку и ведет вверх по ступенькам к своей комнате. Он открывает дверь, чтобы впустить меня внутрь, и как только закрывает ее за нами, он оказывается на мне, его рот на моем, его руки бегают вверх и вниз по всему моему телу.

В своем стремлении раздеть меня он срывает одну из бретелек с моего платья, но мне все равно. Я остаюсь в лифчике и трусиках за считанные секунды.

— Подожди, подожди, говорю я ему в губы. — Твоя очередь.

Он прикусывает мою нижнюю губу, скидывая туфли, затем стягивает рубашку через голову. Вид его пресса, колышущегося в свете, льющемся из кухни, вызывает у меня неприятные ощущения внизу живота. Затем он стягивает штаны, а вместе с ними и нижнее белье, и его член высвобождается, полностью возбужденный.

— О, боже… Я не могу не пялиться; он огромен. Он сжимает себя в кулак, и я провожу взглядом вверх по его предплечью, по изгибу выступающего бицепса, по резкой линии челюсти, к его глазам.

— Я собираюсь трахнуть твою хорошенькую розовую киску, говорит он низким и серьезным голосом. Его слова не оставляют места для колебаний, и я чувствую, как мое тело сжимается и покалывает от желания подчиниться.

— Иди в спальню и разденься, приказывает он, и мне хочется сделать так, как он говорит.

Я прохожу через гостиную и поднимаюсь по лестнице в спальню, ощущая его присутствие, словно тень позади меня. Я снимаю лифчик и позволяю своей груди высвободиться, соски твердеют в прохладном ночном воздухе. Я стягиваю трусики и позволяю им растечься лужицей у моих ног, прежде чем повернуться к нему лицом. Его пристальный взгляд — это теплая рука, блуждающая по моему телу. Он облизывает губы.

— Ложись на кровать и раздвинь ноги. Его тон нежный, но твердый, почти отцовский.

Я ложусь на его кровать и раздвигаю для него бедра. Он придвигается ближе.

— Шире, — говорит он. Я подчиняюсь. — Хорошая девочка. Теперь раздвинь пальцами свои половые губки для меня.

От его вульгарных слов у меня внутри все сжимается. Я раскрываю для него свои складочки, окидывая взглядом изгибы своего тела, чтобы посмотреть, как он забирается на матрас, между моих ног. Его горячее дыхание обдает внутреннюю поверхность моих бедер как раз перед тем, как он оставляет серию поцелуев на моей плоти.

— Скажи спасибо, папочка- за то, что я собираюсь сделать, рычит он.

Он только что…? Мой голос застревает в горле, когда я чувствую, как его язык скользит по моему клитору. Я выгибаю спину.

— Скажи это, Татум.

Я с трудом сглатываю. Я не могу вспомнить, когда в последний раз называла собственного отца папочкой, но мне стыдно признавать, что Лукасу это слово подходит. Как пара винтажных туфель, которые с таким же успехом могли быть сшиты для тебя.

— Спасибо, папочка, говорю я на вздохе.

Он набрасывается на меня, как умирающий от жажды человек, который только что нашел оазис. Я стону от удовольствия, когда его язык двигается концентрическими кругами по моему клитору. Это так приятно, лучше, чем я когда-либо себе представляла.

Напряжение нарастает внутри меня. Он скользит языком вниз между моих складочек, затем погружается в меня. Я хнычу, когда он трахает меня своим языком, мои бедра непроизвольно покачиваются, как будто мое тело нашло что-то новое, чего оно жаждет.

— Я хочу почувствовать, как ты кончаешь для меня, малышка, говорит он, прежде чем вернуть свое внимание к моему клитору. Я просто киваю, потеряв способность составлять связные предложения. Он скользит сначала одним, а затем двумя пальцами внутрь меня, нежно двигая ими и проводя языком по мне, подводя меня все ближе и ближе к обрыву.

— Вот так, рычит он. Кончи на папины пальцы. Я хочу почувствовать, как пульсирует эта киска.

У моего тела нет выбора, кроме как подчиниться его команде; я яростно кончаю, стенки моей киски сжимают его пальцы.

— Хорошая девочка, говорит он, вынимая пальцы, чтобы вылизать их дочиста.

Я лежу, тяжело дыша, пока он двигается надо мной, наклоняясь, чтобы поцеловать меня, чтобы я могла ощутить вкус себя на его губах. Я никогда раньше не пробовала себя на вкус, и запретный трепет от того, что я слизываю свои собственные соки с языка Лукаса, делает меня смелой. Я протягиваю руку между нами и обхватываю его член, направляя его к себе.

Звук, который он издает, когда головка касается моих складок, посылает по мне теплую дрожь. Он подается вперед, затем, кажется, спохватывается.

— Черт возьми… стонет он. — Ты готова, чтобы я трахнул тебя, детка?

— Пожалуйста, шепчу я.

Обхватив мое лицо обеими руками, он смотрит на меня сверху вниз с таким вожделением и восхищением, что я чуть не начинаю плакать.

— Это может быть больно на мгновение, но так будет не всегда. Я буду двигаться так медленно, как только смогу.

— Хорошо.

Я крепко сжимаю его плечи, когда он толкается внутрь, и я растягиваюсь до предела. Я вскрикиваю, и он накрывает мой рот своим, мягко покачиваясь, так что его член входит и выходит из меня. Немного больно — он намного больше, чем моя любимая секс — игрушка, но боль быстро проходит, уступая место приятному ощущению наполненности. Он ворчит, ускоряя темп, и я стону, впиваясь ногтями ему в спину.

— Ты хотела папин член, не так ли? спрашивает он, его голос грубый, как наждачная бумага.

— Да, говорю я, потому что я действительно этого хотела, и я это делаю. Я никогда ничего так сильно не хотела в своей жизни.

— Хорошая девочка. Возьми все. Он погружается в меня по самые яйца. Я выгибаю спину, покачивая бедрами в такт его толчкам. После нескольких толчков он внезапно выходит и переворачивает меня. — На колени, детка, говорит он, и я поднимаю свою задницу в воздух, как он приказал.

Он скользит в меня, каким-то образом даже глубже, чем раньше.

— О, черт, папочка…

Его пальцы впиваются в мягкую плоть моей попки, когда он жестко трахает меня, его кожа соприкасается с моей.

— Папина хорошая девочка. Он протягивает руку, чтобы поиграть с моим клитором, в то время как его член входит и выходит из меня. Сочетание внутренней и внешней стимуляции превращает меня всего лишь в сосуд для ощущений, бурю удовольствия, перемешивающуюся случайными вспышками боли.

Я чувствую, как ко мне приближается еще один оргазм, как раз в тот момент, когда его темп начинает ускоряться.

— Боже, я чувствую, как ты сжимаешься, — хрипит Лукас. — Вот так, хорошая девочка. Кончи на мой член. Дои папин член своей киской.

— Я тоже хочу твоей спермы, папочка, — говорю я, затаив дыхание. Я никогда не говорила ничего подобного вслух, но это приятно. Сексуальный. Грязный. Я хочу, чтобы ты кончил в меня.

Мой оргазм накатывает и разбивается, как волна о скалы. Мы вскрикиваем одновременно, когда он проникает глубоко, а затем удерживает себя внутри меня. Я чувствую, как пульсирует его член. Я прижимаюсь к его бедрам, сжимая каждый дюйм его ствола, когда он входит в меня, и я обхватываю его.

После мы падаем на кровать, потные, тяжело дышащие и завершенные.

— Это было… — Я не могу подобрать слов. Но Лукас понимает это, понимает меня.

Я поворачиваюсь к нему лицом и обхватываю его щеку. Он изучает выражение моего лица, как головоломку, которую ему трудно решить.

— Это было лучше, чем просто хорошо. Было жарко. Действительно жарко.

Он выдыхает через нос с облегчением. Я задыхаюсь, когда он скользит рукой вниз по моему телу, между ног, и вводит в меня два пальца.

— Знаешь, почему тебе нравится, когда папа превращает твою тугую киску в пирог с кремом? Когда он снова поднимает руку, его пальцы блестят. — Потому что ты моя грязная девчонка. Скажи это.

— Я твоя маленькая грязная девчонка. Я сжимаю бедра вместе, когда он размазывает нашу смазку по моим губам, а затем целует меня.