С мамой нас будет трое

Глава пятая

— Прошу вас, мисс Лоуренс, садитесь на мое место. — После того как с представлениями было покончено, председатель школьного комитета отступил в сторону и галантно предложил ей свой стул, но Брон хотела сидеть вместе со всеми родителями прямо на поле, поближе к Люси. Как бы поступила на ее месте сестра?

Да так, как и поступала с тех пор, как выросла достаточно, чтобы понимать: в жизни существует масса возможностей выбора, и если ты сама не изъявишь своих желаний, то это сделает за тебя кто-то другой.

Брон похлопала председателя по руке в знак того, что его любезность оценена по достоинству, и улыбнулась.

— Пожалуйста, не беспокойтесь. Я хочу присоединиться к остальным родителям, где смогу болеть за Люси: махать руками и вопить как сумасшедшая — и при этом не выглядеть по-дурацки. А поговорить нам можно будет и за чаем, не так ли?

В ответ все понимающе заулыбались. Брон едва верила тому, как легко все у нее получалось. Или это она сама успела так много впитать от Брук, наблюдая, как та манипулирует всеми и всем? Обладание властью такого рода может быстро ударить девушке в голову, подумала она, и если не поберечься, то это может и понравиться. Но сегодня она не собирается беречься. Сегодня она — не домоседка Бронти Лоуренс, заботливая и ужасно милая. Сегодня она — Брук, так что манипулировать окружающими ей даже необходимо. Включая и Джеймса Фицпатрика, если тот не будет вести себя как следует. Направляясь к полю, она усмехалась про себя, но при виде Фица с видеокамерой, идущего к ней через поле с непринужденной грацией, ее легкомысленное настроение моментально испарилось. Манипулировать им? Да кого она обманывает? С таким мужчиной это может довести любую женщину, оторвавшуюся от реальности, до беды. Большой беды.

— Это место не занято? — спросила она, быстро отворачиваясь, чтобы он не увидел, как она смотрит на него, словно влюбленная девчонка на эстрадного кумира, и уселась на детский стульчик, почти упершись коленями в подбородок, когда женщины, сидевшие рядом, молча кивнули. Заслонив глаза козырьком ладони, она посмотрела в сторону старта, где выстроилось около дюжины малышей с пухлыми ножками. — Какое первое соревнование? — спросила она, почти ощутив тот момент, когда Фиц внезапно остановился и повернулся в другую сторону. Ей потребовалась вся сила воли, чтобы не обернуться и проверить, так ли это.

Тут соседка протянула ей лист бумаги со списком состязаний и указала на первую строку.

— Это детсадовское соревнование с яйцом и ложкой.

— О, гениально. Интересно, кто-нибудь подменил одно из яиц на сырое? Когда я училась в школе, кто-то всегда это делал… — И лед был сломан.

Медленно ведя камерой по рядам родителей, чьи лица светились радостью оттого, что не было дождя, что они увиделись со старыми друзьями, что могут «поболеть» за своих детей, Фиц вдруг увидел прямо перед собой Брук, смеющееся лицо которой заполнило видоискатель. Она засмеялась в ответ на что-то, сказанное сидящей рядом женщиной, и все вокруг нее тоже начали смеяться. Что же в ней было такого, что заставляло людей думать, будто она очень славная!

Что бы они подумали, узнав, с каким дьявольским упорством она настаивала на прерывании беременности, как ему пришлось уговаривать ее, что рождение ребенка — это еще не конец света?

Он смотрел на нее через объектив, вспоминая, как она была молода и как испугана, как панически боялась утренней тошноты. В беременности для нее не было ни красоты, ни радости, это уж точно.

Ему стоило неимоверных усилий следить за тем, чтобы она ела как следует, чуть ли не силой гнать ее в женскую консультацию, записаться вместе с ней на курсы естественных родов, чтобы знать, что делать, когда все начнется. Он успокаивал ее, когда она обнаруживала следы растяжек, покупал специальное масло и натирал им ее быстро растущий живот, уверял ее, что она все такая же красивая и желанная…

Он даже печатал ей курсовую работу в последние месяцы, когда у нее возникли проблемы с давлением и ей было рекомендовано больше отдыхать, возил ее на лекции, следил, чтобы она соблюдала постельный режим в остальное время.

И сидел с ней все долгие часы родов, читал ей, растирал спину, давал сосать кубики льда, заставлял правильно дышать, когда ей хотелось лишь одного — дать себе волю и кричать, кричать. Наградой ему была возможность наблюдать обыкновенное чудо — рождение Люси. Он влюбился в нее с первого взгляда.

А потом, когда лежащей рядом с ней малышке не исполнилось и часа, Брук заявила, что отдаст ее на удочерение.

Он был на сто процентов уверен, что она об этом пожалеет, что через несколько недель или месяцев вернется, захочет расторгнуть сделку. Он умолял ее выйти за него замуж. Был готов на все, чтобы это крохотное, беззащитное существо осталось с ним. Она это поняла и использовала. Под очаровательной внешностью скрывалась самая крутая женщина из всех, кого он когда-либо встречал.

А когда она получила все, что хотела, и подписала бумаги о передаче Люси под его опеку, то сказала ему, что он сумасшедший. Может, так оно и было, но за те восемь лет, на протяжении которых он растил Люси, ставки еще больше возросли. Восемь лет назад он был очарованным простачком без малейшего понятия о том, как изменится его жизнь и какую ужасную ответственность он на себя берет. Теперь он это знал и готов был пойти на все ради того, чтобы Люси по-прежнему была с ним.

На все.

— Вы — мать Люси?

Пожонглировав своей чашкой с блюдцем, Бронти достала портмоне и извлекла десятифунтовую купюру.

— Да, — сказала она, расплачиваясь за лотерейные билеты. Как-никак, а Люси именно за этим и позвала ее сюда — чтобы все знали, что она не врала.

— Но ведь вы с Фицем не… не были…

— Женаты? — Бронти ощутила присутствие Фица у себя за спиной за секунду до того, как его рука опустилась ей на плечо, но все равно вздрогнула.

— Брук считает брак пережитком. — Он взял у нее чашку, со стуком подпрыгивавшую на блюдце. — Или по крайней мере считала. Может, сейчас ты считаешь иначе, дорогая?

Чувство уверенности в себе росло сегодня у Брон с каждым часом. Она провела годы, ухаживая за матерью, и привыкла к тому, что ее считают женщиной ограниченной. Ведь если бы она соображала, то поместила бы мать в интернат для престарелых и попробовала бы добиться чего-нибудь в жизни, как сестра. Правильно?

Временами она и сама так думала о себе. Самоуважение — это ведь во многом отраженное мнение других. Сегодня же люди относились к ней с уважением, восторженно внимали ее словам.

Что ж, она была достаточно хорошо осведомлена об идеях Брук и достаточно часто смотрела видеозаписи телевизионных программ, чтобы справиться почти с любым вопросом, какой могли ей здесь задать.

Другое дело — брак. Прошло очень много времени с тех пор, как они с Брук разговаривали по-сестрински, в том числе и о мужчинах, так что у нее не было ни малейшего понятия о том, как сестра смотрела на брак. У них как-то вообще не заходил об этом разговор. Сейчас, испытывая волнение от тепла его руки, она моментально лишилась уверенности и посмотрела на него снизу вверх в надежде на подсказку.

Его взгляд был непроницаем. Он бросил ей приманку, но ничем не намекнул, какого ответа ожидал.

Тут до нее дошло, что все ждут ее ответа, что она тут — главная, и у нее возникло некое ощущение власти; она почувствовала нежелание спускать ему что бы то ни было, особенно подобные дешевые штучки.

— Ты делаешь мне предложение, дорогой?

Мгновенно воцарилась полная скрытого смысла пауза, когда даже звук от падения булавки показался бы оглушительным грохотом, а потом Фиц все с тем же непроницаемым выражением лица пожал плечами и сказал:

— Предложение остается в силе.

Неужели он предлагал Брук выйти за него замуж?

— Мамочка! — Брон обернулась на голос Люси. Разумеется, он предлагал ей выйти за него замуж. Ведь у них был ребенок. Ребенок, которого он явно хотел, даже если у Брук были другие планы. — Мамочка, ты подойдешь поздороваться с Джози? Она моя лучшая подруга и очень-очень хочет с тобой познакомиться.

Брон посмотрела туда, где стояла с застенчивым видом другая маленькая девочка.

— Обязательно подойду, солнышко. — Она взглянула на взрослых, стоящих перед ней полукругом и заинтригованно переваривающих услышанный волнующий разговор. — Прошу меня извинить, — сказала она и, протянув Люси руку, позволила ей увести себя.

Фиц смотрел, как они уходят, обуреваемый желанием присоединиться к ним, усесться на траву рядом с ней и двумя девчушками и смеяться чему-то, как они. К ним подошла мачеха Джози с животом, свидетельствующим о поздней стадии беременности, ведя за руку маленького сынишку. Брук ласково притянула мальчика к себе, и ее лицо осветилось ласковой улыбкой.

Отвернувшись, Фиц оказался лицом к лицу с группой людей, которую только что оставила Брук; все они тотчас уставились на него. Он извинился и отошел, подхватив свою камеру, куда нужно было вставить новую кассету. Пальцы у него дрожали. Он фактически сделал ей предложение на глазах у дюжины свидетелей. Кто дернул его за язык? Просто смешно и глупо. Даже если предположить, что это ее заинтересует.

Боже мой, да у нее наверняка целая свита поклонников. Мужчин с деньгами. Мужчин, обладающих властью. Именно такие мужчины ей всегда нравились.

И любой, на ком она решит испытать свое обаяние, будет стоять на коленях уже через считанные секунды. Ей бы следовало написать на лбу предупреждение от имени службы здравоохранения: «Опасна для вашего здоровья». Над этим шрамом. Он нахмурился. Она вроде бы сказала, что шрам у нее с детства. Странно, что он его не помнит…

— Фиц? — Он обернулся к подошедшей Клэр Грэхэм. — Как вы думаете, мисс Лоуренс согласится вручить призы нашим победителям?

Он пожал плечами.

— Наверно, надо спросить у нее. По-моему, лучше, чтобы эта просьба исходила от вас.

Клэр сочувственно посмотрела на него.

— Все так трудно, да? — Она прикоснулась к его руке. — Думайте о Люси, Фиц. Смотрите, как она счастлива. Сияет, словно рождественская елка.

— Я только надеюсь, что эта радость не столь же недолговечна.

— Совсем не обязательно. Вы взрослые люди и сможете найти какое-то решение, если очень захотите.

— Наверно, вы правы, Клэр.

Но какое? Он видел, как Брук вскочила на ноги при приближении Клэр Грэхэм и одарила ее своей лучезарной улыбкой. Он научился предвосхищать эту улыбку за секунду до ее появления.

Но в то утро, на кухне, все было иначе. Там не было ничего спланированного, заранее рассчитанного… Что ж, может быть, Брук изменилась. Впрочем, он зря беспокоится. Через пару дней она отправится куда-нибудь читать лекции или у нее начнется цикл выступлений в крупных городах с раздачей автографов, так что она снова забудет о Люси.

А может, и не забудет. Увидев Люси, будет думать о ней постоянно.

Тут началась вторая часть соревнований, и он был слишком занят с видеокамерой, чтобы думать о Брук. Однако он слышал ее среди гомона толпы, когда она подбадривала Люси во время бега на короткую дистанцию и когда Люси, прыгая в высоту, преодолела планку с огромным, как ему показалось, запасом.

Клэр Грэхэм была права. Люси и правда вся светилась. Ему не хотелось думать, каково ей будет, если мать попрощается в конце дня и уйдет.

Он опустил видеокамеру, вдруг осознав, что все это время использовал ее, чтобы держаться подальше от Брук. Пустая трата времени. Клэр права, Люси нужна мать, и он обязан позаботиться, чтобы она у нее была. Вместо того чтобы держать Брук на расстоянии, он должен был употребить это время на то, чтобы заключить с ней какой-то мир. Если она на самом деле изменилась, если они могут быть друзьями, то это многое меняет.

— Брук! — На мгновение ему показалось, что она его не слышит. Он снова окликнул ее по имени, и она резко обернулась.

— Фиц. Прости. Я задумалась. — Ее лицо тоже светилось внутренним светом. — Она просто потрясающая, верно?

— Кто, Люси? Я тоже так считаю, но я это знал всегда. — Он готов был откусить себе язык, когда понял, как иронично, должно быть, прозвучали его слова. Он протянул ей руку: — Мы можем подойти к ней вдвоем и сказать ей, какой она молодец.

После секундного колебания она почти застенчиво подала ему свою руку, и он помог ей встать. Так они и держались за руки, пока шли через поле.

— Ты замечательно поработал, Фиц. Можешь ею гордиться. — Брон помолчала. — Или у тебя была какая-нибудь сказочная няня?

— Няню я не мог себе позволить. Пока не пошли деньги от телесериала, приходилось жить на случайные гонорары и прежние сбережения. Потом да, я нанял женщину для уборки и для того, чтобы кто-то оставался с Люси в мое отсутствие. Вот и все.

— Спасибо тебе, Фиц. — (Он остановился, повернулся к ней.) — Спасибо тебе за то, что сделал ее счастливой. — Она сморгнула, но недостаточно быстро, и он увидел, как у нее по щеке катится слеза. Он машинально поднял руку и смахнул ее пальцем. Слезинка. Он видел ее в гневе, видел в депрессии, видел ее, когда ей было больно, но никогда не видел плачущей. Ни разу. В ее репертуаре слез не было. Может быть, именно поэтому он обнял ее и привлек к себе — в знак утешения за все потерянные годы. — Прости, — пробормотала она, уткнувшись ему в плечо. — Это так глупо.

— Нет. Не глупо. — Это можно было понять. Можно, если бы на этом месте стояла не Брук, а кто-то другой. Он посмотрел на нее сверху вниз и нахмурился. — Знаешь, Брук, если бы такое было возможно, то я был бы готов поклясться, что ты стала выше ростом.

Она моргнула от неожиданности. Потом с вымученной улыбкой сказала:

— А вот это уж глупо так глупо. После восемнадцати девочки больше не растут.

— Это точно?

— Ну, плюс-минус один год. Видишь ли, я знаю это из курса биологии…

— Ну да, у тебя по биологии диплом с отличием…

Тут к ним подбежала Люси. Он подхватил девочку на руки и стиснул в объятиях, а Брон наклонилась вперед и поцеловала ее в щечку, создав на мгновение картинку идеальной счастливой семьи.

— Молодец, Люси. Ты выступила превосходно.

Люси просияла.

— Папа спрашивал тебя, можешь ли ты остаться на чай? Вчера я испекла несколько кексиков, а миссис Лэмб готовит сэндвичи с копченой лососиной и огурцами…

— Ты можешь?

Брон быстро взглянула на Фица, удивленная неожиданной теплотой в его голосе. А как же его прежнее требование, чтобы она отказалась, сославшись на занятость? Хотя не исключено, что он говорил сейчас так ради Люси.

— Если ты занята, то просто скажи, и я отвезу тебя прямо на станцию, — добавил он.

Вот оно, это напоминание.

— Ну кому же придет в голову отказываться от сэндвичей с копченой лососиной и домашних кексов? — милым тоном спросила она. И была разочарована тем, что это его ни капельки не рассердило.

— О, здорово! Я покажу тебе свою комнату. Папа разрисовал ее для меня, и она правда замечательная. Если ты останешься, я еще покажу, как хорошо умею плавать. По субботам мы с папой всегда ходим плавать. Ты можешь остаться? — простодушно спросила Люси.

— Не искушай судьбу, Люси. Ты просила день, и ты его получила. Твоя мама очень занятая леди…

— И у меня нет с собой зубной щетки, — сказала Брон, перебивая его и всем видом давая понять, что вполне способна сама найти предлог. Когда ей этого захочется.

— Но ты еще вернешься?

— Люси! — предостерегающим тоном сказал Фиц. — Не пора ли тебе бежать? Ты нужна мисс Грэхэм для вручения призов.

— Тогда ей нужна и мама тоже, разве нет? — дерзко сказала Люси.

— Да, разумеется. — Брон последовала за девочкой, тем более что Клэр действительно махала ей рукой.

Мисс Грэхэм пригласила ее к столу, заваленному цветными лентами и призами, и Брон, сияя улыбкой, стала прикалывать победителям ленты, вручать призы и памятные значки. Все шло без сучка без задоринки, она никого не уколола булавкой, не разбила ни один приз. Ее не смущали даже непрерывные фотовспышки, когда гордые родители фотографировали своих маленьких героинь в момент награждения. Все было в порядке, даже когда подошла очередь Люси, которая награждалась серебряным кубком за наибольшее количество побед. Улыбаясь, она протянула Люси кубок под восторженный вопль ее подружек. И тут увидела Фица, наводящего на нее свою видеокамеру. Ей показалось, будто он этим черным объективом собирается просверлить ей череп, чтобы узнать ее секреты, и внезапно самообладание оставило ее и у выпавшего из рук кубка отлетели крышка и подставка.

— Ничего, мамочка, это просто малюсенькая вмятинка, — сказала Люси, когда они отъехали от школы. — Папа починит. Он здорово умеет это делать.

— Я очень много практикуюсь, — кротко проговорил Фиц.

Люси только хихикнула.

— По-моему, это классно, что ты тоже роняешь вещи. Все теперь поймут, что ты и правда моя мама.

Бронти улыбнулась.

— Ну вот, хоть раз в жизни кому-то нравится моя неуклюжесть.

— Чай может оказаться интересным мероприятием, — сказал Фиц, покосившись на нее. Его лицо приняло задумчивое выражение.

— Мы можем устроить в саду пикник с бумажными стаканчиками и тарелочками. — Люси засмеялась. — Тогда их можно ронять сколько угодно.

— И не придется мыть посуду, — добавила Бронти.

— Так будет определенно безопаснее. Одного комплекта идентичных шрамов вполне достаточно, благодарю вас.

Люси предложила, чтобы каждая показала свой шрам, и Бронти повернулась на сиденье и продемонстрировала ей маленький шрамик у себя под бровью.

— Ух ты! Здорово! — И Люси показала результат своего недавнего приключения с чашкой.

Фиц в это время сбавил скорость и свернул на подъездную дорожку, ведущую к небольшому дому в стиле эпохи короля Георга.

Дом из красного кирпича, выкрашенная в белый цвет решетка крыльца, алые лепестки с цветков вьющейся розы, усыпавшие дорожку, а в отдалении, под безоблачным небом, простирается синева моря.

— Как здесь красиво, — сказала Брон, выпрыгнув из машины, прежде чем Фиц успел открыть ей дверцу. — Какой изумительный вид… — Но Фиц смотрел не на вид, а на нее, и складка между его бровями стала еще глубже. Она с ужасом поняла, что Брук раньше была здесь с Фицем; они занимались любовью, зачали Люси… — Я забыла, — быстро сказала она. Как будто такое можно забыть.

— Идем же, мамочка. — Люси тянула ее за руку. — Сначала я покажу тебе мою комнату. Папа там нарисовал для меня всех своих персонажей…

Бронти натянуто улыбнулась Фицу и вошла в дом вслед за Люси. Холл был оклеен обоями в блеклую золотую и зеленую полоску, которые выглядели как старинные шпалеры. Изогнутый стол у стены и висевшее над ним зеркало в золоченой раме идеально вписывались в интерьер. Но здесь не было ни украшений, ни цветочной композиции, которые придавали бы интерьеру завершенный вид. Точно так же и у нее дома: все было убрано от греха подальше, пока она не подросла и не научилась управлять своими непослушными конечностями.

— А где ты живешь, мамочка? Какая у тебя комната?

Мамочка. Люси то и дело произносила это слово, словно это было заклинание, как если бы хотела убедить себя в том, что это новое в ее жизни лицо не исчезнет вдруг в клубах дыма, и Брон с упавшим сердцем поняла, что какая-то там неизвестная тетка послужит весьма слабым утешением для девочки взамен утраченной матери. Она сглотнула застрявший в горле комок и сосредоточилась на описании спальни Брук.

— Она белая. Там стоит старинная железная кровать под кружевным пологом и кружевным же покрывалом.

— И занавески на окнах?

— Да, и такие же занавески. — Комнату Брук отделал декоратор интерьеров в обмен на рекламу, которую он получил, когда снимки ее дома появились в каком-то журнале. — Они подвязаны широкими желтыми лентами. Там еще стоит большое старое мягкое кресло под чехлом…

— И он тоже белый?

— Там все белое, кроме ковра. Он светло-серый.

— А разве это все не пачкается? — спросила явно удивленная Люси.

— Нет. — Брук была из тех детей, что могли играть целый день в угольном подвале и не запачкаться. Но вопрос дал Брон возможность заговорить на нужную тему: — Нет, Люси, не пачкается, потому что меня почти никогда там не бывает.

— Да?..

— Я ведь большую часть времени в отъезде. Ты же знаешь.

— Папа говорил. — Люси остановилась на верхней ступеньке лестницы и посмотрела на нее. — Он говорил, что из-за этого ты оставила меня с ним. Потому что у тебя нет времени быть мамой.

О боже.

— Папа прав.

Люси отвернулась и открыла дверь.

— Вот моя комната, — сказала она. Но девочка вдруг утратила всю свою живость. Плечи ее опустились, и она больше не производила впечатления упругой пружинки. Даже голос стал невыразительным. Наступил момент объяснить Люси, что у Брук есть сестра, у которой будет масса времени, чтобы дружить с ней.

— Люси, я должна тебе кое-что сказать… — И тут она увидела комнату. — Люси! Это же невероятно. Неужели Фиц сам все это сделал?

Немного повеселевшая Люси кивнула.

— Вот это Артур, — сказала она, указывая на ярко раскрашенную картинку, заполнявшую обращенную к ним стену. — Он…

— Мышонок Эйнштейна. Я знаю. — Одной рукой Артур небрежно исправлял знаменитое уравнение, а в другой у него был кусок пиццы с толстой сырной верхушкой. Другие персонажи уютно, по-домашнему устроились на остальных стенах комнаты. Могглы — как и полагалось вновь прибывшим — помещались у самой двери в окружении ящиков с багажом, которые они как раз распаковывали. — Знаешь, если бы это была моя комната, то мне, наверно, хотелось бы целый день проводить здесь в такой компании.

— У меня есть для тебя подарок. — Люси открыла шкаф и достала сверток.

— Что там такое? Можно посмотреть сейчас? — Люси кивнула, и Брон развернула бумагу. Внутри оказалась сильно потрепанная мягкая игрушка, в которой лишь с большим трудом можно было узнать Моггла.

— Его зовут Прото Моггл. Это сокращенно от Прототипа, — пояснила девочка. — Он самый-самый первый Моггл. Папа дал его мне на испытание.

— Прото? — На глаза Брон опять навернулись слезы. Если и дальше так пойдет, то ей не удастся дотянуть до конца дня, не разрыдавшись. — Он замечательный, Люси. Я буду очень любить его.

— Его вид не очень-то подходит к твоей белой спальне.

Брон задумчиво посмотрела на потрепанную игрушку.

— Иногда комната может казаться слишком уж прилизанной. А он сделает ее похожей на дом, где живут. — Немного помолчав, она сказала: — Вообще-то у меня тоже есть для тебя подарок. Она вынула из сумки маленькую коробочку и открыла ее. В ней оказалось изящное серебряное колье филигранной работы. Несколько лет назад Брук привезла его с Дальнего Востока в подарок маме. Брон показалось правильным, чтобы теперь колье принадлежало Люси. Девочка осторожно потрогала его одним пальчиком, не делая попытки вынуть из коробки. — Хочешь надеть?

— Я могу порвать его.

Брон покачала головой.

— Ничего подобного. Оно гораздо крепче, чем кажется. Как Прото. Можешь мне поверить. — Она вынула колье из коробки и застегнула на ее шее. — Ну вот. У тебя есть зеркало?

Люси посмотрела на нее таким взглядом, словно хотела сказать, что она, должно быть, шутит.

— Здесь нет. — Она вскочила, схватила Брон за руку и заставила ее подняться. — Пошли. Зеркало есть в соседней комнате.

Соседняя комната оказалась не ванной, как сначала подумала Брон, а комнатой Фица.

Когда Брон перешагнула порог и увидела огромную старинную кровать, покрытую толстым темно-зеленым одеялом, она остановилась как вкопанная. Не здесь ли Брук и Фиц были вместе? У нее перехватило дыхание.

Нет. Ей нельзя здесь находиться. Шагнув назад, она налетела на что-то или на кого-то. На Фица.

— Эй, осторожно!

Но он опоздал со своим предостережением. Ее сумка резко качнулась на ремне, задела лампу и сшибла ее с низкого комодика.

— Боже, Брук, да ты просто комок нервов. — Он поддерживал ее, пока она приходила в себя.

— Прости, — сказала она. — Мне очень жаль.

— Ничего. Это всего-навсего лампа. — Он наклонился и поднял лампу. — Все цело. — Он поставил ее на место. — Видишь?

Брон покачала головой. Дело совсем не в лампе.

Просто все неправильно. Ей не надо было приезжать. Фиц взял ее за плечи, озабоченно посмотрел в лицо.

— Бог мой, ты вся дрожишь.

— Она думала, что ты будешь на нее кричать, — сказала Люси, беря ее за руку. — Не бойся, мамочка. Он никогда не кричит.

— Никогда? — дрожащим голосом переспросила Брон.

— Никогда. Он просто считает до десяти и подбирает осколки.

Она подняла голову и встретила взгляд Фица. У него в глазах роилось множество вопросов.

— Счет до десяти действительно помогает каждый раз? — быстро спросила она.

— Почти всегда, — произнес он после секундной паузы. — Почти всегда.