С мамой нас будет трое

Глава седьмая

В доме звонил телефон. Вне себя от досады, Брон лихорадочно шарила по бесчисленным кармашкам в сумке сестры, ища ключ от парадной двери. Ради всего святого, она же держала этот несчастный ключ в руке! Потом вспомнила, что положила ключ в карман жакета, когда расплачивалась с водителем такси.

Открыв дверь, она бросилась к телефону. Он перестал звонить, как только она положила руку на трубку. Брон все равно сняла ее, набрала один-четы-ре-семь-один, но звонивший не оставил своего номера. Пожав плечами, она положила трубку. Это не могла быть Люси — время слишком позднее. А у Фица звонить ей не было причин.

Она бросила сумку сестры с многочисленными кармашками на стул, сняла ее жакет, расчесала пальцами волосы и расслабила плечи. Все тело ныло от напряжения этого длинного и трудного дня, от показавшегося бесконечным путешествия на поезде с неудачными пересадками. Потянувшись, она случайно поймала в зеркале свое отражение.

Брук или Бронти? Она до того похожа на Брук, что просто жуть берет. Дорогая стрижка, другая одежда, макияж, на который ушло побольше ее обычных тридцати секунд, — вот и все, что потребовалось для ее превращения в сестру.

Почему же она раньше этого не замечала? Почему никто никогда ничего не говорил по этому поводу? Может, потому, что она была просто домоседкой Брон, которая не вылезала из джинсов и футболок и которую все принимали за некую не стоящую внимания данность? На которую никому и в голову не придет посмотреть еще раз? А может, это происходило потому, что в присутствии оригинала она просто становилась неразличимой на фоне обоев? Так вот, с этим покончено.

Нет, она не собиралась поддерживать похожесть у нее не было никакого желания превращать себя даже в удачную копию сестры.

— Итак, что ты намерена делать с собой дальше, Бронти Лоуренс? — Ее отражение промолчало. Что ж, нечего и ожидать, что это будет легко и просто. Пока она не разберется с проблемами, к которым привело ее глупейшее вмешательство, разве можно думать о собственной жизни?

А сейчас просто необходимо подольше помокнуть в горячей ванне, чтобы избавиться от Брук, от ее духов и косметики. Надо дать шанс Бронти Лоуренс. Она уже не прежнее безымянное существо, сиделка при больной, и не собирается жить дальше в качестве неинтересной сестры Брук Лоуренс. Мозгов у нее хватает, она отдельная, самостоятельная личность, и у нее своя собственная жизнь.

Надо куда-нибудь записаться, пройти какой-то курс обучения. Когда ей было восемнадцать, она была абсолютно готова пойти по стопам Брук и поступить в университет; ничто не мешает сделать это хотя бы теперь. Но три года изучать биологию сейчас ее уже не прельщало. Никто не вспомнит, что она всегда намеревалась заняться этой наукой, все просто подумают, что она пытается подражать сестре — превратиться в нее.

Она зевнула и чуть не вывихнула челюсть, потому что внезапный звонок телефона заставил ее вздрогнуть. Она сняла трубку.

— Брук?

— Фиц? Случилось что-нибудь? — Ее сердце заколотилось.

— Нет. Я просто хотел убедиться, что ты благополучно доехала.

— Я вполне в состоянии сесть на поезд сама, даже если никто не держит меня за руку, — резко сказала она.

— Знаю. Я просто…

Просто что? Захотелось поговорить с Брук, матерью своего ребенка?

— Это ты звонил минут пять назад? — спросила она, чтобы только остановить его.

— Нет.

Она озадаченно нахмурилась, глядя на часы. Было почти десять вечера. Кто еще мог звонить так поздно?

— Брук, ты хотя бы подумаешь насчет Франции? Пожалуйста. Ради Люси.

А ты спроси меня, беззвучно простонала Бронти. Спроси меня.

— Я позвоню тебе, Фиц. Спокойной ночи. — И она быстро положила трубку, пока не успела проболтаться о своих чувствах. В сущности, он имел дело с отражением в зеркале. Эти сказанные тихим голосом слова предназначались не ей, и она не хотела слушать того маленького чертенка, который нашептывал ей, что можно поехать во Францию, можно получить эту неделю и все, что сюда прилагается, и Фиц никогда не узнает, что она — не Брук.

Но не до такой же степени у нее помутился разум! Разницу между женщиной, которая была его любовницей, и женщиной, которая не более чем символически лишилась девственности, считая это частью процесса взросления, наверняка заметит любой мужчина. Особенно такой, как Джеймс Фицпатрик.

Завтра она позвонит в офис сестры, узнает, когда та возвращается, и попробует подумать, как объяснить ей свой поступок, а вернее, каким образом уговорить ее продолжить все с того места, где остановилась сама. Фиц явно все еще любит ее, хотя ему очень не хочется в этом признаться. А вдруг все просто встанет на свои места?

Пустой дом, конечно, не разразился гулким хохотом в ответ на эту мысль, но, когда Бронти уронила в раковину банку с моющим средством и треснула раковина, это показалось ей плохим предзнаменованием.

Фиц положил трубку. Он и сам не понял, зачем позвонил; просто никак не мог выкинуть Брук из головы. А его настойчивые уговоры присоединиться к ним во Франции предпринимались не столько ради Люси, сколько из-за собственного желания разобраться в себе и в ней. Дело не в ее спонтанных чарах, которые покоряли публику. Его они не затрагивали — он слишком хорошо ее знал, знал все трюки, которые она использовала. Или думал, что знает.

Он подошел к серванту и налил себе порцию виски не вполне твердой рукой.

В чем тут дело?

Вожделение преходяще. Но это что-то совершенно другое, захватывающее его целиком. Разум, сердце… Он сделал большой глоток виски. Крепкий напиток обжег ему горло, но не притупил душевной боли — не только за Люси, а и за себя тоже.

Глядя сегодня на Брук с Люси, он видел совершенно другую женщину, разительно непохожую на ту девчонку, чьи ногти надолго оставили следы у него на руке, когда она во время родов кричала, осыпая ругательствами мужчин вообще и его в частности за то, что он вверг ее в такой кошмар.

Нет, это не было игрой. Она была искренне тронута встречей с Люси, вид любящей матери не был напускным.

Он заглянул к дочери и удостоверился, что после всех треволнений прошедшего дня ей удалось наконец уснуть. Свет с площадки падал на ее кровать, и он увидел, что ожерелье Брук все еще было застегнуто у нее на шее. Он вошел в комнату, расстегнул застежку, подержал украшение несколько секунд на ладони. Потом приложил его к щеке.

Ничего не произошло. Ну а чего он ждал? Звуков хорала Баха? Раскатов грома? Моментального оргазма?

Злясь на себя, он бросил ожерелье на тумбочку рядом с потрепанным конвертом, адрес на котором был написан почерком Люси. Мисс Б. Лоуренс… Должно быть, он от письма, которое Люси послала Брук, а теперь Брук написала на нем номер своего телефона и отдала его обратно.

Фиц положил конверт на место и вернулся к себе в ванную. Закрыл краны, взял стакан и отсалютовал им своему отражению в зеркале. «Единожды дурак — всегда дурак», — пробормотал он, но проглотить виски не успел: влажный от пара стакан выскользнул у него из пальцев и разбился в раковине.

— Проклятье! — С секунду он смотрел на осколки и вдруг, неожиданно для себя, засмеялся. — Похоже, это заразная вещь.

Брон разбудил звонок телефона. Она без сна пролежала полночи, пока все они — Люси, Фиц и Брук — без конца двигались у нее в голове по замкнутому кругу. Первые проблески дневного света уже пробивались из-за штор, когда она в конце концов провалилась в сон — как ей казалось, всего несколько минут назад.

Настойчивые звонки вытащили ее из сонного царства; Брон со стоном перевернулась на живот и посмотрела на часы. Поморгала. Почти десять часов. Десять часов! Она не валялась в постели так долго с тех пор, как… Ей не удалось вспомнить, когда последний раз она валялась утром в постели до такой поздноты. Она откинула покрывало и, даже не надев халат, сбежала вниз по лестнице.

— Алло, — сказала она запыхавшимся голосом, опасаясь, что звонивший уже повесил трубку.

— Мисс Лоуренс?

Это не Фиц. Ей стало почти дурно от разочарования.

— Мисс Брук Лоуренс?

И она вдруг перестала думать о Фице. В приятном голосе было что-то настораживающее.

— Нет. Извините, вы ошиблись номером.

— Тогда вы, должно быть, ее сестра, — быстро продолжала женщина, не давая ей возможности положить трубку. — Вас, кажется, зовут Бронти? У вас обеих такие необычные имена.

Должно быть, это журналистка. Репортеры звонили время от времени, надеясь получить интервью, добыть какую-нибудь «закулисную» информацию о семье Брук. Может, они слышали о смерти мамы… надеялись нарыть чего-нибудь скандального…

— Вы можете уделить мне минутку? Я Энджи Мейкпис из «Сентинел»…

Из этой жуткой газетенки? Ну уж нет.

— Простите, мисс Мейкпис, но сестры здесь нет, и я не знаю, когда она будет. Извините меня, кто-то звонит в дверь. — И она положила трубку. Было время, когда ее покоробила бы необходимость выговорить такую ложь, но оно прошло. Пару лет назад ходили слухи о том, что у Брук роман с кем-то на телевидении, и ее осаждали репортеры, которые, не имея возможности добраться до сестры, были готовы воспользоваться любым способом, чтобы получить желаемое.

В конце концов ей пришлось сменить номер телефона, чтобы обеспечить матери хоть какой-то покой. После такого безобразия Брон перестала ощущать укоры совести во всем, что касалось прессы.

Она позвонила в офис Брук, хотела оставить сообщение на автоответчике, но ей ответила секретарша. Субботним утром? Брон пожала плечами. Откуда ей знать, может быть, они по субботам всегда работают? Она рассказала о звонке Энджи Мейкпис.

— Боже правый, как они узнают?

— Узнают о чем?

— Да так, ни о чем… не важно. Вы получали от нее известия? — Женщина казалась расстроенной.

— Нет. Я оставила для нее сообщения у всех, кто пришел мне в голову, но она так и не связалась со мной. А что, она у вас потерялась?

Смех секретарши, как показалось Брон, прозвучал не совсем убедительно.

— Я должна предупредить вас, Бронти, что звонок этой журналистики может оказаться не единственным. — Помолчав, она спросила: — Вы ведь ничего не сказали, нет?

У Брон возникло такое ощущение, будто чья-то холодная, влажная рука схватила ее сзади за шею.

— О чем? — спросила она.

— Нет-нет, это неважно. Ближе к концу той недели объявят специально.

— Значит, это по работе? Не личное?

— Чем меньше вы знаете, Бронти, тем лучше.

Ладно. Она было подумала, что они могли услышать о ее поездке в Брэмхилл, но тогда уж точно не молчали бы. Должно быть, дело в чем-то другом.

— Я понимаю, но мне правда необходимо поговорить с ней. Срочно.

— Я ей передам.

— Когда найдете ее. — Еще порция неубедительного смеха. — А пока, поскольку мне известно еще меньше, чем репортерам, будьте добры, сделайте так, чтобы они от меня отцепились.

В глубокой задумчивости Брон положила трубку. Возможно, будет не так уж и трудно уговорить сестру уделить Люси какое-то время, может быть, даже поехать с ней во Францию на несколько дней. Фиц показал ей, как это можно сделать. И она по собственной реакции поняла, как встревожится Брук, если только намекнуть, что газетам станет известно о ее дочери.

Единственная проблема при таком варианте будет состоять в том, как убедить Брук, что такая милая и порядочная младшая сестренка способна выдать ее тайну. Это как-то не вписывается в имидж. Конечно, она всегда может просто передать угрозу Фица… дескать, из лучших побуждений. Предупредить об опасности, прикрыть сестру со спины — это гораздо больше соответствует имиджу нудной старой Бронти. Пожалуй, можно будет даже уговорить Брук в свою очередь прикрыть ее, Бронти. А спустя какое-то время она может явиться к Фицпатрикам в своем собственном качестве. С точки зрения ребенка, чем больше тетушек, тем лучше, что бы там ни говорил Фиц.

Фиц.

Ее задумка вдруг утратила всю свою привлекательность. Брук и Люси вместе — это приемлемо. Брук и Фиц… Ее даже замутило — таким нестерпимым было чувство горечи. Ничего, она справится. Она взрослый человек. Ведь ей известно, что они были любовниками; у них есть дочь, ради всего святого…

Фиц любил субботние утра, когда он водил Люси на плавание. Почти везде — в младшей группе девочек — скаутов, на занятиях балетом, куда он водил ее раньше, пока ему не посоветовали найти что-нибудь более подходящее для ее непослушных коленок и локтей, на бесконечных днях рождения, столь любимых маленькими девочками, — он был единственным отцом в толпе издерганных матерей, ведавших транспортным и прочим обслуживанием своих чад. Но водить детей на уроки плавания по утрам в субботу, убирая их на пару часов из-под ног у матерей, было чисто отцовской обязанностью.

— Доброе утро, Фиц.

— Привет, Майк.

Отец Джози присоединился к нему в кафетерии, расположенном над бассейном. Он широко улыбался.

— Ну и сюрприз ты преподнес вчера на спортивном празднике. Что, вы с Брук Лоуренс действительно?.. — Он ждал, что Фиц ответит на недосказанный вопрос, но тот молчал, и он пожал плечами. — Извини.

Дав понять, что этот вопрос не подлежит обсуждению, Фиц смягчился.

— Я тебя там не видел.

— Ну, меня там и не было, но Джози только об этом и говорила, когда вернулась домой. Она и раньше слышала об этом от Люси, но… ну, в общем, все были уверены, что это выдумка… сам знаешь, детские фантазии…

— Я знаю Люси, — мягко сказал Фиц.

— Да, конечно… Должно быть, она получила большое удовольствие. Я имею в виду Люси. А за твоими видеокассетами родители наверняка будут в очереди давиться. Мы-то, конечно, сняли свой фильм. Элли настояла на покупке видеокамеры, когда родился Джейкоб…

— Как себя чувствует Элли? — спросил Фиц, подчеркнуто меняя тему разговора.

— О, отлично. А Джози так вообще на седьмом небе, потому что на этот раз у нее будет сестренка. Уже и имя для нее выбрала. Джулиет.

— А вы не запутаетесь со всеми этими одинаковыми инициалами? У вас получится две мисс Дж. Касл. Как отличить, кто есть кто? — Тут у него в голове вроде бы что-то сдвинулось, словно открылась какая-то дверь, словно забрезжило что-то важное…

— Понимаешь, — сказал Майк, — мы сами попросили Джози выбрать имя, это поможет приобщить ее к тому, что происходит. Так что пусть будет Джулиет…

— Красивое имя. — Майк слишком много говорит, подумал Фиц, заглаживает свой промах, который допустил, заговорив на щекотливую тему о матери Люси. Но даже когда их разговор перешел на более твердую почву бизнеса и погоды, все равно ему не давало покоя то, что Майк сказал о видеофильме.

Визит Брук предполагался как сугубо частное мероприятие. Никакой гласности. Они этого не обсуждали, но он решил, что ей тоже совершенно не нужно, чтобы репортеры что-то разнюхали. Может, именно поэтому Клэр сначала спросила его, захочет ли Брук вручать призы? Не исключено. Но он был слишком погружен в свои мысли и не понял намека.

Хотя это вряд ли изменило бы ситуацию. Многие родители пришли на праздник с какой-то видео-, кино- или фотокамерой и наверняка сделали хотя бы по одной фотографии Брук во время вручения наград. И все обязательно будут об этом рассказывать.

На какое-то мгновение перспектива гласности привела его в ужас. Брук будет винить его, придет в ярость оттого, что теперь ей придется играть роль любящей матери… Тут до него стало доходить, что, может быть, и не стоит бояться гнева Брук, ему-то это дает кое-какие веские преимущества.

Когда у ее драгоценных поклонников отвиснут челюсти при известии о том, что у нее есть восьмилетняя дочь, Брук будет готова сделать что угодно для спасения своей репутации — даже поехать ненадолго во Францию и поиграть в счастливую семью. Это должно бы радовать его. Так почему же не радует? Почему он больше сожалеет о том, что невольно навредит ей?

Получается полная бессмыслица. Почему вдруг ему стало не все равно, что будет чувствовать Брук? Разве она когда-нибудь заботилась о его чувствах?

Этот приступ сентиментальности вдруг вызвал у него раздражение. Ему захотелось по собственной инициативе послать копию видеофильма в «Сентинел». Но он не сделает этого, потому что ему и не придется. Самое большее через сорок восемь часов кто-нибудь обязательно предложит любимой газетенке свой фильм или пачку фотографий. Ему останется лишь подождать, когда Брук позвонит. Как только он заманит ее во Францию, тут-то он и узнает, насколько сильно она изменилась и почему вдруг снова стала его волновать…

Увидев, как Люси вылезла из бассейна и смеясь побежала вместе с Джози в сторону раздевалки, Фиц поднялся.

— Ну, мне пора. Увидимся через неделю, Майк.

— Вообще-то я собираюсь угостить Джози гамбургером. Может, вы с Люси тоже…

Он не успел ответить — вверх по лестнице взбежал дежуривший у бассейна служитель с побелевшим лицом.

— Мистер Фицпатрик! С Люси несчастье!

Фиц вбежал в комнату первой помощи и едва протиснулся к дочери сквозь толпу сочувствующих; кровь застыла у него в жилах, когда он увидел, как сильно забрызган пол кровью, которая растекалась повсюду, смешиваясь с водой, капавшей с купальников взволнованной детворы. Он коротко взглянул на медсестру, прижимавшую к ране хирургическую повязку.

— Что произошло? «Скорую» вызвали?

— Уже едут. Она бежала по краю бассейна и вдруг поскользнулась. Похоже, ничего страшного. Просто порез. Раны головы обычно сильно кровоточат… — Медсестра на секунду отвернулась. — Сейчас же выйдите отсюда, все до одного!

— Люси!

Девочка была очень бледна, но в сознании и даже смогла улыбнуться.

— Папочка, прости. Я бежала и… — А он сто, тысячу раз просил ее этого не делать.

— Тихо, солнышко. Доктор быстренько зашьет тебя, и ты будешь как новенькая.

Спустя час рана была зашита, а Люси удобно устроена в палате местной больницы.

— Мне обязательно здесь оставаться? Почему нельзя сразу домой?

— Это всего на одну ночь, принцесса. Просто чтобы убедиться, что нет сотрясения, хотя не представляю, как они это узнают…

Люси удалось даже хихикнуть ради его спокойствия.

— Сейчас я заскочу домой, привезу тебе ночнушку и зубную щетку. Еще что-нибудь захватить? Может, Прото?

— Пап! Я же не малышка. А потом… я подарила Прото маме.

У него вдруг перехватило горло. Прошла, казалось, целая вечность, прежде чем он смог заговорить.

— Что ж, хорошо сделала. — Хорошо? Боже правый, его дочка рассталась со своей горячо любимой игрушкой, а он лишь это и нашелся сказать? Пусть только Брук посмеет не оценить подарка!

— Можно я позвоню ей?

Он вспомнил про конверт у нее на тумбочке.

— Давай не будем ее сейчас беспокоить. Позвоним, когда ты вернешься домой, и ты все ей расскажешь. — Хотя он не мог бы объяснить, почему Брук надо оберегать от беспокойства.

— Мисс Лоуренс? — Еще один незнакомый голос. — Это ведь вы, правда? — зачастила женщина, не дожидаясь ответа. — Я медсестра Харрис из больницы Брэмхилла. Люси просила меня позвонить вам…

— Люси? — Брон похолодела. — Говорите же…

— Ее привезли полчаса назад. Небольшой несчастный случай…

— Какой несчастный случай? Она сильно пострадала? А Фиц с ней?

— Мистер Фицпатрик уехал домой. — Уехал домой?! Оставил ее в больнице одну? Испуганную, страдающую от боли? — Мне кажется, он не хотел, чтобы Люси вас беспокоила, но уж очень она просила меня позвонить вам… Знаете, я видела вас вчера, в школе.

— Вы правильно сделали, что позвонили. Я выезжаю.

— Она в пятой палате, на втором этаже.

Брон помчалась наверх, схватила брюки Брук и шелковистый свитер, оделась, не заботясь ни о прическе, ни о макияже, ни даже о том, чтобы зашнуровать как следует ботинки для ходьбы по пустыне. Потом, подхватив кожаную сумку, которую брала с собой накануне и еще не освободила от вещей, и ключи от своей машины, захлопнула за собой дверь и открыла гараж.

Она вставила ключ в зажигание, но ее видавшая виды микролитражка как раз решила покапризничать, как часто это делала, и отказалась заводиться.

Брон повернула ключ, пытаясь пробудить это маленькое чудовище к жизни, но оно заупрямилось. Рядом стояла машина сестры. Быстрая, красивая, нигде ни царапинки на темно-красной эмали. Брук убьет ее, если с любимым «ягуаром» что-то случится. Но сейчас не время беспокоиться о Брук. Сейчас она нужна Люси.

Брон вернулась в дом и достала ключи из ящика комода. У подножия лестницы она наступила на болтающийся шнурок и чуть не упала. Не хватало еще, чтобы несчастный случай произошел и с ней самой. Пока она завязывала шнурки, ее вдруг осенила неожиданная мысль. Снова поднявшись по лестнице, она бросила в сумку смену белья и зубную щетку.

Когда Брон вставила ключ в зажигание, двигатель с готовностью замурлыкал, словно котенок в ответ на щекотку. Дав задний ход, она выехала из гаража и взяла курс на побережье. На шоссе она нажала на педаль газа, и машина тут же доказала, что достойна своего имени. Потребовалось лишь немногим больше часа, чтобы доехать до Брэмхилла. Еще десять минут, и Брон оказалась перед зданием больницы.

Она аккуратно завела машину задним ходом на парковку и спросила у охранника на входе, как ей найти пятую палату.

— Мне придется попросить вас расписаться, — сказал охранник. — Мера предосторожности, как вы понимаете.

— Неужели? — Она посмотрела на поток людей, текущий через главный вход. Потом увидела, что охранник улыбается, и все поняла. Сейчас не тот момент, чтобы щепетильничать по поводу автографов. — Как вас зовут?

— Джерри Маршалл.

Она взяла протянутый им блокнот и написала: «Джерри Маршаллу, берегущему покой Люси». Потом подписалась: «Брук Лоуренс» — и вернула блокнот.

— А теперь вы скажете мне, как найти пятую палату?

Улыбаясь, охранник показал ей, куда идти. Она поблагодарила его и, заметив вдруг, что привлекает к себе внимание, изо всех сил постаралась не бежать.

— Мамочка! — Увидев ее, Люси села в кровати и сморщилась от боли. Фиц, стоявший спиной к двери, резко обернулся, и Брон удалось заметить промелькнувшую в его глазах радость.

Голосом он владел лучше.

— Брук! Каким ветром тебя сюда занесло?

— Мне тоже приятно тебя видеть, — пробормотала она, проходя мимо. Потом склонилась над Люси, поцеловала в щечку, отвела со лба непокорные пряди волос и посмотрела на аккуратный ряд швов. По дороге в Брэмхилл у нее слишком разыгралось воображение. Зря она так сильно переживала. — Привет, солнышко. У тебя такой вид, будто ты вернулась с войны.

— Я поскользнулась. Бежала по краю бассейна… Папа мне запрещает бегать, но Джози пригласила меня пойти с ней съесть гамбургер и… ну, ты понимаешь… — Она произнесла это так, словно у них был какой-то особый общий секрет.

— Да, милая, я понимаю. — Когда-то такое постоянно случалось с ней самой. На память остались шрамы. Она взяла девочку за руку, присела к ней на край кровати. — Но видишь, что получилось? Из-за того, что ты не послушалась папу, ты вообще лишилась этого гамбургера.

Люси, глаза которой казались огромными на маленьком личике, улыбнулась во весь рот.

— Глупо, да?

У нее за спиной Фиц явно давился смехом, но Брон боялась оглядываться, чтобы тоже не засмеяться.

— Да, глупо, — согласилась она. Секунду помолчав, она сказала: — Слушай, я тут привезла кое-кого тебя навестить. — Она вынула из сумки Прото. — Он подумал, что тебе может быть скучно здесь без компании.

Люси опять улыбнулась.

— Ничего он не подумал. — Но она крепко прижала его к груди, а потом устроила у себя под боком.

В палату заглянула медсестра.

— Это что здесь такое? Мне кажется, вам, юная леди, положено сейчас отдыхать, — с притворной строгостью сказала она.

— Моя мама приехала, — сказала Люси.

— Вот оно что. Пора измерить тебе температуру, так что отпусти-ка маму с папой выпить по чашечке кофе. Автомат здесь рядом, в холле.

Брон собиралась что-то возразить, но ее схватили за руку и вывели в холл.

— Она дала одной из медсестер мой номер и попросила ее позвонить мне, — объяснила Брон, когда Фиц наливал ей кофе.

— И все?

— Та сказала, что ты уехал домой…

— И ты решила, что должна поспешить к постели твоей всеми брошенной дочурки?

— Нет! — Она неловко пожала плечами, уставясь в стакан с кофе. — То есть да.

— Я ездил домой за ее ночнушкой, Брук. И отсутствовал всего каких-то полчаса.

— Прости, я просто запаниковала. Ей сделали рентген?

— Да, никаких повреждений нет. — Он пожал плечами. — Разве что пострадал пол бассейна… Медики решили оставить ее здесь на ночь лишь на всякий случай. Может быть, это станет ей уроком на будущее. — Он произнес это без особой надежды в голосе. — Как ты добралась сюда так быстро? Не поездом же…

— На машине.

Он поднял брови.

— И машина осталась цела?

— С машиной все в порядке, — заверила она. — Ни одной царапины. — Конечно, предстоит еще возвращаться домой. Чем скорее, тем лучше. — Я не хочу надоедать тебе, Фиц. Попрощаюсь с Люси и поеду.

— Не спеши. Извини, что у меня получилось так резко, я не хотел… Очень здорово, что ты приехала. Правда, — добавил он, когда она посмотрела на него с сомнением, — тебе наверняка надо переделать тысячу дел, чтобы разобраться с имуществом матери.

— Да нет, дел не особенно много.

— Что ж, полагаю, помощников у тебя хватает. А семья? Есть еще какие-нибудь родственники?

Она взглянула на него. Он смотрел в свой стакан с кофе.

Ну же. Скажи ему сейчас.

— У меня есть сестра.

— Да? Я не знал.

— Бронти. Ее зовут Бронти.

— Бронти? — Он поднял густые темные ресницы и уставился на нее глазами, похожими на лазерные лучи. Бумажный стаканчик смялся у нее в пальцах, кофе выплеснулся на пол, на красивые брюки сестры…

Он взял ее мокрые и дрожащие руки в свои, осмотрел их со всех сторон, но не отпустил.

— Ты обожглась?

Брон покачала головой. Даже если бы у нее мясо отставало от костей, она бы этого не почувствовала.

— Пойду поищу кого-нибудь… надо бы вытереться…

Он не отпускал ее.

— Ты останешься на ночь?

Ее сердце, явно не довольствуясь больше простыми кувырками, выполнило безупречное сальто. От такого голова шла кругом, трудно было дышать…

— Останься, завтра проводишь Люси домой…

Ее легкие снова наполнились воздухом. Дура… идиотка… кретинка…

— Люси не нуждается во мне, когда у нее есть ты.

— Нет, нуждается. Потому-то и попросила медсестру позвонить тебе. Должно быть, запомнила твой номер наизусть. — Подумала, что он может отобрать у нее этот бесценный клочок бумаги? Или знала, что он звонить не будет? — Я предлагал ей подождать, пока она не вернется домой, тогда она могла бы сама тебе позвонить, чтобы ты не беспокоилась.

— Вот как?

— Кстати, тебе надо снять эти мокрые брюки, и попомни мои слова: если ты не попала в аварию по дороге сюда, то на обратном пути, сидя за рулем в полураздетом виде, обязательно попадешь.

— Сейчас стоит такая жара, что брюки высохнут за несколько минут, — напомнила ему она. И тут же пожалела, что не промолчала. В ее жизни не было таких мужчин, как Джеймс Фицпатрик, которые приглашали бы ее снять брюки; вообще не было таких мужчин, как Фиц, и точка. Вот Брук бы не упустила шанс немного пофлиртовать… — Но если их сразу не замочить, то потом уж не отстираешь, — сказала она.

— Значит, договорились. Люси будет в восторге. Скажем ей сейчас?

Люси. Он просит, чтобы она осталась ради Люси. Эта просьба никак не связана с тем, насколько интригующе брюки сестры облегают ее зад. Ей надо только помнить об этом, и все будет в порядке.

Она и сама намеревалась остаться. Иначе зачем ей было привозить с собой смену белья? Желание родителей оставаться в больнице с детьми сейчас, кстати, приветствуется. Тем более все думают, что она — мать Люси. Здесь нет ничего особенного.

— Да, пойдем скажем ей. — Она повернулась к двери в палату.

— И не надо переживать.

Она оглянулась через плечо.

— Переживать? — Что ей переживать? Все просто чудесно… — Из-за чего?

— Я что-нибудь тебе найду для прикрытия твоего… — Фиц приподнял бровь, тщательно подбирая следующее слово, — смущения. — Он определенно смеялся над ней. — Пока брюки будут крутиться в стиральной машине, — добавил он. Потом нанес завершающий удар: — И у меня все еще есть та запасная зубная щетка.