Глава 16


Я сел и посмотрел на Брианну. Она спала. Моя девочка спала на удобной кровати для гостей в современном доме своего отца, в весьма симпатичном пригороде Сан-Франциско. Она была поражена в самое сердце, но сейчас она отдыхала. В данную минуту она была убита горем.

Я не мог выпустить ее из поля зрения больше, чем на несколько часов, так что о выезде из Лондона в Штаты на похороны ее отца без меня не могло быть и речи. Что, если они попытаются избавиться от нее на американской земле? Нет, я не мог пойти на такой риск. Это были боевые действия день за днем, час за часом. Сейчас моим наиглавнейшим приоритетом было обеспечить безопасность Брианны, черт бы побрал эту Олимпиаду. Нил вернулся в Лондон и подменил меня, им с Фрэнсис предстояло управлять всеми организационными моментами. Вообще-то, я не особо переживал за свою работу. Нет, мои тревоги были куда более серьезными и гораздо более жуткими.

Во время этой поездки я надеялся пролить свет на то, что случилось с Томом, но не питал особых надежд. Так или иначе, я не собирался сдаваться без боя. Они могут попытаться добраться до нее, но сначала им придется пройти через мой труп.

Миссис Эксли хотела, чтобы мы остались с ней в доме, который она делила со своим мужем, неразговорчивым Фрэнком, но Брианна не согласилась бы на это.

Она сказала, что хотела бы остаться в доме своего отца, среди его вещей, в том месте, где она в последний раз видела, как он разговаривает с нами по «Скайпу». Ей было приятно, что их последний разговор закончился на счастливой ноте. Она продолжала повторять это мне.

— Папа был рад за нас. Он все узнал и был счастлив.

— Да, он был счастлив, детка… — прошептал я, склонившись над ее спящей фигуркой. Ночью моя спящая красавица с ее длинными волосами, разметавшимися по подушкам, и одеялом, натянутым до самого горла, словно искала комфорт под тяжестью ткани, накрывающей ее тело. Она по-прежнему страдала от шока и едва притрагивалась к еде. Я опасался за ее здоровье и здоровье нашего малыша. Я боялся, что случившееся изменит нас. Изменит ее чувства ко мне. Столкнет ее в эмоциональную пропасть.

Я был прекрасно осведомлен о ее прошлом, и сейчас это знание оказывало на меня невыносимое давление. Моя девочка страдала от депрессии. Она даже пыталась покончить с собой в самый скверный и трагический период своей жизни. Вот, я сказал это. Хотя это признание не принесло мне гребаного облегчения. Да, это было давным-давно и теперь она была гораздо собранней и разумней… но не существовало никакой гарантии, что она не вернется к этим самоистязаниям вновь, или не скажет мне проваливать и держать мою жалкую задницу от нее подальше, когда справиться со всем этим будет очень сложно.

Я втянул в легкие воздух и посмотрел в сторону двери зеркального шкафа, чтобы увидеть свое отражение. Что за ублюдка, черт подери, я из себя корчил? Брианна была не одинока. Депрессия была суровой дамочкой, и мы с Брианной были прекрасно с ней знакомы на протяжении довольно продолжительного срока.

Я подавил желание прикоснуться к ней. Ей нужен отдых, а мне нужна сигарета. Я быстро сверился с часами на ночном столике и осторожно поднялся. Надев спортивные штаны и майку, я вышел наружу, чтобы посидеть возле бассейна и попотворствовать своей никотиновой зависимости. Еще я хотел позвонить Нилу.

Я задумчиво глядел на темную воду, пока ждал соединения. Та самая темная вода, в которой Том Беннет провел последние мгновения своей жизни.

Я оставил дверь приоткрытой, чтобы услышать, если Брианна будет нуждаться во мне. Ей начали снова сниться кошмары, но, поскольку она была беременна, лекарства были не лучшим вариантом. Слишком большой риск для развития ребенка. Она бы в любом случае отказалась принять их. Поэтому она страдала. А я переживал.

На водной поверхности отражалась летняя луна, и я задумался о смерти Тома. Я не детектив, занимающийся расследованием убийств, но кое-какие сценарии, безусловно, пронеслись у меня в голове. Заставить себя произнести их вслух не могло быть и речи. Если бы я сделал это, то обрек бы мою девочку на подобную участь. Я не готов так рисковать. Ни за что, черт возьми.

— Привет, приятель.

— На работе все в порядке? – ответил я на бесцеремонное приветствие Нила.

— Здесь типичный хаос, так что тебе не о чем волноваться. Все как обычно, И.

— Ладно. Я доверяю тебе. Передай этим козлам мои слова, пожалуйста.

— С удовольствием, босс, но ты должен знать, что все клиенты отнеслись с пониманием. Большинство из них люди.

Я глубоко затянулся, наполнив свои легкие парами гвоздики и удерживая их внутри, чтобы получить максимальный ожог. Нил терпеливо меня ждал. Похоже, он никуда не торопился. Самый терпеливый парень, которого я когда-либо знал.

— Такие события довольно быстро вынудят тебя расставить приоритеты, согласен?

— Да. Держу пари, так и есть. Как Брианна, держится?

— Она… прилагает все усилия, чтобы оставаться сильной, но ей тяжело. Я пока не обсуждал с ней возможные причины смерти и не уверен, что мы когда-нибудь заведем этот разговор. Похоже, это был тяжелый сердечный приступ во время плавания, который очень даже мог произойти, но я хочу увидеть отчет о вскрытии. – Я вздохнул. – Ты же знаешь, как долго они могут тянуть. В Штатах лаборатории судебно-медицинской экспертизы также паршивы, как и у нас дома.

— В его доме обнаружили какие-нибудь улики?

— Еще нет. С составлением завещаний, распоряжений, доверительных и тому подобному все было в порядке, насколько я могу судить, но во всех этих документах присутствует какая-то странная упорядоченность. Как будто он знал, что его время на исходе. Это вполне могло быть связано с его сердцем. Брианна знала, что он принимал лекарства от давления, и беспокоилась о нем. Ты бы никогда не догадался о его проблемах со здоровьем, если бы посмотрел на него. Мужик был в отличной форме.

— Хммм. Единственные люди, которые бы извлекли выгоду из его смерти, – штаб сенатора Оукли.

— Знаю. Не хотелось бы это признавать, но придется. Все отойдет Брианне — дом, автомобили, инвестиции. В этом нет ничего удивительного, но мне интересно не оставил ли Том какой-нибудь компромат на Оукли.

— Например, видеозапись с показаниями?

— Да… именно. Может, завтра узнаем. У нас утром встреча с его деловым партнером, чтобы уладить вопросы с доверенностью, затем похороны и поминки. Это будет чертовски длинный день.

— Когда вы вернетесь домой?

— Если успеем завершить здесь все дела, то завтра ночным рейсом. Я хочу увезти отсюда Брианну. Иначе свихнусь от беспокойства. Мне здесь не по себе.

— Да уж. Передай ей наши соболезнования, пожалуйста. Звони, если понадоблюсь. Я на месте.

— Спасибо… увидимся через двадцать четыре часа.

Я закончил разговор и закурил вторую сигарету с ароматом гвоздики, клубящийся дым от которой медленно растворялся в безмолвие ночи. Я курил и размышлял, мой разум вернул меня к мыслям о прошлом, к которым я не возвращался уже долгое время. Они приводили меня в ужас, в буквальном смысле этого слова.

Смерть в воде — самый жуткий уход из жизни. Ну, это если ты в сознании. То, что мне было знакомо по личному опыту. Чувство беспомощности и отчаяния, когда вода проникает в нос и рот. Безрезультатная попытка сохранить спокойствие и задержать остатки дыхания. Боль в легких, полностью исчерпавших запасы кислорода.

Думаю, что афганцы издевались надо мной, чтобы посмотреть, как я буду корчиться от пыток водой. Безусловно, этот метод был у них не самый предпочтительный. Больше всего они любили подвешивать за руки с помощью лебедки и полосовать мою спину плетью. Вдобавок они лишали меня сна, что по ощущениям тянулось неделя за неделей. В мозгах царит полный хаос, когда его винтикам не дают отдохнуть.

Я взглянул на звезды и подумал о ней. Моей маме. Она была ангелом, парящим где-то над землей. Я знал это. Вера – это глубоко личное дело каждого, и мне не требовалось никакого подтверждения того, во что я верил, помимо того, что (я знал это!) реально существовало в моем сердце. Она была там, наблюдая за мной, она была рядом, когда они собирались отрезать мой…

Нет. Не думай сейчас об этом гребаном ужасе. Позже…

Я резко поднялся и затушил свою вторую сигарету. Я запихнул окурки в сигаретную пачку и вошел в уютный по-американски современный дом моего тестя. Я никогда уже не поговорю с ним, но по иронии судьбы один из самых важных разговоров, которые я когда-либо вел, — перевесивший по своей значимости все прочие разговоры в моей жизни — был с ним. Его электронное письмо с просьбой о помощи… и фотография.

Я вернулся в дом, забрался в постель и лег рядом с Брианной, а затем помолился. Да, я сделал это. Уповая на то, что Том Беннет находился в бессознательном состоянии, когда покинул этот мир.


В черном костюме от «Шанель» и с собранными вверх волосами Брианна выглядела великолепно. Ужасно печальной, но прекрасной в обрушившейся на нее трагедии. Ее мать принесла для нее одежду. По-видимому, они были одинаковой комплекции, к тому же Брианна была по большей части беспомощна против аргументов в данной ситуации. Я чувствовал, что она еще найдет в себе силы справиться с этим несчастьем и постарается не идти на поводу у своего горя.

Я оставался в стороне и по возможности удерживался от дискуссий. Брианна была не в том состоянии, чтобы вынести семейный скандал, поэтому я держал язык за зубами, дабы сохранить мир. С миссис Эксли у меня было временное перемирие, мы в основном избегали прямого контакта. Я ни разу не слышал, чтобы она спросила у Брианны о том, как она себя чувствовала в ее-то положении. Ни разу. Словно она делала вид, что ничего не происходило. Какая мать не заботится о своей беременной дочери настолько, что даже не поинтересуется, как проходит ее беременность?

Я хотел, чтобы все это как можно скорее закончилось, и я бы мог увезти мою девочку подальше отсюда. Я хотел вернуть ее обратно на английскую землю. Сегодня полет домой явно будет тянуться для меня бесконечно долго.

Похороны прошли хорошо, если мучительную преждевременную кончину можно вообще отнести к этому определению. Хочется верить, что это был несчастный случай, а не убийство. Брианна не спросила моего мнения на этот счет. Не думаю, что такая идея приходила ей в голову, и я был за это благодарен.

Я узнал его в тот момент, когда он пришел на поминки после похорон. Я видел достаточно фотографий гнусного подонка, чтобы узнать его при встрече. Наверно, у него яйца размером с грейпфрут, раз он явился сюда с таким видом, будто имел на это полное право. Он подошел и положил свои руки на Брианну, обняв ее и принеся свои поддельные соболезнования в связи с ее утратой. Думаю, она была слишком подавлена, чтобы остро отреагировать на его присутствие. Ее мать стояла рядом и демонстративно выказывала ему свое расположение, чем не на шутку меня разозлила. Как она могла так поступить с Брианной? Сын этого человека изнасиловал ее ребенка, снял видео и выложил его в открытый доступ, а она называла его другом? Бла, бла, бла, хрень собачья. Я встретился взглядом с Оукли и убедился, что мое рукопожатие было нестерпимо крепким.

Да, все верно, сенатор, мы просто знакомимся. Скоро вы увидите мой член во всей красе. Он огромный.

Я должен был отойти и взять себя в руки. Я поцеловал мою девочку в лоб и сказал ей, что скоро вернусь. У меня было свидание с сенатором.

Я пошел за ним, сразу же вычислив его службу безопасности. Ведь все мы легко узнаваемы в своей сфере деятельности. Единственное, что я хотел, это поговорить с сенатором. Невинно.

Когда Оукли пошел отлить, я убедился, что держусь чуть поодаль от него. Идеальный выбор времени. Телохранитель был занят, наполняя его тарелку едой. Мужской туалет закрывался на замок, который стал дополнительным бонусом. Похоже, моя удача сегодня не знала границ.

Я прислонился к столешнице с умывальником, когда он вышел из кабинки, поправляя свой ремень.

— Мы одни, дверь заперта, Оукли.

Он остановился как вкопанный и оценил ситуацию. Надо отдать ему должное, сенатор, похоже, был наделен некоторой толикой здравомыслия. Он не ударился в панику.

— Вы мне угрожаете, Блэкстоун? — произнес он ничуть не дрогнувшим голосом.

— Вы помните мое имя. Отлично. На самом деле я не угрожаю… пока. – Я пожал плечами. – Почему бы вам самому не ответить на этот вопрос, сенатор?

— Я здесь, чтобы почтить память старого друга, вот и все. – Он подошел к раковине и открыл кран.

— Аааа, вот как вы это называете. Я бы сказал, что это больше смахивало на промежуточную остановку в предвыборной кампании, не так ли?

— Смерть Тома Беннета стала ужасным потрясением для меня, для всех. Брианна очень милая девушка. Всегда ею была. Утрата отца, наверняка, стала для нее тяжелым ударом. Я знаю, как сильно Том любил ее. Она была его миром.

Я просто смотрел на него, весьма впечатленный его драматическим диалогом. Он, видимо, тренируется перед политическими спичами, которые ему предстоят в обозримом будущем.

— Поздравляю вас с грядущей свадьбой и предстоящим рождением ребенка, — сказал он, моя руки в раковине.

— Значит, вы уже прочитали объявление о помолвке. – Я опустил голову и занял позицию перед дверью. Этот ублюдок не выйдет, пока я не буду готов его отпустить. – Вот как мы поступим, сенатор. Вы слушаете, я говорю.

Он вытянул бумажное полотенце из держателя и методично начал вытирать руки.

— Я всё знаю. Монтроз мертв. Филдинг пропал в конце мая. Держу пари, что он тоже мертв и будет считаться пропавшим без вести. Я знаю, что ваш сын принудительно продлил контракт по несению военной службы в рядах армии США. Мне не трудно сопоставить факты. Все исчезают. Когда отчет о вскрытии Тома будет готов, я обязательно с ним ознакомлюсь. Интересно, что он поведает? — Я демонстративно пожал плечами.

— Я здесь не при чем, Блэкстоун. – Его светло-карие глаза буквально впились в меня. – Это не я.

Я шагнул чуть ближе к нему.

— Приятно слышать, Оукли. Убедите меня в том, что это правда. У меня имеются записи с показаниями, документы, письменные признания… все. У Тома Беннета имелось то же самое. – Не уверен в этом на все сто процентов, но вроде прозвучало неплохо. – И если вы считаете, что сможете убрать меня, чтобы добраться до Брианны, вы развяжете такой политический конфликт, который по сравнению с Уотергейтским скандалом будет выглядеть как эпизод «Народного суда». – Я сделал еще одни шаг вперед. – Мои люди знают, что делать, если я исчезну, — прошептал я. – Они всем скопом раздуют воздушный шар и все это приведет к… пуф. – Я щелкнул пальцами для пущего эффекта.

Он едва заметно сглотнул, но я не упустил этого из виду.

— Что вы хотите от меня?

— Дело не в том, что хочу я, Оукли. Дело в том, что хотите вы. – Я дал ему минуту, чтобы собраться с мыслями. – Вы хотите баллотироваться на пост вице-президента и спать по ночам на удобной кровати вместо тюремной койки с соседом по камере, который захочет узнать вас получше. – Я слегка усмехнулся. – Вы хотите сделать все возможное, чтобы быть полностью уверенным в том, что Брианна Беннет — в скором времени Блэкстоун — живет чудесной и очень мирной жизнью со своим мужем и ребенком в Англии, без всяких угроз или треволнений, напоминающих о том, что произошло в прошлом. — Я произнес свои слова как можно жестче. — Не вспоминая о том позорном событии, в котором она стала жертвой. Не. Вспоминая. О. Том. Особо. Тяжком. Преступлении.

Он начал потеть. Я видел проступающие капли пота на его висках.

Вы хотите убедиться в этом, Оукли. Понимаете меня?

На его лице даже мускул не дрогнул, но его глаза согласились. Я разбираюсь во взглядах, и он мне дал положительный ответ своими глазами.

— Хорошо. Я рад, что вы понимаете, потому что это единственное предупреждение, которое вы получите. Если что-нибудь случится с любым из нас… Что ж… негодовать будут все. Я имею в виду Британский парламент, «Вашингтон Пост», «Лондонский Таймс», Скотленд-Ярд, Ми-6, американских конгрессменов — полный набор, так сказать. – Я склонил голову и медленно ею покачал. – А Олимпиада в Лондоне, и вся эта доброжелательность между США и Великобританией? – Я поднял свои ладони вверх. – Вы не найдете для себя ни одной достаточно глубокой дыры, где можно будет укрыться. – Я взмахнул одной рукой для выразительности. – Вспомните… Саддама Хусейна… если сможете. – Я сдвинулся, чтобы отпереть дверь. – Уверен, что не нужно напоминать вам о дерьмовом закате карьеры. – Я собирался выйти из мужской уборной, но обернулся в последний раз. – Желаю вам удачи на предстоящих выборах. Желаю вам долгой и успешной карьеры, сенатор. Всего хорошего.

Громилоподобный телохранитель Оукли протолкнулся мимо меня и вошел в уборную, выглядя чуточку обескураженным после того, как нечаянно услышал мой дружеский прощальный комментарий.

Я кивнул ему и вышел, чтобы найти Брианну. Любовь всей моей жизни, мать нашего нерожденного малыша. Моя милая девочка слишком долго оставалась вне поля моего зрения, мне нужно вернуться к ней.


Глава 17


Я испытала облегчение, когда Итан вернулся ко мне оттуда, где он пропадал. Я нуждалась в нем и легче переносила всё происходящее, когда он был рядом. Это говорило о моей слабости, которую я в себе презирала, но я ничего не могла с ней поделать, и была слишком измотана, чтобы волноваться об этом. Он был единственным спасательным кругом, который у меня здесь имелся. Я хотела вернуться домой. Домой... в Лондон.

Когда он подошёл, он держал в руках две тарелки с едой.

— Я принес тебе всего понемногу, — сказал он.

— Ох, спасибо... но я совсем не голодна. Я не смогу это съесть.

Я посмотрела на фрукты и сэндвич.

Он нахмурился и стиснул зубы. Я знала, какой последует аргумент.

— Ты должна что-нибудь съесть. Что у тебя сегодня было кроме пары глотков чая? — прошептал он. — Подумай о ребенке...

— Ты не можешь заставить кого-то есть. Поверь мне, я знаю по личному опыту.

И тут в наш разговор встрял надменный голос моей матери. Бесчувственный.

— Итан прав, Брианна, тебе нужно поесть, ведь твой ребёнок нуждается в пище, даже если ты не чувствуешь голода. — Безаппеляционно. — Ты ешь за двоих, дорогая.

Да уж... А что я ожидала?

Я заметила, как Итан повернул голову и пригвоздил взглядом мою мать. Кажется, из его ушей даже дым повалил, но он не потерял самообладание, хотя я думала, что он сорвется. Он просто напустил на себя равнодушный вид и проигнорировал её.

— Пойдём, сядешь со мной и что-нибудь съешь, — сказал он мне нежным голосом в сочетании с весьма серьёзным намерением довести задуманное до конца.

Как я могла ему отказать? Никогда не могла. Всё, что он делал, он делал исключительно из беспокойства обо мне. Я должна поесть, хотя у меня не было никакого аппетита. Итан был прав. Мне нужно думать не только о себе, но и о другом человечке. Особенно теперь.

Я посмотрела на свою мать и окинула взглядом её идеально уложенные волосы и одежду, в которой она щеголяла сегодня на похоронах своего бывшего мужа. Какого черта она вообще пришла на поминки? Она едва говорила с папой после того, как я уехала в Лондон. Она, уж точно, не могла по-настоящему оплакивать его. Или могла? Я не имела абсолютно никакого понятия. Меня огорчала сама мысль, что я не могла ответить на этот вопрос, потому что не так хорошо ее знала. Мы с матерью не были настолько близки. Мы не разделяли глубокие чувства или секреты. Я не знала, почему она так внезапно развелась с моим отцом, и любила ли она его когда-нибудь. Я не знала, зачем они вообще поженились. Как они встретились? Где он сделал ей предложение? Историю их знакомства? Я ничего не знала.

Я отвернулась и пошла с Итаном к столу, с каждым шагом закрывая от неё своё сердце все больше и больше.

— Ты очень красивая, — тихо произнес Итан, пока я мужественно пыталась запихнуть в себя ту еду, которую он для меня взял, — как внутри, так и снаружи.

Я старалась проглотить кусочек дыни, который, если верить вкусовым рецепторам моего языка, был ничем иным, как мокрыми опилками, и сказала Итану:

— Я хочу домой.

— Знаю, детка. Я хочу забрать тебя домой. Осталось совсем чуть-чуть потерпеть. Поскольку твой отец всё держал в трастовом фонде... мы можем вернуться через несколько месяцев и посмотреть, что к чему. В любом случае, мистер Мёрдок сказал, что лучше немного подождать... Ты не захочешь принимать решения, касаемо обязательств, вот так, с наскока.

Он накрыл своей рукой мою руку.

Да. Пит Мёрдок был бизнес-партнером в юридической фирме моего отца. Вернее... уже не был. Папа всегда говорил, трастовый фонд был верным решением. Теперь я владела домом в Саусалито, всеми деньгами и инвестициями моего отца; вся собственность, которую он приобрёл за пятьдесят один год, теперь принадлежала мне.

Я ничего из этого не хотела. Я просто хотела, чтобы мой папа вернулся.

От моих мыслей меня отвлёк дружеский голос.

— Брианна... Ох, милая, ты здесь.

Я повернулась и обнаружила Джессику, широко раскрывшую для меня свои объятия, в которые я незамедлительно шагнула. Я крепко обняла свою подругу. Мы с Джесс пошли в начальную школу вместе. Первоклашки, класс миссис Флэглер. Почти неразлучны вплоть до нашего выпускного года в старшей школе. До каникул в честь Дня Благодарения, если быть точной.

Да, Джессика была со мной в ту ночь, когда это случилось. Она была настоящим другом в трудное для меня время, но я так паршиво себя чувствовала после произошедшего, что мне было не до дружбы. Я должна была уехать. Поездка стала неотъемлемым компонентом для процесса моего выздоровления. Мы поддерживали связь на протяжении многих лет, с тех пор как я перебралась в Лондон, но не видели друг друга больше четырех лет. Она была все такая же загорелая и спортивная, ее светлые коротко постриженные волосы прекрасно дополняли ее миниатюрную фигурку. Я была тронута тем, что она появилась здесь сегодня, чтобы отдать дань памяти моему отцу.

— Мне очень жаль, Брианна. Твой отец… он был замечательным человеком… Мне нравилось общаться с ним всякий раз, когда мы сталкивались друг с другом в тренажерном зале. Он любил говорить о тебе.

— О, Джесс… — Я почувствовала, как на мои глаза наворачиваются слезы, как меня захлестывают эмоции. – Спасибо, что пришла… для меня это очень много значит. Я рада видеть тебя здесь. Он тоже тебя любил. Считал, что ты была очень милой. – Мы снова обнялись, и я оглядела ее с ног до головы. – Так приятно снова тебя видеть. – Я повернулась к Итану. – Джесс, это Итан Блэкстоун, мой жених. – Я подняла руку и показала ей мое обручальное кольцо. – Итан, познакомься с Джессикой Веттнер, моей подругой с первого класса.

— Приятно познакомиться, Джессика, — обратился к ней Итан, когда они пожимали друг другу руки. Интересно, помнит ли он, что в ту злополучную ночь моей жизни, я пошла на вечеринку именно с Джесс. Даже если он помнил, он не подал вида. В таких ситуациях Итан был абсолютно невозмутим.

Затем Джессика повернулась к своему спутнику и представила его. Очередное лицо из моего прошлого. Рядом с Джесс стоял Карл Уэстмен. Ничего себе… сразу столько эмоций. Мне требовалось время, чтобы принять все это, я была слишком ошеломлена. Встреча с отцом Лэнса Оукли до этого была тем еще безумием. Впрочем, у меня был такой туман в голове, что я едва понимала, что он мне говорил. Моя мать потратила больше времени, общаясь с сенатором, чем я. Получается, Карл тоже пришел?

— Брианна, я очень сожалею о твоей потере, — сказал Карл и подошёл, чтобы обнять меня.

— Привет, Карл. Давно не виделись.

У меня возникло чувство неловкости, но я уверена, что он ощутил то же самое. У нас было кое-какое общее прошлое, но в действительности не оно было причиной, по которой мое разбитое сердце словно сдавило изнутри. Причина в том, что четверо из нас, стоящих здесь, знали об этом прошлом. Они либо видели видео со мной, либо знали о его существовании.

Сейчас я хотела поехать домой больше, чем когда-либо.

— Спасибо, что пришел. Очень любезно с твоей стороны.

— Не за что.

Карл разжал объятия, и я заглянула в его темные глаза. Я не заметила в них никакой обиды. Только доброту и, возможно, легкое любопытство. Наверно, это нормально, да? Мы встретились на сезонном соревновании по легкой атлетике, когда были в младших классах, а затем столкнулись друг с другом в начале моего выпускного года в старшей школе. Мы ходили на свидания, которые заканчивались, как и все мои свидания в те далекие деньки, сексом в каком-нибудь уединенном местечке. Карл мне очень нравился. Он был симпатичным парнем тогда, и привлекательным мужчиной сейчас. Мы оба разделяли любовь к Хендриксу и много дискутировали о его музыке. Джесс в своем сообщении на Facebook была абсолютно права насчет Карла, он по-прежнему выглядел «горячо». Он всегда относился ко мне хорошо. Совсем не так, как относился ко мне Лэнс Оукли.

Лэнс уехал в колледж, а я была молодой и глупой. Сто лет тому назад. В прошлой жизни. Знал ли Карл, что он был причиной, по которой Лэнс настолько озверел, что опоил меня, а потом снимал, как его приятели трахали меня на бильярдном столе? Если бы я не встречалась с Карлом, может быть, Лэнс со своими друзьями не снял бы видео со мной той ночью на вечеринке. Гадать можно сколько угодно. Если бы, да кабы… Нет абсолютно никакого смысла ворошить прошлое.

— Я услышал о случившемся от Джесс, разумеется, — сказал он, обхватив рукой ее за плечи в знакомом ласковом жесте, — и захотел лично выразить свои соболезнования.

Джессика смотрела на него с блеском в глазах. Не нужно быть гением, чтобы понять, моя старая подруга втюрилась в Карла Уэстмена. Похоже, он тоже не хило на нее запал. Я искренне надеялась, что у этих двоих все получится. Из них бы вышла великолепная пара.

Я заставила себя улыбнуться и сыграть лучшую роль в своей жизни.

— Я так рада видеть вас двоих. Столько времени прошло.

Итан притянул меня к своему боку, пока мы вели беседу с этой парочкой. Это был собственнический жест, и к настоящему времени я была хорошо с ним знакома. Он медленно провел рукой вверх и вниз по моей руке и переключил все свое внимание на Джесс и Карла. Особенно, когда Карл рассказал нам, что компания посылает его на Олимпиаду в научно-исследовательскую поездку и что мы должны непременно встретиться, пока он будет в Лондоне. Эм… скорее всего не получится, Карл.

Итан не забыл упомянуть о нашей предстоящей свадьбе и дате торжества, между делом сплетя наши руки вместе, что дало ему возможность поднести мою руку к губам и поцеловать. На самом деле тот же эффект, как и в случае с собакой, писающей на фонарный столб, только более элегантный, где я выступала в роли образного фонарного столба. Итану сходило с рук такое поведение и при этом оно выглядело галантным. Он всегда вел себя как джентльмен.

И все же, я задавалась вопросом, определил ли он мое «прошлое» с Карлом. Клянусь, он был способен выяснить это. Итан обладал обостренным чутьем, когда дело касалось меня и других мужчин. Достаточно вспомнить его выходку, когда я встретила Пола Лэнгри на улице возле кофейни. Я стала свидетелем ревности со стороны Итана, вызванной моими прошлыми отношениями с другими мужчинами. Я определенно имела прошлое, это правда. В нем присутствовало много мужчин, и ему следовало смириться с этим фактом. Я ничего не могла, изменить. К тому же, у Итана тоже было прошлое, и принятие того, что не все можно изменить, было уроком на доверие в отношениях. Мы оба должны были проще относиться к некоторым вещам. Я не собиралась избегать разговоров с такими людьми как Пол и Карл только потому, что Итан безумно ревновал любого мужчину, который находился рядом со мной и стоял перед ним. Сейчас я не была ни с одним из них, я была с Итаном.

Я как могла старалась это игнорировать. Не обращать внимания. Прошлое было в прошлом… с ним было… покончено. Даже при том, что внутри я чувствовала боль и опустошение из-за потери моего отца, я понимала, что было самым важным. Мои глаза открылись благодаря этому опыту, и они будут оставаться открытыми. Я уяснила одно – потеря любимого человека меняет твои взгляды на жизнь в один миг.

Мой отец умер, но я оставалась в здравом уме.

Я знала, что имело значение, а что нет. В настоящий момент, человек, заботливо удерживающий меня возле своего сильного тела и обеспечивающий мою безопасность, и крошечный человечек, растущий внутри меня, – были всем моим миром.


Я чувствовал себя лучше по сравнению с прошедшими днями, поскольку Брианна спала возле меня на борту самолета, возвращавшего нас домой в Лондон. Она была крайне вымотана и так измучена, что задремала почти сразу же после того, как мы заняли наши места. Я ее не виню. Проводы, которые устроила ее мать, были… болезненными, по-другому и не скажешь. Меня самого утомил такой опыт. Боже, мне правда не нравилась эта чертова баба, нисколечко. Я удостоился тещи, которая стопроцентно стала моим худшим гребаным кошмаром. И я ничего не мог с этим поделать. У моей милой девочки была Горгона вместо матери. Она была очень красива по дизайнерским стандартам красоты, как я себе и представлял, но все равно жуткой Горгоной. Полагаю, Том Беннет в настоящий момент получал ангельские крылья за то, что терпел ее столько лет. Я подавил пробежавшую по телу дрожь.

Дражайшая мамуля пыталась уговорить Брианну продлить свою поездку и отпустить меня домой одного. Я стиснул зубу при воспоминании об этом. Можно подумать я бы позволил нечто подобное! Скорее всего, она бы попыталась повлиять на нее и заставить прервать беременность, или вернуться в США.

В конце концов, Брианна вообще перестала реагировать на свою мать. Она просто отвернулась от нее и сказала, что собирается вернуться домой, в Лондон, чтобы выйти за меня замуж и родить нашего малыша. Я не помню, чтобы гордился кем-то так сильно, как я гордился своей девушкой, когда она произнесла эти слова и посмотрела на меня.

Брианна открыла свои глаза, и я поймал эту уязвимость, мелькнувшую в ее взгляде, когда просыпаешься в блаженном неведении, не сразу вспоминая о всех тех плохих вещах, которые произошли в твоей жизни… как потеря любимого родителя. Так или иначе, это длится всего пару секунд. Мне знакомо это по большому личному опыту.

Поначалу ее глаза ярко блестели, а затем потухли, успев показать страдания и боль. Она закрылась, чтобы оградить себя от болезненных мыслей, поскольку только так она могла вынести остальную часть этого весьма публичного перелета. Первый класс был лучше, чем второй, но мы по-прежнему находились на борту с окружающими нас незнакомыми людьми и без возможности уединиться. Брианна держалась как могла. Она не сломалась, и, должен признать, меня это сильно беспокоило, но я ничего не мог поделать. Я не мог пережить за нее это горе. Ей придется пройти через это самой, и тогда, когда она будет готова.

К нам подошла стюардесса, чтобы принять наш заказ на ужин. Сегодня в меню был лосось и цыпленок под пармезаном. Я посмотрел на Брианну и удостоился чуть заметной отмашки головой и печального выражения на лице. Я проигнорировал это и сказал бортпроводнице, что мы возьмем лосося, вспомнив, как она наслаждалась им на ужине тем вечером, что мы провели с папой и Мари.

— Ты должна съесть что-нибудь, детка.

Она кивнула, и её глаза наполнились слезами.

— Что... ч-что мне теперь делать?

Я взял ее руку и прижал к своему сердцу.

— Ты вернешься в наш дом и возьмешь небольшой перерыв, чтобы отдохнуть и сделать то, что даст тебе возможность почувствовать себя лучше. Ты сходишь к доктору Розуэлл и поговоришь с ней. Ты поработаешь над своей научно-исследовательской работой для университета, когда почувствуешь, что готова. Ты спланируешь свадьбу с девчонками и Беном. Мы пойдем к доктору Бернсли на повторный прием и выясним, как поживает оливка. Ты позволишь мне заботиться о тебе и устроить твою жизнь. Нашу жизнь.

Она внимала каждому моему слову. Она фактически заглатывала каждое из них, и я был рада дать ей то, что, по-моему, ей нужно было услышать. Иногда близкий человек, уверяющий тебя, что все будет хорошо, – единственное, что тебе действительно необходимо, чтобы пройти через сложнейший период твоей жизни. Я знаю, что Брианне нужно было это услышать так же, как и мне нужно было это сказать.

— Я буду рядом с тобой на каждом шагу этого пути. — Я поднес ее руку к своим губам. – Обещаю.

— Откуда ты узнал об оливке? — Она чуть заметно улыбнулась.

— Я поместил сайт «Бамп точка ком» в мои закладки и неукоснительно с ним сверяюсь, как ты и предложила. На этой неделе у нас оливка, а на следующей неделе будет слива, — подмигнул я.

— Я люблю тебя, — прошептала она еле слышно, и провела рукой по своим волосам.

— Я тоже тебя люблю, моя красавица. Очень, очень сильно.

Подошедшая к нам стюардесса принесла горячие полотенца и напитки. Я получил вино, а Брианна – клюквенный сок со льдом. Я подождал, пока она не сделала глоток. Я не хотел кормить ее насильно, но прибегну к тактике убеждения, если потребуется.

К моему удивлению и облегчению, ей, похоже, очень понравился клюквенный сок.

— На вкус очень, очень приятно. — Еще один глоток. — Я заимствую твои слова.

— Могу заверить тебя, что ты по-прежнему говоришь, как моя американская девочка, малышка.

— Я знаю это, я имею в виду, что заимствую слова, которыми ты изъясняешься, говоря «это приятно на вкус» вместо того, чтобы сказать «вкусно». Чем больше я нахожусь в твоем обществе, тем сильнее стирается разница произношения, — сказала она.

— Ну, поскольку ты от меня никогда не избавишься, то полагаю, это означает, что я обучу тебя родной речи в кратчайшие сроки.

— Можно, конечно, попробовать. — Она выпила еще немного сока и стала выглядеть чуточку бодрее.

— Уверен, к тому времени, как родится оливка, в тебе не останется ничего от янки.

Ее лицо засияло.

— Я поняла кое-что довольно таки любопытное.

— Что именно? – спросил я, заинтригованный, но счастливый от того, что видел ее более оживленной, чем она была на протяжении нескольких дней.

— Оливка будет называть меня мамой вместо мамочка или мам. – Она слегка сморщила носик. – Немного необычно… но думаю, я привыкну… и мне нравится, как это звучит (Примеч. пер. Mummy (в Англии), Mommy and Mom (в Америке) – разные произношения американских и английских слов, хотя смысл у слов один и тот же).

Я не мог удержаться от смеха.

— Ты будешь лучшей мамой оливки в истории человечества.

На миг ее лицо озарила улыбка, но она исчезла так же быстро, как и появилась.

— Не как моя мать, это точно.

В ее словах отчетливо прозвучали боль и страдания.

— Извини за мою бестактность.

Я покачал головой, не желая обливать грязью ее мать, но с трудом сдерживаясь от такого соблазна.

— Ты имеешь в виду ее бестактность.

— В том числе, — ответил я, не желая вдаваться в сложности взаимоотношений Брианны с ее матерью, но если она хотела это обсудить, то я, безусловно, мог высказать свое мнение. Я просто надеялся, что до этого не дойдет.

Она спасла меня, задав другой вопрос.

— А что насчёт твоей матери, Итан?

— Ну, я едва помню ее. Все мои воспоминания главным образом основаны на фотографиях. Мне кажется, что я могу вспомнить что-то о ней, но скорее всего я просто представляю себе те события, запечатленные на снимках, и рассказы, которыми со мной поделились папа и Ханна.

— Ты сказал, что сделал татуировку крыльев ангела на спине в память о своей маме.

Нет, я не хочу обсуждать это сейчас.

Я собирался перевести дыхание, но мне удалось сдержаться. Я прекрасно понимал, что в тот же миг оттолкну ее от себя. Брианна уже спрашивала меня о татуировке, и я знаю, что она хотела, чтобы я поделился с ней этой информацией сейчас, но я просто чувствовал, что еще не готов. Не здесь, в общественном транспорте при учете трагических обстоятельств. Это было не самое подходящее время, не самое подходящее место, чтобы раскрывать такие эмоции.

Именно тогда принесли лосось, который меня и спас.

Брианна продолжала пить свой сок и избегать еды, которая была не так плоха, если учитывать стоимость перелета.

— Вот.

Я предложил ей кусочек рыбы, подцепленный на вилку, решив, что если она не собиралась притрагиваться к еде, то я сам ее накормлю.

Она долго разглядывала предложенный кусочек, после чего открыла рот и приняла его. Она нарочно жевала медленно.

— Лосось — это здорово, но я хочу знать, почему крылья ангела напоминают тебе о твоей матери.

Так вот в какую игру мы будем играть, да? Эмоциональный шантаж в обмен на еду… Я предложил ей еще один кусочек рыбы.

Она продолжала поджимать губы.

— Почему именно эта татуировка, Итан?

Я сделал глубокий вдох.

— Крылья ангела, потому что я думаю о ней как об ангеле. Набить себе на спину крылья было весьма уместно.

— Это прекрасная идея.

Она улыбнулась.

Я предложил ей еще один кусочек лосося, который на этот раз она приняла без возражений.

— Какое имя было у твоей матери?

— Лорел.

— Очень красивое. Лорел. Лорел Блэкстоун... — повторила она.

— Согласен, — сказал я ей.

— Если оливка – это девочка, думаю, у нас есть для нее идеальное имя, да?

Я почувствовал, как дернулся мой кадык, когда я с трудом сглотнул. И это было не из-за съеденного лосося. Ее предложение значило для меня… нечто глубокое и очень личное.

— Ты бы назвала её так?

— Мне правда нравится имя Лорел, и если ты не против, то... да, конечно, — ответила она, её глаза стали чуть ярче, чем мгновение назад.

Я был ошеломлен, до предела покорен ее великодушием и готовностью преподнести мне такой щедрый подарок, особенно во время такого ужасного обрушившегося на нее горя.

— Я бы очень хотел назвать нашу девочку Лорел в память о моей маме, — честно признался я, после чего протянул ей маленький кусочек хлеба, оторванный от багета.

Она взяла кусок хлеба и медленно начала его жевать, не отрывая от меня своих глаз.

— Хорошо, значит решено, — сказала она тихо, задумчивым и довольно отрешенным голосом.

Я представил, о чем она могла задуматься, поэтому сам озвучил ее мысль.

— А если оливка – это мальчик?

— Да, да, да. — Она начала плакать. — Я хочу… назвать его Том-м-мас, — выдавила она, после чего дала волю слезам прямо над Атлантическим океаном, в салоне первого класса, на борту самолета 284 британских авиалиний, ночного рейса из Сан-Франциско в Лондонский Хитроу.

Я притянул ее к себе и поцеловал в макушку. Я обнимал Брианну, позволив ей сделать то, что она давно должна была сделать. Она тихо плакала, и никто даже не обратил на нас никакого внимания, но все-таки мне было больно наблюдать за тем, как она проходила через следующий шаг в этом весьма нормальном процессе.

Стюардесса — обладательница легкого ирландского акцента и бейджа с именем Дороти — была явно догадливой девушкой, она бросилась к нам предложить свою помощь. Я попросил ее забрать ужин и принести нам дополнительное одеяло. Дороти, похоже, поняла, что Брианна горевала, поэтому быстро убрала еду, потушила свет и накрыла нас еще одним одеялом. Она взяла дополнительную заботу о нас на оставшуюся часть полета, и я напомнил себе отблагодарить ее за столь искреннюю доброту, когда мы через несколько часов приземлимся в аэропорту.

Оставшуюся часть этого полета я прижимал мою девочку к себе, пока она не исчерпала запасы слез и не погрузилась в сон. Я тоже заснул, но не крепко. Мой разум не находил себе покоя. У меня было полно забот, и я мог только надеяться и молиться, что мой блеф, разыгранный с Оукли на панихиде, сработает. Я был готов выполнить все, что обещал, если кто-то навредит Брианне, понимая, что с этой минуты она будет под усиленной охраной.

Я не знал, кто был ответственен за убийства Монтроза и Филдинга. Я не знал, был ли Том Беннет частью этого беспредела и был ли он убит. Я не знал, кто послал идиотское текстовое сообщение на старый мобильник Брианны или кто звонил с угрозой о взрыве той ночью, когда мы были на мероприятии, посвященном Маллертону. Я не знал многого дерьма, в ответах на которое действительно нуждался.

Меня переполнял страх.

Беспредельный, ненормальный, сводящий меня с ума, парализовавший мою гребаную башку страх.


Глава 18


— Я проспала почти три дня к ряду, как только мы вернулись в Лондон. Я нуждалась в этом, да и возвращение к привычной обстановке очень помогло, — рассказывала я доктор Розуэлл. — Я начала научно-исследовательский проект, порученный мне университетом, а окружающие меня верные друзья помогают мне организовывать свадьбу.

— Что стало с ночными кошмарами, когда ты отказалась от лекарства? — спросила она.

— Они стали непостоянными. Как только я перестала принимать таблетки, они снова начали мне сниться, но сейчас, после случившегося — после смерти отца — они вновь прекратились. Как вы думаете, это потому, что сейчас мой разум наполнен куда более ужасающими вещами, придя на смену тому, что мне снилось раньше?

Доктор Розуэлл присмотрелась ко мне и спросила:

— Смерть твоего отца хуже того, что случилось с тобой, когда тебе было семнадцать?

Оу. Тяжелый вопрос. Прежде я об этом не задумывалась. Моим первым порывом было сказать, что, разумеется, смерть моего отца была хуже, но, если откровенно, я не думаю, что это так. Сейчас я была старше и могла взглянуть на вещи с иной точки зрения, нежели в то время, когда была подростком, кроме того, я пыталась покончить с собой из-за снятого на видео изнасилования. В данный момент меня даже мыслей таких не посещало. Я хотела жить. Хотела прожить свою жизнь с Итаном, в том числе заботиться о нашем ребенке. Других вариантов не существовало. Пока я сидела в кабинете доктора Розуэлл, на меня вдруг нашло озарение, лучики которого помогли мне понять, что я буду в порядке. Я пройду через это, и со временем в мою жизнь вернется радость.

Я покачала головой и честно ответила своему психотерапевту.

— Нет. Не хуже.

Она записала это своей бирюзовой авторучкой, которая, по-моему, была очень красивой.

— Спасибо, что помогли мне увидеть всё с такой ясностью, мне кажется, это со мной впервые, — сказала ей я.

— Можешь объяснить, что ты имеешь в виду, Брианна?

— Вот, что я думаю. — Я набираю полную грудь воздуха и выпаливаю на одном дыхании. — Я знаю, что мой отец любил меня, и знаю, что он был в курсе, как сильно я любила его. У нас были такие отношения, в которых мы всегда разделяли чувства друг друга, не испытывая никаких сожалений. Я убита тем, что наше время так внезапно оборвалось, но с этим ничего не поделать. Такова жизнь. Посмотрите на Итана, который потерял свою мать в возрасте четырех лет. У них не было времени, и он почти не помнит ее. У меня же был замечательный любящий отец почти двадцать пять лет.

Доктор Розуэлл одарила меня сияющей улыбкой.

— Я очень рада слышать это от тебя. Боюсь, ты взломала секретный код. Вскоре у меня не останется никаких предлогов, чтобы продолжать посылать тебе счета на оплату моих услуг.

— Э-э... нет, этого не произойдет, доктор Розуэлл. Вы застряли со мной на долгие годы. Только представьте себе все эти материнские переживания, с которыми мне предстоит столкнуться в ближайшее время.

Она мило рассмеялась в свойственной ей манере.

— С нетерпением жду этих бесед. — Она закрыла свой блокнот и надела колпачок на свою авторучку. — Итак, расскажи-ка мне о свадебных планах. Хочу услышать каждую деталь...


Я обнаружила, что Facebook был довольно неплохим инструментом для организации свадьбы. Элейн предложила мне воспользоваться им, потому что она была полностью поглощена организацией собственной свадьбы и знала в этом толк. Я села, заранее заварив себе клюквенный чай, и вошла в свой аккаунт.

Я создала закрытую группу для обмена фотографиями и деловыми связями, которая включала меня и мою маленькую армию пехотинцев: Габи, Бена, Ханну, Элейн, Мэри и Викторию, организатора свадьбы, которая посвятила свою жизнь интересной, но, на мой взгляд, очень не простой работе. Все складывалось на удивление гладко, если принять во внимание, что уложиться нужно было в немыслимые пять недель. Учитывая мою беременность и нестабильный гормональный фон, я решила, что, испытав невыносимую утрату, я справлялась чертовски хорошо.

Итан был так занят на своей работе, что мы едва видели друг друга, и большинство наших разговоров сводились к текстовым сообщениям. Я знаю, что он беспокоился обо мне и старался уделять мне как можно больше внимания, но свободного времени катастрофически не хватало. Я понимала, под каким давлением он находился, да и мне, в любом случае, требовалось время, чтобы свыкнуться со всем, что произошло за последние недели. Он приходил домой очень поздно, и стоило ему переступить порог, он чаще всего хотел лишь двух вещей: заняться любовью и держать меня на расстоянии вытянутой руки во время сна. Потребность Итана в физической близости была по-прежнему сильна, как никогда. Я нисколечко не возражала. Думаю, мне требовалось это не меньше, чем ему. Мы оба волновались друг о друге.

Я быстро настрочила сообщение Элейн о фотографиях с цветочными композициями, которые она разместила, и пошутила, что на Facebook мы общаемся друг с другом больше, чем при встрече. Действительно глупо, особенно, если учесть, что она жила в том же здании, что и я. К тому же Элейн и Нил были по уши завалены работой в Блэкстоун Секьюрити Интернэшнл, как Итан. Никто не располагал достаточным количеством свободного времени.

Я вышла из группы и проверила свой главный профиль, чтобы посмотреть оставленные для меня новые сообщения. Было несколько уведомлений о пожертвованиях из Фонда Колледжа Меритус в Сан-Франциско, которому в течение многих лет мой отец оказывал поддержку. Это была нужная благотворительность, взявшая на себя обязательство оказывать помощь малообеспеченным, но целеустремленным детям, стремящимся получить высшее образование. Я знала, что он бы одобрил это, поэтому объявила, что вместо цветов средства могут быть направлены на пожертвования непосредственно в Меритус. Фонд любезно присылал мне уведомления всякий раз, когда кто-нибудь оставлял подношение на имя моего отца. Пол Лэнгли оставил подарок, как и персонал Галереи Ротвейла, и отец Габи, Роб Харгрив. Их внимание глубоко тронуло меня, и в своих ответных благодарственных посланиях я так им и написала.

Я опубликовала милую фотографию в своем профиле, где мой отец держал меня, когда я была ребенком. Я как раз сканировала снимки из фотоальбомов, которые забрала из его дома и привезла с собой. Конкретно на этой фотографии мы оба были одеты во что-то наподобие пижам, так что, скорее всего, это был утренний снимок. Папа усадил меня перед собой на стол, лицом к камере, и мы оба широко улыбались. Интересно, кто нас снимал? Моя мама? Папа был так молод на этом фото... и выглядел таким счастливым. По крайней мере, у меня были эти драгоценные воспоминания, которые я могла хранить в своем сердце.

Мне стало грустно, когда я поняла, что у моего малыша не будет фотографии с дедом. Теперь уже не будет... Грудь пронзила знакомая боль, и мне на мгновение пришлось закрыть глаза и просто подышать.

Боль становится невыносимой, когда вы напоминаете себе, что никогда не увидите их, не обнимите, не посмеетесь вместе с ними, никогда с ними больше не поговорите...

Ужас.

Зато у Джонатана будет фотография с внуком. Да, будет. Я знала, что отец Итана примет активное участие в жизни внука. Меня радовала мысль о том, что Джонатан и Мари станут нашими нянями и всегда присмотрят за малышом. Моя тетя станет «бабулей» моему ребенку, поскольку моя родная мать не проявляла никакого интереса. Уф. Смени тему, пожалуйста.

Характерный звуковой всплеск оповестил о новом сообщении и открылось диалоговое окошко.


Карл Уэстмен: Привет. Я только что вошел в систему и увидел, что ты в сети. Я приехал в Лондон на Игры, надеюсь, мы сможем пересечься, пока я в городе. На самом деле, я приземлился вчера утром. Все еще восстанавливаюсь после смены часовых поясов. :/ Как ты?


Карл... Он нашел меня на Facebook вскоре после похорон, и с тех пор мы иногда перебрасывались парой слов. Я вспомнила, как он говорил, что компания посылала его на Игры, и Джесс тоже напомнила мне об этом. Она была очень расстроена, что не смогла поехать с ним, ведь она была ярым любителем спорта. Олимпиада была для нее куда более значима, чем для меня. И все же, проведение ХХХ Олимпийских игр в вашем городе — захватывающее событие, независимо от того, как вы к ним относитесь.


Брианна Беннет: Лучше... спасибо. Где ты остановился в Лондоне?

Карл Уэстмен: В «Челси», конечно! Пока я здесь, я не упущу возможность соприкоснуться с историей и побывать там же, где и Джими.

Брианна Беннет: Ха! Я помню. Это забавно, потому что отец Итана заберет меня чуть позже на обед. Он раньше работал таксистом и знает в Лондоне каждый закоулок и историю подобных мест. Ты можешь встретиться с нами, если хочешь, и получить краткий урок истории??

Карл Уэстмен: Было бы здорово. Спасибо! Напиши мне название ресторана, когда вы туда доберетесь, и я найду вас, ребята.


Я вышла из Facebook и направилась в душ. У меня была назначена встреча за обедом с моим свекром, а затем фотосессия. Сегодня некогда предаваться лени.


— Итак, сегодня на дежурство Итан подрядил вас, да? — спросила я Джонатана, в перерывах между разговором уплетая по-настоящему вкусный салат с курицей. Мне бы не забыть вяленую вишню и укроп в следующий раз, когда буду его готовить. Мой аппетит немного улучшился, но я не знала, вызвано ли это моей беременностью или тем, что я смирилась со смертью моего отца. В любом случае, теперь я могла смотреть на еду без желания отвернуться и блевануть.

— Мне ничего об этом не известно, моя дорогая, я просто хотел пригласить на обед свою будущую невестку, вот и все, — сказал он, пожав плечами, с блеском в карих глазах. — Итан сказал мне, что Лена сегодня не будет.

— Ха! Так я и думала, — со смехом произнесла я. — Мне уже знакома его тактика, Джонатан. Итан не отпустил бы так легко своего охранника, тем более без веской на то причины. — Я пригубила сок. — Мне известно, что он чересчур меня опекает и делает это потому, что любит меня.

— Как же хорошо ты его знаешь. На самом деле, я бы сказал, что ты превратила моего сына в человека, которым, я надеялся, он когда-нибудь станет, но боялся, что никогда этого не дождусь. — Джонатан улыбнулся мне с искренней добротой и без всякого осуждения.

— Из-за войны? — спросила я. — Знаю, что в армии с ним случилось что-то очень плохое, но не знаю, что именно. Он не может поделиться этим со мной... пока.

Джонатан нежно похлопал меня по руке.

— Ну, значит, мы с тобой в равном положении. Мне тоже неизвестно, что они сделали с моим сыном. Только знаю, что он вернулся домой с затравленным, тяжёлым взглядом, которого раньше не было. Но я знаю, что сейчас, когда он нашёл тебя, он больше похож на Итана, которого я знал, когда он был моложе. Ты освободила его, Брианна. Я вижу, как он смотрит на тебя и как вы счастливы друг с другом. — Он глотнул пива. — Короче говоря, ты сделала старика очень счастливым, сняла груз с его души.

— Я чувствую то же самое к нему, во многих отношениях. Итан спас меня от самой себя.

Джонатан внимательно выслушал меня и указал на мой живот.

— Ты поймёшь, что никогда не перестанешь беспокоиться о своих детях, независимо от их возраста.

— Я слышала это много раз, — тяжело вздохнула я. — Сейчас я беспокоюсь... о нем или о ней. — Я прикоснулась к своему животу. — Если со мной что-то случится... тогда... я уже не смогу испытать это на себе.

— С тобой ничего не случится, моя дорогая. Итан не допустит этого и я тоже. Следующие несколько недель ты будешь очень занята, а твой график заполнят планы и мероприятия, но скоро все уляжется, и вы вдвоём будете строить семейную жизнь, а я ожидать рождения моего четвертого внука.

Он улыбнулся мне, и я от всей души ответила ему тем же, начиная проявлять к отцу Итана безграничное уважение. Он стал бы любящим дедушкой для нашего ребёнка, и мне было приятно от осознания того, что он переживает за нашу маленькую семью. Для кого-то это покажется незначительным, но для меня это многое значило. Джонатан дал мне то, что не могла дать и не даст родная мать — простое благословение с пожеланием достатка и счастья нашей зарождающейся семье.

Мы направились к выходу из ресторана, когда я заметила буквально влетевшего в помещение Карла, выглядящего немного изможденным по сравнению с тем беззаботным парнем, которого я помнила со средней школы.

— Брианна! Боже, мне так жаль, что я опоздал. Я получил твоё сообщение, но потом меня задержало одно безотлагательное дело, а за ним другое. — Он поднял руки в извиняющемся жесте. — Пришлось задержаться по работе.

Подойдя ближе и обняв меня, он нежно поцеловал меня в щеку.

— Карл, это мой... свекор, Джонатан Блэкстоун. Джонатан, это Карл Уэстмен, старый друг из моего родного города. Мы когда-то соперничали друг с другом в лёгкой атлетике.

Они пожали друг другу руки, и мы несколько минут поболтали. Карл казался расстроенным, что пропустил наш обед и «воссоединение», как он выразился. Я сомневалась, что Итан бы справился с любого рода связью между мной и Карлом. По правде говоря, я бы тоже могла без неё обойтись. Я не имела ничего против старой дружбы, но в таком случае она несла в себе очень много дополнительных эмоций, а они в свою очередь ставили меня в весьма неловкое положение.

— Джесс убьет меня за то, что проделал такой путь в Лондон и даже секунды не выкроил для того, чтобы поговорить с тобой и наверстать упущенное, — сказал он мне, после чего повернулся к Джонатану. — И я жалею, что упустил возможность получить бесценную туристическую информацию от вас, мистер Блэкстоун.

— Если вы интересуетесь историей и местными достопримечательностями, имеющими отношение к Хендриксу, я могу поделиться тем, что знаю. Я возил по этому городу сотни туристов более двадцати пяти лет. По-моему, я показал им все, что только мог. — Джонатан дал Карлу свою визитную карточку. — Напишите мне на электронную почту, и я пришлю вам все, что у меня имеется. Полагаю, вы захотите увидеть отель Самарканд под номером 22 на Лэнсдаун Кресент в Челси.

— Совершенно верно. — Карл взял визитку Джонатана и положил её в карман. — Спасибо за любую информацию, которую вы сможете мне предоставить. Я ограничен во времени, поэтому хочу использовать его по максимуму. — Он снова повернулся ко мне. — Итак... представится ли нам шанс ещё как-нибудь пересечься? Наверно, тебе сейчас нужно быть в другом месте, да?

— Да, у меня фотосессия чуть больше, чем через час, но мне нужно время, чтобы подготовиться. — Я на мгновение призадумалась. — Ты ведь пойдёшь на Игры, так? У Итана будут билеты почти на все олимпийские события, которые ты только захочешь посетить. Почему бы нам не встретиться на одном из соревнований по лёгкой атлетике, например, на беге с препятствиями или забеге на сто метров? Если честно, я с нетерпением жду возможности увидеть какие-нибудь состязания.

— Отлично, — сказал он. — Тогда созвонимся.

Карл снова обнял меня, и мы разошлись кто куда.

Джонатан не проронил ни слова, пока вёз меня в мою студию на съемку. Он казался задумчивым, и мне стало интересно... Как он относится к позированию в обнажённом виде? Что Итан рассказал ему об этом? Видел ли он когда-нибудь одну из моих фотографий? Думаю, я не узнаю, если не спрошу его, а ведь эта была не та тема, которую я обсуждала с людьми. Работа моделью была моим личным делом, а не предметом разговоров.

Я и опомниться не успела, как Джонатан подъехал к нужному адресу в Ноттинг-Хилле и дождался, пока я войду в элегантный белый дом, где сегодня проходила моя фотосессия. Я помахала ему рукой, когда вошла в дом, а затем приступила к работе. Моё внимание плавно переключилось на то, что меня наняли сделать.


Глупые вопросы, которые люди задают во время переговоров, иногда настолько нелепы, что я удивляюсь, как мне удается не запрыгнуть на стол и не закричать: «Как ты можешь быть таким тупым и при этом умудряться дышать?!». Увы... Я научился держать рот на замке, даже когда безумно хотелось его открыть.

Я как раз собирался украдкой затянуться столь необходимой дозой никотина после этого бессмысленного селекторного совещания, когда в мой офис позвонила Элейн. Она это делала так редко, что моё любопытство взяло надо мной верх.

— Итан, думаю, тебе стоит подойти к стойке регистрации.

— Да? Что случилось?

— Это Мюриэль... из газетного киоска. Она здесь, чтобы лично передать тебе пакет, и не оставит его никому, кроме...

Я вылетел из своего кабинета и рванул к Элейн прежде, чем она успела закончить предложение.

Моё сердце бешено заколотилось, и меня захлестнуло беспокойство. Я с трудом затормозил, когда ворвался в приемную. Там находилась ожидающая меня Мюриэль во всей своей усатой, лошадино-зубастой красе. Она держала в своих перепачканных чернилами руках пакет, переведя на меня зелёный с крапинками взгляд, когда я устремился к ней.

— Мистер, у меня кое-что есть для вас. — Она потрясла конвертом. — Вы сказали, кто-нибудь или что-нибудь…

— Да. Кто-то только что оставил это в твоем киоске? — Я указал на то, что она держала в руках.

Она кивнула и обвела взглядом комнату, оценивая обстановку и, вероятно, подсчитывая свое вознаграждение.

— Да, около часа назад. Я не могла оставить рабочее место. Там написано «Блэкстоуну», а я запомнила, что вы называли номер сорок четыре.

Я старался не удивляться тому, что она умеет читать, и кивнул в ответ, чувствуя, как в крови начинает бурлить адреналин. Что на этот раз? Очередные угрозы в адрес Ивана?

— У тебя отличная память, Мюриэль. Спасибо, что оставила киоск и пришла сюда, чтобы доставить это лично. — Я полез в карман, чтобы вытащить бумажник. — Я ценю твою самоотверженность.

Я протянул ей двадцатку, и мы произвели обмен. Она быстро кивнула и повернулась, чтобы уйти. Я оторвал красную ленту и вскрыл конверт, — остро осознавая, что он идентичен тому конверту, который я получил в день мероприятия, посвященного Маллертону, — тот же самый конверт, в котором были фотографии Ивана плюс загадочное сообщение, которое гласило: «Никогда не пытайся убить человека, который собрался покончить с собой» или какая-то бессвязная чушь, на которую у меня сейчас не было времени. И все же я не мог рисковать жизнью моего кузена. Через неделю он будет в центре внимания на Играх, комментируя все турниры по стрельбе из лука, в самой гуще устроенного журналистами ажиотажа, раздавая интервью, на виду у всех. Если кто-то охотился за ним, мне нужно было принять меры предосторожности.

Я засунул руку внутрь и вытащил фотографии, точно такие же, как в прошлый раз — глянцевые черно-белые, восемь на десять. Я почувствовал, как меня пронзил ужас. Это были вовсе не фотографии моего кузена. Это были фотографии Брианны...

Черт, нет! Нет. НЕТ!

Снимки были последовательностью отснятых на улице кадров — в тот день, когда мы с Брианной пошли на первый прием к доктору Бернсли, как чуть позже обедали на улице, прежде чем зашли в «Аквариум Фаунтина». Фотографии, где мы обнимались на тротуаре после того, как вышли из офиса врача. Фотографии, где я касаюсь ее живота и целую ее. Фотографии, где мы уплетаем сэндвичи и говорим о нашей неожиданной встрече в канун заснеженного Рождества. Даже фотография, где Брианна снимает меня на свой мобильный телефон и смеется, поскольку это было сразу после того, как я вышел из магазина, пропитанный ароматом детских какашек. Но ведь я бы заметил, если бы кто-то нас фоткал. Я бы их увидел. Как я это упустил? Как, мать вашу, я это упустил?!

Я отвлекся. Отвлечение — враг номер один в сфере безопасности, и я с треском провалился. Я отвлекся на визит к врачу, а потом на безумие в магазине аквариумов — абсолютно несосредоточенный на том, где мы были и кто нас окружал, даже не заметив, что за нами кто-то следил!

Я застонал и снова их просмотрел. Я не обнаружил ни одного послания или двусмысленной пометки на обороте хотя бы одной фотки. Я поднял голову и понял, что Мюриэль ушла.

— Соедини меня с Брианной, — рявкнул я на Элейн, — и скажи ей, чтобы она ждала меня на линии! Мне срочно нужно с ней поговорить!

Затем я рванул к лифтам.

— Мюриэль, подожди! — Я нагнал ее в вестибюле, когда она выходила из здания. Уверен, окружающие наверняка подумали, что я спятил, благодаря зрелищу, которым я их порадовал, но это не имело значения. Они могли думать все, что угодно.

— Да, мистер?

— Кто? Вы видели, кто оставил конверт?

Она подняла глаза, и они чуть заметно вспыхнули. Это был момент истины, когда она либо поможет мне, потому что была хорошим человеком, либо использует меня в корыстных целях, потому что таким человеком не была.

— Да, когда он уходил. Я видела его со спины.

— Что ты помнишь о нем? Телосложение, цвет волос, хоть что-нибудь? Это очень важно, — взмолился я. — В этом пакете были фотографии моей девочки... жены. Ее жизнь, скорее всего, в опасности. — Я понизил голос. — Пожалуйста, Мюриэль. Любая мелочь, которую ты вспомнишь, может помочь.

Она на мгновение задумалась, ее взгляд практически застыл.

— Он говорил по мобильнику, я только видела его спину, когда он уходил. У него были каштановые волосы, и он был не таким высоким, как вы.

Каштановые волосы и ниже меня ростом. Эта информация не сильно поможет в городе с миллионами подпадающими под ее описание. Мне нужно было вернуться наверх и убедиться, что Элейн нашла Брианну.

— Еще раз спасибо, — без энтузиазма произнес я, и повернулся, чтобы уйти.

— Но кое-что я все-таки заметила, — крикнула мне вслед Мюриэль. — Речь... он не местный. Он Янки.

Сталкер был американцем. Наверно, нанят людьми Оукли... А, может быть, Филдинг все-таки не умер. Возможно, он здесь, в Лондоне. О нет! Пожалуйста, нет!

У меня кровь застыла в жилах от сказанного Мюриэль. Все возможности и сценарии прокручивались в моей голове с ужасающей скоростью.

А затем ноги сами собой пришли в движение.

Загрузка...