Салон мадам Кассандры, или Дневники начинающей ведьмы

НОВОСТИ И СЮРПРИЗЫ

Я проснулась оттого, что мама и папа собирались на работу. Мне постелили в проходной комнате на диване, и теперь родители ходили мимо меня туда-сюда, разыскивая разные нужные вещи, которые, как водится, лежали в гостиной. Папа с мамой уже отвыкли, что я ночую в этом доме, и поэтому они то шепотом, то в полный голос выясняли, кто и что куда положил. На какое-то мгновение в моей сонной голове мелькнула мысль, что я проспала в институт, вот уже все уходят, а я еще валяюсь, но потом вспомнила, что уже «большая» и ни в какой институт мне не надо. А надо в издательство. И проснулась я вовремя… Я потянулась, встала и пошлепала на кухню.

Мама варила кофе. Она только поставила турку на огонь и внимательно за ней наблюдала. Рядом на сковородке шипела яичница с помидорами, а на столе стояла тарелка с очищенным грейпфрутом. Для мамы. Вчерашние булочки и кусочек торта тоже стояли на столе. Папа любил плотный завтрак.

– Привет, мам, доброе утро.

– Доброе утро, Сашуля. Хотела тебя будить, ты вчера говорила, что тебе надо в издательство?

– Да, надо. Только зайду домой переоденусь.

– Сначала позавтракай. Тебе яичницу или фрукты?

– Яичницу.

– Я так и подумала. Иди умывайся.

Я быстро собрала диван, аккуратно сложила и убрала на свою полочку в шкаф пижаму. У меня была полочка, а вернее, отделение в шкафу в родительском доме. Это мой дом, я могу прийти в любую минуту, здесь у меня есть тапочки, пижама, халат, их никто, кроме меня, не носит. Здесь мои книги, за исключением самых любимых, я и зарегистрирована по этому адресу.

Начищая зубы моей персональной щеткой, подумала, что, имея красавицу мать, не люблю, когда меня называют красавицей. Очаровательной, милой, умной – да. Но красавицей… Мне приелись холодные и отрешенно-красивые лица девушек, мелькающие на экранах телевизоров. Как правило, красота – это единственный капитал и, увы, единственное содержание человеческой особи женского пола с длинными ногами и размерами 90-60-90. Плюс хватка и стервозность.

Не знаю, каково с ними мужчинам, но у меня от разговоров «красавиц» просто скулы сводит. Хотя мужики в этом плане не слишком притязательны. Я ничего не имею против красоты, как таковой. Есть лица, которые так прекрасны, что и ума не надо. Но в основном… не помешало бы. А еще мне кажется, такие слова, как «красотка», «красавица», в наше время приобрели оттенок профессии. Красота стала образом жизни и, что самое печальное, товаром. Хотя, если читать классику, так было всегда. «Ярмарки тщеславия» испокон веков не закрывались. Женщины использовали свои внешние данные для завоевания места под солнцем с сотворения мира, и ничего с этим поделать нельзя. Наше время всего лишь отличается цинизмом и вульгарностью. И только.

Мы мило и по-семейному позавтракали, и я побежала домой переодеваться и краситься. Мне хотелось «выглядеть». Во-первых, сегодня мне покажут, какие они будут, мои книжки, а во-вторых, надо на работу, а там… Даже думать не хочется о вчерашней встрече, плохо делается от одной мысли, что я увижу холодные теперь глаза Аристарха. Глеба снесло взрывной волной страсти… Катерина улетела… Некуда кинуться за утешением.

В издательстве меня встретили приветливо. Похвалили, обласкали. Заставили расписываться и одобрять. Не знаю, как другим авторам, а мне мои творения показались просто диво как хороши. Что-то подобное, наверное, чувствует мать, когда ей показывают ее первенца. Никто не в состоянии переубедить женщину в том, что она произвела на свет чудо. Даже если ей покажут парочку крокодилов в памперсах. Все равно они будут самые лучшие: самые зеленые, самые пупырчатые. Когда я вдоволь налюбовалась, обсудила детали с редактором, меня попросили подняться в кабинет к шефу. Его за глаза называли «папиком». «Папик» восседал в кресле, но при виде меня галантно привстал. Отец Андрея еще при первой встрече показался мне красивым мужчиной. Сейчас я смогла разглядеть его внимательнее. Да, безусловно, хорош. Моложе моего отца, другой типаж, более крепкого телосложения, по манерам более вальяжен. Я поймала себя на том, что чересчур пристально его рассматриваю. Похоже, я уже вошла в «режим поиска». Нам принесли кофе. Мой издатель поинтересовался, как идут дела в работе над «Дневниками ведьмы», я ответила, что неплохо и, возможно, я закончу в срок, если придумаю финал. Михаил Александрович немного помялся и, наконец, перешел к тому, что его волновало гораздо больше, чем мои произведения…

– Саша, простите, ради бога, но мне хотелось бы знать, Андрей отдает вам долг?

Я задумалась. Как ему сказать, что деньги я получила, но от Кати? В голову ничего не приходило, а молчать неудобно. Еще подумает что-нибудь совсем нехорошее о сыночке. Решила рассказать ему все, как оно было. Поведала озабоченному отцу шалопая, что его сын мне ничего не должен, что Катерина увезла его долги в Париж и только он сам может решать теперь, как поступать. Михаил Александрович огорчился:

– Боже мой, Саша! Как мне жаль! Я совсем не уверен, что он сможет собраться с силами и отдать Кате деньги. Кажется, он потеряет эту девушку… Катя мне очень нравится, она талантливая, умная и сильная.

– Она добрая.

– Да. К моему сыну даже слишком.

– Это не мое дело, но я уверена, что у Андрюши получится.

– Вы оптимистка. Я, увы, нет. И неплохо знаю своего сына. Буду рад оказаться не прав.

Он грустно покачал головой. Я не стала его разубеждать, тем более если честно, то сама думала так же. Посмотрела на часы. Время, время. Вежливо попрощавшись, побежала на работу. Мне уже было не так страшно, в самом уголке страдающей души пробивался робкий росток надежды. Вот выйдут мои книжки… Вот стану я знаменитая… Тогда он пожалеет… И придет… И попросит прощения… Стандартная чушь, которой утешают себя девушки. Глупо, но помогает!

Когда я доехала до улицы Воскова, я уже была почти в порядке. В салоне уже собрались все, кроме Аристарха. Таня и Луша выглядели отдохнувшими и похорошевшими, Витя был, наоборот, немного изможден, но глаза светились безумным светом, свойственным одним влюбленным. Мне обрадовались все, кроме Александры Петровны. Прямо с порога мадам сделала мне внушение, что я пришла на час позже, хотя она велела явиться именно в это время. Я удивилась, но ничего не сказала. Не в моих правилах спорить с начальством, может, вправду не расслышала и перепутала? Всякое бывает. Заглянула в ежедневник. Если судить по записи, я пришла вовремя. Наверное, минутное и к вечеру пройдет. Но я ошибалась. Александра Петровна так и не сменила гнев на милость. Уборка к моему приходу еще не закончилась, но мадам зачем-то отпустила уборщиц и заставила меня мыть и чистить, невзирая на то, что ради первого рабочего дня я пришла, нарядившись в самое элегантное из оставленного мне Катериной. Хорошо, в туалете нашлась пара перчаток и старое полотенце, смогла спасти свежий маникюр и новую юбку. Однако волосы были в пыли, косметику пришлось смыть, потому что в глаза все время что-то попадало. Передохнуть, попить чаю, поболтать с Лукерьей мне не удалось – Александра Петровна гоняла меня как вшивого по бане, постоянно выискивая в моей работе недостатки. Я мыла, вытирала пыль, начищала дверные ручки, раковины и унитазы и все не могла понять, какая муха укусила мадам? Еще мне приходилось отвечать на звонки, встречать клиентов и вести учет. К концу рабочего дня я была похожа на хомяка, побывавшего в пылесосе. Лохматая и в пыли! Именно в таком виде я и встретила Аристарха. Я побежала к двери на кваканье звонка, даже не успев снять резиновые перчатки. Может быть, именно поэтому не упала в обморок, не побледнела, не покраснела при виде любимого мужчины, а устало мотнула растрепанной головой и сказала:

– Здравствуй, Аристарх.

– Здравствуй, Саша, – ответил он, скользнув по мне долгим печальным взглядом, и пошел по коридору в кабинет мадам.

И все. А я осталась в дверях. Через минуту в коридоре нарисовалась Александра Петровна:

– Спасибо, Саша, все. Можешь идти домой.

– Мне осталось домыть прихожую, – возразила я.

– Уборщица домоет утром. Иди, иди. Отчет я распечатаю сама. Деньги оставь в верхнем ящике стола. Я посчитаю.

Сказано с явным нажимом, без любезности. Хорошо, хозяин – барин. Я сложила перчатки и полотенце под раковину, деньги за прием в верхний ящик стола, ополоснула лицо, отряхнула одежду и вышла во двор. Витя Инеев возился со своей любимой «тойотой». Если бы не он, я бы не стала сдерживаться, поплакала бы по пути к метро. Виктор закрыл капот, предложил:

– Саш, давай подвезу.

– Я же в Купчине живу. Тебе не по дороге.

– Теперь я тоже там живу. Так что давай, подруга, садись.

Я села. В машине у Виктора было уютно. Стильные чехлы, нежный освежитель. Никаких пошлых игрушек над лобовым стеклом. Заметно, что Витька любит чистоту. Перед тем как сесть за руль, он вымыл руки с мылом, сполоснул минеральной водой из бутылки, тщательно вытер чистой салфеткой. Мы не торопясь вырулили на проспект и поехали в сторону набережной. Мне стало интересно, к кому Витька переселился в Купчино из так восхваляемого им Приморского района.

– У тебя там девушка? – осторожно поинтересовалась я.

– Да, – просто ответил Виктор, – Жанна.

– Ли? Жанна Ли?

– Да, Сашенька, только через две недели у нее будет другая фамилия. Моя. Мы женимся. Распишемся, посидим в ресторанчике. Жанка хотела тебя пригласить. Сама тебе позвонит. И еще, у нас будет ребенок.

– Твой?

А чей еще! Даже не сомневаюсь. Ее прежнего в Москву перевели сразу, как у нас все закрутилось. По большому счету, Сашка, я дико тебе благодарен за Жанку. Потрясающая баба. Тигрица! Или кошка, как подойти. Я такую всю жизнь искал! Готовит потрясающе, чистюля, каких мало, а уж остальное!.. Богиня!

– А она тебя любит?

– Конечно! Иначе бы ни за что от меня рожать не стала. Жанка со своим телом что захочет может делать. Даже сейчас продолжает заниматься всякими восточными штучками, типа йоги для беременных.

– Здорово, – вяло поддержала я. – Поздравляю.

А мне сказали: «Здравствуй, Саша». И прошли, как мимо вешалки в прихожей. Я сглотнула комок, плакать при Витьке было стыдно.

– Саш, – Виктор осторожно подергал меня за рукав, – а чем ты Петровне насолила?

– Почему ты так решил?

– Ну, здрасте! Ты меня за дурака, что ли, держишь? Ты пришла такая красивая, яркая, глаза горят, а она тебе тряпку в руки – и ну гонять! Ты же администратор, а не поломойка. Что произошло?

– Витя, вот честное слово, сама понять не могу! Все было замечательно, после курсов расстались чуть не подругами! Маме моей пирамидку подарила!

– А почему ты опоздала? Она этого не любит.

– В том-то и дело, что не опоздала! Я никуда не опаздываю, даже раньше пришла. Александра Петровна сама велела к этому часу. Вот, у меня все записано! Не понимаю, в чем дело! Совсем не понимаю.

– Плохо, Сашка. Тогда совсем плохо. Чем-то ты стала ей неугодна. Она тебя изведет.

– Меня? Да за что? Я не верю. Александра Петровна не такая. У нее просто сегодня плохое настроение.

Глупости. У нее плохое настроение не просто так. Поверь. Значит, ты ей мешаешь, а убрать тебя впрямую она почему-то не может. Сашка! Послушай меня. В этом городе шарлатанов от магии до дури, но она – настоящая. Ищи себе другую работу. Тебе в салоне небезопасно. Уходи. И талисман ее не носи. Он работает на тебя, пока Александра к тебе хорошо относится. Вижу, ты мне не веришь, и напрасно. Я дам тебе телефон одной тетки. Она круче Петровны, правда, больше на картах, но колдунья сильная. Петровна ее к себе звала, но умная, не идет.

Витька притормозил у обочины, порылся в портмоне, достал маленькую засаленную записную книжку, долго листал, потом начал диктовать телефон. Я записала мобильный. Номер показался знакомым.

– Вить, а ее не Юлианой зовут?

– Юлианой. Откуда знаешь?

– Меня Александра Петровна к ней посылала.

– Ты ей понравилась?

– Вроде да.

– А она тебе?

– Очень.

– Так иди к ней! Не тяни, пока хуже не стало.

– Витька, ты уверен, что надо?

– Да, Саш. Присмотрись, сама поймешь. Виктор довез меня до самого дома, и я решила, что сегодня, пожалуй, не пойду к родителям ночевать. Побуду дома.

У себя на уютной кухне я накрыла стеклянную столешницу любимым египетским платком, зажгла голубую свечу и разложила карты. Получалась полная ерунда. Если верить моему раскладу, то в том, что Александра Петровна изменила отношение ко мне, виновата любовь молодой девушки. Любовь! Если не считать мои двадцать пять с хвостом старостью, то молодая девушка – это я. При чем тут моя любовь? Роман на работе? Отношения с Аристархом Александра Петровна не запрещала. Даже поощряла, причем довольно недвусмысленно. Глеба она в глаза не видела, да и нет у меня к нему никакой любви. Так, товарищи по постели. Не больше. Хорошее отношение Вити – совсем не любовь, тем более что Инеев собирается жениться и стать папочкой. В чем же дело? Может, сама Александра Петровна втайне убивается по Аристарху? Потому и выставила из салона, как только он появился? Почему тогда не сделала этого раньше, когда все только начиналось? Нет, не похожа Александра Петровна на женщину, которая увлекается мужчинами моложе себя. Если допустить невозможное – они любовники, то зачем она взяла меня на работу? Разве мало женщин-администраторов зрелого возраста? И потом, Аристарх ко мне даже не подошел! На что злиться? Да, я люблю его, но он-то подобных чувств ко мне не выказывает. Холоден, как айсберг в океане, как пела Пугачева в моем далеком детстве. За что меня гнобить? За то, что я полюбила? Так мне самой от этого плохо! Предмет моей страсти в упор меня не видит! «Здравствуй, Саша!» – вот что я услышала от мужчины, который два с половиной месяца назад сказал: «Я тебя люблю. Я уже давно не говорил ничего подобного женщине». Слова, слова. Как много они для нас значат и как мало стоят. Никак не могу к этому привыкнуть. Я несколько раз повторила расклад, но все время карты говорили одно и то же… Я даже усомнилась в правдивости своего гадания, хотя парижская колода никогда раньше не врала. У меня даже возникло искушение взять бабушкины карты. Но она строго-настрого запретила мне ими пользоваться до того, как я рожу своего первенца. Так научила ее свекровь, и так она велела сделать и мне. Хранилась бабулина колода в шкатулке, рядом с ней лежала тетрадка, в нее моя старушка красивым и четким почерком записала значения карт и их сочетаний, начертила расклады. С помощью своих карт бабушка могла расследовать ситуацию как заправский разведчик и никогда не ошибалась. Она не раз выводила отдельных моих ухажеров на чистую воду. Уж бабулечка бы точно помогла мне все выяснить, но… нельзя так нельзя.

Никакого озарения во сне, как я надеялась, ко мне не пришло. Разобраться в причинах дурного отношения ко мне Александры Петровны я так и не смогла, но решила предпринять кое-какие меры. Чтобы мадам не нужно было доводить меня до неприглядного вида, заставляя выполнять работу уборщицы, я придумала прикинуться серой мышкой. Для этого я перерыла мой обширный шкаф и гардероб в прихожей. Наконец, нашла себе подходящий прикид. Черные брюки без затей, черный «менеджерский» пиджачок и серую шелковую блузу. В таком похоронном виде я давно не выходила на люди. Все эти вещи заставила меня купить бабушка, чтобы я ходила в них на собеседования и не пугала возможных работодателей своей экстравагантностью. Я их не выбрасывала и не отдавала, потому что бабушка не велела. Хранила «на всякий пожарный». Ну вот, пригодились. Буду носить на работу. Тем более, что по условиям устного договора с Александрой Петровной я должна подобрать себе преемника. Нет, вру. Цепляюсь за слова. Она меня отпустит, если все обстоит, как сказал Витька. Сама не хочу уходить. Если уйду – не увижу его. Так и не пойму, почему он меня разлюбил. И разлюбил ли.

Красить глаза я не стала, тронула губы бледной помадой. Нет, не мышка. Смуглые кареглазые девушки в мышки не годятся. Можно волосы в узел завязать, тогда стану типичной учительницей. Так я ходила на педсоветы. Интересно, за что сегодня меня будут пилить?

Пришла я в контору на полчаса раньше, чем положено. Даже мадам еще не было, уборщица выносила остатки мусора. Порядок в салоне был такой, как будто мы ждали в гости, как минимум, президента или главврача санэпидстанции. Я взяла веник и подмела лестничный пролет до самых дверей и вымыла ступеньки мокрой тряпкой. За этим делом меня застала мадам. Александра Петровна посмотрела недобро и строгим голосом приказала прекратить заниматься ерундой и приступить к исполнению моих прямых обязанностей! Поскольку нанимала она меня не уборщицей, а администратором, за это мне и платят. Она критически окинула меня взглядом с головы до ног:

– Саша, мы здесь не пылесосы продаем. К чему такой унылый вид?

Так. Понятно. Вчера, значит, уборщица, в новом костюме от Лютаевой должна была драить унитаз, а сегодня, оказывается, администратор. Это мы уже проходили. В «Сулле». Перед тем как выгнали. Грустно признавать, но Виктор прав. Надо уходить. Но куда? С одной стороны, я могла бы сидеть дома и писать. Но с другой… Я не справлюсь с одиночеством. Когда еще Катерина позовет меня в свой Париж… Надо искать какую-нибудь работу, чтобы быть среди людей, иначе у меня поедет крыша и начнется депрессия… Завтра подам заявление об уходе и сразу на биржу или в какое-нибудь агентство.

На секретарском столе меня ждал сюрприз. Там лежали два билета на антрепризный спектакль в один из питерских дворцов культуры. Об этом спектакле я недавно слышала от кого-то всякие восторженные отзывы. Вспомнила, от Андрея! Он в Москве на него ходил. Советовал посетить это культурное мероприятие, говорил, что мне это необходимо. Что он имел в виду? И кто оставил эти билеты у меня на столе? Уж явно не Александра Петровна! Во всяком случае, спросить ее я не решусь. Еще на столе лежал довольно объемистый матерчатый мешочек с крупными кедровыми орешками. Кому это? Мне? Но от кого? Надо спросить у Луши. Билеты на завтра. Если и вправду мне, то с кем я пойду? Надо подумать.

Мне повезло, мадам сегодня была слишком загружена, чтобы активно выражать свою внезапно вспыхнувшую неприязнь. К ней сплошным потоком шли посетительницы, отдохнувшие и посвежевшие дамы, видимо, чтобы разобраться с перспективой своих курортных романов. Александра Петровна работала без перерыва, как конвейер. Она даже от чая отказалась, так была занята. Зато я воспользовалась моментом и выскользнула на кухню попить чайку с Лукерьей. Луша была приветлива, но сдержанна. Обычно она теплее.

– Сашенька, а что это ты так строго одета? Что-то случилось?

– Нет, просто настроение такое…

– Бывает. А за что Александра Петровна на тебя сердится? Напортачила с компьютером?

– Нет.

– Хм… странно, странно. Ты с ней поосторожнее, Саша, очень советую. Она редко злится, но делает это очень долго.

– Луша, я правда ничего не понимаю, в чем я провинилась.

– Ты подумай хорошо, вспомни. Просто так ничего не бывает.

Ну, вот и она о том же, что и Витька. Что же я за преступление такое совершила по их колдовским меркам? Сама не знаю, а виновата. Надо к Юлиане, иначе никогда не разберусь. И от Луши исходит какое-то отторжение. Как будто ее коробит обращение «Луша».

– Лукерья Леонидовна, а вы, случайно, не знаете, что за орешки у меня на столе? Чьи они?

– Твои, Саша. Аристарх был где-то в Сибири, привез кедровых орешков. Вчера перед уходом всех одаривал. Мне еще медку баночку подарил. Так что не беспокойся, грызи.

Ага, «Лукерью Леонидовну» она проглотила, не стала меня поправлять, значит, я не ошибаюсь в своих ощущениях. А орешки от Аристарха. Может, и билеты от него? Может, он хочет со мной поговорить? Проверить, с кем приду в театр? Если с Глебом, значит, я его забыла, а если нет… А может, я что-то узнаю или пойму на спектакле? Очень важное? А вдруг Витька мне их подложил? Хочет мне подсказать, а не может. Боится говорить. Или по этическим соображениям. В любом случае надо идти. Мысли закрутились в моей голове, как белье в барабане стиральной машины. Мотыльковые крылья надежды затрепетали за моими поникшими плечами. Жить можно. Даже если уволиться. Я вымыла посуду за собой и за Лукерьей Леонидовной и пошла работать. Напряженные размышления о завтрашнем вечере позволили мне не замечать придирок Александры Петровны и ее подчеркнуто язвительного тона, когда я попросила разрешения уйти на час раньше, объяснив это тем, что мой друг пригласил меня в театр. Мадам долго и пристально на меня смотрела, но прочитать в моей голове ничего не смогла, кроме того, что я озвучила: «Мой друг пригласил меня в театр». Это было чистой правдой. Кто бы ни положил мне билеты на стол, я была уверена, что это друг. Что-то внутри настойчиво уверяло меня в этом. Может, интуиция?