Самая упрямая

4

— С тобой все в порядке? — спросил Алекс. Обеспокоенный долгим отсутствием гостьи, он заглянул в кабинет и застал ее неподвижно сидящей на краешке стола возле телефона.

Джина, мысли которой находились далеко, встрепенулась.

— Да… вполне…

— Поговорила с менеджером? — Джина кивнула.

— Он утверждает, что газетчики уже убрались из окрестностей моего дома.

— Полагаю, временно, — прокомментировал Лэнг. — Менеджер заедет за тобой?

— Нет. — Джина была бы счастлива никогда больше не видеться с Риверсом. — Так что придется тебе меня потерпеть. По крайней мере, до утра.

Алекс против этого не возражал, но заметил:

— Дело в том, что своей экономке я так и не позвонил… а сейчас уже поздновато ее беспокоить. Но, думаю, присутствие в доме Остина может служить гарантией того, что…

Он не договорил, однако Джина и так все поняла.

— Конечно.

По ее мнению, Лэнг напрасно беспокоится. Тот неожиданный поцелуй на шоссе сейчас казался ей абсолютно нереальным.

— Я провожу тебя в комнату для гостей.

Алекс вышел в коридор и свернул на лестницу. Джина следовала за ним, все еще слегка прихрамывая. Чем выше они поднимались, тем слышнее становилась звучавшая в одной из комнат музыка. Джина узнала последний альбом группы «Спаут».

Интересно, Лэнг знает, что это за мелодии? — мелькнула у нее мысль.

На втором этаже было несколько дверей. Джина сразу догадалась, за какой из них Остин, но отнюдь не по музыке. Просто рядом с его комнатой стояла на полу едва ли не вылизанная тарелка с лежащими сверху ножом и вилкой.

Выходит, Лэнг все-таки учел мое мнение и отнес сыну поесть, усмехнулась про себя Джина.

Алекс перехватил ее взгляд.

— Должен же он чем-то питаться!

— Я ничего и не говорю. Разумеется, должен.

— Погоди-ка… — Лэнг скрылся за другой дверью и вскоре вернулся с мужской пижамой. — Другого ночного белья у меня нет.

Джина взяла одежку и неуклюже произнесла:

— Спасибо…

— Прошу сюда.

Они вернулись на лестницу и поднялись на третий этаж. Здесь Алекс распахнул одну дверь, но внутрь заходить не стал.

— Видишь, ключ в замочной скважине. Но запираться тебе нет нужды. — Он окинул Джину взглядом, ясно говорящим: не бойся, и я пальцем тебя не трону! Выражение его лица было столь же убедительно, сколь и оскорбительно.

— Превосходно.

Джина ожидала, что сейчас Лэнг уйдет, однако тот задержался, явно желая обговорить что-то еще.

— Надеюсь, тебе я тоже могу доверять?

— Не льсти себе! — фыркнула Джина. — Даже девушки по вызову обладают самоуважением.

Алекс на миг недоуменно застыл. Ему как-то не приходило в голову, что Джина тоже может заинтересоваться им.

— Приятно слышать, — усмехнулся он, сообразив наконец, что она имеет в виду. — Однако я подразумевал нечто иное. Меня больше беспокоит, как бы ты не сбежала ночью. Возможно, твое самочувствие улучшилось, но все-таки у тебя еще не окончательно исчезли последствия сотрясения мозга, поэтому…

— Не переживай, я никуда не денусь. У меня и в мыслях нет совершать романтический побег в ночи, когда путь освещают лишь звезды и луна, — сказала Джина, старательно скрывая под сарказмом смущение.

— Чудесно, — коротко кивнул Алекс.

— Впрочем, — не удержалась она, — если я все-таки передумаю, обещаю не трогать фамильного серебра.

Лэнг вздохнул. Интересно, она способна хоть о чем-то говорить серьезно?

Они уперлись друг в друга взглядами. Несмотря на жесткость выражения, глаза Джины были очень красивы. Особенно поразительным казался их необычный зеленый цвет. Черты лица отличались тонкостью. Лишь когда Джина начинала говорить, ее нежный облик исчезал, и миру являлась этакая бесшабашная рок-певичка.

Джине уже начало казаться, что игра в «гляделки» затянулась, когда взгляд Лэнга скользнул на ее губы. А когда поднялся вновь, в нем появилось желание.

Причем Лэнг не скрывал этого, так что Джина поневоле спросила себя: почему она решила, будто этот мужчина холоден как айсберг?

Что со мной? — подумал Алекс. Может, он и впрямь переживает кризис среднего возраста, который заставляет его обращать внимание на молоденьких девушек?

Эта мысль помогла ему вернуть здравый смысл и поймать нить разговора.

— В таком случае желаю тебе спокойной ночи! — едва ли не прорычал он, поворачиваясь, чтобы уйти.

Джина лишь бровью повела. Почему он разозлился? Ну посмотрели они друг на друга. Ну возникло нечто в этот миг. Но зачем же голос повышать?

Тряхнув головой, она скрылась за дверью предоставленной ей комнаты.

Вечерело, поэтому Джина включила свет и огляделась. Двуспальная кровать с деревянными спинками и цветастым покрывалом. Гардины на окнах из той же ткани. Тумбочки в изголовье, на обеих лампы с абажуром. Массивный дубовый гардероб. Одним словом, комната удобная, но лишенная всякой персонификации, будто номер в мотеле или сельской гостинице.

Впрочем, это не имеет никакого значения. Все равно Джина останется здесь лишь до утра.

В первую очередь она решила привести себя в порядок, для чего направилась в ванную и быстро сполоснулась под душем. Затем накинула пижамную куртку, — неужели мужчины до сих пор носят это! — решив использовать ее вместо ночной сорочки и отказавшись от брюк.

Переодевание заставило Джину задуматься о том, в чем она завтра уйдет отсюда. Вернувшись в ванную, она выстирала свое нижнее белье и повесила сушиться.

Тут Джине захотелось пить, и она решила спуститься на кухню за минеральной водой. Тихонько пройдя по лестницам и коридорам, Джина отыскала нужную дверь, отворила ее… и вздрогнула, обнаружив, что там кто-то есть.

Остин! Он сидел в сумерках за столом и за обе щеки уплетал кекс, отрезая по кусочку.

— Решил перекусить? — дружелюбно улыбнулась Джина.

Мальчик настороженно покосился на нее.

— Небось, пойдешь докладывать моему отцу?

— О чем? — удивилась она. — Не думаю, что ты сейчас убежишь из дому в шортах, майке и босиком.

— Конечно нет, — согласился Остин. Он окинул взглядом Джину и спросил, подразумевая почти доходившую ей до колен пижамную куртку. — Это папина?

Джина кивнула.

— Я переночую в комнате для гостей, — сказала она, предупреждая появление в голове мальчика иных идей.

Доверху наполнив стакан минеральной водой, Джина повернула к выходу и услышала за спиной:

— Выходит, ты действительно не папина новая подружка?

Джина со вздохом обернулась.

— Уверена, что твой отец уже убедил тебя в этом.

Остин пожал плечами.

— Я спросил у него, кто ты, но он так толком ничего и не сказал. А может, папа нанял тебя моей няней?

— Нет. У тебя была няня?

— Даже несколько. Но последняя, Сюзи, доставила отцу массу хлопот. — Паренек сделал многозначительную паузу, явно ожидая со стороны гостьи расспросов.

Однако она молчала. Тогда Остин продолжил:

— Поначалу Сюзи была ничего, только трещала без умолку.

— Может, она просто была общительная, — предположила Джина.

— Уж это точно. — Остин взглянул на нее, словно спрашивая, хочет она выслушать историю или нет.

Джина сама не знала. Все это ее совершенно не касается. Помедлив, она все-таки опустилась на стул напротив мальчика.

— Все кончилось тем, что Сюзи влюбилась в папу, — продолжил тот. — Постоянно смотрела на него, когда думала, что никто не видит, краснела, когда он с ней заговаривал. Сама приставала к нему с дурацкими разговорами… А папа ничего не замечал! Хотя, в конце концов, все стало так понятно, что даже он заметил.

— Насколько я догадываюсь, у этой истории не очень счастливый конец, — усмехнулась Джина.

— Верно. Сообразив, что к чему, папа дал Сюзи расчет. А меня, — Остин состроил гримасу отвращения, — отправил в интернат.

Вон оно что! — подумала Джина. Дело было вовсе не во влюбленной девушке, а в том, какое влияние все это оказало на мальчика.

— Тебе там не нравится? — спросила она.

— Там? — изумился Остин. — Наверное, ты никогда не бывала в интернате.

Верно, Джина воспитывалась в гораздо менее привлекательном заведении, каковым является детский приют. Однако она не стала говорить об этом пареньку.

— Это ужасное место! — заявил тот, отправляя в рот очередной кусок кекса. — И даже хуже. Там живешь, как в тюрьме. И все время злишься, потому что никакого преступления не совершал.

Даже если сделать скидку на некоторое преувеличение, все равно было ясно, что мальчик не очень-то счастлив.

— Может, тебе стоит рассказать обо всем отцу? — участливо произнесла Джина,

— Станет он меня слушать! — фыркнул Остин. В глубине души Джина была с ним согласна.

— И вообще, папу устраивает, что я не путаюсь под ногами. Теперь он спокойно может приглашать в дом приятельниц.

— Еще неизвестно, есть ли они у него, — негромко заметила Джина.

Она с трудом представляла себе Лэнга в роли ловеласа. Однако Остин смерил ее взглядом, словно говорившим; только не нужно считать меня дурачком!

— Конечно есть! Тетки на него так и вешаются, — заявил мальчик не без гордости за отца. — Даже наши интернатские девчонки считают его симпатичным, если сделать скидку на то, что он уже немолодой, — добавил Остин с безжалостной детской прямотой.

Джина поневоле вынуждена была признать, что мальчик прав. Даже не принимая во внимание личные качества и хорошую физическую форму, можно поверить, что Лэнг способен стать объектом эротических женских фантазий.

— Однажды я застал одну дамочку, — понизил голос Остин. — Рэчел из клиники «Сисайд». Она выходила из папиной спальни. Было часа четыре утра. Я встал, чтобы сходить в туалет, и наткнулся на нее. Как она смутилась!

Джина попыталась, было, найти невинное объяснение присутствию в спальне Лэнга посторонней женщины, по на ум ничего не пришло, и тогда она спросила:

— Тебя это задевает?

Минутку подумав, Остин пожат плечами.

— Не очень. Хотя некоторые дети злятся. У нас в интернате есть несколько таких. Их нарочно отослали из дому, чтобы они не создавали проблем для нового маминого мужа или папиной жены. А я своей мамы не помню… Я тогда сказал папе, что он молодец.

— Правда? — Наверное, интересный был разговорчик!

— Не я все это начал, — пояснил паренек. — Рэчел сама сообщила отцу. Он, конечно, расстроился, хотя совершенно напрасно. Я к этим делам отношусь абсолютно спокойно.

Подавив улыбку, Джина заметила:

— Ты рассуждаешь очень резонно для своего возраста.

На лице Остина появилось довольное выражение. Почувствовав себя свободнее, он вновь спросил:

— Так ты, в самом деле, не очередная пассия моего отца?

Джина покачала головой.

— Не сомневайся. Просто вчера я упала и крепко стукнулась головой. Вдобавок повредила щиколотку, так что не могу сама вести автомобиль. Поэтому мой врач, зная, что мы с вами живем по соседству, попросил твоего отца подбросить меня домой.

— Почему же ты ночуешь у нас, а не у себя дома? — мгновенно среагировал Остин.

— Твой отец заехал сюда, чтобы что-то захватить, но тут выяснилось, что ты сбежал из интерната. Пока отец беседовал с тобой, наступил вечер, поэтому для меня оказалось проще остаться здесь до утра.

— А, так это все из-за меня… — протянул Остин. — Ну, извини.

— Не пережинай, — улыбнулась Джина. — Я ничего не планировала на сегодняшний вечер.

И тут вдруг мальчик произнес:

— Выходит, ты не замужем?

— Нет. А почему ты спрашиваешь?

— Так… Подумал, что, если бы… ну… вдруг бы тебе поправился мой папа, это было бы здорово. По-моему, ты неплохая девчонка.

Джина кивнула в знак благодарности за комплимент.

— Только боюсь, что из этого ничего не выйдет.

— Жаль, — вздохнул Остин. — Я надеялся, ты убедишь папу, что я не буду помехой его личной жизни, если он позволит мне остаться дома.

— Ты уверен, что именно из-за этого отец отправил тебя в интернат? — с сомнением спросила Джина.

— Не только. После ухода Сюзи за мной некоторое время присматривала наша экономка, миссис Брикстоун. Однако потом она сказала, что уже стара для этого, и тогда возникла идея с интернатом.

Ясно, что мальчик считал эту идею ошибочной, однако Джина понимала, что в те дни Лэнг оказался в непростой ситуации.

— Завтра отец повезет тебя обратно? Остин мрачно кивнул.

— Да, если только меня не исключили. Тогда, считай, мне повезло!

— Ах, так ты на это и рассчитывал, отправляясь в бега? — догадалась Джина.

— Нет! — возмущенно воскликнул Остин. — Я… просто больше не мог там оставаться. Последнюю неделю особенно.

— Понимаю, — кивнула Джина, сообразив, что полиция допрашивала и Остина.

Тот косвенно подтвердил ее предположение, спросив:

— Ты знаешь о моем брате Эдди? Джина вновь кивнула, надеясь, что он не начнет расспрашивать, как они познакомились.

— Я похвастался некоторым своим приятелям, что мой брат играет в группе «Спаут», — произнес тот. — А потом, когда Эдди погиб и в газетах появились сообщения о его смерти, пожалел. Сейчас вся школа об этом знает. Мне задают идиотские вопросы…

Остин умолк и шмыгнул носом.

— Может, приятели просто хотят тебя утешить?

— Некоторые — да. А другим просто любопытно, встречался ли я когда-нибудь с Джиной Сандей. И не могу ли взять у нее автограф… Они словно не понимают, что мой брат умер и больше никогда не вернется…

Голос Остина пресекся, в глазах заблестели слезы. В одно мгновение из самоуверенного подростка он превратился в ребенка.

Когда-то Джина и сама была такой, до тех пор пока жизнь не сделала ее твердой и не отучила плакать.

Но утешить другого она еще в состоянии.

— Ничего… Поплачь… — негромко произнесла Джина, поднявшись, чтобы погладить Остина по вихрам. — Никто не увидит…

Остин разрыдался, уткнувшись лицом в ее плечо.

Эта картина показалась очень странной Алексу, спустившемуся в кухню, чтобы выпить на сон грядущий глоточек виски. Он никак не ожидал, что Джина Сандей способна испытывать сочувствие.

Возможно, чего-то подобного Остину и недостает, подумал Алекс. С другой стороны, он давно уже перестал забираться ко мне на колени с просьбой решить какую-нибудь проблему. Он застыл на пороге, не решаясь войти.

Но в этот миг Джина, словно ощутив чье-то присутствие, подняла голову и встретилась с ним взглядом. Она сделала едва заметный жест, показывая, что готова уйти, чтобы Лэнг смог занять ее место. Однако тот покачал головой.

Понаблюдав за сценой еще некоторое время, он бесшумно удалился.

Джина хмуро глядела ему вслед, размышляя о том, что Остина ждет незавидное будущее. Мальчик с детства лишен родительской любви. Неудивительно, если он решит компенсировать это каким-нибудь неблаговидным способом.

Но что она может сделать? Ничего. Ей осталось провести в этом доме всего несколько часов.

Подождав, пока Остин успокоится, Джина шепнула:

— Тебе нужно поспать.

— Да, — сдавленно ответил он.

Джина не мешкая повела его на второй этаж. Они миновали спальню Лэнга и вошли в комнату Остина. Стены здесь пестрели постерами рок-групп.

Попросив Джину отвернуться, Остин сбросил шорты и забрался в постель.

— Ты уже великоват для сказки на ночь, — улыбнулась Джина, заботливо подтыкая под него летнее одеяло.

— Верно, — согласился Остин. — Может, немного музыки?

Джина включила проигрыватель, сделала минимальную громкость и поставила пластинку «Битлз», сознательно избегая группу «Спаут», пластинок которой было здесь в избытке.

— Послушай немного, если хочешь, — сказал Остин.

Встретившись с ним взглядом, Джина поняла, что ему не хочется оставаться в одиночестве. Поэтому она опустилась на стул и слушала музыку, пока не заметила, что Остин уснул.

Тогда Джина выключила проигрыватель и потихоньку покинула спальню.

Когда она проходила мимо комнаты Лэнга, дверь отворилась.

Джина вздрогнула.

— Прости, я не хотел тебя напугать, — тихо произнес Алекс.

— Ничего страшного, — ответила она, добавив: — Он спит.

Он кивнул.

— Почему Остин расплакался?

— В основном из-за Эдди. И еще потому, что ребята в интернате очень мало ему сочувствуют по поводу потери брата.

Алекс нахмурился. Он пытался расспросить об этом сына, но тот больше отмалчивался. Кажется, мальчику было легче открыться постороннему человеку, нежели родному отцу,

Но почему? Неужели в этой девушке есть нечто такое, чем не обладает он сам? Или Остина заворожили ее зеленые глаза, сейчас, в лунном свете, похожие на кошачьи?

Алекса тоже влекло к Джине, однако это было притяжение совсем иного рода. Даже сейчас, разговаривая с ней о сыне, он остро ощущал ее спрятанную под пижамной курткой наготу.

Спасение он нашел в формальной любезности.

— Благодарю тебя за то, что была добра к Остину, — сдержанно произнес Алекс и получил в ответ привычно насмешливый взгляд, после чего старался не смотреть, как Джина поднимается по лестнице.

Из этого ничего не вышло. В конце концов он сдался и прикипел взглядом к стройным ногам гостьи, вид которых рисовал в воображении соблазнительные образы остальных частей ее тела.

Как там выразился Остин? «А твоя новенькая симпатяга, только не слишком ли она молоденькая?»

Разумеется, Алекс пропустил это замечание мимо ушей, тем более что Джина не являлась его «новенькой», независимо от того, молода она или нет.

Однако сейчас он не смог остаться равнодушным к прелестям Джины Сандей — видимым и воображаемым.

Алекс тряхнул головой, отгоняя опасные — мысли, и очень тихо отправился в спальню сына.

Остин крепко спал. Под воздействием внезапного прилива родительской любви, Алекс наклонился и поцеловал мальчика в теплую макушку. Еще совсем недавно ему казалось, что, не считая первого потрясения, мальчик стойко переносит смерть брата. Но, возможно, это ошибочное представление? Ведь былая привязанность между ними с некоторых пор ослабела.

Пока Остин был маленьким, все было гораздо проще. Когда Айрин бросила Алекса, он отсудил себе право воспитывать совсем еще крошечного тогда сынишку. В данном случае суд руководствовался соображениями кровного родства — фактором, полностью отсутствовавшим в случае с Эдди.

Между отцом и сыном были прекрасные отношения — вплоть до того момента, когда обстоятельства вынудили Алекса отдать ребенка в интернат. К несчастью, Остин воспринял это как своеобразное наказание. Он сбегал два раза, вернее три, если считать последний случай. А ведь еще в прошлый раз директор интерната грозился исключить мальчика.

Даже сейчас, пребывая в несколько размягченных чувствах, Лэнг полагал, что должен проявить твердость в вопросе учебы Остина. Несомненно, Джина осуждает его, однако она не несет никакой ответственности за ребенка, верно?

В своей комнате Джина боролась с собственными демонами. История Остина пробудила в ней воспоминания детства. Она прекрасно знала, каково приходится двенадцатилетнему ребенку, отданному на милость взрослых.

Примерно в этом возрасте Джина отправилась жить к супругам Бьюфортам. Они выглядели как милая, респектабельная пара, принадлежащая к среднему классу. А Джину им представили как симпатичную, смышленую и приятную во всех отношениях девочку. Социальные службы возлагали на этот альянс большие надежды.

Джина тоже. Любая из ее подружек пришла бы в восторг от уютной, мило обставленной комнаты, а также от возможности учиться в одной из наиболее престижных частных школ города?

Как заклинание твердила Джина себе о том, как ей повезло, и некоторое время это срабатывало. Ничего страшного, что Мэри Бьюфорт требовала, чтобы все делалось так, как она считает нужным, контролируя при этом, что Джина надевает, ест или думает. Может, в нормальных семьях это обычное явление. А на безразличие Стива Бьюфорта ко всему происходящему можно просто не обращать внимания.

Однако потихоньку ситуация все-таки ухудшилась. Джина даже не заметила, когда это произошло. Она искренне старалась полюбить Мэри, даже звала ее мамой, как та просила, хотя саму ее это коробило. Вдобавок Джина старательно копировала манеру Мэри одеваться, разговаривать и думать, пока ее голова не начала раскалываться от усилий. Со своей стороны, миссис Бьюфорт тоже пыталась наладить добрые отношения с девочкой. Но, в конце концов, все свелось к притворству, причем с обеих сторон.

В один прекрасный день Джина случайно подслушала разговор супругов, не предназначенный для ее ушей. Она немного раньше вернулась с уроков музыки и, подходя к веранде, услыхала голоса супругов.

— Это была не моя идея взять опекунство над ребенком, — говорил Стив.

— Но ты не возражал, — отвечала Мэри.

— Я согласился принять малышку. А Джина уже большая девочка. Разве ты этого не замечаешь?

— Что ты имеешь в виду?

— Ты обращаешься с ней, как с трехлетним несмышленышем.

— Ничего подобного! Впрочем, если даже и так, девочка не возражает. Представительница социальной службы сказала, что детям нравится, когда их считают младше, чем они есть.

Стив немного помолчал, потом произнес:

— Джина не из таких. Это заметно по ее глазам. Вся она — сплошное притворство. Впрочем, я ее не виню…

— Ты так и не привык к ней, верно? — спросила Мэри.

— А ты?

— Что я?

Наступила пауза, во время которой Джине следовало бы уйти, но она решила дослушать до конца.

— Дорогая, ты можешь дурачить себя сколько угодно, однако меня тебе не обмануть. Будь твоя воля, ты завтра же поменяла бы Джину на маленькую девочку!

— Ты не прав. Но даже если и так, малышей все равно нет. Есть только такие дети, как Джина, или… ничего.

— Возможно, «ничего» было бы лучше.

Вновь наступила тишина. Джина ждала, не скажет ли Мэри чего-то, что даст девочке возможность почувствовать себя желанной, однако та молчала. Потом Джина услыхала, как миссис Бьюфорт плачет.

Она все еще стояла на месте, когда к окну вдруг подошел Стив. У Джины не было времени спрятаться или сделать вид, будто она только что пришла.

Они смотрели друг на друга через стекло, и впервые между ними происходило что-то настоящее. Впервые обозначилась горькая правда…

Странно, но потом еще целых два года все трое изображали счастливую семью. Мэри не готова была признать поражение, а Джина не горела желанием вернуться в приют.

Однако с того дня Джина перестала притворяться. Ведь не могла же она в самом деле превратиться в малышку, о которой мечтала миссис Бьюфорт! Более того, Джина даже не была той милой, покладистой девочкой, которую Мэри хотела бы видеть в своем доме.

Она стала самой собой, и опекунше, разумеется, это не понравилось. Они все меньше общались между собой, а их взаимное недовольство постепенно возрастало.

Зато со Стивом все вышло наоборот. Он стал брать Джину с собой на прогулки по городу, часто обнимал за плечи и утешал, когда той перепадало от Мэри.

Поначалу Джина принимала все за чистую монету, но потом заметила, что объятия становятся все более длительными, а поцелуи перемещаются от щеки к губам. Стив частенько говорил ей о том, какая она красивая девочка, давал деньги на карманные расходы, прося лишь, чтобы об этом не узнала его жена. Джина смущенно улыбалась в ответ на комплименты и принимала деньги, потому что легче было взять, чем отказаться. При этом она даже начала задумываться, все ли с ней в порядке и почему она съеживается от прикосновений Стива?

Шокировал ли ее тот момент, когда опекун пересек известную грань? И да и нет. До той поры Джина словно видела все сквозь туман, а тут он вдруг рассеялся.

Все произошло после свадьбы кого-то из родственников. Стив много пил, игнорируя предупреждающие взгляды жены. Чуя назревающий скандал, Джина держалась от супругов Бьюфортов подальше, предпочитая общество семнадцатилетнего парня, сына кого-то из приглашенных. Ей самой тогда было пятнадцать. Они пару раз потанцевали под медленные мелодии, не совершая ничего предосудительного, однако Мэри все равно рассердилась. Джина поймала на себе ее полный сдерживаемого раздражения взгляд.

Разумеется, миссис Бьюфорт не стала отчитывать Джину на людях. Зато дома она первым делом поднялась в ее комнату и разразилась гневной тирадой.

Джина добивается, чтобы ее сочли потаскушкой? Или ей нравится, когда парни лапают ее? Но ведь она лучше, чем кто-либо иной, знает, каковы последствия подобного поведения. Раннее начало половой жизни ведет к нежелательной беременности, а потом кому-то на крыльцо подбрасывают ребенка!

Вся пунцовая, Джина слушала опекуншу, едва сдерживая желание влепить той пощечину. Обвинения Мэри были совершенно несправедливы. Впрочем, она не впервые давала понять, что считает Джину изначально аморальным ребенком, поэтому у той успел выработаться иммунитет против подобных нападок.

И все же, когда Мэри наконец ушла, Джина села на кровать и расплакалась.

Вскоре появился Стив. Он обнял Джину за плечи и начал негромко утешать.

Разумеется, она не потаскушка, просто хорошенькая, поэтому парни обращают на нее внимание. К тому же Джина уже почти взрослая. А Мэри просто ревнует. Она завидует даже тому, что Джина и Стив так близки. Ведь со стороны кажется, будто они настоящие отец и дочь.

Впрочем, это даже лучше, что они не родственники, верно? В противном случае между ними ничего не могло бы быть, Он чувствует, как Джина дрожит. С ним происходит то же самое, так что в этом нет ничего плохого. Волноваться не нужно. Это будет их маленький секрет. А Мэри ничего не узнает, тем более, сейчас она ушла…

Стив шептал все это Джине на ухо, а потом вдруг припал к ее губам в поцелуе, резко отличающемся от всех предыдущих. Затем, ошибочно приняв возглас ужаса за страсть, воспользовался тем, что рот Джины приоткрылся, и ловко просунул внутрь язык.

Отвратительно — вот как это было. Все. Привкус виски в дыхании Стива, рука, сжимающая юную девичью грудь, ощущение стыда за то, что, возможно, Джина сама все это спровоцировала.

Она замерла в растерянности, чем не преминул воспользоваться мистер Бьюфорт. Он опрокинул Джину на спину, задрал подол платья и запустил руку под резинку трусиков.

Так как поцелуй продолжался, Джине удалось издать лишь сдавленный, почти не слышный возглас. Она пыталась кричать и позже в напрасной надежде, что Стив остановится или кто-то придет ей на выручку.

И действительно, вскоре чьи-то руки оттащили мистера Бьюфорта. Как оказалось, они принадлежали его супруге.

Поначалу Джина испытала облегчение, тем более что у нее вновь появилась возможность дышать. Затем она поняла, что у Мэри истерика. Причем, граничащая с помешательством. Ведь мужчину не называют шлюхой, верно? А Мэри повторила это слово несколько раз!

Стив стоял у кровати пошатываясь, однако ему быстро удалось придумать отговорку. По его версии, выходило, что Джина сама позвала «папочку» в свою комнату, попросила сесть на постель и залилась слезами. Разумеется, он обнял девочку, чтобы утешить. Наверное, она неправильно истолковала его жест, потому что вдруг принялась целовать и повалила на себя.

Джипа не верила своим ушам. Во все глаза глядя на Стива и Мэри, она, пятнадцатилетняя девочка, сидела на кровати в порванных трусиках и все еще задранной юбке, обхватив себя руками за плечи. По щекам Джины катились слезы, но от потрясения она словно онемела.

На месте Мэри любая женщина увидела бы истину. Однако миссис Бьюфорт предпочла ничего не понять. Она излила гнев на Джину, потому что для ее восприятия гораздо менее болезненным был проступок юной подопечной, чем попытка измены со стороны мужа, проявившего вдобавок наклонности педофила.

Оглушенная воплями миссис Бьюфорт, Джина, не помня себя, выбежала из дома. Ночь она провела в парке, на скамейке, а на рассвете отправилась пешком в находящийся в пяти милях от города приют. Больше ей идти было некуда.

Объяснять Джине ничего не пришлось. Опекуны уже связались с директрисой детского заведения и все рассказали. По их словам, воспитанница стала неуправляемой и, сколько они не предупреждали ее об опасностях раннего начала половой жизни, девочка продолжала свое. В конце концов, она попыталась скомпрометировать мистера Бьюфота.

История, поведанная респектабельной супружеской парой, выглядела весьма правдиво. Убедительным казалось даже беспокойство по поводу исчезновения Джины.

Представительница социальной службы тоже поверила Бьюфортам, поэтому Джине осталось лишь молча играть роль провинившейся,

Однако внутри она кипела негодованием, что не осталось не замеченным давней подружкой.

Вив.

Та еще находилась в приюте, хотя заметно выросла и оформилась в девушку с несколько резкими манерами. Она считала последние дни перед выходом на свободу, как здесь называли отчисление из приюта.

— Ну что я тебе говорила? — были первые слова Вив при встрече с Джиной. Она не забыла их последней беседы, хотя с того времени прошло больше трех лет. — И что случилось? «Папаша» распустил руки?

Удивленная сверх всякой меры, Джина даже не стала ничего отрицать.

— Кто тебе рассказал?

— Рассказал? — усмехнулась Вив. — Дорогуша, тут и так все ясно! Думаешь, к тебе одной подкатывал опекун?

Повисла пауза.

— Наверное, нет, — сказала наконец Джина. Только сейчас она поняла, что Вив тогда совсем не завидовала ей. Это она сама в силу своей наивности все неправильно истолковала. — Как думаешь, что мне теперь делать?

Вив изумленно взглянула на нее.

— Как что? Жить с этим дальше! Что же еще?

Вот Джина и живет, уже целых восемь лет прошло. Она успела забыть лицо мистера Бьюфорта, однако в мельчайших подробностях помнит, как он тогда прижал ее к постели, не позволяя ни двигаться, ни кричать.

Джина понимала, что все могло быть гораздо хуже. Позже она встречалась с девчонками, к которым спасение так и не пришло. Но несколько минут в объятиях Стива наложили отпечаток на все ее дальнейшие отношения с людьми. Кроме Вив.

Как Джине сейчас не хватает ее! У них было общее прошлое, поэтому они понимали друг друга без слов. Общение с Вив создавало у Джины ощущение семьи. И вот теперь она осталась совершенно одна.

А сегодня вдобавок еще и оказалась в чужом доме.

Джина долго лежала, прислушиваясь к ночным шорохам, пока ее не сморил сои.