Самый Тёмный Ангел (ЛП)

Глава 3

Лисандр наблюдал, как два новых ангела-воина, которые находились под его руководством, наконец-то победили демона, вырвавшегося на свободу из ада. Создание было лысым, с маленькими рожками на плечах и спине. Его глаза были ярко-красные, как застывшая кровь.

Сражение длилось последние полчаса, оба ангела были ранены и тяжело дышали. Демоны славились своей способностью царапаться и кусаться.

Лисандр должен был обратить внимание мужчин на их ошибки, подсказать, как лучше сражаться, чтобы в следующий раз они справились быстрее и качественнее. Но пока они боролись с демоном, его мысли вертелись вокруг Бьянки. Что она делает? Уже смирилась со своей судьбой? Он дал ей всего несколько дней, чтобы успокоиться и принять происходящее.

— Что теперь? — спросил один из его учеников. Его звали Биэкон.

— Вы отпуссстите меня, отпусссстите, — умоляюще сказал демон, облизнув себя раздвоенным языком. — Я буду хорошо себя вести. Я вернусь. Чессстно.

Ложь. Этот демон был слугой Верховного Лорда — демоны, как и ангелы, также делились на три типа. Верховные Лорды являлись самыми сильными, и у них обязательно были приспешники. И последние могли принести реальные вред человечеству. Не только потому, что олицетворяли зло, но и потому, что подпитывались беспорядками и неприятностями.

К тому времени, когда Лисандр ощутил присутствие демона на земле, тот успел развалить два брака, заставить одного подростка начать курить, а другого закончить жизнь самоубийством.

— Уничтожьте его, — приказал Лисандр. — Он знал, что нарушает Небесный Закон, и все равно сбежал.

Демон снова начал сопротивляться.

— Ты служишь ему, хотя на самом деле сильнее и лучше? Ты выполняешь всю грязную работу. Он ничего не делает! Несправедливо, говорю я. Убей его!

— Мы не слушаем таких, как ты, — ответил Лисандр.

Ангелы синхронно подняли руки и материализовали огненные мечи.

— Пожалуйста, — метался демон, — не делайте этого!

Но они не слушали. Они ударили.

Голова демона упала с плеч, но ангелы не спешили убирать мечи. Они ждали, пока пламя не охватит тело демона и не сожжет его. Затем они повернулись к Лисандру для дальнейших инструкций.

— Хорошая работа, — похвалил он. — Вы подучитесь убивать, и я начну гордиться вами. Но пока вы будете тренироваться с Рафаэлем, — добавил он. Рафаэль был сильным, умным и одним из лучших тренеров в Небесах.

Рафаэль не стал бы отвлекаться на Гарпию, которой не сможет обладать.

Обладать? Лисандр крепко сжал челюсти. Он не какой-то там демон. Ему никто не принадлежит. И когда он закончит с Бьянкой, она будет рада. Не будет больше игр, пританцовывания вокруг него, ласк и смеха. Его челюсти разжались, но опустились плечи. В разочаровании? Невозможно.

Возможно, ему тоже нужно несколько дней, чтобы успокоиться и принять все.

Он оставил ее на неделю, солнце вставало и садилось за облаками. И каждый день ярость Бьянки росла. И росла. Но хуже того, она слабела. Гарпии могли есть только то, что украли (или заработали, но это невозможно здесь). Это не было правилом, которое можно нарушить. Это было проклятием. Божественным проклятием для ее народа в течение многих тысяч лет. Напуганные Гарпиями, боги запретили им есть предложенное другими или приготовленное самостоятельно. Если бы они съели это, то заболели бы страшной болезнью. Надежда богов на спасение? Скорее уничтожение.

Отныне они были обязаны учиться воровать с самого рождения. Даже ангелы могли нарушать законы ради выживания.

Лисандр узнает об этом из первых рук. Она в этом уверена. Ублюдок.

А может, он собирался сначала пытать ее?

В его замке стоило Бьянке произнести название чего-либо, и это сразу появлялось. Яблоко — вкусное, сочное, ярко-красное. Индейка — поджаренная с хрустящей корочкой. Но она не могла съесть их, и это убивало. Схватить — вонзить зубы — выплюнуть.

Сначала Бьянка пыталась бежать. Много раз. Но, в отличие от Лисандра, она не могла спрыгнуть с облака. Пол, на котором она прыгала, был подобен мрамору. Она могла только переходить из комнаты в комнату, наблюдая за сражениями на фресках. Правда, так она могла последить за Лисандром.

Конечно, она пыталась говорить «булыжник», и в руках оказывался острый камень. Но глупая вещица падала сквозь пол, а не на него!

Где он сейчас? Что делает? Собирается ли убить теперь, несмотря на предыдущие заверения? Медленно и мучительно? По крайней мере, она перестанет чувствовать голод. Останется только пустота…

Она захотела убить его ножом, как только увидела. Затем сжечь. Развеять его прах по пастбищам, чтобы стада скота топтали его копытами. Он заслуживает того, чтобы на него наложили парочку теплых куч. Конечно, если он проживет дольше, то это она будет сожжена и развеяна. Она не могла даже выпить стакан воды.

С другой стороны, противостояние ей не является наказанием для него. Это она поняла еще в первый день своего пребывания здесь. Он не хотел, чтобы к нему прикасались. Следовательно, прикосновения будут его наказанием. О да, она будет трогать его. Везде и всюду. Пока он не станет молить о пощаде. Нет. Пока он не попросит продолжения.

Она даст ему то, чего он желает, чтобы потом отобрать.

Если выживет.

В данный момент она едва ходит. В самом деле, почему она допустила это?

— Кровать, — слабо проговорила она, и перед ней появилась большая четырехспальная кровать. Она обычно не спала на таких. Скорее заваливалась на первое попавшееся дерево, но здесь не смогла бы залезть на него, даже если бы облака были сплошь усеяны ими. Она упала на роскошный матрац, бархатное покрывало приятно холодило кожу. Спать. Она должна поспать немного.

Лисандр не мог больше ждать. Девять дней. Он отсутствовал девять дней. Девять дней он постоянно думал о ней, хотел узнать, что она делает, о чем думает. Была ли ее кожа мягкой на ощупь.

Он больше не мог мириться со своими желаниями. Он хотел проверить, как она, и увидеть собственными глазами как — и что — она делает. А потом он снова уйдет. До тех пор, пока не научится контролировать себя. Пока не перестанет думать о ней. Пока не пропадет желание быть рядом. Только тогда начнется ее перевоспитание.

Делая большие резкие взмахи крыльями, он приближался к своему облаку. Его пульс бился… странно. Сердце будто стучало о ребра. И кровь, казалось, огненной лавой неслась по венам. Он не знал в чем причина. Ангелам могло быть плохо от яда демонов, но так как Лисандра никто не кусал — да и вообще последнюю неделю стычек с демонами не было, — он не понимал в чем проблема.

Его наверняка ждут обвинения, подумал он, нахмурившись.

Сначала он увидел мусор на полу. От фруктов до мяса и пакетиков чипсов. Они даже не были распечатаны.

Помрачнев, он сложил крылья и пошел вперед. Бьянка нашлась на кровати в одной из комнат. На ней была та же одежда, в которой он принес ее сюда: красная рубашка, колготки, только ботинки она сняла. Волосы путались вокруг лица, а кожа была слишком бледной. Неживой, без прежнего перламутрового блеска. Синяки под глазами занимали пол-лица.

Часть его ожидала увидеть ее беснующейся от бессильной ярости. Другой часть — спокойной и смирившейся. Он никогда не думал, что может найти ее такой.

Она слабо поерзала, упаковки с едой вокруг зашуршали.

— Гамбургер, — прохрипела она.

Сочный гамбургер появился рядом с ней; салат, помидоры, маринованные огурцы и сыр лежали на краях тарелки. Это его не удивило. Вот в чем прелесть ангельских домов: все, чего ты желаешь — в пределах разумного, конечно — появляется перед тобой.

Но она ни разу не укусила что-либо. Почему так — потому что она не украла эти продукты, понял он и впервые за время своего существования разозлился на себя. И испугался. За нее. Он ненавидел эмоции, но они появились вопреки его желанию. Она не ела последние девять дней, потому что не могла. Это была почти голодная смерть.

Хотя он желала выкинуть ее из своей головы, из своей жизни, он не хотел, чтобы она страдала. Тем не менее, она страдала. Невыносимо. Сейчас она настолько слаба, что не может ничего украсть. А если он накормит ее, то станет еще хуже — ее будет тошнить. Внезапно ему захотелось зареветь.

— Клинок, — сказал он, и через одно мгновение на его руке лежал остро заточенный клинок. Он взял его и направился к кровати. Его сотрясала дрожь.

— Фри. Шоколадный шейк, — ее голос был едва слышен.

Лисандр полоснул кинжалом по запястью. Когда полилась кровь, он поставил руку так, чтобы каждая капля попадала ей в рот. Кровь не была пищей Гарпий, но она лечила их. И ее тело должно с этим согласиться. Он никогда не делил свою кровь с другим живым существом и не был уверен, что ему понравится мысль о том, что его кровь течет по жилам этой женщины. Однако его сердце от этой перспективы забилось в два раза сильнее. Что ж, другого выхода все равно нет.

Сначала она не шевелилась, будто не замечала ничего. Затем показался ее язычок, она слизывала кровь, прежде чем та попадала в ее рот. А затем ее глаза открылись, их янтарь ярко искрился, она схватила его руку и прижала ко рту. Острые зубки прижались к его коже, пока она сосала кровь.

Еще одно странное ощущение, подумал он. Эта женщина пила его. Было тепло, мокро и чуть покалывало, но не неприятно. Этот почти укус вызвал… прилив тепла прямо в его живот и между ног.

— Пей, сколько нужно, — сказал он ей. Его сила не иссякнет. Каждая капля крови, уходившая из организма, тут же восполнялась.

Ее глаза сузились. Чем больше она пила, тем яростнее становился взгляд. Ее пальцы обхватили его запястье сильнее, ногти вошли в кожу. Если она надеялась на какую-то реакцию в ответ, то просчиталась. На своем веку он пережил много ранений, так что эта незначительная боль его не волновала. Кроме того этот прилив тепла между ног… Что это было?

Наконец, она отпустила его. Он не был уверен, обрадовало его это или разочаровало.

Определенно обрадовало, сказал он себе.

Струйка крови стекала с уголка ее губ, она слизала ее. От вида ее розового язычка его будто пронзила молния.

Сомнений не должно быть — ух, обрадовало.

— Ты ублюдок! — задыхаясь, зарычала она. — Ты больной, спятивший ублюдок!

Он увеличил расстояние между ними. Не для своей защиты, а для ее. Если она будет нападать, ему придется ответить. А если он ответит, то может навредить ей. Случайно задеть. Кровь…

— Я никогда не собирался причинять тебе вред, — сказал он. Даже сейчас его голос все еще дрожал. Странно.

— А как называется то, что ты со мной сделал? — она села, темные волосы волной упали на плечи. Ее кожа возвращала перламутровое сияние. — Ты оставил меня здесь без еды. Обрек на смерть!

— Я знаю, — была ли ее кожа такой же мягкой, как выглядит? Он сглотнул. — И мне жаль.

Ее гнев должен бы обрадовать его. Как он надеялся, она больше не смеется над ним, ее лицо не выражает удовольствие. Она не станет ходить вокруг него, ласкать. Да, он должен радоваться. Вместо этого разочарование прокатилось по его крови. Разочарование, смешанное со стыдом.

Она была большим соблазном, чем он представлял.

— Ты знал? — прошептала она. — Знал, что я могу питаться только тем, что украла или заработала, но ничего не сделал в связи с этим?

— Да, — признался он, впервые за свою жизнь, испытывая ненависть к себе.

— Более того, ты оставил меня здесь. В месте, которое никоим образом не напоминает дом.

Его кивок был резким.

— Я собираюсь добиться определенного результата, раз сохранил тебе жизнь. Но, как я уже сказал, мне жаль.

— О, конечно, тебе жаль, — сказала она, поднимая руки. — Это сразу все меняет. Моя смерть теперь стала выглядеть досадной случайностью, — она не стала ждать ответа. Спустила ноги с кровати и встала. Ее кожа полностью вернула свой блеск. — А теперь послушай-ка меня. Во-первых, ты найдешь способ кормить меня. Во-вторых, ты расскажешь мне, как получить от этого облака то, что мне нужно. Иначе я сделаю твою жизнь адом. Хотя, все равно. Ты никогда не забудешь, что это такое, жить вместе с Гарпией.

Он поверил ей. Она уже действовала на него так, как никто и никогда до нее. Это уже был ад. Его рот заполнялся слюной, стоило только посмотреть на нее, а руки так и чесались от желания прикоснуться. Однако вместо того, чтобы признать все это, он сказал:

— Ты бессильна здесь. Как ты сумеешь мне навредить?

— Бессильна? — она засмеялась. — Я так не думаю.

Один шаг, второй, она приближалась к нему.

Он остался на месте. Он не станет отступать. Не сейчас.

— Ты не можешь уйти, если я не позволю. Облако принадлежит мне и выполняет мои приказы. С твоей стороны неразумно конфликтовать со мной.

Она вздохнула, останавливаясь.

— Хочешь сказать, что собираешься оставить меня здесь навсегда? Несмотря на то, что я должна присутствовать на свадьбе сестры? — она казалась удивленной.

— Когда я тебе говорил это прежде, что, по-твоему, я имел в виду? Кроме того я слышал, как ты говорила, что не хочешь быть на этой свадьбе.

— Нет, я говорила, что не хочу быть подружкой невесты. Но я люблю свою младшую сестру и сделаю это. Улыбаясь, — Бьянка провела языком по своим белоснежным зубам. — Но давай поговорим о тебе. Любишь подслушивать? Звучит немного демонически для такого ханжеского ангела.

За свою жизнь он слышал обвинения похуже. Ханжеский значит, хотя… Действительно ли она видела его таким? Вместо того воина света, которым он являлся?

— На войне все средства для победы хороши.

— Позволь мне уточнить, — ее глаза сузились, она скрестила руки на груди. — Мы воевали еще до того, как я тебя встретила?

— Верно.

В этой войне он победит. Но что ему делать, если она не исправится? Он мог бы уничтожить ее, конечно, но для этого нужны основания, напомнил он себе, она должна совершить непростительный грех. Она жила уже долгое время, но не переступала этой черты. И значит, она должна будет что-то натворить. Но как? Здесь, вдали от цивилизации — как смертных, так и бессмертных — она не могла освободить демона из ада. Не могла убить ангела. За исключением его, но этому не бывать. Он намного сильнее.

Она могла богохульствовать, как он полагал, но он никогда — никогда! — не будет поощрять этого. Даже чтобы сохранить себя.

Остается только падение ангела. Но опять же, есть только один ангел в пределах досягаемости, а он не станет падшим. Он любил свою жизнь, Святость, свою работу и все, что он делал.

Еще он может просто оставить Бьянку здесь навсегда. В таком случае она будет жить, но не сможет причинять вред. Он будет навещать ее каждые несколько недель — ну, может месяцев, — но никогда не позволит соблазнить себя.

Внезапный удар по щеке заставил его голову мотнуться в сторону. Он потер место, в котором теперь пульсировала боль. Бьянка, как и прежде, стояла перед ним. Только теперь она улыбалась.

— Ты ударила меня, — сказал он на удивление четко.

— Как мило с твоей стороны сообщить мне об этом.

— Почему ты это сделала? — если говорить честно, он не должен был удивляться. Гарпии по природе своей были агрессивны и походили на демонов. Почему она не может и выглядеть, как демон? Почему она должна быть настолько прекрасной? — Я спас тебя, дал свою кровь. Даже объяснил, почему ты не можешь вернуться. Я мог не делать этого.

— Мне стоит повторить твои преступления?

— Нет, — черт, это не были преступления! Но лучше сменить тему. — Позволь, я накормлю тебя, — сказал он. Он подошел к тарелке с гамбургером и взял его. Запах мяса ударил в нос, заставляя желудок скрутиться от отвращения.

Хотя он совсем не хотел этого, но пришлось откусить кусочек и проглотить его. Обычно он ел фрукты, орехи и овощи.

— Это, — сказа он с отвращением, — мое, — он положил гамбургер на руку так, чтобы как можно меньше касаться его. — Ты не можешь съесть это.

Произнеся это, он как бы сделал еду своей собственностью. Он увидел свет понимания в ее глазах.

— О, отлично, — она не стала медлить и, схватив гамбургер, проглотила его в одно мгновение. Затем он выпил глоточек шоколадного шейка, морщась от обилия сахара во рту. — Мое, — слабо сказал он. — Но в следующий раз закажи что-нибудь из здоровой пищи.

Она повернулась к нему, когда допила шейк.

— Еще.

Он обнаружил картошку фри. Нет, ни за что он не будет осквернять желудок этими жирными кусками неизвестного происхождения! Он нашел яблоко, грушу и заказал еще брокколи для себя. Откусов по кусочку, он тем самым дал ей возможность поесть. Ух, намного лучше.

Бьянка съела все. За исключением брокколи. Тогда она набросилась на него.

— Я хищник, придурок.

Он скривился, вспомнив, как кусок бургера медленно скользил по горлу. Предпочтя не заметить ее усмешки, он сказал:

— Все продукты в этом доме принадлежат только мне. Мне, мне и мне. Теперь ты сможешь оставаться одна.

— Было бы замечательно, если бы я занималась чем-то, пока нахожусь тут в одиночестве, — она ела картошку фри.

Он вздохнул. Она явно скоро примет свою судьбу. Ей придется.

Чем больше она ела, тем сильнее сияла ее кожа. Великолепна, подумал он, протягивая руку вперед.

Она схватила его руку и вцепилась когтями.

— Нет. Я не хочу, чтобы ты дотрагивался до меня сейчас.

Он испытал жгучую боль, но только заморгал в ответ.

— Мои извинения, — сухо произнес он. Благодарение Единому Богу, что она остановила его. Он ведь на самом деле собирался прикоснуться к ней. Как слюнявый человечек? Он вздрогнул.

Она пожала плечами и отошла.

— А теперь поговорим о другом. Верни меня домой, — договорив, она встала в боевую позицию. Ноги чуть согнуты и расставлены на ширину плеч, руки сжаты в кулаки.

Он зеркально повторил ее позу, отказываясь признать, что ее храбрость заставляет его кровь быстрее бежать по жилам.

— Ты не можешь причинить мне вред, Гарпия. Ты бессильна против меня.

Медленно ее губы растянулись в дьявольской усмешке.

— А кто сказал, что я попытаюсь причинить тебе вред?

Не успел Лисандр моргнуть, как Бьянка оказалась рядом, прижалась к нему и, положив руки на шею, притянула его голову к себе. Их губы встретились, и ее язычок оказался у него во рту. Он застыл. Он видел, что люди целуются вдвое больше, чем Лисандр представлял возможным, но никогда не думал, что сам будет заниматься этим.

Как и секс, это казалось беспорядочным — хотя и удивительным — и ненужным. Но когда ее язык играл с его, а руки блуждали по его спине, его тело начинало гореть — сильнее даже, чем когда он просто представлял себя рядом с ней, — а звон в ушах, который он замечал раньше, возвращался. Только на этот раз он был громче и сильнее. Как нечто между его ног. Оно поднималось… и росло…

Он хотел попробовать ее и сейчас мог это сделать. Она была деликатесом, как то яблоко, которое недавно ела, только слаще, как его любимое вино. Он должен заставить ее остановиться. Но ее движения не были беспорядочны. Они электризовали.

Еще, прошептал маленький голос в его голове.

— Да, — прохрипела она, будто он сказал это вслух.

Когда она потерлась нижней частью тела об него, восприятие усилилось. Его руки уперлись в стену с двух сторон от нее. Не прикасаться к ней. Остановить ее, как это сделала она, когда он собирался дотронуться до нее.

Она застонала. Ее пальцы запутались в его волосах. Его голова, которую он никогда не считал эрогенной зоной, заныла, требуя ее прикосновений. И когда она снова потерлась об него, он застонал.

Ее руки упали на его груди и принялись теребить один сосок. Он застонал и перехватил ее руки. Его пальцы сжали ее бедра, удерживая на месте, хотя он отчаянно желал повторения. Но это не заставило ее прервать поцелуй. Она продолжила эротический танец с его языком, она пила его так, будто у них еще вечность впереди. И он тоже хотел этого.

Я должен остановить это, сказал он себе еще раз.

Да. Да, должен. Он попытался языком вытолкнуть ее изо рта. Но это движение вызвало совсем другое ощущение, новое и более сильное. Его тело будто зажглось. Он начал толкать ее язык совсем по другой причине, соединяя их, пробуя ее, облизывая, посасывая.

— Ммм, да. Вот так, — похвалила она.

Ее голос был наркотиком, вовлекающим его в круговорот ощущений, заставляющий желать большего. Еще, еще, еще. Искушение было слишком велико, и он…

Искушение.

Слово эхом прокатилось по его голове, охлаждая мысли. Она была искушением. Его соблазном. И он только что чуть не поддался.

Он отпрянул, руки бессильно упали. Он тяжело дышал, вспотел, что не случалось с ним даже в разгар битвы. Вопреки его желанию, взгляд впитывал подробности ее вида. Ее кожа была прекрасна и светилась сильнее, чем когда-либо. Ее губы были красными и опухшими. И он был причиной этого. Он растерялся от волны гордости, захватившей его.

— Ты не должна была делать этого, — проворчал он.

Она улыбнулась.

— Отлично, тебе стоило остановить меня.

— Я хотел сделать это.

— Но не сделал, — ее улыбка стала шире.

Он сжал челюсти.

— Не делай так снова.

Ее бровь удивленно поднялась.

— Будешь держать меня здесь против моей воли, и я сделаю это еще раз. Еще, еще и еще. Фактически…

Она разорвала рубашку и отбросила ее в сторону, обнажая грудь, прикрытую розовыми кружевами.

Дышать стало невозможно.

— Хочешь прикоснуться к ним? — хрипло спросила она, положив свои руки на грудь. — Я позволю тебе это. Я даже попрошу об этом.

Святой… Бог. Они были прекрасны. Полные и аппетитные. Созданные для поцелуев. А если он лизнет их, какими они будут? Как его любимое вино? Кровь… жар… снова…

Его не заботило, каким трусом он ей покажется. У него был выбор: прыгнуть с облака или заменить ее руки своими.

Он прыгнул.