Сапфировая бабочка (СИ)

Глава 2

По словам старшей сестры, к северу от графства Торк начинаются горы, и селений там, действительно, мало. Есть ли у меня шанс затеряться на севере, скрываясь от королевской милости? Старшая сестра не была уверена, но если я готова пойти в услужение гувернанткой или компаньонкой, можно попробовать. Мой наряд вполне подходил для того, чтобы назваться не очень богатой, но воспитанной сиротой, которую семейные беды сорвали с места.

Кроме того, девушке аристократического статуса не положено путешествовать одной, только со старшими родственниками или с компаньонкой, и ездили они в собственных каретах или в крайнем случае, удобных повозках. Но горожанка могла попроситься в чужую повозку к семье с детьми. Отказывать одиноким женщинам было не принято.

Сестер неба здесь уважали — такой вывод я сделала, когда первый же обоз, которому старшая сестра махнула рукой, остановился, едва до нас доехал. В двух повозках были семьи с детьми, и я выбрала ту, откуда мне махали с настоящим энтузиазмом, а не подчиняясь традициям.

Молодой человек производил впечатление прямолинейного малого, а его жена, напротив, себе на уме, сверкала живыми глазами с хитринкой. Двое детей — мальчик лет десяти и девочка лет восьми — возились с немудрящими игрушками из дерева, соломы и тряпиц. Странно, женщина выглядела совсем молодой, откуда у нее десятилетний ребенок? Истинное положение дел выяснилось, когда парень мечтательно вздохнул: — Иэх… вот бы сейчас эля холодного. — Опять эля? вчера целую кружку выдул. Хватит, надо медяки поберечь. — Скряга! — Пьяница! — Ох, Сальма, допрыгаешься, выдам замуж за какого-нибудь лоботряса.

Глянув на меня, они рассмеялись. — Этот оболтус Чарли — наш старший брат. Я вторая в семье. Как родители померли, так мы за младших в ответе, — объяснила девушка, и повернулась к брату, уперев руки в бока. — Ты сам женись сначала, да так, чтоб младших на ноги поднять. — Ну да, тебе-то куда замуж, кто ж тебя с таким характером возьмет, — широко улыбнулся Чарли и подмигнул мне.

Но Сальма не стала поддерживать перепалку, лишь махнула рукой и принялась устраиваться на узлах, чтоб прикорнуть. Ехать нам предстояло еще долго.

Я представилась как Агнес — так старшая сестра назвала одну из своих подчиненных. Чарли заскучал, и я показала, что не против развлечь его разговором. Простодушный парень охотно отвечал на мои вопросы, пополняя знания об этом мире.

По его словам, ближе к вечеру мы должны были оказаться в графстве Торк и следующие два дня пересекать его с юга на север. Когда мы со старшей сестрой неба обсуждали дорогу, я хотела обогнуть графство, но та отсоветовала — огибать придется через столицу или же забирать совсем к востоку и делать дорогу слишком долгой. Если в графстве Торк меня знал только сам Торк и еще несколько аристократов, то в столице Агату могли опознать многие. Я согласилась рискнуть. Объезжать по "своему" баронству и вовсе было опасно, там меня сразу задержат и препроводят к родственнику, который будет рад сбыть меня с рук. Агату уже должны были искать, и вряд ли они догадаются, что я сунулась в земли того, от кого убегаю.

Ночевать собирались на окраине небольшого городишки, куда подъехали в сумерках. Я сама не заметила, как Сальма уговорила меня поделить плату за комнату пополам, чтоб поселиться вместе с ней и ее младшей сестрой, которую она обещала взять к себе в кровать. Чарли с другим братом сняли вторую комнату.

Пока шумное семейство бегало туда-сюда с тюками, я развернула свой узел и задумалась, как хранить деньги. Я слишком хорошо помнила выражение "срезать кошелек", чтобы беспечно держать на поясе семь золотых, пять серебряных и горсть меди. Жаль, что здесь еще не придумали нижнее белье. На севере, как только устроюсь, сошью себе привычные вещи. Может, и местных дам приучу. А пока я оторвала кусочек от полотна, куда были завязаны вещи, достала из вещей Агаты нитку с иголкой и пришила пять золотых к обратной стороне нижнего платья чуть ниже пояса, и печатку туда же. Так будет сохраннее.

Надо привыкать, что это мои вещи, мое платье и мое тело. Только баронство не мое. Пусть делают с ним, что хотят.

Едва я успела закончить с тайным кошельком, как в комнату влетела Сальма: — Агнес, ты есть будешь? Идем, возьмем по плошке, пока еще котел горячий. — Да разве ж это еда, — Чарли вышел в коридор и скривил потешную рожицу. — Что ж тебе тут не сидится? Небось, в таверну на главной улице захотел? — Так ясно же, что по окраинам готовят так себе, проезжие сегодня тут, завтра там. Настоящая еда там, куда местные ходят. Сельма, ну что тебе стоит, ты же все равно при детях останешься. Я вот с собой Агату возьму, она мне напиться не даст! — и хитро мне подмигнул.

Мне не очень хотелось пускаться на поиски приключений, но когда мы спустились вниз, из тарелок на столах пахнуло таким мерзким варевом, что едва стоило Чарли завести разговор про таверны подальше от окраин, как я изъявила горячее желание познакомиться с ними поближе. Сельма усадила младших за стол и только махнула.

Довольный парень схватил меня за руку и выбежал в темноту. На улице и дышалось легче, вот только фонарей в этом мире еще не было. — Чарли, я ничего не вижу. Ты знаешь, куда идти? — Так вон же огни. Хватайся за меня, если что, я удержу, не бойсь.

Странным делом, оторвавшись от сестры он приобрел некоторую ответственность. Он заботливо поддерживал меня под локоток, когда я попадала ногой в рытвины, а через одну глубокую яму перемахнул со мной на руках, я даже не успела возмутиться.

Дома стали выше, окна горели ярче, нам стали попадаться навстречу прохожие. Когда одна парочка не очень трезвых местных жителей направилась в нашу сторону, Чарли прижал меня к своему боку, рявкнул "Госпожа со мной", и парочка отстала.

Мы вышли на перекресток, где хлопали двери, из открытых окон слышались разговоры, а в свете луны можно было рассмотреть по меньшей мере три вывески, вокруг которых кипела жизнь. Правда, что именно там изображено, мы не видели.

Чарли застыл и задумался. Я присматривалась к заведениям. Из одной вышвырнули некое тело, которое нечленораздельно завопило и вернулось назад. Нет, туда мы не пойдем, о чем я и сообщила своему спутнику. Выбрать из двух оставшихся было нелегко — и там, и там смеялись и орали. Я уже пожалела, что отказалась от угощения на постоялом дворе, но тут из одной таверны грянула музыка, и Чарли потащил меня внутрь.

Я окинула взглядом забитое людьми помещение. Среди мужчин попадались и женщины, причем одетые в платья, похожие на мое. Не все, не все — те, кто вились вокруг музыкантов, носили куда как более откровенные наряды. На них были открытые сорочки с глубоким декольте, а плотный лиф приподнимал грудь, демонстрируя богатство наполнения. Рукава сорочек были закатаны до локтей — как я успела рассмотреть из повозки, такое приличествовало только во время работы в поле или в лавке. Эти девицы, пожалуй что, и были на работе.

Девиц было четверо, музыкантов — трое. Одна прильнула к тощему флейтисту, вторая пританцовывала рядом с широкоплечим блондином, который усердно лупил в тамбурин, а две сели по сторонам терзавшего колесную лиру лохматого весельчака с острой бородкой. Все семеро уже изрядно набрались.

Черли махнул разносчице и что-то ей сказал — из-за шума я не расслышала, что. Он кивнул мне, мол, все в порядке. Все, и правда, было неплохо. Публика хоть и по большей части нетрезвая, но к нам никто не лез, а наличие женщин в закрытых платьях показывало, что и мое присутствие тут не сочтут верхом неприличия. Неприличие в этом обществе для женщины могло дорого обойтись.

Вскоре нам принесли по кружке какого-то питья, по плошке вкусно пахнущего рагу и третью, завернутую в тряпицу — с собой. В кружках оказался слабый сидр. Вторым глотком я едва не подавилась — лохматый весельчак запел. О, что это была за песня! И какое исполнение! Не знаю, изобрели ли здесь нотную грамоту, но певец напрочь игнорировал тональность, а попасть в ритм для него оказалось непосильной задачей, поэтому блондин с тамбурином и флейтист волей-неволей подстраивались к нему.

Но публику это не заботило. Песня оказалась на грани скабрезности, и после каждого прозрачного намека зал взрывался хохотом. Я скосила глаза — Чарли от души веселился. Фыркнув, я принялась за рагу.

К счастью, песня закончилась раньше, чем еда, и когда схлынул шум хлопков по ладоням, столам и ляжкам я смогла спокойно доесть. Троица закончила играть и петь (но не пить) и принялась уделять снимание своим дамам. Певец усадил на колени сразу двух, возложив голову с разлетевшимися кудрями на бюст одной и прихватывая другую за выпуклости, от чего та притворно взвизгивала. Флейтист подхватил свою под бедра, к восторгу зала поцеловал и утащил наверх. Блондина с тамбурином его дама поила из двух кружек попеременно, и было понятно, что покидать скамью ему не рекомендуется. Певец что-то прокричал, что было воспринято залом с ревом восторга, и разносчицы бросились обносить публику кружками. Похоже, весельчак решил пропить весь гонорар от выступления. Я от второй кружки отказалась, а Чарли с благодарностью взял. Помня наказ его сестры я встревожилась, но похоже, мой спутник оказался крепким. В любом случае, третьей ему не надо, нам еще назад идти по темным улочкам.

Когда закончилось рагу, я кивнула головой в сторону выхода, мы бросили на стол монеты и вышли наружу. — Ну как, я был прав? — задорно спросил парень. — Прав, прав, только давай сначала доберемся назад, не угодив в неприятности. — Надеюсь, ничего страшнее этого пения сегодня уже не будет, — хмыкнул Чарли. — Это ж надо, такую песню испортить. Хочешь, я ее по-настоящему спою? — Может, лучше что-нибудь другое? Признаться, я не привыкла к таким намекам. — Ты, наверно, образованная, при обители училась? — Училась, — кивнула я.

От сестер неба я знала, что аристократы и богатые горожане отдавали девочек на воспитание в обитель кто на год, а кто и на десять лет. Туда же попадали сироты, если наследство позволяло сделать солидный взнос.

— Гимны не обещаю, — хмыкнул парень, — но подберу что-нибудь попристойнее.

И Чарли запел балладу о бедном менестреле и дочери лорда, которые, разумеется, полюбили друг друга, но не могли быть вместе. У парня оказался приятный тенор, и последние строфы о том, что менестрель уходит искать свою смерть в полный чудовищ лес, он пропел с таким чувством, что рядом с нами кто-то зашмыгал носом. — Да ну вас… — сказала басовито темнота. — И как вас теперь… Потопали дальше, Том. А эти… пусть их… — и шмыгнули в два голоса снова.

От нас удалялись два высоких силуэта, и в руке одного из них блеснуло лезвие. Мы с Чарли посмотрели друг на друга и дальше пошли очень быстрым шагом, почти бегом.

Сальма хотела, было, поворчать, но увидев плошку с едой на всех троих, подобрела.

Девушка с сестрой уже уснули на соседней кровати, а я села на соломенном матрасе и смотрела в звездное небо в окне. Давно не видела такой звездной россыпи — городская засветка лишает небо всякой романтики. Вот только рисунок незнакомый. Я тихо слезла с кровати и выглянула в окно, а потом и вовсе накинула на ночную сорочку плащ и вышла во двор. Отойдя подальше от здания таверны я завертела головой. Да, ни одного знакомого созвездия. Ни тебе Большой Медведицы, ни Южного Креста. С одной стороны видна половинка луны с совершенно чуждым рисунком, а с другой поднималась полная луна поменьше. Ой. До меня дошло, что я и правда в другом мире. По-настоящему. Насовсем. Я отошла к приземистому дереву, прислонилась к стволу и тихо заплакала.