Я невольно вскрикнула от испуга.
— Ш-ш-ш! — прошипел кто-то, сжимая мои руки. — Услышат!
Голос казался знакомым.
— Кристиан? — с упрёком спросила я. — Отчего ты прежде молчал?
— Не успел отозваться. Тебе обязательно было разжигать свою искру?
— Я ничего не видела, и ты молчал, а я боюсь темноты!
— Неужели? А может, хотела напомнить, что ты лучше меня, ведь ты одарена, а я нет. И как, интересно, Первотворец решает, кто получит искру? Как он выбирает, кого одарить?
Его голос дрожал, и в нём звучал злой смех. Кристиан так сильно, так больно сжимал мои ладони!
— Что ты, я бы никогда… — поторопилась ответить я. — Я никогда не поступила бы так нарочно, я не хотела тебя обидеть! Дар — это ведь ещё не всё. Куда важнее быть хорошим человеком, а я уверена, ты хороший человек, Кристиан. И потом, у тебя иной дар! Я видела, как ты рисуешь…
— Я рисую, — пробормотал он, притягивая меня к себе, и уткнулся лицом в мои волосы, но тут же отстранился и воскликнул: — Фу, чем от тебя несёт?
Моё сердце так и упало.
— Ох, должно быть, табаком! — ответила я смущённо.
— Табаком? Ты что, куришь?
— Нет, что ты! Это всё наша преподавательница, госпожа Нунн. Должно быть, я пропахла её дымом.
— Где же справедливость? — неясно у кого спросил Кристиан. — Даже эти подгорные коротышки, эти недоделки, даже они обладают даром, но не я! Только не я, нет!
В его голосе звучала боль. О, как бы я хотела её исцелить!
Я знала людей, обладающих даром, и знала таких, как Оливер, папин помощник. Им не досталось искры, но они как будто не огорчались и были вполне довольны жизнью. Я вовсе не знала тех, кто огорчался, и лишь теперь поняла, что обладаю чем-то таким, чему можно завидовать.
— У меня совсем небольшая искра, — сказала я. — Самая крошечная в нашей семье. Даже гордиться нечем.
Смущаясь и запинаясь, я поведала Кристиану о своей мечте: о театре, которым мы управляли бы вместе. Это даже хорошо, что он художник, а не кто-то ещё, поскольку тогда всё не сложилось бы так удачно.
— Ты прославишься, — говорила я. — Будешь выбирать, какие пьесы ставить, будешь управлять умами. Твои эскизы назовут новым словом в искусстве. Представь, газетчики дерутся за право присутствовать на премьере…
Кристиан слушал очень внимательно, не перебивая. Если бы я не слышала, как он учащённо дышит, то могла бы подумать, что он ушёл, и я говорю сама с собой. Потом он рассмеялся и сказал, что я чудовищно наивна.
— Вовсе нет! — воскликнула я, обидевшись. — Я верю, действительно верю, что это возможно! Я верю в тебя, Кристиан.
— Ладно, — сказал он, и его голос смягчился и дрогнул. — Ладно. Но ведь мы пришли сюда не для разговоров?
И он опять притянул меня к себе и во тьме отыскал мои губы.
Сегодня Кристиан был нетерпелив и немного груб, но я понимала, что он огорчён, и хотела его утешить. И, конечно, мне льстил его пыл. Разве это не доказывало, что Кристиан любит меня?
Но я не отказалась бы это услышать.
Убрав его руку, которая забиралась всё выше и едва не преодолела границы дозволенного, я отстранилась и спросила, задыхаясь:
— Ты любишь меня?
— Что? — переспросил Кристиан, возвращая руку на место.
— Ты любишь меня? — робея, повторила я и опять убрала его ладонь.
— Конечно, люблю, — сказал он, приникая к моим губам, и ладонь вернулась туда, где была.
Я подумала, что могу позволить ему немного вольности, а затем уже мало о чём думала, и мысли мои были на редкость бессвязны. Ах, вчера я полагала, что мы целовались — как смешно! Вчера это был даже не поцелуй. А теперь… И я так любила Кристиана, так любила, что всё внутри переворачивалось, и он тоже меня любил, и это навсегда. Какое счастье, что мы друг друга нашли!
Всё же его руки смущали меня. Стоило недоглядеть, и они расстёгивали платье у ворота, а мгновение спустя там же оказывались и губы, а его пальцы уже ползли ниже…
— Не надо так, — шептала я, пытаясь застегнуться.
Это был неравный бой. Мои руки стали слабыми и непослушными, и пуговицы не хотели нырять в петельки, зато под ладонями Кристиана расстёгивались сами собой. Будто он лучше меня знал это платье! Но я не сдавалась.
В конце концов Кристиан отстранился, тяжело дыша.
— Какая же ты робкая, — пробормотал он и поцеловал меня в кончик носа.
Я счастливо рассмеялась и прижалась к его груди. Девушкам и полагалось быть скромными, и я знала, что Кристиан это оценил.
— Придёшь ночью в оранжерею? — спросил он.
— Что ты! Ведь ночью двери закрыты, — удивилась я. — Как же я приду?
— Так выйди наружу, прежде чем они закроются.
— Но моё отсутствие заметят! Почему мы не можем встречаться так, как теперь?
— Ясно, — сказал он невпопад.
Я отстранилась, пытаясь вслепую расправить платье и пригладить растрёпанные волосы, и спросила:
— Мы увидимся завтра?
Кто-то спускался по лестнице над нашими головами, послышались шаги и весёлые девичьи голоса. Мы притихли и застыли.
Девушки свернули направо, к выходу, и Кристиан подтолкнул меня:
— Иди, пока никого нет. Живее!
— Но мы не условились…
— Я оставлю записку. Иди же!
Я неуверенно побрела к лестнице, но тут же почувствовала, что не могу уйти так просто. Ведь я ещё не сказала Кристиану о самом важном!
Я развернулась и торопливо сделала два шага обратно. Мне хотелось обнять его и, прижавшись к груди, сказать, как он мне дорог, но оказалось, Кристиан не остался на месте, а шёл следом за мной. Я наступила ему на ногу, мы столкнулись лбами и едва устояли, цепляясь друг за друга.
— Прости! — шёпотом воскликнула я, пытаясь удержать равновесие, и нечаянно встала ему на другую ногу. — Прости! Я только хотела сказать… Я очень тебя люблю, Кристиан!
— Я понял, — ответил он сдавленным голосом. — Я тоже тебя люблю. Иди уже, наконец!
Я потянулась к его губам, чтобы получить ещё один поцелуй — крошечный прощальный поцелуй, — и опять направилась к лестнице. В этой тьме я предпочла бы не отрывать подошвы от каменных плит, чтобы нечаянно не споткнуться, но ведь рядом был Кристиан, и оттого я старалась идти танцующей лёгкой походкой, хотя вряд ли он мог меня видеть.
Я всё-таки споткнулась о первую ступеньку, но не сильно. Уверена, что даже не потеряла при этом лёгкости и изящества.
Поднимаясь, я глядела только на свои пуговицы. Вот они, на виду, от воротничка до талии, проклятые маленькие пуговицы, и половина не в тех петельках — стоило пропустить одну, сместился весь ряд! Ох, нельзя, чтобы кто-нибудь заметил меня в таком виде…
Поглощённая этим занятием, я не заметила, как одолела лестничный пролёт. К этому времени все пуговки были на месте, и я подняла глаза.
Передо мной, изумлённо моргая, стояла Голди.
— Са-ара! — выдохнула она. — Ты что, с кем-то целовалась?
— Вовсе нет, — ответила я, пытаясь её обойти, но Голди расставила руки, не пуская, а потом взяла меня за плечи.
— Как же нет, если твои губы так покраснели и припухли, — сказала она, оглядывая меня с жадным восторгом. — Ах, и след на шее! Целовалась! А с кем? Кто это на тебя посмотрел?
В её голосе мне почудилась зависть. Голди и Дейзи всегда смеялись, что на меня никто не польстится, а вот поди ж ты! Я ощутила удовлетворение.
— Кто он? Хорош собой? — между тем спрашивала Голди, вытягивая шею, чтобы заглянуть вниз. — Ах, я хочу его увидеть, пусти! Отчего ты его скрываешь? Ведь он не гном? Ах, я думаю, гном!
Я встала у неё на пути, но Голди была сильнее. Честно говоря, я не слишком пыталась её удержать. Я хотела, чтобы она увидела Кристиана — моего великолепного, прекрасного Кристиана! — и скончалась от зависти на этом же месте.
Видно, он понял, что встречи не избежать, и поднялся сам, мрачно глядя на Голди, такой красивый даже теперь, когда не улыбался. Непослушная золотая прядь упала ему на лоб, и он пригладил волосы изящным движением руки.
— О! — воскликнула Голди, хлопнув руками, как курица крыльями. — О!
— Ага, — сказал Кристиан. — Я пошёл.
Голди, очевидно, была поражена до глубины души. Кристиан уже удалился по коридору, а она всё таращила глаза и то открывала, то закрывала рот. Я была абсолютно счастлива и, возможно, даже не слишком хорошо скрыла самодовольную усмешку.
— Что ж, как тебе этот гном? — сказала я, раздувшись от гордости. — Недурён?
— Как это вышло? — наконец спросила Голди, цепко хватая меня за руки. — Расскажи мне всё! Расскажи, или я открою то, что видела, сама знаешь кому!
Ох, я совсем не подумала, что она может донести ректору или моим родителям! Впрочем, я буду всё отрицать, и она ничего не докажет. Я не боялась!
Но Голди ждала, не сводя с меня глаз, и мне так хотелось похвастать и утереть ей нос. Она всегда считала меня неудачницей — пусть видит, что и я пользуюсь успехом!
— Что ж, мы повстречались с Кристианом в библиотеке… — важно начала я.
Мы уселись на подоконник, и я рассказала ей всё, приукрасив самую малость. В общем-то, Кристиан ведь на самом деле признавался мне в любви, и я лишь соврала, что это случалось чаще, и он выражался чуть пышнее и цветистее. Я позаимствовала фразы из романа, который однажды читала: «моя единственная любовь», «яркая звезда, озарившая мой путь» и «нежданное счастье на склоне лет» — с последним нечаянно дала маху. Заметив недоверие в глазах Голди, я показала ей портрет.
— Это Кристиан для меня нарисовал, — скромно сказала я. — У него настоящий талант.
Голди так и впилась глазами в рисунок.
Воодушевившись, я добавляла всё новые подробности: будто бы Кристиан бродил ночами под моим окном, распевая любовные песни, и будто бы он предлагал с ним бежать и грозил, что покончит с собой, если я откажу. Чем больше Голди ахала, качая головой, тем больше новых подробностей приходило мне на ум. Под конец я спохватилась, что для одной недели выдумала уж слишком много событий, но Голди как будто не почуяла подвоха.
— Ты вовсе не такая простушка, как я думала, — с уважением сказала она. — Отхватила такого красавчика! Но ведь он всего лишь художник, неужели ты думаешь о браке всерьёз?
— Мне не нужен никто другой, — заявила я, теперь ничуть не преувеличивая. — И ему тоже нужна только я. Мы поженимся и будем счастливы… только, прошу, никому об этом не говори. Поклянись!
— Клянусь! — тут же с готовностью сказала Голди.
— Нет, не так. Покажи мне пальцы, чтобы я видела, что ты их не скрестила, и говори: «Да покарает меня Первотворец…»
Голди прикусила губу, а после спросила умоляющим тоном:
— А Дейзи-то можно сказать? Клянусь, что скажу только ей!
О, это было мне даже на руку! И потом, я знала, что Голди уж точно разболтает всё Дейзи. Меня скорее насторожило бы, если бы она клялась в обратном.
Я разрешила, и мы распрощались.
Уже у общежития мне пришло на ум, что я не сказала Кристиану ни слова об угрозах Шарлотты и не попросила у него защиты и совета. Впрочем, сейчас я была так счастлива, что ничего не боялась. Мне не верилось, что могло случиться хоть что-то дурное. Казалось, я встречала Шарлотту в каком-то нелепом сне, который почти забылся, а не наяву.
Жизнь переменилась, как будто сработало доброе волшебство. Теперь мне всё удавалось, и меня хвалили, и меня любили, и даже Голди и Дейзи были не так успешны в любви — о, я больше не Сара-неудачница! Я чувствовала, что отныне справлюсь с чем угодно.
Видимо, поэтому я попросила у придверницы разрешения позвонить отцу, хотя вовсе не собиралась этого делать ещё минуту назад. У меня был к нему разговор, но в обычное время я долго откладывала бы звонок и подбирала слова.
На удивление, папа взял трубку сразу же.
— Я собираюсь пройти зимнюю практику дома, — заявила я, когда обмен любезностями и новостями был закончен. — Ведь вы уже заключили договор с бытовой компанией? Мне сказали, я могу практиковаться под присмотром их работников, а потом они составят отчёт для академии.
Папа помолчал.
Я встревожилась, что немного переоценила свою удачу. Ведь папа обычно говорил «нет, Сара», даже не дослушивая, о чём бы я ни просила…
— Хорошо, Сара, — сказал он. — Я свяжусь с бытовой компанией, чтобы они заранее это учли. Думаю, проблем не возникнет. У тебя всё? Мне нужно работать.
Он согласился! Он одобрил!
«А ещё я встретила Кристиана. Мы поженимся, и у нас будет свой театр», — хотелось мне сказать, но я сдержалась и попрощалась. Может быть, папа одобрил бы и это? Мне теперь так везло!
По лестнице я поднималась, мечтая о будущем. О, я восходила к славе в ослепительном блеске софитов! Я работала в паре с величайшим художником современности, воплощая его идеи, и в наш театр съезжались со всей округи… да что там, со всей Параверии, из Подгорного Рока, из Трегунда! Может быть, даже из Ардузии. Билеты приобретали за месяц, нет, за год. Лучшие певцы и актёры мечтали работать у нас.
В комнату я вошла, будучи одной из самых великих женщин современности, а также матерью наших с Кристианом детей, мальчика и девочки.
— Чё это с тобой? — спросила Хильди, поднимая взгляд от книги.
— Ах, я так счастлива! — воскликнула я и закружилась. — Вас, конечно, я тоже возьму работать в свой театр…
— В какой ещё театр? — удивилась Дита.
Тут я подумала, что поспешила. Неясно, каковы ещё будут их успехи, вдобавок Хильди собиралась трудиться в сырной лавке, а Дита и вовсе поступила сюда назло отцу. Вряд ли она в восторге от театра.
— Ладно, буду оставлять вам билеты, — решила я. — Или и вовсе смогу провести без билетов. Ведь в театрах же есть особые места для почётных гостей? В моём будут.
— Чё это с ней? — спросила Хильди уже у Диты.
Та пожала плечами и покачала головой. Я упала на кровать и, лёжа с раскинутыми руками, засмеялась. Потом вынула из сумки портрет и принялась думать, как бы поставить его на тумбочке. В конце концов я чуть загнула лист сверху и пристроила на томике Кеттелла, решив при случае попросить, чтобы Оливер привёз мне рамку.
Дита и Хильди заметили портрет, обменялись взглядами, но ни о чём не спросили, а ведь я ждала, что спросят. Меня распирало от желания поделиться, но вместе с тем неловко было заговаривать первой. Да и с чего начать такой разговор?
На следующий день я едва дотерпела до конца занятий. Мне так хотелось поскорее бежать в библиотеку! К несчастью, Дита и Хильди захотели пойти со мной, чтобы взять энциклопедию моды, и я думала, что сойду с ума от нетерпения, так медленно они собирали сумки, а потом ещё шли не спеша, наслаждаясь редким в эту пору солнцем.
Увы, Кристиана не оказалось в библиотеке! Это было тем более обидно, что сегодня здесь собралось предостаточно юношей — с десяток, не меньше. Они заняли два стола и оживились, заметив нас. Работнице даже пришлось вставать с места, чтобы сделать им строгое замечание.
В «Проблемах методологии» нашлась записка: «Завтра». Ах, Кристиан, как мне вытерпеть ещё день? Почему завтра?..
Здесь был даже этот нелепый гном. Он печально смотрел на меня, но отворачивался всякий раз, когда я на него глядела. Как несправедливо, что Кристиан отчего-то ушёл, едва оставив записку. Как жаль, что мы разминулись!
Я прижала листок к сердцу. Кристиан вырвал его из своей тетради, он касался его, думая обо мне. О, мой Кристиан! Я решила, что сохраню эту записку навеки.
Дита и Хильди наконец отыскали нужное им издание. Правду говоря, оно требовалось и мне. Мисс Брок велела изучить наряды прошлого столетия, чтобы мы знали, как одевались герои пьес Лифорда. Безусловно, в театре ответственность за эскизы лежит в первую очередь на художниках, но иллюзионистам тоже нужно знать эпоху, а не бездумно повторять увиденное на рисунках.
Мы устроились за столом и принялись листать страницы, но далеко не продвинулись. Кто-то вложил в книгу тонкий журнал, и он привлёк Хильди больше, чем энциклопедия. Ей понравились расшитые бисером и яркой нитью туфельки, так что она то и дело совала их нам под нос.
— Ох и башмачки! — всё повторяла она, тыкая пальцем в иллюстрацию. — Жалковато, что теперя таких не носят. Можа, их где шьют на заказ? Гляньте, бабочки-то, бабочки, прям живые! Какова красота!
— Здесь написано, что они были зачарованы, — сказала Дита, из вежливости пробежав глазами статью. — При ходьбе возникала иллюзия, будто из-под ног выпархивают бабочки и вьются вокруг. Вот, глядите, кристаллы в каблуках, и какие крупные! Вечная иллюзия, ещё и цветная. Сколько же стоили эти туфельки?
— Да они и без иллюзиев хороши, — вздохнула Хильди и погладила рисунок пальцем. — Решено: начну копить.
Мы посидели ещё немного (я втайне надеялась, что Кристиан заглянет, но увы!) и пошли в столовую, поскольку настало время обеда. К моему удивлению, у нашего корпуса стояли Дейзи и Голди.
— Са-ара! — протянула Голди, расставляя руки, будто хотела меня обнять, и покосилась на Хильди. — Ты что, позволяешь этим… низкорослым ходить рядом с тобой? Тебе следовало отчитать её и велеть держаться на два шага позади, раз уж тебе, бедняжке, приходится учиться с подобными личностями!
Тут она действительно обняла меня и поцеловала воздух у моих щёк. Следом за ней так же поступила и Дейзи. Не привыкшая к подобному, я неловко обняла их в ответ.
Хильди фыркнула, обогнула нас и вошла в столовую. Дита помедлила на пороге и взглянула на меня, подняв бровь.
— Ах, Сара, идём обедать с нами! — сладко пропела Дейзи. — Мы испросили дозволения тебя пригласить. Сегодня подают фаршированную рыбу и сливочный пудинг, и любой чай на выбор, и кофе со сливками. Идём же!
Я бросила извиняющийся взгляд на Диту. Она всё поняла и ушла. Голди и Дейзи взяли меня под руки и повели в свой корпус.
Слухи не лгали: бытовики и вправду жили намного, намного роскошнее нас. Чего только стоила одна столовая с её уютными бархатными диванчиками и низко висящими лампами под абажурами винного цвета с белой бахромой! Я с первого взгляда влюбилась и в столики на гнутых ножках, и в тёмные потолочные балки, и в цветы в расписных горшках, подвешенных к стенам. Окна в дубовых рамах тянулись едва ли не от потолка до пола, разделённые переплётом на квадраты, а за ними цвёл сад, весенний сад посреди осени, и на ветвях пурпурных дымчатых клёнов скакали, распевая, птицы, и жасмин ронял в ручей белые лепестки.
— Это магия? — ахнула я.
— Это оранжерея, — сказала Дейзи. — Там у нас проходят некоторые занятия. Видишь скамьи в той стороне, за мостиком?
Пожалуй, я впервые так сильно жалела, что не пошла на бытовое отделение. Впрочем, что жалеть? Обучение длится лишь несколько лет, а с последствиями выбора придётся жить всю жизнь. Глупо идти куда-то лишь потому, что у них неплохая столовая.
Но когда подали рыбу и салат, я уже не была так твёрдо в том уверена.
— Сегодня что, какой-то праздник? — спросила я.
— Праздник, почему? — не поняла Голди. — Ах, ты о еде! Это наш обычный обед.
— Довольно говорить о скучном! — воскликнула Дейзи. — Расскажи лучше о юноше, с которым познакомилась. Ах, Сара, неужели правда, что он грозил покончить с собой, если вы не будете вместе? Неужели правда, что он уже привязывал верёвку к ветке яблони у тренировочной площадки, но ты выбежала и остановила его?
Ох, как неловко! Я уже плохо помнила, что именно плела, когда говорила с Голди. Вроде бы лишь чуточку приукрасила…
— Мне нелегко говорить об этом, — с достоинством ответила я, разделывая рыбу ножом. — Я так испугалась тогда, и всё было как во сне. Что ж, пожалуй, могу сказать без ложной скромности, что спасла Кристиану жизнь.
Голди и Дейзи ахнули хором.
— Надо же, ты нашла жениха раньше, чем мы, — сказала Дейзи, качая головой, и тоже принялась за еду. — Признаться, не думала, что это возможно.
— Кажется, и у тебя вот-вот состоится помолвка, — снисходительно произнесла я. — Может быть, Александр вовсе не так плох, как о нём говорят. Надеюсь, вы будете счастливы.
Дейзи хотела ответить, но тут за соседним столиком кто-то ахнул, там рассмеялись и захлопали в ладоши. Мы невольно обернулись.
Все смотрели на веснушчатую девушку с густыми светлыми косами, уложенными вокруг головы. Она привстала, держа в руке круглые серебряные часы, а вокруг неё, щебеча, вилась небольшая призрачная птичка, похожая на канарейку. Вот села на плечо, запела, вот опять вспорхнула, когда к ней потянули руки. Вряд ли эта птица могла петь — должно быть, звук исходил из часов.
— Пусть сядет ко мне, ко мне! — наперебой просили девушки.
— Разве её заставишь? Она выбирает сама! — сказала хозяйка птички.
Голди завистливо вздохнула и сжала губы. Я потянулась через стол и тихо, чтобы не услышали другие, спросила:
— Что это, иллюзия?
— Ах, ты отстала от жизни, Сара, — ответила мне Дейзи. — Это часы с иллюзией, они теперь входят в моду. Большинство может позволить себе только жука или бабочку. Непременно попрошу Александра, чтобы подарил мне такие!
— Так с вашей помолвкой уже всё решено? — с любопытством спросила я.
— О, само собой! Между нами, всё было решено задолго до того пикника. Ведь ты знаешь, как устраивают подобные союзы: дела отцов прежде всего…
И, вздохнув, она приложила руки к груди и сказала, явно фальшивя:
— Ах, будет ли Александр любить меня так, как тебя любит Кристиан?
— Уверена, что любовь случается и в союзах, подобных вашему, — великодушно сказала я. — Надеюсь, тебе повезёт.
— Но, Сара, неужели ты не боишься, что твой отец не позволит вам быть вместе? — спросила Голди. — Ты хоть знаешь, из какой семьи твой Кристиан? Что тебе о нём, собственно, известно?
— Он не из бедной семьи, — отмахнулась я, не подавая виду, что вопрос меня задел. Ведь я и вправду до обидного мало знала о Кристиане.
— Это он так сказал? — не унималась Голди. — Что он вообще говорил о себе?
— Ах, обычно нам не до разговоров, — отшутилась я. — Он из достойной семьи, и потом, я собираюсь окончить три или четыре курса, чтобы работать в театре, а тогда буду совершеннолетней, и папа уже не сможет мне ничего запретить.
Голди и Дейзи переглянулись.
— На твоём месте мы бы молчали и пока ничего не говорили отцу, — сказала Дейзи. — У него достаточно власти, чтобы вас разлучить. Представь, что он заберёт тебя домой и откажется платить за обучение. Станет ли Кристиан ждать ещё два года, прежде чем ты станешь совершеннолетней и вы сможете встретиться опять?
— Да, да, — закивала и Голди. — Даже если дождётся, вы не сможете работать вместе, ведь Кристиан получит диплом, а ты — нет. Без поддержки отца тебе придётся самой копить средства на обучение. Кем ты будешь работать без образования, Сара?
— Может быть, продавщицей в цветочном магазине? — предположила я.
— Брось! А если и семья Кристиана не одобрит его выбор? Вам придётся жить в нищете. Он будет работать, выбиваясь из сил, но этого едва-едва будет хватать на аренду крошечной квартирки и на еду. Ты станешь ему не помощницей, а обузой. Его любовь может не выдержать такого испытания!
Мне совсем не нравилась нарисованная ими картина, и я признала, что замечания справедливы. Папе не обязательно знать о Кристиане… пока что. Позже я поставлю его перед фактом, и тогда он уже ничего не сможет поделать.
После этого, видимо, удовлетворив своё любопытство, Голди и Дейзи заговорили про бал Первого Снега, который проводился в главном корпусе за неделю или две до начала практики. Я уже слышала о нём из обрывков чужих разговоров, но не могла понять, из-за чего весь шум.
— Ведь это не настоящий бал, не так ли? — спросила я. — Что же это за бал, если из мужчин на нём присутствует один лишь ректор?
Я ожидала, что Голди и Дейзи посмеются, но они уставились на меня.
— Как, ты не знаешь? — спросила Голди.
— Неужели ничегошеньки не слышала? — всплеснула руками Дейзи. — Ведь придут и художники.
— Великолепный снежный бал, где можно как следует повеселиться! Ты сможешь пойти туда с Кристианом.
— И наденешь не эту форму — ах, ты в ней такая бледная! — а своё лучшее платье.
— Если хочешь, мы поможем тебе завить волосы и подкрасить ресницы. Только представь, что скажет Кристиан! Если ты понравилась ему даже такой, как теперь…
Голди и Дейзи подпустили ещё пару шпилек, но я оставила это без внимания, другое занимало мой ум. Пойти на бал с Кристианом! О таком я и не мечтала.
Конечно, мне нужно платье — новое платье, и как можно скорее… Договориться с мамой, посетить ателье миссис Белчер… Мой первый бал! Мы всю ночь протанцуем с Кристианом. Я должна быть красивой, должна его впечатлить!
— Сара! — окликнула меня Голди.
— Ах, похоже, она погрузилась в мечты, — усмехнулась Дейзи.
Их голоса доносились до меня будто издалека. Сколько дней осталось до бала? Сегодня же поговорю с мамой, а завтра с Кристианом. Ох, или дождаться, чтобы он первым меня пригласил? Пожалуй, я всё-таки должна подождать. Ведь он знает про бал?..
После обеда мы распрощались. Голди и Дейзи обняли меня по очереди.
— Прости нас, Сара, — сказали они. — Мы не всегда были тебе хорошими подругами. Надеемся, мы это исправим. Заходи к нам, когда захочешь, непременно заходи! Если нужен совет, или помощь, или просто поболтать…
Кажется, они искренне раскаивались. Всего-то нужно было, чтобы на меня обратил внимание красивый юноша.
Безусловно, я не была слишком наивна, а потому опасалась, что нужна им, только чтобы добраться до Кристиана. Дейзи уже не свободна, она не в счёт, но вот Голди… Я улыбнулась им на прощание, но решила, что слишком-то доверять не стану.
Прежде чем вернуться в комнату, я решила обойти вокруг общежития, руководствуясь исключительно тем, что прогулки на свежем воздухе укрепляют здоровье. Может быть, лишь самую малость я надеялась увидеть Кристиана на тренировочной площадке, но старательно делала вид, что это не так. Ведь у меня есть гордость, и я никого не стану выслеживать…
Я свернула за угол и нос к носу столкнулась с тем самым гномом.
Он переменился в лице, вытаращил глаза, попятился, обернулся и свистнул — так громко, что я вздрогнула. Проследив за его взглядом, я заметила вдали на дорожке темноволосого кудрявого юношу в очках и какую-то девушку.
— Перси! — заорал гном так отчаянно, будто я пыталась его убить. — Перси, нас засекли, валим!
И первым бросился наутёк.
Его кудрявый друг, придерживая очки, припустил за ним. Девушка, испуганно прижав руку к груди, обернулась, и я узнала Диту. Когда она поняла, что весь шум из-за меня, на её лице отчётливо проступило облегчение.
— Вот это да! — сказала я, подойдя. — Не думала, что ты тайком ходишь на свидания.
— Ах, это не то, что ты думаешь, — с досадой ответила Дита. Её щёки порозовели. — Это вовсе не свидание. Они хотели предупредить тебя, но не знали, как подойти, и потому решили побеседовать со мной. Они говорят, ты связалась с плохим человеком. Будь осторожна!