Счастливая ошибка

Глава 1

21 апреля, вторник

– Нет, мне действительно интересно! – воскликнула Этельда, склонившись над лежащим на столе выполненным ею планом реконструкции офиса доктора Голдинга и ткнув в него карандашом.

Джейк усмехнулся, наблюдая за Этельдой, по-хозяйски расположившейся в приемной за столом, где раньше сидела секретарша доктора Голдинга.

– Нет, правда, Джейк, объясни мне, – продолжала она, тыча карандашом в схему, – ну для чего этому психотерапевту понадобилось устанавливать ванну посреди комнаты?

– Какая разница? – пожав плечами, ответил Джейк, направляясь в кабинет доктора, чтобы закончить замеры стен. – Может, ему нравится принимать ванну у всех на виду. Или это такое новое научное веяние.

– Ну и ну, – удивленно протянула Этельда. „Конечно, это странно“, – думал Джейк, входя в кабинет доктора Голдинга.

Нормальный кабинет с удобным письменным столом. В примыкающем к кабинету небольшом помещении расположена ванна, не скрытая от посторонних глаз ни стеной, ни дверью. Правда, по мнению Этельды, опытного дизайнера, архитектор, планировавший данное помещение, и не старался, чтобы зрительно оно казалось просторнее.

„Кто знает, что на уме у этих психотерапевтов? – возразил ей тогда Джейк. – Возможно, именно такой кабинет ему и нужен“.

Впрочем, в глубине души Джейк согласился с Этельдой, поскольку был глубоко убежден, что все психотерапевты – люди со странностями. А уж этот доктор – тот еще тип, по словам Боба Мецгера, который и порекомендовал Голдингу обратиться в фирму Джейка и Этельды. Этот психотерапевт – с очень большими заскоками, однако они не мешают ему выколачивать из доверчивых клиентов кругленькие суммы. И уж что он только не придумывает, чтобы завлечь пациентов на так называемые курсы восстановительной психотерапии! Вот его последнее новшество: пациент погружается в ванну с горячей водой и, лежа там, воображает, будто рождается заново. Слушая Боба, Джейк лишь усмехался и качал головой. И как это люди покупаются на подобные бредни? И не жаль им тратить огромные деньги на столь сомнительное удовольствие, как бултыхание в ванне с горячей водой?

Размышляя над данной проблемой, Джейк вынул из кармана рулетку и принялся измерять длину стен. Нет, очевидно, эта комната быстро потеряет презентабельный вид, если в ней постоянно будет клубиться горячий пар. Но это не их с Этельдой дело. И он не собирался делиться с ней своими соображениями по этому поводу, как, впрочем, и теми отрывочными сведениями о докторе Голдинге, включая и его новый психотерапевтический метод, о котором ему рассказал Боб.

Этельда любит высказывать свое мнение по любому поводу, и если сообщить ей о причудах их нового клиента, то бурное обсуждение на обратном пути в Петалуму ему обеспечено. Откровенно говоря, Джейк не хотел браться за этот заказ, но в большом городе расценки на подобные работы всегда значительно выше, чем в маленьких городках, и он согласился. Петалума находится от Сан-Франциско в получасе езды на машине, если за рулем будет сидеть он сам, и сорок пять минут – если Этельда. Да и отказывать Бобу тоже не хотелось. Он их с Этельдой давний клиент и знакомый, хотя и дома заказов у них хватало. Соглашаясь на данный заказ, Джейк думал: „А как, например, множество людей встают в четыре утра, едут автобусом до Сан-Франциско, чтобы к восьми успеть на работу? " Несчастные люди. Сумасшедшие.

И все-таки за заказ на реконструкцию офиса Джейк взялся с тяжелым сердцем, словно предчувствуя, что доктор Голдинг потреплет им нервы. Даже высокие расценки на проведение работ Джейка не вдохновляли. И его мрачные предчувствия оправдались: этот чертов психотерапевт уже забрасывал их с Этельдой факсами, оставлял сообщения на автоответчике, требуя предоставить ему смету расходов и быстро выполнить все ремонтные работы.

Ему не терпится поскорее взглянуть на составленную смету? Он ее получит. А затем они с Этельдой, организовав производственный процесс, покинут его офис и, дай-то Бог, никогда больше не увидят психотерапевта!

Джейк с задумчивым видом побродил по кабинету доктора Голдинга, затем, вспомнив, что не произвел еще один замер, снова вынул из кармана рулетку "Стэнли". Измерил, свернул рулетку и записал в блокнот нужные цифры. Послышался скрип, Джейк повернул голову и увидел в проеме двери молодую женщину. Маленького роста, стройную, даже хрупкую.

"Совсем девочка", – мелькнуло в голове Джейка.

Лицо в пятнах, какие появляются на коже после слез, глаза красные, веки припухшие. К покрасневшему носу женщина прикладывала смятую мокрую бумажную салфетку, которую давно пора было выбросить.

Глядя в лицо незнакомки, Джейк сразу вспомнил свою сестру Шелли. В детстве между ними часто случались стычки даже драки, и Шелли закатывала такие истерики, такой рев! Слезы градом лились из ее глаз, она рыдала, всхлипывала, причитала, но Джейк всегда интуитивно улавливал, когда сестра рыдала от обиды, а когда устраивала сцены только для того, чтобы привлечь к себе внимание присутствующих и вызвать у них жалость. В большинстве случаев слезы были фальшивыми. Шелли вообще была притвора и актриса: могла разыграть любую сцену, особенно замечательно ей удавались трагические эпизоды с громкими обильными рыданиями и заламыванием рук.

И сейчас, глядя на незнакомую женщину и сравнивая ее плач с Шелли, Джейк сразу догадался, что ее слезы – искренние. Видимо, у нее какие-то неприятности. Джейк не относил себя к знатокам дамской натуры, и отношения с женщинами у него складывались по большей части неудачно, но уж отличить настоящее горе от притворного он умел. Спасибо сестрице Шелли.

Джейк бросил рулетку в кресло, стоящее около массивного письменного стола доктора Голдинга, машинально поправил фирменную кепку, на козырьке которой красовалась эмблема "Купер – Джексон контракшн", и взглянул на Этельду, бесшумно возникшую за спиной незнакомки. Этельда пожала плечами и развела руками.

Женщина горестно всхлипнула, вновь приложила мятую бумажную салфетку к распухшему красному носу и сделала несколько шагов по направлению к столу, около которого в немом изумлении застыл Джейк. Затем открыла рот, словно проверяя, не польются ли снова слезы, если она заговорит, откашлялась и, запинаясь, произнесла:

– Меня зовут Мэгги Айви. Я прибыла на трехнедельный восстановительный курс.

Джейк в замешательстве плюхнулся в кресло, тоже открыл рот, но сразу же закрыл. И сказать-то нечего. Но незнакомка, поглощенная собственными переживаниями, этого не заметила. Она молча прошла к большому двойному креслу, стоявшему неподалеку от стола доктора Голдинга, остановилась и вопросительно посмотрела на Джейка, ожидая, очевидно, приглашения сесть. Заметив, что уголки ее губ вновь начинают подрагивать, а глаза наполняться слезами, он указал рукой на кресло и произнес:

– Садитесь, пожалуйста.

Его фраза отвлекла посетительницу, и новый поток слез, к радости Джейка, так и не хлынул из ее глаз.

– Благодарю вас, – вежливо отозвалась она, усевшись – в широкое кресло и положив руки на колени.

Несколько минут в кабинете царила тишина, во время которой Мэгги поглядывала то на смятую бумажную салфетку у себя в руках, то на кабинет, ища взглядом, куда можно было бы ее выбросить. Но мусорную корзину она не увидела, поэтому салфетка так и осталась у нее в руках. Несколько раз всхлипнув, Мэгги, к огорчению и досаде Джейка, снова принялась плакать. При этом она пыталась что-то произнести, но слова застревали у нее в горле, и слышались лишь булькающие, с хрипотцой звуки.

Джейк растерянно взглянул в проем двери, где все так же молча стояла Этельда, и сделал незаметный жест, означавший: скажи же наконец что-нибудь, утешь ее.

– Я больше так не могу, – неожиданно сквозь громкие рыдания пробормотала пациентка доктора Голдинга.

Джейк вновь сделал жест рукой: давай же, иди сюда, нечего торчать в дверях, но Этельда – замечательный дизайнер и подрядчик – языка жестов не понимала или не желала понимать. Она пожала плечами и, помахав Джейку рукой, скрылась в приемной, оставив его наедине с несчастной плачущей Мэгги.

Джейк встал, немного постоял около письменного стола, ощущая себя круглым идиотом, затем взял стул и поставил его против кресла, в котором сидела пациентка. Сел, уперся локтями в колени и выжидательно посмотрел на нее. Но лица ему увидеть не удалось: оно было закрыто ладонями. Плечи ее подрагивали, всхлипы продолжались.

"Сколько же она может плакать?" – думал Джейк, чувствуя неловкость от того, что он попал в нелегкую ситуацию и не знает, как из нее выбраться.

Джейку казалось, что он находится в этом кабинете с плачущей женщиной целую вечность, хотя с момента ее появления прошло не более пяти минут. Но пять минут всхлипываний, слез, рыданий… многовато. Да и посетительницу Джейку было искренне жаль. Такая молодая, хорошенькая, и столько, очевидно, серьезных неприятностей обрушилось на ее голову! Ему даже захотелось положить руку на подрагивающие плечи Мэгги Айви, успокаивающе погладить их, но он не осмелился.

Оставалось одно: терпеливо дожидаться, когда поток слез иссякнет и она наконец произнесет что-нибудь членораздельное. Пока Мэгги Айзи самозабвенно плакала, Джейк несколько раз пробормотал "все будет хорошо", даже хотел спросить у нее, что все-таки случилось, но в последний момент передумал. В самом деле, что она ему может ответить? Похоже, проблем у нее накопилось так много, что выделить какую-нибудь одну, наиболее существенную, Мэгги Айви была сейчас просто не в состоянии.

Когда наконец поток слез начал понемногу иссякать, Джейк облегченно вздохнул, поднялся со стула и, подойдя к Мэгги Айви, взял у нее коробку с бумажными салфетками "Клинекс". Вынул одну, развернул и молча подал ей. Мэгги подняла голову, взяла салфетку, промокнула мокрое от слез лицо, вытерла распухший красный нос и смущенно взглянула на Джейка.

– Извините меня, пожалуйста, – пробормотала она, и голос ее прозвучал так, словно она была очень сильно простужена.

– Ничего, все в порядке. – ответил Джейк, снова ощушая смущение.

Он сел на стул, опустил голову и принялся с преувеличенным вниманием рассматривать собственные ботинки. Затем перевел взгляд на ноги Мэгги Айви – маленькие, изящные, обутые в далеко не новые кожаные туфли со сбитыми набойками на каблуках, но тщательно начищенные. Потом осмелился поднять голову и взглянуть ей в лицо. Она сидела молча, с несчастным выражением лица, глазами, полными слез, и теребила в руках ставшую мокрой бумажную салфетку.

Джейк поднялся со стула, взял стоящую у стола доктора Голдинга мусорную корзину, которую не заметила Мэгги Айви, когда вошла в кабинет, поставил у ее ног и молча кивнул. Мэгги бросила скомканную салфетку в корзину и достала из коробки новую. Увидев это, Джейк решил не уносить корзину обратно: она явно еще пригодится посетительнице кабинета доктора Голдинга.

Он сел, скрестив руки на груди, и вопросительно посмотрел на сидящую напротив женщину. Та расценила его взгляд по-своему: открыла рот и начала говорить. Много, очень быстро, сбивчиво, бестолково, перескакивая с одной темы на другую. Джейк сознавал, что Мэгги Айви приняла его за психотерапевта, и несколько раз порывался сообщить ей, что произошла ошибка, она принимает его за другого человека, но всякий раз, как возникала секундная пауза и он открывал рот, Мэгги продолжала свои откровения. Перебить ее или заставить замолчать Джейк не мог: во-первых, ему было искренне жаль несчастную пациентку доктора, а во-вторых, он боялся, что она снова зарыдает, поэтому покорно закрывал рот и продолжал молча ее слушать. А Мэгги Айви говорила, говорила, говорила…

"А она очень даже симпатичная", – думал Джейк, глядя на продолжавшую свои путаные, сбивчивые откровения Мэгги и вспоминая, что его мать называла лица, как у нее, "хорошенькими" и "кукольными".

Из потока слов, обрушившихся на него, он сумел вычленить лишь то, что у Мэгги Айви есть маленький сын и растит она его одна, без мужа. Нет, рассказывала Мэгги ему о многом, но запомнить столь обширную и несистематизированную информацию Джейк был не в состоянии. Вот только запомнил про сына и про отсутствие мужа. Несколько раз он пытался вклиниться в длинный, почти нескончаемый монолог Мэгги, но безуспешно. Как только наступала короткая пауза, которую Мэгги Айви делала для того, чтобы перевести дух или в очередной раз приложить бумажную салфетку к глазам или носу, Джейк начинал лихорадочно подбирать слова. Надо же ей как-то объяснить, что произошло недоразумение, она приняла его за психотерапевта, в то время как он… Но Мэгги, переведя дух, с новой силой продолжала монолог, и перебивать ее Джейку было неловко. Он чувствовал и видел: эта женщина давно ни с кем не разговаривала, а точнее, никто не желал ее выслушать и уделить хоть немного внимания.

Но вместе с тем ситуация начинала действовать Джейку на нервы. Словно в длинной сумбурной пьесе он играл роль статиста и должен был молча сидеть и с участливым видом слушать другого артиста, с упоением произносящего бесконечные, наполненные патетикой и слезами монологи. Но как вмешаться в спектакль, изменив сюжетную линию, Джейк не представлял.

Мэгги говорила, говорила, говорила… и Джейку пришло на ум еще одно сравнение. Ее бесконечная речь напомнила ему поток воды в водопроводном кране, с силой бьющей в раковину. Вот-вот раковина заполнится до краев, вода хлынет через край, прольется на пол, замочив сначала его ботинки, а потом поднимется выше – к его джинсам "Левис". И как остановить этот нескончаемый поток?

Внезапно Мэгги замолчала, словно угадав его мысли, и, опустив голову, озабоченно взглянула на его ботинки: не намокли ли они? Джейк воспрянул духом и уже хотел было произнести несколько слов, но Мэгги опередила его.

– Почему носки ваших ботинок окованы металлом? – спросила она, подняв голову и посмотрев на Джейка.

Взгляд Мэгги был таким наивным и доверчивым, что Джейка снова захлестнула волна жалости к этой совсем молодой, но уже несчастной женщине.

"Все ее проблемы связаны с излишней доверчивостью, – осознал он. – Она доверяет людям, и они этим пользуются. Вот и мне, человеку, которого она видит впервые в жизни, она уже доверяет".

Вместе с жалостью к Мэгги Айви он ощутил и угрызения совести. Ну сколько можно вводить ее в заблуждение? Пора наконец признаться, что он не доктор Джейсон Голдинг, а всего лишь Джейк Купер! Джейк подался вперед, снова открыл рот и… неожиданно для себя сказал:

– А у меня сегодня выходной день.

"Господи, что я несу? – в отчаянии подумал он. – Мне был дан шанс прояснить ситуацию и признаться Мэгги Айви, что я не психотерапевт, а вместо этого…"

А ведь именно в эту минуту он, молчаливый статист, мог бы произнести несколько важных фраз, которые в корне изменили бы сюжет данной пьесы. Мог бы… но упустил свой шанс. Нет, теперь ситуацию следовало сравнивать не со спектаклем, а с камнепадом. Джейк на мгновение закрыл глаза и представил, как человек стоит на вершине каменистой горы и смотрит вниз. Вот он беспечным жестом поддел носком ботинка один камешек, тот покатился вниз, наталкиваясь на другие и сдвигая их с места… И через несколько секунд по склону горы уже летит россыпь мелких камешков, с грохотом несутся булыжники, сметая все на своем пути.

– А я думала, что ваш выходной день пятница. – Негромкий, удивленный голос Мэгги вывел Джейка из задумчивости.

Он с растерянным видом пожал плечами и неожиданно для себя произнес:

– Мне надо было кое-что сделать в офисе, поэтому я и приехал. – Мэгги Айви понимающе кивнула, нервно помяла в руках очередную бумажную салфетку и… вдохновенно продолжила рассказ.

– Господи, о чем вы с ней столько говорили? – подозрительно спросила Этельда у Джейка, когда он вышел в приемную после того, как Мэгги Айви удалилась. – Я тут целый час торчу, дожидаясь тебя!

Джейк в замешательстве остановился около стола секретарши, за которым сидела Этельда, и развел руками.

– Эта девица пулей пролетела мимо меня, – добавила Этельда. – Хорошо еще, что я сидела за столом, а не стояла у двери: она бы меня с ног сбила!

– Она очень расстроена, – произнес Джейк, мысленно принимая сторону Мэгги и желая оправдать ее поведение перед Этельдой.

– Ну и о чем же вы так долго беседовали? – нетерпеливо осведомилась она.

– О многом… Она рассказывала мне о своих бедах.

– А ты делал вид, будто ты психотерапевт, и внимательно слушал ее? – усмехнулась Этельда.

– А что мне еще оставалось делать?

Этельда поднялась из-за стола и стала собирать свои вещи, но заметив, что Джейк не намерен покидать офис доктора Голдинга, нахмурилась.

– Ты решил здесь заночевать? – угрюмо спросила она. Увидев, что Джейк подошел к столу и начал выдвигать ящики, просматривая их содержимое, она поинтересовалась: – Что ты ищешь?

– Книгу регистрации пациентов.

– Зачем она тебе?

– Мне надо найти адрес или номер телефона Мэгги Айви, – объяснил Джейк.

Господи, да для чего?

– Хочу позвонить ей.

– Зачем? – удивилась Этельда.

– Чтобы прояснить ситуацию.

В ящиках стола книги записи пациентов не оказалось, и Джейку пришлось включить компьютер. Но программа, которой пользовался доктор Голдинг, была незнакомой, и несколько минут Джейк сосредоточенно пытался понять, где и как можно отыскать файлы с адресами пациентов.

– Джейк, какую ситуацию ты собираешься прояснять? – требовательным тоном спросила Этельда.

– Сейчас… подожди…

Может, доктор Голдинг записывает информацию о пациентах в папке "Мои документы"?

– Джейк, ответь на мой вопрос: зачем тебе все это надо? – не унималась Этельда.

Она подошла к столу, встала за спиной Джейка и стала смотреть на экран монитора.

"Если я сейчас же не дам ей исчерпывающего ответа, она приподнимет рукой мой подбородок и, строго глядя мне в глаза, начнет разговаривать так, как обычно разговаривает со своими сыновьями, – мелькнуло в голове Джейка. – Не хотелось бы… Надо отвечать".

– Понимаешь, – с задумчивым видом проговорил он, – произошла ошибка. Недоразумение.

– Джейк! – В голосе Этельды прозвучало раздражение. – Не говори загадками.

– Она, то есть Мэгги Айви, решила, что я психотерапевт – доктор Голдинг, – ответил Джейк, внимательно глядя на экран монитора. Ему наконец удалось отыскать файл, озаглавленный "документы", но, к его разочарованию, это оказались всего лишь деловые письма. Где искать адреса и телефоны пациентов доктора Голдинга, Джейк не представлял. А может быть, он и хранит их в компьютере?

Джейк растерянно обернулся к Этельде, которая с хмурым видом наблюдала за ним.

– Мэгги приняла тебя за психотерапевта, а ты даже не удосужился сообщить ей, что она ошиблась? – холодно осведомилась Этельда.

– Я ей скажу, непременно скажу, – пробормотал Джейк. – Слушай, как ты думаешь, где он может хранить информацию о своих пациентах?

– Но почему ты не сообщил ей сразу, что ты не доктор Голдинг? – настаивала Этельда. – Ты нарочно ввел ее в заблуждение?

– Нет… просто так получилось.

– А если ты не найдешь ее адрес или номер телефона? – усмехнувшись, спросила Этельда. – Что тогда?

– Если я не найду ее номер телефона? – растерянно повторил Джейк. – Тогда… мне придется встретиться с ней в четверг, рассказать всю правду и попросить прощения. Хотя, конечно, этот вариант развития событий – самый худший, – после паузы добавил он. – Нет, должен же этот чертов доктор хранить у себя в кабинете данные о своих пациентах! Должен. И я отыщу их. – И Джейк снова принялся нажимать на клавиши, хотя сознавал, что работать молотком ему удается значительно лучше, чем пользоваться компьютером.

Некоторое время Этельда молча наблюдала за его тщетными попытками отыскать информацию о пациентах, а потом встала рядом и сказала:

– Отойди, дай я попробую.

Джейк уступил ей место за секретарским столом, Этельда с решительным видом села перед компьютером, и ее тонкие длинные пальцы с темно-фиолетовым маникюром легко забегали по клавишам.

– А ты пока посмотри в шкафах и ящиках, – не отрывая пристального взгляда от экрана, посоветовала она. – И в телефонном справочнике.

Джейк кивнул, подошел к одному из шкафов и достал телефонную книгу абонентов Сан-Франциско. Полистал, отыскал нужные страницы и разочарованно вздохнул. Ни Мэгги Айви, ни Маргарет Айви, лишь один М. Айви, да и тот мужчина. Тогда он, уже ни на что не надеясь, стал искать фамилию Мэгги в телефонных справочниках Окленда, Беркли и Ричмонда, но там абоненты с фамилией Айви тоже не значились.

"Черт возьми, я даже не поинтересовался, где она живет, – угрюмо подумал Джейк, закрывая последний телефонный справочник. – Что же теперь делать? Где ее искать?"

На всякий случай Джейк даже снял с книжной полки две книги доктора Голдинга, повертел в руках. Одна книга называлась "Полный восстановительный курс психотерапии за 21 день", вторая – "Возвращение к себе". Полистал, просмотрел и решил взять домой. Временно. На книжной полке стояло по нескольку экземпляров обеих книг, и Джейк подумал, что даже если он и оставит две книжки у себя, то впоследствии пришлет чек доктору Голдингу или вычтет их стоимость из сметы реконструкции офиса.

Вернувшись к письменному столу, он увидел, что Этельда оторвалась от компьютера и теперь поочередно заглядывает в ящики стола.

– Что ты ищешь? – спросил Джейк.

– Где-то должно быть записано, как считывать сообщения, пришедшие на автоответчик, – объяснила она, подняв голову и раздраженно посмотрев на Джейка. – Голдинг же наверняка оставил кого-то, кто будет следить за поступающими ему сообщениями.

– И что? – с недоумением спросил Джейк.

– А то, что она, эта твоя Мэгги Айви, может позвонить доктору Голдингу прежде, чем ты признаешься ей в том, что она приняла тебя за доктора по ошибке. Догадываешься, какие неприятности нас могут ожидать?

– Какие?

– Ну, например, нас могут лишить лицензии или вообще мы загремим в тюрьму.

– Неужели все так серьезно? – всплеснул руками Джейк.

– А ты как думал? – зло отозвалась Этельда. – Выдавать себя за другого – это не шутки.

Джейк тяжело вздохнул. Господи, ему и в голову не приходило, что невинная ложь, к которой пришлось прибегнуть, причем из лучших побуждений, может повлечь за собой столь серьезные последствия!

Наконец Этельда вынула из ящика клочок бумаги, развернула его и сухо сказала:

– Ого… тут еще и добавочные номера.

Она подняла телефонную трубку, набрала несколько цифр, молча послушала и опустила трубку на рычаг.

– Значит, так, приятель, – холодно проговорила она, глядя на Джейка, – у нас с тобой есть два варианта. Следить за поступающими сообщениями и стереть то, которое придет от Мэгги Айви, или надеяться, что она не позвонит доктору до четверга, и ничего не предпринимать. Оба варианта не слишком удачные. В первом случае – если мы уничтожим оставленное ею сообщение – это может засечь человек, которому доктор Голдинг поручил следить за поступающей для него информацией. Это вызовет подозрение доктора, и у нас могут появиться проблемы. Второй вариант – бездействие – тоже сомнительный. Рассчитывать на то, что Мэгги Айви не позвонит доктору, наивно. Она сможет сделать это в любой момент, и тогда… Ну, какой вариант выбираешь ты?

– Второй, – после долгой паузы хмуро ответил Джейк. – Будем надеяться, что она не позвонит до четверга.

– Но проверять все поступающие сообщения тем не менее следует, – продолжала Этельда. – И если эта дамочка все-таки позвонит до четверга, то нам придется стереть ее послание.

Сердце Джейка подпрыгнуло, глухо ухнуло и заколотилось где-то в горле. Господи, только бы Мэгги не позвонила до четверга! Ну как он мог так необдуманно поступить? И теперь для того, чтобы исправить положение, он вынужден разыскивать Мэгги Айви: рыться в телефонных справочниках, заимствовать книги из шкафа, влезать в чужой компьютер… И может быть, даже уничтожать телефонные сообщения, присланные на автоответчик! А если, как пугает его Этельда, у них отберут лицензию или его вообще посадят в тюрьму?

Этельда выключила компьютер, взяла свою сумочку и посмотрела на Джейка. Лицо ее было мрачным, тонкие выщипанные брови сошлись к переносице.

– Ну, пошли? – сухо спросила она, щелкая выключателем. Около двери он остановился, пропустил Этельду вперед и вставил ключ, который ранее ему вручил охранник службы безопасности, в замочную скважину. Повернул, вынул и задумчиво повертел в руках. Затем, приняв решение, спрятал ключ в карман. В четверг он сюда вернется. Непременно вернется.

– Да… боюсь, как бы у нас не было неприятностей, – ворчливо продолжала Этельда. – И все из-за твоих дурацких шуточек!

– Спасибо, Этельда, – тихо проговорил Джейк.

– За что?

– Хотя бы за то, что ты сказала "у нас", а не "у тебя, Джейк".

– Да ладно! Чего уж там… – неожиданно смутилась она. – Партнеры должны выручать друг друга.

– Ничего бы этого не произошло, если бы я сразу сообразила, что эта дамочка – пациентка, и сообщила ей, что доктор Голдинг отсутствует, – удобно устроившись на пассажирском сиденье "форда-пикапа" и время от времени бросая на Джейка возмущенные взгляды, говорила Этельда. Она снова выступала в роли обличительницы чужих промахов и корила Джейка за его недавнюю ложь. – А теперь неизвестно, чем все закончится.

"Она права", – угрюмо думал он, глядя на шоссе номер по которому мчался его грузовичок по направлению к Петалуме.

И чем большее расстояние отделяло Джейка от офиса доктора Голдинга и "места преступления", как он теперь называл его кабинет, тем яснее и четче он сознавал, что вляпался в неприятную историю, причем сам, по собственному желанию. Словно легкомысленная муха, попавшая в сети паука, из которых очень трудно выбраться. Этельда абсолютно права: если бы она сразу сказала Мэгги Айви, что доктор Голдинг отсутствует, тогда бы и он не морочил ей голову, не выслушивал ее истории, не кивал с важным видом и не подавал ей бумажные салфетки. Не опутывал бы себя тонкой, но весьма прочной паутиной лжи. Если бы… И вместе с тем в глубине души Джейк был рад, что Этельда ничего не сказала Мэгги Айви, хотя признаваться в этом даже себе самому было неловко.

– Ведь она думает, что ты врач, – укоризненно продолжала Этельда, переходя от практических проблем к этическим.

– Я знаю, – хмуро отозвался Джейк.

– И тебе следовало бы в первую же минуту сказать этой женщине, что ты не доктор Голдинг!

– Следовало, – раздраженно пробурчал Джейк и с такой силой надавил педаль, что грузовичок тряхнуло. Обсуждение моральных аспектов сложившейся ситуации уже начинало действовать ему на нервы. Как будто он сам не понимает, что к чему!

Но Этельда, скрестив руки на груди и с яростным видом жуя жвачку, словно не замечала его раздражения. Скрещенные руки на груди и жевание жвачки – плохие симптомы, означающие крайнюю степень возмущения. Джейк это знал по опыту.

– И ее даже не удивило, как ты одет? – повернувшись к Джейку и смерив его презрительным взглядом, спросила она.

Джейк промолчал.

– Нет, ты мне ответь! – потребовала Этельда. – Она что же, думает, что психотерапевты принимают пациентов в джинсах?

– Я сказал ей, что вообще-то у меня сегодня выходной день… – нехотя признался Джейк.

В салоне машины воцарилось молчание, во время которого Джейк незаметно покосился на сидящую радом Этельду. Руки все так же скрещены на груди, рот открыт от удивления.

– Ты сказал ей, что у тебя сегодня выходной день? – Наконец прервав молчание, Этельда повторила слова Джейка.

– Да.

Этельда прислонилась к дверце кабины, хотя Джейк много раз просил ее никогда этого не делать, и неожиданно громко рассмеялась.

– Ну и ну! – воскликнула Этельда, качая головой. – Господи, что за чушь!

Джейк решил больше не реагировать на вопросы и замечания Этельды и с преувеличенным вниманием стал следить за дорогой. Но в голове постоянно крутились мысли о том, как он обманул Мэгги Айви, и чем больше он думал об этом, тем сильнее его охватывали страх и стыд.

– Ну почему, ответь, почему ты не сказал ей правду? – Громкий голос Этельды вывел его из задумчивости. – Зачем ты позволил ей рассказывать тебе о своих проблемах? Зачем?

Джейк ничего не ответил. Этот вопрос в течение последних часов он задавал себе множество раз и всякий раз находил веские причины, извиняющие его поведение. Почему он не признался Мэгги Айви в том, что он никакой не психотерапевт? Ни в первую минуту, ни потом, когда она собралась уходить? Сначала Мэгги Айви выглядела настолько несчастной, забитой и подавленной, что Джейк, испытывая к ней острое чувство жалости, просто не мог сказать ей правду. А потом, когда Мэгги уходила из кабинета доктора Голдинга, ее красное от слез лицо было таким просветленным, а взгляд столь благодарным, что у Джейка не хватило духа разочаровывать ее и сообщать, что океан слез был пролит ею напрасно, не по адресу.

– Джейк! – раздался голос Этельды – и снова с требовательными интонациями. – Зачем?

– Я не мог, – тихо признался он.

– Чего ты не мог?

– Отказаться выслушать ее.

– Вот как? – усмехнулась Этельда.

– Именно. Она выглядела такой несчастной и смотрела на меня так, будто я ее последняя надежда и могу разрешить все ее проблемы.

– Значит, ты ее пожалел? А ты не подумал о том, что она будет чувствовать, когда встретится с доктором Голдингом и выяснит правду?

– Я надеюсь, что к этому времени все ее проблемы благополучно разрешатся.

– Да, ведь она прибыла на полный восстановительный курс психотерапии – ехидно заметила Этельда. – Все проблемы исчезнут сами собой. Уж не с твоей ли помощью? – Она с подозрением покосилась на Джейка.

– При чем тут я?

– А почему ты сказал, что все ее проблемы благополучно разрешатся?

– Просто так.

– Стало быть, ты пожалел несчастную Мэгги Айви, но не подумал о том, какой шок она испытает, узнав, что ты не психотерапевт?

Джейк промолчал и, чтобы не слышать нравоучений Этельды, постарался сосредоточиться на дороге. Однако он едва замечал красоту росших по обеим сторонам шоссе величественных дубов, которыми славился округ Мэрии, пасущихся на лугах черно-белых коров, и даже аккуратные ряды начинавших зеленеть виноградников не привлекали его внимания. Он напряженно обдумывал сложившуюся ситуацию и искал пути выхода из нее. Перед глазами Джейка мелькало заплаканное лицо Мэгги Айви, а в ушах звучала сказанная ею на прощание фраза: "Увидимся в четверг". Как же ему поступить? Какое решение принять? Ведь четверг наступит послезавтра…

"Надо все детально обдумать и тщательно взвесить все "за" и "против"", – мысленно сказал себе Джейк.

Ведь когда человек берется за какое-то важное дело, он никогда не приступает к нему сразу. Прежде всего вырабатывает план, корректирует его, а когда схема становится ясна и понятна, начинает действовать. Например, возведение нового дома. Он, Джейк, никогда не приступил бы к его строительству, не имея на руках точного плана. Так и в нынешней ситуации… Значит, вот как надо сделать: попросить Этельду подежурить в их офисе и проконтролировать решение текущих вопросов. Сообщить Вэл об отмене одной работы, а самому уехать куда-нибудь на несколько часов, в тишине и спокойствии обдумать сложившуюся ситуацию и составить план дальнейших действий.

Когда Джейк оторвал взгляд от шоссе и повернул голову в сторону Этельды, то с удивлением обнаружил, что она все еще продолжает говорить.

– … уж меньше всего ты похож на психотерапевта, – горячо внушала она Джейку. – Видимо, у этой женщины действительно серьезные проблемы, если она приняла тебя за врача. Джейк, я надеюсь, ты не собираешься морочить ей голову целых три недели?

– Нет, конечно, – хмуро отозвался Джейк. – За кого ты меня принимаешь?

Этельда с сомнением оглядела его, покачала головой и продолжила свой монолог.

Мэгги покинула офис доктора Голдинга со странным чувством, которого не испытывала уже очень давно. Казалось, оно поселилось у нее в душе и растекается по всему телу. Мэгги даже приложила руку к груди, волнуясь и проверяя, не исчезло ли это необыкновенно теплое, радостное ощущение, что ты кому-то небезразлична и существует человек, способный не только внимательно выслушать тебя, но и переложить часть твоей нелегкой жизненной ноши на свои плечи. И человек этот – доктор Голдинг.

Да, Джина права: доктор Голдинг – совершенно необыкновенный и изумительный. Даже не верится, что она провела в его кабинете всего лишь час, ну, может быть, немного больше. Мэгги казалось, она находилась там очень долго, целую вечность, и вместе с тем ее не покидало ощущение, что вечность эта обернулась мгновением. В какой-то момент она машинально взглянула на часы и, к своему изумлению, обнаружила, что целый час рассказывала доктору Голдингу о своих бедах. Говорила она одна, а он лишь молча слушал и кивал.

Никогда прежде Мэгги не могла рассчитывать на такую роскошь: быть услышанной. Она привыкла к тому, что в общении с людьми ей всегда приходится довольствоваться одной-единственной ролью – молчаливого слушателя, внимающего проблемам других. И она привыкла к этой незавидной роли. Часами выслушивать грандиозные планы на будущее своей подруги Джины, которая и настояла на том, чтобы Мэгги обратилась к психотерапевту, и порекомендовала ей доктора Голдинга. Выслушивать незатейливые истории своего маленького сына Тима и пересказ показанных по телевизору мультфильмов. Выслушивать по телефону свою мать, которая очень любила давать советы и делать язвительные замечания. Мэгги отделяло от матери более трех тысяч миль, но от этого ее советы и замечания не становились менее едкими и обидными. В общем, всегда говорили другие, а Мэгги только слушала их. Иногда у нее возникало ощущение, что она даже забыла, как звучит ее собственный голос!

А этот доктор Голдинг… Он оказался таким внимательным и заинтересованным слушателем, что Мэгги, сидя в его кабинете и делясь своими проблемами, время от времени испытывала неловкость и стыд. Как она может отнимать драгоценное время у этого необыкновенного человека? Правда, Джина заплатила за полный восстановительный курс, и тем не менее…

Мысль о деньгах заставила Мэгги вспомнить о том, что доктор Голдинг ни единым словом не обмолвился об оплате курса психотерапии. Джина должна была выслать ему чек, но сделала ли она это? В четверг, когда Мэгги вновь посетит офис доктора Голдинга, она непременно спросит его о деньгах. Мэгги никогда прежде не имела дела с психотерапевтами, поэтому не знала, какие у них царят порядки.

"Все психотерапевты – шарлатаны и бездельники, – внезапно зазвучал в ушах Мэгги голос матери. – Ты только вспомни, что случилось с Эми Линн и Бастером! Да говорю же я тебе: вся эта их наука – бред собачий! " – горячо убеждала мать, словно Мэгги возражала или пыталась оправдать психотерапевтов.

Эми Линн была женой Бастера – двоюродного брата Мэгги. Однажды она записалась на курс психотерапии и по окончании сеансов развелась с мужем.

"От этих психотерапевтов одни неприятности, – продолжал звенеть в ушах Мэгги возмущенный голос матери. – Они разбивают семьи!"

"Бывает", – равнодушно отозвалась Мэгги, понимая, что спорить с матерью бесполезно. И объяснять, что если бы Бастер пореже заглядывал в пивную "Росинка", то Эми Линн не записалась бы к психотерапевту, под влиянием которого и решила покончить с надоевшей ей семейной жизнью, Мэгги не собиралась. Пусть думает что хочет.

Мэгги Айви вообще привыкла держать мнение при себе, и только теперь, после знакомства с доктором Голдингом, осознала это. Как она могла так замкнуться и не замечать окружающую действительность и людей? А жизнь, как она выяснила, выйдя из офиса доктора Голдинга, кипела и бурлила! Был весенний ясный теплый день, по улицам бродили шумные толпы туристов – в джинсах, теннисных майках, обвешанные сумками, пакетами и камерами. Спешили по своим делам бизнесмены в элегантных, сшитых на заказ костюмах и дорогих кожаных туфлях, с кейсами в руках. Среди разношерстной публики попадались местные бродяги и попрошайки, пристающие к туристам и деловым людям.

Один такой бедолага удобно расположился на тротуаре напротив остановки электропоездов, и Мэгги, проходя мимо него, остановилась на минуту и невольно заулыбалась. Рядом с попрошайкой сидели два карликовых пуделя абрикосового окраса – нечесаные и нечищеные, наряженные женихом и невестой. На пуделе, изображавшем невесту, было надето кукольное свадебное платье, фата, а к поводку был приколот букетик цветов. Пудель-жених был в смокинге, на морде – крошечные очки. Собаки выглядели столь потешно и умилительно, что Мэгги, поддавшись внезапному порыву, достала из кармана доллар и, наклонившись, положила его в лежащую на тротуаре перевернутую шляпу хозяина пуделей. Конечно, доллара было жаль, материальное положение Мэгги не позволяло ей тратить деньги на ерунду, но сегодня был особый день.

– Благодарю вас, – поклонившись, с улыбкой сказал хозяин карликовых пуделей. – Вы очень добры.

– Всего хорошего, – ответила Мэгги и пошла дальше. Она снова принялась вспоминать встречу с доктором Голдингом, и теплое, приятное чувство затопило ее. Удивительно, но за последний год, прошедший с тех пор, как Мэгги переехала в Окленд, она, пожалуй, ни разу не попыталась разобраться в своих ощущениях и мыслях! И вот наконец знакомство с доктором Голдингом подтолкнуло ее к этому. Ну разве не здорово остановиться, прислушаться к себе, проанализировать собственные чувства, зная, что ты имеешь удивительную возможность был выслушанной и понятой!

Доктор Голдинг – первый человек, которому Мэгги подробно, обстоятельно, правда, сбивчиво поведала обо всех своих неприятностях и проблемах. А как внимательно он ее слушал! С каким неподдельным искренним интересом! Вспоминая об этом и мысленно представляя умный выразительный взгляд доктора Голдинга, Мэгги вновь и вновь ощущала неловкость и даже стыд. Ведь она отняла у него столько драгоценного времени!

"Нет, все нормально, – мысленно уговаривала себя Мэгги. – Доктор Голдинг получает деньги за то, что помогает пациентам разобраться в собственных проблемах. Большие деньги".

Но доктор Голдинг производит впечатление очень доброго, душевно щедрого человека, и думать о том, что его искреннее внимание к пациентам продиктовано исключительно меркантильными соображениями, по меньшей мере бессовестно. Нет, большие деньги заплачены за восстановительный курс психотерапии явно не зря.

Джина, рекомендовав Мэгги доктора Голдинга, предупреждала, что он уделяет каждому пациенту не более пятидесяти минут. А Мэгги просидела в его кабинете битый час, и ей показалось, что доктор Голдинг слушал бы ее столько, сколько нужно. Но неужели за час с небольшим она сумела рассказать ему о всей своей жизни!

Мэгги на мгновение зажмурилась от удовольствия, снова представив, как она сидела на мягком белом диване с подушками в кабинете, стены которого были украшены картинами с абстрактными сюжетами, а доктор Голдинг расположился напротив в кресле и молча ее слушал. Мэгги, впервые увидев этого человека, без стеснения поведала ему обо всем! Она подробно рассказала, как приехала в этот город вместе с Джеффом поступать в художественную школу и изучать искусство, как потом ей пришлось бросить занятия и устроиться на работу. Честно призналась в своем разочаровании в мужчинах: Джефф расстался с ней, как только узнал, что Мэгги собирается подарить ему наследника. Не утаила она и о проблемах с родителями: они с самого начала не одобряли ее связь с Джеффом, корили за легкомыслие и глупость и до сих пор считают свою дочь неудачницей.

Мэгги откровенно рассказала доктору Голдингу о своих переживаниях по поводу того, что маленький Тим растет без отца, о нелюбимой работе, которую очень скоро она может потерять, о навязчивом внимании своего начальника и даже о том, какое раздражение вызывает у нее мистер Джейкобсон – сосед, живущий внизу. Она говорила без умолку, всхлипывала, плакала, иногда даже принималась рыдать, а доктор Голдинг молча слушал ее, и взгляд его голубых глаз казался таким понимающим и сочувствующим.

Страшно подумать, но Мэгги едва не отказалась от этого курса психотерапии! Она категорически не хотела идти к психотерапевту: ее подруге Джине с трудом удалось уговорить ее записаться к доктору Голдингу, и она даже заплатила за Мэгги тысячу долларов. Мэгги сомневалась каждую минуту в правильности подобного шага, и по мере приближения дня посещения она все сильнее ощущала, что идти к психотерапевту бесполезно. Даже когда Мэгги уже договорилась на работе перенести ленч на одиннадцать часов дня, чтобы ее временное отсутствие не выглядело прогулом, она упорно твердила себе: ей не нужна помощь психотерапевта! И вчера вечером, накануне приема, когда Мэгги, уложив Тима спать, отчищала "Аяксом" ржавые пятна на кухонной раковине, она продолжала убеждать себя, что затея с восстановительным курсом глупая и ходить к доктору не надо. Мэгги яростно закручивала кран, из которого тонкой струйкой стекала вода, и раздраженно думала, что вместо того, чтобы тратить время и деньги на психотерапевтов, ей следует вызвать водопроводчика, который наконец починит этот ненавистный, вечно текущий кран!

И даже сегодня утром внутренний голос твердил Мэгги: надо отказаться от визита к доктору. Проснулась она очень рано, в четыре утра, ее разбудил Тим. Он стоял около кровати, тяжело дышал и всхлипывал. У Тима опять болели уши и воспалилось горло. Мэгги дала ему детский тайленол и уложила рядом с собой, укрыв теплым афганским пледом. Тим вскоре заснул, а Мэгги еще долго лежала с открытыми глазами, вспоминая их с сыном последний визит к доктору, состоявшийся месяц назад.

Осмотрев Тима, педиатр сообщил, что с ушами у него получше, но нужен новый комплект ушных трубочек, который будет предохранять их от попадания инфекции. Врач также сказал, что миндалевидные железы воспалены, и если в ближайшее время воспаление не пройдет, то необходима операция. Мэгги молча слушала его и кивала. А что она могла сказать ему в ответ? Что работа ее считается пока временной и ей не полагается медицинская страховка? Видимо, красноречивое молчание Мэгги подействовало на врача, и он выписал Тиму антибиотики – как альтернативу хирургической операции. Правда, предупредил, что если лекарства не помогут, то операции не избежать.

В половине восьмого утра Мэгги надо было выходить из дому и мчаться к автобусной остановке, чтобы пересечь Бэй-Бридж и без нескольких минут восемь войти в красивое здание с белыми колоннами, над фасадом которого красовалась нарядная вывеска "Банк Северная Калифорния", и сесть за свой крохотный столик. Ровно в восемь утра в приемной появится ее начальник, мистер Бриннон, и если она опоздает или, того хуже, не придет на работу, у нее могут быть неприятности. Мистер Бриннон уже давно грозится уволить Мэгги, потому что иногда она звонит и просит разрешения не выходить на работу из-за очередной болезни маленького сына. Мистер Бриннон очень возмущается и негодует, но в последнее время он начал упорно приглашать Мэгги на ленч. "За ленчем и обсудим все ваши проблемы" – так обычно он говорил.

Мысль о ленче с мистером Бринноном пугала Мэгги. Она, разумеется, догадывалась, на что рассчитывал начальник, но даже воспоминание о его влажных ладонях, которыми он иногда, как бы невзначай, прикасался к Мэгги, вызывало у нее содрогание.

Сегодня утром Мэгги тоже хотела позвонить и отказаться от визита к доктору Голдингу, но как только она потянулась к телефону, проснулся Тим. Звонок пришлось отменить. Мэгги плотнее укрыла Тима пледом, а сама поплелась на кухню готовить ему на завтрак куриную лапшу и желе из черники.

Поставив кастрюлю на плиту, Мэгги размешивала желе и пыталась думать о чем-нибудь приятном, но проклятый мистер Бриннон не выходил у нее из головы. Ведь он твердо пообещал ее уволить, если она "не решит наконец свои ничтожные проблемы", как он выразился. Ничтожные! Назвать их так можно было бы, если бы Мэгги имела право на отпуск по болезни и просто отпуск, как ей обещали при приеме на работу в банк. Но до тех пор, пока Мэгги Айви проходила испытательный срок, эти проблемы казались ей очень сложными. И теперь она должна доказывать руководству, что их решение принять ее на работу не было ошибочным. Хотя со временем Мэгги все больше убеждалась в том, что ошибку совершила она, поступив на работу секретаршей в этот банк.

Мэгги развела желе водой, поставила в холодильник остужать и решила не отравлять себе наступающий день мрачными мыслями. Войдя в комнату, она подошла к дивану, на котором лежал Тим и смотрел мультфильмы, и, присев на край, стала внимательно вглядываться в лицо сына. На пухлых щеках Тима играл румянец, голубые глаза из-под стекол очков казались очень большими и яркими.

– Привет, дружок, – сказала Мэгги, ставя поднос с завтраком на столик. – Я сделала вкусное желе. Оно охлаждается в морозильнике.

Тим улыбнулся, его глаза засияли еще ярче, на щеках появились ямочки.

– А мне уже лучше, – объявил он.

Мзгги потрогала лоб Тима: температуры не было, значит, лекарство, которое она дала ему на ночь, подействовало.

"Надо попросить врача выписать те антибиотики, о которых он говорил, – подумала она. – А потом все-таки соглашаться на операцию".

Но где взять деньги на эту операцию? Ответ напрашивался сам собой: позвонить родителям и занять у них. Однако, живо представив язвительные замечания матери по поводу неумения некоторых молодых людей устраивать свою жизнь, Мэгги решила повременить со звонком в родительский дом.

А вот мистеру Бриннону она все-таки позвонила и попросила разрешения побыть дома с больным ребенком, у которого снова воспалились миндалины. Лучше бы она этого не делала! Сегодня мистер Бриннон был зол как никогда и разговаривал с ней таким ледяным тоном, что у Мэгги внутри все сжалось от страха и возмущения.

– Не забывайте, мисс Айви, что вы проходите у нас испытательный срок, – заявил он, и Мэгги, представив его самодовольное лицо и поджатые красные губы, вздрогнула. – Если в течение следующих трех месяцев вы еще раз не выйдете на работу, нам придется с вами расстаться. – И мистер Бриннон, не попрощавшись, бросил трубку.

Некоторое время Мэгги молча слушала короткие гудки, потом повесила трубку, села и закрыла лицо руками. Это последняя капля. Господи, как она устала! Бесконечные переживания за Тима, гнетущие мысли, где взять денег на его операцию, звонки родителей, продолжавших попрекать ее тем, что она одна воспитывает ребенка, и требующих ее немедленного возвращения домой. Она устала даже от Джины, постоянно напоминавшей ей, что они подруги, и от ее бесконечных поучений.

Того и гляди ее хватит удар, она упадет и больше никогда не встанет. Может, это и к лучшему? Но если с ней что-нибудь случится, то кто же позаботится о Тиме? Нет, проблемы надо решать, и поможет ей в этом доктор Голдинг. Вот когда Мэгги отчетливо поняла, что отменять визит к психотерапевту ни в коем случае нельзя.

Услышав, что в квартире внизу заработал телевизор и раздались позывные шоу "Сегодня", Мэгги торопливо спустилась по лестнице, позвонила в дверь соседке и договорилась, что та несколько часов побудет с Тимом. Миссис Уивер хорошо относилась к Мэгги, любила Тима и всегда с радостью соглашалась присмотреть за ним, пока Мэгги отсутствует. Она даже покупала ему небольшие подарки и игрушки. Вот и сегодня, когда Мэгги отвела Тима вниз, миссис Уивер, увидев мальчика, с улыбкой воскликнула:

– Тим, пойди посмотри, что лежит в серебряной шкатулке на столике!

Он подошел, открыл шкатулку и обнаружил там пластиковую упаковку жевательной резинки. Мэгги попрощалась с миссис Уивер и Тимом и побежала к остановке электропоезда. Всю дорогу Мэгги волновалась за Тима, а когда решила воспользоваться электричкой, к переживаниям за сына прибавились еще и угрызения совести. Обычно Мэгги добиралась из Окленда до Сан-Франциско автобусом, но сегодня, чтобы не опоздать на прием к доктору Голдингу, решила сесть на электричку. Билет до площади Согласия и обратно стоил четыре доллара семьдесят центов, поездка занимала всего восемь минут, но Мэгги не могла позволить себе каждый день пользоваться электричкой: за месяц она потратила бы свыше ста долларов.

"Но сегодня особенный день, – утешала она себя. – И к тому же я опаздываю".

Правда, внутренний голос тотчас строго напомнил ей, что на сумму, которую она так легкомысленно истратила на билет, можно было бы накупить много разных полезных вещей. Например, упаковку из двенадцати стаканчиков йогурта, четыре пакета апельсинового сока или большую бутыль молока, а уж гамбургеров…

Запыхавшись от быстрого бега, Мэгги влетела в вагон, выбрала место у окна и села. Салон электрички оказался почти пустой: в дальнем конце сидели лишь мужчина и женщина. За минуту до отправления поезда и спуска в туннель Мэгги успела окинуть печальным взором унылый пейзаж, а потом в вагоне стало темно. В туннеле горели редкие тусклые лампочки, ничего не было видно, и Мэгги снова ощутила острый приступ одиночества. Она одна, наедине со своими бедами, которые обрушиваются на ее голову подобно бурным потокам воды или сильному камнепаду.

"Нет, надо думать о чем-то хорошем", – напомнила себе Мэгги, но ее невеселые мысли крутились вокруг Тима.

Он болен, вечером у него была температура, а она вместо того, чтобы наплевать на угрозы начальника и остаться дома, вверила его заботам миссис Уивер. Конечно, соседка прекрасно относится к Тиму, да и он тоже ее любит. Мэгги на мгновение закрыла глаза и представила, как сейчас Тим сидит на коленях пожилой соседки, а она читает ему вслух книжку "Любопытный Джордж". И все-таки, кроме Мэгги, у Тима никого нет…

А если ее уволят, как обещает мистер Бриннон? Что тогда делать? Мэгги вздрогнула. Как она будет воспитывать Тима? На что жить? Чем платить за квартиру? Возвращаться домой, к родителям? Но подобная перспектива приводила ее в уныние. Искать другую работу? Где?

К глазам Мэгги снова подступили слезы, и она вдруг с удивлением вспомнила, что не плакала уже очень давно. Когда же последний раз?.. Год назад, когда умер Билл и его жена Милли собралась продавать дом, в котором Мэгги с Тимом снимали две маленькие комнатки. Да, она плакала на похоронах Билла, но больше ни разу, хотя поводов для слез у нее было больше чем достаточно.

После похорон Билла она даже нашла в себе силы подбодрить Милли и сказать, что понимает ее решение продать дом. И потом Мэгги тоже больше не плакала ни разу: ни когда навещала старую больную Милли в доме престарелых, ни на кладбище, когда провожала Милли в последний путь…

"Слезами горю не поможешь", – повторяла Мэгги, когда ей было особенно тяжело, и заставляла себя думать о чем-нибудь хорошем. Например, о Тиме или о прекрасном будущем, каким она себе его представляла. Но мысли о сыне, к сожалению, влекли за собой переживания по поводу его слабого здоровья и отсутствия у него отца, а восхитительные картины жизни в собственном доме, в деревне, на свежем воздухе мгновенно сменялись воспоминаниями о маленькой неуютной квартирке в пригороде Сан-Франциско, западном Окленде, которую они сейчас с Тимом снимали. В общем, Мэгги с трудом удавалось бороться со слезами, но кое-каких успехов она в этом деле все-таки достигла.

Сидя в электричке и глядя в темный туннель, Мэгги вновь ощутила почти забытое пощипывание в носу, затем к горлу подступил комок, глаза наполнились слезами и… годовая борьба с собой была проиграна. Мэгги слегка наклонила голову и поднесла ладони к лицу, словно собиралась читать молитву, затем убрала руки, попыталась придать лицу каменное выражение и уставилась в темное вагонное окно. Но слезы тонкими струйками уже сбегали по щекам к подбородку и шее. Мужчина и женщина, сидящие в дальнем конце вагона, не обращали на странную пассажирку никакого внимания, и Мэгги снова закрыла лицо руками и громко разрыдалась.

Мэгги очнулась, когда поезд подъехал к станции "Площадь Согласия", остановился и вагонные двери бесшумно раздвинулись. Она встрепенулась, вскочила с сиденья и заторопилась к выходу. Вышла из подземного перехода и зашагала вверх по улице, в конце которой стояло здание, где размещался офис доктора Голдинга.

Спустя час после визита к психотерапевту Мэгги медленно шла обратно к станции, с которой поезд отправлялся назад в Окленд, и с удивлением оглядывалась по сторонам. Любовалась нарядными, облицованными белым мрамором фасадами больших магазинов, улыбалась при виде аккуратно подстриженных деревьев, росших на тротуарах, рассматривала яркие плакаты-рекламы концертного зала "Симфония", трепетавшие на ветру.

"Когда я последний раз была на концерте или в театре? " – мысленно спросила себя Мэгги и печально усмехнулась.

Мимо проносились яркие зелено-желтые автобусы, на боках которых красовалась реклама кафе-кондитерской Альфреда Шиллинга, и Мэгги, глядя им вслед, задала себе следующий вопрос: а в кафе она когда была в последний раз? Она представила нарядный зал, где подают необыкновенно вкусные изделия из шоколада, и снова улыбнулась. Как, должно быть, там интересно, в этой кондитерской! И находится она на Маркет-стрит, неподалеку от ее работы, а она никогда туда не заглядывала. Мэгги глубоко вдохнула весенний воздух, настоянный на запахах только что подстриженной травы и моря, и ускорила шаг.

До прибытия электрички оставалось несколько минут, и, чтобы скоротать время, Мэгги села на скамью и достала из сумочки маленький альбом для рисования и карандаш. Она всегда носила их с собой, вот только за последний год не воспользовалась ни разу. Теперь они опять пригодились, и Мэгги дала себе слово, что отныне будет регулярно делать зарисовки понравившихся ей людей и предметов.

Перед мысленным взором Мэгги возникло лицо доктора Голдинга, и через мгновение в альбоме появился карандашный набросок. Мэгги заулыбалась: да, доктор Голдинг получился неплохо. Коротко стриженные светлые волосы, задорный вихор на лбу, маленький шрам под левым глазом, большие выразительные глаза, тонкие, едва заметные морщинки вокруг рта, волевой подбородок. Очень похож.

Мэгги перевернула страницу альбома, на миг закрыла глаза, пытаясь восстановить в памяти образ ассистентки доктора Голдинга, а затем начала рисовать. Черные волосы, собранные на затылке в пучок, темная гладкая кожа лица, высокие скулы, миндалевидный разрез глаз, тонкие выщипанные брови… полные, красиво очерченные губы, накрашенные помадой цвета спелой сливы. Тут она вспомнила немного надменный взгляд ассистентки доктора Голдинга, которым та наградила влетевшую в приемную Мэгги – в слезах, с красным распухшим носом, – и постаралась запечатлеть этот взгляд на рисунке. Получилось.

"Чем я могу вам помочь? " – зазвучал в ушах Мэгги голос этой женщины, и ей показалось, что интонации были сочувственные, а не надменные.

Увидев приближающуюся к платформе электричку, Мэгги убрала альбом и карандаш в сумочку, повесила ее через плечо и поднялась со скамейки. Плакать больше не хотелось, думать о неприятностях – тоже, а вот теплое чувство в груди, которое она впервые ощутила после визита к доктору Голдингу, осталось и, похоже, исчезать не собиралось.

Скорее бы наступил четверг!

Джейк остановил машину на опушке небольшой дубовой рощицы, как всегда, когда возникала необходимость побыть одному и обдумать какую-нибудь серьезную проблему. Он любил это место – красивое, тихое, уединенное – и никогда не возил сюда на прогулку Линдси, равнодушно относящуюся к природе. Джейк выключил мотор, опустил стекло и несколько минут смотрел из окна, любуясь могучими вековыми дубами и слушая журчание маленькой быстрой речки, бегущей по камням.

Всего два часа назад он был в Сан-Франциско, где познакомился с Мэгги Айви, по недоразумению принявшей его, Джейка Купера, за психотерапевта, а теперь вернулся в Петалуму, высадив по пути Этельду. Мэгги Айви не выходила у Джейка из головы. Что делать дальше, ведь она придет к нему, то есть к доктору Голдингу, на прием в четверг, послезавтра? Ответить на этот вопрос Джейку предстояло здесь, в дубовой роще.

Казалось бы, нет ничего проще, чем позвонить мистеру Голдингу, сообщить, что приходила на прием его новая пациентка Мэгги Айви, и пусть он сам с ней разбирается.

Джейк достал из бумажной коробки сандвич с тунцом, откусил кусочек и задумался. Звонить Голдингу? Но Джейку было известно, что с доктором во время симпозиума случился сердечный приступ, сейчас он в больнице и, вероятно, ему будут делать операцию. Нет, беспокоить его неудобно. Можно поступить следующим образом: послать в больницу факс на его имя с сообщением о визите Мэгги Айви, и пусть он решает, как с ней поступить дальше. Ведь не при смерти же Голдинг! Сумел же он прислать Джейку факс, в котором сообщал, у кого из охраны взять ключи от офиса, просил ускорить составление сметы и требовал, чтобы ремонт был закончен через три недели – к его возвращению. Но тогда Мэгги Айви узнает, что приняла за психотерапевта другого человека… Перед мысленным взором Джейка снова возникло несчастное, распухшее от слез лицо Мэгги, и он решительно отверг этот вариант.

Джейк достал термос, налил горячий кофе в пластмассовую кружку и, пока тот остывал, стал ломать голову над другой возможной ситуацией. Ни звонить, ни оставлять сообщение для доктора Голдинга он не будет, а послезавтра, в четверг, снова встретится в офисе с Мэгги Айви. Порекомендует ей обратиться к другому врачу, и они распрощаются. Джейк сделал несколько глотков кофе и покачал головой. В таком случае он никогда больше не увидит Мэгги… Да и как он станет советовать ей обратиться к другому психотерапевту, если ни с одним не знаком? И кстати, Джейк никогда не слышал о них лестных отзывов. Вдруг Мэгги нарвется на врача, использующего молоденьких, несчастных, забитых жизнью пациенток в корыстных целях? Нет, Джейк не допустит, чтобы с Мэгги случилась подобная неприятность.

Конечно, если постараться, то можно найти психотерапевта с хорошими рекомендациями и вверить ему Мэгги Айви, но тогда Мэгги поймет, что приняла за психотерапевта самозванца, обманщика, которому и открыла душу.

Джейк так углубился в раздумья, что почти не обращал внимания ни на теплый весенний день, ни на яркие лучи солнца, золотившие мощные кроны вековых дубов. При мысли о Мэгги Айви его охватывали странные, смешанные чувства: сильное волнение, вина за свой необдуманный поступок и… страх перед новой встречей с этой молодой женщиной. Так что же ему делать?

Джейк вспоминал, как перед уходом Мэгги, смущенно улыбнувшись, сказала, что придет к нему в четверг в одиннадцать часов, а он вместо того, чтобы наконец разъяснить недоразумение, кивнул и пробормотал что-то вроде: "Да, непременно увидимся". Из-за спины Мэгги он увидел удивленное лицо Этельды и осознал, что сделал еще одну глупость. Он не только не признался Мэгги, что не имеет к психотерапии никакого отношения, но и подтвердил их будущую встречу. Итак, Мэгги Айви явится к нему "на прием" в четверг в одиннадцать часов дня… И он, Джейк, тоже придет. Должен прийти.

Этельда, конечно, права: он ничего не смыслит в психотерапии. Он умеет составлять сметы расходов, строить дома, чинить всевозможные вещи, однако Джейк прекрасно понял Мэгги Айви. Слушал ее сумбурный рассказ о начальнике, не дающем ей проходу, о маленьком сыне Тиме, растущем без отца; о том, как над Тимом насмехаются дети, потому что он любит носить накидку с капюшоном, подражая Супермену из мультфильма; о маленькой неуютной квартирке, которую они с Тимом снимают; о постоянно ломающихся замках на входной двери… Джейк понял, что Мэгги очень одинока. Ведь он, Джейк Купер, всегда умел внимательно слушать людей, что бы ни говорила по этому поводу Линди. А говорила она многое…

"Ты эмоционально не развит", "у тебя проблемы с общением", "ты психологически зажат"… – зазвучал в ушах Джейка голос Линдси, которая произносила эти фразы так, словно зачитывала список его преступлений. Джейк тряхнул головой, пытаясь заглушить ее настойчивый голос.

Странно, минул месяц с тех пор, как они с Линдси расстались, а он не испытывает по поводу их разрыва ни горечи, ни тоски. Наоборот: чувство облегчения и искреннего удивления тем обстоятельством, как они с Линдси – абсолютно разные люди – вообще могли общаться. Более непохожих людей и вообразить трудно. Джейк вырос в маленьком провинциальном городке, в большой патриархальной семье, и встречался преимущественно с людьми своего круга. А Линдси была утонченной дамой с изысканными манерами, весьма состоятельной, работала советником по инвестициям, и круг ее общения составляла так называемая элита Сан-Франциско, в которой Джейк, разумеется, чувствовал себя чужаком. Линдси была яркой, красивой женщиной, рядом с ней Джейк казался себе мотыльком, который, полетев на свет, тотчас же обжег крылышки. Хорошо, что не сгорел дотла.

Почему Линдси обратила на него внимание? Этот вопрос до сих пор не давал Джейку покоя. Они познакомились в доме Линдси, где Джейк переоборудовал большую игровую комнату в оздоровительный центр. Разумеется, он заметил молодую привлекательную женщину, но ему даже в голову не пришло познакомиться с ней поближе. И Джейк был очень удивлен, когда однажды Линдси подошла к нему и пригласила вместе пообедать. Он согласился, и так начался их роман.

Понимая, что Линдси сильно отличается от людей его круга, Джейк тем не менее сделал несколько попыток ввести ее в свое окружение. Он наивно полагал, что если повар добавит в хорошее блюдо новую специю, то это не только не испортит вкус, наоборот, придаст блюду дополнительную пикантность, но как выяснилось – ошибался.

Его семья – мать и братья, простые, искренние люди – приняла Линдси, что называется, с распростертыми объятиями, и только Шелли позволила себе высказать нелицеприятное мнение о новой знакомой Джейка. Но он почему-то все равно надеялся, что сестра сменит гнев на милость. Этельда и ее сыновья тоже отнеслись к новой подруге Джейка доброжелательно. Все друзья и знакомые Джейка считали, что люди должны относиться друг к другу доброжелательно. Но Линдси Хант этот принцип решительно отвергла. И когда в одно из воскресений Джейк приехал в родительский дом на обед и сообщил, что они с Линдси расстались, никто не огорчился.

– Давно пора, – усмехнувшись, сказала Шелли. Мать нахмурилась, а Кэрол, жена брата Джейка Джо, пристально взглянула ему в лицо, очевидно, пытаясь понять, разбито его сердце или нет.

За столом воцарилось молчание, а Джо, отрезав себе кусок пирога и налив вторую чашку кофе, пробурчал:

– А она была очень недурна…

"Конечно, она очень недурна, – мысленно повторил сейчас Джейк фразу брата, вспоминая пышные, с медным отливом волосы Линдси, холеное лицо с правильными чертами, красивые карие глаза и пухлые губы. О такой форме губ, наверное, мечтают киноактрисы и платят большие деньги пластическим хирургам, чтобы иметь столь соблазнительный рот. А вот Мэгги Айви, по мнению Джейка, никакая пластическая операция не понадобилась бы: она и так очень хорошенькая. Джейк неожиданно для себя понял, что думает о Мэгги исключительно в превосходной степени. Его восхищало в этой девушке решительно все. Маленького роста, стройная, даже хрупкая, с правильными чертами миловидного лица, каштановыми короткими волосами, заправленными за уши, и большими зеленовато-голубыми глазами с золотистыми искорками. А кожа нежная и тонкая.

Джейк мысленно представил обеих молодых женщин, сравнил и пришел к выводу, что Линдси Хант нужно окончательно выбросить из головы. Нетрудно догадаться, какие насмешливые и ехидные реплики отпускала бы Линдси, узнав о горячем желании Джейка помочь Мэгги Айви!

Джейк налил еще кофе из термоса, доел сандвич и вдруг подумал, что всегда испытывал трудности в общении с людьми. Особенно с женщинами, в присутствии которых он постоянно смущался, судорожно подыскивая нужные слова, терялся, не умел говорить комплименты. До сегодняшнего дня Джейк даже иногда подумывал: а не бросить ли ему все эти неуклюжие попытки обратить на себя внимание противоположного пола? Но встреча с Мэгги Айви заставила Джейка взглянуть на женщин другими глазами.

Наверное, это случилось потому, что Мэгги Айви сильно отличалась от всех прежних подружек Джейка. Она не делала ему замечаний, ничего от него не требовала, не поучала, она лишь сидела и плакала, рассказывая о своих проблемах. Может быть, потому, что Мэгги принимала Джейка за доктора Голдинга? Нет, просто Мэгги – другая.

Джейк выплеснул остатки кофе в открытое окно грузовичка, убрал термос, отворил дверцу и выбрался наружу, чтобы размять затекшие от долгого сидения ноги и руки. Итак, в четверг в одиннадцать часов он снова встретится с Мэгги, и уж если быть честным перед самим собой, то следует признать, что это решение пришло к нему в тот момент, когда он сел напротив Мэгги Айви и пробормотал "что случилось?". Да, уже тогда Джейк знал, что сделает все от него зависящее, чтобы Мэгги Айви перестала плакать и обрела уверенность в себе.

Можно представить, как отнеслась бы Этельда к его намерению снова встретиться с Мэгги Айви! А уж Линдси не отказала бы себе в удовольствии заметить, что только легкомысленный, глупый, эмоционально неразвитый тип, который не умеет общаться с людьми, может вообразить себя знатоком и целителем человеческих душ.

Мэгги вернулась в Окленд электричкой, а затем автобусом добралась до дому. Она спешила, боясь, что они с Тимом опоздают на прием к врачу. Дверь квартиры миссис Уивер открыл сам Тим, одетый в пижаму, и Мэгги, к своему стыду, вспомнила, что, торопясь на прием к доктору Голдингу, даже забыла переодеть сына. На груди пижамной куртки с капюшоном был изображен Супермен, картинка от частых стирок поблекла, но Тим все равно любил и надевал куртку даже днем, если Мэгги ему позволяла. Самым любимым временем Тима было раннее утро – с шести часов до половины седьмого, когда по телевизору показывали мультфильмы про Супермена. Раньше Тим увлекался Водяным, Бэтменом и волшебницами, но Супермен затмил всех его прежних любимцев. Увидев на экране Супермена, Тим вскакивал с кресла и принимался с радостными криками носиться по комнате, а испуганная Мэгги умоляла его не шуметь. Живший под ними сосед, мистер Джейкобсон, принимался яростно стучать палкой в потолок – пол квартиры Мэгги.

– Привет, ковбой! – улыбнувшись, сказала она и, наклонившись, поцеловала сына в пухлую щеку. И тотчас же заметила, что на пижамных брюках протерлась дыра. – Ты неплохо выглядишь, – продолжала Мэгги, обнимая сына. – Тебе уже лучше?

– Да, вот только горло немного побаливает, – ответил он.

– Мы чудесно провели время! – раздался оживленный голос миссис Уивер. Она появилась в холле с аккуратно уложенными седыми волосами, в ярко-розовых эластичных брюках, пестрой гавайской рубашке и с ярко-розовым маникюром.

Миссис Уивер выросла в Виргинии, и Мэгги, слушая, как она выговаривает слова, всегда с легкой печалью вспоминала свой родной штат Джорджию, где говорили примерно с таким же акцентом.

– Мы ели вкусный пудинг, читали книжки, журналы и смотрели мультфильмы, – с улыбкой доложила соседка, ласково гладя Тима по голове морщинистой рукой.

– Большое спасибо, миссис Уивер, – растроганно проговорила Мэгги. – Вы так меня выручаете. Еще раз спасибо. Мы пойдем. Нам нужно собираться к врачу.

– Подождите! – Миссис Уивер исчезла в глубине квартиры и через минуту вернулась, держа в руках пластиковую упаковку. – Вот, возьмите, – сказала она, вручая Мэгги коробку. – Здесь остатки пудинга.

Мэгги снова поблагодарила ее и опустила голову, почувствовав, что на глаза навернулись слезы. Нет, это никуда не годится! Сколько же можно плакать? Скоро она станет похожа на сентиментальных дамочек, плачущих даже во время просмотра рекламы!

– Приходите еще! Я всегда вам рада! – воскликнула соседка. – Вы же знаете, Мэгги, что мы с Тимом добрые друзья. Тим, я тебя жду!

– Спасибо, – ответил он, и они с Мэгги, попрощавшись с миссис Уивер, направились в свою квартиру.

Доктор подтвердил опасения Мэгги: у Тима снова ушная инфекция и воспалено горло.

– К сожалению, наши с вами надежды не оправдались, – качая головой, сказал врач. – Надо готовиться к операции. Приблизительно через пару недель, когда он будет чувствовать себя лучше.

Мэгги согласно кивнула, с тоской думая о том, что придется все-таки звонить родителям и просить денег на операцию, тем более что мистер Бриннон строго предупредил ее о возможном увольнении. В аптеке она приобрела по рецептам врача сладкую микстуру, детский тайленол и леденцы от кашля.

– Ну, как они на вкус? – поинтересовалась Мэгги, когда Тим попробовал леденцы.

– Ничего, есть можно.

На обратном пути, в автобусе, Тим непрерывно грыз леденцы, а Мэгги, с тревогой вглядываясь в его лицо, думала, что надо бы купить ему упаковку апельсинового сока. Тиму необходимы витамины, а это стоит денег… Господи, как хочется, чтобы Тим имел все, что пожелает, и не думать при этом о Деньгах!

Выйдя из автобуса, Мэгги и Тим не спеша направились к дому, и постепенно шаги сына становились все медленнее, а дыхание все учащеннее и прерывистее.

– Ты устал? – спросила Мэгги.

– Немного.

Сначала Мэгги освободила Тима от маленького рюкзачка в виде смешного поросенка, который висел у него за спиной, а потом ей пришлось взять сына на руки и нести его до самого дома. Входная дверь снова была почему-то распахнута, и под нее даже был подложен кирпич, чтобы не закрылась. Ну, кто же так безобразничает?

"Ничего, наш дом не самый плохой, – в который раз попыталась убедить себя Мэгги, оглядывая стену с облупившейся розовой краской и несколько сломанных металлических прутьев в ограде, окружавшей дом. – Бывают и хуже".

Когда-то в этом старом доме, выстроенном в викторианском стиле и названном "Эмбаркадеро-Армс", жил один хозяин, а потом дом перестроили, разделив на четыре квартиры. На первом этаже был небольшой холл, где висели почтовые ящики, и лестница, ведущая на второй этаж. Лифта не было. Мэгги и Тим вошли в холл, проверили почту и остановились, прислонившись к прохладной стене. После того как Мэгги мужественно пронесла часть пути Тима на руках, ей необходимо было отдохнуть. Ведь Тим уже большой и тяжелый: осенью ему исполнится пять лет. Через несколько минут она сделала сыну знак, он понимающе кивнул, приложил палец к губам, и они на цыпочках, бесшумно двинулись мимо квартиры мистера Джейкобсона – соседа, терроризирующего всех жильцов. Он постоянно ругал их и жаловался, что никто не соблюдает тишину и порядок и не уважает покой других людей. Больше всего от свирепого соседа доставалось, естественно, Мэгги и Тиму, жившим над его квартирой. Особенно негодовал мистер Джейкобсон, когда Тим после просмотра мультфильмов с криками носился по комнате или катался по квартире на самокате "Большое колесо". Тогда сосед яростно стучал палкой в потолок.

Благополучно миновав опасное место, Мэгги и Тим пошли нормальным шагом. Тим снова принялся простуженным, хрипловатым голосом пересказывать содержание мультфильмов, которые он смотрел у миссис Уивер, а Мэгги, кивая и повторяя "да, да, очень интересно", думала о своем. О сыне, живущем в неуютной маленькой квартирке старого, обветшалого дома, и о том, что ему негде даже гулять. За домом был небольшой дворик, но очень запущенный, пыльный и поросший сорняками. Мэгги несколько раз выпускала Тима туда погулять, но однажды увидела, как во дворе носится здоровенный соседский питбуль – один, без хозяев и даже без намордника, – и больше не отпускала сына. Да и металлическая ограда, окружавшая дом, тоже была в нескольких местах сломана. Кроме Тима, в "Эмбар-кадеро-Армс" детей не было, а выпускать сына на улицу одного Мэгги боялась. Там постоянно бродили какие-то агрессивные подростки, дни и ночи напролет они громко, вызывающе смеялись; грохотала музыка, иногда по вечерам слышался звон разбитых бутылок. В общем, район, в котором они с Тимом жили, был одним из худших в западном Окленде. Район для простых, малообеспеченных людей.

Они поднялись на второй этаж, и Мэгги вновь стала вспоминать о сегодняшнем посещении доктора Голдинга. Настроение у нее немного улучшилось. Мэгги взглянула на сына и улыбнулась, а он улыбнулся ей в ответ, его глаза под стеклами очков в толстой металлической оправе казались неестественно большими.

"Скоро надо будет покупать ему новые очки", – мелькнуло в голове Мэгги.

В прошлом году окулист определил, что у Тима амблиопия – затуманенное зрение, – и посоветовал обязательно носить очки, особенно во время просмотра телевизора. Пришлось купить дешевые очки в металлической, некрасивой, но прочной оправе, чтобы Тим не смог их разбить. Со времени визита к окулисту минуло десять месяцев, и теперь предстояло нанести новый и узнать, улучшилось ли зрение и можно ли перестать носить очки. Придется снова платить деньги…

Сердце Мэгги болезненно сжалось. Так хочется покупать Тиму нарядную одежду, кормить его самыми вкусными продуктами, водить к лучшим врачам, не думая при этом о деньгах! Может, мать права: ей следует вернуться в родной дом и выйти замуж за Бобби Семпла, который все еще ждет ее? Откровенно говоря, не лучший выход из положения, но по крайней мере Тим жил бы в хорошем, благоустроенном доме, и у него появился бы отец.

Они подошли к двери своей квартиры, и Мэгги машинально, в который уже раз, взглянула на ковер, лежащий на полу, и вздохнула. Когда-то ковер был очень красивым: oгромные бордовые розы прекрасно смотрелись на темно-синем фоне. Но теперь краски поблекли, ковер вытерся, и в самом его центре образовалась проплешина. Да и сам дом когда-то был элегантным и ухоженным: полированные, красного дерева лестничные перила, изящные деревянные окантовки на дверных проемах и оконных рамах. А сейчас все в запущенном состоянии… Нынешнему владельцу дома или компании, которой он принадлежит, давно пора заняться ремонтом.

Мэгги не знала, кто является хозяином дома "Эмбаркадеро-Армс", потому что деньги за аренду каждый месяц отсылала по почте. У нее также имелся телефон, по которому она могла сообщать о своих просьбах и пожеланиях, и она даже несколько раз звонила и оставляла сообщения, но на ее призыв никто не откликнулся. А просила она наконец починить сломанные дверные замки своей квартиры.

Мэгги вздохнула, достала ключи и принялась открывать дверь. Замки барахлили, дверь не поддавалась, а деревянный косяк выглядел так, словно его постоянно ковыряли ножом или каким-то инструментом, желая проникнуть в квартиру в отсутствие хозяев. Может быть, так оно и было? Мэгги достала пластиковую карточку "Сейфуэй-клаб", вставила ее в щель между замком и дверью, и после нескольких попыток им с Тимом удалось попасть в свою квартиру.

Мэгги отнесла сумки на кухню, убрала упаковку с пенициллином в холодильник и принялась готовить куриную лапшу и картофельное пюре. У Тима все еще болело горло, и Мэгги рекомендовали кормить его мягкой пищей. Пока варился обед, Мэгги достала из холодильника желе, полезное для миндалин, поставила его на поднос и отнесла в комнату, где на диване лежал Тим. Присела рядом и, пока сын ел, с тревогой размышляла о том, как ей поступить завтра, если Тим снова будет плохо себя чувствовать. Просить у мистера Бриннона еще один выходной день? Об этом даже речи быть не может. Значит, придется идти к миссис Уивер и умолять ее опять посидеть с Тимом. Правда, соседка всегда с готовностью соглашалась присмотреть за ее сыном, но Мэгги понимала, что миссис Уивер нелегко целый день управляться с мальчиком.

Когда Тим доел желе, Мэгги достала ему альбом для рисования и карандаши, а сама побежала на первый этаж к соседке.

– Разумеется, я посижу с Тимом! – воскликнула миссис Уивер, открыв дверь и выслушав просьбу Мэгги. – Как же я не догадалась сама предложить вам это!

Мэгги поблагодарила миссис Уивер и, поддавшись внезапному порыву, даже поцеловала в щеку. Вернувшись домой, она покормила Тима обедом, а потом почитала ему несколько детских книжек, которые регулярно брала в библиотеке.

Время пролетело незаметно. В восемь часов вечера Мэгги дала сыну тайленол, уложила его в постель, а сама прилегла на диван. Где взять деньги на предстоящую Тиму операцию по удалению миндалин? Звонить родителям и просить у них? Мэгги взглянула на часы: восемь вечера, значит, в Джорджии уже одиннадцать и родители скорее всего легли спать. Она облегченно вздохнула. Ну и хорошо, можно отложить разговор с ними на завтра. А еще лучше на послезавтра. Или когда врач назначит точную дату операции. В деньгах они ей не откажут, но придется выслушать столько советов и нелестных замечаний в свой адрес… А может быть, после восстановительного трехнедельного курса у доктора Голдинга ее душевное самочувствие настолько улучшится, что разговор с родителями пройдет для нее менее болезненно, чем раньше.

Мэгги поправила подушку, плотнее закуталась в плед и, закрыв глаза, несколько минут наслаждалась тишиной, неожиданно воцарившейся в доме. Но блаженство длилось недолго. Послышался шум льющейся воды, удары молотка, как будто кто-то вбивал гвозди в стену, чтобы повесить картину. Сквозь закрытые окна в комнату проник назойливый шум машин, мчащихся по улице, вновь загоготали подростки, постоянно разгуливающие около дома, а через вентиляционную решетку донеслась музыка, предваряющая начало очередной серии "Макгайвер": это миссис Уивер включила телевизор.

"Макгайвер… мастер на все руки, человек, который может все, – думала Мэгги, приложив ладони к красным, опухшим векам. – А не включить ли мне тоже телевизор и не понаблюдать ли за приключениями Макгайвера?"

Где бы отыскать такого же необыкновенного человека, который легко справляется с любыми трудностями, решает самые неразрешимые проблемы, проникает через закрытые двери, обезвреживает взрывные устройства… и все это в течение часа, не считая рекламных вставок. Да, такой человек, как Макгайвер, сумел бы навести порядок в хаотичной и запутанной жизни Мэгги, вот только сколько времени ему потребовалось бы для этого? Доктор Голдинг отвел ей на полное восстановление двадцать один день…

В памяти Мэгги снова всплыло его лицо, умный взгляд голубых глаз, вспомнился неподдельный интерес, с которым он слушал ее сбивчивый рассказ о жизненных неурядицах. Вспомнилось, как он время от времени проводил рукой по коротко стриженным светлым волосам, изредка произнося слово "понятно". Мэгги незаметно для себя задремала. Разбудили ее телефонные звонки. Вставать с дивана и брать трубку не хотелось, но Мэгги боялась потревожить Тима, поэтому все-таки подошла к телефону после четвертого звонка – до того, как включился бы автоответчик.

– Почему ты не звонишь? – раздался в трубке громкий, требовательный голос Джины, и Мэгги показалось, что он наполнил собой всю квартиру.

– Извини, – зевнув, ответила она. – Я долго возилась с ужином, потом укладывала Тима спать.

– Ну? Как прошел визит?

– Нормально, – неопределенно ответила Мэгги, инстинктивно ощущая, что ей не хочется делиться с Джиной подробностями встречи. Как будто их отношения с доктором Голдингом – очень личные и рассказывать о них даже лучшей подруге не следует.

– Как это – нормально? Да говори же наконец!

– Ну, я рассказала доктору о моих проблемах, он выслушал…

– И что он сказал?

– Да ничего особенного, – ответила Мэгги, припоминая, что доктор Голдинг действительно не говорил ничего значительного. – То есть он говорил о многом, – спохватившись, поправилась она.

– Например? – попыталась уточнить Джина.

– Ну, я даже не помню… но тебе, Джина, следует непременно записаться к нему на повторный курс, – произнесла Мэгги, вспоминая, как подруга говорила ей, что готова некоторое время подождать со вторым полным восстановительным курсом, лишь бы Мэгги начала посещать первый. – Спасибо тебе, – добавила она.

– Да ладно. Я это сделала ради тебя, а сама пойду к нему в следующем месяце. Мне дали неплохую премию, я ее и потрачу.

– Да, конечно, – сказала Мэгги и на мгновение задумалась. Если курс психотерапии называется полным и восстановительным, то зачем посещать его еще раз?

– Значит, ты довольна, что я отправила тебя к доктору Голдингу?

– Да, Джина, довольна, – быстро проговорила Мэгги. – Я очень тебе благодарна.

Джина никогда не упускала случая напомнить Мэгги о своем великодушии и выслушать в ответ слова искренней благодарности.

– Может быть, после этого курса ты наконец решишь, следует ли тебе возвращаться в Джорджию, – авторитетно заявила Джина. – Хотя я считаю, что, вернувшись в этот маленький городишко, ты совершишь непростительную ошибку, Мэгги. Тебе надо остаться здесь.

"Так, сейчас за этим последуют рассуждения о том, что мне надо возобновить учебу в художественной школе", – с тоской подумала Мэгги.

Джина постоянно твердила ей об этом, а также о том, что ей следует попытаться продавать свои картины в магазинах, а впоследствии и в художественных салонах и на выставках. Во многих вопросах Мэгги мысленно соглашалась с ней, признавая ее правоту, но безапелляционность Джины порой просто удручала Мэгги. Например, у Джины не было детей, следовательно, она не понимала, как много проблем возникает у родителей. Джина ничего не смыслила в искусстве, поэтому полагала, что рисовать картины и продавать их – сущие пустяки. Да, Мэгги тоже мечтала возобновить занятия в художественной школе и снова начать писать картины, но пока не видела ни единой возможности для осуществления подобных планов. Для того чтобы рисовать картины и по-настоящему заниматься живописью, необходимо иметь много свободного времени, нормальный уютный дом и, что немаловажно, деньги. А когда голова забита такими прозаическими вещами, как квартплата, лечение Тима, работа, с которой тебя в любой момент могут выгнать, здесь уж не до искусства.

– В Сан-Франциско ты могла бы сделать неплохую карьеру, став агентом по недвижимости, – продолжала Джина. – Продавала бы дома, хорошо зарабатывала.

Это еще одна тема, на которую любит порассуждать Джина, не понимая, что Мэгги в данной ситуации торговля недвижимостью не подходит. Потенциальные покупатели, как правило, предпочитают ездить смотреть варианты вечером или в выходные дни, а в это время Мэгги всегда занята. Даже когда Тим пойдет в школу, она все равно не сможет работать агентом по недвижимости – ведь в таком случае они с сыном вообще перестанут видеться.

– Ладно, мы поговорим о твоих проблемах как-нибудь в другой раз, – неожиданно смилостивилась Джина, и Мэгги вдруг подумала, что проблем у нее, собственно, всего две. Оставаться здесь и продолжать жить той безденежной и унылой жизнью, как сейчас, или возвращаться домой в Джорджию и выходить замуж за Бобби Семпла. Оба варианта ее не устраивают. Может быть, после восстановительного курса у доктора Голдинга что-нибудь изменится…

– Ты еще не влюбилась в него? – осведомилась Джина, и Мэгги досадливо подумала, что не стоило брать трубку и разговаривать с подругой.

Джина почему-то была убеждена, что все пациентки психотерапевтов обязательно в них влюбляются. После окончания восстановительного курса она прочла несколько книг на данную тему и не далее как на прошлой неделе излагала Мэгги свои взгляды на эту животрепещущую проблему, а когда та попыталась прервать ее высказывания, с легкой угрозой в голосе предупредила, что ее ждет та же участь.

– Нет, я не влюбилась, – ответила Мэгги, опять ощутив смущение при воспоминании о том, как она рыдала в кабинете доктора Голдинга.

– Но он тебе понравился? – продолжала допрос Джина. – По-моему, доктор Голдинг – весьма привлекательный мужчина. Знаешь, иногда он задавал мне такие вопросы, что я просто терялась. А про гипнотическую регрессию он тебе рассказывал?

– Пока нет, – усмехнулась Мэгги, думая, что Джина и по сей день пребывает в этой гипнотической регрессии.

Доктор Голдинг вводил Джину в гипнотическое состояние, и они с ним установили, что в прошлой жизни она была рабыней при дворе египетской царицы Клеопатры. Но для чего Мэгги знать о том, кем она была в прошлой жизни? Разве это поможет ей решить свои проблемы? Сомнительно.

– А Голдинг рассказывал тебе об уникальности твоей натуры? Кстати, этому вопросу он собирается посвятить свою следующую книгу.

– Нет, не рассказывал. Видимо, не успел, – раздраженно ответила Мэгги и добавила: – Извини, я очень устала. У меня сегодня был тяжелый день. Я хочу спать.

К немалому удивлению Мэгги, Джина не стала отпускать ехидные замечания и просто заметила:

– Да, конечно. Ты очень устала. Психотерапия, причем интенсивная, – это то, что тебе нужно. Полный восстановительный курс.

Они попрощались, и Мэгги, повесив трубку и облегченно вздохнув, направилась на кухню готовить себе ленч на завтра. Вымыв яблоко и намазывая на хлеб ореховое масло, она, усмехаясь, думала о том, что впервые они с Джиной сошлись во мнении. Она действительно нуждается в помощи психотерапевта. Доктора Голдинга.