Счастливый жребий

Глава 9

Пусть кровь рекой из открытых ран —

Умри ради лучшей жизни…

Виноградные лозы стелились по земле, пытаясь пробраться в заброшенные здания. Колючие разлапистые кусты, прорастая сквозь влажную почву, заселяли поселок. Гигантские травы с крупными цветами тянулись вверх, обвивая стволы деревьев. Воздух был напоен влагой.

Они продвигались к центру поселка. Мерфи подрубал стебли растений, а потом снова поправлял листву, маскируя свое продвижение. Самое трудное — уговорить Мак, убедить ее в том, что дальше он должен действовать в одиночку.

Остовы жилищ, построенных на надеждах и мечтах, тянулись к небу. Северная стена одного из домов поросла мхом; дом этот собрался было обрушиться, да передумал — прислонился к соседу. Они подошли к строению без оконных стекол; по полу расползлись виноградные лозы, но внутри было сухо, и крыша уцелела. Они вошли в дом, проверяя на прочность гнилые половицы. Мерфи обрубил все лозы и выбросил их в оконный проем.

Маккензи скинула туфли — все же облегчение, пусть и ненадолго. Мерфи уселся рядом, и она, растянувшись на полу, положила голову ему на колени.

— Ничего, если я буду говорить? Моя болтовня не помешает тебе думать?

Болтовня ему не мешала. Собственно, даже помогала. Реальность все время ускользала от него. Он невольно приравнивал свою нынешнюю ситуацию к долгим дням и еще более долгим ночам во Вьетнаме. А его спутница возвращала его к действительности.

Мак попыталась стереть грязь, налипшую на руки. Снова она тосковала по ванне. Джакузи. Огромное джакузи. На краю бокалы с шампанским, в полумраке колеблются огоньки свечей и музыка, тихая спокойная музыка. Прикрыв глаза, она вздохнула.

— Знаешь, Мерфи, я ехала в Нью-Йорк… с открытыми глазами. Надежды. Поразительно — день ото дня мы живем мечтами. Этот город кажется таким далеким, словно он на другом конце света.

От привычки мечтать Томас Джастис Мерфи избавился много лет назад, но ему нравилось, что Мак эту привычку сохранила.

— Я мечтала стать актрисой. Конечно, ничего не получилось. Мечты редко сбываются. Я смирилась, Мерфи. И думала, что все в порядке. Но теперь больше так не думаю. Я собиралась воспользоваться пребыванием в Тиллери, чтобы обдумать свой следующий шаг. У меня неплохая квартира. Я знакома со всеми, так сказать, нужными людьми. Завела полезные знакомства. Мы устраивали в Нью-Йорке вечера, ужины, спектакли. Но этого мне было мало. Я подумала: если останусь здесь, у озера, еще на несколько дней, это поможет мне обрести будущее и решить, чего же я, собственно, хочу от жизни. Ты веришь в судьбу, Мерфи?

Ему приятно было слышать ее голос, более того, он приводил Мерфи в восхищение.

— Я об этом как-то не задумывался. — «Черта с два не задумывался», — возразил внутренний голос. — А что?

— Ну, ты должен признать, что не многие люди встретили друг друга так, как мы. Это судьба, Мерфи. — Так как он не ответил, Мак приподнялась, посмотрела на него снизу вверх. — Ты не считаешь, что наши пути пересеклись по велению судьбы?

«И вероятно, снова разойдутся» — эта мысль его огорчила.

Мерфи затачивал кончик зеленой веточки своим ножом. Пробовал остроту пальцем, делая вид, что погружен в размышления, обдумывает дальнейший план действий. Ему вовсе не хотелось ее разочаровывать.

Он нехотя ответил:

— Я считаю, что у того, кто там, над нами, наверху, имеются насчет нас свои соображения, но он предоставляет нам самим решать наши проблемы. — Мерфи сдул с палочки стружки и пригладил ее пальцем.

Принадлежит ли она к тому типу женщин, которым хочется слышать обещания? По его мнению, да. А он никогда не умел давать обещания. Мерфи вернулся к обдумыванию своего плана, перебирая различные варианты.

Мак внимательно рассматривала царапину на тыльной стороне своей ладони. Было почти утешением услышать, что он так думает.

— Возможно, ты прав. Но какую роль это играет во всем происходящем, по-твоему?

Он пожал плечами и улыбнулся:

— Не знаю. Кто может твердо знать наверняка, что из чего вытекает? Нет времени подумать — иногда развилка дорог маячит впереди, и приходится не задумываясь принимать решение. Однажды я пытался понять, какую роль в моей жизни сыграл Вьетнам. Во Вьетнаме время ускоряло свой бег. Я боялся, что оно для меня будет тянуться слишком медленно, когда я вернусь домой. Иногда так и бывает.

— Правда? Меня это пугает.

— Тебе нечего пугаться. Сначала это была застывшая картинка. Очень многое здесь изменилось. И слишком многое осталось прежним. Никто не хотел знать, что ты служил во Вьетнаме. Никто не хотел выслушать то, что ты мог сказать. Вскоре та гордость, которую ты чувствовал, потому что выполнил свой долг, увядает оттого, что ты прячешь ее в себе.

— Гордость… Я горжусь тобой и всеми другими мужчинами и женщинами, которые служили нашей стране. И я понимаю все, что ты хочешь сказать, Мерфи, но это было так давно.

Он обнял ее за плечи и привлек к себе.

— Если ты жил такой жизнью, она становится частью тебя. Тенью твоей души. А что касается того, будто ты все понимаешь, то я в этом сомневаюсь. Ты не можешь понять.

— Ладно. С этим я могу согласиться. Но теперь у тебя впереди солнечный свет и дождь, пляжи и горы, летние вечера и зимние ночи у камина. И я. Теперь у тебя есть я, Мерфи. Может, это поможет?…

Прислонившись затылком к стене, он задумался:

— Я не собираюсь меняться. Я всегда был верен себе, просто обстоятельства менялись.

— Меня это устраивает. Я думаю, что ты человек особенный, даже такой, какой есть. — Она провела ладонью по его заросшему щетиной подбородку. Он был настоящий. Он теперь стал частью ее, и этого не изменишь. — Ты похож… — она тряхнула головой, пытаясь подобрать нужные слова, — похож на драгоценный камень. Многогранный, всеми гранями сверкающий и неизменно завораживающий. Ты похож на такое вот сокровище, и мне никогда не надоест любоваться твоими гранями, независимо от того, отражают ли они свет или тени. — Она поцеловала его в губы. — Слышал когда-нибудь о ПТСС, Мерфи?

— Конечно. Посттравматический стрессовый синдром.

— Я совершенно уверена, что ты страдаешь этим синдромом. — Она затаила дыхание, надеясь, что он поймет ее правильно. Но ей необходимо заставить его задуматься над этим. Ради них. Ради него самого.

Он усмехнулся:

— Ты мне не говорила, что у тебя диплом психиатра.

— По-моему, тебя это не удивляет.

— Это потому, что я и раньше слышал нечто подобное. Просто я в это не верю.

Мак положила ладонь на его руку, чтобы он прекратил строгать эту чертову палочку. Мерфи отложил ветку и нож. Одной рукой он погладил ее по волосам, другой еще крепче обнял за плечи.

— Почему не веришь? И нечего тут стыдиться. — Ее брат стыдился, и она с этим не справилась.

— Я был во Вьетнаме много лет назад. И если бы страдал таким синдромом, то наверняка не стал бы стыдиться. Стыд не входит в число чувств, которые связаны с Вьетнамом. Я был солдатом. Для нас вопрос стоял так: убивать или быть убитыми. Все очень просто.

— То, что Вьетнам был давно, не имеет к этому никакого отношения. Вспомни, как за вами гнались копы, которые начали стрелять. Можешь утверждать, что это не возродило твои воспоминания, не пробудило «вьетнамские» инстинкты?

— Пробудило. Это называется самозащитой. — Он уже признался себе, что в последнее время как бы перенесся обратно во Вьетнам. Но просто такие сложились обстоятельства. Только и всего.

— Мерфи, когда ты ворвался в коттедж, ты был похож на загнанного волка. Ты готов был сорвать плоть с моих костей, только бы выжить. Но это вполне объяснимо. Во Вьетнаме твоя психика подвергалась колоссальным, нечеловеческим нагрузкам. Чем дольше я наблюдала за тобой, тем больше ты напоминал мне другого человека. Человека, который позволил посттравматическому стрессовому синдрому себя убить. Моего брата. — Она села и прислонилась спиной к стене рядом с ним.

Боль утраты сдавила грудь — так случалось всякий раз, когда она позволяла себе вспоминать о брате.

— Все домашние страдали почти так же, как он. Брат не мог удержаться на работе. Ночные кошмары не давали ему отдохнуть. И он очень болезненно реагировал на любое замечание о ветеранах. Если над ним подшучивали, бросался на обидчиков с кулаками. Много пил. Однажды вечером в каком-то загородном баре кто-то отпустил шуточку насчет его куртки с эмблемой роты и надписью на спине «Ветеран Вьетнама и горжусь этим».

Мак подтянула колени к подбородку и обхватила их руками.

— Полицейские заехали, чтобы сообщить нам, что он в городской больнице. Никогда не забуду выражение лиц родителей. Они не хотели, чтобы я ехала туда, но я поехала. Его сильно изранили ножом. Никогда не забуду, как он лежал на больничной койке. Все вокруг было белое, ослепительно белое. Мне наконец-то удалось остаться с ним наедине. Родители спустились вниз выпить кофе. Брат держал меня за руку. Я сказала: «Не разговаривай, Остин. Отдыхай. Тебе надо снова стать сильным». — Воспоминания всегда причиняли боль. И как всегда, она не удержалась от слез.

Мерфи крепко прижал ее к груди.

— А Остин усмехнулся и сказал: «Мак, там, куда я собрался, можно отдыхать сколько угодно. Не хочу, чтобы ты грустила. Это ничего не значит. Все кончилось уже давно. Не плачь, детка. Хочу запомнить, как ты мне улыбаешься». Я вытерла слезы и улыбнулась ему. Он поцеловал меня… и умер. Черт возьми, умер у меня на руках. Если бы ему поставили диагноз ПТСС, если бы кто-то смог ему помочь, он был бы сегодня жив и счастлив. Так что мне знакомы эти симптомы. Но ты держишься молодцом. У тебя крепче нервы, и ты более рассудительный, умеешь сдерживаться. И все же мне кажется, что у тебя тот же синдром.

— За меня не беспокойся. Со мной все в порядке. Я уже давно сам о себе умею заботиться.

— Я не могу не волноваться. Кого любишь, о том и заботишься. Любишь родственника, любишь друга, истинного друга. Любишь… Мерфи, я хочу видеть тебя счастливым. По-настоящему счастливым.

Он еще крепче обнял ее и ощутил, как ее энергия вливается толчками в его тело. Никто еще не затрагивал этих струн его души.

Маккензи прижималась к нему все крепче, наслаждаясь его близостью. Она придумает, как доказать ему, что ее чувство глубокое и подлинное, что оно не изменится.

— Я сейчас, — Она сделала движение, собираясь встать. Мерфн схватил ее за руку и снова усадил на пол рядом с собой.

— Нечего тебе бродить тут.

— Не буду, — заверила Мак. — Я недалеко. Не успеешь сосчитать до шестидесяти, как я вернусь.

Мерфи смотрел ей вслед. Она выскользнула за дверь, и он поймал себя на том, что считает: один, два, три, четыре… Черт побери, у него нет на это времени! Он должен выработать стратегию. Должен продумать тактику.

Пятьдесят восемь, пятьдесят… Синдром стресса! Ха!

Она уже вернулась и стояла перед ним, словно двенадцатилетняя девочка, у которой есть своя очень важная тайна. Мерфи смотрел на нее с восхищением. Ее лицо и руки были покрыты грязью. Впрочем, руки она прятала за спиной.

Господи, как ей нравилось смотреть на него! Видя его израненным и избитым, Мак представляла себе, как он выглядел во время боя. Разницы почти никакой, решила она. Осторожно, чтобы не сломать хрупкие стебли, протянули вперед руки, в которых были зажаты букеты лиловых цветов. Маккензи медленно опустилась перед Мерфи на колени и положила цветы ему на нога.

Сердце его судорожно сжалось. За всю свою жизнь он еще не встречал человека, который мог бы вот так… протянуть руку… и сжать его сердце, стиснуть с такой силой. Но эта женщина, эта женщина-ребенок, смотревшая на него с такой любовью в теплых зеленых глазах, возвращала его к жизни. Сам того не сознавая, он освободил свое сердце от пут, развязал веревки, стягивающие его душу. Впрочем, не до конца. Какая-то частица его «я» всегда будет оставаться прежней, принадлежащей только ему. Ему — и только ему. Но большая часть души освобождалась. Он не знал, задушить эту женщину или расцеловать.

Мерфи поднес ее пальцы, каждый по очереди, к своим губам и прижался к ладони поцелуем. Потом поцеловал запястье — пульс ее бился с удвоенной частотой. Потом сгиб локтя. И каждый из его поцелуев извлекал из ее груди тихий стон.

Она упала в его объятия и впилась губами в его губы. Ей хотелось снова ощущать бешеный вихрь чувств, соединиться с ним, слиться душой. Его огрубевшие от работы руки сумели своими ласками воспламенить ее тело.

Мерфи расстегнул пуговки на ее рубашке и положил руку на ее грудь. Она сливалась с его телом. Словно была создана и послана на землю специально для того, чтобы доставлять ему наслаждение. И чтобы он отвечал ей тем же.

Она восторгалась им, восторгалась его силой. Высокий и сильный, он ласкал ее, возбужденный ее руками, ее губами. И поразительно: он мог сделать ее своей одним лишь взглядом, движением руки, силой объятий.

Рассыпав по полу цветы и прижавшись к нему всем телом, она чувствовала, что теперь ничто на свете ей не угрожает. Она в безопасности, под защитой, окружена заботой и любима. Она ни за что, никогда не откажется от того, что он ей дал. Вместе, только вместе, своей любовью, они смогут противостоять всему этому дурацкому миру.

Он покрывал поцелуями ее лицо, ее шею и обнаженные плечи. Она прошептала:

— Люби меня, Мерфи, люби меня.

Мак почувствовала, как внезапно напряглось его тело. Почувствовала раньше, чем услышала… Хруст. Хруст ветки. И снова тот же звук. Уже чуть громче. Кто-то приближался к ним. Приближался очень тихо. И подходил все ближе.

Мерфи прикрыл ей рот ладонью.

Он говорил тихо, почти шепотом, излагая свой план, продиктованный ситуацией. Снова проснулся инстинкт, решения принимались мгновенно.

— Это может быть один из них. Или все трое. Когда начнется заварушка, выбирайся отсюда. Иди в гору и сворачивай к югу. Иди вдоль дороги, но держись под деревьями. Доберись до коттеджа и позвони в полицию. — Маккензи начала возражать, но Мерфи склонился к ней и поцелуем заставил ее замолчать. — Поверь мне. Я сумею о себе позаботиться, но я должен знать, что ты далеко отсюда.

Одна? Мысль о том, что придется одной пройти по этим жутким местам, вселяла в нее ужас. Ей было страшно. Сейчас даже больше, чем прежде. Страшно за него. Но она не подаст виду.

И все же в голосе ее звучало отчаяние:

— Когда все это кончится, ты от меня не сбежишь? Мерфи воспользовался последним мгновением, чтобы еще раз полюбоваться ею. Он коснулся ее волос, потом провел ладонью по ее щеке.

— Когда все это кончится, я закажу тебе в ресторане огромный бифштекс, и мы будем танцевать при свете свечей до рассвета.

Сердце ее бешено колотилось. Мысли путались. Перед внутренним взором возникла картина. На ней платье из тонкого шелка, струящееся при каждом движении. Платье цвета сапфира, переливающееся всеми оттенками голубого и синего, — и она в этот момент плавно покачивается в его объятиях. В ушах ее бриллианты, волосы же подняты над макушкой в высокой прическе и скреплены заколкой, которую можно легко вытащить, чтобы позже он разрушил прическу и смотрел, как ее прекрасные волосы, рассыпаются по плечам. Он будет чистым, отдохнувшим, в темно-сером костюме. От него будет исходить пряный запах одеколона, и он поведет ее на танцевальный пятачок, бережно держа за кончики пальцев. Она закружится в кольце его рук, и они сольются друг с другом в мире, созданном специально для них; они будут танцевать в мире романтической музыки, озаренные огоньками свечей. Люди будут смотреть на них и вздыхать. Вместе они прекрасны.

Присев рядом с Мерфи, Мак смотрела, как он осторожно выглядывает из окна, оценивая ситуацию. Ее первой мыслью была тревога за него, но, увидев выражение его лица, она успокоилась. И все же ей не хотелось расставаться с ним. Она могла покинуть Мерфи только ради него самого. Она предпочла бы остаться, но ради него должна уйти.

В нем снова пробудился инстинкт выживания. Он почувствовал, как она прильнула к его спине, крепко прижимая к себе. Но он всецело сосредоточился на одинокой фигуре, приближавшейся к дому с оружием в руках. Ему необходимо обезвредить этого человека раньше, чем тот успеет предупредить других. Держа наготове стилет, Мерфи отмерил себе двадцать секунд до начала операции. Но даже сейчас он понимал, в каком состоянии находится Мак, понимал ее чувства.

Какими словами объяснить ей, как много она для него значит? Что он любит ее больше всего на свете. Наверное, ему не найти нужных слов.

Кровь бурлила в жилах. Она так много хотела сказать ему, объяснить. Но времени уже не осталось. Мак выпрямилась, расправила плечи.

— Мерфи. До встречи.

Он тотчас же обернулся, наклонился, сгреб с пола пригоршню цветов и протянул ей.

— До скорого, леди. — И прижался губами к ее губам. Потом легонько оттолкнул ее. В глазах его сверкала ярость. — А теперь иди. Пора.

Мерфи устремился к двери. Маккензй вырвалась черным ходом. И тут же услышала чей-то возглас, шум борьбы и сдавленные проклятия. Услышала хруст костей. Она набрала в грудь побольше воздуха и бросилась бежать. Бежала, словно спасая жизнь. Его жизнь. Их жизни.

Салли уже готов был повернуть обратно и с удовлетворением отрапортовать Гарри, что никого не видел. И тут на него прыгнуло… какое-то чудовище. В следующее мгновение тяжелый ботинок раздробил ему коленную чашечку. Салли упал на землю.

Она бежала во весь дух, и ветки хлестали ее по лицу, до крови царапали руки. Этот звук, хруст костей, преследовал ее, оглушал, впивался в мозг.

Прижимая руки к разбитому колену, Салли катался по земле, Мерфи поднял его ружье и перекинул ремень через плечо. Глядя на этого человека, он подумал, что Маккензй, возможно, права насчет посттравматического синдрома. Он явно не ощущал угрызений совести.

— Где остальные?

Салли выл и мотал головой. Боль, какой он никогда прежде не испытывал, сводила его с ума. Он ждал выстрела, ждал пули, которую, по его расчетам, должен был сейчас схлопотать. Он даже хотел этого.

— Не знаю, парень. Ради Бога, пристрели меня, и покончим с этим!

— Убить тебя? Не дождешься. Будешь хромать всю оставшуюся жизнь — от камеры к столовке, на прогулку и обратно. Так что запомнишь меня. А теперь отвечай: где твои дружки?

Салли громко застонал. Затем, успев почувствовать облегчение, потерял сознание.

Наконец воцарилась тишина; лишь время от времени раздавался случайный шорох: то вспорхнет испуганная птица, то пробежит мелкий зверек. Мак решила, что надвигается буря. Остановившись, чтобы перевести дух, она прислонилась к стволу дерева. Взглянула на небо. «Молю тебя, Господи, защити его! Я хочу, чтобы он был со мной долго-долго».

Мерфи смотрел на лежавшего перед ним человека, только что потерявшего сознание. Приятно было ощущать холодную и тяжелую сталь оружия. Что ж, одного он обезвредил. Остались двое. Маккензи сейчас должна уже быть возле коттеджа. Она вызовет полицию, и всей этой истории скоро конец.

Близился вечер. Маккензи пробиралась к коттеджу, стараясь не показываться на открытых местах. В горле у нее пересохло, ее мучила жажда. Она смертельно устала, и ей казалось, она вот-вот рухнет на землю и сердце разорвется у нее в груди. Ноги болели и ныли; исцарапанные ветками руки жгло огнем.

Наверное, уже близко.

Теперь Мак узнавала повороты дороги — знакомые места. Она шла и чувствовала, как глаза ее наполняются слезами. Вот он! Уже видна крыша! Маккензи ускорила шаг, потом пустилась бежать из последних сил.

Промчавшись мимо стоявших на опушке деревьев, думая лишь о том, что все это вот-вот закончится, она взбежала на крыльцо и настежь распахнула дверь.

Направлявшийся из кухни в гостиную мужчина резко обернулся; похоже, он испугался не меньше, чем Маккензи.

«Не может быть!» Этот вопль, прозвучавший у нее в голове, едва не оглушил ее. Мак заставила себя повернуться и бросилась бежать.

Турк уронил на пол тарелку и рванулся следом за ней. Гарри убьет его, если он позволит этой девке убежать. Он нагнал ее и обхватил руками за талию. Оба упали на землю и покатились вниз по пологому склону.

— Нет! — вскрикнула Маккензи.

Она лягалась и кусалась, пытаясь вырваться. Кровь стучала у нее в висках; отчаяние придавало сил, заставляло бороться. Она услышала мужской голос — грубую брань. И тотчас же увидела занесенный над ней кулак. Мак почувствовала, что проваливается во тьму. Ее последняя мысль была о нем, о Мерфи.

Маккензи услышала смех. И казалось, где-то далеко кто-то очень веселый хлопал себя ладонями по коленям. Наконец тьма рассеялась, уступив место свету. И она вспомнила…

Гарри и Турк сидели за накрытым столиком. Каждый держал в руке по банке пива. Дом был завален мусором. Чуть приоткрыв глаза, Маккензи увидела на полу грязные бумажные тарелки и горы пустых банок из-под пива.

Она вломилась в коттедж вслепую — угодила прямо к ним в лапы. Тут же мелькнула мысль об опасности, грозившей Мерфи. Ведь он может прийти сюда, ни о чем не подозревая, так же как она.

Нет, он умнее. Но ей надо сделать так, чтобы этого не произошло. Она то и дело теряла сознание, погружаясь в безопасную темноту.

— Гляди, Турк, леди пришла в себя. Ну, лапочка. — Гарри подошел к кушетке и опустился рядом на корточки. Взял локон ее волос, подергал. — Что ты можешь сказать старине Гарри?

Этот голос. Он мгновенно вернул ее к реальности. «Сядь на ручную гранату» — это первое, что пришло ей в голову. Но тут же на ум пришло расхожее клише; угрожающим тоном — Мак сама не узнала свой голос — она проговорила:

— Вам это с рук не сойдет.

Гарри усмехнулся. Запрокинул голову, хлопнул себя ладонями по ляжкам и захохотал. Его смех подстегнул ее — разжег гнев и развеял страх.

— Ты слышишь, Турк? Слышишь, дружище? Нам это с рук не сойдет. — Он склонился над ней: — О нет, сойдет. И ты со своим дружком — вы не сможете нам помешать. Вас просто не станет.

Турк почувствовал, что волосы у него на затылке встали дыбом. Никаких мокрых дел. Вот что Гарри обещал им сначала. Но все изменилось. Все пошло не так. С каждой минутой он пугался все больше.

Грязные пальцы Гарри теребили воротничок ее рубашки. Скользнули под рубашку.

— Где же твой любовник?

Маккензи отвернулась и отпрянула к стене, когда он провел пальцами по расплывшемуся на ее щеке огромному синяку.

— Как только появится Салли, — самодовольно улыбаясь; обратился он к Турку, — мы возьмем эту маленькую мисс на прогулку. Так или иначе, малышка, тебе все равно придется умереть. Разве ты не предпочтешь умереть в его объятиях? Тебе не следовало водить меня за нос. Я бы с тобой обходился как следует. — Он положил руку ей на грудь, с силой стиснул ее.

Маккензи пришла в ярость. Резко приподнявшись, она выбросила вперед ноги, оттолкнув его. Схватив ее за плечи, он повалил девушку на кушетку. Затем уселся на нее верхом и низко склонился над ней.

— Не торопи события, дорогая. Прежде чем тебя прикончить, я собираюсь выяснить, чем же ты хороша, из-за чего мужчина готов рисковать жизнью, И заставлю его смотреть. Да. От начала и до конца.

У Турка кровь стыла в жилах. Он не в состоянии остановить Гарри, если уж тот по-настоящему завелся. Турку не хотелось в этом участвовать.

Он знал только один способ хоть на время остановить Гарри, отвлечь его от девушки. Деньги. Он выскользнул в спальню и поспешил обратно, прихватив с собой потрепанный саквояж.

Гарри, был ужасно тяжелый. Его намерения — яснее ясного. Она едва смогла сдержать крик, когда он расстегнул следующую пуговку на рубашке и провел своей шершавой ладонью по ее груди.

Но она не отвела от него взгляд, полный отвращения, и не молила о пощаде. И это очень ему не понравилось. Впрочем, когда все будет по-другому, он привяжет ее дружка к стулу и разложит эту девку на полу. Гарри сдавил ее голову своими огромными ручищами и впился ртом в ее губы.

Маккензи среагировала инстинктивно. Пусть руки у нее связаны за спиной, но остались еще плечи и колени, и она пустила их в ход, резко выбросив вперед ноги. Гарри скатился на пол. Вскочив на ноги, он замахнулся, но тут же опустил руку.

— Нет, я тебя не ударю. Твое время еще не наступило. Я тебя заставлю заплатить за это. Вас обоих заставлю.

Турк никогда так не обращался с женщинами, как Гарри с этой девушкой. Господи, у него самого мать и шесть сестер.

— Гарри, послушай. Давай побыстрее смоемся с деньгами. Уберемся отсюда подальше. Можно даже податься в Мексику. — Он улыбнулся, радуясь своей неожиданной идее.

Гарри одним прыжком пересек комнату и ударил Турка по лицу тыльной стороной ладони. Тот отлетел к стене. Держась одной рукой за щеку, Турк смотрел на Гарри. Другой рукой он прижимал к груди саквояж.

— Дурак! Грузовик-то у Салли. Да и тот парень… Он не оставит нас в покое, можешь быть уверен.

Где он? Должен быть где-то поблизости. Или направляется сюда.

— Ладно-ладно, миссис Пайк. Мы вызовем полицию. Тот старый, обшарпанный грузовик, о котором я вам говорил, все еще стоит у дороги. Но все же непонятно: что им здесь надо? Возможно, им что-то известно о местонахождении вашей сестры. Я уже и сам начал беспокоиться.

— Вы правы, черт возьми! Надо срочно вызвать полицию. И я надеюсь, что вы вместе с другими охранниками прочешете лес. И коттедж еще раз проверьте. Не имеет значения, что вы были там всего несколько часов назад. Найдите мою сестру. И поскорее. Я через час позвоню.

— Дайте нам хотя бы часа два-три. Не знаю, где я буду через час.

Роксана швырнула трубку на рычаг и обернулась к мужу:

— С ней что-то случилось. Возможно, в эту самую минуту ее истязают эти бандиты, что разъезжают в пикапе.

Дэнни погладил ее по волосам и принялся утешать. Он ни за что на свете не обнаружит своих истинных чувств. Необходимо показать ей свою силу и уверенность в благополучном исходе, хотя вся эта история ему очень не нравилась. Трое головорезов на свободе, а ее хорошенькая сестра, оставшаяся у озера одна, куда-то исчезла.

— Я все же позвоню брату.

— Я хотела позвонить родителям, но они очень далеко оттуда. О Господи, я этого не вынесу!

Джеб повернулся к коллегам-охранникам:

— Позвоню в полицию. Возможно, это те самые трое парней, которые ограбили магазин запчастей в Конкорде несколько дней назад. Они в бегах, как вы знаете. Пусть один из вас вернется к коттеджу. Остальные возьмут машины и будут патрулировать. Если увидите что-либо необычное, сообщите.

Джебу не пришлось повторять дважды. Почти все охранники видели трех типов в грузовике. Красивая женщина — лакомая добыча для этих негодяев, от таких всего можно ожидать.

Мерфи притаился в кустах неподалеку от дома. В окнах горел свет. И никаких признаков присутствия полиции. Должно быть, они в доме, вместе с ней. Оба. Он знал, где находится третий, и знал наверняка, что тот надолго выбыл из строя.

Бесшумно подобравшись к окну, он заглянул в комнату. В этот момент машина охраны подъехала со стороны дороги и, взвизгнув тормозами, остановилась перед коттеджем. Они пойдут прямо к двери и постучат. Необходимо, чтобы они убрались. Мерфи прыгнул обратно в кусты и снова затаился.

В машине находился только один охранник. Мерфи видел, как он выбрался из джипа и направился к коттеджу.

— Эй, иди сюда. Только тихо. — Он махнул рукой охраннику, приглашая присоединиться к нему, скрыться.

Охранник замер.

«О Боже, он принимает меня за одного из преступников!» — догадался Мерфи.

— Сюда, идиот! Похоже, у них там в заложниках девушка.

Человек в униформе по-прежнему стоял неподвижно, словно статуя. Занавеска на окне шевельнулась. Мерфи бросился на охранника, сбил его с ног страшным ударом справа и утащил в кусты.

Охранник попытался вырваться, но Мерфи, покончив со всеми сомнениями, поднял свой крепкий кулак и отправил беднягу в нокаут. Слишком многое было поставлено на карту, чтобы проявлять деликатность.

Мерфи понимал, что бандиты заметили патрульную машину и это их насторожило. Так что теперь их внимание будет всецело приковано к машине, и ему без помех удастся проникнуть в дом. Мерфи обошел угол дома и направился к черному ходу.